CC BY
142
УДК 304
СОЦИАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НАУКИ И ТЕХНИКИ И ПРОБЛЕМА ОБЪЕКТИВНОСТИ Летов Олег Владимирович,
кандидат философских наук, старший научный сотрудник, доцент Институт научной информации по общественным наукам РАН,
г. Москва, Россия mramor59@mail. ru
В статье анализируется трактовка проблемы научной объективности в рамках таких направлений современной западной философии, как постпозитивизм и социальных исследованиях науки и техники STS. С точки зрения представителей постпозитивизма, научное знание исторически и социально обусловлено и, следовательно, оно не абсолютно, а относительно по своему характеру. Идеи постпозитивистов явились своего рода предпосылкой для формирования такого философского течения, как STS (Б. Латур, М. Каллон и др.). И постпозитивистов, и представителей STS объединяет идея о социокультурной обусловленности взглядов ученых.
Ключевые слова: постпозитивизм; STS; принцип теоретической
«нагруженности»; принцип несоизмеримости; объективность; истина; плюрализм; идея о социокультурной обусловленности.
THE SOCIAL STUDIES OF TECHNOSCIENCE AND THE OBJECTIVITY PROBLEM Oleg Letov,
Senior Researcher, Candidate for Philosophy,
Institute of scientific information of social sciences,
Moscow, Russia mramor59@mail. ru
The paper considers the problem of scientific objectivity in such branches of modern western philosophy as pospositivism and STS. According with postpositivists the scientific knowledge is influenced by history and society. The STS ideas (B. Latour and others) were based on the postpositivist principle of value-laden knowledge.
Keywords: pospositivism; postmodernism; the principle of theory laden; principle of incommensurability; objectivity; truth; pluralism; value-laden knowledge; technoscience.
Наиболее отчетливо выраженная в постпозитивизме идея о социокультурной обусловленности взглядов ученых была использована в социальных исследованиях науки и техники (STS) Б.Латуром, М. Каллоном и др. Латур не разделяет социологическую позицию, наиболее яро выраженную в трудах Э. Дюркгейма, согласно которой «социальные факторы» призваны объяснять все остальные окружающие человека явления. Взглядам Дюркгейма Латур противопоставляет идеи другого представителя социологии 19 века - Г. де Тарда. Если Дюркгейм пытался объяснить части сквозь призму изучения целого, то де Тард, наоборот, на основе изучения частей стремился понять целое. Как и де Тард, Латур не проводит особой грани между социальными науками и философией.
Представители STS стремятся исследовать не то, как общество влияет на процесс научного исследования, а, наоборот, - как наука способствует изменениям, происходящим в обществе. Они предлагают учитывать в процессе анализа такой фактор, как «сила науки» в обществе. Понять эту силу можно с помощью изучения изменений, имеющих место в науке. Представление о том, что наука - это некая «чистая сфера», находящаяся вдалеке от обыденной жизни, прочно укоренилось в западной культуре.
Традиционно проводилось строгое различие между наукой как деятельностью по достижению истины и политикой как деятельностью в целях завоевания власти. Сторонники STS упраздняют это разделение: и наука, и политика составляют единое целое. Существуют тесные связи между явными политическими феноменами, такими как правительственные учреждения или общественные объединения, и неявными, и неявными, такими как, например, исследования в области нанотехнологий. Эти исследования носят политический характер, поскольку заключают в себе потенциальную силу. Принцип исследований STS - следовать за акторами (действующими элементами). Акторы, как правило, склонны скрывать способы достижения своих целей. Поэтому ученый должен внимательно следовать за ними, куда бы они ни направлялись. В противном случае он может быть введен в заблуждение с помощью мифа. Так же, как Н. Макиавелли детально описывал поступки правителей в работе «Государь», так и исследователь науки должен внимательно изучать повседневную деятельность ученых. Подобное изучение не может подменяться рассказами третьих лиц и всяческими идеализациями.
Акторы могут предпринимать попытки как в области социальных реформ, так и в сфере построения научных теорий и технологических систем. Любое исследование науки, вольно или невольно, приводит к вопросам политическим. Идея о том, что существует некая особая сфера науки, где истина устанавливается независимо от социальных структур, оказывается мифом. Большинство философов и социологов науки рассматривали ученых в качестве неких интеллектуалов, лишенных личного интереса. Так, Р. Мертон выдвинул определенные нормы научного сообщества, призванные отделить это сообщество от влияния интересов иных социальных акторов. Представители STS подчеркивают, что нельзя осмыслить природу и направление эволюции науки, если считать, что ученый работает в некой «башне из слоновой кости». Нельзя упускать из виду отношения, существующие между содержанием научного знания и интересами профессиональных коллективов и социальных групп. Ученый, преследующий определенные жизненные цели, не может
превратиться в некоего рационального субъекта, лишенного личных интересов, как только он окажется в стенах своей лаборатории. Деятельность ученого может включать в себя самые разнородные компоненты, такие как проведение экспериментов, шаги по обеспечению лаборатории необходимыми приборами и инструментами, общение с коллегами, подготовка статей к публикации, участие в конференциях и т.д. В процессе этой деятельности стирается различие между факторами, которые считаются «внешними» и «внутренними» для науки. Если задать руководителю научного учреждения вопрос: «Что для него является более приоритетным - провести научную конференцию или обеспечить институт необходимым оборудованием?». Обычный ответ был бы следующим: «важно и то, и другое». Ученые в своей деятельности выдвигают определенную картину мира, и попытки провести различие между «внутренним» и «внешним» для науки угрожают целостности этой картины. Ученые не только формируют картину мира, они также контролируют распределение материальных ресурсов и состояние окружающей среды. В этом смысле любой ученый выступает также в роли и политика, и экономиста, и социолога.
Латур выделяет следующие вопросы, стоящие перед представителями социологии. 1) Как разрешить спор о связях, не ограничив заранее социальное как особую сферу? 2) Как найти способ разрешения этих споров? 3) С помощью каких средств можно перегруппировать социальное, но не в общество, а в коллектив?
Свой подход к обществу Латур называет теорией «акторов и сетей». Согласно Латуру, социология - не столько «наука о социальном», сколько учение о связях, а социальное - это тип связей между вещами, которые не обязательно являются социальными. Факторы, которые ранее объединялись под названием «социальной области», это лишь элементы, которые предстоит собрать в единое целое. И это целое Латур называет не обществом, а коллективом. Он рассматривает социальное не как особую область явлений, а как движение к перегруппировке связей. С этой точки зрения, право, например,
следует изучать не как некий институт, объясняемый сквозь призму внешней «социальной структуры». Напротив, внутренняя логика развития этого института помогает выявить, почему общественные связи сохраняются на протяжении более длительного времени. Точно так же науку, или объективность, нельзя заменить некой «социальной структурой», которая формируется на основе «социальных факторов». За деятельностью ученого не скрывается некая «социальная сила», напротив, совокупная деятельность ученых способна формировать общество. Социальное не составляет особый тип вещей, видимых или постулируемых. Оно проявляется лишь благодаря следам, которые остаются в результате образования новых связей. Представители традиционной социологии нередко обращаются к «здравому смыслу» в целях обоснования особой роли социального фактора. Однако физики конца 19 -начала 20 вв. также с помощью здравого смысла пытались доказать существование эфира.
Сторонники прежней трактовки социального справлялись с объяснением неизменного порядка вещей, однако перед ними возникали трудности, когда этот порядок менялся и когда появлялись новые действующие элементы, или акторы. Иными словами, представители традиционной социологии испытывали влияние идей модернизма и защищали принципы сохранения гражданского мира. Если представителей традиционной социологии Лаутр называет пред-релятивистами, то себя и других сторонников теории «акторов и сетей» -полными релятивистами. Пред-релятивисты - это те, кто способны изучать неизменные сущности, в то время как релятивисты могут фиксировать ускорение процессов, умножение сущностей и возникновение нового. Именно релятивисты, согласно Латуру, обладают способом соизмерять следы разных систем, движущихся с разной скоростью и ускорением.
Некоторые ученые сводят социальное лишь к человеку и современному обществу, забывая, что область социального намного шире. Расширенное понимание социального подтверждают, например, исследования в области социобиологии. Включение не только людей (но и, например, микробов или
компьютеров) в рамки социального способствует тому, что объекты науки и техники становятся «социально-совместимыми». Такое включение позволяет вещам становится не просто символами, но и акторами. Книга по биологии, например, может иметь непосредственное отношение к социальной теории «акторов и сетей» благодаря активной роли, отводимой в ней гену. И, наоборот, если социальное остается неизменным и используется для объяснения какого-то другого типа явлений, то такая трактовка не имеет ни малейшего отношения к теории «акторов и сетей». Задача сторонников этой теории не в том, чтобы навязать некий порядок, ограничить область допустимых сущностей, объяснить природу акторов или дополнить рефлексией человеческий опыт. Латур призывает следовать самим акторам, выявлять необычные инновации с тем, чтобы понять, как они влияют на условия человеческого существования.
В отличие от представителей постмодернизма Лаутр настаивает не столько на деконструкции социального, сколько на его перегруппировке. Он не разделяет пафоса постмодернистской критики «великих сказок» или «гегемонии евроцентризма». Разрушение, рассеивание, деконструкция - это не столько цели, которые необходимо достичь, сколько то, что следует преодолеть. Вместо добавления новых руин к уже существующим Латур призывает исследовать процесс формирования новых связей в рамках общества.
Свой подход к изучению науки и общества Латур сравнивает с руководством для путешественника, где вежливо напоминается, куда следовать и что целесообразно посмотреть. В подобном руководстве идеи не столько навязываются читателю, сколько предлагаются. Именно подобный подход древние греки называли словом «метод» [1].
В своей статье «Вокруг политики» Б. Латур отмечает, что позиция сторонников STS подвергается критике с двух сторон. С одной стороны, они обвиняются в «загрязнении» чистой природы познания, показывая влияние социально-политических факторов даже в условиях «отдаленной тишины» лабораторий. С другой стороны, они подвергаются критике за
«деполитизацию» позиции ученых и игнорирование феномена «реальной политической доминантности». Политика, с точки зрения Латура, - это здание космоса, внутри которого живет каждый человек, развивающаяся структура общего мира. Задача заключается в том, как привнести науку в политику, как согласовать интересы общественности и экспертов [2]. Используя известный лозунг Клаузевица, Латур рассматривает науку как продолжение политики иными средствами. С одной стороны, в современном обществе по-настоящему свежая сила исходит от науки, а не от традиционного политического процесса. С другой стороны, действия ученых и инженеров в большей степени, чем это предполагалось ранее, обусловлены «космополитикой». Последний термин включает в себя такие аспекты, как выявление новых связей и ассоциаций в рамках социальной структуры (STS), общественность и факторы риска (прагматизм), проблема государственного суверенитета (Н. Макиавелли), проблема взаимодействия общественности и ученых (Ю. Хабермас), проблема власти (М. Фуко) [2].
Каллон в своих работах ставит проблему взаимодействия ученых и представителей гражданского общества. Последним нечасто удается принимать участие в обсуждении вопросов выбора дальнейшего пути развития научных и технологических исследований. Еще реже неспециалисты имеют возможность внести свой вклад в процесс получения нового знания. Существует двойная дихотомия: между экспертами и неспециалистами, с одной стороны, и между представителями гражданского общества и квази-профессионалами в области принятия решений, касающихся развития технонауки, с другой. Каллон выдвигает задачу преодолеть указанную дихотомию. В целях возможного решения этой задачи он предлагает понятие «возникающих заинтересованных групп людей». Формирование подобных групп способствует установлению нового типа взаимоотношений между наукой, политикой и экономикой.
Экономические рынки играют существенную роль в процессе выбора пути научно-технического развития. Ускорению формирования возникающих заинтересованных групп способствуют такие факторы, как возрастание роли
экономических и социальных сетей и трансформация объектов научных и технологических исследований [3]. Сетевая модель как форма координации и организации рынка становится доминирующей в области экономики. Подобная модель способствует формированию «нового инновационного режима». Для этого режима характерно взаимодействие таких разнородных акторов, представляющих разные регионы и страны, как академические исследовательские лаборатории, консалтинговые агентства, общественные координационные центры, правительственные службы, фирмы-подрядчики, местные административные органы, потребители. Отношения кооперации сопровождаются конкуренцией не между отдельными компаниями, как раньше, а между сетями. Представители каждой сети стремятся продвинуть свой собственный инновационный продукт. С одной стороны, техно-экономические сети находятся в процессе постоянной эволюции: их руководство пытается адаптироваться к изменяющимся социально-экономическим условиям. Вместе с тем ускорение инновационного процесса сопровождается концентрацией исследовательских проектов. Как и в предшествующие эпохи, руководство научно-исследовательских центров предпочитает скорее использовать существующие идеи и разработки, чем искать новые пути развития науки и техники. Ярким подтверждением тому является положение дел в области фармакологии, где новые лекарства нередко предлагаются потребителю в качестве заменителя существующих препаратов. Слияние науки и бизнеса приводит к таким проблемам, как выявление права интеллектуальной собственности, коммерциализация академической науки. В области новых технологий, таких, как био- и нанотехнологии, трудно провести грань между фундаментальными (открытыми) и прикладными (частными) исследованиями.
Особого рода проблемы возникают в процессе рационализации производства и потребления. Частные исследовательские или промышленные объединения могут отказаться от создания оборудования для лечения такой болезни, которая не является, с их точки зрения, распространенной, и уделить внимание лишь наиболее часто встречающимся недугам, т.е. тому, что
приносит наибольшую прибыль. Тем самым создаются барьеры между пациентами, болезни которых включены в исследовательскую программу, и теми, которые лишены подобного внимания. Такое разделение пациентов не может не порождать проблему социальной справедливости. Не случайно в некоторых европейских странах существуют «Ассоциации редких болезней», девизом которых служат слова: «болезни редкие, а больные многочисленные»
[3].
Среди социологов науки существуют разногласия относительно возможности приписывать группам людей заинтересованность. Одни социологи, в частности представители Эдинбургской школы (Б. Барнс, Д. Блур) утверждают, что можно приписывать интересы социальным группам при наличии общего представления об этих группах, о составе общества и даже о природе человека. Другие (С. Вулгар) отрицают такую возможность на том основании, что не существует беспристрастного подхода к познанию этих групп, а также целей, которые ставит перед собой общество, не говоря уже о природе человека. Согласно позиции Б. Латура, социология науки изначально ущербна, если ее представители полагают, что с помощью данных одной науки, а именно социологии, можно объяснить другие науки. Вместе с тем остается возможность проследить, как с помощью наук трансформируется общество, дать новое определение состава и целей этого общества. Хотя не существует способа узнать, какими являются социальные группы, чего они хотят, это не должно удерживать людей от попытки убедить других в том, что является их интересом, к чему им следует стремиться [4, с. 3- 4].
Согласно М. Каллону и В. Рахибарисоу, заинтересованные группы людей могут возникать на основе самых разных признаков: состояния здоровья, общих целей и привычек, положения в обществе и т.п. Предикат «возникающие» в данном случае указывает на отсутствие стабильности в рамках этих групп: даже идентичность их членов нередко оказывается под вопросом. Исследование процесса возникновения групп позволяет более отчетливо выявить взаимодействие технонауки, политики и экономики.
«Заинтересованными» группы оказываются в силу того, что их формирование строго обусловлено наличием предмета заботы, разделяемого всеми членами группы. Члены группы становятся ближе друг к другу, разделяя чувства остальных членов и устраивая совместные акции. Осознание своих интересов и своей идентичности выступают у членов этих групп не причиной, а следствием их поступков. Ожидания, интересы и цели членов возникающих групп сначала формируются, а затем осознаются, конституируются и защищаются. Ротация состава группы и включение в нее новых членов может способствовать поиску новых путей исследования.
В качестве примера возникающих заинтересованных групп М. Каллон и В. Рахибарисоу обращаются к истории Французской ассоциации пациентов, страдающих мускульной дистрофией [3]. Традиционно эти пациенты связывали свой недуг с несчастной судьбой. Хотя их болезнь и была названа, положение больных оставалось неопределенным: врачи и ученые не располагали
достаточным знанием о природе этой болезни, ее причинах, возможных способах лечения и путях клинических исследований. Однако успехи биомедицинских наук конца ХХ начала ХХ1 вв. позволили выявить причину их болезни, связанную с генетическими отклонениями. У больных мускульной дистрофией и их близких появилась надежда на улучшение своего положения. Объединившись, пациенты сумели адресовать свои проблемы ученым и инженерам. Однако подобный успех нельзя экстраполировать на все возникающие заинтересованные группы без исключения. В действительности группы заинтересованных людей добиваются своих целей далеко не всегда. Характерным примером в данном случае может служить политическая борьба партий. Вполне могла возникнуть ситуация, когда ученые-испытатели не сумели прийти к сколько-нибудь приемлемому решению проблемы, промышленные предприниматели отказались производить оборудование, необходимое для лечения столь редкой болезни, руководство ассоциации не обладало нужными навыками для реализации политических целей.
Формируя свою коллективную идентичность, члены группы переходят из состояния исключенных из общества в положение включенных в социальную жизнь. Помимо пути избавления от болезни пациентам предстоял путь реабилитации и социализации. Процесс формирования идентичности пациентов непосредственно связан с их участием в клинических исследованиях. Благодаря этому участию происходит их «социализация»: они становятся частью научных, медицинских и социальных «сетей». Идентичность пациентов формировалась на основе разнородных элементов. Это формирование было не только выражением, но и требованием своей идентичности. Возникала новая (генетическая) идентичность, требующая своего признания. Образуя группу заинтересованных лиц, пациенты порождают новую «социотехническую общность». Благодаря этой общности пересматриваются границы взаимоотношений между природой и обществом. Включенность в группу заинтересованных людей позволяет пациентам оказывать влияние на процесс промышленного производства и распространения новых видов лечения. Иными словами, члены заинтересованных групп способны формировать структуру научного, медицинского и социального пространства.
Чтобы понять, каким образом формируются идентичность, цели и интересы членов возникающих заинтересованных групп, необходимо изучить все материалы предпринятых ими в целях решения той или иной проблемы исследований. Процесс проблематизации выражается в выявлении предмета, постановки проблемы и формулировки вопросов, на которые могли бы дать ответ специалисты в данной области. Этот процесс включает в себя накопление знания в конкретной сфере. В данном случае были использованы «протоинструменты»: показ и обсуждение фильмов, которые имеют непосредственное отношение к жизни пациентов, формирование рабочих групп, подготовка проектов исследований и т.п. Группа приступила к производству знания и информации. Процесс проблематизации в данном конкретном случае происходил непрерывно, поскольку характер протекания болезни и жизненные условия пациентов ставили новые вопросы, требующие своего решения. Тем
самым происходило формирование познавательного сообщества, или смешанного исследовательского коллектива. Этот коллектив включал в себя такие группы людей, как ученые-исследователи, представляющие различные дисциплины, технологи-практики, медицинский персонал и, наконец, пациенты и их родственники. Роль пациентов в исследовании варьировалась от должности простых помощников до непосредственных участников познавательного процесса. Последние нередко посылали научные статьи в академические журналы. Иногда пациенты выступали в качестве посредников между разобщенными между собой специалистами, каждый из которых не знал о том, что делают представители смежных областей знания. Иными словами. Стратегия деятельности групп требовала, чтобы некоторые пациенты попадали внутрь «черного ящика» процесса познания. Без участия пациентов исследовательская группа работала бы в иной манере и могла продуцировать совсем другое знание.
Представители Ассоциации пациентов, страдающих мускульной дистрофией, играли важную роль в выборе верного направления исследовательских работ. Этот факт удивителен, поскольку во Франции, как и в некоторых других западноевропейских странах, модель делегирования полномочий от простых граждан к специалистам принимает весьма причудливые формы и оставляет желать лучшего. Руководство ассоциации с самого начала своей работы решительно отклонило эту традиционную модель. В состав руководства групп вошли исключительно пациенты и их доверенные лица. Именно это обстоятельство обеспечивало входящих в группу ученых определенной степенью независимости, которая была им необходима. Эта независимость позволяла членам исследовательской группы выбирать, нередко вопреки мнению других влиятельных ученых, то направление научной деятельности, которое бы в полной мере отвечало потребностям самих пациентов. Знание подобных фактов способствует более глубокому пониманию принципов и правил, лежащих в основе деятельности научного сообщества. Руководство Ассоциации сформулировало четкую стратегию взаимоотношений
с представителями научного сообщества. Эта стратегия способствовала разрешению проблем, возникающих между частными и общественными интересами. Примечательно, что указанная стратегия была реализована на практике людьми, не имеющими специального университетского образования. Эти люди не пользовались советами ученых или менеджеров, которые не были включены в исследовательскую группу. В такой стране, как Франция, где традиционно уделялось внимание заслугам, подобные поступки, идущие вразрез с мнением авторитетных лиц, представляются исключительными. Члены исследовательских групп руководствовались в своей деятельности лишь неограниченной страстью к исследованию и осознанием того факта, что необходимо сделать правильный выбор и право на этот выбор не может быть прерогативой одних лишь ученых.
Представителей социальных наук Латур разделяет на два лагеря. Одни (сторонники «количественных» методов исследования) убеждены, что великое превосходство «физиков» коренится в том, что они имеют дело с объектами, которые им подчиняются и позволяют полностью контролировать себя. Поэтому те, кто изучал социальные феномены, в большинстве своем старались максимально приблизится к этой мифической естественнонаучной картине: они хотели походить на беспристрастных ученых, которые способны по своему желанию управлять объектами и объяснять их посредством строгих причинноследственных связей. Другие (последователи «понимающих» методов) настаивают на том, что социальные сюжеты в отличие от физики, химии и геологии требуют совершенно другого типа научности, герменевтической, интерпретативной природы. Иными словами, те, кто изучал социальные предметы, должны были либо полностью копировать естественные науки, либо стать их полной противоположностью. Третьим направлением в этом контексте выступают представители STS, описывающие научную практику лабораторий и прочих научных учреждений, которая стала здесь объектом детального изучения со стороны историков, антропологов и социологов.
«Победу одерживает тот, - указывает Б. Латур, - кому удается перевести на свой язык интересы других людей» [4, с. 4, курсив мой - О.Л.]. Л. Пастеру удалось привлечь внимание незаинтересованных групп к своим исследованиям тем, что он поместил себя вместе со своей лабораторией в самую гущу общественной жизни. Заслуга Пастера заключалась в том, что он ступил на один шаг дальше своих коллег, переместив свои исследования (сибирской язвы) в лабораторию, установленную прямо на сельскохозяйственной ферме. Вне лаборатории Пастер и его сотрудники работали над переводом каждого пункта в ветеринарной науке на свои термины с тем, чтобы их работа внутри лаборатории соответствовала происходящему снаружи. Завершив свои полевые исследования и возвратившись в свою парижскую лабораторию, Пастер переместил за собой и все внимание уже заинтересованных сельскохозяйственных обществ. Указав на микроорганизм как на действующую непосредственную причину заболевания, Пастер по-новому сформулировал интересы фермеров: если вы хотите разрешить вашу проблему сибирской язвы, то сначала вам придется пройти через мою лабораторию. Если «снаружи» лаборатории это заболевание изучать сложно, поскольку микроорганизм невидим, скрываясь за огромным количеством других элементов, в то время как «внутри» лаборатории можно наглядно зафиксировать причину заболевания, доступную благодаря проведенному переводу.
Изменение масштаба позволяет изменить соотношение сил противоборствующих сторон: если «снаружи» фермеры и ветеринары были слабее невидимой палочки сибирской язвы, то внутри лаборатории Пастера человек становится сильнее, чем палочка, и, как следствие, ученый в лаборатории становится могущественнее умудренного опытом ветеринара. Перевод теперь заслуживает большего доверия и звучит следующим образом: «Если вы хотите разрешить свою проблему сибирской язвы, приходите ко мне в лаборатории, потому что именно здесь изменяется соотношение сил». Интерес к опытам Пастера проявляли не только ветеринары, но и представители смежных научных дисциплин. Пастер внутри лаборатории мог делать то, что
все остальные (например, представители санитарной гигиены) пытались делать «снаружи», причем там, где все терпели неудачи, потому что работали в большом масштабе. Он преуспевал, поскольку работал в малом масштабе. В данном случае междисциплинарный перевод выражался таким образом: если вы хотите понять эпидемию, то существует только одно место, куда можно обратиться: лаборатория Пастера, и только одна наука, которую следует изучать, а именно микробиология. Успех Пастера во многом связан с тем обстоятельством, что многочисленные заинтересованные группы считали, что именно его лабораторные исследования имеют для них существенное значение и оказывали им помощь. Пастер с самого начала своей карьеры ученого был экспертом по завоеванию интересов различных групп и по убеждению их представителей в том, что их интересы были неотделимы от его собственных. [4, с. 6-8]. Иными словами, в своих лабораторных исследованиях Пастер открывал такие связи явлений, которые вызывали широкий интерес как теоретиков, так и практиков.
Если за лабораторными исследованиями ничего не следует, то ничто не помешает возникшему интересу испариться безотносительно к тому, насколько велик был этот интерес и какое число социальных групп его разделяло. Пастер в 1881 году изобрел первую искусственную вакцинацию. Для того, чтобы подобное было возможным, необходимо было сделать еще один шаг, а именно переместиться из лаборатории обратно в поле, от микромасштаба перейти к макромасштабу. Если бы расширение лабораторных исследований зашло слишком далеко, то вакцинация не имела бы успеха, и Пастер был бы отброшен назад в лабораторию разочарованными фермерами. Если же оно оказалось слишком скромным, произошло бы то же самое: Пастер был бы признан лабораторным ученым, не представляющим интереса для использования вне лаборатории. Для привлечения интереса к своим работам и обеспечения успеха своей деятельности Пастер одним из первых провел своего рода PR кампанию лабораторных исследований. В лаборатории он тщательно «отрепетировал» ту часть опытов, которую затем предстояло продемонстрировать в поле для
широкой публики и журналистов. Предсказание, сделанное Пастером относительно судьбы вакцинированных животных, воспринималось в полевых условиях как чудо. Однако, если учесть, что подобная «инсценировка» уже была отработана в лабораторных условиях, то это предсказание выглядит интересным, но вполне естественным. Эксперимент в полевых условиях был инсценировкой, направленной на убеждение инвесторов в том, что сделанный Пастером перевод можно рассматривать как честную сделку. Этот перевод можно выразить в следующей форме: если вы хотите спасти своих животных от сибирской язвы, заказывайте флакон с вакциной в лаборатории Пастера. Иными словами, если потребитель принимает ряд ограничений (дезинфекцию, чистоту, прививание, временные сроки и т.п.), то он может использовать продукт, производимый в лаборатории Пастера, на любой ферме. То, что первоначально было попыткой ученого-экспериментатора привлечь к себе интерес, теперь приобретает вид коммерческой сети.
Давний спор между «интерналистским» и «экстерналистским» подходами к изучению науки и технологии, противопоставление «социальных воздействий» «чисто внутреннему развитию» науки, Латур считает устаревшим. Неуместность разделения научной деятельности на «внешние» и «внутренние» факторы отчетливо проявляется в приведенном выше примере лаборатории Пастера. Деятельность его лаборатории представлялась таким образом, чтобы внутри своих стен воспроизводить то, что, как кажется, происходило снаружи, а затем распространить вовне (т. е. на всех фермах), то, что, как кажется, происходило только внутри нее. В данном случае внутренний и внешний мир могут превращаться один в другой. Естественно, что эти три отношения внутреннего, внешнего и опять внутреннего не идентичны. В лаборатории рассматривалось лишь ограниченное количество элементов, относящихся к макроскопической эпизоотии; в ней имела место только контролируемая эпизоотия на экспериментальных животных; из лаборатории вовне распространялись только определенные методы прививания самой вакцины. Когда говорят о внешнем мире, то, как правило, не обращают
внимания на предшествующее распространение соответствующей науки. Само существование сибирской язвы как заболевания и эффективность вакцины не являются внешними, доступными для обозрения фактами. В обоих случаях они представляют собой результат предшествующего существования институтов иной науки - статистики, представители которой создали необходимый инструмент. Вот почему ключ к пониманию макропроблем («внешнего») заложен, в конечном счете, в лабораторных исследованиях («внутреннем»). Различие между «внутренним» и «внешним», различие масштаба между «макро» и «микро» уровнями и есть то, что лаборатория призвана упразднить [4, с. 3].
Латур пытается подчеркнуть не столько то, как общество оказывает влияние на деятельность ученого, а как самой своей работой внутри лаборатории ученый способен активно изменять современное ему общество. «Лаборатории по микробиологии являются одними из тех немногих мест, -пишет Латур, - где претерпела трансформацию сама структура социального контекста» [4, с. 19]. Чтобы изучать Пастера как человека, воздействующего на общество, совсем не обязательно искать политические тенденции. Нужно всего лишь рассмотреть, что именно делает Пастер в своей лаборатории как ученый. Политическое влияние лабораторий Пастера было куда более глубоким, ощутимым и необратимым, поскольку лаборатории, никогда открыто не считавшиеся политической силой, вмешались во все детали ежедневной жизни. Ни историку, ни социологу не удастся различить макроуровень общества и микроуровень лаборатории, поскольку с помощью последнего может происходить переопределение и корректировка первого. Представителям социологии науки не следует постоянно обращаться к общей социологии или социальной истории за понятиями и категориями с целью реконструировать «социальный контекст», внутри которого следует понимать науку. Напротив, работы по социологии науки могут показать социологам и социальным историкам, как общество может быть скорректировано и реформировано через непосредственное содержание науки. «Дайте нам лаборатории, - отмечает
Латур, - и мы сделаем возможной мировую войну без инфекции, мы сделаем тропические страны доступными для колонизации, мы обеспечим здоровье французской армии, мы увеличим численность и силу населения, мы создадим новые индустрии» [4, с. 19].
Что же делает лаборатории таким источником политической силы, силы, которая не объясняется с помощью каких-либо познавательных или социальных особенностей? Для лучшего понимания лаборатории как аппарата для обретения силы посредством умножения количества ошибок Латур предлагает рассмотреть различия, существующие между политиком и ученым. Если о политике говорят, что он алчный, интересуется только самим собой, недальновидный, неоднозначный, всегда готовый на компромисс и неустойчивый, то об ученом - бескорыстный, дальновидный, честный, говорящий открыто и определенно и стремящийся к достоверности. Все эти различия являются следствиями одной простой материальной вещи. Причина в том, что у политика нет лаборатории, а у ученого есть. Поэтому политик работает в «реальном» масштабе, всегда находится в центре внимания и вынужден постоянно делать выбор. Все, что с ним происходит, добивается ли он успеха или нет, происходит «снаружи». Ученый работает в моделируемых масштабах, умножая число ошибок внутри своей лаборатории и не будучи доступным для широкой публики. Он может ставить столько экспериментов, сколько ему потребуется, и выступает только после того, как сделал достаточно большое количество ошибок, чтобы достичь «определенности». Не удивительно, что в итоге политик не обладает «знанием», а ученый обладает. Однако различие здесь заключается не в «знании». Если поменять их местами то, оказавшись в лаборатории, алчный и недальновидный политик начнет производить большое количество научных фактов, а честный и бескорыстный ученый, оказавшись во главе политической структуры, где все происходит в крупном масштабе и не позволяются никакие ошибки, сразу станет неоднозначным, неуверенным и слабым, как и все остальные. Специфика науки заложена не в познавательных, социальных или психологических качествах, а в
особом устройстве лабораторий, позволяющем осуществлять смену масштаба изучаемых явлений с целью сделать их удобочитаемыми, а затем увеличить число проводимых экспериментов с тем, чтобы зафиксировать все допущенные ошибки.
Латур констатирует существенные изменения, которые произошли в области философии и социологии науки в конце 20 - начале 21 вв. В первую очередь, эти изменения касаются трактовки таких понятий, как факты и объективность. «Объекты слишком долго ошибочно рассматривались как факты, - пишет Латур. - Такая трактовка нечестна по отношению к объектам, нечестна по отношению к науке, нечестна по отношению к объективности, нечестна по отношению к опыту. Они намного более интересны, разнообразны, сложны, неопределенны, богаты, разнородны, рискованны, историчны, локальны, материальны, системны, чем долго и патетично представляли себе философы» [5, р. 9 - 10]. Камень - это не просто предмет для бросания так же, как доска существует не только для того, чтобы по ней стучать. Факты есть не просто факты: они содержат нечто большее. Проблема заключается в том, что в настоящее время непосредственные, очевидные, бесспорные факты встречаются все реже и реже, а задача представить исчерпывающее доказательство представляется сомнительным и рискованным предприятием. Трудно получить точные факты, и чем серьезнее задача, стоящая перед ученым или инженером, тем более дорогое оборудование требуется для ее решения, тем большее количество опосредующих звеньев в цепи доказательства, тем более тонкие доводы необходимы для ее обоснования. «Непосредственность и очевидность - плохие помощники как для науки, так и для политики, -указывает Латур. - В такой атмосфере можно задохнуться как ученым, так и государственным деятелям» [5, р. 11]. Не существует непосредственного пути к соглашению между сторонами так же, как не существует непосредственного доступа к фактам. Много проблем порождается, по мнению Латура, ложным представлением о правдивой, ясной и точной репрезентации фактов. Люди ожидают от репрезентации то, что она не может обеспечить. Подобная
репрезентация - это отсутствие и предсказаний, и доказательств, и выводов. Иными словами, в современной науке, согласно Латуру, произошел сдвиг от «дешевого» понимания объективности к «дорогостоящему» пути доказательства.
Собрание (или «парламент») вещей образует сообщество. Каждое сообщество обладает своими собственными приемами речи, собственными представлениями о границах разумного, собственными формами объединения интересов, собственными способами принятия единого решения. Латур не видит необходимости искать почву для сравнения разных сообществ. Сообщества - это собрание разнородных вещей. В этих условиях необходимо слышать голос каждого сообщества. Иными словами, Латур, как постпозитивисты и постмодернисты, подчеркивает плюрализм сообществ. В рамках сообществ происходит непрерывный обмен: лаборатории превращаются в форумы, в то время как критерии оценки продуктов заимствуются в лабораториях, политики перенимают у актеров способы поддержания своего имиджа, даже в трудных для понимания моделях физической реальности заимствуется кое-что из области социальных теорий [5, p. 21].
Подведем некоторые итоги. Социальному анализу науки и техники, представленному в работах сторонников STS, присущ описательный характер. Исследования STS - это область, где «много фактов, но мало принципов». Категории и принципы, имеющиеся в распоряжении представителей STS, буквально «тонут» в море конкретных случаев (cases). В рамках богатого эмпирического материала порой нелегко проследить общую идею. В качестве решения методологической проблемы Б. Латур и его соратники нередко предлагают яркий художественный образ или тонкий риторический прием. Во взглядах представителей STS присутствует определенное противоречие. С одной стороны, они призывают изучать повседневную деятельность ученых, отвлекаясь от всяческих идеализаций. С другой стороны, они признают, что в деятельности любого ученого неизбежно присутствует аксиологический и социально-политический уклон.
Литература
1. Latour B. Reassembling the social. - Oxford: Oxford University Press,
2005. - Mode of access: http://www.bmno-
latour.fr/livres/xii.chapter%20intro%20ANT.html
2. Latour B. Turning around politics: a note on Gerard de Vries’ paper //
Social studies of science. - L. etc., 2007. - Vol. З7, N 5. - P. 811-820;
3. Callon M., Rabeharisoa V. The Growing engagement of emergent concerned groups in political and economic life lessons from the french association of neuromuscular disease patients // Science, technology, human values. - L. etc. , 2008. - Vol. ЗЗ, N 2. - P. 2З0-261;
4. Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос. - М., 2002. - № 5 - 6 ( З 5 ). - С. 1-З2;
5. Latour B. From realpolitik to dingpolitik or how to make things public // Introduction to the catalogue of making things public- atmospheres of democracy. -Karlsruhe: MIT Press, 2005. - Edited by B. Latour & P. Weibe. // Mode of access: http://www.bruno-latour.fr/articles/article/96-DINGPOLITIK2.html
Рецензент:
Кимелев Ю.А., доктор философских наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ
