CC BY
162
ПРОБЛЕМА МНОГОПАРТИЙНОСТИ И ОППОЗИЦИИ В ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ КОНСТРУИРОВАНИИ В УЗБЕКИСТАНЕ
Фархад ТОЛИПОВ
кандидат политических наук, независимый аналитик (Ташкент, Узбекистан)
Введение
Многопартийность (или мультипар-тизм) и наличие оппозиции всегда воспринимались как важный признак демократии. Роль многопартийности во многом определяется существующими в той или иной стране структурой политического устройства, типом избирательной системы, моделью правления и т.д. — во взаимосвязанности всех этих факторов и проявляется системный характер политики.
Глубокое изучение данной проблемы позволяет раскрыть многие нюансы, особенности и закономерности формирования мультипартийной системы и оппозиции,
которые при обзорном и прямолинейном подходе зачастую ускользают от внимания исследователей.
При более глубоком изучении этого вопроса применительно к ситуационному анализу стран Центральной Азии (ЦА) обнаруживаются новые дилеммы и проблемы — особенно на фоне схемы «Восток — Запад». Однако, согласно этой схеме, страны ЦА располагаются на конкретном востоке, где существуют серьезные онтологические преграды для строительства нового демократического общества, понимаемого как становление многопартийных систем и оппозиции.
06 аксиоматике вопроса
Одна из фундаментальных аксиом теории демократии утверждает: «Демократия немыслима без наличия в политической системе страны оппозиционных партий». Считается, что уровень развития демократии в стране определяется характером политической борьбы оппозиционных сил за власть. Однако при более формальном рассмотрении обнаруживается онтологическое несовершенство этого взгляда.
Наблюдение за медленными темпами демократического конструирования1 в Узбекистане позволило мне сделать маленькое «открытие»: существует определенное смешение терминов, начиная с «демократии» и «гражданского общества» и кончая такими практическими понятиями, как «неправительственные организации». Особо следует вы-
1 Я использую выражение «демократическое конструирование» вместо расхожего «демократическое строительство», имея в виду не столько практический процесс создания демократии как политической системы, сколько теоретический процесс создания адаптированной концепции демократии.
делить понятие «оппозиция», которое в отечественной политологии не только не получило развития, но и стало чуть ли не «непристойным».
Термин «оппозиция», ведущий происхождение от латинского «opposШo» (противопоставление), имеет следующие значения:
1) противопоставление своей политики другой политике;
2) выступление против мнения большинства или господствующего мнения в законодательных, партийных и иных структурах.
Можно выделить следующие типы оппозиций: умеренная, радикальная, лояльная (готовая к соглашению и поддержке власти), конструктивная (формулирующая содержательные, деловые предложения) и деструктивная (разрушительная)2.
Важнейшим параметром оппозиции является противопоставление. Оппозиционные силы различаются в зависимости от целей; они принципиально по-иному видят будущее развитие своей страны, и в этом смысл их существования (бытия).
Оппозиция как бы обладает особым телеологическим свойством — быть всегда «против». Таким образом, слово «оппозиция» часто ассоциируется с понятием «революция».
Подобная терминологическая неопределенность, несмотря на используемые прилагательные «лояльная», «конструктивная» и «умеренная», пугает авторитарных политиков: они видят в оппозиционере не доброжелательного другого, а угрожающего чужого, и поднятый нами вопрос рассматривается именно с этой точки зрения.
Наша задача заключается в том, чтобы попытаться внести определенную коррекцию в теорию, рассматривающую оппозицию и мультипартизм в качестве основных признаков демократии, поскольку понятие «оппозиция» нельзя применять одинаково ко всем формам политического соперничества.
По мнению авторитетного политолога Дж. Ла Паломбары, политические партии появляются повсюду, где власть приходит к убеждению, что необходимо привлечь население к участию в жизни государства. Он утверждал, что, как бюрократия появляется, когда общественное управление не может более осуществляться из княжеского дворца, так и политические партии формируются, когда задачи по организации политической власти и осуществлению политических мероприятий выходят за пределы возможностей узкого круга лиц, не сведущих в народных чаяниях3.
Другой исследователь, А. Хадениус, утверждает, что «связь между развитием партий и выживанием демократии, кажется, в основном принимается как нечто само собой разумеющееся. Конечно, здесь возможна определенная зависимость, но существование ее еще не доказано. Другими словами, было бы большим преувеличением утверждать, что вопрос «быть или не быть» демократии зависит от развития политических партий определенного типа»4.
Выдающийся американский политолог Р. Даль предложил концепцию полиархии для описания реально существующих политических систем (сегодня их обычно называют демократическими), а демократию считал идеалом, к которому и приведут полиархии. Поэтому, по его мнению, задача заключается в создании не столько демократии, сколько полиархии, которая отличается, коротко говоря, тем, что в ней осуществляется правление победившего на выборах большинства и достигается уважение прав проигравшего меньшинства5.
2 См.: Политология. Энциклопедический словарь. М.: Изд-во «Publishers», 1993. С. 230.
3 См.: La Palombara J., Weiner M. Political Parties and Political Development. В кн.: The Origin and Development of Political Parties. Princeton, NJ, 1966. P. 3—4.
4 Hadenius A. Party Development: Russia in a Comparative Perspective. В кн.: The Political Party System in Russia in the period of Yeltsin Presidency / Ed. by A. Hadenius, V. Sergeev. Moscow: Letny Sad, 2008. P. 6.
5 О полиархии подробнее см.: Dahl R. A Preface to Democratic Theory. Chicago: University of Chicago Press, 1984.
Теория Даля находит определенное подтверждение на практическом уровне: сегодня все больше используется термин «хорошее правление».
Возросшая плюрализация общественных структур, усложнение взаимоотношений между различными слоями населения, высокий уровень социальных потребностей и ожиданий, увеличившиеся масштабы неопределенностей и рисков, усилившееся влияние международных факторов на внутреннюю политику, массовая информатизация, падение доверия к центральным органам управления — все это и многое другое привело к пересмотру традиционных управленческих подходов, и прежде всего тех, при которых умалялись особенности публичной сферы.
В связи с этим широкое распространение сегодня получают так называемые сетевые теории, согласно которым проблема эффективности управления рассматривается посредством схемы «цели-процессы» (а не «цели-средства»). Концепция политических сетей модифицирует понимание властно центрированной политики, заменяя его представлением о политике взаимной ответственности и обязательств6.
Согласно Т. Берцель, политическая сеть есть «набор относительно стабильных неиерархических... взаимоотношений, связывающих многообразие акторов, которых объединяют в политике общие интересы и которые обмениваются ресурсами для продвижения этих интересов, признавая, что кооперация является наилучшим способом достижения общих целей»7. Другими словами, работа сети направлена на принятие совместного политического решения через механизмы формальных и неформальных отношений акторов, объединенных общими секторальными интересами.
В свою очередь, современный американский политолог И. Шапиро обращает внимание на дилемму, заключающуюся в том, что теория демократии бессильна, когда речь заходит о ее собственных рамках. Он указывает на существование в самой сердцевине демократии проблемы курицы и яйца: «.вопросы, касающиеся границ и контингента, по-видимому, в каком-то существенном смысле предшествуют демократическому принятию решений, но парадоксальным образом сами остро нуждаются в демократическом вердикте»8.
Шапиро предлагает учитывать так называемый каузальный принцип наличия релевантного интереса, который может затрагивать то или иное политическое решение и напоминает, что подобный подход лежит в основе доводов, приводимых в пользу снятия принципа гражданства как ведущего при определении права на демократическое участие и замены его системой перекрещивающихся юрисдикций, когда разные группы суверен-ны при принятии разных классов решений (как это практикуется в Европейском союзе)9.
Из вышеприведенных рассуждений следует, что относительно новое понятие «политической сети» уже приобретает международный характер.
Как представляется, в развитии гражданского общества изначально содержится потенциал перерастания в сложную совокупность взаимосвязанных сетей, как на национальном, так и на международном уровнях.
В этом контексте новый смысл приобретает замечание Ф. Энгельса: «Подобно тому, как у отдельного человека, для того чтобы он стал действовать, все побудительные силы. неизбежно должны пройти через его голову и превратиться в побуждения его воли, точно так же и все потребности гражданского общества — независимо от того, какой класс в данное время господствует, — неизбежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов получить всеобщее значение»10.
6 Об этом подробнее см.: Сморгунов Л. Сетевой подход к политике и управлению / Полис, 2001, № 3.
7 Там же.
8 Шапиро И. Переосмысливая теорию демократии в свете современной политики / Полис, 2001, № 3.
9 См.: Там же.
10 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения. В 3 томах. Т 3. М.: Политиздат, 1985. С. 408.
Исходя из этого представления о гражданском обществе и с учетом каузального принципа учета релевантных интересов мы можем задаться вопросом о том, какими должны быть принятые законы и политические решения (а также с чьим участием и для кого они должны приниматься) и будут ли они максимально соответствовать перспективам развития демократии.
Итак, сетевой характер современных обществ (а также, я бы добавил, появление «digitalpolitics» — их можно также называть «digi-politics», «byte-politics» и «e-politics»), то есть использование новейших цифровых, электронных, компьютерных, интернетовских и других средств формирования и реализации политики, неизбежно привносит определенные изменения в теорию и в представления о формах и способах проявления оппозиционного партийного мнения.
Действительно, выражать оппозиционное мнение и даже выступать с неугодной властям критикой можно через глобальные коммуникационные системы, и прежде всего посредством Интернета. Оппозиционная группа сегодня способна доводить свою политику до публики в виде «e-politics».
Таким образом, вполне очевидно, что в современных условиях развития общества теория, считающая существование оппозиции и мультипартизма основным признаком демократии (в том смысле, как эту теорию мы понимали до сих пор), требует определенного пересмотра.
О демократическом опыте мультипартизма
В Узбекистане многие считают, что размежевание политических сил на «левых», «правых» и «центристов» породит то, что называется оппозицией; в этой связи было бы интересно обратиться к опыту мультипартизма в развитых демократических странах.
Известно, что понятия «левые» и «правые» появились в Европе в связи с французской буржуазной революцией 1789 года, когда произошла некоторая «дехристианизация» политической культуры, результатом чего явился раскол гражданского общества на два «блока» — католический и антиклерикальный и создание на их основе устойчивых субкультур11. Эти субкультуры и есть «правые» и «левые» европейской политии.
«Правые» — это клерикалы и легитимисты, сторонники дореволюционного «старого порядка», а «левые» — антиклерикалы и антилегитимисты, то есть республиканцы, приверженцы нового, некоторого идеального порядка, долженствовавшего возникнуть при полном раскрытии революционных потенций в будущем12.
Впоследствии социалистические и коммунистические партии и движения также стали именоваться «левыми» в силу их революционного характера и устремленности на изменение старых порядков.
Несмотря на то что подобное деление западного политического спектра сохраняется по сей день, происходит его заметная трансформация, обусловленная вышеупомянутым усложнением обществ («digi-politics»), а также, и в немалой степени, высокой культурой межпартийного сотрудничества.
Интересно, что и на Западе, и на Востоке ведутся поиски новых способов организации политической жизни, важнейшим принципом которой было бы тесное взаимодействие и сотрудничество между различными силами, а не «игра с нулевой суммой» (zero-sum game).
11 См.: Зубов А.Б. Парламентская демократия и политическая традиция Востока. М.: Наука, 1990. С. 269.
12 См.: Там же.
1S2
Например, двухблочная система ФРГ, состоявшая из ХДС/ХСС и СДПГ, после создания Свободной демократической партии, Союза 90/«зеленых» и Партии демократического социализма (ПДС) превратилась в многопартийную. Причем образование Союза 90/«зеленых» и ПДС (они являются «левыми» партиями) дало СДПГ возможность создавать коалиции и с левым, и с правым политическими лагерями.
Что касается так называемых «правоэкстремистских» партий (Немецкого народного союза, республиканцев и национал-патриотов), выражающих интересы германских националистов, то они, как правило, немногочисленны и имеют мало сторонников, хотя время от времени и им достаются голоса избирателей (в основном, протестные).
Однако, как показывают наблюдения, не нашлось желающих основать коалицию с правоэкстремистскими партиями, имеющими крайние взгляды и слишком маленький электорат; кроме того, их деятельность зачастую балансирует на грани конституционной законности и им может грозить запрет на политическую деятельность.
Автор данной статьи имел возможность наблюдать работу Бундестага (парламента Германии) и беседовать с членами его Комитета по вопросам ЦА, которые в процессе дискуссий и разработки проектов отдельных решений, несмотря на принадлежность к разным партиям, продемонстрировали высокую степень готовности к сотрудничеству.
В США двухпартийная система существует практически с самого основания государства, причем соперничество между Республиканской и Демократической партиями никогда не приобретает фанатичную форму и не становится причиной политического раскола в обществе. Нынешний президент страны Б. Обама также стремится достигать решений на основе согласия; 26 января 2011 года он выступил с обращением к нации, в котором призвал американцев оставить в стороне партийные разногласия и объединиться вокруг общей цели — достижения глобальной конкурентоспособности.
Особого интереса заслуживают такие демократические страны, как Индия, Япония, Малайзия; в них сложилась система доминантной партии, которая представляет собой иерархическую структуру политического патронажа, соединяющую «верх» и «низ» политической системы. В этих странах доминантная партия и оппозиция составляют одно целое, а отдельные политические индивиды постоянно перемещаются вверх и вниз. Следует также отметить, что идеологической идентичности доминантной партии и оппозиции не придается особого значения.
Подобная ситуация является темой многих современных исследований. Например, в Японии (население которой отличается высоким уровнем грамотности и информированности) во время всеобщих выборов был проведен общенациональный опрос. В префектуре Мияги (население ее занято в основном в сельском хозяйстве и рыболовстве) партийную принадлежность хотя бы одного кандидата смогли назвать 77% опрошенных, а около 2/3 населения — не менее половины. При этом только один из четырех участников опроса имел хоть какое-то представление о партийных платформах двух ведущих партий страны.
При исследовании современных парламентских демократий Востока (в том числе и постиндустриальной Японии) трудно избавиться от ощущения, что идеология мало кем воспринимается за пределами вестернизированного круга интеллектуалов и мало кем принимается во внимание сама по себе, безотносительно к личности ее творцов и носителей в данном сообществе13.
В нижеприведенной таблице отображены данные анализа того, как электорат Запада и Востока реагирует на различия между партиями. Следует также отметить, что в Японии, Индии, Малайзии и некоторых других странах доминантная партия получает поддержку от всех общественных групп, а не только от своего электората.
13 См.: Зубов А.Б. Указ. соч. С. 262—263.
Таблица
Отношение к различиям между партиями в зависимости от партийной приверженности респондента14
Г Установка сознания/страна Я Уровень партийной приверженности, % ^
высокий низкий Отсутствует
Между партиями существуют ^большие различия. Согласны N У
Индия 36 34 20
Норвегия 85 60 47
г Между партиями нет различий. ' ^Согласны ^
Индия 42 44 44
Норвегия 2 14 1! і
Можно заключить, что для построения эффективной демократии нужны определенные механизмы, обеспечивающие как канализирование требований «низов» к власти, так и своевременное принятие государственными органами соответствующих решений, адресованных широким массам населения.
Политические партии, являясь одним из таких механизмов, чаще всего действуют скооперированно, а так называемая оппозиция практически не идентифицирует себя в качестве антагониста по отношению к существующей власти.
Следовательно, политические системы в современных демократических странах носят не столько многопартийный, сколько плюралистичный характер. Это, в свою очередь, снова напоминает нам о целесообразности пересмотра самой концепции политической оппозиции.
Мультипартизм в Узбекистане
Мультипартизм, как и весь процесс политической трансформации в Узбекистане, развивается в специфическом постсоветском и региональном контексте15.
При проведении реформ главной проблемой государства является сохранение общественно-политической стабильности в стране. Однако по прошествии почти двух десятилетий с момента обретения Узбекистаном независимости все более обнаруживается, что понятие стабильности используется как синоним сохранения статус-кво.
Как отмечает эксперт Внешнеполитического совета США У. Мери, «стабильность» не есть решение всех проблем ЦА; на самом деле излишняя концентрация на стабильности и есть суть проблемы. Чтобы выбраться из своего нео-советского болота, ЦА нуждает-
14 См.: Зубов А.Б. Указ. соч. С. 287.
15 См.: Толипов Ф. Узбекистан: советский синдром в государстве, обществе, идеологии // Центральная Азия и Кавказ, 2008, № 6 (60).
ся в серьезной политической и экономической трансформации, сравнимой с той, что была в Восточной Европе, и чем скорее, тем лучше»16.
Именно озабоченность стабильностью и предопределила строительство партийной системы в Узбекистане (как и в Казахстане) «сверху вниз». Действующая власть, сохраняя контроль над существующими партиями (которые являются пропрезидентскими), фактически лишила потенциальную оппозицию (в традиционном понимании этого слова) возможности активизироваться.
Оппозиционные партии в Узбекистане имеют недолгую историю, которая, начавшись вместе с независимостью, оборвалась в середине 1990-х годов; речь идет о партиях «Бирлик» (Единство) и «Эрк» (Воля), которые критически относились к деятельности правительства. После того как власти начали проводить жесткие меры против этих партий, их лидеры были вынуждены покинуть страну.
Следует отметить, что создание партий «Бирлик» и «Эрк» является единственным эпизодом из новейшей истории Узбекистана, когда партстроительство шло «снизу»; с тех пор в стране не появилось ни одной оппозиционной партии.
Что же касается пропрезидентских партий, то по этому поводу уместно привести высказывание казахстанского аналитика А. Шоманова о том, что «процесс развития и институционализации партийной системы нашей страны не имел жесткой привязки к социальной базе»17; отсюда напрашивается вывод, что партстроительство в Узбекистане носит характер экспериментирования. Это позволяет властям, с одной стороны, держать ситуацию под контролем, с другой — создавать некий демонстрационный эффект для воздействия на общественное мнение в стране и за рубежом.
В некотором смысле к Узбекистану можно отнести также замечание другого казахстанского аналитика А. Чеботарева: «В целом текущий процесс партийного строительства носит неоднозначный характер. Здесь наблюдается сочетание двух взаимно противоположных процессов — увеличения и уменьшения численности партий. В связи с этим происходят неоднократные колебания в количественном отношении. В результате порой становится сложно определить, сколько партий действует в республике»18.
В Узбекистане практически все политические партии по своей природе являются оппортунистическими: став частью государственной системы, они заняты не столько канализированием социально-политического плюрализма снизу вверх, сколько воспроизводством лояльных режиму кадров. С учетом того, что говорилось выше об оппозиции, это вполне нормальное явление; однако оно может превратиться в аномалию, если в стране начнется блокирование плюрализма.
Действительно, узбекистанские партии сегодня не только мало чем отличаются друг от друга в идейном отношении, но даже не стремятся отличиться. С другой стороны, предпринимаются попытки выхода из партийного кризиса путем создания так называемой парламентской оппозиции. Тем самым привносится еще одно искажение самого понятия «оппозиции»; если она вообще существует как естественный феномен, то ее средой обитания должен быть не только парламент, но и все гражданское общество.
16 Merry E.W. The Politics of Central Asia: National in Form, Soviet in Content. В кн.: In the Tracks of Tamerlane: Central Asia’s Path to the 21st Century / Ed. by D. Burghart, T. Sabonis-Helf. Washington, D.C.: National Defense University, 2004. P. 41.
17 Шоманов А. Проблемы и перспективы развития гражданского общества в контексте политической модернизации. В кн.: Материалы международной научно-практической конференции: «Перспективы политических реформ в Республике Казахстан: общественные ожидания и международные стандарты». Алматы: Центральноазиатский Фонд развития демократии, 2007. С. 47.
18 Чеботарев А. Партийное строительство в контексте проведения политических реформ в Казахстане на современном этапе. В кн.: Материалы международной научно-практической конференции: «Перспективы политических реформ в Республике Казахстан: общественные ожидания и международные стандарты». С. 26.
1SS
В связи с этим возникают вопросы: не кроется ли причина отсутствия оппозиции в том, что в рамках ныне существующих партий ее возникновение невозможно? Нужны ли новые партии или, наоборот, необходимо сократить их численность?
Представим себе, как могли бы называться подобные партии:
■ Исламско-демократическая партия (аналог ХДС/ХСС в Германии)
■ Консервативная партия (занимающая критическую позицию в отношении любых политических, социальных, особенно культурных изменений)
■ Республиканская партия (сфокусированная на укреплении государства)
■ Либерально-демократическая партия (имеющая платформу, основанную на западных либеральных ценностях)
■ Экологическая партия
■ Туркестанская партия (сфокусированная на региональной интеграции ЦА)
■ Аграрная партия.
Я вовсе не утверждаю, что необходимо создать такие партии, а лишь ставлю вопрос на обсуждение; к сожалению, в Узбекистане не ведутся дискуссии на эту тему, что позволяет говорить о «затянувшейся болезни» узбекистанской политологии.
Это тем более странно, так как оппозиция является выразителем альтернативных политических мнений и инициатором соответствующих решений; однако она не может создаваться по схеме «вчера ее не было, а завтра она будет».
Этому процессу, несомненно, должно предшествовать оппозииионирование различных мнений хотя бы на экспертном и общественном уровнях, чего пока не наблюдается.
Самое главное заблуждение конструкторов оппозиции (парламентской, конструктивной и т.д.) заключается в том, что они заново «изобретают велосипед». Оппозиция как бытие иного вообще не может создаваться, она может существовать лишь как имманентное свойство любого общества, плюралистичного по самой своей природе; а как организованное действие иного она не может создаваться властями, которые в ней изначально не заинтересованы.
А с другой стороны, как бы противореча самому себе, я заявляю, что оппозиция не представляет угрозы для властей У збекистана, потому что ее здесь не существует (как не существует нигде), — но лишь в том смысле, как было указано в начале данной статьи. Понятие «оппозиция» (в абсолютном смысле этого слова) не полностью отражает реальный политический процесс; возможно, более применимы такие термины, как «конкурентные группы», «соперничающие группы», а лучше — «взаимодействующие политические субъекты».
Сегодня властям необходимо создать техническую форму представительства «оппозиции» во власти; решение проблемы заключается в создании социальной среды, в которой априори существующее плюралистическое общественное сознание было бы востребовано и транслировалось в политическую среду.
Недавно в Узбекистане произошло событие, которое многие восприняли как новый этап в развитии партийной системы. На совместном заседании обеих палат парламента 12 ноября 2010 года президент И. Каримов предложил внести в Конституцию страны некоторые изменения, одно из которых, в частности, гласит, что «при невозможности исполнения президентом Узбекистана своих полномочий его полномочия примет на себя председатель Сената Олий Мажлиса».
Кроме того, президент заявил, что партии, набравшие наибольшее количество мест в парламенте, должны выдвигать кандидатуру премьер-министра; он также предложил внести в Конституцию норму, позволяющую депутатам объявлять правительству вотум недоверия.
Предложения И. Каримова вызвали огромный интерес у международных наблюдателей и СМИ; многие задаются вопросом, не связаны ли они с начавшейся подготовкой к предстоящим кадровым изменениям в высшем руководстве страны?
Однако подобный вопрос, несмотря на видимую его логичность, все же кажется преждевременным. Дело в том, что И. Каримов не впервые выдвигает подобные «прорывные инициативы»: еще в ноябре 2006 года он предложил принять Конституционный закон Республики Узбекистан «Об усилении роли политических партий в обновлении и дальнейшей демократизации государственного управления и модернизации страны»19, содержащий следующие основные положения:
1. Фракции политических партий, а также депутаты, избранные от инициативных групп избирателей, не разделяющие курс и программу вновь сформированного правительства или отдельные ее направления, могут объявить себя оппозиционными;
2. Кандидатура премьер-министра Республики Узбекистан представляется президентом Республики Узбекистан для утверждения Законодательной палатой и Сенатом Олий Мажлиса после проведения консультаций с каждой из фракций политических партий;
3. Премьер-министр Республики Узбекистан освобождается от должности президентом Республики Узбекистан, в частности, по представленной на рассмотрение президента Республики Узбекистан инициативе фракций политических партий в Законодательной палате.
Президент Республики Узбекистан принимает решение об освобождении, если такая инициатива с необходимыми обоснованиями будет поддержана ведущими фракциями политических партий парламента и при постановке президентом Республики Узбекистан на голосование получит в Законодательной палате и Сенате Олий Мажлиса Республики Узбекистан соответственно более 2/3 голосов от общего числа депутатов Законодательной палаты и членов Сената.
Освобождение от должности премьер-министра Республики Узбекистан одновременно влечет за собой отставку правительства Республики Узбекистан.
Вполне очевидно, что парламент республики уже давно был наделен достаточно большими полномочиями, однако за четыре прошедших года парламентская оппозиция так и не появилась. Кроме того, парламент не выражал какого-либо особого мнения по отношению к личности премьер-министра и деятельности Кабинета министров (даже после сформирования в прошлом году нового состава Олий Мажлиса).
Почему же надо ожидать изменения в поведении депутатов теперь?
Негласный контроль и координация всех государственных структур со стороны президентского аппарата могут свести на нет все демократические инновации; впрочем, так было всегда.
Таким образом, последнее предложение президента явилось лишь продолжением его же инициативы четырехлетней давности.
Вместе с тем на выдвижение подобной инициативы значительным образом повлияли недавние трагические события в городе Ош на юге Кыргызстана. Кроме того, Узбекистану необходимо повысить свой международный имидж (особенно в контексте развития отношений с Западом); помимо всего прочего вполне вероятно, что намечаются серьезные кадровые изменения в высшем эшелоне власти страны.
При любом раскладе внесение новых положений в законодательство имеет не только пропагандистское, но и просветительское содержание, так как определенным образом подготавливает общественное мнение к возможным демократическим изменениям.
19 См.: Доклад Президента Ислама Каримова на торжественном заседании, посвященном 14-летию Конституции Республики Узбекистан [www.uzreport.com].
Несмотря на большую разницу между де-юре и де-факто политического процесса, ясно одно: демократические инновации в законодательстве указывают, что правительство государства не может отклониться от однажды избранного демократического курса. Теперь в узбекских законах будет еще больше положений, на которые можно будет ссылаться при критике правительства или по достижении определенных успехов в строительстве подлинной демократии.
Введение понятий «фракция» и «оппозиция» в новый проект закона «Об усилении роли партий...» отражает общее заблуждение относительно этих терминов, которое, кроме того, усиливается искусственным созданием «витринной» оппозиции. Формулировка «.представители одних политических партий будут представлять большинство, а других — меньшинство в Законодательной палате и местных Кенгашах, сформированных по результатам выборов, какие-то партии предпочтут стать оппозиционными в отношении курса вновь сформированного правительства» демонстрирует эту искусственность.
Заключение
Наблюдение и изучение процесса партийного строительства в Узбекистане и соседних с ним странах позволяет сделать некоторые предварительные выводы.
— Существующих в обществе идей, интересов, взглядов и даже решений всегда больше, чем партий, которые смогли бы их артикулировать в политическом процессе или борьбе.
— Чрезмерное количество партий не даст возможности ни одной из них преодолеть двух-, трех- или пятипроцентный барьер и без создания коалиций «пробраться» в парламент. Право на создание партий не следует доводить до абсурда (как и право наций на самоопределение и создание своего государства).
— Следовало бы глубже изучить функционально-проблемный подход (а не идеологический), обусловливающий выявление и канализирование социальных проблем в органы власти.
Как отмечалось выше, это лишь предварительные выводы. Исследование данной проблемы требует широкомасштабного сравнительного исследования партийного строительства и феномена оппозиции в различных странах. Важно изучить глубинные движущие силы, вызывающие политизацию (партизацию) тех или иных социальных групп, а также их позиционирование в качестве оппозиции. Кроме того, необходимо уделить особое внимание роли идеологического аспекта.
Но более фундаментальным все же остается вопрос о способах и формах активирования социально-политического плюрализма проблем, идей, интересов, потребностей и требований общества и трансляции его в эффективное политическое действие.
Пока писались эти строки, произошли исторические события в ряде арабских стран (Тунисе, Египте), связанные со свержением существовавших там много лет авторитарных режимов; многие сразу же заговорили о возможности подобных изменений и в ЦА.
Вероятнее всего, подобные предположения не имеют под собой достаточных оснований, но в любом случае из этих событий необходимо извлечь соответствующие уроки.
Политический строй Узбекистана требует глубинной перестройки, одной из фундаментальных задач которой является коренное реформирование «полуискусственной» партийной системы.
