CC BY
59
2004 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 5. Вып. 2 (№ 13)
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ мысли
А.И. Сорокин
ПРОБЛЕМА МОТИВАЦИИ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ: ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Одной из важнейших проблем хозяйственной деятельности людей на протяжении многовековой истории является ее мотивация. Корнями анализ данной проблемы уходит в эпоху средневековья, когда Фома Аквинский, выдающийся теолог и философ XIII в., а за ним и другие представители схоластической школы начали рассматривать те или иные мотивы участия людей в различных видах хозяйственной деятельности. Хотя данная проблема у схоластов ставилась, анализировалась и решалась как религиозно-этическая, это не мешало им приходить к весьма интересным и тонким аналитическим выводам. Затем, спустя пять столетий, А. Смит со всей с присущей ему'гениальностью дал свое решение проблемы. Модель «экономического человека» А. Смита рассмотрена ниже. На протяжении следующего столетия аргументация и модель Смита принимались без особых возражений со стороны представителей классической школы. Пожалуй, только Сэй, вслед за Кантильоном, попытался проанализировать роль и место предпринимателя в хозяйственной жизни. И лишь в конце XIX в., когда экономическая наука выделилась в самостоятельную отрасль знания, А. Маршалл сформулировал актуальность изучения побудительных мотивов, которые наиболее сильно и устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его существования, и объявил их собственно предметом исследования экономической науки.
Теоретическое наследие классиков марксизма интересно не только тем, что оно добавляет новые грани к пониманию тех побудительных мотивов, которые работают в капиталистическом хозяйстве, но также тем, что они попытались смоделировать иной тип хозяйственной мотивации, присущей, по их мнению, будущему коммунистическому обществу. Поэтому по содержанию в настоящей статье можно выделить две части. В первой будет рассмотрена мотивация хозяйственной деятельности собственно рыночного капиталистического хозяйства. Во второй анализируются взгляды классиков марксизма на природу трудовой мотивации в коммунистическом обществе. Автор исходит из того, что любая хозяйственная система одновременно включает в себя различные формы мотивации, часто тесно переплетающиеся, но доминирование определенных форм отражает в конечном итоге динамику развития всего народного хозяйства. Необходимо заметить, что выдвижение Мар-
СОРОКИН Александр Иванович
- канд. экон. наук, доцент кафедры истории экономики и экономической мысли СПбГУ. Окончил экономический факультет (1977), аспирантуру (1992). С 1989 г. на преподавательской работе. С 1993 г. работает в Университете. Научные интересы - мотивация экономической деятельности в различных хозяйственных системах. Автор 15 публикаций.
© А.И. Сорокин, 2004
шаллом проблемы побудительных мотивов в центр внимания экономистов предопределило появление в XX в. многочисленных поведенческих теорий, авторы которых пытаются связать макроэкономические модели с реальным поведением людей на микроуровне. Этот вопрос требует специального рассмотрения и выходит за рамки данной статьи. Что касается многообразия психологических мотивов поведения человека, например, как потребителя, то они являются предметом анализа экономической психологии и в данной работе не рассматриваются.2
Первыми исследователями, которые связали человеческую природу и хозяйственную деятельность, были, по-видимому, ученые-схоласты. Их религиозно-этический взгляд на природу человека предопределял нормативный характер рекомендаций в экономической жизни, хотя некоторые их рассуждения и выводы, например, относительно теории ценности и процента у поздних схоластов имеют вполне научный вид.
Свои экономические взгляды Фома Аквинский излагает прежде всего в знаменитой работе «Сумма теологии», где хозяйственные вопросы исследуются как частичные проблемы прикладной этики или общего учения о справедливости.3 Мотив хозяйственной деятельности основывается у св. Фомы на том соображении, что человек, в отличие от животных, во-первых, должен трудиться для своего существования, а во-вторых, потому, что труд обусловливает развитие его физических и духовных сил. Дозволенные, или определяемые церковью, мотивы труда - это приобретение необходимых средств существования, устранение праздности, умерщвление тела и возможность подавать милостыню. Важно отметить, что Фома, по-видимому, был первым, кто открыто и недвусмысленно заявил, что главный мотив хозяйственной деятельности человека - это экономическое принуждение, т.е. необходимость добывать средства своего существования. Трактовка мотивов труда как религиозно-педагогических существенно ограничивала действие и значение другого важнейшего мотива хозяйственной деятельности человека, а именно его стремление к реализации личного интереса. Но и обойти полностью данную проблему св. Фома не мог. Главный его аргумент в пользу существования института частной собственности - стимул к труду, затем - гарантия мирного сожительства людей и порядка в их хозяйственной жизни. Однако его религиозно-этическое оправдание института частной собственности заключается в налагающей обязанности благотворения и общественного служения.
Мотив экономического принуждения наемных работников интересовал всех без исключения представителей классической школы не сам по себе. Он незримо присутствовал в контексте обсуждения другой важной проблемы - заработной платы наемных работников. Все, начиная от Петти и заканчивая Дж. С. Миллем, пытались ответить на вопрос: какая доля общественного богатства в ходе производства, обмена и распределения может и должна доставаться труду в форме заработной платы. Исторически первый ответ на этот вопрос был дан представителями классического анализа в форме теории минимума средств существования. Собственно, глубокого аналитического смысла эта теория в себе не содержит. Она - не более чем отражение того обыденного факта, что, как пишет Смит, «человек всегда должен иметь возможность существовать своим трудом, и его заработная плата должна, по меньшей мере, быть достаточной для его существования».4 Нас может интересовать трактовка природы человека, которая определяет количественное значение категории минимума средств существования. В эпоху позднего меркантилизма господствовало убеждение, что человек ленив по своей природе, и если ему платить заработную плату выше минимально необходимого физиологического уровня, то он просто станет меньше работать. Приверженцем данного взгляда был У. Петти. Можно отметить, что данный взгляд на природу человека находил своих сторонников вплоть до конца XVIII в.5
Постепенно, вместе с изменением характера капиталистического производства, начинают меняться взгляды представителей классической школы. Конечно, и Смит и Рикардо
оставались приверженцами трактовки заработной платы как минимума средств существования. Но появляются и принципиально новые моменты.
Во-первых, у Смита мы находим зачатки теории заработной платы как теории «торга», получившей свое развитие в XX в. «Размер обычной заработной платы зависит повсюду от договора между ...сторонами, - пишет Смит, - интересы которых отнюдь не тождественны. Рабочие хотят получать возможно больше, а хозяева хотят давать возможно меньше».6 В рамках данной теории экономическое принуждение как мотив включения в хозяйственную деятельность пропадает, так как сама величина заработной платы становится производной от расклада социальных сил общества.
Во-вторых, отбрасывается меркантилистическое понимание природы человека как существа ленивого, способного лишь к уклонению от трудовой деятельности. Человек у Смита трудолюбив по своей природе, а рост оплаты труда есть симптом увеличения национального богатства. Смит развенчивает бытовавшее ранее убеждение, что снижение цен на продукты питания делает людей более ленивыми, а увеличение - более усердными. «Отсюда заключают, что обилие средств существования ослабляет трудолюбие рабочих, а недостаток средств, напротив, усиливает их трудолюбие,- замечает Смит, - ... представляется маловероятным, ... чтобы люди вообще работали больше при скудном питании...».7 Вознаграждение как стимул труда и трудолюбие находятся совсем не в той зависимости, как представлялось очень многим со времен позднего меркантилизма: «Щедрое вознаграждение за труд, поощряя размножение простого народа, вместе с тем увеличивает его трудолюбие. Заработная плата поощряет трудолюбие, которое, как и всякое иное человеческое свойство, развивается в соответствии с получаемым им поощрением».1' Кроме прочего, моральные симпатии Смита на стороне наемных работников. «Ни одно общество, без сомнения, не может процветать и быть счастливым, - отмечает Смит, - если значительнейшая часть его членов бедна и несчастна».9
В-третьих, начинает меняться содержание категории минимума средств существования. Если Смит только отмечает, что в Англии заработная плата поднялась выше уровня, который дает рабочему возможность содержать себя и семью, то у Рикардо изменение трактовки данной категории более ощутимо. Минимум средств существования включает в себя не только минимум пищи и одежды, но и предметы комфорта.
Как и другие представители классической школы, Рикардо полностью принимал теорию народонаселения Мальтуса и его аргументацию. В первом издании «Начал политической экономии» Рикардо внешне стоит на традиционной, досмитовской точке зрения. «Нищета происходит от лени народа. Чтобы последний стал счастливее,- пишет Рикардо,- он нуждается в стимуле к трудолюбию».10 Но этот стимул к трудолюбию никоим образом не ассоциируется с необходимостью уменьшения заработной платы работников, т.е. с усилением экономического принуждения. «Средство... заключается в том, чтобы стимулировать трудолюбие, создать новые потребности и развить новые вкусы»," - продолжает свою мысль Рикардо. Очевидно, что создание новых потребностей и вкусов несовместимо с уменьшением оплаты труда. Данная цель может быть достигнута, если включен и работает другой, не менее мощный мотив хозяйственной деятельности. Рикардо, говоря о создании новых потребностей и вкусов, безусловно имеет в виду могучую пружину личного интереса, заложенную в саму природу как самого человека, так и всего рыночного хозяйства.
Важнейший мотив хозяйственной деятельности капиталистического хозяйства - это стремление к реализации личного интереса человека.
А. Смит стал первым ученым Нового времени, положившим свое, вполне определенное, отличное от взглядов как схоластов, так и меркантилистов представление о человеческой природе в основу цельной концепции мотивационного механизма рыночного хозяйства.
Главное свойство человеческой природы, согласно А.Смиту, - это «одинаковое у всех людей постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение». Но какова же человеческая природа? Этот вопрос очень важен для Смита, поскольку базовые принципы смитовской идеологии - идеи естественного порядка и естественного права - основываются на человеческой природе и должны ей соответствовать. И здесь Смит приходит к своей знаменитой модели «экономического человека». Что это такое? Человек - эгоист, такова его природа. Он преследует, особенно это касается хозяйственной или экономической сферы своего существования, исключительно свои личные интересы. И раз преследование своего личного интереса вытекает из природы самого человека, оно законно, а следовательно, имеет право на существование. Личный интерес одного человека может быть ограничен лишь личными интересами других людей - иных ограничений нет и быть не может.
Ограничение личного интереса одного личными интересами других тоже естественно, ибо каждый нуждается в помощи других. Наилучшим образом эта помощь может быть получена, если в ней также заинтересованы люди, которые должны ее оказать. Смит высказал свою замечательную, смелую и одну из самых удачных догадок, ставшую знаменем либерализма не только XIX, но и XX в. Имеет смысл процитировать самого Смита: «Между тем человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, и тщетно будет он ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их интересах сделать для него то, что он требует от них. Всякий предлагающий другому сделку какого-либо рода, предлагает сделать именно это. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что тебе нужно, - таков смысл всякого подобного предложения... Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о своих нуждах, а об их выгодах».12 Это заставляет одного эгоиста считаться с интересами других эгоистов. Из этого взаимодействия вытекают и общие интересы. Согласно концепции Смита, общество состоит из отдельных индивидов, а общественный интерес - это некая арифметическая сумма интересов ее членов. Характерной чертой этой концепции является индивидуализм. Смит не отрицает общества и общественных интересов, но выводит он их из природы человека и его личных интересов.
Особое место в ряду представителей классической школы занимает Т.Р. Мальтус. Издав в 1798 г. свою работу «Опыт о законе народонаселения», он становится знаменитым ученым. Труд Мальтуса появился на свет как реакция на сочинения Годвина, в которых излагались популярные идеи французских просветителей XVIII в. Суть идей заключалась в том, что все человеческие бедствия проистекали из несовершенства общественного устройства. По мнению Мальтуса, данный вид бедствий ничтожен в сравнении с несчастиями, порождаемыми человеческими страстями и естественными законами. Свою задачу Мальтус видел в исследовании последствий закона, тесно связанного с человеческой природой, который неотвратимо действовал на протяжении всей человеческой истории. «Закон этот состоит,- как пишет Мальтус,- в проявляющемся во всех существах постоянном стремлении размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи».13
Мальтус, как и все классики, был сторонником теории заработной платы как минимума средств существования. Но в отличие от Смита, наметившего иные подходы в трактовке данного дохода, у Мальтуса никаких альтернативных идей обнаружить невозможно. Он -жесткий сторонник общепринятого взгляда: «...ясно установлено, что население должно удерживаться на уровне средств существования...».14 Мальтус разъясняет, что экономическое принуждение всегда было, есть и будет главным мотивом хозяйственной деятельности людей. «Всеми признано, что желание добыть средства существования всегда было главной
побудительной причиной деятельности человека,- подчеркивает Мальтус,- благодаря которой достигнуты бесчисленные выгоды и преимущества цивилизации.15 Мальтус отбрасывает общепринятую трактовку человека как ленивого существа в качестве оправдания физиологического минимума, получаемого наемным трудом в виде заработной платы. Рабочие обречены на такую заработную плату не по причине лености и уж совсем не по причине плохого общественного устройства или несправедливого распределения благ в обществе. Причина, по мнению Мальтуса, более глубокая. Она проистекает из самой биологической сути человека, из необузданного стремления людей к размножению. Количество населения возрастает, как доказывает Мальтус, в геометрической прогрессии. Этот постоянный приток работников на рынок труда ведет к тому, что уровень заработной платы неизбежно должен падать даже ниже физиологически минимального уровня. И даже в самом оптимистическом варианте, если людям удастся «обуздать» свою биологическую сущность, то это только вернет уровень заработной платы к минимально приемлемому уровню.
«Экономический человек» А. Смита с его стремлением к реализации личного интереса совершенно чужд взглядам Мальтуса. Он придерживается той точки зрения, что такая всеобщая и сильная человеческая страсть, как любовь к себе, всегда стремится выродиться в эгоизм, что, по его мнению, обычно сопряжено с увеличением бедствий. Эта негативная черта должна замещаться, по мнению Мальтуса, более благородными человеческими чувствами. «Назначение чувства благоволения к людям заключается в том, - морализирует Мальтус,- чтобы воспрепятствовать этой страсти выродиться в эгоизм».16 Таким образом, оставив наемным работникам единственный мотив хозяйственной деятельности, а именно -экономическое принуждение, подведя под него биологическое основание, а также отбросив саму возможность иных мотивов включения в экономическую жизнь, классическая школа, в лице Мальтуса сделала шаг назад в понимании экономической динамики капитализма.
Если обратиться к наследию классиков марксизма, то обнаруживается как определенное сходство, так и значительное различие во взглядах с представителями классической школы на природу и формы мотивации хозяйственной деятельности. Необходимо отметить, что исторический контекст анализа данной проблемы в «Капитале» поистине огромен. Ни одно сочинение более раннего периода не может сравниться с широтой охвата и глубиной анализа Маркса по данной проблеме. Заслуга Маркса в том, что им исследована и показана роль внеэкономического принуждения в процессе становления и развития рыночного капиталистического хозяйства. Нельзя сказать, что роль внеэкономического принуждения была полностью не замечена экономической наукой. К примеру, П. Буагильбер и Р. Кантильон считали, что появление класса земельных собственников основано на насильственном захвате земли. А.Р. Тюрго связывал появление класса наемных работников с насильственным отделением последних от средств производства. Но у всех авторов насилие - скорее эпизод, относящийся к прошлому, ко времени так называемого «примитивного» общества. Маркс был первым, кто показал и обосновал, что внеэкономическое принуждение - это система, призванная решать определенные задачи, связанные с особенностями развития рыночного хозяйства.
Исследование проблемы начинается у Маркса в разделе, посвященном производству абсолютной прибавочной стоимости. У народов, стоявших на уровне натурально-патриархального хозяйства, или, как пишет Маркс, пока преимущественное значение имела не меновая, а потребительная стоимость продукта, степень насилия была весьма умеренной. Нарушение означенного принципа скорее исключение для древнего мира, чем правило. Степень насилия возрастает только тогда, когда дело идет о добыче или производстве золота или серебра. «Насильственный труд, убивающий работника,- ссылается Маркс на Дио-дора Сицилийского,- является здесь официальной формой чрезмерного труда».17 Но как только народы, у которых производство еще зиждется на рабском или крепостном труде,
вовлекаются в мировой рынок и производство переориентируется на экспорт, тотчас степень внеэкономического принуждения резко возрастает. Причем данная закономерность не является для Маркса исключительной прерогативой времен эпохи рабства Древней Греции или Древнего Рима. Маркс приводит пример из истории Нового времени США. До тех пор пока труд рабов-негров в Южных штатах Америки был направлен на удовлетворение собственных потребностей, он был умеренный, а степень насилия относительно невелика. Но по мере переориентации производства хлопка на экспорт степень внеэкономического принуждения резко возрастает: «Чрезмерный труд негра, доходящий в отдельных случаях до потребления его жизни в течение семи лет труда, становится фактором рассчитанной и рассчитывающей системы».18 Очевидно, что внеэкономическое принуждение, его степень связаны у Маркса с погоней капиталистической системы за прибавочным трудом.
Формой реализации этого процесса в теории Маркса выступает борьба за продолжительность рабочего дня. Анализируя рабочее законодательство Англии, самой передовой страны того времени, Маркс развертывает впечатляющую панораму достижения ранним капитализмом поставленной цели.
Установление нормальной длины рабочего дня явилось результатом многовековой борьбы между капиталистами и рабочими. В истории этой борьбы Маркс обнаруживает две противоположные тенденции. В контексте обсуждаемой проблемы нас прежде всего интересует тенденция, находившая свое выражение в рабочем законодательстве Англии с XIV до середины XVIII в. Сходное рабочее законодательство обнаруживается в тот же период времени одновременно во Франции, Нидерландах и других странах Европы. Суть данной тенденции заключается не столько в том, что капитал стремится удлинить рабочий день, а в том, что достичь этого он может, как пишет К. Маркс, «пока не одной лишь силой экономических отношений, но и содействием государственной власти».19
Первый рабочий закон в истории Англии появляется в 1349 г., на 23-й год царствования Эдуарда III. Непосредственным поводом к изданию первого рабочего закона в истории человеческого общества послужила эпидемия чумы, свирепствовавшая в Западной Европе в 1347-1350 гг. Эпидемия настолько уменьшила население страны, что наем работников по «разумным», т.е. минимальным, ценам превратился в неразрешимую проблему. Поэтому заработная плата была продиктована в законодательно-принудительном порядке, а также были установлены пределы рабочего дня. Рабочими законами от 1496 и 1562 гг., которые только повторяли и подтверждали узаконение 1349 г., продолжительность рабочего дня определялась с 5 часов утра до 7-8 часов вечера.
Изначально дилемма свободного рынка состояла в следующем: на нем друг другу противостоят два формально свободных агента. Один из них, капиталист-предприниматель, реализуя свое право покупателя рабочей силы, стремится максимально удлинить рабочий день. Другой, наемный работник, реализуя свое право продавца, стремится ограничить рабочий день нормальной величиной. Получается, что право одного противопоставлено праву другого, и оба права в равной мере вытекают из законов свободного товарообмена. «При столкновении двух равных прав, - резюмирует Маркс,- решает сила».20
Исторический процесс создания рыночной системы выступает, с одной стороны, как освобождение от феодальных форм внеэкономического принуждения, однако, с другой стороны, этот же процесс лишает работников не только средств производства, но и всех гарантий существования, которые обеспечивались феодальной системой. Исходный пункт развития рыночного хозяйства - насилие, суть которого заключалась в изменении формы порабощения работника, в смене феодальной эксплуатации капиталистической. Кнут внеэкономического принуждения в виде «рабочих законов» был использован и для инициации другого мощного стимула - экономического принуждения. Процесс принудительного удлинения рабочего времени сопровождается беспрецендентным законодательным ограниче-
нием уровня оплаты труда. Законы, направленные на понижение заработной платы, Маркс назвал террористическими.
Тот же закон от 1349 г., который раздвигал границы рабочего дня до 14-15 часов, устанавливал тариф заработной платы для сдельной и поденной работы. Под страхом тюремного наказания запрещалось выдавать плату более высокую, чем указана в законе, причем лица, получившие такую незаконную плату, наказывались строже, чем уплатившие ее. В законе от 1562 г. об учениках предусматривалось десятидневное тюремное заключение для того, кто выдал плату выше тарифной, и трехнедельное - для того, кто ее принял. Закон 1360 г. увеличивал меру наказания и даже уполномочивал хозяев заставлять рабочих путем физического принуждения работать на условиях установленного законом тарифа. В XVI в. денежная плата повысилась. Но вследствие так называемой «революции цен» в Европе деньги обесценились и повысились цены товаров, т.е. фактически реальная заработная плата упала. Тем не менее законы, направленные на понижение заработной платы, не отменялись. И хотя система мануфактурного производства делала принудительное установление максимума заработной платы ненужным, законы, ее ограничивающие, продолжали детализироваться и действовать вплоть до конца XVIII в. Насилие в качестве практического стимула для наемного труда сыграло свою роль и было заменено угрозой, страхом его применения, когда практическая надобность в нем отпала. Впервые в 1796 г. английский парламент принял к рассмотрению закон о минимуме заработной платы для сельскохозяйственных рабочих. И только в 1813 г. в Англии, самой богатой и передовой стране того времени, были отменены законы, фиксировавшие максимум оплаты труда. Ситуация с уровнем оплаты труда в Англии к началу XIX в. сложилась настолько катастрофической, что представляла собой, по свидетельству одного английского автора, угрозу промышленности и богатству страны.
Мануфактурное производство, обусловив подчинение самостоятельного в прежние времена работника дисциплине капитала, смещает акценты трудовой активности людей. Хлыст государственного насилия, понизив заработную плату до уровня прожиточного минимума и даже ниже, остается в руках правящего класса в качестве постоянной угрозы. Маркс отмечает, что мануфактурный период сопровождается непрекращающимися жалобами на дисциплинированность рабочих.
Интересно в этой связи высказывание англиканско-протестантского священника Таун-сенда, которое приводит Маркс, о том, что «законодательное принуждение к труду сопряжено со слишком большими трудностями, насилием и шумом, между тем как голод не только представляет собой мирное и тихое, непрестанное давление, но и, будучи наиболее естественным мотивом к прилежанию и труду, вызывает самое сильное напряжение». Маркс комментирует высказывание священника с позиции своей классовой теории: «Следовательно, все сводится к тому, чтобы сделать голод постоянным для рабочего класса.. .».2|
Постепенно происходит перемещение от неэкономических форм принуждения к экономическим, более адекватным капитализму периода крупной машинной индустрии. Внешней формой экономического принуждения становится отсутствие у человека (наемного работника) гарантий занятости и, следовательно, средств к существованию, как в отношении работника к предприятию, так и в отношении предприятия к обществу в целом. Другими словами, каждому человеку как работнику своим трудом постоянно надо доказывать право на получение определенного количества благ. Аналогично каждое предприятие обязано заботиться о том, чтобы его продукция обязательно находила сбыт, т. е. признавалась обществом.
Однако некорректно было бы говорить, что экономическое принуждение к труду являлось единственным элементом мотивационного механизма капиталистического хозяйства в системе Маркса. Зная сегодня, что прогноз Маркса насчет абсолютного и относительного
обнищания трудящихся развитых капиталистических стран не оправдался, закон необходимости эквивалентного возмещения работнику стоимости его рабочей силы можно интерпретировать как понимание Марксом того факта, что современная ему капиталистическая система хозяйства все настойчивее делала акцент на экономической заинтересованности работников. Но не более того.
Теперь посмотрим, в чем же виделась классиками марксизма основа мотивационного механизма будущего коммунистического общества, а также проследим эволюцию их взглядов по данной проблеме.
Как известно, коммунизм и рыночная экономика были для Маркса и Энгельса взаимоисключающими понятиями. Товарному производству они не оставляли места уже на первой фазе коммунистического общества. Следовательно, и мотивация хозяйственной деятельности рыночного капиталистического хозяйства должна была, по логике Маркса, остаться «печальной предысторией человеческого общества».
Долгое время Маркс и Энгельс не видели здесь заслуживающей внимание проблемы. Им были известны возражения оппонентов (в частности, М. Бакунина) по поводу того, что с уничтожением частной собственности могут быть утрачены мотивы и стимулы трудовой деятельности, или, как написано в «Манифесте», «прекратится всякая деятельность и воцариться всеобщая ленность».22 Возражения противников коммунистической идеи, равно как и опасения насчет «всеобщей лености», Маркс и Энгельс целиком относили на счет предрассудков, владеющих людьми, не способными отрешиться от «буржуазных понятий», и представить себе принципиально другой мир, с совершенно иной этикой и иным отношением к труду. Их позицию можно понять, только уяснив, что решение любой общественной проблемы они видели сквозь призму классовых антагонизмов. Генератором зла, несправедливости и неравенства современного им общества они считали частную собственность: «Современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которые держатся на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими».23
Уничтожение частной собственности, что по их собственному признанию является квинтэссенцией коммунистической теории, должно само по себе изменить условия жизни людей, их общественные отношения, т.е. общественное бытие. С изменением последнего «изменяются также их представления, взгляды и понятия, - одним словом, их сознание».24 Другими словами, очень важная в теории Маркса предпосылка заключается в том, что в результате коммунистической революции и экспроприации средств производства в пользу государства с неизбежностью должно измениться сознание людей.
Преувеличение роли классовой борьбы вело к неоправданной недооценке человеческой природы и человеческой психологии, их значения в экономической деятельности человека. И это малозаметное смещение акцентов в логике классиков марксизма вовсе не случайно. Дальнейший анализ показывает, что авторы «Манифеста» настаивают именно на очень быстром изменении психологии людей: «Неудивительно поэтому, что общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразия и все различия, движется в определенных общих формах, формах сознания, которые исчезнут лишь с окончательным исчезновением противоположности классов».25
Понимая, что завоевание пролетариатом политической власти - не сама цель, а только средство для более быстрого развития производительных сил, Маркс и Энгельс намечают ряд мероприятий, «которые экономически кажутся недостаточными и не самостоятельными, но которые... неизбежны как средства переворота во всем способе производства».26 Среди предполагаемых мероприятий выделим следующие: централизация всех орудий производства в руках государства; экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов; централизация кредита в руках го-
сударства с государственным капиталом; увеличение числа государственных фабрик и др. Постепенно в теории Маркса и Энгельса начинает проступать огромный, централизованный государственный синдикат, функционирующий исключительно на основе государственной собственности. Много позже Энгельс еще раз разъяснил их общую с Марксом позицию по поводу формы собственности в послереволюционном государстве. «Пролетариат берет государственную власть, - подчеркнул он в „Анти-Дюринге", - и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность».27
В своих произведениях Маркс рассматривал собственность как естественное условие развития человеческого общества, хотя, как было уже отмечено выше, он выступал резко против частной формы собственности.
С точки зрения проблемы мотивации хозяйственной деятельности рыночного хозяйства частная собственность выполняет двоякую роль. С одной стороны, она служит генератором экономической активности: в этой связи можно вспомнить доводы Фомы Аквинского в пользу частной собственности; с другой - является формой реализации личного интереса человека. Требование Маркса и Энгельса об уничтожении частной собственности исключало использование сильнейшего, естественного элемента мотивационного механизма в качестве источника саморазвития экономики. Логично в данном контексте положение Маркса об «экспроприации экспроприаторов». Тем самым в рамках Марксовой теории устранялись из экономической сферы люди, персонифицировавшие прежде всего личный интерес.
Экономическое давление или экономическое принуждение также исключались основоположниками из числа возможных мотивов хозяйственной деятельности будущего общества.
Это вполне логично вытекает из двух предпосылок. Из теории классовой борьбы следует, что революционный переворот должен дать неограниченный простор развитию производительных сил, в результате чего будут решены жизненно важные проблемы существования рабочего класса (первая предпосылка). Вторая предпосылка связана с общественным владением средствами производства. Их применение в непосредственно обобществленной форме придавало труду отдельного человека непосредственно обобществленный характер с самого начала. Следовательно, если труд с самого начала является признанным обществом, то оно (общество) обязано его оплатить (и оплачивало) независимо от конечного результата.
Вышеупомянутый анализ воззрений классиков марксизма позволяет нам выявить только «негативный» образ мотивационного механизма будущего коммунистического общества, т. е. те его черты, которых не должно быть, по их представлениям, в будущем обществе.
Чем же должна определяться мотивация экономической деятельности будущего экономического общества как положительного явления? Ф. Энгельс в своей ранней работе «Принципы коммунизма» вопрос о стимулах экономической деятельности решал следующим образом: «Избыток производства, превышающий ближайшие потребности общества, вместо того чтобы порождать нищету, будет обеспечивать удовлетворение потребностей всех членов общества, будет вызывать новые потребности и одновременно создавать средства для их удовлетворения. Он явится условием и стимулом для дальнейшего прогресса и будет осуществлять этот прогресс, не приводя при этом, как раньше, к периодическому расстройству всего общественного порядка».28 Правомерно трактуя избыток производства, или, как говорят сегодня, чистый доход общества в качестве макростимула всего народного хозяйства страны, Энгельс, по существу, уходит от очевидного вопроса. Откуда возьмется исходный избыток производства?
Дальнейший поиск ответа на интересующий нас вопрос самым тесным образом связан с проблемой распределения в будущем коммунистическом обществе. Как и предшествующее поколение социалистов-утопистов (Фурье, Сен-Симон, Оуэн, Прудон, Блан), Маркс и Энгельс считали «справедливое» распределение одной из существеннейших черт нового
общества. Анализ ранних работ основоположников марксизма позволяет сделать вывод, что под «справедливым» распределением они понимали прежде всего равное распределение. Коммунистическое общество в представлении Маркса несовместимо с индивидуальным обменом и распределением по труду, ибо распределение по затраченному труду есть лишь искаженное, теоретически неправильное отражение экономических отношений капитализма: «Абсолютно невозможно перестроить общество на основе, которая есть не более как собственная приукрашенная тень этого общества».29
В 1870-е годы Маркс и Энгельс пересмотрели некоторые свои взгляды на будущее общество и, в частности, тезис о равенстве. «Представление о социалистическом обществе как о царстве равенства, - замечал Энгельс в письме к А. Бебелю в 1875 г., - есть одностороннее французское представление, связанное со старым лозунгом „свободы, равенства, братства", представление, которое как определенная ступень развития было правомерно в свое время и на своем месте, но которое, подобно всем односторонностям прежних социалистических школ, теперь должно быть преодолено, так как оно вносит только путаницу и так как теперь найдены более точные способы изложения этого вопроса».30 Говоря о «более точном изложении этого вопроса», Энгельс, несомненно, имел в виду работу Маркса «Критика Готской программы».
Из этой самой значительной работы Маркса о будущем обществе можно понять, что «преодоление» одностороннего понятия равенства касается прежде всего периода превращения капиталистического общества в коммунистическое. Не случайно в вышеприведенной части письма Энгельс оперирует понятием «социалистическое общество». Выделение первой фазы коммунистического способа производства, т. е. социализма, не решает все ту же проблему - как измерить и оценить труд каждого работника, отказавшись от использования рыночного механизма. И хотя Маркс провозглашает тот же принцип, который регулирует обмен товаров, но, как показала и показывает практика, в условиях государственной собственности подлинный рынок невозможен, и, следовательно, проблема мотивации хозяйственной деятельности коммунистического хозяйства остается нерешенной. Принцип равенства просто отодвигался Марксом во вторую, собственно коммунистическую, фазу развития. Остается неясным, что же в принципе будет побуждать людей работать более производительно и более интенсивно, чем раньше при капитализме?
В условиях провозглашенного принципа равенства один из возможных путей решения проблемы мотивации - это апелляция к альтруистическим свойствам человеческой натуры. Суть данного мотива состоит, по образному выражению Ленина, в «бесплатном труде на общую пользу». И в экономической истории человечества отыскивается положительный пример данного рода. Как известно, начиная с IV в. в Европе зарождается монашеское движение. Монашеский идеал жизни ставил созерцание выше деятельности. Однако труд ценился, но не сам по себе, а как средство борьбы с праздностью, как средство духовного воспитания и аскетического упражнения, т.е. преобладали религиозно-педагогические мотивы труда. Мотив личного интереса не поощрялся, если вообще был возможен в условиях того хозяйства. Известно, что монашеские братства изначально являлись добровольными объединениями, и далеко не каждый человек, и не сразу мог быть принят в их среду. Из этого следует, что внеэкономическое принуждение также не могло быть конституирующим принципом хозяйства. Конечно, экономическое принуждение довлело. Монахи - это люди, и, как перед всеми людьми, перед ними стояла проблема физического выживания. Но тем не менее главный мотив их включения в хозяйственную жизнь - это альтруизм, зиждившийся на этических и религиозных нормах. «В аскетизме средневековая культура имеет такой стимул труда, с которым не может сравниться никакой другой, - ни принуждение, ни личный интерес, ни профессиональный долг. И в известном смысле можно сказать, - отмечает С.Н. Булгаков, - что фундамент европейской культуры заложен трудом аскетов».31 Ес-
тественно данное решение не могло не привлечь внимания Маркса и Энгельса. У них мы находим два подхода к обоснованию данного выбора. По логике «Манифеста» сама коммунистическая революция кардинально меняет психологию пролетариата и, следовательно, является предпосылкой к использованию такого мотивационного механизма. Ту же точку зрения позже косвенным образом подтвердил Энгельс в «Анти-Дюринге», объяснив, что условия жизни и психология пролетариата изменятся в результате овладения обществом средствами производства. В другом случае, в «Критике Готской программы», Маркс первую фазу коммунистического общества отвел на преодоление подчинения разделению труда. И уже следствием этого должны явиться всестороннее развитие индивидов и изменение их психологии. В этом случае, правда, фаза социализма становилась неопределенной во времени.
Кроме надежд на быстрое преобразование психологии человека и развития альтруистических сторон его натуры основоположники марксизма оставили в наследство и другой, более реалистичный, но, как выяснилось позже, столь же неэффективный вариант решения данной проблемы.
В «Манифесте» в числе характерных средств «для переворота во всем способе производства», классики предлагают следующее: «Одинаковую обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия».32 Предчувствуя, что в условиях провозглашаемого полного равенства желание трудиться у людей может сразу не возникнуть, Маркс и Энгельс вслед за социалистами-утопистами делают теоретическую уступку в направлении выбора механизма внеэкономического принуждения. Как известно, позже, в период военного коммунизма, реальная практика хозяйствования оформила требование обязательности труда для всех во всеобщую трудовую повинность. А требование учреждения промышленных армий нашло свою практическую реализацию в виде трудовых армий. Неслучайный выбор средств активизации трудовой и хозяйственной деятельности Маркс и Энгельс подтвердили в работе «Требования коммунистической партии в Германии», относящейся к тому же периоду, что и «Манифест»: «В будущем армии должны быть одновременно и рабочими армиями, чтобы войско не только потребляло, как это было прежде, но и производило бы больше, чем составляют расходы на его содержание. Это является, кроме того, одним из способов организации труда».33
Авторы не придавали значения тому, что предлагаемые ими способы организации и стимулирования труда являются формой реализации механизма внеэкономического принуждения, от использования которого как неэффективного, по их же утверждениям, уже повсеместно отказалась капиталистическая система хозяйства.
Таким образом, поиск и выбор средств для построения мотивационного механизма коммунистического общества были переведены основоположниками из плоскости - экономическое принуждение и личный интерес в другую плоскость - альтруизм и внеэкономическое принуждение.
Таким оказался теоретический фундамент для практического решения проблемы построения мотивационного механизма нового способа производства, оставленный Марксом и Энгельсом, на основе которого большевики начали возводить здание нового общества, придя к власти в 1917 г.
1 См.: Маршалл А. Принципы политической экономии. М., 1983. Т.1. С. 69.
2 См., напр.: Д е й н е к а О.С. Экономическая психология. СПб., 1999.
3 См.: Булгаков С.Н. Очерки по истории экономических учений. М., 1918. С. 147-148.
4 С м и т А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.; Л., 1935. С.17.
5 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 285.
6 С м и т А. Указ. соч. С. 61-62. ' Там же. С. 76.
" Там же. С. 74. 9 Там же. С. 72
|0РикардоД. Начало политической экономии. М., 1955. Соч. Т. I. С. 90. " Там же.
12 С м и т А. Указ. соч. С. 17.
"Мальтус Т.Р. Опыт закона о народонаселении // Антология экономической классики. Т. Мальтус. Д. Кейнс. Ю. Ларин. М„ 1993. С. 9.
14 Там же.
15 Там же. С. 42. ,6 Там же. С. 117.
"Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 247. 18 Там же. " Там же. С. 280.
20 Там же. С. 246.
21 Там же. С. 661.
22 Там же. Т. 4. С. 440.
23 Там же. С. 438.
24 Там же. С. 442.
25 Там же.
26 Там же. С. 446.
27 Там же. Т. 20. С. 284.
28 Там же. Т. 4. С. 234.
29 Там же. Т. 4. С. 99.
30 Там же. Т. 19. С. 6.
31 Булгаков С.Н. Указ. соч. С. 128.
32 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447.
33 Там же. С. 421.
Статья поступила в редакцию 11 февраля 2004 г.
