CC BY
140
УДК 167:327 Чудинов Сергей Иванович
кандидат философских наук, доцент Сибирского государственного университета телекоммуникаций и информатики
ПРОБЛЕМА ОБЪЕКТИВНЫХ И СУБЪЕКТИВНЫХ АСПЕКТОВ БЕЗОПАСНОСТИ [1]
Chudinov Sergey Ivanovich
PhD in Philosophy, Assistant Professor, Siberian State University of Telecommunications and Information Science
THE PROBLEM OF OBJECTIVE AND SUBJECTIVE ASPECTS OF SECURITY [1]
Аннотация:
В статье представлен краткий обзор современных теорий, связанных с решением проблемы разграничения и характеристики объективных и субъективных аспектов безопасности - от традиционной школы (нео)реализма до анализа современного социума в исследованиях З. Баумана и Э. Гидденса, расширяющего понятие субъективной безопасности.
Ключевые слова:
философия безопасности, объективная и субъективная безопасность, дискурсивный подход к безопасности, онтологическая безопасность, безопасность и потребительское общество, социальная турбулентность.
Summary:
The article presents a brief overview of the modern theories dealing with the problem of distinguishing and describing of objective and subjective aspects of security: from the traditional (neo) realism approach to the analysis of contemporary society in researches of Z. Bauman and A. Giddens expanding the concept of subjective security.
Keywords:
philosophy of security, objective and subjective security, discursive approach to security, ontological security, security and consumer society, social turbulence.
Проблема безопасности (государства, общества и личности) скрывает в себе множество дискуссионных методологических вопросов. Одним из них является вопрос о различении объективных и субъективных аспектов безопасности, то или иное решение которого формирует целые научные школы и методологические направления в области исследования безопасности. В данном исследовании мы рассмотрим современные дискуссии вокруг этого вопроса и остановимся на некоторых социально-гуманитарных теориях, которые расширяют представления о безопасности, углубляясь в ее субъективные аспекты (теории З. Баумана и Э. Гидденса).
Классическое разделение объективных и субъективных аспектов безопасности восходит к А. Вольферсу. Сравнивая безопасность как ценность с другими понятиями, такими как сила (военная мощь) государства и благосостояние общества, Вольферс поясняет, что безопасность в объективном смысле измеряет отсутствие угроз в отношении приобретенных ценностей, тогда как в субъективном смысле - означает отсутствие страха, что эти ценности будут атакованы [2, р. 485]. Таким образом, безопасность в объективном смысле ассоциируется с реальными внешними угрозами по отношению к обществу (нации) и государству, в субъективном значении - со страхами подобных угроз, циркулирующими в различных социальных группах (вне зависимости от наличия объективных оснований такой угрозы).
Объективистское понимание безопасности было заложено в классическом (неореалистическом подходе в исследовании безопасности. Здесь угроза интерпретируется почти исключительно в терминах военного противостояния. Таким образом, безопасность в данном подходе трактуется как способность государства представлять угрозу другим или сдерживать врагов, основываясь на своих материальных возможностях. Субъективистские подходы в формулировке Б. Бузана и его коллег ставят акцент на нематериальные факторы безопасности культурного и психологического характера. Они подчеркивают значение истории, норм, психологии страха и (ложного) восприятия, контекстов взаимоотношений (между друзьями, соперниками, нейтральными субъектами и врагами), внутри которых оформляются угрозы [3, р. 33].
Субъективная безопасность, рассматриваемая в философских и социокультурных аспектах, может быть разложена на ряд взаимосвязанных проблем, таких как когнитивные аспекты восприятия человеком состояния безопасности или угрозы, психологические механизмы образования страха в социальных группах (социальные фобии, алармизм) и его минимизации; коллективная идентичность и безопасность - информационно-психологические атаки, нацеленные на разрушение или манипуляцию идентичностью, взаимосвязь идентичности и обществен-
ной стабильности; гражданское самосознание и способность самоорганизации сообщества перед лицом внешних и внутренних угроз; ценностные и культурные основания общественной системы и их влияние на формирование экзистенциальных страхов или чувство безопасности.
Оригинальное решение, отвергающее сугубо объективистские или же субъективистские трактовки безопасности, предложил дискурсивный подход, концептуализированный в трудах основателей Копенгагенской школы. Он сложился под влиянием неклассической методологии, теории речевого акта Дж. Остина и некоторых постмодернистских идей, относящихся к проблеме связи дискурсивных практик и оформления социальной реальности.
Дискурсивный подход, изначально предложенный О. Уэйвером, был оформлен в виде теории секьюритизации. Теория секьюритизации исходит из посылки «безопасность - это речевой акт» [4]. Это означает, что речевой публичный акт со стороны субъекта политической власти создает из некоторых объективных угроз проблему, относящуюся к безопасности общества и государства. Введение какой-либо угрозы в сферу безопасности означает, что власть легитимирует в глазах общественности применение чрезвычайных мер для ее решения. Речевой акт истэблишмента носит принудительный характер, поскольку он привносит дискурсивно сконструированную когнитивную схему в процесс восприятия политических и социальных проблем обществом (массовым сознанием).
Дальнейшее развитие теории секьюритизации привело к различению философского и социологического направлений в ее интерпретации и отделению процесса секьюритизации от дискурсивных практик в социологическом подходе, где секьюритизация понимается как «стратегический (прагматический) процесс, который осуществляется внутри, и как часть конфигурации обстоятельств, включая контекст, психо-культурные диспозиции аудитории и власть, которую как говорящий, так и слушающий привносят во взаимодействие» [5, р. 1].
Некоторые из современных социально-гуманитарных теорий расширили понимание субъективного измерения безопасности, включив в аналитическое поле проблемы социокультурные, психологические и феноменологические факторы, влияющие на восприятие индивидом и социальными группами собственной защищенности.
В социологических исследованиях З. Баумана была рассмотрена модификация восприятия безопасности в обществе потребления: стремление к компульсивным покупкам ученый связал с отсутствием чувства безопасности. Бауман подразумевает под безопасностью более психологические и широкие коннотации, нежели аспекты, связанные с обеспечением правопорядка и стабильности государственности [6]. В значительной степени опасность здесь ассоциируется с неопределенностью: туманностью жизненных перспектив, отсутствием отчетливых паттернов и нормативных образцов, задающих магистральную линию жизни индивида и придающих жизни смысл.
Состояние сознания человека потребительского общества, рождающее фобии и страхи, о котором рассуждает Бауман, в значительной степени связано с проблемой мировоззренческой -недемаркированной свободой человека. Это - онтологическое и этическое неразличение границы между объективными обстоятельствами, внешними и принудительными по отношению к воле и возможностям человека, и сферой личной ответственности (свободы воли, выражающей духовное и моральное измерения свободы, и онтологической свободы действия). Провиденциальный тип мировосприятия полагает эту границу явным образом, отчетливо маркируя сферу божественной детерминации и область человеческой ответственности. Сциентистское мировоззрение классического модерна, отвергая трансцендентное измерение детерминации, также отличает сферу «законов природы» и сферу человеческого действия. «Расплавка» социокультурных паттернов и когнитивных схем онтологического восприятия окружающего мира в эпоху «текучей современности», аксиологической и мировоззренческой турбулентности устраняет естественные опоры повседневного сознания. Недемаркированная свобода, где каждый полагает свою меру ответственности за результаты поступков и будущее, создает ощущение повышенной личной ответственности за любые неудачи и ошибки и отсутствия какой-либо онтологической опоры, придающей жизни стабильность и защищенность от случайных угроз и некалькулируемых опасностей. Такая свобода начинает тосковать по безопасности и пытается найти возможности ее обретения в условиях потребительской системы ценностных ориентаций.
По мнению Баумана, приобретая товары и услуги, помимо удовлетворения гедонистического «инстинкта», потребители «также пытаются выйти из состояния агонии, которая называется отсутствием безопасности. Они хотят когда-нибудь освободиться от страхов ошибки, нерадивости и небрежности. Они надеются получить уверенность, надежность и доверие; и поразительные достоинства приобретаемых ими объектов состоят в том, что последние (или так кажется некоторое время) обещают определенность». Компульсивные покупки являются дневным ритуалом экзорцизма, «изгнания ужасных призраков неопредленности и отсутствия безопасности, которые продолжают преследовать людей по ночам» [7, с. 90].
Категория безопасности, которой оперирует Бауман, во многом перекрещивается по своему логическому объему с концептом «онтологической безопасности», разработанным Э. Гид-денсом. Оба понятия несут в своей сердцевине социально-психологическое значение, погруженное в социокультурный контекст существования современного человека.
Гидденс разделяет безопасность как объективные условия существования и субъективное чувство человека и социальных групп. Традиционное общество имело дело с угрозами преимущественно природного характера (эпидемии, голод, природные катастрофы), тогда как современное общество стоит перед вызовами рисков, производных от деятельности самого человека. Риски техногенного происхождения с развитием научно-технического прогресса становятся все более многочисленными и менее предсказуемыми, приобретая характер глобальной угрозы. Помимо этого, элемент случайности и турбулентности заложен в саму систему общества через развитие среды институциализированных рисков (рынок инвестиций и др.). Тем не менее Гидденс замечает, что во многих сферах на материальном уровне безопасность жизни человека в обществе модерна повысилась, но данный факт противоречиво сочетается с проблематичностью обретения современным человеком чувства безопасности. При этом он концентрирует свое внимание на то, каким образом психологически и феноменологически конструируется это чувство.
Гидденс утверждает, что ощущение безопасности производно от базового доверия, которое формируется в раннем детстве. Противоположностью этому чувству выступают экзистенциальная тоска или ужас [8, с. 100]. Доверие в традиционном обществе естественным образом формировалось в сознании человека в результате его социализации в коллективе родственников и локально ограниченном социальном пространстве. В эпоху модерна пространство и время стали отделены друг от друга и превратились в стандартизированные, бесконечные и «пустые» расстояния [9, с. 20-21]. Доверие приобретает модифицированные формы, связанные с развитием абстрактных систем (денежных знаков, экспертных систем и пр.).
Онтологическая безопасность вытекает из психологической потребности в рутинизации жизни. Традиционное общество наилучшим образом направляло социальную активность человека по давно апробированным путям рутинизации действительности в рамках религиозной космологии. Рутинизация повседневности в условиях позднего модерна не связана с ориентацией на прошлое, поскольку никакая практика не может быть санкционирована только ссылкой на традицию. Любые традиции должны быть подвергнуты проверке в свете поступающей информации и постоянно модифицироваться [10, с. 38]. Здесь остро встает проблема идентичности личности. Поскольку никаких заранее заданных паттернов повседневности и жизненных стратегий не имеется, человеческое Эго становится проектом самого себя, постоянно заменяющимся личным нарративом [11, с. 74-76]. Онтологическая безопасность становится в таких условиях нестабильной и требует постоянного возобновления.
В теории Гидденса онтологическая безопасность вовсе не указывает на онтологические аспекты человеческого существования, но сводится к субъективному чувству упорядоченности и устойчивости окружающего мира, достигаемому путем рутинизации повседневности. Ученый относит онтологическую безопасность к эмоциональному и подсознательному феномену, проявляющемуся на уровне «практического сознания» (неотрефлексированных моделей поведения). Остается неясным, можно ли гармонизировать личное бытие человека в нестабильном социальном и природном мире, придать ему устойчивость, которая не была бы эфемерным конструктом сознания?
Проблема эпистемологического разделения и детализации характеристики двух типов безопасности, связанных с объективными угрозами и субъективным восприятием безопасности, сохраняет свою актуальность, поскольку в ней остается еще много нерешенных вопросов. В целом за последние десятилетия в данной исследовательской области расширились представления о субъективном измерении безопасности, где были раскрыты социокультурные аспекты ощущения безопасности/незащищенности в массовом сознании в условиях разрыва с традицией (постмодерн) и турбулентности социальных процессов, потребительской ценностной ориентации и куль-турно-«патологических» форм иллюзорного обретения чувства безопасности. Данные аспекты представляются крайне важными в контексте возникновения трансформации прежних угроз материального характера (силовое вмешательство во внутреннюю жизнь государства) в более скрытые, «виртуальные» формы, нацеленные на манипуляцию массовым сознанием.
Ссылки и примечания:
1. Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ «Философские основы доктрины безопасности в условиях турбулентного социума», проект № 15-33-01310.
2. Wolfers A. "National Security" as an Ambiguous Symbol // Political Science Quarterly. 1952. Vol. 67, No. 4 (Dec.). P. 481-502.
3. Buzan B., Hansen L. The Evolution of International Security Studies. New York, 2009. 383 p.
4. W®ver O. Securitization and Desecuritization // Ronnie D. Lipschutz (ed.) On Security. New York. P. 46-86.
5. Balzacq Th. Securitization Theory. How Security Problems Emerge and Dissolve. New York, 2011. 272 p.
6. Бауман З. Текучая современность : пер. с англ. / под ред. А.В. Асочакова. СПб., 2008. 240 с.
7. Там же. С. 90.
8. Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1996. 186 p.
9. Ibid. Р. 20-21.
10. Ibid. Р. 38.
11. Giddens A. Modernity and Self-identity. Stanford, 1991. 264 p.
