2010. 04. 002. Летов О. В. Социальные исследования науки и техники. (аналитический обзор) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ И ТЕХНИКИ

2010.04.002. ЛЕТОВ О.В. СОЦИАЛЬНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НАУКИ И ТЕХНИКИ. (Аналитический обзор).

Наиболее отчетливо выраженная в постпозитивизме идея о социокультурной обусловленности взглядов ученых была использована в социальных исследованиях науки и техники (8Т8) Б. Латуром, М. Каллоном и др. Латур не разделяет социологическую позицию, наиболее ярко выраженную в трудах Э. Дюркгейма, согласно которой «социальные факторы» призваны объяснять все остальные окружающие человека явления. Взглядам Дюркгейма Латур противопоставляет идеи другого представителя социологии XIX в. - Г. де Тарда. Если Дюркгейм пытался объяснить части сквозь призму изучения целого, то де Тард, наоборот, на основе изучения частей стремился понять целое. Как и де Тард, Латур не проводит особой грани между социальными науками и философией.

Представители 8Т8 стремятся исследовать не то, как общество влияет на процесс научного исследования, а - как наука способствует изменениям, происходящим в обществе. Они предлагают учитывать в процессе анализа такой фактор, как «сила науки» в обществе. Понять эту силу можно с помощью изучения изменений, имеющих место в науке. Представление о том, что наука - это некая «чистая сфера», находящаяся вдалеке от обыденной жизни, прочно укоренилось в западной культуре. Традиционно проводилось строгое различие между наукой как деятельностью по достижению истины и политикой как деятельностью в целях завоевания власти. Сторонники 8Т8 упраздняют это разделение: и наука, и политика составляют единое целое. Существуют тесные связи между явными политическими феноменами, такими как правительственные учреждения или общественные объединения, и неявными, такими как, например, исследования в области нанотехнологий. Эти исследования носят политический характер, поскольку заключают

в себе потенциальную силу. Принцип исследований 8Т8 - следовать за акторами (действующими элементами). Акторы, как правило, склонны скрывать способы достижения своих целей. Поэтому ученый должен внимательно следовать за ними, куда бы они ни направлялись. В противном случае он может быть введен в заблуждение с помощью мифа. Так же, как Н. Макиавелли детально описывал поступки правителей в работе «Государь», так и исследователь науки должен внимательно изучать повседневную деятельность ученых. Подобное изучение не может подменяться рассказами третьих лиц и всяческими идеализациями.

Акторы могут предпринимать попытки как в области социальных реформ, так и в сфере построения научных теорий и технологических систем. Любое исследование науки, вольно или невольно, приводит к вопросам политическим. Идея о том, что существует некая особая сфера науки, где истина устанавливается независимо от социальных структур, оказывается мифом. Большинство философов и социологов науки рассматривали ученых в качестве неких интеллектуалов, лишенных личного интереса. Так, Р. Мертон выдвинул определенные нормы научного сообщества, призванные отделить это сообщество от влияния интересов иных социальных акторов. Представители 8Т8 подчеркивают, что нельзя осмыслить природу и направление эволюции науки, если считать, что ученый работает в некой «башне из слоновой кости». Хотя наука и техника обладают своей логикой развития, они не имеют принципиальных отличий от других форм человеческой деятельности. Нельзя упускать из виду отношения, существующие между содержанием научного знания и интересами профессиональных коллективов и социальных групп. Ученый, преследующий определенные жизненные цели, не может превратиться в некоего рационального субъекта, лишенного личных интересов, как только он окажется в стенах своей лаборатории. Деятельность ученого может включать в себя самые разнородные компоненты, такие как проведение экспериментов, шаги по обеспечению лаборатории необходимыми приборами и инструментами, общение с коллегами, подготовка статей к публикации, участие в конференциях и т.д. В процессе этой деятельности стирается различие между факторами, которые считаются «внешними» и «внутренними» для науки. Если задать руководителю научного учреждения вопрос: «Что для

него является более приоритетным - провести научную конференцию или обеспечить институт необходимым оборудованием?» Обычный ответ был бы следующим: «важно и то, и другое». Ученые в своей деятельности выдвигают определенную картину мира, и попытки провести различие между «внутренним» и «внешним» для науки угрожают целостности этой картины. Ученые не только формируют картину мира, они также контролируют распределение материальных ресурсов и состояние окружающей среды. В этом смысле любой ученый выступает также в роли и политика, и экономиста, и социолога.

Как и постмодернисты, представители 8Т8 особое внимание уделяют тексту. Их подход к изучению деятельности ученых в лабораториях акцентирует внимание на приемах записи. Ученым удастся избежать контраргументов, если они смогут сделать то, о чем они говорят, удобочитаемым. Конечным продуктом всех приемов записи всегда является написанный текст, который упрощает восприятие информации. Под пониманием и умением подразумевается то, что каждый этап становится полностью доступным для чтения нескольким людям, которые способны понять друг друга и достичь согласия, благодаря простоте каждого из суждений. Ученый рассматривает любой текст как в качестве цели (например, в процессе написания статьи), так и в качестве средства (в ходе построения картины мира). Текст определяется как структура связи значимых слов. Он оказывается для ученого своего рода политическим инструментом, позволяющим на расстоянии воздействовать на других людей. Сила текста заключается в том, что в нем содержатся ссылки на другие тексты. Индексы ссылок составляют обширные базы данных. Эти базы выступают ориентирами в научном поиске. Иными словами, тексты позволяют формировать связи между существующими вещами и создавать новые сущности. Сеть подобных связей превращается в ресурс. Тем самым создается способ контроля над окружающим. Тексты способны порождать непредвиденные эффекты на коллективном уровне. Таким образом, принцип следовать за акторами трансформируется в принцип следовать за текстами. Судьба научных акторов отражается в текстах.

Латур выделяет следующие вопросы, стоящие перед представителями социологии. 1. Как разрешить спор о связях, не ограничив заранее социальное как особую сферу? 2. Как найти способ

разрешения этих споров? 3. С помощью каких средств можно перегруппировать социальное, но не в общество, а в коллектив?

Свой подход к обществу сторонники STS называют теорией «акторов и сетей». Именно этот подход призван объяснить эффективность науки и коэволюцию науки и общества. Согласно Латуру, социология - не столько «наука о социальном», сколько учение о связях, а социальное - это тип связей между вещами, которые необязательно являются социальными. Факторы, которые ранее объединялись под названием «социальной области», это лишь элементы, которые предстоит собрать в единое целое. И это целое Латур называет не обществом, а коллективом. Он рассматривает социальное не как особую область явлений, а как движение к перегруппировке связей. С этой точки зрения, право, например, следует изучать не как некий институт, объясняемый сквозь призму внешней «социальной структуры». Напротив, внутренняя логика развития этого института помогает выявить, почему общественные связи сохраняются на протяжении более длительного времени. Точно так же науку, или объективность, нельзя заменить некой «социальной структурой», которая формируется на основе «социальных факторов». За деятельностью ученого не скрывается некая «социальная сила», напротив, совокупная деятельность ученых способна формировать общество. Социальное не составляет особый тип вещей, видимых или постулируемых. Оно проявляется лишь благодаря следам, которые остаются в результате образования новых связей. Представители традиционной социологии нередко обращаются к «здравому смыслу» в целях обоснования особой роли социального фактора. Однако физики конца XIX - начала XX в. также с помощью здравого смысла пытались доказать существование эфира.

Мир акторов - это контекст, в рамках которого каждой сущности приписываются свое значение и свои границы. Каждый актор связывается с другими, существующими внутри единой сети. Ученый пользуется двумя способами исследования: упрощения и сопряжения. Упрощение возможно лишь тогда, когда элементы соприкасаются друг с другом в рамках сети. Благодаря сопряжению мир акторов обретает свою связанность, последовательность и структуру отношений, существующую между элементами. Каждый элемент выступает частью цепи, которая обеспечивает правильное функционирование системы. Мир акторов складывается не только

из разнородных элементов, но и отношения между элементами также разнородны. Эти отношения могут выступать в форме обмена, борьбы или господства. Мир акторов - это сеть упрощенных сущностей, которые, в свою очередь, могут составлять другие сети. Такие термины, как «мир акторов» и «сеть акторов», отражают различные аспекты одного и того же явления. Термин «мир акторов» фиксирует способ, благодаря которому эти миры оказываются уникальными и самодостаточными. Термин «сеть акторов» подчеркивает, что миры обладают структурой и эта структура подвержена изменению. Благодаря включению сущностей в группу разнородных отношений мир акторов образует единую сеть.

Для традиционного социологического подхода характерны предустановленные социальные категории и строгое деление явлений на природные и социальные. Сторонники прежней трактовки социального справлялись с объяснением неизменного порядка вещей, однако перед ними возникали трудности, когда этот порядок менялся и когда появлялись новые действующие элементы, или акторы. Иными словами, представители традиционной социологии испытывали влияние идей модернизма и защищали принципы сохранения гражданского мира. Если представителей традиционной социологии Лаутр называет пред-релятивистами, то себя и других сторонников теории «акторов и сетей» - полными релятивистами. Пред-релятивисты - это те, кто способны изучать неизменные сущности, в то время как релятивисты могут фиксировать ускорение процессов, умножение сущностей и возникновение нового. Именно релятивисты, согласно Латуру, обладают способом соизмерять следы разных систем, движущихся с разной скоростью и ускорением.

Некоторые ученые сводят социальное лишь к человеку и современному обществу, забывая, что область социального намного шире. Расширенное понимание социального подтверждают, например, исследования в области социобиологии. Включение не только людей (но и, например, микробов или компьютеров) в рамки социального способствует тому, что объекты науки и техники становятся «социально-совместимыми». Такое включение позволяет вещам становиться не просто символами, но и акторами. Книга по биологии, например, может иметь непосредственное отношение к социальной теории «акторов и сетей» благодаря активной роли,

отводимой в ней гену. И, наоборот, если социальное остается неизменным и используется для объяснения какого-то другого типа явлений, то такая трактовка не имеет ни малейшего отношения к теории «акторов и сетей». Задача сторонников этой теории не в том, чтобы навязать некий порядок, ограничить область допустимых сущностей, объяснить природу акторов или дополнить рефлексией человеческий опыт. Латур призывает следовать самим акторам, выявлять необычные инновации с тем, чтобы понять, как они влияют на условия человеческого существования.

Сторонники рационализма усматривают преимущество науки в том, что содержание законов и теорий не зависит ни от времени, ни от места, ни от субъекта. Латур не разделяет это положение: он скорее готов отказаться от рационализма, чем принять его. С точки зрения Латура, проблема соответствия между предметами и идеями актуальна для тех, кто готов действовать на расстоянии. Для тех, кто работает в непосредственном соприкосновении с предметами, этой проблемы не существует. Научное исследование - это не бесконечный спор о том, кто прав. Сторонники STS более «научны», чем сами ученые в том смысле, что они не вступают в борьбу различных направлений, и менее «научны», поскольку не используют их оружие борьбы.

Рациональное объяснение в социологии традиционно сводится к тому, что элемент из списка объектов связывается с элементом из списка социальных факторов (параметров). Вместо традиционного объяснения Латур выдвигает объяснение с помощью теории сетей, в рамках которого наибольшее число параметров связывается с наименьшим числом объектов. Вместо отдельного изучения политических, экономических, технических и тому подобных факторов сторонники этой теории ставят одну общую задачу - создание и расширение сети научных центров. Сотрудники этих центров заняты не столько сопоставлением объектов и их параметров, сколько мобилизацией всех ресурсов для выполнения поставленной цели.

Сторонники теории сетей не отрицают значение социальных факторов. Они рассматривают эти факторы не в качестве универсального средства объяснения явлений, а как один из предметов исследования. Точно так же социальные науки - это лишь часть проблемы, а не ее решение. Социальные исследования - лишь

часть деятельности, которую предстоит изучить. Ждать от представителей социальных наук объяснения законов развития естествознания - то же самое, что требовать от работников системы водоканала объяснение причин неполадок телефонных сетей. На вопрос о том, что осталось объяснить представителям исследований науки и техники, Латур отвечает: «Все» (15, с. 164).

Латур категорически отвергает объяснение с помощью категорий причины и следствия, где одни элементы выступают в роли объясняющих, а другие - в роли объясняемых. Нельзя объяснить развитие мировой экономики с помощью одной какой-то причины (например, капитализма): подобное объяснение оказывается беспомощным. В области социальных наук принципы объяснения нередко заимствуются из области естественных наук. Подобное объяснение суть не что иное, как экстраполяция законов одной области (классической механики) на все остальные явления. Идеал объяснения не реализуется не потому, что он недостижим, а в силу того, что он нежелателен. Латур предпочитает скорее слабое, чем сильное объяснение. Столкнувшись с новой темой или новыми объектами, ученый ищет новый способ их объяснения.

В целях объяснения разнородных явлений и концепций некоторые ученые предлагают мета-язык и мета-рефлексивность. Согласно Латуру, подобное объяснение контрпродуктивно, поскольку оно делает тексты менее интересными и менее убедительными. Вместо мета-рефлексивности Латур предлагает принцип инфра-рефлексивности. Согласно этому принципу, не существует никакого привилегированного мета-уровня, с позиций которого можно оценивать все остальное. Сторонники инфра-рефлексивности не объясняют, как писать тексты, а просто призывают писать (работать). Иными словами, значение текста очевидно, «истина» не имеет особых признаков. Принципы инфра-рефлексивности должны иллюстрировать сами себя. Проблемы, которые ставят представители методологии, могут быть решены посредством стиля изложения. Представители каждой области знания используют особые слова, знаки и жанры, чтобы оценить тот или иной текст. Например, некоторые сторонники мета-рефлексивности считают текст наивным, если в нем просто описывается жизнь ученых в лаборатории. Они оценивают тот или иной текст с точки зрения наличия или отсутствия в нем определенных слов. Согласно их убеждению,

текст может избежать участи быть лишь «очередной историей», если в нем присутствует автор. Латур предупреждает, что представителям социальных исследований науки не стоит имитировать те способы и жанры исследования, которые доминируют в данный момент времени. Нельзя заимствовать «деревянный» язык изложения академических журналов. Необходимо черпать стили и жанры изложения, созданные писателями, журналистами, художниками, философами и др. Рефлексивный характер исследования проявляется благодаря множеству жанров. Как утверждает восточная мудрость: пусть цветут сотни цветов (15, с. 173).

Представители традиционной научной рефлексии акцентируют все свое внимание на познающем субъекте, игнорируя сам предмет познания. Они считают, что внимание к вещам есть проявление наивного эмпиризма. Вслед за Кантом эти философы рассматривают объекты, или вещи в себе, недостижимыми для познания. Единственным предметом научного исследования оказывается язык. В противоположность этому взгляду Латур подчеркивает, что помимо слов существует и сам мир. В этом смысле исследование истории создания первого компьютера более полезно и рефлексивно, чем абстрактные методологические изыскания, поскольку компьютер - это сама вещь, научное и историческое событие. Не менее полезно для философии науки и исследование деятельности ученых, изучающих в условиях океана моллюсков. Иными словами, более рефлексивен тот научный текст, в котором отражается живой мир. «Долой Канта! - восклицает Латур. - Долой "Критику"». Назад к миру, презираемому и непознанному» (15, с. 173). Не существует иного предмета социологии науки, чем изучение деятельности самих ученых. Ученые сами обладают и своей философией, и своей социологией и задача представителя общественных наук - выявить их. Все это не означает, что философия науки бесполезна или что она должна сводиться к исследованию конкретных примеров (case studies). Худшим выбором для философии было бы ее самоупразднение в попытках имитации науки и поисках строгого объяснения логики ее развития. Философ и социолог не только изучают науку, но и выявляют новые направления научного исследования. С помощью теории акторов и сетей связываются воедино разнородные элементы. Освободившись от каузального способа объяснения явлений, ученый не опускается до микроуровня исследований, а ока-

зывается в мире, где акторы играют лишь относительную роль. Убеждение в существовании некой структуры, с помощью которой можно объяснить события, - это признак нерефлексивной науки. Научное исследование не начинается описанием глобальной структуры, но заканчивается изменением масштаба рассмотрения предмета. В ходе этого исследования выявляются новые взаимосвязи между конкретными событиями и общей исторической картиной. Читатель всегда хочет получить большее число деталей, и он не склонен принести детали в жертву общей тенденции.

Латур формулирует принцип равенства субъекта и предмета исследования. Ученый призван не столько объяснить предмет своего исследования, сколько «пересечься» с ним. Обществоведы так же должны учиться у естествоиспытателей, как и естествоиспытатели - у обществоведов. Иными словами, между объясняемым и объясняющим должно соблюдаться равенство.

В отличие от представителей постмодернизма Лаутр настаивает не столько на деконструкции социального, сколько на его перегруппировке. Он не разделяет пафоса постмодернистской критики «великих сказок» или «гегемонии евроцентризма». Разрушение, рассеивание, деконструкция - это не столько цели, которых необходимо достичь, сколько то, что следует преодолеть. Вместо добавления новых руин к уже существующим Латур призывает исследовать процесс формирования новых связей в рамках общества.

Свой подход к изучению науки и общества Латур сравнивает с руководством для путешественника, где вежливо напоминается, куда следовать и что целесообразно посмотреть. В подобном руководстве идеи не столько навязываются читателю, сколько предлагаются. Именно подобный подход древние греки называли словом «метод» (11).

В своей статье «Вокруг политики» Б. Латур отмечает, что позиция сторонников 8Т8 подвергается критике с двух сторон. С одной стороны, они обвиняются в «загрязнении» чистой природы познания, показывая влияние социально-политических факторов даже в условиях «отдаленной тишины» лабораторий. С другой стороны, они подвергаются критике за «деполитизацию» позиции ученых и игнорирование феномена «реальной политической доминантности». Политика, с точки зрения Латура, - это здание космоса, внутри которого живет каждый человек, развивающаяся структура об-

щего мира. Задача заключается в том, как привнести науку в политику, как согласовать интересы общественности и экспертов (10). Используя известный лозунг Клаузевица, Латур рассматривает науку как продолжение политики иными средствами. С одной стороны, в современном обществе по-настоящему свежая сила исходит от науки, а не от традиционного политического процесса. С другой стороны, действия ученых и инженеров в большей степени, чем это предполагалось ранее, обусловлены «космополитикой». Последний термин включает в себя такие аспекты, как выявление новых связей и ассоциаций в рамках социальной структуры (8Т8), общественность и факторы риска (прагматизм), проблема государственного суверенитета (Н. Макиавелли), проблема взаимодействия общественности и ученых (Ю. Хабермас), проблема власти (М. Фуко) (10).

Каллон в своих работах ставит проблему взаимодействия ученых и представителей гражданского общества. Последним нечасто удается принимать участие в обсуждении вопросов выбора дальнейшего пути развития научных и технологических исследований. Еще реже неспециалисты имеют возможность внести свой вклад в процесс получения нового знания. Существует двойная дихотомия: между экспертами и неспециалистами, с одной стороны, и между представителями гражданского общества и квазипрофессионалами в области принятия решений, касающихся развития технонауки, - с другой. Каллон выдвигает задачу преодолеть указанную дихотомию. В целях возможного решения этой задачи он предлагает понятие «возникающих заинтересованных групп людей». Формирование подобных групп способствует установлению нового типа взаимоотношений между наукой, политикой и экономикой.

Экономические рынки играют существенную роль в процессе выбора пути научно-технического развития. Ускорению формирования возникающих заинтересованных групп способствуют такие факторы, как 1) возрастание роли экономических и социальных сетей и 2) трансформация объектов научных и технологических исследований. Сетевая модель как форма координации и организации рынка становится доминирующей в области экономики. Подобная модель способствует формированию «нового инновационного режима». Для этого режима характерно взаимодействие таких

разнородных акторов, представляющих разные регионы и страны, как академические исследовательские лаборатории, консалтинговые агентства, общественные координационные центры, правительственные службы, фирмы-подрядчики, местные административные органы, потребители. Отношения кооперации сопровождаются конкуренцией не между отдельными компаниями, как раньше, а между сетями. Представители каждой сети стремятся продвинуть свой собственный инновационный продукт. С одной стороны, техно-экономические сети находятся в процессе постоянной эволюции: их руководство пытается адаптироваться к изменяющимся социально-экономическим условиям. С другой - ускорение инновационного процесса сопровождается концентрацией исследовательских проектов. Как и в предшествующие эпохи, руководство научно-исследовательских центров предпочитает скорее использовать существующие идеи и разработки, чем искать новые пути развития науки и техники. Ярким подтверждением тому является положение дел в области фармакологии, где новые лекарства нередко предлагаются потребителю в качестве заменителя существующих препаратов. Слияние науки и бизнеса приводит к таким проблемам, как выявление права интеллектуальной собственности, коммерциализация академической науки. В области новых технологий, таких, как био- и нанотехнологии, трудно провести грань между фундаментальными (открытыми) и прикладными (частными) исследованиями.

Особого рода проблемы возникают в процессе рационализации производства и потребления. Частные исследовательские или промышленные объединения могут отказаться от создания оборудования для лечения такой болезни, которая не является, с их точки зрения, распространенной, и уделить внимание лишь наиболее часто встречающимся недугам, т.е. тому, что приносит наибольшую прибыль. Тем самым создаются барьеры между пациентами, болезни которых включены в исследовательскую программу, и теми, которые лишены подобного внимания. Такое разделение пациентов не может не порождать проблему социальной справедливости. Не случайно в некоторых европейских странах существуют «Ассоциации редких болезней», девизом которых служат слова: «болезни редкие, а больные многочисленные» (8).

Среди социологов науки существуют разногласия относительно возможности приписывать группам людей заинтересованность. Одни социологи, в частности представители Эдинбургской школы (Б. Барнс, Д. Блур) утверждают, что можно приписывать интересы социальным группам при наличии общего представления об этих группах, о составе общества и даже о природе человека. Другие (С. Вулгар) отрицают такую возможность на том основании, что не существует беспристрастного подхода к познанию этих групп, а также целей, которые ставит перед собой общество, не говоря уже о природе человека. Согласно позиции Б. Латура, социология науки изначально ущербна, если ее представители полагают, что с помощью данных одной науки, а именно социологии, можно объяснить другие науки. Вместе с тем остается возможность проследить, как с помощью наук трансформируется общество, дать новое определение состава и целей этого общества. Хотя не существует способа узнать, какими являются социальные группы, чего они хотят, это не должно удерживать людей от попытки убедить других в том, что является их интересом, к чему им следует стремиться (3, с. 3-4).

Согласно М. Каллону и В. Рахибарисоу, заинтересованные группы людей могут возникать на основе самых разных признаков: состояния здоровья, общих целей и привычек, положения в обществе и т.п. Предикат «возникающие» в данном случае указывает на отсутствие стабильности в рамках этих групп: даже идентичность их членов нередко оказывается под вопросом. Исследование процесса возникновения групп позволяет более отчетливо выявить взаимодействие технонауки, политики и экономики. «Заинтересованными» группы оказываются в силу того, что их формирование строго обусловлено наличием предмета заботы, разделяемого всеми членами группы. Члены группы становятся ближе друг к другу, разделяя чувства остальных членов и устраивая совместные акции. Осознание своих интересов и своей идентичности выступают у членов этих групп не причиной, а следствием их поступков. Ожидания, интересы и цели членов возникающих групп сначала формируются, а затем осознаются, конституируются и защищаются. Ротация состава группы и включение в нее новых членов может способствовать поиску новых путей исследования.

В качестве примера возникающих заинтересованных групп М. Каллон и В. Рахибарисоу обращаются к истории Французской ассоциации пациентов, страдающих мускульной дистрофией (8). Традиционно эти пациенты связывали свой недуг с несчастной судьбой. Хотя их болезнь и была названа, положение больных оставалось неопределенным: врачи и ученые не располагали достаточным знанием о природе этой болезни, ее причинах, возможных способах лечения и путях клинических исследований. Однако успехи биомедицинских наук конца ХХ начала XXI в. позволили выявить причину их болезни, связанную с генетическими отклонениями. У больных мускульной дистрофией и их близких появилась надежда на улучшение своего положения. Объединившись, пациенты сумели адресовать свои проблемы ученым и инженерам. Однако подобный успех нельзя экстраполировать на все возникающие заинтересованные группы без исключения. В действительности группы заинтересованных людей добиваются своих целей далеко не всегда. Характерным примером в данном случае может служить политическая борьба партий. Вполне могла возникнуть ситуация, когда ученые-испытатели не сумели прийти к сколько-нибудь приемлемому решению проблемы, промышленные предприниматели отказались производить оборудование, необходимое для лечения столь редкой болезни, руководство ассоциации не обладало нужными навыками для реализации политических целей1.

Формируя свою коллективную идентичность, члены группы переходят из состояния исключенных из общества в положение включенных в социальную жизнь. Помимо пути избавления от болезни пациентам предстоял путь реабилитации и социализации. Процесс формирования идентичности пациентов непосредственно связан с их участием в клинических исследованиях. Благодаря этому участию происходит их «социализация»: они становятся частью научных, медицинских и социальных «сетей». Идентичность пациентов формировалась на основе разнородных элементов. Это формирование было не только выражением, но и требованием своей идентичности. Возникала новая (генетическая) идентичность, требующая своего признания. Образуя группу заинтересованных лиц,

1 Сходные мысли по поводу роли случайных факторов в деятельности ученого высказывали такие представители постпозитивизма, как М. Полани и П. Фейерабенд.

пациенты порождают новую «социотехническую общность». Благодаря этой общности пересматриваются границы взаимоотношений между природой и обществом. Включенность в группу заинтересованных людей позволяет пациентам оказывать влияние на процесс промышленного производства и распространения новых видов лечения. Иными словами, члены заинтересованных групп способны формировать структуру научного, медицинского и социального пространства.

Чтобы понять, каким образом формируются идентичность, цели и интересы членов возникающих заинтересованных групп, необходимо изучить все материалы предпринятых ими в целях решения той или иной проблемы исследований. Процесс проблема-тизации выражается в выявлении предмета, постановки проблемы и формулировки вопросов, на которые могли бы дать ответ специалисты в данной области. Этот процесс включает в себя накопление знания в конкретной сфере. В данном случае были использованы «прото-инструменты»: показ и обсуждение фильмов, которые имеют непосредственное отношение к жизни пациентов, формирование рабочих групп, подготовка проектов исследований и т.п. Группа приступила к производству знания и информации. Процесс проблематизации в данном конкретном случае происходил непрерывно, поскольку характер протекания болезни и жизненные условия пациентов ставили новые вопросы, требующие своего решения. Тем самым происходило формирование познавательного сообщества, или смешанного исследовательского коллектива. Этот коллектив включал в себя такие группы людей, как ученые-исследователи, представляющие различные дисциплины, технологи-практики, медицинский персонал и, наконец, пациенты и их родственники. Роль пациентов в исследовании варьировалась от должности простых помощников до непосредственных участников познавательного процесса. Последние нередко посылали научные статьи в академические журналы. Иногда пациенты выступали в качестве посредников между разобщенными между собой специалистами, каждый из которых не знал о том, что делают представители смежных областей знания. Иными словами, стратегия деятельности групп требовала, чтобы некоторые пациенты попадали внутрь «черного ящика» процесса познания. Без участия пациентов

исследовательская группа работала бы в иной манере и могла продуцировать совсем другое знание.

Представители Ассоциации пациентов, страдающих мускульной дистрофией, играли важную роль в выборе верного направления исследовательских работ. Этот факт удивителен, поскольку во Франции, как и в некоторых других западноевропейских странах, модель делегирования полномочий от простых граждан к специалистам принимает весьма причудливые формы и оставляет желать лучшего. Руководство ассоциации с самого начала своей работы решительно отклонило эту традиционную модель. В состав руководства групп вошли исключительно пациенты и их доверенные лица. Именно это обстоятельство обеспечивало входящих в группу ученых определенной степенью независимости, которая была им необходима. Эта независимость позволяла членам исследовательской группы выбирать, нередко вопреки мнению других влиятельных ученых, то направление научной деятельности, которое бы в полной мере отвечало потребностям самих пациентов. Знание подобных фактов способствует более глубокому пониманию принципов и правил, лежащих в основе деятельности научного сообщества. Руководство Ассоциации сформулировало четкую стратегию взаимоотношений с представителями научного сообщества. Эта стратегия способствовала разрешению проблем, возникающих между частными и общественными интересами. Примечательно, что указанная стратегия была реализована на практике людьми, не имеющими специального университетского образования. Эти люди не пользовались советами ученых или менеджеров, которые не были включены в исследовательскую группу. В такой стране, как Франция, где традиционно уделялось внимание заслугам, подобные поступки, идущие вразрез с мнением авторитетных лиц, представляются исключительными. Члены исследовательских групп руководствовались в своей деятельности лишь неограниченной страстью к исследованию и осознанием того факта, что необходимо сделать правильный выбор и право на этот выбор не может быть прерогативой одних лишь ученых.

В рамках социальных наук можно выделить три основные направления. Одни (сторонники «количественных» методов исследования) убеждены, что великое превосходство «физиков» коренится в том, что они имеют дело с объектами, которые им подчи-

няются и позволяют полностью контролировать себя. Поэтому те, кто изучал социальные феномены, в большинстве своем старались максимально приблизиться к этой мифической естественнонаучной картине: они хотели походить на беспристрастных ученых, которые способны по своему желанию управлять объектами и объяснять их посредством строгих причинно-следственных связей. Другие (последователи «понимающих» методов) настаивают на том, что социальные сюжеты в отличие от физики, химии и геологии требуют совершенно другого типа научности, герменевтической, интерпретативной природы. Иными словами, те, кто изучал социальные предметы, должны были либо полностью копировать естественные науки, либо стать их полной противоположностью. Третьим направлением в этом контексте выступают представители 8Т8, описывающие научную практику лабораторий и прочих научных учреждений, которая стала здесь объектом детального изучения со стороны историков, антропологов и социологов. Лаборатория в контексте культуры XX в. занимает то же место, какое монастыри занимали в XII в.

Л. Пастеру удалось привлечь внимание незаинтересованных групп к своим исследованиям тем, что он поместил себя вместе со своей лабораторией в самую гущу общественной жизни. «Победу одерживает тот, - указывает Б. Латур, - кому удается перевести на свой язык интересы других людей» (3, с. 4, курсив мой. - О.Л.). Заслуга Пастера заключалась в том, что он ступил на один шаг дальше своих коллег, переместив свои исследования (сибирской язвы) в лабораторию, установленную прямо на сельскохозяйственной ферме. Вне лаборатории Пастер и его сотрудники работали над переводом каждого пункта в ветеринарной науке на свои термины с тем, чтобы их работа внутри лаборатории соответствовала происходящему снаружи. Завершив свои полевые исследования и возвратившись в свою парижскую лабораторию, Пастер переместил за собой и все внимание уже заинтересованных сельскохозяйственных обществ. Указав на микроорганизм как на действующую непосредственную причину заболевания, Пастер по-новому сформулировал интересы фермеров: если вы хотите разрешить вашу проблему сибирской язвы, то сначала вам придется пройти через мою лабораторию. Если «снаружи» лаборатории это заболевание изучать сложно, поскольку микроорганизм невидим, скрываясь за

огромным количеством других элементов, в то время как «внутри» лаборатории можно наглядно зафиксировать причину заболевания, доступную благодаря проведенному переводу.

Изменение масштаба позволяет изменить соотношение сил противоборствующих сторон: если «снаружи» фермеры и ветеринары были слабее невидимой палочки сибирской язвы, то внутри лаборатории Пастера человек становится сильнее, чем палочка, и, как следствие, ученый в лаборатории становится могущественнее умудренного опытом ветеринара. Перевод теперь заслуживает большего доверия и звучит следующим образом: «Если вы хотите разрешить свою проблему сибирской язвы, приходите ко мне в лаборатории, потому что именно здесь изменяется соотношение сил». Интерес к опытам Пастера проявляли не только ветеринары, но и представители смежных научных дисциплин. Пастер внутри лаборатории мог делать то, что все остальные (например, представители санитарной гигиены) пытались делать «снаружи», причем там, где все терпели неудачи, потому что работали в большом масштабе. Он преуспевал, поскольку работал в малом масштабе. В данном случае междисциплинарный перевод выражался таким образом: если вы хотите понять эпидемию, то существует только одно место, куда можно обратиться: лаборатория Пастера, и только одна наука, которую следует изучать, а именно микробиология. Успех Пастера во многом связан с тем обстоятельством, что многочисленные заинтересованные группы считали, что именно его лабораторные исследования имеют для них существенное значение и оказывали им помощь. Пастер с самого начала своей карьеры ученого был экспертом по завоеванию интересов различных групп и по убеждению их представителей в том, что их интересы были неотделимы от его собственных (3, с. 6-8). Иными словами, в своих лабораторных исследованиях Пастер открывал такие связи явлений, которые вызывали широкий интерес как теоретиков, так и практиков.

Если за лабораторными исследованиями ничего не следует, то ничто не помешает возникшему интересу испариться безотносительно к тому, насколько велик был этот интерес и какое число социальных групп его разделяло. Пастер в 1881 г. изобрел первую искусственную вакцинацию. Для того, чтобы подобное было возможным, необходимо было сделать еще один шаг, а именно переместиться из лаборатории обратно в поле, от микромасштаба пе-

рейти к макромасштабу. Если бы расширение лабораторных исследований зашло слишком далеко, то вакцинация не имела бы успеха, и Пастер был бы отброшен назад в лабораторию разочарованными фермерами. Если же оно оказалось слишком скромным, произошло бы то же самое: Пастер был бы признан лабораторным ученым, не представляющим интереса для использования вне лаборатории. Для привлечения интереса к своим работам и обеспечения успеха своей деятельности Пастер одним из первых провел своего рода РЯ кампанию лабораторных исследований. В лаборатории он тщательно «отрепетировал» ту часть опытов, которую затем предстояло продемонстрировать в поле для широкой публики и журналистов. Предсказание, сделанное Пастером относительно судьбы вакцинированных животных, воспринималось в полевых условиях как чудо. Однако, если учесть, что подобная «инсценировка» уже была отработана в лабораторных условиях, то это предсказание выглядит интересным, но вполне естественным. Эксперимент в полевых условиях был инсценировкой, направленной на убеждение инвесторов в том, что сделанный Пастером перевод можно рассматривать как честную сделку. Этот перевод можно выразить в следующей форме: если вы хотите спасти своих животных от сибирской язвы, заказывайте флакон с вакциной в лаборатории Пастера. Иными словами, если потребитель принимает ряд ограничений (дезинфекцию, чистоту, прививание, временные сроки и т.п.), то он может использовать продукт, производимый в лаборатории Пастера, на любой ферме. То, что первоначально было попыткой ученого-экспериментатора привлечь к себе интерес, теперь приобретает вид коммерческой сети.

Вслед за М. Полани Латур подчеркивает, что лабораторные исследования - это не только формирование нового знания, но и особых навыков. Одновременно с культивацией в лабораториях микробов в чистом виде и попытками воздействовать на их рост и деятельность, развивается новое практическое ноу-хау. Спустя несколько лет ученые-экспериментаторы приобретают навыки манипулирования множеством ранее неизвестных материалов. Лабораторное исследование микробов является таким же ремеслом, как и книгопечатание, создание электронных схем или видеографика. По мере накопления этих навыков внутри лаборатории устанавливается большое количество взаимосвязей, ранее нигде не встре-

чавшихся. Это не результат нового способа познания или того, что люди вдруг осознали существование микроорганизмов, о которых раньше не подозревали. Это всего лишь манипуляция новыми объектами с параллельным приобретением новых навыков в новых уникальных условиях. Так, известно, что первая ослабленная культура птичьей холеры была получена благодаря случайному открытию. Однако случайность может быть правильно использована только хорошо подготовленными лабораториями (3, с. 8). Научные факты Латур сравнивает с поездами: и те, и другие функционируют только на рельсах. Факты не могут «выходить» из лаборатории без параллельного распространения лабораторных практик. Лучшим доказательством этого служит то обстоятельство, что каждый раз, когда метод распространения вакцины против сибирской язвы модифицировался, вакцина не имела ожидаемого воздействия (3, с. 16).

Давний спор между «интерналистским» и «экстерналист-ским» подходами к изучению науки и технологии, противопоставление «социальных воздействий» «чисто внутреннему развитию» науки, Латур считает устаревшим. Неуместность разделения научной деятельности на «внешние» и «внутренние» факторы отчетливо проявляется в приведенном выше примере лаборатории Пастера. Деятельность его лаборатории представлялась таким образом, чтобы внутри своих стен воспроизводить то, что, как кажется, происходило снаружи, а затем распространить вовне (т.е. на всех фермах), то, что, как кажется, происходило только внутри нее. В данном случае внутренний и внешний мир могут превращаться один в другой. Естественно, что эти три отношения внутреннего, внешнего и опять внутреннего неидентичны. В лаборатории рассматривалось лишь ограниченное количество элементов, относящихся к макроскопической эпизоотии; в ней имела место только контролируемая эпизоотия на экспериментальных животных; из лаборатории вовне распространялись только определенные методы прививания самой вакцины. Когда говорят о внешнем мире, то, как правило, не обращают внимания на предшествующее распространение соответствующей науки. Само существование сибирской язвы как заболевания и эффективность вакцины не являются внешними, доступными для обозрения фактами. В обоих случаях они представляют собой результат предшествующего существования институтов иной науки - статистики, представители которой соз-

дали необходимый инструмент. Вот почему ключ к пониманию макропроблем («внешнего») заложен в конечном счете в лабораторных исследованиях («внутреннем»). Различие между «внутренним» и «внешним», различие масштаба между «макро» и «микро» уровнями и есть то, что лаборатория призвана упразднить (3, с. 3).

Латур пытается подчеркнуть не столько то, как общество оказывает влияние на деятельность ученого, а как самой своей работой внутри лаборатории ученый способен активно изменять современное ему общество. «Лаборатории по микробиологии являются одними из тех немногих мест, - пишет Латур, - где претерпела трансформацию сама структура социального контекста» (3, с. 19). Чтобы изучать Пастера как человека, воздействующего на общество, совсем необязательно искать политические тенденции. Нужно всего лишь рассмотреть, что именно делает Пастер в своей лаборатории как ученый. Политическое влияние лабораторий Пастера было куда более глубоким, ощутимым и необратимым, поскольку лаборатории, никогда открыто не считавшиеся политической силой, вмешались во все детали ежедневной жизни. Ни историку, ни социологу не удастся различить макроуровень общества и микроуровень лаборатории, поскольку с помощью последнего может происходить переопределение и корректировка первого. Представителям социологии науки не следует постоянно обращаться к общей социологии или социальной истории за понятиями и категориями с целью реконструировать «социальный контекст», внутри которого следует понимать науку. Напротив, работы по социологии науки могут показать социологам и социальным историкам, как общество может быть скорректировано и реформировано через непосредственное содержание науки. «Дайте нам лаборатории, - отмечает Латур, - и мы сделаем возможной мировую войну без инфекции, мы сделаем тропические страны доступными для колонизации, мы обеспечим здоровье французской армии, мы увеличим численность и силу населения, мы создадим новые индустрии» (3, с. 19).

Что же делает лаборатории таким источником политической силы, силы, которая не объясняется с помощью каких-либо познавательных или социальных особенностей? Для лучшего понимания лаборатории как аппарата для обретения силы посредством умножения количества ошибок Латур предлагает рассмотреть различия,

существующие между политиком и ученым. Если о политике говорят, что он алчный, интересуется только самим собой, недальновидный, неоднозначный, всегда готовый на компромисс и неустойчивый, то об ученом - бескорыстный, дальновидный, честный, говорящий открыто и определенно и стремящийся к достоверности. Все эти различия являются следствиями одной простой материальной вещи. Причина в том, что у политика нет лаборатории, а у ученого есть. Поэтому политик работает в «реальном» масштабе, всегда находится в центре внимания и вынужден постоянно делать выбор. Все, что с ним происходит, добивается ли он успеха или нет, происходит «снаружи». Ученый работает в моделируемых масштабах, умножая число ошибок внутри своей лаборатории и не будучи доступным для широкой публики. Он может ставить столько экспериментов, сколько ему потребуется, и выступает только после того, как сделал достаточно большое количество ошибок, чтобы достичь «определенности». Не удивительно, что в итоге политик не обладает «знанием», а ученый обладает. Однако различие здесь заключается не в «знании». Если поменять их местами то, оказавшись в лаборатории, алчный и недальновидный политик начнет производить большое количество научных фактов, а честный и бескорыстный ученый, оказавшись во главе политической структуры, где все происходит в крупном масштабе и не позволяются никакие ошибки, сразу станет неоднозначным, неуверенным и слабым, как и все остальные. Специфика науки заложена не в познавательных, социальных или психологических качествах, а в особом устройстве лабораторий, позволяющем осуществлять смену масштаба изучаемых явлений с целью сделать их удобочитаемыми, а затем увеличить число проводимых экспериментов с тем, чтобы зафиксировать все допущенные ошибки.

Накопление знания становится возможным только вследствие изменения масштаба, позволяющего в свою очередь увеличить количество проб и ошибок. Достоверность не увеличивается в лаборатории из-за того, что люди, в ней работающие, более искренны, скрупулезны и склонны к «фальсификации». Все дело в том, что они могут позволить себе делать сколько угодно ошибок или, иначе говоря, больше ошибок, чем те, кто находится «снаружи» и не может изменить масштаб. Каждая ошибка, безотносительно к характеру темы исследования, в свою очередь фиксируется, сохра-

няется и вновь предстает в удобочитаемой форме. Если достаточно большое количество экспериментов фиксируется, и становится возможным сделать обобщение всех записей, то это обобщение будет все более точным, если оно будет параллельно уменьшать возможность выдвижения со стороны конкурентов контраргументов. Если ученый суммирует ряд ошибок, то становится сильнее, чем тот, кто допустил меньше ошибок.

Никому еще не удавалось подтвердить предсказания ученых без заранее проведенного распространения условий подтверждения, существовавших в лаборатории. Можно наблюдать распространение лабораторных условий и многочисленное повторение последнего успешного лабораторного эксперимента, но нельзя наблюдать предсказания ученых вне стен лаборатории. Предсказания или предвидения ученых - это всегда утверждения постфактум и воспроизведение ранее полученного. Как только ученые оказываются вне лаборатории, они ничего не знают точно. Поскольку научные факты производятся внутри лабораторий, то для обеспечения их свободного распространения необходимо создать дорогостоящие сети, внутри которых будет поддерживаться их хрупкая эффективность. «Если это значит превратить общество в большую лабораторию, - пишет Латур, - то так оно и будет» (3, с. 27). Относительно науки не существует ничего внешнего, но существуют протяженные сети, осуществляющие распространение научных фактов. Вне этих сетей рассмотрение науки сравнимо с изучением двигателя без существования железных дорог и проезжих частей.

С точки зрения Латура, философы и социологи науки должны концентрировать свое внимание не столько на споре о том, что первично в сознании ученого - образ или идея. Познание - это поиск компромисса между тем, что сохраняется и что отбрасывается на каждом этапе развития науки (11). В работе «Когда вещи дают сдачи: возможный вклад "исследований науки" в общественные науки» Б. Латур призывает представителей общественных наук выйти за пределы той сферы, которая до настоящего времени считалась сферой «общественного». В частности, речь идет о таких феноменах, как материя, объективность и т.п., которые традиционно не вписывались в рамки социологического исследования. Социальная интерпретация подразумевает способность заместить некоторый объект, относящийся к природе другим, принадлежащим

обществу, и показать, что именно он является истинной сущностью первого. Чтобы объяснить трансцендентные объекты, каковым акторы приписывают свойство быть первопричиной какого-либо действия, вполне допустимо заместить содержание этих объектов функциями общества, которые были скрыты в этих объектах и имитированы ими. Такие типы объектов были названы фетишами, т.е. метками чего-то еще. Социальная интерпретация или разрушает объект, или вообще его игнорирует. Поскольку обществоведы сами верят, что социальная интерпретация разрушает объект, что произойдет, задается вопросом Латур, если подвергнуть такой радикальной обработке естественные науки? Не исчезнут ли они так же, как религия? Нет ничего страшного, если бы все сошлись на том, что социальная интерпретация должна быть направлена исключительно на те элементы, которые даже в науке и, тем более, в технологии считаются принадлежащими сфере общественного: «силовые отношения», легитимность, идеология. Но из этого следует, что 8Т8 (исследования науки и технологии) затрагивают только самые поверхностные аспекты физики, математики, неврологии или этологии. Такая стерилизация исследований науки и технологии обнаружит, что социальная интерпретация любого объекта равносильна уходу от объективного в область только общественного. Из того обстоятельства, что природные объекты сопротивляются социальным интерпретациям, Латур делает вывод об общем свойстве всех объектов: они настолько специфичны, что их нельзя заместить чем-то другим. Согласно Латуру, нет смысла распределять объекты по двум лагерям: один - для фетишей, которые по причине своей легковесности могут и должны считаться «просто социальными конструкциями», и другой - для фактов, которые существенны, и, по определению, избегают всех социальных интерпретаций. Ведь общество ничего не объясняет, оно само должно быть объяснено.

Сторонники 8Т8 рассматривают «объективность» не как особое качество сознания, не его внутреннюю правильность и чистоту, но присутствие объектов, когда они «способны» возражать тому, что о них сказано. Лабораторный эксперимент создает для объектов редчайшие, ценные, локальные и искусственные условия, где они могут предстать в своем собственном праве перед утверждениями ученых. Речь у Латура не идет о полном противопостав-

лении субъективного и объективного. Напротив, именно в лаборатории, благодаря, а не вопреки, искусственности и ограниченности экспериментальной ситуации достигается редкая степень близости между словами и вещами. «Нет ничего более трудного, - пишет Латур, - чем отыскать способ, позволяющий объектам достойно противостоять нашим высказываниям о них» (2).

Если ученые-обществоведы потеряют эту способность объекта влиять на научный результат (чем гордятся сторонники количественных методов), то они, по логике Латура, потеряют и саму объективность. Субъекты быстро теряют силу сопротивления, когда идут на уступки ожиданиям ученых. Микробы и электроны никогда не откажутся от сопротивления, потому что нелегко поддаются воздействию эксперимента, интересы которого настолько далеки от их собственного стремления (интереса). Субъекты, в отличие от них, сдаются так быстро, что превосходно играют роль тупого объекта, стоит «людям в белых халатах» попросить их пожертвовать сопротивлением во имя высоких научных целей. Если обществоведы хотят стать объективными, они должны найти такую редчайшую ситуацию, в которой сумеют сделать предмет максимально способным возражать тому, что о нем сказано, в полную силу сопротивляться протоколу и ставить собственные вопросы, а не говорить от лица ученых, чьи интересы он не обязан разделять. Тогда поведение людей в руках обществоведов станет таким же интересным, как поведение вещей в руках «физиков». «Способность возражать» заключается в том, что сами объекты вводят на сцену новые существа, ставят свои собственные новые вопросы, побуждают обществоведов, равно как и «физиков», переоснастить все их интеллектуальное оборудование. Именно тогда, когда объекты изучения интересны, активны, непослушны, полностью вовлечены в разговор о них, общественные науки и начинают подражать лучшим образцам естественных наук. Например, ученые-обществоведы могут поставить задачу изменить представление народа о себе настолько твердо, чтобы быть уверенными: максимально возможное количество возражений этому представлению прозвучало (2).

Свою эпистемологическую позицию Латур обозначает не иначе, как «здоровый, чистый и невинный релятивизм» (12, с. 8), под которым он понимает не столько безразличие к иным взглядам,

сколько отсутствие абсолютной привилегированной точки зрения. Подобный релятивизм, по мнению Латура, представляет более ясное понимание реальности, чем абсолютизм. Ученые заняты тем, что выдвигают различные меняющиеся со временем репрезентации мира. Процесс познания представляет собой не прямую линию, а, скорее, напоминает форму ветвистого кустарника. Как объекты реальности, так и объекты познания - это своего рода гераклитов поток, поэтому процесс познания Латур называет вектором изменений. Познание объективного - это не скачок, а постепенное движение от предыдущего к последующему шагу1. Латур выделяет два разных подхода к познанию: «телепортационный» (скачкообразный) и континуальный. Согласно первому из них: а) процесс познания - это связь, установленная между двумя пунктами - субъектом и объектом; б) если субъект находится в процессе движения, то объект неизменен; в) связь между ними может быть прервана в любой момент. Согласно континуальному подходу: а) вектор познания имеет неограниченное число направлений; б) и «субъект», и «объект» изменяются во времени; в) между ними имеется множество точек пересечения; г) все эти точки, или промежуточные ступени, тесно связаны между собой и могут быть исследованы. Лишь последний подход, как подчеркивает Латур, помогает постичь объективную реальность как поток. Именно эволюционный подход снимает с эпистемологии налет мистического. Опытное подтверждение или, используя слова Г. Башляра, «очищение» - неотъемлемая черта познавательного процесса. Объективность или субъективность, истинность или ложность того или иного положения человек может определить лишь обращаясь, если использовать термины У. Джеймса, к «цепи» своего опыта. Таким образом, процесс познания, согласно Латуру-Джеймсу, включает в себя следующие черты: а) соответствие знания действительному положению вещей можно установить лишь ретроспективно; б) как

1 Сходную с Латуром эпистемологическую позицию занимал Ф. Бэкон. Последний выражал уверенность, что если люди, преследуя иные цели, все же открыли много полезного как бы случайно или мимоходом, то никто не будет сомневаться в том, что если они начнут поиски, занимаясь непосредственно тем, чем нужно, и пойдут по определенному пути и в определенном порядке, а не скачками, то откроют много больше (Бэкон Ф. Новый Органон. Аф. СУ 111 // Режим доступа: http://lib.ru/FILOSOF/BEKON/nauka2.txt).

познающий субъект, так и познаваемый объект - это не только виртуальные, но и реальные сущности.

«Цепь опыта» целесообразно исследовать не с помощью таких примеров, как «собака в будке» или «кошка на подстилке», как это делали философы XIX в. Необходимые примеры должны быть документально зафиксированы, чтобы их можно было изучать. Областью, подходящей для изучения человеческого опыта, оказывается палеонтология. Чем больше скелетов вымерших животных имеется в распоряжении ученых, тем более интересная, живая, объективная картина их жизни представлена на суд общественности. Многочисленные ископаемые скелеты животных свидетельствуют не только об эволюции человеческого знания о них, но и об эволюции самих объектов исследования. Иными словами, историей обладает не только субъект, но и объект. Исходя из подобного примера, Латур говорит о де-эпистемологизации и ре-онтологиза-ции процесса познания. Если генезис фактов представляет собой событие, то эта событийность распространяется не только на открывателя, но и на открываемое. Именно это обстоятельство, по мнению Латура, мешает человеку быть до конца объективным. Характерной чертой объектов изучения биологии является борьба за существование. Подобная борьба, как подчеркивал представитель постпозитивизма С. Тулмин, имеет место и в науке между альтернативными теориями и гипотезами. Если сторонники традиционной философии проводили различие между способом существования (объектами) и способом референции (знанием), то Латур и то, и другое объединяет в рамках единого способа существования. Иными словами, знание добавляется к миру. Способ существования - это вектор, оказывающий влияние как на мир идей, так и на мир вещей.

Латур не разделяет представление о том, что источником объективного знания выступает заложенное в природе человека любопытство и что открытие нового - это неожиданный способ удовлетворения подобного любопытства. Следуя за Джеймсом, Ла-тур повторяет, что познание - это не перерывы постепенности, а континуальный процесс. Стоит разорвать цепь, и субъекту трудно оценивать объективность того или иного знания. Вместо вопроса, соответствует ли данное утверждение реальному положению вещей, Латур задается вопросом: соответствует ли данное утвержде-

ние непрерывной цепи опыта? Используя концепцию «коллективного мышления» Л. Флека (9), Латур указывает, что познание движется не от мышления к объекту, а от смутного к направленному восприятию через множество промежуточных ступеней. Восприятие в науке «направлено» лишь в том случае, когда оно «развито»: технически оснащено, координировано, обобщено, документировано и т.д. И Латура, и Флека объединяет то, что социальные, коллективные, практические аспекты научного познания они рассматривают скорее как позитивный, чем как негативный фактор. И тот, и другой разрабатывают не столько социальную эпистемологию, сколько социальную онтологию. Латур разделяет идею Флека о том, что истина ни релятивна, ни субъективна, ни конвенциональна: истина - это событие в истории мысли (9).

Теорию научного познания Флека-Латура можно сформулировать в следующей форме: 1) познание - это вектор; 2) идеи - это начальный пункт в цепи экспериментов; 3) постоянное очищение (ревизия со стороны коллег) - это не второстепенная, а существенная черта познавательного процесса; 4) институализация знания: его публичная доступность, стандартизация, техническая оснащенность и т.п.; 5) направленное восприятие - это конечный, а не начальный этап познания; 6) факты - это условный итог познания, и на все вопросы относительно соответствия научных утверждений реальному положению вещей можно ответить лишь ретроспективно.

Скептики традиционно указывали на присущие человеку ошибки восприятия. Например, башня может восприниматься и в виде куба, и в виде цилиндра. Однако человек вполне может уточнить результаты своего восприятия, подойдя к объекту ближе или взяв в руки бинокль. В данном случае скептическое сомнение в объективности знания вытекает из того обстоятельства, что в рамках наивно-эмпиристского подхода не учитывается фактор времени. В нем нет места для параллельного во времени движения фактов: объекты оказываются изолированными «в себе» и «для себя». Латур подчеркивает, что «субъект» и «объект» нельзя рассматривать в качестве основных категорий эпистемологии. Если под эпистемологией понимать дисциплину, основная задача которой -проложить «мост над пропастью» между «миром идей» и «миром вещей», то, с точки зрения Латура, эта дисциплина лишена своего предмета. «Мост над пропастью» не удается проложить не потому,

что нельзя получить объективное знание, а потому, что «пропасти» как таковой не существует. Эта пропасть суть артефакт, вытекающий из ложного представления о процессе познания. «Субъект» и «объект» - это скорее побочные продукты теории познания, следующие друг за другом пункты на пути очищения знания. С помощью дихотомии субъекта и объекта трудно получить новое знание. При эпистемологической дихотомии «субъекта» и «объекта» вопрос сводится к тому, направлен ли вектор познания на «неизменный» объект или на постоянно изменяющийся субъект. В последнем случае человек оказывается в «джунглях» своих предпосылок и парадигм. Согласно Латуру, важно не направление вектора познания, а то обстоятельство, учитывается ли при этом фактор времени. Движение «вперед» означает, что человек приобретает больший опыт, становится более информированным в потоке коллективного, координированного и институционализированного знания. Движение познания осуществляется не от субъекта к объекту, или наоборот, а от нескольких промежуточных этапов к множеству таковых. Иными словами, используя выражение П. Фейерабенда, имеет место пролиферация знания. Обращаясь к метафоре, Латур сравнивает процесс познания и транспортную систему метрополитена: нельзя сделать пересадку с одной линии на другую без наличия системы платформ и коридоров, а также не имея схемы, которая бы соответствовала реальному расположению станций. В этом смысле Латур вслед за Джеймсом разделяет скорее теорию соответствия истины реальному положению дел, чем концепцию истины как (иррационального) скачка. Проблема традиционной (субъект-объектной) эпистемологии заключается в том, что в ней нет места ни для времени, ни для инструментов познания, ни для исследовательских коллективов, ни для эволюции самих объектов познания.

Латур поднимает следующую эпистемологическую проблему. С одной стороны, научное познание - это зависимая от времени, «человечески-окрашенная» деятельность. С другой стороны, результаты этой деятельности представляют собой независимую от времени, лишенную фактора человеческого влияния объективность. Проблему объективности нельзя разрешить в рамках общепринятой философии эмпиризма. Двойная природа фактов - как созданных и как не созданных человеком - становится своего рода

клише философии и истории науки. Ограниченность традиционной эпистемологии проявляется в том, что невозможно в одно и то же время фокусировать внимание на обоих аспектах познания: человеческом, повседневном, подверженном случайности, практическом, с одной стороны, и окончательном, внечеловеческом, вневременном, неопровержимом - с другой. Точно так же камерой кинооператора нельзя одновременно снимать и задний и передний план. Латур убежден, что оба аспекта познания окажутся в фокусе внимания, если перейти от субъект-объектной к векторно-времен-ной модели эпистемологии.

В качестве примера, выявляющего двойственный характер познания, Латур вслед за Платоном приводит математику. С одной стороны, математические объекты вневременны и независимы от человеческой деятельности. С другой - они представляют собой конструкции, созданные человеком. Этот сконструированный мир чудесным образом оказывается применимым к реальному миру. Поскольку математические конструкции оказываются включенными в мир вещей, сами эти вещи (звезды, планеты, скелеты вымерших животных и т.д.) становятся объективными. Иными словами, объективное знание способствует вовлечению сущностей, принадлежащих к одному способу существования, в сети иного способа существования. Существование подобных сетей, превращающих ментальные сущности в объективность, - это новая черта человеческой истории. На особую роль математических конструкций в познании указывал еще Галилей, утверждая, что книга природы написана на языке математики. Эти слова Галилея указывают на то обстоятельство, что в XVII в. имела место событие, именуемое «научной революцией»: некоторые свойства природы, будучи включенными в процесс человеческого познания, получают новый способ существования - они становятся объективными. «Полотно природы.., - пишет Латур, - соткано более чем одной нитью» (12).

В своих исследованиях представители STS во многом опираются на философию прагматизма. Согласно прагматистскому учению Дж. Дьюи, объект - это совокупность непредвиденных и неожиданных для субъекта или коллектива последствий. М. Каллон и В. Рахибарисоу предлагают различать научные дисциплины в зависимости от тех последствий, к которым могут привести изучаемые в их рамках объекты. Так, физики исследуют четко-

структурированные объекты, «поведение» которых в лаборатории и в естественных условиях мало чем отличаются друг от друга. Например, CDROM устройство примерно одинаково работает как в научном центре, так и в квартире пользователя. Напротив, вещества, исследуемые химиками, находятся в процессе постоянного изменения и способны вызывать цепные реакции. Эти вещества менее предсказуемы и могут в определенных обстоятельствах представлять угрозу для окружающих. Еще большую сложность представляют объекты изучения биологии, биотехнологии и, в частности, генетики. Эти объекты живут своей собственной жизнью даже вне рамок лаборатории. Данные, полученные в ходе биологического эксперимента, не позволяют предвидеть поведение объекта исследования в естественных условиях. Иными словами, существует принципиальное различие между экспериментами in vitro и опытами in vivo. Особый интерес в данном отношении представляют собой междисциплинарные исследования в области нанотехноло-гии. Так же как хакеры создают опасные компьютерные вирусы ради «спортивного удовольствия», так и «нанохакеры» могли бы в принципе создавать реальные вирусы, например в террористических целях. Самым опасным оружием в этом ряду были бы порождающие самих себя ассемблеры «липкой серой массы». Согласно рекомендациям по развитию нанотехнологии Форсайтского института, основанного Э. Дрекслером, следует полностью избегать использования ассемблеров или, по крайней мере, проектировать их таким образом, чтобы они не могли функционировать в условиях естественной среды. Основная задача международного сотрудничества в этой области заключается в том, чтобы доступ людей из разных стран к достижениям нанотехнологии был максимальным, в то время как возможность неконтролируемых разработок наноас-семблеров сводилась бы к минимуму. Представители американского некоммерческого «Центра ответственной нанотехнологии» выдвинули идею создания типовой модели «нанофабрики», которая бы отличалась максимальной степенью безопасности. Эту модель предлагается принять в качестве единственно допустимой, где функции ассемблеров подлежат строгому контролю (6).

Латур констатирует существенные изменения, которые произошли в области философии и социологии науки в конце XX -начале XXI в. В первую очередь, эти изменения касаются трактов-

ки таких понятий, как факты и объективность. «Объекты слишком долго ошибочно рассматривались как факты, - пишет Латур. - Такая трактовка нечестна по отношению к объектам, нечестна по отношению к науке, нечестна по отношению к объективности, нечестна по отношению к опыту. Они намного более интересны, разнообразны, сложны, неопределенны, богаты, разнородны, рискованны, историчны, локальны, материальны, системны, чем долго и патетично представляли себе философы» (12, с. 9-10). Камень -это не просто предмет для бросания, так же как доска существует не только для того, чтобы по ней стучать. Факты есть не просто факты: они содержат нечто большее. Проблема заключается в том, что в настоящее время непосредственные, очевидные, бесспорные факты встречаются все реже и реже, а задача представить исчерпывающее доказательство представляется сомнительным и рискованным предприятием. Трудно получить точные факты, и чем серьезнее задача, стоящая перед ученым или инженером, тем более дорогое оборудование требуется для ее решения, тем большее количество опосредующих звеньев в цепи доказательства, тем более тонкие доводы необходимы для ее обоснования. «Непосредственность и очевидность - плохие помощники как для науки, так и для политики, - указывает Латур. - В такой атмосфере можно задохнуться как ученым, так и государственным деятелям» (12, с. 11). Не существует непосредственного пути к соглашению между сторонами, так же как не существует непосредственного доступа к фактам. Много проблем порождается, по мнению Латура, ложным представлением о правдивой, ясной и точной репрезентации фактов. Люди ожидают от репрезентации то, что она не может обеспечить. Подобная репрезентация - это отсутствие и предсказаний, и доказательств, и выводов. Иными словами, в современной науке, согласно Латуру, произошел сдвиг от «дешевого» понимания объективности к «дорогостоящему» пути доказательства.

В качестве альтернативы «наивному» универсализму и «поверхностному» релятивизму предшествующей эпистемологии Ла-тур предлагает переход от объектов к вещам. Следуя за М. Хайдеггером, Латур понимает под «вещью» особый тип соединения (смертных и богов, людей и не-людей). Вещи уже не имеют той чистоты, ясности и очевидности, которые были присущи фактам; они не состоят из строго очерченных, дискретных объектов,

плавающих в некоем прозрачном пространстве. Еще задолго до «независимых» и «объективных» фактов вещь означала то, что одновременно и соединяет, и разделяет людей. Призывая к повороту от объектов к вещам, Латур подчеркивает, что ученые имеют дело не столько с «фактами», сколько с предметами интереса.

Собрание (или «парламент») вещей образует сообщество. Каждое сообщество обладает своими собственными приемами речи, собственными представлениями о границах разумного, собственными формами объединения интересов, собственными способами принятия единого решения. Латур не видит необходимости искать почву для сравнения разных сообществ. Сообщества - это собрание разнородных вещей. В этих условиях необходимо слышать голос каждого сообщества. Иными словами, Латур, как постпозитивисты и постмодернисты, подчеркивает плюрализм сообществ. В рамках сообществ происходит непрерывный обмен: лаборатории превращаются в форумы, в то время как критерии оценки продуктов заимствуются в лабораториях, политики перенимают у актеров способы поддержания своего имиджа, даже в трудных для понимания моделях физической реальности заимствуется кое-что из области социальных теорий (12, с. 21).

Как и Латур А. Пикеринг призывает к переходу от эпистемологии к онтологии, к объединению субъективного и объективного в познании. Вместо «идиомы презентации» Пикеринг выдвигает «идиому поступка». В рамках идиомы репрезентации мертвые и статичные вещи «сидят и ждут», когда они будут представлены взгляду ученого. Именно представители традиционной эпистемологии отстаивали идею, согласно которой задача науки - представить (репрезентировать) окружающий мир. С точки зрения идиомы поступка мир выступает живым целым, где и человек, и вещи оказываются практически равноправными акторами. Задача философии и социологии - исследовать науку не «извне», а «изнутри», погружаясь в «тело» науки. Согласно Пикерингу, философия и социология науки - это переплетение, синтез теоретического и исторического. Примером идиомы репрезентации Пикеринг называет парадигму классической механики Ньютона. Для этой парадигмы характерны редукционизм и линейность. В качестве модели идиомы поступка, или неклассической научной парадигмы, Пикеринг

выдвигает кибернетику. С целью исследования неклассической парадигмы он обращается к истории кибернетики.

В 1956 г. английский ученый С. Бир изобрел игру для решения линейных уравнений в двух измерениях. Особенность этой игры заключалась в том, что в нее успешно могли играть дети, не имеющие ни малейшего представления о релевантной логике. В процессе игры дети могли делать выбор нажатием кнопки, и этот выбор поощрялся или не поощрялся системой обратной связи игрового устройства - цветными индикаторами, обозначающими или боль, или удовольствие. В данном случае дети выступают в качестве своего рода самоорганизующейся системы. Эта система способна к обучению и решению задач, не имея явно сформулированной «программы» для их решения. Способность системы к самоорганизации - это свойство не только кибернетических устройств. Подобное свойство органически включается в рамки новой научной парадигмы.

С. Бир поставил задачу применить достижения кибернетики в области экономики. Успех или неудача субъектов экономической деятельности связаны с их возможностью адекватно реагировать на изменения окружающего мира. Эти изменения обусловлены, прежде всего, соотношением спроса и предложения. Проблема менеджмента заключается не столько в создании баз данных, сколько в организации информационного потока: руководство фирмы должно оперативно получать сведения о том, что реально происходит во внешнем мире. На основе этих сведений администрация призвана адекватно реагировать на происходящие изменения в режиме реального времени, учитывая принцип обратной связи. Бир сравнивает любой субъект экономической деятельности с киборгом - децентрализованным объединением человеческих и не-человеческих компонентов, которые тесно связаны как друг с другом, так и с окружающим миром. Используя эту модель, Бир предпринял попытку организовать управление экономикой в условиях правления Сальвадора Альенде в Чили в 1971-1973 гг. Информационные потоки поступали от хозяйствующих субъектов в единый мозговой центр, где на основе системы обратной связи формулировались конкретные рекомендации. Попытка Бира была прервана пришедшим к власти в результате переворота А. Пиночетом.

Модель киборга использовал также другой английский ученый Г. Паск в своем проекте - создании цветомузыки. Этот проект демонстрирует полноценное взаимодействие человека с машиной: человек «тренирует» кибернетическое устройство, и это устройство вступает в игру вместе с человеком. Машина в данном случае как бы продолжает действия человека: человек сотрудничает с машиной и достигает результатов, которых он бы не мог добиться без этого сотрудничества. Другой свой проект Паск назвал «коллоквиумом машин», в рамках которого происходит взаимодействие между кибернетическими устройствами. Одни устройства Паск обозначил как «мужские», другие - как «женские». «Мужчины» выпускали лучи разного цвета, а «женщины» отвечали на эти импульсы тем или иным образом: они могли либо принимать сигнал, исходящий от «мужчины», либо отклонять его. Паск впервые устроил представление кибернетических устройств для широкой публики. В ходе этого представления машины реагировали на поступки человека. Идею кибернетических устройств как самоорганизующихся систем Паск использовал в процессе создания программы для обучения машинописи.

Существенное влияние на взгляды Бира и Паска оказали восточные религиозные идеи. Они подчеркивали взаимную связь, существующую между кибернетикой и духовной практикой. Особую роль в данном случае играет буддистская идея о всеобщей связи явлений в мире. Для понимания принципа всеобщей связи уместно вспомнить феномен голограммы, когда образуется копия предметной волны, создающая полную иллюзию1 существования оригинала. Голографическая модель открывает новые возможности для понимания отношений между частями и целым. В данном случае каждая часть содержит в себе целое. Это положение подкрепляется открытиями в области биологии клетки: каждая клетка содержит копию ДНК оригинала, достаточную для клонирования всего тела. Все это подтверждает идею древних о том, что каждый индивид представляет собой микрокосм, отражающий и содержащий в себе макрокосм вселенной.

Идея голограммы содержится в теории «моральной физики» известного чилийского философа Д. Саласа. Он подчеркивает связь

1 Ы1р://§оМшау.ги/даЫ/т(1ех.р11р?Ше

между этичностью человеческих поступков и событиями в жизни. Согласно его теории, человек живет в сознательной и разумной Вселенной, имеющей голографическую структуру. Существует только одна энергия, пронизывающая космос во всех измерениях и создающая полное единство жизни. То, что происходит с мельчайшей частицей, одновременно затрагивает структуру в целом, поскольку между всеми частями Вселенной существует неразрывная связь. Люди были созданы незавершенными с тем, чтобы каждый в своей материальной жизни завершил себя. Необходимо расшифровать обстоятельства своей жизни, чтобы обрести мудрость и достичь высших ценностей. Цель человеческой жизни - эволюция индивидуального сознания, состоящая в полном развитии истинно человеческих качеств, отличающих людей от животных. Каждая частица человека, излучая энергию, изменяет Природу и взамен получает силу, которая восстанавливает космическое равновесие, нарушенное человеческими действиями. Космос голографически взаимосвязан, и человек, не осознавая того, постоянно взаимодействует с Природой. Между ними непрерывно происходит энергетический обмен согласно закону: «Что посеешь, то и пожнешь» (4).

Пикеринг подчеркивает, что способ мышления кибернетиков отличается от взглядов представителей классической научной парадигмы. По мнению Пикеринга, кибернетиков отличает от представителей классической парадигмы такое качество, как наличие чувства юмора. Кибернетики выражают убеждение, что эстетически организованная окружающая среда призвана реагировать на человеческие поступки, вовлекать человека в диалог. Этот диалог между человеком и вещами, между человеком и машинами отражает постчеловеческий этап эволюции. Если представители классической парадигмы стремятся зафиксировать мир в рамках вневременного представления, то кибернетики «тематизируют» непредсказуемость мира. Мир представляется последним как открытое становление. Если «классики» ставят перед собой эпистемологическую цель - формирование картины мира, то кибернетики выдвигают онтологический проект - демонстрацию, контроль, использование свойств изменяющегося мира. Как бы сказал Т. Кун, представители классической науки и кибернетики живут в разных мирах. История кибернетики помогает преодолеть репрезентативную модель мышления ученых. Согласно Пикерингу, представите-

ли философии науки и техники не должны ограничиваться теорией. Так же как инженеры, деятели искусства и постгуманисты могут найти много полезного в исследованиях науки и техники, так и философы могут почерпнуть у них вдохновение (16).

Социальные исследования науки и техники служат своего рода «буфером», опосредующим звеном между наукой и обществом. Эти исследования в значительной мере способствуют тому, чтобы наука упрочила свой социальный статус. С одной стороны, представители как общественных, так и естественных наук должны осуществлять свою работу совместно. С другой стороны, ученые-естествоиспытатели не склонны рассматривать свою деятельность как часть культуры, проводя строгое различие между «наукой» и «ненаукой». Найти почву, общую для гуманитариев и естествоиспытателей, нередко оказывается сложной задачей. Выделяют следующие направления социальных исследований науки и техники (STS): 1) изучение и прогнозирование новых областей технонауки; 2) проблема использования достижений технонауки в будущем; 3) проблема использования достижений технонауки в настоящем (16).

Государственным чиновникам становится все труднее планировать развитие науки, когда представители разных научных дисциплин конкурируют друг с другом по поводу распределения ограниченных материальных ресурсов. Когда перспективы развития той или иной области знания включают в себя моменты неопределенности и риска, социальное управление наукой становится проблематичным. Как в Западной Европе, так и в США существуют институты научного прогнозирования. Сотрудники этих институтов пытаются выделить наиболее плодотворные и осуществимые научные проекты. В рамках институтов прогнозирования рассматриваются возможные сценарии развития науки в будущем и на этой основе разрабатываются политическая стратегия в настоящем. Проблема заключается в том, чтобы подобные футурологические исследования служили интересам не только политической или экономической элиты, но и обществу в целом. Наука и политика не должны рассматриваться как области, отличные друг от друга как в познавательном, так и в культурном отношении. В идеале представители этих областей должны находиться в процессе постоянного взаимодействия.

Подведем некоторые итоги. Социальному анализу науки и техники, представленному в работах сторонников STS, присущ описательный характер. Исследования STS - это область, где «много фактов, но мало принципов». Категории и принципы, имеющиеся в распоряжении представителей STS, буквально «тонут» в море конкретных случаев (cases). В рамках богатого эмпирического материала порой нелегко проследить общую идею. В качестве решения методологической проблемы Б. Латур и его соратники нередко предлагают яркий художественный образ или тонкий риторический прием. Взгляды представителей STS не лишены определенных противоречий. Во-первых, они, с одной стороны, призывают изучать повседневную деятельность ученых, отвлекаясь от всяческих идеализаций. С другой стороны, они признают, что в деятельности любого ученого неизбежно присутствует аксиологический и социально-политический уклон. Во-вторых, подвергая критике идеи неокантианства, Латур подчеркивает, что помимо слов существует и сам мир. Вместе с тем во многих своих работах он вслед за представителями неопозитивизма и постмодернизма особое внимание уделяет тексту, способу научного изложения.

Определенный интерес представляет подход сторонников STS к обществу сквозь призму теории акторов и сетей. Этот подход позволяет говорить о том, что социальный мир обладает структурой и эта структура подвержена изменению, что эта структура складывается из разнородных действующих элементов, или акторов, и эти акторы вступают друг с другом в разнородные отношения. Однако принципы этого подхода далеко не новы: они разработаны в рамках общей теории систем (см.: 7) и системной философии (см.: 5).

Представители STS внесли определенный вклад в развитие так называемой постнеклассической картины мира. Они отстаивают нетрадиционную трактовку понятия объективности знания (см.: 1). Объективность они рассматривают не как обобщение конкретных способов достижения истины, принятых в науке и других формах духовной деятельности, а, скорее, как результат анализа видов и форм знания. Они анализируют не то, что исследуют субъекты познания, но то, как они это делают, какие методы они используют.

Список литературы

1. Касавин И.Т. Истина: вечная тема и современные вызовы // Эпистемология & философия науки. - М., 2009. - № 2. - Режим доступа: http://journal.iph.ras.ru/

2. Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вестник МГУ. Сер. «Философия». - 2003. - № 3. - Режим доступа: http://www.philos.msu.ru/vestnik/philos

3. Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос. - М., 2002. -№ 5-6 (35 ). - С. 1-32.

4. Салас Д.С. Мораль XXI века. - М., 2004. - 528 с.

5. Урманцев Ю.А. Девять плюс один этюд о системной философии. Синтез мировоззрений. - М.: Институт холодинамики, 2001. - 160 с.

6. About CRN: Center for responsible nanotechnology. - Mode of access: http ://www.crnano.org/about_us .htm

7. Bertalanffy L. von. General system theory: A critical review // General systems. -L. etc., 1962. - Vol. 7. - P. 1-20.

8. Callon M., Rabeharisoa V. The Growing engagement of emergent concerned groups in political and economic life lessons from the French association of neuromuscular disease patients // Science, technology, human values. - L. etc., 2008. - Vol. 33, N 2. - P. 230-261.

9. Fleck L. Genesis and development of a scientific fact. - Chicago: The university of Chicago press, 1981. - 365 p.

10. Latour B. Turning around politics: a note on Gerard de Vries' paper // Social studies of science. - L. etc., 2007. - Vol. 37, N 5. - P. 811-820.

11. Latour B. The Netz-works of greek deductions // Social studies of science. - L. etc., 2008. - Vol. 38, N 3. - P. 441-459.

12. Latour B. From realpolitik to dingpolitik or how to make things public // Introduction to the catalogue of making things public- atmospheres of democracy / Ed. by B. Latour & P. Weibe. - Karlsruhe: MIT press, 2005. - Mode of access: http://www.bruno-latour.fr/articles/article/96-DINGPOLITIK2.html

13. Latour B. Reassembling the social. - Oxford: Oxford university press, 2005. - Mode of access: http://www.bruno-latour.fr/livres/xii.chapter%20intro%20ANT.html

14. Latour B. A textbook case revisited - knowledge as a mode of existence // STS handbook / Ed. by Mike Lynch et al. - L. etc.: MIT press, 2005. - (in print). -P. 83-112. - Mode of access: http://www.bruno-latour.fr/articles/article/99-HANDBOOk-FINAL.pdf

15. Latour B. The politics of explanation: an alternative // Knowledge and reflexivity: new frontiers in the sociology of knowledge. - L. etc., 1988. - P. 155-176.

16. Pickering A. Cybernetics and the mangle: Ashby, Beer and Pask // Social studies of science. - L. etc., 2002. - Vol. 32, N 3. - P. 413-437.

17. Webster A. Crossing boundaries social science in the policy room // Science, technology, & human values. - L. etc., 2007. - Vol. 32, N 4. - P. 458-478.