CC BY
69
С.А. Ковалевский
Проблема взаимодействия населения юга Западной и Средней Сибири в эпоху поздней бронзы*
Исследователи, занимающиеся вопросами происхождения культурных образований юга Западной Сибири в эпоху поздней бронзы, единодушны в том, что культурогенез на данной территории был непростым. В формировании корчажкинской и ирменской культур принимали участие в разной степени представители различных культурных образований. Перспективным является путь выявления этих культурных компонентов и выяснения причин, заставивших их носителей мигрировать на другую территорию. Одним из самых дискуссионных является карасукский компонент.
Роль карасукского компонента в культурогенезе древнего населения Кузнецкой котловины интересовала исследователей со времени раскопок первых памятников эпохи поздней бронзы на данной территории. Это объяснялось географической близостью Кузнецкой и Минусинской котловин. Сыграло свою роль и мнение М.П. Грязнова, который, исследовав позднебронзовые поселения Верхнего Приобья, отнес их к карасукской эпохе, выделив локальные варианты [1, с. 93-102; 2, с. 26-43].
Н.Л. Членова, выделив в 1955 г. ирменскую культуру, сделала вывод, что влияние карасукской культуры в формировании ирменской было лишь опосредованным [3, с. 38-57]. Впоследствии Н.Л. Членова пришла к выводу, что карасукоидный компонент в ирменской культуре не восходит к карасукской культуре Минусинской котловины. Исследовательница предполагает, что прародиной этого компонента могли быть культуры эпохи бронзы Казахстанских степей [4, с. 75-77].
В разные годы об участии карасукского населения Минусинской котловины в формировании ирменской культуры писали А.П. Уманский, М.Ф. Косарев, Т.Н. Троицкая, В.И. Матющенко, В. А. Зах, О.И. Новикова [5, с. 22-26; 6. с. 169-175; 7, с. 32-46; 8, с. 18; 9, с. 57-66; 10, с. 17-20]. По мнению всех этих исследователей, карасукское влияние было второстепенным и не оказало существенного воздействия на ирменский культурогенез. В.И. Молодин, отрицая влияние карасукского населения на формирование ирменской культуры, признал существование прямых связей между этими культурами на востоке ирменско-го ареала [11, с. 140].
Особенностью исследования ирменской культуры на территории Кузнецкой котловины в 1950-1990 гг. было преимущественное изучение лишь одной категории памятников - курганных могильников. Они рас-
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ №07-01-00527а.
капывались усилиями Южно-Сибирской, Кузбасской и Кузнецкой археологических экспедиций преимущественно в западной части Кузнецкой котловины, на территории Присалаирья. Соответственно, почти все выводы и культурно-исторические реконструкции делались исследователями на основании погребальнопоминального обряда и специфических предметных комплексов.
В 1950-1960-х гг. А.И. Мартыновым были раскопаны курганы эпохи поздней бронзы у сел Иваново-Родионово, Пьяново и Тарасово. Эти материалы позволили А.И. Мартынову выделить инской вариант карасукской культуры [12, с. 122-133; 13, с. 164-182].
Дальнейшее исследование памятников эпохи поздней бронзы на территории Кузнецкой котловины позволило Д.Г. Савинову и В.В. Боброву отнести их уже к инскому варианту ирменской культуры и конкретизировать степень карасукского воздействия. Д.Г. Савинов и В.В. Бобров в публикации материалов Титовского курганного могильника высказали свое мнение о процессах культурогенеза в эпоху поздней бронзы на территории Западной Сибири. Карасукский компонент, по их наблюдениям, проявился на территории Верхней Оби в обряде погребения (каменные ящики и каменные курганы), керамике (круглодонная посуда), приемах ее орнаментации (несколько рядов треугольников, обращенных вершинами вверх, гирлянды). Авторы публикации посчитали, что кара-сукские черты на данной территории, скорее всего, следует рассматривать как результат миграции какой-то части карасукского населения из Минусинской котловины [14, с. 61]. Карасукское происхождение бронзовых предметов из ирменских комплексов было дополнительно аргументировано Б.Н. Пяткиным, опубликовавшим результаты спектральных анализов из Титовского могильника [15, с. 63-65].
В более поздней публикации материалов того же могильника Д.Г. Савинов и В.В. Бобров высказали мнение, что ирменские аналоги карасукским вещам не являются точной копией карасукских прототипов, а в значительной степени уже переработаны в местной среде и, следовательно, в них стоит видеть результат не миграции, а диффузии. Важным наблюдением стало, что все предметы из Титовского могильника находят аналогии в карасукских памятниках заключительного каменноложского этапа (по периодизации М.П. Гряз-нова), что, по мнению исследователей, может свидетельствовать о продвижении групп карасукских
племен через горные перевалы в районе верховий реки Томи из минусинских степей в бассейн реки Ини. В качестве причины этого расселения называлось появление в Минусинской котловине раннетагарских племен с юга [16, с. 134-135]. Таким образом, впервые было установлено, что ирменское население Кузнецкой котловины взаимодействовало с позднекарасукским населением каменноложского этапа ( по периодизации М.П. Грязнова) или с населением самостоятельной лу-гавской культуры (по терминологии Н.Л. Членовой).
Последующие исследования погребально-поминальных памятников ирменской культуры подтвердили наличие имевшихся в древности контактов ирменского и лугавского населения [17, с. 91-92; 18, с. 67-70]. Палеоантропологические исследования также подтверждают близость краниологической серии могильного комплекса Журавлево и серий карасукской и лугавской культур [17, с. 133].
Нами в специальной работе были обобщены признаки карасукского влияния, проявившиеся в ирмен-ском погребально-поминальном обряде Кузнецкой котловины [19, с. 80]. К ним относятся: 1) традиция оформления отдельных погребений в форме каменных ящиков; 2) традиция изготовления ножей с кольцевыми навершиями; 3) шилья; 4) бляхи и бляшки большинства типов; 5) лапчатые подвески; 6) пронизки; 7) пастовые бусы; 8) щитковые перстни с двумя коническими выступами; 9) горшки с округлым или уплощенным дном; 10) упрощенность и обедненность их орнаментальной схемы; 11) отсутствие орнаментации в зоне венчика.
Изучение другой категории источников - поселенческих комплексов эпохи поздней бронзы на территории Кузнецкой котловины и сопредельных территориях расширило представления о характере и механизмах межкультурных коммуникаций.
Связи населения собственно карасукской культуры с населением андроноидных культур Верхнего Приобья и сопредельных территорий, включая и Кузнецкую котловину, неоднократно отмечались исследователями. Так, изучение свиты андроноидных культур юга Западной Сибири, к числу которых относится и корчажкинская культура, позволили В.В. Боброву выделить карасукско-бегазы-дандыбаевскую культурно-историческую общность [20, с. 68-71].
Важным событием стало исследование на территории Мариинско-Ачинской лесостепи смешанного ирменско-лугавского поселения Тамбарское водохранилище, где наряду с типично ирменскими и лугав-скими сосудами обнаружена и синкретичная керамика, свидетельствующая о периоде сосуществования этих двух культур [21, с. 143-180].
Позднее В.В. Бобров, С.В. Кузьминых и Т.О. Теней-швили в монографии, посвященной изучению древней металлургии лугавской культуры, констатировали неоднородность химического состава ирменского ме-
талла и сделали вывод о том, что сплавы ирменского металла из Кузнецкой котловины ориентированы на сырье из Саянских горно-металлургических центров [22, с. 71-72].
В 1990-е гг. в восточной части Кузнецкой котловины, на территории Верхнего Притомья, были исследованы ирменские поселения, содержащие особую группу сосудов. Эта группа керамики была выделена Ю.В. Шириным по материалам поселения Аба-1 и находит, по его мнению, стилистические аналогии в орнаментации керамики лугавской культуры. По информации исследователя, лугавская культура была распространена в восточных предгорьях Кузнецкого Алатау. Ю.В. Ширин отмечает смешение лугавских и ирменских орнаментальных традиций, объясняя это возможными обменными и брачными контактами населения восточных и западных предгорий Кузнецкого Алатау [23, с. 174].
К настоящему времени поселений, содержащих лугавскую керамику или местную керамику, подвергшуюся лугавскому влиянию, известно уже больше. Это ирменские поселения Притомья (Аба-1, Красули-но-5, Прорва-2) и андроноидные поселения Верхнего Приобья (Ордынское-12) и Северо-Восточного При-салаирья (Саратовка-6). В материалах этих поселений встречается керамическая посуда, отличная от местной андроноидной и ирменской керамики. Исследуемые горшки имеют прямой или отогнутый венчик. В одном случае венчик был заметно утолщен. Орнамент этих сосудов занимает преимущественно зоны венчика и шейки. Основная орнаментальная композиции такой посуды расположена в зоне шейки. Ее составляют широкие желобки, на которые в шахматном или произвольном порядке наносились группы вертикальных или косых насечек. Верхний край венчика украшался рядом вертикальных насечек, косой сеткой или был свободен от орнаментальных построений. На некоторых сосудах в зоне плечика встречаются ряды ямок, резные зигзаги, оттиски вертикального гребенчатого штампа.
Анализ географического расположения поселений, в материалах которых была зафиксирована сходная с лугавской керамика, демонстрирует их преимущественное расположение на границе лесостепи с западными предгорьями Кузнецкого Алатау (Красулино-5, Аба-1, Прорва-2) или Восточного Присалаирья (Са-ратовка-6). Это свидетельствует о том, что население, изготовлявшее и использовавшее эту керамическую посуду, занимало экологические ниши, близкие тем, что были покинуты в процессе перемещения (восточные предгорья Кузнецкого Алатау). Вероятно, это было связано с ведением мигрантами традиционной хозяйственной деятельности.
Возможным объяснением причины миграции каких-то групп лугавского населения в Кузнецкую котловину и Верхнее Приобье следует считать ведение
торгово-обменных операций. Лугавским импортом был лом бронзовых изделий, шедший на переплавку и изготовление различных необходимых предметов, адаптированных к потребностям местного населения. Однако часть импортных изделий напрямую использовалась «ирменцами» (ножи, перстни, лапчатые подвески, бляхи и т.п.), что неоднократно отмечали исследователи.
Не исключено, что мигранты могли выполнять и производственные функции, выступая в роли металлургов-литейщиков. Следы бронзолитейного производства были выявлены на двух поселениях, исследованных Ю.В. Шириным, - Красулино-5 и Аба-1. Так, на поселении Аба-1 в результате раскопок был вскрыт очаг наземного жилища, содержавший следы бронзолитейного производства. Возле очага найдены обломки двух толстостенных ошлакованных тиглей, которые использовались, судя по находкам капель бронзы в заполнении очага, для переплавки бронзового лома. Кроме этого, найдены ошлакованные стенки от трех горшков, которые, видимо, также использовались в качестве тиглей. Здесь же найдены обломки нескольких глиняных форм для отливки бронзовых предметов (шила, двух плоских браслетов с шишечками на концах, небольшого топора-кельта) [23, с. 171].
Социально-экономические и этнокультурные контакты населения Кузнецкой котловины с восточными соседями, видимо, носили долговременный характер и продолжались и в переходное время от бронзы к железу. Н.Л. Членова, давая характеристику городищу Маяк, указывает, что в материалах этого памятника есть керамика, темным цветом и отделкой почти идентичная татарской [24, с. 93]. И.В. Окуневой и Ю.В. Шириным по материалам этого же памятника выделяется керамика, сходная с раннетагарской. Исследователи предполагают возможные связи населения Верхней Томи с раннетагарским населением [25, с. 12].
Таким образом, можно говорить о наличии устойчивых связей, существовавших в различные эпохи между населением Минусинских котловин и их западными соседями. Влияние карасукского, явно ощущавшегося в постандроновское время, и лугавского, фиксируемого в позднекорчажкинских и ирменских памятниках (вплоть до переходного времени), компонентов прослеживается до Верхнего Приобья. Наиболее перспективным в отношении дальнейшего выявления механизма межкультурных коммуникаций является исследование памятников эпохи поздней бронзы - переходного времени Верхнего и Среднего Притомья, а также Мариинско-Ачинской лесостепи.
Библиографический список
1. Грязнов, М.П. Некоторые итоги трехлетних археологических работ на Верхней Оби / М.П. Грязнов // КСИИМК.
- М., 1952. - Вып. ХЬУШ.
2. Грязнов, М.П. История древних племен Верхней Оби / М.П. Грязнов // МИА. - 1956. - №48.
3. Членова, Н.Л. О культурах бронзовой эпохи лесостепной зоны Западной Сибири / Н.Л. Членова // Советская археология. - М., 1955. - №23.
4. Членова, Н.Л. Роль миграций в сложении карасукской и ирменской культур Сибири / Н.Л. Членова // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. - Барнаул, 1994.
5. Уманский, А.П. Могильник карасукского времени у ст. Плотинная по аварийным раскопкам 1968 года /
А.П. Уманский // Археология и краеведение Алтая. - Барнаул, 1972.
6. Косарев, М.Ф. О происхождении ирменской культуры / М.Ф. Косарев // Памятники каменного и бронзового веков Евразии. - М., 1963.
7. Троицкая, Т.Н. Карасукская эпоха в Новосибирском Приобье / Т.Н. Троицкая // Бронзовый и железный век Сибири. Древняя Сибирь. - Новосибирск, 1974.
- Вып. 4.
8. Матющенко, В.И. Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Еловско-ирменская культура / В.И. Матющенко // Из истории Сибири.
- Томск, 1974. - Вып.12.
9. Зах, В. А. Эпоха бронзы Присалаирья (по материалам Изылинского археологического микрорайона) / В. А. Зах.
- Новосибирск, 1997.
10. Новикова, О.И. Эволюция декоративно-морфологических типов керамики ирменской культуры (по материалам поселения Милованово-3) : автореф. дис. ... канд. ист. наук / О.И. Новикова. - Новосибирск, 1998.
11. Молодин, В.И. Бараба в эпоху бронзы / В.И. Моло-дин. - Новосибирск, 1985.
12. Мартынов, А.И. Новый район карасукской культуры / А.И. Мартынов // Советская археология. - 1964. - №2.
13. Мартынов, А.И. Карасукская эпоха в Обь-Чулымском междуречье / А.И. Мартынов // Сибирский археологический сборник. - Новосибирск, 1966.
14. Савинов, Д.Г. Титовский могильник (к вопросу о памятниках эпохи поздней бронзы на юге Западной Сибири) / Д.Г Савинов, В.В. Бобров // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. - Новосибирск, 1978.
15. Пяткин, Б.Н. Результаты спектральных анализов бронзовых предметов из могильника Титово-1 / Б.Н. Пяткин // Древние культуры Алтая и Западной Сибири. - Новосибирск, 1978.
16. Савинов, Д.Г. Титовский могильник эпохи поздней бронзы на реке Ине / Д.Г Савинов, В.В. Бобров // Проблемы западно-сибирской археологии. Эпоха камня и бронзы.
- Новосибирск, 1981.
17. Бобров, В.В. Могильник эпохи поздней бронзы Жу-равлево-4 / В.В. Бобров, Т.А. Чикишева, Ю.И. Михайлов.
- Новосибирск, 1993.
18. Бобров, В.В. Гипотеза об инкорпорантах в ирменском обществе Кузнецкой котловины / В.В. Бобров, В.С. Горяев // Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. - Барнаул, 1997.
19. Ковалевский, С. А. Погребально-номинальные комплексы ирменской культуры на территории Кузнецкой котловины / С.А. Ковалевский. - 2-е изд., дон. и иснр.
- Кемерово, 2006.
20. Бобров, В.В. Культурная принадлежность и хронология памятников предандроновского времени и поздней бронзы Обь-Чулымского междуречья / В.В. Бобров // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. - Барнаул, 1988.
21. Членова, Н.Л. Смешанные лугавско-ирменские памятники района Кузнецкого Алатау / Н.Л. Членова,
В.В. Бобров // Проблемы археологии Евразии. - М., 1991.
22. Бобров, В.В. Древняя металлургия Среднего Енисея (лугавская культура) / В.В. Бобров, С.В. Кузьминых, Т.О. Тенейшвили. - Кемерово, 1997.
23. Ширин, Ю.В. Типы поселений эпохи поздней бронзы и «переходного периода» на юге Кузнецкой котловины / Ю.В. Ширин // Аридная зона юга Западной Сибири в эпоху бронзы. - Барнаул, 2004.
24. Членова, Н.Л. Памятники конца энохи бронзы в Западной Сибири. Поселения энохи перехода от бронзы к железу в Западной Сибири / Н.Л. Членова. - М., 1994.
25. Окунева, И.В. Поселения энохи раннего железа в Томь-Кондомском предгорном районе / И.В. Окунева, Ю.В. Ширин // Кузнецкая старина. - Новокузнецк, 1999. -Вып. 4.
