CC BY
118
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2012. № 4
ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
О.В. Летов *
ПРОБЛЕМА НАУЧНОЙ ОБЪЕКТИВНОСТИ:
ОТ ПОСТПОЗИТИВИЗМА К СОЦИАЛЬНЫМ
ИССЛЕДОВАНИЯМ НАУКИ И ТЕХНИКИ
В статье рассматривается проблема научной объективности как соотнесенности знания с реальностью в рамах таких направлений в западной философии науки, как постпозитивизм и социальные исследования науки и техники (STS). Выявляется трактовка этой проблемы в концепции «личностного знания» М Полани. Подчеркивается, что современная эпистемология едва ли будет полной вне учета личностного фактора в научном познании. Анализируется идея Б. Латура о единстве субъекта и объекта познания. Делается вывод, что как постпозитивисты, так и представители STS внесли определенный вклад в развитие так называемой постнеклас-сической картины мира.
Ключевые слова: проблема научной объективности, постпозитивизм, социальные исследования науки и техники, концепция «личностного знания».
O.V. L e t o v. The problem of scientific objectivity: from postpositivism to social survey of science and technology
The article deals with the problem of objectivity of scientific knowledge in such branches of philosophy of science as postpositivism and social survey of science and technology. There is an analysis of approaches to this problem in M. Polanyi's conception of "personality knowledge". The author analyzes B. Latour's idea of the subject-object unity. Both postpositivists and SSST supporters made certain contribution to the development of so-called "postnon-classic" picture of the world.
Key words: problem of scientific objectivity, pospositivism, social survey of science and technology, concept of "personality knowledge".
Объективность научного знания — это соотнесенность знания с реальностью, его соответствие этой реальности, истинность и содержательность таких форм знания, как теории, гипотезы, законы и т.п. Объективность научного познания состоит в том, что в нем присутствуют такие моменты, которые не зависят от субъективных факторов. Объективность оценивается с точки зрения критериев истинности или ложности той или иной теории.
* Летов Олег Владимирович — кандидат философских наук, доцент, старший научный сотрудник ИНИОН РАН, тел.: 8 (495) 519-73-42; e-mail: [email protected]
В конце 50-х — начале 60-х гг. ХХ в. в философии и методологии науки произошли существенные изменения: доминирующее влияние логического позитивизма в области методологии науки к этому периоду было значительно «поколеблено» представителями нового поколения философов науки — М. Полани, Н.Р. Хэнсо-ном, К. Поппером, Т. Куном, П. Фейерабендом и др. Отдельные положения неопозитивизма были подвергнуты критике в англоамериканской философии К. Поппером и некоторыми другими авторами в 30—40-х гг. ХХ в. Существенное значение в развитии философии науки имеют такие идеи Поппера, как принципы фальсификации и фаллибилизма, концепция «трех миров» и др. [К.Р. Поп-пер, 2002]. Но Поппер не сумел до конца выйти за рамки неопозитивизма. Всесторонняя критика неопозитивистской программы исследования научного знания была осуществлена рядом представителей англо-американской методологии и истории науки в 50— 70-е гг. ХХ в. Первый этап этой критики связывают с работами М. Полани, в которых обосновывалось то, что, поскольку знание определяется субъективным элементом, оно не может быть полностью исследовано по типу природного объекта.
Все знание Полани разделял на явное, которое человек черпает из книг, и неявное (личностное) знание, которое приобретается в процессе человеческой деятельности. Неявное знание трудно поддается рефлексии и отличается своей нестабильностью с точки зрения возможности сохранения в фокусе внимания субъекта. Однако неявное знание обладает более фундаментальным характером, чем явное знание. Личностное знание имеет следующие признаки: 1) оно неартикулируемо, неявно, латентно; 2) интенционально, обладает направленностью; 3) динамично в стремлении к новому; 4) акритично: трудно подвергается критическому анализу; 5) как и другие формы проявления способностей, оно подвержено ошибкам.
М. Полани делал акцент на аксиологических моментах развития науки. Он связывал тезис о неустранимости личностного фактора из научного познания с отрицанием представления о науке как об «абсолютно» объективном знании. Более объективному рассмотрению науки, по его мнению, способствует упразднение в ней идеала «чистой» объективности [M. Polanyi, 1958, p. 31]. Как утверждал Полани, если бы субъект решил изучать Вселенную объективно, т.е относиться ко всему в ней с равным вниманием, то такое изучение представляло бы собой долгое и утомительное занятие. В работе «Личностное знание» он писал: «Будучи людьми, мы неизбежно должны воспринимать Вселенную, имея точку отсчета внутри себя, и говорить о Вселенной в терминах человеческого языка, оформившегося ради удовлетворения потребностей человеческого общения. Любая попытка полностью исключить человеческие оценки из картины мира ведет к нелепости» [ibid., p. 3].
Объективность следует отличать от объективизма. Под объективизмом Полани понимал идеал научной отстраненности, сторонники которого выдвигают в качестве цели достижение абсолютной объективности в науке и представляют науку как безличностное знание. Этот идеал к середине ХХ в. становится доминирующим не только в области англоязычной философии науки, но и в культуре в целом. Знание, по Полани, не может быть объективным в том смысле, что оно не может быть «неличностным». Вместе с тем По-лани не отвергал понятия объективности и нередко использовал его при анализе методологических проблем науки. «Понятие "абсолютной" объективности, которое мы обычно применяем к точным наукам, — писал он в той же работе, — является иллюзией, фактически ложным идеалом. В данном случае уместнее употреблять понятие личностного знания... которое соединяет "разрыв" между субъективным и объективным» [ibid., p. 17—18].
Согласно Полани, необходимо проводить различие между личностным, связанным с убеждениями индивида, и субъективным, в рамках которого проявляются его чувства. «Это различие лежит в основе концепции личностного, которое ни субъективно, ни объективно. Поскольку личностное подчиняется требованиям, независимым от индивида, оно не субъективно; но поскольку в процессе деятельности оно направляется индивидуальными чувствами, оно не объективно» [ibid.]. Иными словами, Полани подчеркивает то обстоятельство, что ученые явно или неявно руководствуются общепринятыми научными нормами и в то же время опираются на свои внутренние убеждения в оценке результатов своей работы. Если субъективные моменты способствуют утверждению той или иной гипотезы, то с помощью объективных моментов осуществляется ее критический анализ. В объективном мире науки ставится проблема и дается импульс к последующим действиям, а в рамках субъективного мира ученого принимается этот вызов и находятся пути к ее решению. В той степени, в какой объективные стандарты «интериоризируются» ученым как знак уважения к истине, наука представляет собой стремление к объективности.
Итак, согласно Полани, личностное знание в принципе неустранимо и играет существенную роль в процессе получения объективного знания. Как же в таком случае обеспечивается интерсубьек-тивная ценность научного знания? Как утверждал Полани, его концепция далека от скептицизма. Во-первых, познание зависит от твердой убежденности ученого в правильности своих взглядов. Метод познания скорее не «отрешенность», а «включенность» субъекта в процесс исследования. Во-вторых, Полани отстаивал идею единства личностного и универсального в характере человеческого знания.
Существенное значение идеи Полани имеют для теории и практики образования. Полани указал на то обстоятельство, что навыки и умения в той или иной профессии передаются в полной мере только в процессе непосредственного общения учителя и ученика в решении тех или иных практических задач. В этом плане концепция Полани расходится с трактовкой «объективного знания» К. Поппера, который приписывал «миру идей», или «третьему миру», определенную автономность1. Особое значение приобретает вывод о том, что современная эпистемология едва ли будет полной вне учета личностного фактора в научном познании.
Идеи, высказанные в работах Полани и других представителей постпозитивизма, внесли существенный вклад в дальнейшее развитие не только философии, но и социологии науки. «М. Полани считается одним из основателей западной социологии познания, — пишет, например, В.А. Лекторский, — исследовавшим проблемы научных традиций, научных школ, вопросы внутринаучной коммуникации» [В.А. Лекторский, 1985, с. 6]. Наиболее отчетливо выраженная в постпозитивизме идея о социокультурной обусловленности взглядов ученых была использована в социальных исследованиях науки и техники (Science Technology Studies (STS)) Бруно Латуром и др.
Сторонники STS рассматривают «объективность» не как особое качество сознания, не его внутреннюю правильность и чистоту, а присутствие объектов, когда они «способны» возражать тому, что о них сказано. Лабораторный эксперимент создает для объектов редчайшие, ценные, локальные и искусственные условия, где они могут предстать в своем собственном праве перед утверждениями ученых. Речь у Латура не идет о полном противопоставлении субъективного и объективного. Напротив, именно в лаборатории не вопреки, а благодаря искусственности и ограниченности экспериментальной ситуации достигается редкая степень близости между словами и вещами. «Нет ничего более трудного, — пишет Латур, — чем отыскать способ, позволяющий объектам достойно противостоять нашим высказываниям о них» [Б. Латур, 2003].
Если ученые-обществоведы потеряют эту способность объекта влиять на научный результат (чем гордятся сторонники количественных методов), то они, по логике Латура, утратят и саму объек-
1 Подчеркивая автономность «мира объективного знания», К. Поппер предлагает читателю представить себе следующую ситуацию. После того как человеческий род исчезнет, некоторые книги или библиотеки, возможно, будут найдены некоторыми цивилизованными потомками (не имеет значения, будут ли они земными живыми существами, которые сделались цивилизованными людьми, или некоторыми пришельцами из космоса). Эти книги могут быть дешифрованы [К.Р. Поппер, 2002, с. 82]. Полани мог бы по этому поводу возразить, что, хотя эти книги и могут быть дешифрованы, чтобы их понять, необходимо непосредственное общение с носителями данной культуры.
тивность. Субъекты быстро теряют силу сопротивления, когда идут на уступки ожиданиям ученых. Микробы и электроны никогда не откажутся от сопротивления, потому что с трудом поддаются воздействию эксперимента, интересы которого слишком далеки от их собственного стремления (интереса). Субъекты, в отличие от них, сдаются так быстро, что превосходно играют роль тупого объекта, стоит «людям в белых халатах» попросить их пожертвовать сопротивлением во имя высоких научных целей. Если обществоведы хотят стать объективными, они должны найти такую редчайшую ситуацию, в которой сумеют сделать предмет максимально способным возражать тому, что о нем сказано, в полную силу сопротивляться протоколу и ставить собственные вопросы, а не говорить от лица ученых, чьи интересы он не обязан разделять. Тогда поведение людей в руках обществоведов станет таким же интересным, как поведение вещей в руках «физиков». «Способность возражать» заключается в том, что сами объекты выводят на сцену новые существа, ставят свои собственные новые вопросы, побуждают обществоведов, равно как и «физиков», переоснастить все их интеллектуальное оборудование. Именно тогда, когда объекты изучения интересны, активны, непослушны, полностью вовлечены в разговор о них, общественные науки и начинают подражать лучшим образцам естественных наук. Например, ученые-обществоведы могут поставить задачу изменить представление народа о себе настолько твердо, чтобы быть уверенными: максимально возможное количество возражений этому представлению прозвучало.
Свою эпистемологическую позицию Латур обозначает не иначе, как «здоровый, чистый и невинный релятивизм» [B. Latour, 2005], под которым он понимает не столько безразличие к иным взглядам, сколько отсутствие абсолютной привилегированной точки зрения. Подобный релятивизм, по мнению Латура, представляет собой более ясное понимание реальности, чем абсолютизм. Ученые заняты тем, что выдвигают различные меняющиеся со временем репрезентации мира. Процесс познания представляет собой не прямую линию, а, скорее, напоминает форму ветвистого кустарника. Как объекты реальности, так и объекты познания — это своего рода гераклитов поток, поэтому процесс познания Латур называет вектором изменений. Познание объективного — это не сачок, а постепенное движение от предыдущего к последующему шагу2.
2 Сходную с Латуром эпистемологическую позицию занимал Ф. Бэкон. Последний выражал уверенность в том, что если люди, преследуя иные цели, все же открыли много полезного как бы случайно или мимоходом, то никто не будет сомневаться в том, что если они начнут поиски, занимаясь непосредственно тем, чем нужно, и пойдут по определенному пути и в определенном порядке, а не скачками, то откроют много больше [Ф. Бэкон, http://lib.ru/FILOSOF/BEKON/nauka2.tx].
Латур выделяет два разных подхода к познанию — «телепортаци-онный» (скачкообразный) и континуальный. Согласно первому из них: а) процесс познания — это связь, установленная между двумя пунктами — субъектом и объектом; б) если субъект находится в процессе движения, то объект неизменен; в) связь между ними может быть прервана в любой момент. Согласно континуальному подходу: а) вектор познания имеет неограниченное число направлений; б) и «субъект», и «объект» изменяются во времени; в) между ними имеется множество точек пересечения; г) все эти точки, или промежуточные ступени, тесно связаны между собой и могут быть исследованы. Лишь последний подход, как подчеркивает Латур, помогает постичь объективную реальность как поток. Именно эволюционный подход снимает с эпистемологии налет мистического. Опытное подтверждение или, используя слова Гастона Башляра, «очищение» — неотъемлемая черта познавательного процесса. Объективность или субъективность, истинность или ложность того или иного положения человек может определить, лишь обращаясь, если использовать термины У. Джеймса, к «цепи» своего опыта. Таким образом, процесс познания, согласно Латуру—Джеймсу, включает в себя следующие черты: а) соответствие знания действительному положению вещей можно установить лишь ретроспективно; б) как познающий субъект, так и познаваемый объект — это не только виртуальные, но и реальные сущности.
«Цепь опыта» целесообразно исследовать не с помощью таких примеров, как «собака в будке» или «кошка на подстилке», как это делали философы XIX в. Необходимые примеры должны быть документально зафиксированы, чтобы их можно было изучать. Областью, подходящей для изучения человеческого опыта, оказывается палеонтология. Чем больше скелетов вымерших животных имеется в распоряжении ученых, тем более интересная, живая, объективная картина их жизни представлена на суд общественности. Многочисленные ископаемые скелеты животных свидетельствуют не только об эволюции человеческого знания о них, но и об эволюции самих объектов исследования. Иными словами, историей обладает не только субъект, но и объект. Исходя из подобного примера, Латур говорит о де-эпистемологизации и ре-онтологизации процесса познания. Если генезис фактов представляет собой событие, то эта событийность распространяется не только на открывателя, но и на открываемое. Именно это обстоятельство, по мнению Латура, мешает человеку быть до конца объективным. Характерной чертой объектов изучения биологии является борьба за существование. Подобная борьба, как подчеркивал представитель постпозитивизма С. Тулмин, имеет место и в науке между альтернативными теориями и гипотезами. Если сторонники традиционной
философии проводили различие между способом существования (объектами) и способом референции (знанием), то Латур и то, и другое объединяет в рамках единого способа существования. Иными словами, знание добавляется к миру. Способ существования — это вектор, оказывающий влияние как на мир идей, так и на мир вещей.
Латур не разделяет представление о том, что источником объективного знания выступает заложенное в природе человека любопытство и что открытие нового — это неожиданный способ удовлетворения подобного любопытства. Следуя за Джеймсом, Латур повторяет, что познание — это не перерывы постепенности, а континуальный процесс. Стоит разорвать цепь, и субъекту трудно оценивать объективность того или иного знания. Вместо вопроса, соответствует ли данное утверждение реальному положению вещей, Латур задается вопросом: соответствует ли данное утверждение непрерывной цепи опыта? Используя концепцию «коллективного мышления» Людвига Флека, Латур указывает, что познание движется не от мышления к объекту, а от смутного к направленному восприятию через множество промежуточных ступеней. Восприятие в науке «направлено» лишь в том случае, когда оно «развито»: технически оснащено, координировано, обобщено, документировано и т.д. И Латура, и Флека объединяет то, что социальные, коллективные, практические аспекты научного познания они рассматривают скорее как позитивный, а не как негативный фактор. И тот, и другой разрабатывают не столько социальную эпистемологию, сколько социальную онтологию. Латур разделяет идею Флека о том, что истина ни релятивна, ни субъективна, ни конвенциональна: истина — это событие в истории мысли [B. Latour, 2005].
Теорию научного познания Флека—Латура можно сформулировать в следующей форме: 1) познание — это вектор; 2) идеи — это начальный пункт в цепи экспериментов; 3) постоянное очищение (ревизия со стороны коллег) — это не второстепенная, а существенная черта познавательного процесса; 4) институциализация знания: его публичная доступность, стандартизация, техническая оснащенность и т.п.; 5) направленное восприятие — это конечный, а не начальный этап познания; 6) факты — это условный итог познания, и на все вопросы относительно соответствия научных утверждений реальному положению вещей можно ответить лишь ретроспективно.
Скептики традиционно указывали на присущие человеку ошибки восприятия. Например, башня может восприниматься и в виде куба, и в виде цилиндра. Однако человек вполне может уточнить результаты своего восприятия, подойдя к объекту ближе или взяв в руки бинокль. В данном случае скептическое сомнение в объективности знания вытекает из того обстоятельства, что в рамках наивно-эмпиристского подхода не учитывается фактор времени.
В нем нет места для параллельного во времени движения фактов: объекты оказываются изолированными «в себе» и «для себя». Ла-тур подчеркивает, что «субъект» и «объект» нельзя рассматривать в качестве основных категорий эпистемологии. Если под эпистемологией понимать дисциплину, основная задача которой — проложить «мост над пропастью» между «миром идей» и «миром вещей», то, с точки зрения Латура, эта дисциплина лишена своего предмета. «Мост над пропастью» не удается проложить не потому, что нельзя получить объективное знание, а потому, что «пропасти» как таковой не существует. Эта пропасть суть артефакт, вытекающий из ложного представления о процессе познания. «Субъект» и «объект» — это скорее побочные продукты теории познания, следующие друг за другом пункты на пути очищения знания. С помощью дихотомии субъекта и объекта трудно получить новое знание. При эпистемологической дихотомии «субъекта» и «объекта» вопрос сводится к тому, направлен ли вектор познания на «неизменный» объект или на постоянно изменяющийся субъект. В последнем случае человек оказывается в «джунглях» своих предпосылок и парадигм.
Согласно Латуру, важно не направление вектора познания, а то обстоятельство, учитывается ли при этом фактор времени. Движение «вперед» означает, что человек приобретает больший опыт, становится более информированным в потоке коллективного, координированного и институциализированного знания. Движение познания осуществляется не от субъекта к объекту или наоборот, а от нескольких промежуточных этапов к множеству таковых. Иными словами, используя выражение П. Фейерабенда, имеет место пролиферация знания. Обращаясь к метафоре, Латур сравнивает процесс познания и транспортную систему метрополитена: нельзя сделать пересадку с одной линии на другую без наличия системы платформ и коридоров, а также не имея схемы, которая бы соответствовала реальному расположению станций. В этом смысле Ла-тур вслед за Джеймсом разделяет скорее теорию соответствия истины реальному положению дел, чем концепцию истины как (иррационального) скачка. Проблема традиционной (субъект-объектной) эпистемологии заключается в том, что в ней нет места ни для времени, ни для инструментов познания, ни для исследовательских коллективов, ни для эволюции самих объектов познания.
Латур поднимает следующую эпистемологическую проблему. С одной стороны, научное познание — это зависимая от времени, «человечески-окрашенная» деятельность. С другой стороны, результаты этой деятельности представляют собой независимую от времени, лишенную фактора человеческого влияния объективность. Проблему объективности нельзя разрешить в рамках общеприня-54
той философии эмпиризма. Двойная природа фактов, как созданных и как не созданных человеком, становится своего рода клише философии и истории науки. Ограниченность традиционной эпистемологии проявляется в том, что невозможно в одно и то же время фокусировать внимание на обоих аспектах познания — человеческом, повседневном, подверженном случайности, практическом, с одной стороны, и окончательном, внечеловеческом, вневременном, неопровержимом — с другой. Точно так же камерой кинооператора нельзя одновременно снимать и задний и передний план. Латур убежден, что оба аспекта познания окажутся в фокусе внимания, если перейти от субъект-объектной к векторно-временной модели эпистемологии.
В качестве примера, выявляющего двойственный характер познания, Латур вслед за Платоном приводит математику. С одной стороны, математические объекты вневременны и независимы от человеческой деятельности. С другой стороны, они представляют собой конструкции, созданные человеком. Этот сконструированный мир чудесным образом оказывается применимым к реальному миру. Поскольку математические конструкции оказываются включенными в мир вещей, сами эти вещи (звезды, планеты, скелеты вымерших животных и т.д.) становятся объективными. Иными словами, объективное знание способствует вовлечению сущностей, принадлежащих к одному способу существования, в сети иного способа существования. Существование подобных сетей, превращающих ментальные сущности в объективность, — это новая черта человеческой истории. На особую роль математических конструкций в познании указывал еще Галилей, утверждая, что книга природы написана на языке математики. Эти слова Галилея указывают на то обстоятельство, что в XVII в. имело место событие, именуемое «научной революцией»: некоторые свойства природы, будучи включенными в процесс человеческого познания, получают новый способ существования — они становятся объективными. «Полотно природы... — пишет Латур, — соткано более чем одной нитью» [B. Latour, 2005, p. 33].
В своих исследованиях представители STS во многом опираются на философию прагматизма. Согласно прагматистскому учению Джона Дьюи, объект — это совокупность непредвиденных и неожиданных для субъекта или коллектива последствий. М. Каллон и В. Рахибарисоу предлагают различать научные дисциплины в зависимости от тех последствий, к которым могут привести изучаемые в их рамках объекты. Так, физики исследуют четко-структурированные объекты, «поведение» которых в лаборатории и в естественных условиях мало чем отличаются друг от друга. Например, CD-ROM-устройство примерно одинаково работает как в научном
центре, так и в квартире пользователя. Напротив, вещества, исследуемые химиками, находятся в процессе постоянного изменения и способны вызывать цепные реакции. Эти вещества менее предсказуемы и могут в определенных обстоятельствах представлять угрозу для окружающих. Еще более сложными являются объекты изучения биологии, биотехнологии и, в частности, генетики. Эти объекты живут своей собственной жизнью даже вне рамок лаборатории. Данные, полученные в ходе биологического эксперимента, не позволяют предвидеть поведение объекта исследования в естественных условиях. Иными словами, существует принципиальное различие между экспериментами in vitro и опытами in vivo.
Латур констатирует существенные изменения, которые произошли в области философии и социологии науки в конце ХХ — начале XXI в. В первую очередь эти изменения касаются трактовки таких понятий, как факты и объективность. «Объекты слишком долго ошибочно рассматривались как факты, — пишет Латур. — Такая трактовка нечестна по отношению к объектам, нечестна по отношению к науке, нечестна по отношению к объективности, нечестна по отношению к опыту. Они намного более интересны, разнообразны, сложны, неопределенны, богаты, разнородны, рискованны, историчны, локальны, материальны, системны, чем долго и патетично представляли себе философы» [B. Latour, 2007, p. 9—10]. Камень — это не просто предмет для бросания, так же как доска существует не только для того, чтобы по ней стучать. Факты есть не просто факты: они содержат нечто большее. Проблема заключается в том, что в настоящее время непосредственные, очевидные, бесспорные факты встречаются все реже и реже, а задача найти исчерпывающее доказательство представляется сомнительным и рискованным предприятием. Трудно получить точные факты, и чем серьезнее задача, стоящая перед ученым или инженером, тем более дорогое оборудование требуется для ее решения, тем большее количество опосредующих звеньев в цепи доказательства, тем более тонкие доводы необходимы для ее обоснования. «Непосредственность и очевидность — плохие помощники как для науки, так и для политики, — указывает Латур. — В такой атмосфере можно задохнуться как ученым, так и государственным деятелям» [ibid., p. 11]. Не существует непосредственного пути к соглашению между сторонами, так же как не существует непосредственного доступа к фактам. Много проблем порождается, по мнению Латура, ложным представлением о правдивой, ясной и точной репрезентации фактов. Люди ожидают от репрезентации то, что она не может обеспечить. Подобная репрезентация — это отсутствие и предсказаний, и доказательств, и выводов. Иными словами, в современной науке, согласно Латуру, произошел сдвиг от «дешевого» понимания объективности к «дорогостоящему» пути доказательства.
В качестве альтернативы «наивному» универсализму и «поверхностному» релятивизму предшествующей эпистемологии Латур предлагает переход от объектов к вещам. Следуя за Мартином Хай-деггером, Латур понимает под «вещью» особый тип соединения (смертных и богов, людей и не-людей). Вещи уже не имеют той чистоты, ясности и очевидности, которые были присущи фактам; они не состоят из строго очерченных, дискретных объектов, плавающих в некоем прозрачном пространстве. Еще задолго до «независимых» и «объективных» фактов вещь означала то, что одновременно и соединяет и разделяет людей. Призывая к повороту от объектов к вещам, Латур подчеркивает, что ученые имеют дело не столько с «фактами», сколько с предметами интереса.
Как и Латур, Андрю Пикеринг призывает к переходу от эпистемологии к онтологии, к объединению субъективного и объективного в познании. Вместо «идиомы презентации» Пикеринг выдвигает «идиому поступка». В рамках идиомы репрезентации мертвые и статичные вещи «сидят и ждут», когда они будут представлены взгляду ученого. Именно представители традиционной эпистемологии отстаивали идею, согласно которой задача науки — представить (репрезентировать) окружающий мир. С точки зрения идиомы поступка, мир выступает живым целым, где и человек, и вещи оказываются практически равноправными акторами. Задача философии и социологии — исследовать науку не «извне», а «изнутри», погружаясь в «тело» науки. Согласно Пикерингу, философия и социология науки — это переплетение, синтез теоретического и исторического. Примером идиомы репрезентации Пикеринг называет парадигму классической механики Ньютона. Для этой парадигмы характерны редукционизм и линейность. В качестве модели идиомы поступка, или неклассической научной парадигмы, Пикеринг выдвигает кибернетику [A. Pickering, 2002, p. 413—437].
Социальные исследования науки и техники служат своего рода «буфером», опосредующим звеном между наукой и обществом. Эти исследования в значительной мере способствуют тому, чтобы наука упрочила свой социальный статус. С одной стороны, представители как общественных, так и естественных наук должны осуществлять свою работу совместно. С другой стороны, ученые-естествоиспытатели не склонны рассматривать свою деятельность как часть культуры, проводя строгое различие между «наукой» и «ненаукой». Найти почву, общую для гуманитариев и естествоиспытателей, нередко оказывается сложной задачей. Выделяются следующие направления социальных исследований науки и техники (STS): 1) изучение и прогнозирование новых областей технонауки;
2) проблема использования достижений технонауки в будущем;
3) проблема использования достижений технонауки в настоящем.
Социальному анализу науки и техники, представленному в работах сторонников STS, присущ, на наш взгляд, описательный характер. Исследования STS — это область, где «много фактов, но мало принципов». Категории и принципы, имеющиеся в распоряжении представителей STS, буквально «тонут» в море конкретных случаев (cases). В рамках богатого эмпирического материала порой нелегко проследить общую идею. В качестве решения методологической проблемы Б. Латур и его соратники нередко предлагают яркий художественный образ или тонкий риторический прием. Взгляды представителей STS не лишены определенных противоречий. Во-первых, они, с одной стороны, призывают изучать повседневную деятельность ученых, отвлекаясь от всяческих идеа-лизаций. С другой стороны, они признают, что в деятельности любого ученого неизбежно присутствует аксиологический и социально-политический уклон. Латур и его сторонники призывают к переходу от эпистемологии к онтологии, от методов к вещам. Однако не означает ли подобный переход отказ от какой бы то ни было методологии? Во-вторых, подвергая критике идеи неокантианства, Латур подчеркивает, что помимо слов существует и сам мир. Вместе с тем во многих своих работах он вслед за представителями неопозитивизма и постмодернизма особое внимание уделяет тексту, способу научного изложения.
Как постпозитивисты, так и представители STS внесли определенный вклад в развитие так называемой постнеклассической картины мира. Они отстаивают нетрадиционную трактовку понятия объективности знания [И.Т. Касавин, 2009]. Объективность они рассматривают не как обобщение конкретных способов достижения истины, принятых в науке и других формах духовной деятельности, а, скорее, как результат анализа видов и форм знания. Они анализируют не то, что исследуют субъекты познания, а то, как они это делают, какие методы они используют.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бэкон Ф. Новый Органон // http://lib.ru/FILOSOF/BEKON/nauka2.tx
Касавин И.Т. Истина: вечная тема и современные вызовы // Эпистемология & философия науки. М., 2009. № 2.
Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7. Философия. 2003. № 3. (Latour B. When things strike back: a possible contribution of 'science studies' to the social sciences // British Journal of Sociology. L., 2000. Vol. 51. N 1).
Лекторский В.А. Предисловие // Полани М. Личностное знание. М., 1985.
Поппер К.Р. Объективное знание: эволюционный подход / Пер. с англ. Д.Г. Лахути; Отв. ред. В.Н. Садовский. М., 2002.
Latour B. From realpolitik to dingpolitik or how to make things public // Introduction to the catalogue of making things public — atmospheres of democracy / Ed. by B. Latour, P. Weibe. Karlsruhe, 2005 // http://www.bruno-latour. fr/articles/article/96-DINGPOLITIK2.html
Latour B. Turning around politics: a note on Gerard de Vries' paper // Social Studies of Science. L. etc., 2007. Vol. 37. N 5.
Pickering A. Cybernetics and the mangle: Ashby, Beer and Pask // Social Studies of Science. L. etc., 2002. Vol. 32. N 3. PolanyiM. Personal knowledge. L., 1958.
