CC BY
10Закон и право. 2022. № 4. С. 134-137. Law and legislation. 2022;(4):134-137. Научная статья УДК 343.97
https://doi.org/10.24412/2073-3313-2022-4-134-137
NIION: 1997-0063-4/22-212 MOSURED: 77/27-001-2022-4-412
Социально-психологические последствия демонстративно-протестной преступности
Илья Сергеевич Ильин
Северо-западный институт управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, isilyin@yandex.ru, ОЯСЮ: 0000-0003-1362-0519
Аннотация. Социально-психологические последствия демонстративно-протестной преступности определяются ее способностью обеспечивать одновременно социальную интеграцию и дезинтеграцию.
Преступность и противодействие ей вызывают эффект поляризации общества за счет использования стратегии социального разлома по линии «мы — они», что сопровождается сплочением протестующих (на основе специфических эмоций гордости и стыда), с одной стороны, и их противников — с другой.
В этих целях активно используется негативный нарратив при освещении протестных движений, механизм делегитимации протеста и стигматизации протестующих, параллельно с использованием риторики государственной защиты прав человека, общества и государства от всех проявлений политического и социального экстремизма.
Каждый из полюсов разлома «притягивает» к себе определенную часть социума, внося и углубляя рассогласования и противоречия. Как следствие, подрывается социальная сплоченность, солидарность и согласие, что грозит нарастанием криминогенного потенциала социальных противоречий и перерастанием противостояния по линии «мы — они» в глобальную проблему ненависти, в том числе и политической, и совершением на ее основе преступлений.
Ключевые слова: протест, последствия, противоречия, социум, разлом, преступление, психология, система, личность, механизм.
Для цитирования: Ильин И.С. Социально-психологические последствия демонстративно-протестной преступности // Закон и право. 2022. № 4. С. 134—137. https://doi.org/10.24412/2073-3313-2022-4-134-137.
Original article
Socio-psychological consequences of demonstrative protest crime
Ilya S. Ilyin
Northwest Institute of Management of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, isilyin@yandex.ru, orcid: 0000-0003-1362-0519
Abstract. The socio-psychological consequences of demonstrative protest crime are determined by its ability to ensure both social integration and disintegration.
Crime and opposition to it causes the effect of polarization of society through the use of a strategy of social division along the line «we — they», which is accompanied by the rallying of the protesters (based on specific emotions of pride and shame), on the one hand, and their opponents, on the other. For these purposes, a negative narrative is actively used when covering protest movements, the mechanism of protest delegitimization and stigmatization of protesters, in parallel with the use of the rhetoric of state protection of human rights, society and the state from all manifestations of political and social extremism.
Each of the poles of the fault «attracts» a certain part of society to itself, introducing and deepening mismatches and contradictions. As a result, social cohesion, solidarity and harmony are undermined, which threatens to increase the criminogenic potential of social contradictions and the confrontation along the «we — they» line to develop into a global problem of hatred, including political, and crimes committed on its basis.
Keywords: protest, consequences, contradictions, society, fracture, crime, psychology, system, personality, mechanism.
For citation: Ilyin I.S. Socio-psychological consequences of demonstrative protest crime // Law and legislation. 2022;(4): 134—137. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-3313-2022-4-134-137.
© Ильин И.С. М., 2022.
ЗАКОН И ПРАВО • 04-2022
Рассматривая «вторичные» последствия демонстративно-протестной преступности, отметим, что они не имеют выраженного материального характера, относятся к разряду статистически нефиксируемых и проявляют себя как социальные последствия в виде изменения, прежде всего деформации, существующих и развивающихся в обществе отношений. В содержательном плане такие последствия целесообразно структурировать, выделив несколько групп: социально -психологические, социально -политические, социально-правовые. При всем том, что такие последствия тесно переплетены, демонстрируют прямые и обратные взаимосвязи, в методических целях будет удобным и оправданным рассмотреть их в качестве последовательной цепочки социальных изменений, причем именно в представленном порядке.
В настоящей статье мы начинаем детальный анализ данной «цепочки», рассматривая социально-психологические последствия демонстратив-но-протестной преступности, которые, выражая трансформации на уровне межличностного и межгруппового взаимодействия в обществе, могут и должны рассматриваться в контексте установленных настоящим исследованием ее социально-психологических детерминант, причем в зависимости от содержания самих этих трансформаций таковые последствия могут обладать как позитивным, так и негативным потенциалом.
Принимая во внимание, что протестующими, как депривированной социальной группой, движет чувство неудовлетворенности, можно утверждать, что сама протестная акция, в том числе и особенно несогласованная, и совершаемые во время ее проведения иные правонарушения и преступления создают среди участников протеста особое психо-эмоциональное состояние, которое может быть описано посредством нескольких характеристик.
Для группы лиц, движимых недовольством и фрустрацией, протест — это определенная «разрядка». Он дает возможность «выплеснуть» эмоциональное, психологическое напряжение, скопившееся в той или иной группе и в обществе в целом. Публично озвученные требования, продемонстрированная, пусть и противоправным способом, позиция, заявленная миру приверженность личности этой позиции и демонстрация готовности нарушить социальные и правовые нормы ради выражения собственных мыслей, идей, настроений, порождают личностно значимое и субъективное чувство одновременно освобождения от бремени депривации и са-
мовыражения. Протест порождает, как говорят специалисты, «реакцию эмансипации», которая имеет положительный смысл и часто употребляется в контексте независимости, свободы, ответственности [6].
Эмансипация может выступать движущей силой асоциального и антисоциального поведения и предполагает устойчивый вектор личностной активности, обусловливаемый направленностью личности на самовыражение, утверждение собственной независимости, достижение личностной зрелости и автономии [2, с. 86—99]. Чувство эмансипации основывается и одновременно порождает специфические эмоции гордости (за себя, за своих сторонников), которые на протяжении длительного времени способны поддерживать у участников протестных акций чувства единства, групповой сплоченности, приверженности общим ценностям и тем самым мотивировать продолжение протестной активности [5]. Эта гордость удивительным образом сочетается с чувством стыда и вины за реально совершенные общественно опасные деяния во время протестов, которые также обладают эффектом основы для социальной сплоченности участников протест-ных движений [8, с. 544—566; 9, с. 285—303].
Негативные эмоции также могут быть функциональными и побуждать людей следовать общим правилам, формируя групповую сплоченность. Поддерживаемую именно за счет чувства гордости и стыда коллективную идентичность и социальную сплоченность протестующих нельзя недооценивать [7, с. 886—905]. Сплоченность таких социальных объединений, как действующие толпы, протестные группы и социальные движения, большие коллективы людей, формирует широкую коллективную идентичность, которая может стать политизированной, что, в свою очередь, обеспечивает и мотивирует к совместным действиям. Эти «практики» и формы социальной сплоченности немыслимы без эмоциональных оснований, которые создают готовность к определенным (в том числе противоправным) действиям для поддержания единства [4, с. 226].
Психоэмоциональное единение и сплоченность участников протестных акций, порождаемые и поддерживаемые противоправными практиками, создают значимые социально-психологические следствия. В криминологическом отношении наибольшее значение имеет тот факт, что они способствует углублению раскола в обществе по принципу «мы — они».
С одной стороны, сами протестующие демонстрируют свою «инаковость». «Социальные
ЬДМ & ЬБ^БЬДТЮМ • 04-2022
движения часто стремятся устранить стигматизированную идентичность, но вынуждены ее же акцентировать для обретения чувства гордости и управления чувством стыда в публичной сфере общества» [4, с. 230; 10, с. 29].
С другой стороны, все остальные граждане, не причастные к протестам, начинают более остро воспринимать существующий раскол и противостояние. Этому во многом способствует реакция официальных властей на протест и совершаемые протестующими противоправные деяния. Восприятие и оценка поведения протестующих в массовом общественном сознании во многом зависят от дискурса, в который это поведение помещено, в контексте которого оно транслируется средствами массовой информации [11, с. 259—275; 12, с. 337—364] и в контексте которого разворачивается официальная реакция власти на протест.
Зачастую, как показывают специальные исследования, нарративы власти в реакции на протест преследуют цели максимально его делеги-тимировать, что сопровождается стремлением продемонстрировать бессмысленность акции, маргинализировать ее организаторов, вписать конкретную протестную акцию в иные явно негативные и не связанные прямо с целями протестующих социальные контексты [3, с. 405, 409].
Конкретно это выражается не только в используемой риторике при освещении протестов журналистами, но и в официальной правовой квалификации совершаемых протестующими деяний. Применение насилия, уничтожение или повреждение имущества, воспрепятствование работе транспорта, вовлечение несовершеннолетних в совершение действий, представляющих опасность для их жизни и здоровья, клевета и оскорбление — все эти и иные нормативные формулы подчеркнуто дистанцированы от политического контекста оценки действий протестующих и именно они ставятся во главу угла при формировании официальной позиции власти как по отношению к участникам протестных акций, так и по отношению к тем требованиям, которые они заявляют. Тем самым формируется (сознательно и последовательно) образ протестующих как «маргиналов — уголовников», а порой и «врагов Отечества».
Должно быть очевидно, что эти два полюса в самооценке и официальной оценке демонстра-тивно-протестной преступности («гордый эман-сипант» против «враг порядка») создают ощутимое напряжение, в пространстве которого формируется отношение общества и к протестую-
щим, и к власти. Каждый из полюсов «притягивает» к себе определенную часть социума, внося и углубляя рассогласования и противоречия. Как следствие, подрывается социальная сплоченность, солидарность и согласие [1, с. 32].
Вряд ли стоит лишний раз говорить о том, что в современном демассифицированном и ин-дивидуализированом обществе значимость идеи согласия и сплоченности особенно важна. В отсутствие «примиряющей идеи» и «общих ценностей» разобщенность и противостояние грозят нарастанием криминогенного потенциала соци-альныгх противоречий и перерастанием «обычного» и «привычного» противостояния по линии «мы — они» в глобальную проблему ненависти, в том числе и политической ненависти, и преступления, совершаемые на ее основе.
Описанный социально-психологический фон, вызываемый демонстративно-протестной преступностью, служит, таким образом, и ее последствием, и одновременно продуцирующим фактором. По этой причине отношение к нему должно быть всегда в центре внимания криминологов, которые с опорой на социологические данные должны осуществлять мониторинг общественный настроений, в том числе в целях прогноза протестной активности.
В рассуждениях о цепочке последствий де-монстративно-протестной преступности следует продолжить, что социально-психологическая разобщенность и раскол, вносимые и поддерживаемые протестом, создают особый фон для принятия политических решений, а сами эти социально-политические решения и связанные с ними трансформации могут рассматриваться в качестве очередного «круга» последствий преступности. В данном случае содержание политических последствий, принимая во внимание особенности «автора» этих последствий, во многом определяется официальной реакцией официальных властей на протест, а сами последствия предстают в качестве принятых и реализованных политических решений, о чем мы будем вести речь в следующих работах.
Список источников
1. Гофман А. Б. Концептуальные подходы к анализу социального единства // Социологич. исследования. 2015. № 11 (379).
2. Гусейнов А.Ш. Феномен эмансипации в контексте протестной активности личности // Человек. Сообщество. Управление. 2013. № 1.
3. Лыткина Е. Протестующие и власть: модификация «мятежа» Мертона для анализа дис-
ЗАКОН И ПРАВО • 04-2022
курса (кейс-стади голодовки матерей) // Журнал исследований социальной политики. 2014. Т. 12. № 3.
4. Практики сплоченности в современной России: социокультурный анализ / Под ред. Н.Е. Покровского, М.А. Козловой. М.: Университетская книга, 2016.
5. Gould, D. (2009). Moving politics: emotion and act up's fight against AIDS. Chicago: Univ. of Chicago press. 524 p.
6. Sehmsdorf, D. (2019). Deliberation against Power. A comprehensive approach to the emancipatory potential of deliberative politics. Thesis for: Bachelor of Arts. University Bremen.
7. Stekelenburg, J., Klandermans, B. (2013). The Social Psychology of Protest // Current Sociology. Vol. 61, № 5-6.
8. Turner, J.H., Stets, J.E. (2006). Moral Emotions. In: Stets, J.E., Turner, J.H. (eds.). Handbook of the Sociology of Emotions. New York.
9. Jasper, J.M. (2011). Emotions and social movements // Annual Review of Sociology. Vol. 37.
10. Jasper, J. (2010). Strategic marginalizations and emotional marginalities: The dilemma of stigmatized identities. In: Singh Roy D.K. (ed.). Surviving against odds: The marginalized in a globalizing world. New Delhi: Manohar Publishers.
11. McLeod, D.M., Hertog, J. (1992). The Manufacture of 'Public Opinion' by Reporters: Informal Cues for Public Perceptions of Protest Groups. Discourse & Society. Vol. 3.
12. Heejo, KHillback, E.D., Rojas, H, Zmiga, H.G.D., ShahD. V., McLeod, D.M. (2005). Personifying the Radical: How News Framing Polarizes Security Concerns and Tolerance Judgments. Human Communication Research. Vol. 31.
References
1. Hoffman A.B. Conceptual approaches to the analysis of social unity // Sociologich. researches. 2015. № 11 (379).
2. Huseynov A.Sh. The phenomenon of emancipation in the context of the protest activity of the individual // Man. Community. Management. 2013. № 1.
3. Lytkina E. Protesters and power: modification of Merton's «mutiny» for discourse analysis (case study of mothers' hunger strikes) // Journal of Social Policy Research. 2014. Vol. 12. № 3.
4. Cohesion practices in Modern Russia: sociocultural analysis / Edited by N.E. Pokrovsky, M.A. Kozlova. M.: University Book, 2016.
5. Gould, D. (2009). Moving politics: emotion and act up's fight against AIDS. Chicago: Univ. of Chicago press. 524 p.
6. Sehmsdorf, D. (2019). Deliberation against Power. A comprehensive approach to the emancipatory potential of deliberative politics. Thesis for: Bachelor of Arts. University Bremen.
7. Stekelenburg, J., Klandermans, B. (2013). The Social Psychology of Protest // Current Sociology. Vol. 61, № 5-6.
8. Turner, J.H, Stets, J.E. (2006). Moral Emotions. In: Stets, J.E., Turner, J.H. (eds.). Handbook of the Sociology of Emotions. New York.
9. Jasper, J.M. (2011). Emotions and social movements // Annual Review of Sociology. Vol. 37.
10. Jasper, J. (2010). Strategic marginalizations and emotional marginalities: The dilemma of stigmatized identities. In: Singh Roy D.K. (ed.). Surviving against odds: The marginalized in a globalizing world. New Delhi: Manohar Publishers.
11. McLeod, D.M, Hertog, J. (1992). The Manufacture of 'Public Opinion' by Reporters: Informal Cues for Public Perceptions of Protest Groups. Discourse & Society. Vol. 3.
12. Heejo, KHillback, E.D., Rojas, H, Zmiga, H.G.D, ShahD. V., McLeod, DM. (2005). Personifying the Radical: How News Framing Polarizes Security Concerns and Tolerance Judgments. Human Communication Research. Vol. 31.
Информация об авторе
Ильин И.С. — кандидат юридических наук, доцент, начальник Управления министерства внутренних дел России по Красногвардейскому району Санкт-Петербурга
Information about the author
Ilyin I.S. — candidate of law, associate professor, Head of the department of the Ministry of internal affairs of the Russian Federation in Krasnogvardeisky district, Saint Petersburg
Статья поступила в редакцию 27.01.2022; одобрена после рецензирования 08.03.2022; принята к публикации 14.03.2022.
The article was submitted 27.01.2022; approved after reviewing 08.03.2022; accepted for publication 14.03.2022.
LAW & LEGISLATION • 04-2022
