CC BY
147
Не называя анархизмом своего учения, он называет таковым учение, которое ставит себе целью достижение жизни, освобожденной от правительства, путем насилия, полагая, что попытки насильственного свержения правительств приводят к установлению ещё более жестоких режимов, что вообще невозможно насильственное преодоление государства. По Толстому, люди, «загипнотизированы правительствами», и «для уничтожения правительственного насилия есть только одно средство: воздержание людей от участия в насилии»1. Толстой писал, что для «уничтожения правительств» нужно только одно - чтобы люди поняли, что чувство патриотизма, которое поддерживает государство, «есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное - безнравственное». Как только люди это поймут, государство распадется.
Л. Толстой ставит проблему уничтожения всякой власти, всякого насилия, всякой государственности на глубокую почву, изобличая религиозные корни анархизма.
Одним из крупнейших и оригинальных анархических мыслителей выступает Алексей Алексеевич Боровой, сумевший подвергнуть глубокому пересмотру и обновлению основы анархического мировоззрения. Так, по мнению известного современного исследователя русского анархизма - С.Ф. Ударцева, А.А. Боровой является крупнейшим представителем «постклассического анархизма» в России2.
Основными идейными источниками мировоззрения Борового были философия Анри Бергсона, практический опыт революционного синдикализма на Западе, русская художественная, социологическая и философская литература и анархические учения Макса Штирнера и Михаила Бакунина. В своих работах «Анархизм» (1918), «Личность и общество в анархистском мировоззрении» (1920), « Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм» (1906) Алексей Боровой стремился углубить философию анархизма и расширить его теоретические перспективы, подвергнуть его самокритике и придать ему динамизм и открытость. Он поставил и всесторонне рассмотрел вопрос о философских основах анархизма (в сравнении с либерализмом и государственным социализмом), разработал учение о личности и о невозможности конечного идеала в анархическом мировоззрении, дал новую интересную критику философии марксизма, обратился к возрождению бакунинского наследия, пытался преодолеть крайности чисто индивидуалистического и чисто социалистического направлений в анархизме, сочетав идеи Бакунина с идеями Штирнера и осуществив «прививку» социализма к индивидуализму и «прививку» индивидуализма - к социализму. Боровой отдал должное обществу, но провозгласил примат личности, как высшей ценности анархического миросозерцания.
Таков обзор ключевых источников антиэтатических политико-правовых воззрений, внесших значительный вклад в формирование отечественного анархического мировоззрения. Далее в настоящем исследовании при рассмотрении проблематики власти государства и права в трудах отечественных теоретиков анархизма характеристика источников будет продолжена и дополнена описанием второстепенных, но не менее значимых теоретических концепций.
В.Г. Семенова
ПРОБЛЕМА ТОЖДЕСТВА И СИНОНИМИЯ
Проблема синонима - одна из старейших в филологической науке. Человеческая мысль интересуется ею около двадцати четырех столетий - начиная с софиста Продика, учителя Сократа, и кончая лингвистами наших дней. С момента появления самого термина «синонимы» (от греч. ЗупопушоБ - одноименный), введенного еще античными греческими философами, споры о характеристике функций синонимов, об их роли в языковом общении не утихают и по сей день. Даже
1 Толстой Л.Н. Патриотизм и правительство. Женева, 1900. С. 74.
2 Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М., 1994. С. 257.
среди наиболее видных семасиологов настоящего времени нет единого мнения по этому вопросу. Можно спорить о том, повлияла ли на научную традицию составленная древними греками характеристика синонимов как слов, близких по значению, но, отдавая должное наблюдательности, а также изобретательности наших предков, заметим, что данное ими определение осталось практически без изменения до настоящего времени.
В XVII - XIX вв. русские филологи предприняли попытку рассмотреть как теоретические, так и практические вопросы этой проблемы. В результате этого в свет начинает выходить целый ряд теоретических статей, заметок и наблюдений. Первым русским трудом, в определенной мере затрагивающим понятие «синоним», является «Лексикон славеноросский и имен толкование» Павлы Берынды, вышедший в Киеве в 1627 году. В 1783 году был составлен Д.И. Фонвизиным первый словарь под названием «Опыт Российского сословника». Словарь был очень маленьким и содержал всего 32 синонимических ряда, включающих приблизительно 110 слов.
Во второй половине XIX века интерес к синонимии резко снизился и возобновился только лишь в XX веке. Можно отметить, что в это время наблюдается непрерывный и нарастающий поток новых (порой совершенно бессистемных) теоретических работ. И, несмотря на то, что в настоящее время существует много работ по проблемам синонимии, преимущественно теоретического характера, большинство лингвистов вынуждены признать это понятие одним из наименее разработанных в современной семасиологии. Все разыскания в области синонимов не привели ни у нас, ни за рубежом к созданию сколько-нибудь цельной теории синонимии. Уже из этого следует, что лингвисты до сих пор расходятся в определении синонимов, в характеристике их признаков и основных функций, в способах установления синонимических отношений между словами. Приведем некоторые мнения на этот счет. «При кажущемся единодушии в определении синонимов как слов тождественных и слов, близких по значению (подавляющее большинство лингвистов придерживается этой характеристики, ясной также и для носителей языка), отношение к материалу, его анализ обнаруживают различное понимание и различную трактовку «тождества» и «близости» значений слов-синонимов» [1, 4]. С.Г. Бережан по этому поводу говорит следующее: «До сих пор нигде нельзя найти однозначного ответа на вопрос о том, какие лексические единицы следует считать все-таки по-настоящему синонимичными, какова вообще природа синонимических отношений и каковы истинные пределы синонимии» [2, 3].
Трудно предположить, почему так происходит: в силу того, что проблема синонима ставится в зависимость от другой проблемы - проблемы понимания природы лексического значения слова, которая также решается различно, или потому что «сущность синонимов, равно как объем и структура синонимического ряда, определяется теми признаками, на основании которых синонимы отождествляются и дифференцируются...» [3, 16], или в силу того, что не менее важным в характеристике синонимов представляется вопрос о разграничении языка и речи.
Все это свидетельствует о том, говоря словами А.П. Евгеньевой, что «проблема требует дальнейшего изучения, так как она весьма обширна и связана со многими другими проблемами языка, поэтому для ее решения необходимо привлечение значительно большего количества фактов, чем это делалось ранее, а также рассмотрение синонимии в связи с другими явлениями» [4, 3]. С этих точек зрения в разных исследовательских направлениях мы и попытаемся подойти к изучению явления синонимии, а поэтому нами будут рассмотрены основные признаки синонимии слов, анализ которых необходим для более четкой ориентации в материале.
Прежде чем перейти к рассмотрению определений синонимов, уместно напомнить, что еще Аристотель говорил: «Определение бывает только у сущности. Определение есть словесное обозначение сути бытия. Определение, это - формулировка понятия» [5, 119, 126].
Среди множества самых разнообразных определений можно выделить четыре основных типа:
1. Определения первого типа характеризуют синонимы как слова, различающиеся по звучанию, но одинаковые или близкие по значению. Этот тип определений наиболее распространен.
2. Другой тип определений характеризует синонимы как слова, способные заменить друг друга в одном или, во всяком случае, сходных контекстах без ощущения заметного различия по смыслу. Такое определение дает, например, Л.А. Булаховский.
3. Иногда синонимами считают слова, обозначающие одно и то же понятие (А.Н. Гвоздев и др.).
4. Четвертым типом является определение синонимов как слов, обозначающих одну и ту же вещь (Н.М. Шанский и др.).
Рассмотрим определения всех этих типов.
Большинство лингвистов считают, что в первом определении допускаются по крайней мере две неточности:
- В языке очень немного одинаковых по значению слов.
В чем же состоит основная особенность абсолютно идентичных синонимов, определяющая их место в системе языка?
Ряд ученых, в том числе А.Б. Шапиро, выводят за пределы синонимии абсолютно равнозначные слова, характеризуя их как явление нетипичное, чуждое синонимии. В.Н. Цыганова, например, отмечает, что понимание синонимов как слов, тождественных по смыслу, «наталкивается на упорное сопротивление языковой действительности» [6, 170]. Это происходит в силу ряда причин: «часто эмоциональная окраска слова тесно переплетается с его значением и накладывает отпечаток на смысловую сторону слова, а различие в употреблении (признающееся сторонниками критерия смыслового тождества) может означать сдвиг в значении» [6, 170]. Наконец, слова становятся синонимами потому, что «явления, обозначаемые ими, находятся в тесной связи и могут легко переходить одно в другое» [6, 170]. Л.Ш. Тлюстен справедливо говорит о том, что, «называя одно и то же явление, синонимы называют его по-разному - или выделяя в нем различные стороны, или характеризуя его с различных точек зрения. Поэтому синонимы, как правило, не являются словами абсолютно идентичными друг другу как в отношении семантики, так и в отношении своих эмоционально-стилистических свойств» [7, 166].
А.В. Лагутина подчеркивает, что «подвижность границ абсолютной синонимии, специфическое ее положение в лексике литературного языка еще не дают авторитетных оснований для того, чтобы определять это явление как вредное или нежелательное. Это одно из многочисленных языковых явлений, характеризующихся диалектичностью лексических взаимоотношений, имеющее свои положительные и отрицательные стороны, и попытки его осуждения можно было бы сравнить с осуждением недостаточной стройности, дублетности и непоследовательности падежной системы или глагольного формообразования» [8, 128-129]. Г.Е. Мальковский, в свою очередь, отмечает, что наличие равнозначных слов в языке - отнюдь не случайное явление, так как чем больше количество равнозначных слов, «тем шире база для образования новых понятий, тем устойчивее равновесие семантики новых форм. Наличие равнозначности позволяет словам терять часть своих старых значений за счет укрепления новых» [9, 132-133].
У абсолютных синонимов различия в семантике и стилистических показателях «сведены к нулю, близость значений переходит в тождество, и синонимы становятся лексическими дублетами» [10, 118]. В основном синонимы такого рода существуют или как параллельные научные термины (лингвистика - языкознание, орфография - правописание), или как однокорневые образования с синонимическими аффиксами (убогость - убожество, сторожить - стеречь).
А.В. Лагутина выделяет три аспекта одноплановости абсолютной синонимии:
1) семантический (их предельная семантическая равнозначность);
2) стилистический (отсутствие у них стилистических различий);
3) темпоральный (их существование лишь в синхронных языковых пластах) [8, 121-129].
По-видимому, эти критерии и определяют место абсолютных синонимов в системе языка. «Их существование в языке оправдано только его развитием и представляет собой обычно явление временное» [11, 24]. В этой связи необходимо отметить, что данная группа слов не остается все время неподвижной и неизменной. В большинстве случаев с течением времени абсолютные синонимы, если они не исчезают, а остаются бытовать в языке, расходятся, претерпевая семантико-стилистические сдвиги, превращаясь либо в синонимы в полном смысле этого слова, либо в слова, в синонимических отношениях не находящиеся.
Таким образом, равнозначность способствует возникновению новых языковых единиц, поэтому существование абсолютных синонимов, по-видимому, вполне реально в том смысле, что они почерпнуты в конечном счете из реальной жизни. Однако в диалектике понятие тождества означает полное совпадение вещей или явлений как по внешней форме, так и по внутренним характеристикам (что практически не встречается, хотя теоретически и допустимо). В идеале, как мы полагаем, рассматриваемый подход должен отвечать следующим требованиям: синонимами должны являться только те слова, которые в определенном смысле становятся неразличимыми, т. к. происходит своего рода идентификация предмета (явления, действия) с самим собой. А у слов-синонимов, как известно, звуковая оболочка слов оказывается различной. По-видимому, когда говорится об одинаковости значений у синонимов, обычно имеется в виду одинаковость в целом, наиболее существенном. Не обсуждая преимуществ и недостатков употребляемых здесь терминов, нельзя не подчеркнуть следующее: во всех случаях все зависит от того, как сторонники этого определения понимают сам термин «значение».
- Нет четкости и единого понимания понятия «близость значений». А.А. Уфимцева по этому поводу говорит следующее: «Несмотря на то, что приведенное выше определение понятия синонима является наиболее полным, строго говоря, оно ничего не дает в теоретическом плане, и совсем мало в плане практических рекомендаций пользующемуся синонимическими средствами родного или чужого языка» [12, 28]. А вот мнение С.Г. Бережан: «Близость значений сопоставляемых лексических единиц - это, однако, столь условный критерий, что уже само признание возможности определять синонимы на его основе порождает полнейший произвол в восприятии того лексического явления, которое принято именовать синонимией, приводит к стиранию реальных пределов того, что называется синонимическим рядом» [2, 36].
Как это ни парадоксально, действительное положение таково, что «те слова, которые в приведенной выше дефиниции синонима должны нести максимум информации при определении неизвестного, настолько относительны и неопределенны, что позволяют вкладывать в каждое из них субъективное, совершенно различное понимание» [12, 28]. Масштаб затруднений в осознании понятия «близость значений» виден уже из того факта, что лингвистами по-разному понимается понятие «значение слова».
Понятие «значение слова» также не является в современном научном обиходе однозначно интерпретируемым. Несмотря на расхождения между подходами при определении значения слова, имеется и известный минимум представлений, общий для них всех. В этот минимум входит «стремление перейти от атомарности через молекулярность к всеобщности: от значения отдельного слова, традиционно трактуемого с позиций логической семантики, через признание сложного взаимодействия языковых и энциклопедических знаний к пониманию того, что для человека значение слова функционирует не само по себе, а как средство выхода на личностно переживаемую индивидуальную картину мира во всем богатстве ее сущностей, качеств, связей и отношений, эмоционально-оценочных нюансов и т. к.» [13, 134].
Именно благодаря наличию различий между синонимами они и оказываются в состоянии выразить одну и ту же мысль, но по-разному.
В связи с тем, что определение синонимов, основанное на понятии «близость значения», не принималось многими лингвистами, возникла потребность в новых способах объяснения языко-
вых единиц, эквивалентных по смыслу, «и уже самые ранние поиски надежной операционной основы для установления факта синонимичности двух слов привели к формулировке по существу дистрибутивного критерия синонимичности - взаимозаменимости синонимов в одном и том же контексте без (заметного) различия по смыслу, хотя и с возможными стилистическими и иными различиями» [14, 218]. Однако выделение и этого критерия тоже вызвало бурную реакцию лингвистов и логиков, не прекращающуюся по сей день.
Согласно этому принципу, в каждом выражении любой знак-символ можно заменить на какой угодно знак-символ, обозначающий тот же самый денотат [15]. Если а = в, то это означает, что у а и в один и тот же денотат. Следовательно, в утверждении а = с вместо а можно взять в, получив в = с.
По отношению к явлению синонимии термины «взаимозаменяемость» и «тождество сочетаемости» используются неоднозначно. А.П. Евгеньева, например, в содержании этих понятий не усматривает качественного различия, а видит лишь различие в степени ограниченности и типизированности взаимозаменяемости, поэтому они рассматриваются ею как тождественные.
Наблюдается и мнение, противоположное данному. Признавая сложность значения слова в плане синтагматическом, П.В. Чесноков констатирует, что «синтагматическая структура значения слова - это единство всех его значений, стоящих в одном ряду в смысле совместимости их реализации, взаимосочетаемых, но не взаимозаменяемых» [16, 91]. На этом основании в этих понятиях все-таки следует усматривать различия.
Для начала необходимо определить сами понятия «дистрибуция» и «взаимозаменимость». Взаимозаменимость известна в двух вариантах - сильном и слабом. Сильный критерий взаимозаменимости, который, по существу, и является принципом взаимозаменимости, использовал С. Ульман, который определял синонимы как слова, «идентичные по значению и взаимозаменимые в любом контексте» [цит. по: 8, 218]. Курьезность ситуации заключается, однако, в том, что, к сожалению, этому условию не удовлетворяет ни одна пара слов, зачисляемых в разряд синонимов. Поэтому вполне справедливым следует признать замечание Ю.Д. Апресяна о том, что «чересчур жесток избранный исследователем критерий синонимичности» [8, 219]. Здесь можно сослаться и на мнение А.Б. Шапиро, который считал, что «один лишь признак взаимозаменяемости не может служить основанием для признания слов синонимами» [17, 75]. Однако это не значит, конечно, что этот критерий не является достоверным и что с его помощью невозможно постичь существенное в явлении.
Рассмотрим, каковы же те условия, которые делают этот критерий научно состоятельным. Г.П. Галаванова взаимозаменимость понимает «как возможность, с одной стороны, семантической замены вступающих в синонимические отношения слов, с другой - как возможность употребления одного слова вместо другого в одинаковых или частично совпадающих по характеру лексической сочетаемости контекстах» [18, 113]. Из этого следует весьма важное заключение: взаимозаменимость должна рассматриваться в тесной связи со значением. Но если взять данный критерий сам по себе, вне его отношений с другими критериями, т. к. придать ему как бы самостоятельное значение и анализировать без определения его места в общей системе других важнейших характеристик, - значит превратить его в абсолют, лишить научности.
Воспользуемся определением, предложенным З. Xаррисом, который считает, что дистрибуция элемента - это «сумма всех окружений, в которых он встречается, то есть сумма всех (различных) позиций элемента относительно других элементов» [цит. по: 19, 15-16]. В.А. Звегинцев, Ю.Д. Апресян определяют синонимы как слова, для которых характерно тождество сочетаемости, «идентичная формула дистрибуции». Не возражая против такого определения в общем плане, мы тем не менее согласны с теми, кто считает, что оно нуждается в уточнении. Существенная слабость его состоит, по словам А.П. Евгеньевой, в том, что оно зависит «а) от определенного конкретного случая, б) от той модели (более или менее устойчивой и типической), которая употреб-
лена, в) наконец, от контекста, понимая его в широком смысле» [1, 10]. Несостоятельным оказывается также и то положение сторонников этой точки зрения, что «едва ли возможно собрать и описать все условия и все модели, в которых проявляются синонимические отношения слов, чтобы установить их зависимость и взаимообусловленность» [1, 10-11].
В.А. Гречко, признавая определенную ценность данного критерия, в то же время справедливо критикует его, отмечая его недостаточность, так как подобные модели не рассчитаны на исчерпывающее описание, потому что «под одну и ту же «формулу дистрибуции» могут подходить разные слова (например, существительные отвлеченные, конкретные, обозначающие вещество и пр.), что должно быть особо зашифровано» [20, 166]. Поэтому «для лингвистического, а следовательно, системного, изучения и выяснения причин синонимии такая процедура недостаточна. Синонимия оказывается глубоко структурным явлением, связанным с другими сторонами языка» [20, 165]. Отмечая этот критерий в качестве дополнительного (А.П. Евгеньева) или определяя его в целом как технический прием выделения синонимов (В.А. Гречко), не следует, однако, преувеличивать его роль, как полагает А.А. Уфимцева вслед за Р. Лонгекром, потому что «нельзя безгранично прослеживать лексическую сочетаемость, ибо каждое слово имеет свой, отличный от других единиц дистрибутивный рисунок, свою сферу "сочетабельных" слов» [12, 26]
Ю.Д. Апресян в более поздней своей монографии выделяет три основных параметра для признания слов синонимами: «(1) чтобы они имели полностью совпадающее толкование, т. к. переводились в одно и то же выражение семантического языка, (2) чтобы они имели одинаковое число активных семантических валентностей, причем таких, что валентности с одним и тем же номером имеют одинаковые роли (или присоединяют к предикату имена одних и тех же актантов), (3) чтобы они принадлежали к одной и той же (глубинной) части речи» [14, 223]. К этим признакам синонимии целесообразно добавить тот признак, который особо подчеркивал Л.А. Новиков: «степень синонимии слов тем выше, чем больше сходства в их лексической сочетаемости, чем больше общих контекстов, в которых эти слова могут так или иначе замещать друг друга» [21, 227].
Используется и иной подход к определению синонимии - через процедуру введения понятия. Такое определение дают, например, А.Н. Гвоздев и А.Б. Шапиро.
Одной из важнейших проблем, которая затрагивалась в процессе рассмотрения понятия, является проблема соотношения понятия и значения. Представляется необходимым отметить несколько специфических аспектов этой проблемы.
В лингвистической литературе понятие и значение нередко отождествляются. По-видимому, одно из важных объективных условий их отождествления заключается в том, что, как пишет В.М. Солнцев, «общим для этих двух категорий является то, что обе эти категории суть отражательные категории» [22, 111]. Вместе с тем, полагаем, ссылка на то, что понятие и значение - это специфические формы отражения, еще не решает проблемы, ибо она как раз в том и состоит, чтобы объяснить, в чем именно заключается специфичность данных форм отражения.
Нетрудно убедиться в том, что большинство лингвистов видят выход из создавшегося положения в разграничении значения и понятия. Так, Ю.С. Степанов полагает, что в отдельных терминах значение сливается с понятием, но в большинстве случаев они не совпадают. Это рассуждение основано на том, что «появление понятий связано с научным познанием действительности, словами же обозначается все то, что важно и в научной, и в обиходной жизни людей» [23, 149]. В рамках этой концепции понятие определяется двояко. В широком смысле понятие - это обобщенное, абстрактное знание о действительности, в узком смысле - только совокупность существенных признаков, знание научное. При первом понимании значение слова равно понятию, при втором - нет [23, 151].
Опираясь на высказывания А.А. Потебни, Л.А. Новиков исходит из того, что «один и тот же феномен (значение) рассматривается с разных сторон (т. к. соответственно под углом зрения языкового и мыслительного процессов) и с различной степенью "глубины"» [21, 38]. В результате
этого значение слова, по А.А. Потебне, представляет собой «две различные вещи, из коих одну, подлежащую ведению языкознания, назовем ближайшим, другую, составляющую предмет других наук, - дальнейшим значением слова» [цит. по: 21, 7-8]. При таком подходе есть основание говорить о том, что понятие шире значения.
Содержание понятия, по О.С. Ахмановой, раскрывается как то, что «обладает трехсторонней обусловленностью: а) как продукт познания оно представляет общее в предмете познания; б) как идеальное образование понятие не существует вне слова; в) содержание понятия (результаты отражения) модифицируется и совершенствуется его отношениями с другими понятиями, т. к. той системой понятий, в которую входит данное отдельное понятие» [24, 49]. Именно так понимает сущность понятия и Э.М. Ахунзянов, полагающий, что содержание понятия, как правило, шире лексического значения слова. Характерным свидетельством этого он считает наличие в языке синонимов типа сказать, произнести, проговорить, промолвить, проронить, изречь. В этом синонимическом ряду, по мнению Э.М. Ахунзянова, «одно и то же понятие выражается разными словами» [25, 107], следовательно, «понятие, не совпадая по объему со значением, не может найти полного своего воплощения в слове» [25, 107]. Считаем, что приведенный Э.М. Ахунзяновым пример едва ли может здесь что-либо прояснить.
Иную точку зрения на природу значения и понятия развивает Н.Ф. Алефиренко. Во-первых, по его мнению, «в языке находят выражение не только результаты понятийного отражения, но и сложное многообразие психики - внутренний мир переживаний человека, размышлений, ценностных суждений» [24, 49]. Во-вторых, «грамматически оформленное слово не просто обозначает понятие, но и совершенствует его, поскольку посредством слова выражаемое понятие вступает в различные связи и отношения в рамках той или иной системы понятий, представленной в языке соответствующими семантическими полями и лексико-семантическими группами» [24, 50]. В-третьих, «в языковых значениях фиксируются понятия, характеризующиеся различной степенью абстракции» [24, 50]. В соответствии с этим Н.Ф. Алефиренко делит понятия на наивные и научные. Все высказанные им соображения на этот счет приводят его к выводу о том, что значение слова шире понятия, поскольку оно «пропускает отраженную совокупность обобщенных признаков именуемого объекта через призму конкретной национально-языковой системы» [24, 51].
В последнее время получает распространение такая трактовка понятия и значения, согласно которой «если понятие - это полное (на данном уровне познания) отражение в сознании признаков и свойств некоторой категории объектов или явлений действительности, то языковое значение фиксирует лишь их различительные черты» [26, 47]. В то же время значение «включает в себя не только признаки соответствующего "наивного" понятия, но и другие типы информации (денотативную, прагматическую и синтаксическую)» [26, 48].
Для того, чтобы установить факт синонимичности близких по значению слов, Л.П. Нема-нежина предлагает «логически выделить в значении этих слов ту часть, которая соотносится с понятием» [27, 186], т. к. выделить основные, существенные признаки у предмета или явления. С.Г. Бережан в этой связи пишет, что против этого положения возможно возражение, так как в данной ситуации «приходится определять, одно ли и то же или разные понятия лежат в основе значений близких в семантическом отношении слов» [2, 39], а эта задача чрезвычайно сложна. А если следовать точке зрения Ю.С. Степанова, то «для вещей, не бывших предметом научного изучения, нет понятий. Слово стол имеет общее, всем известное значение, но определить "понятие стола" очень трудно» [23, 149]. Исходя из этого, нам нужно было бы исследовать столы путем выявления их существенных (обязательно отличительных) признаков.
«Существенное-несущественное» - важные категории материалистической диалектики. В свете сказанного, рассмотрим, что же подразумевается под понятием «существенные» признаки. И.Ф. Лукьянов пишет: «Все признаки, столь важные для предмета, что без них предмет как таковой существовать не может, относят к существенным.» [28, 133]. Поэтому при определении при-
родной сущности предмета, т. к. сущности, раскрывающей предмет познания таким, каков он есть независимо от человека, существенные признаки заключаются в том, что они должны определять природу развития предмета, безотносительно к тому, какое значение имеет этот признак для других предметов. Так, например, самая глубокая сущность предмета, который называется кислород, заключается в его внутреннем строении или структуре в том, что молекула кислорода в свободном виде встречается в виде двух модификаций, состоящей либо из двух атомов (О2 - «обычный» кислород), либо из трех атомов (О3 - озон). Значит, при определении функциональной, или социальной, сущности предмета существенные признаки связываются с его важностью, значимостью для удовлетворения тех или иных потребностей человека. Например, за счет биологического окисления различных веществ кислорода растения и животные получают необходимую для жизни энергию. Исходя из изложенного, полагаем, что необходимо различать по крайней мере две трактовки понятия в зависимости от того, что именно выясняется.
Чтобы сформировать понятие о некоторой вещи, нужно знать ее свойства, но не всякие, а только необходимые и вместе достаточные. Г.В. Лейбниц писал: «Границы видов устанавливаются природой вещей» [29, 304]. Эта граница и есть свойство самих вещей.
Самыми главными логическими характеристиками понятия принято считать его содержание и объем. Определить понятие - значит задать его содержание и объем, преобразовать - их изменить. Знать содержание понятия означает знать его объем. Под объемом понятия традиционно подразумевается совокупность предметов, на которые распространяется данное понятие. Но в этом случае объем не может быть логической характеристикой понятия, так как предметы, на которые оно распространяется, - часть реального мира и существуют независимо от данного понятия.
Определим понятие птицы. Необходимыми признаками будут «позвоночные животные», «покрытые перьями и пухом», «с крыльями», «с клювом», «двуногие», «откладывающие яйца». Первый из указанных признаков - родовой. Обратимся к высказыванию А. Вежбицкой, которая пишет, что «полная экспликация понятия птица содержит следующую оговорку: некоторые существа этого рода не могут передвигаться по воздуху, но, желая вообразить существа этого рода, люди вообразили бы существ, которые могут передвигаться по воздуху» [30, 218-219]. Таким образом, «способность летать» не относится к разряду необходимых свойств птиц, поскольку некоторые существа этого рода, например, страусы и эму, не могут передвигаться по воздуху, тогда как летучие мыши, не относящиеся к категории птиц, могут свободно летать. Значит, «способность летать» является достаточным, но не необходимым условием для обозначения птиц.
Для аналитического выражения отношения между содержанием и объемом произвольного понятия П в универсуме V будем использовать следующее уравнение:
Понятие П = содержание П / объем П.
Пусть А = «Все птицы летают», В = «Некоторые (не все) птицы летают».
Пусть V = «птицы»
V = «птицы»
«все»
«не все»
«летают»
«не летают»
«летают»
«не летают»
1
2
3
4
Получаем: V = (1 + 2 + 3 + 4), где 1 = «Все птицы летают», 2 = «Все птицы не летают», 3 = = «Не все птицы летают» = «Некоторые птицы летают, а некоторые не летают», 4 = «Не все птицы не летают» = «Некоторые птицы не летают, а некоторые летают».
Понятие А несовместимо со всеми классами, в которых имеются нелетающие птицы. Значит, оно исключает классы 2,3, и 4. Следовательно, А = (2 + 3 + 4) /1. Понятие В несовместимо только с существованием всех нелетающих птиц. Поэтому оно исключает класс 2. Следовательно, В = 2 / (1 + 3 + 4). Содержание понятия В - часть содержания А. Значит, А ограничивает В, а В обобщает А , будучи для него родовым.
Включения по содержанию
А
В
Включения по объему
В
А
В этой связи возникает вопрос: существуют ли пределы обобщения и ограничения понятий? С информационной точки зрения обобщить какое-либо понятие означает найти его логическое следствие, потому что только содержание следствий будет частью содержания посылок. Как отмечает В.А. Светлов, «поскольку процесс познания протекает как процесс обобщения существующих знаний, то вряд ли следует ожидать, будто мы получим далее необобщаемые пределы естественного и гуманитарного знания» [31, 52]. Нет никаких логических препятствий для ограничения, т. к. конкретизации, понятий. Для этого достаточно присоединить к существующему содержанию понятия какое-либо новое условие. Например, добавляя к содержанию понятия «А.С. Пушкин» последовательно условия «гордость нашей литературы», «гениальный ученик Г.Р. Державина», «блестящий преемник В.А. Жуковского», «невольник чести», «дивный гений», «наша слава», мы будем получать понятия, все более ограничивающие объем исходного понятия. При этом следует учитывать, что ничто не мешает увеличивать число условий, а вместе с ними и степень конкретизации до любого желаемого предела.
Итак, нередко весьма сложный характер соотношения не дает оснований рассматривать понятие и значение как нечто независимое или считать, что те или иные признаки, базирующиеся на ошибочном понимании сущностных характеристик, могут тем не менее быть оправданы ввиду их мнимой практической эффективности. С нашей точки зрения, понятие и значение, будучи теснейшим образом взаимосвязанными в самой своей основе, обозначают вместе с тем строго специфические для каждой из них стороны объективной реальности. Между понятием и значением существуют определенные и нередко весьма существенные различия хотя бы уже потому, что значение и понятие - ментальные феномены и «в мышлении и языке имеют свою специфику, складываются под разными углами зрения, существуют в различных, хотя и соотнесенных, системах, характеризуются различной «глубиной» проникновения в отображаемые объекты» [21, 38]. Хотя соотношение этих понятий понимается по-разному, сближение позиций можно отметить в том, что указанные два феномена неизменно изучаются по их связям не только с мышлением, но и с языком, и они, «будучи отражением основных закономерностей объективной действительности, обнару-
живают тесную взаимосвязь друг с другом, что является отражением взаимосвязи всех явлений объективной действительности» [32, 199], поэтому значение и понятие «есть итог и вместе с тем орудие познавательной деятельности человека» [33, 172]. Считаем, что необходимы дальнейшие исследования, которые бы более конкретно показали соотношение понятия и значения.
На наш взгляд, при установлении отношений между словами, объединенными тождеством понятия, должны учитываться как экстралингвистические факторы, так и собственно языковые особенности лексических значений. Поэтому в традиционном понимании синонимов как слов, близких или тождественных по значению, наиболее принятой является точка зрения, рассматривающая синонимы как слова, обозначающие одно и то же понятие, тождественные или близкие по значению [1, 4-29].
Были сделаны попытки определить синонимы через понятие «вещь». В «Лексикологии современного русского языка» Н.М. Шанский пишет: «Синонимы - слова, обозначающие одно и то же явление действительности» [11, 52]. Такой взгляд отстаивают также А.А. Реформатский и М.Ф. Палевская. В «Большом энциклопедическом словаре» дано следующее определение того, что такое «вещь»: «Вещь - предмет материальной действительности, обладающий относительной независимостью и устойчивостью существования» [34, 215]. Однако эта устойчивость, по-видимому, не является актуальной. Предмет или явление не всегда содержат в себе неизменные признаки. П.В. Чесноков отмечает, что «они обладают бесчисленным множеством признаков, стоящих вне этой системы, постоянно изменяющихся при неизменности самой системы» [16, 28].
Рассмотрим один из примеров, который П.В. Чесноков приводит в подтверждение выдвинутого им тезиса о том, что конкретные проявления признаков изменяются: «лед, превратившись в воду, теряет систему признаков, соответствующих льду, становится другой вещью - жидкостью, водой. Однако как химическая вода (то, что обозначается формулой Н2О) он при таком переходе остается той же вещью, ибо система признаков Н2О остается неизменной» [16, 28]. В связи с этим П.В. Чесноков дает такое определение вещи: «Вещь - это система признаков в единстве со всеми признаками, стоящими вне этой системы и образующими вместе с ней данную материальную целостность» [16, 28].
Опираясь на это определение, можно отметить, что одной из важнейших характеристик вещи как предмета познания является целостность. С изменением (исчезновением) определенной системы признаков предмет, или вещь, не исчезая сам по себе, вместе с тем перестает быть тем, «что он есть», т. к. становится уже другой вещью, но только в том случае, если он познан в своей целостности. В этом плане многие свойства вещей обнаруживаются только при известных, строго определенных условиях. Для того, чтобы свойство реализовалось, необходим ряд процессов, действий, требуется наличие соответствующих условий, при которых вещи раскрывали бы то одну, то другую из своих сторон. Не имея возможности детально рассматривать здесь этот сложный и интересный вопрос, ограничимся своим примером: такое социальное свойство личности, как, например, «смелость», обнаруживается далеко не всегда, а только в соответствующих условиях, необходимо включающих определенные отношения.
Большинство ученых полагает, что общность семантическая и общность денотативная - совместимы, следовательно, нет оснований считать общность денотации необходимым свойством членов синонимического ряда, а следует считать его лишь только свойством факультативным. Если в качестве определения синонимов взять одну и ту же вещь, оставив, например, в стороне тождество или близость значения, то это приведет к тому, что в понятие синонимы будут включены слова, таковыми не являющиеся. Одну и ту же вещь будут обозначать, например, следующие слова: Владимир Николаевич - учитель - директор - сосед. С одной стороны, обозначаемое - одно и то же лицо, с другой - слова учитель, директор, сосед выделяют разные стороны этого объекта, поэтому являются абсолютно разными по значению. Все это происходит в результате того, что «в одном материальном образовании может сочетаться множество вещей, различные материальные образования могут выступать как одна и та же вещь» [16, 28]. Если это отрицать, то придется
признать, что между этими словами нет различия. «Обозначаемое («денотат») как факт действительности дает себя знать особенно в тех случаях, когда произвольно пытаются менять отношение: стоит скупого назвать щедрым, как слово приобретает ироническое значение» [35, 79].
Подытоживая сказанное, важно отметить главное: отражение предметной действительности в языке связано с его представлением в единицах разных групп слов. «Все это создает различные видения одних и тех же реалий, подчеркивает специфические отличия языкового отражения предметов, в сравнении с тем, что они собой представляют независимо, "до языка"» [21, 73]. Синонимы отражают сходство и различие соотносительных предметов.
Довольно распространенным является мнение, что все эти определения - эквивалентны. Это мнение основано на таком рассуждении: если слова сходны по значению, то это значит, что в значении этих слов заключено одно и то же понятие, но одно понятие отражает одну вещь, следовательно, слова-синонимы обозначают одни и те же вещи, а поэтому их можно заменять друг другом в одном и том же или в сходных контекстах. Однако ученые, которые анализируют факты более глубоко, при оценке соотношения этих типов определений синонимов приходят к выводу, что каждое из определений не охватывает проблемы в целом. И если принимать одно из этих определений, то нельзя, вместе с тем, принимать и все другие определения. Так, например, не являются эквивалентными первое и второе определения. Возьмем в качестве примера следующий синонимический ряд: око - глаз - гляделки. Слова эти близки по значению, однако в медицинской книге можно употребить лишь слово глаз. Приведем в качестве доказательства другой пример: животное, лошадь. Не эквивалентны первое и четвертое определения. Возьмем пример, взятый из книги Р.А. Будагова: двухлетний ребенок - трехлетний ребенок. Р.А. Будагов, например, считает, что это - синонимы, отличающиеся количественным оттенком. Но можно ли считать, что они обозначают одну и ту же вещь (т. к. может ли быть ребенку одновременно два и три года?) [см. 36, 72]. Сопоставим, наконец, третье и четвертое определения и попытаемся ответить на следующий вопрос: выражают ли слова, обозначающие одну и ту же вещь, одно и то же понятие. А.А. Реформатский использует при анализе этого противопоставления пример В. Гумбольдта. Он пишет, что в санскритском слон называется то дважды пьющим, то двузубым, то снабженным рукою. Следовательно, вещь (объект) - одна (слон), понятий - три, в каждом из которых отражены разные признаки как основные, т. к. «два слова называют ту же вещь, но соотносят ее с разными понятиями и тем самым через называние вскрывают разные свойства данной вещи» [37, 67]. Правда, к этому можно подойти глубже: объект - один, а стороны объекта, т. к. предметы - разные. Другими словами, слова эти обозначают разные предметы и не являются синонимами.
Определения эти, словом, не тождественны. Какое же из определений является правильным? Полагаем, что такая постановка вопроса оказывается в принципе неправомерной прежде всего потому, что каждое из них выделяет признаки, существенные для синонимов в определенном отношении. Само наличие разных подходов правомерно. Строго говоря, нет даже особой необходимости в выделении специального семантического критерия для синонимов. Все дело, однако, в том, что подход должен быть строго обоснованным и достаточно четким. Первое определение содержит признак семантической близости; второе - признак взаимозаменимости или признак общей дистрибуции и сочетаемости, предполагающий определяемую контекстом совместимость или несовместимость; в основе третьего лежит понятие; четвертое за основу берет вещь. Думается, что объяснить сущность явления синонимии с точки зрения единого подхода практически невозможно, поскольку синонимия - очень сложное, многогранное явление. Список определений синонимии слов можно было бы и продолжить, поскольку каждый исследователь вкладывает в определение свой смысл, который зависит от его познавательной ориентации. В.Г. Вилюман отмечает, что всего существует девять признаков синонимии. Учитывая все их, можно, воспользовавшись соответствующей формулой, дающей число всех возможных комбинаций, получить 511 определений синонимии [см. 38, 38].
Все эти соображения дают основание, по нашему мнению, для заключения о том, что можно выделить сколько угодно признаков, но дело ведь не только в них самих, а и в том, как они проявляются, как «работают» в каждой конкретной ситуации. Разногласия в оценке явления синонимии, отмеченные нами выше, в значительной мере обусловлены тем, что каждый из исследователей в содержание понятий вкладывает свое, особое видение этого явления, выделяя то, что ему кажется самым существенным. Поэтому все представленные в книге определения в том или ином отношении истинны и все они нужны, без них не может быть полноты в решении проблемы синонима. Подходы эти хотя и не связаны напрямую, но и не оторваны друг от друга совершенно, а между ними имеется определенная связь: в основе значения лежит понятие, а понятие - это логическое отражение вещи.
Мы остановились подробно на каждом из определений, показав, что в каждом из них есть рациональное зерно, что необходимо учитывать при изучении синонимов. Но дать единое определение синонимов с учетом всех этих признаков очень сложно. Это приводит даже к тому, что высказывается мнение, что критериев для определения синонимов нет и быть не может. В.А. Звегинцев, например, вообще отрицает явление синонимии. Это, с его точки зрения, «одна из фикций, рудиментарно существующая в науке о языке» [39, 138]. Но можно ли считать вывод, основывающийся лишь на односторонне интерпретируемых фактах, продуктивным? Конечно, нет. Целая плеяда выдающихся ученых-семасиологов отдала свои силы и талант для того, чтобы внести позитивный вклад в понимание этого чрезвычайно интересного и сложного явления. Ведь даже люди, не связанные с лингвистикой, чувствуют, что близость таких слов, как смелый, храбрый, отважный, - отнюдь не фикция. Вспомним здесь строчки из книги «Забытый день рождения» английского писателя Дональда Биссета, который беседовал со своим любимым тигром Рррр:
- Он очень смелый, этот поросенок, да!? - сказал Рррр, когда Дональд кончил рассказывать. - А быть смелым почти так же хорошо, как быть храбрым.
- Но ведь это одно и то же, - улыбнулся Дональд [цит. по: 40, 58].
Итак, в тех условиях, которые сложились в науке с определением понятия синоним, представляется целесообразным для каждого конкретного исследования избирать такое определение, которое способствует решению задач, стоящих именно перед этим исследованием. При этом следует учитывать и то, что уже сформировалось на протяжении всей истории изучения синонимов, и то новое, что появилось в науке на современном этапе. Это обусловлено тем, что синонимы -очень многогранное явление и что с ними связан целый узел проблем, отраженных уже в их определениях разных типов (определения, основанные на понятиях «тождество» и «близость значений»; на понятии «взаимозаменяемость», которое связано с их различиями в пределах синонимического ряда; на соотношении синонимов с понятием как с определенной формой мысли и на соотношении их с вещью как с фактом объективной действительности). Синтез подходов представляется более емко выражающим специфику синонимии, чем какой-либо один подход, способным лучше интегрировать многообразные признаки синонимов, тем более что то, что реализуется с помощью синонимии, связано едва ли не со всеми когнитивными способностями человека, с совершаемыми в процессах мышления операциями сравнения, отождествления, установления сходства, подобия и различия.
Именно благодаря наличию различий между синонимами они и оказываются в состоянии выразить одну и ту же мысль, но по-разному. В этой связи существенно отметить, что различие -это «несовпадение элементов, составляющих ту или иную систему, по одному или нескольким признакам» [41, 29]. Уже из этой предпосылки следует, что важным элементом понимания различия является понятие сходства, ибо само различие предполагает наличие сходства, так как «элементы разных, не связанных между собой систем не могут характеризоваться категорией различия, требующей внутренней связи сравниваемых объектов» [41, 29-30]. А.Ф. Лосев достаточно кратко, но очень четко сказал, что «все существующее и все мыслимое обязательно есть всегда и всюду самотождественное различие» [42, 60].
Таким образом, содержание понятий такого типа, как тождество и синонимия, должно включать не просто набор абстрактных принципов, приложимых с одинаковым результатом к чему угодно, а принципов, всегда сугубо конкретных, находящихся в неразрывной связи со специфическим характером тех объектов, к которым применяются эти понятия. Их философский статус вытекает из того, что познание человека «движется от явлений к сущности, углубляясь далее от сущности первого порядка к сущности второго порядка и т. к., все основательнее раскрывая причинные связи, закономерности, тенденции изменения, развития тех или иных областей действительности» [43, 114]. Из сказанного следует, что познание сущности является объективным содержанием таких категорий, как тождество и синонимия. Этот аспект разрешаемой проблемы заключается в нахождении таких специфических признаков, которые, раскрывая внутреннюю, наиболее глубокую сущность тождества и синонимии, отличали бы вместе с тем данные явления от всех остальных.
Подводя итог рассмотрению проблемы тождества и синонимии, можно сделать вывод о том, что тождество в логике и синонимия в лингвистике, несмотря на целый ряд общих черт, объединяющих их, характеризуются и принципиально различными особенностями, отражающими природу каждого из этих явлений. Операция отождествления, с одной стороны, связана с мышлением, а с другой - с языком. Синонимы отражают реальную действительность не непосредственно, а через тождество, которое выступает в качестве его содержательной, понятийной, семантической стороны. По указанной причине синонимия, действительно, не может не оказывать известного обратного влияния на тождество и познавательную деятельность человека. Поэтому все в языке прямо существует только для того, чтобы передавать какое-то содержание, какую-то информацию, какой-то смысл. В языкознании нет формальных правил для определения сходств и различий по смыслу между словами в тексте; отождествление их остается интуитивным.
Таким образом, между философскими и языковыми категориями существуют сложнейшие системы взаимоотношений и взаимовлияний. Сопоставление этих категорий позволяет увидеть единство разного и многообразие одинакового. Тождество и синонимия представляют собой диалектически противоречивое единство, которое проявляется, с одной стороны, в их самоидентификации, а с другой - в их относительной автономности. Тождество выступает в качестве содержательной, семантической стороны синонимии. Синонимия, в свою очередь, не может не оказывать известного обратного влияния на тождество, выступая в качестве субстанциональной, материально осязаемой формы его существования.
В этой связи сферы притязаний философии и лингвистики распределяются следующим образом: можно говорить об их противоречивом единстве. Конструируя свою систему отношений тождества и обладая более сложными единицами, естественный язык не противопоставляется искусственному, формализованному языку, а дополняет его. Это различие можно было бы представить как разграничение по области референции, применяемое в отношении логических и языковых универсалий. Но самое существенное их отличие заключается, по-видимому, именно в неопределенности возможностей.
Таким образом, тождество и синонимия - многоаспектные проблемы, проявляющиеся в способности человека находить и устанавливать сходство и подобие фактов окружающего нас объективного мира и репрезентировать это знание в языковой форме, что является одним из важнейших моментов познавательной деятельности, заключающейся в осмыслении поступающей к человеку информации. Поэтому не вызывает сомнения, что тождество в философии и синонимия в языкознании не случайны и являются одним из проявлений специфики этих систем. С этой точки зрения совершаемая в процессе мышления операция отождествления и сравнения и фиксация этих положений вещей в естественном языке имеет не только собственно философский аспект, но и аспекты лингвистические, в том числе аспект когнитивный.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Евгеньева А.П. Основные вопросы лексической синонимики // Очерки по синонимике современного русского литературного языка. М.-Л., 1966. С. 4-29.
2. Бережан С.Г. Семантическая эквивалентность лексических единиц. Кишинев, 1973.
3. Васильев Л.М. Проблема лексического значения и вопросы синонимии // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 16-26.
4. Евгеньева А.П. Синонимические и парадигматические отношения в русской лексике // Синонимы русского языка и их особенности. Л., 1972. С. 5-22.
5. Аристотель. Сочинения. М., 1978. Т. 2.
6. Цыганова В.Н. Синонимический ряд (на материале глаголов современного русского языка) // Очерки по синонимике современного русского литературного языка. М.-Л., 1966. С. 167-184.
7. Тлюстен Л.Ш. Знакомство младших школьников с синонимами // Теоретическая и прикладная семантика. Парадигматика и синтагматика языковых единиц: сб. науч. тр. Краснодар, 1997. С. 164-170.
8. Лагутина А.В. Абсолютные синонимы в синонимической системе языка // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 121-129.
9. Мальковский Г.Е. Лексикографические пометы семантико-стилистической равнозначности в двуязычных словарях (практика и теория) // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 129-137.
10. Барлас Л.Г. и др. Русский язык / отв. ред. Г.Г. Инфантова. Таганрог, 1995. С. 94-128.
11. Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. М., 1964.
12. Уфимцева А.А. Некоторые вопросы синонимии // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 26-38.
13. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М., 1999. 382 с.
14. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Лексическая семантика. М., 1995. Т. 1.
15. Анисов А.М. Современная логика. М., 2002.
16. Чесноков П.В. Слово и соответствующая ему единица мышления. М., 1967.
17. Шапиро А.Б. Некоторые вопросы теории синонимов (на материале русского языка) // Доклады и сообщения ин-та языкознания АН СССР. 1955. № 8. С. 69-87.
18. Галаванова Г.П. К вопросу о роли взаимозаменяемости при выделении и определении синонимов // Синонимы русского языка и их особенности. Л., 1972. С. 112-122.
19. Иоффе С.Х. Грамматическое значение и лексические синонимы // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 7-16.
20. Гречко В.А. Однокоренные синонимы и варианты слова // Очерки по синонимике современного русского литературного языка. М.-Л., 1966. С. 118-134.
21. Новиков Л.А. Семантика русского языка. М., Высшая школа, 1982. 272 с.
22. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование / отв. ред. В.Н. Ярцева. М.: Наука, 1978. 342 с.
23. Степанов Ю.С. Основы языкознания. М., Просвещение, 1966. 272 с.
24. Алефиренко Н.Ф. Спорные проблемы семантики. М., 2005.
25. Ахунзянов Э.М. Общее языкознание. Казань, 1969.
26. Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М., 2007.
27. Неманежина Л.П. Тождество понятия как основа синонимических отношений // Очерки по синонимике современного русского литературного языка. М.-Л., 1966. С. 185-196.
28. Лукьянов И.Ф. Сущность категории свойство. М., 1980. 133 с.
29. Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах. М., 1984. Т. 3.
30. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1997. 416 с.
31. Светлов В.А. Современная логика. СПб., 2006.
32. Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. М.: Наука, 1982. 358 с.
33. Борисов В.Н. Уровни логического процесса и основные направления их исследования. Новосибирск, 1967.
34. Большой энциклопедический словарь: в 2 т. / под ред. А.М. Прохорова. М.: Советская энциклопедия. М., 1991.
35. Чикобава А.С. Реальность синонимов и возможность синонимических словарей // Лексическая синонимия: сб. ст. М., 1967. С. 78-80.
36. Будагов Р.А. Язык - реальность - язык. М.: Наука, 1983. 263 с.
37. Реформатский А.А. Введение в языкознание. М., 1960. С. 32-71.
38. Вилюман В.Г. Английская синонимика. М.: Высшая школа, 1980. 128 с.
39. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика. М.: Просвещение, 1967. 338 с.
40. Гитович И.Е., Адельгейм И.Е. Мой язык (учебник русского языка для 2 класса). М., 1995. С. 57-58.
41. Суворов Л.Н. Материалистическая диалектика. М., 1980. 264 с.
42. Лосев А.Ф. Дерзание духа. М., 1988. 366 с.
43. Введение в философию: учебник для высших учеб. заведений: в 2 ч. Ч. 2. М., 1989. С. 96-177.
С.А. Степанищев
ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ ПЕРЕХОДНЫХ СОСТОЯНИЙ: НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ФОРМАЛИЗАЦИИ
Пусть формула ОС означает: «а изменяется», тогда истинность ОС относительно интервала
времени t (обозначается
а
t) можно определить следующим образом:
У1.
4*=1, сслиЗЦ 1 (х\ 1,= 1)л 3 Ъ'(НЪ=1) где Ъ и ^ соответственно исходный и конеч-
ный подинтервалы интервала t.
Обсудим содержательно данное условие. Фактически существуют три последовательных интервала времени, однако в соответствии с определением интервала изменения интервалы ^ и
являются собственными подинтервалами интервала I . То есть, принимая оценку формулы ОС на
* *
интервале t, в то же время интервал t распространяется и на части ^ и ^ , хотя на последних формула ОС не оценивается. В этой связи возникает ряд вопросов: 1) принадлежат ли выделенные три последовательных интервала к одному виду? 2) в чем заключается различие между истинностью формулы в t и в V? 3) целесообразно ли выделение собственных подинтервалов, имея в виду возможное упрощение условия истинности через сведение Ъ и V к моментам времени?
Прежде всего, в соответствии с принятым определением изменения весь интервал t (с по-динтервалами) необходимо рассматривать как закрытый интервал. Границами данного интервала будут моменты времени, с которыми соотносятся состояния изменяющегося объекта. Естественным будет предположение о невозможности трех последовательных закрытых интервалов, так как в этом случае придется столкнуться с проблемой явного выделения некоторого промежуточного состояния на всем интервале t. И это промежуточное состояние приобретет самостоятельный статус, что приведет к ситуации, когда весь интервал изменения сведется к интервалу, ограниченно*
му слева исходным моментом всего интервала t и справа моментом, коррелирующим с выделенным промежуточным состоянием. Получается новый интервал изменения, делимый вновь на три последовательных интервала, и так далее до бесконечности.
Впрочем, возникает и другая не менее серьезная проблема. Если рассматривать последовательность закрытых интервалов и постулировать в них изменение, то неизбежным становится существование двух строго последовательных моментов на временной шкале. И это ведет к допущению структуры времени частично подобной той, что предлагал Зенон. Подобное допущение неоправданно с учетом возникновения известных парадоксов движения.
Поэтому три последовательных интервала, очевидно, не могут быть одного и того же вида. Если предположить, что исходный подинтервал ограничен только слева, конечный подинтервал только справа, а интервал непосредственно изменения t (без подинтервалов) не ограничен ни слева, ни справа, тогда исчезает сама возможность четкого разграничения трех интервалов. Значит ограничения внутри всего интервала t должны существовать. Возможны следующие основные случаи такого ограничения: а)исходный подинтервал является закрытым, интервал изменения открытым слева и справа, конечный подинтервал закрытым; б) исходный подинтервал является открытым справа, конечный подинтервал - закрытым; в) исходный интервал является закрытым, интервал изменения открытым слева и закрытым справа, конечный интервал открытым слева; г) исходный интервал является открытым справа, интервал изменения - закрытым, конечный интервал -открытым слева.
