CC BY
23
СУДЕБНАЯ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Массовое протестное поведение как элемент системы детерминации демонстративно-протестной преступности
Ильин Илья Сергеевич,
кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры правоведения Северо-западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации; начальник Управления министерства внутренних дел России по Красногвардейскому району E-mail: isilyin@yandex.ru
В работе исследуется детерминация как легального, так и нелегального протеста. Показано, что единственное, что отличает нелегальный протест - факт его соответствующей «маркировки», обусловленный отказом органов власти в согласовании массового мероприятия. Показано, что в случае отказа от диалога и поиска компромисса с организаторами и участниками предполагаемого протеста, отказывая в согласовании протестной акции, государство стигматизирует протестующих в качестве девиантов на основе одного лишь факта нарушения ими правовых норм, подтверждает конвенциональный характер преступности и искусственно увеличивает объем девиантности в обществе (Д. Уолш, Д. Силвермен). В работе признается, что радикальные криминологические теории не могут быть использованы для понимания причин и условий совершаемых участниками массового мероприятия общественно опасных действий. Их недостаточность компенсируется в данном случае теориями массового поведения или поведения толпы (Г. Тард, Г. Лебон). Исследование показывает, что с социально-психологической точки зрения поведение современной толпы качественно отличается от поведения толпы бунтовщиков прошлого и позапрошлого столетий (P. Slaughter). Ее протест характеризуется отсутствием полноценной созидательной программы, организуется ad hoc по принципу «выступление против», а не «выступление за», что делает сам протест во многом безыдейным и лишенным ответственных руководителей. Деструкция такого протеста намного превосходит его модернизационный потенциал. Не имеющий явного образа будущего устройства общества, современный протест выражается в преступных деяниях, где именно «демонстрация» позиции участников протеста становится главной целью. В этом отношении демонстративно-протестные преступления, вне зависимости от квалификации, близки по своей криминологической природе групповому хулиганству.
Ключевые слова: протест, детерминанты, теория, факторы, протестное поведение, преступление, причины, система, деструкция, механизм.
ем см
Механизм детерминации массового протест-ного поведения служит, как уже отмечалось, элементом системы детерминации протестно-демонстративной преступности, необходимым «фоном», на котором разворачивается действие ближайших криминогенных факторов противоправного поведения.
Протест как социальный феномен с правовой точки зрения может быть легальным, то есть иметь форму согласованной массовой акции, или нелегальным, имеющим форму несогласованного массового мероприятия (напомним, что в рамках нашей концепции мы изначально исключили из сферы анализа протесты, мотивированные неконституционными идеями, то есть неправовые «содержательно»). Факторы протеста, о которых мы рассуждали, детерминируют протест безотносительно его правовой формы. Они адекватны для понимания механизма проведения несогласованных акций протеста, то есть деяний, которые изначально квалифицируются по той или иной части ст. 20.2 или ст. 20.2.2 КоАП РФ, и тем самым образуют часть демонстративно-протестной преступности. С этой точки зрения описанный механизм детерминации протестов одновременно может рассматриваться и в качестве механизма детерминации демонстративно-протестной преступности.
Единственное, что отличает в данном случае легальный протест от нелегального - факт его «маркировки» в качестве нелегального, обусловленный тем, что органы власти отказались согласовать проведение массового мероприятия. Согласно данным, представленным Уполномоченным по правам человека в России, в 2020 году в стране было проведено 32064 мероприятия, в которых участвовало 372133 человека, из них 2123 мероприятия (6,6%) с числом участников 112720 (30,3%) не были согласованы органами власти [1, с.103]. Этот показатель за последние годы несколько снизился: в 2014 году, согласно тому же источнику, количество отказов в согласовании мероприятий варьировалось в разных регионах страны от 8,5% (Екатеринбург) до 23% (Самара) [2]. Хотя объем несогласованных акций остается весьма существенным. Специальные исследования показывают, что наиболее частыми (типичными) причинами отказа выступали: «отсутствие гарантий безопасности участников публичного мероприятия», «место, на котором планиру-
ется провести публичное мероприятие, не может быть предоставлено в связи с его занятостью», «проведение в указанном месте иного публичного мероприятия» [3, с.125-126]. Другие исследования подтверждают эти данные. На основе изучения 76 уведомлений о проведении акции 26 марта 2017 года в 38 городах страны, авторы утверждают, что причинами отказа стали следующие факторы: «проходит другое мероприятие» - 37, «наличие несоответствий в уведомлении» - 19, «нарушение сроков уведомления» - 10, «проведение работ» - 10, «несоответствие организатора» - 2, «несоответствие места» - 2 [4].
Отказ от согласования в проведении массового мероприятия является значимой конституционно-правовой проблемой, к исследованию которой неоднократно обращался Конституционный Суд РФ, отметивший в одном из своих решений, что «законодательные, организационные и иные меры, предпринимаемые органами публичной власти в целях надлежащего обеспечения права на свободу мирных собраний, не должны приводить к чрезмерному государственному контролю за деятельностью организаторов и участников публичных мероприятий, сопряженному с необоснованными ограничениями свободного проведения собраний, митингов и демонстраций, шествий и пикетирования» [5]. Не оспаривая сейчас самих отказов, не подвергая сомнению их обоснованность, заметим, что отказ от согласования массового мероприятия (и что особенно важно, отказ, не продиктованный реальными, конституционно значимыми причинами), ставит организаторов и участников массового мероприятия изначально в положение «вне закона».
Во-первых, государство и общество, отказываясь от поиска диалога с организаторами и участниками предполагаемого протеста, отказывая в согласовании акции протеста, по мнению ряда исследователей ставит себя фактически в положение «провоцирующей жертвы» [6, с.350-351]. Во-вторых, стигматизируя протестующих только на основе факта нарушения ими тех или иных правовых норм, государство подтверждает конвенциональный характер самой преступности и фактически признает наличие самого закона одной из причин преступности [7, с.32-33]. С учетом этих обстоятельств открываются перспективы для осмысления демонстративно-протестной преступности в русле концепции критической криминологии. Согласно некоторым ее постулатам, «социальное отклонение - это в значительной степени приписываемый статус, в нем фиксируются не только поступки самого отклоняющегося индивида, но и действия окружающих его людей» [8, с.99]; «преступник считается порожденным актами практического принятия решения и обыденной категоризации, практикуемыми сотрудниками исправительных учреждений и других государственных организаций. Криминализация данной деятельности есть продукт практической деятельности некоторых организаций, отражающий и поддерживаю-
щий представления их сотрудников о социальной структуре [9, с.286].
Эти тезисы приобретают особое значение не только для понимания природы самого нарушения, но для оценки мер государственного воздействия на правонарушителей. Они по факту признаны на высоком уровне конституционного судопроизводства при характеристике оснований уголовной ответственности за нарушение порядка проведения публичных мероприятий. В знаковом постановлении по делу И. Дадина Конституционный Суд РФ со ссылкой на прецедентную практику Европейского Суда по правам человека, подчеркнул, что незаконная ситуация, например проведение демонстрации без предварительного согласования, не обязательно оправдывает карательные меры, применяемые властями за участие в публичном мероприятии; мирная демонстрация в принципе не должна подпадать под угрозу уголовной санкции; осуждение в уголовном порядке за одно лишь участие в публичном мероприятии, которое не было связано с актами насилия, невозможно при отсутствии какой-либо оценки внутригосударственными судами его пропорциональности; меры, применяемые к участникам мирных публичных акций на основании их формальной незаконности, не должны иметь целью отвратить широкую публику от посещения собраний и демонстраций и тем самым - от открытой политической дискуссии [10].
Таким образом, критическая криминология, по мнению автора, обоснованно полагает, что определенную долю ответственности за противоправное протестное поведение несет само государство, провоцируя такое поведение и произвольно стигматизируя протестующих, тем самым увеличивая объем «девиантности» в обществе со всеми вытекающими отсюда негативными социальными и правовыми последствиями.
Признание этого факта, разумеется, не должно восприниматься как отказ от поиска иных детерминант протестной девиантности. Это один из возможных факторов, к тому же объясняющий лишь одно из правонарушений. Он объясняет противоправность массового мероприятия, но не объясняет противоправного поведения участников массового мероприятия.
В условиях, когда поведение участников массового мероприятия (вне зависимости от того, было ли само мероприятие согласовано с официальными властями и легальным либо несогласованным и изначально формально нелегальным) приобретает черты и свойства деструктивной, общественно опасной деятельности, когда мирный (пусть и не согласованный) протест утрачивает это принципиальное качество «мирности», когда протест выливается в погромы, насилие, поврежде- р ние и уничтожение имущества, когда массовое Д протестное мероприятие перерождается в массо- Ч
т
вые демонстративно-протестные преступления, К радикальные криминологические теории не могут ё быть применены для понимания причин и усло- у вий совершаемых участниками мероприятия дей- А
см см
ствий. В данной ситуации требуется иной теоретический подход.
В качестве одной из наиболее авторитетных для целей объяснения массовой преступности теорий (хотя содержательно и неоднородной) следует признать теорию массового поведения или поведения толпы, которая активно начала развиваться в конце XIX столетия для объяснения массовых выступлений рабочего класса, бунтов и революционных «брожений», то есть в то время, когда по выражению Г. Лебона, на смену «сознательной деятельности индивидов» в истории пришла «бессознательная деятельность толпы» [11, с.145], а «масса» или «толпа», возникающая по преимуществу на неподконтрольной эмоциональной основе, стала рассматривается как вполне реальный социальный феномен, один из значимых и самостоятельных участников общественной жизни.
История учений о поведении толпы или массы, демонстрируя взлеты в конце XIX века и падения в середине XX века, в современной науке и практике вновь оказалась крайне востребованной. «Концепция социальной преступности, применяемая историками в их оценке беспорядков и преступной деятельности в XVIII веке, оказывается полезным концептуальным инструментом для понимания (среди прочего) феномена «беспорядка толпы» в конце XX века» [12], а «появление новых коммуникационных технологий, распространение интернета и ряда явлений, которые возникли вслед за ним (онлайн-сообщества, социальные медиа и др.), привели к повсеместному возрождению интереса к социологии толп и связанному с ней терминологическому аппарату. В контексте исследований поведения людей в цифровой среде некоторые ... исследователи ищут возможности реконцептуализации понятия «толпа» [13, с.2].
Исследователи XIX - начала XX веков сформулировали принятые в современной науке представления о поведении толпы, которое описывалось посредством таких концептов как «внушение», «заражение», «подражание», «стихийность», «иррациональность», «бессознательность». В итоге было сформировано вполне устойчивое представление о толпе как о неуправляемой, дикой, руководствующейся инстинктами, а не разумом стихии.
Г. Тард, например, писал: «Даже возникшая среди наиболее цивилизованного народа толпа является существом диким, мало того - бешеным, несдержанным зверем, слепой игрушкой своих инстинктов и рутинных привычек, а иногда напоминает собой беспозвоночное низшего порядка, род какого-то чудовищного червя, обладающего распространенной чувствительностью и извивающегося в беспорядочным движениях даже после отделения головы» [14, с.364].
Согласно взглядам Г. Лебона, «исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действия внушенные
идеи - вот главные черты, характеризующие индивида в толпе. Он уже перестает быть самим собой и становится автоматом, у которого своей воли не существует. . Становясь частицей организованной толпы, человек спускается деградирует. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе - это существо инстинктивное. У него обнаруживается склонность к произволу, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку, сходство с которым еще более усиливается тем, что человек в толпе чрезвычайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния, и совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам. Индивид в толпе - это песчинка среди массы других песчинок, вздымаемых и уносимых ветром» [15, с.94].
Такой подход к объяснению массового поведения, в том числе преступного поведения толпы, не утратил своей значимости в современной науке. Он был существенно развит и модернизирован, прежде всего, за счет отказа от однозначного и категоричного восприятия поведения масс как формы иррационального и бессознательного. В этой связи исследователи предлагают различать понятия «коллективное поведение» и «массовое поведение» либо в другой интерпретации -«коллективное действие» и «коллективное поведение» в зависимости от наличия у участников осознаваемой общей цели, связанной с ней организованностью действий и допустимым отсутствием их единообразного характера [16, с.5], полагая, что «коллективное действие» предполагает достижение рациональных целей индивидов и социальных групп, а коллективное поведение включает в себя иррациональные, спонтанные, нередко бессмысленные действия больших масс людей. Такая градация хорошо коррелирует с нашими рассуждениями о различении собственно протеста (как осознанного коллективного действия) и демонстративно-протестной преступности (как коллективного или массового поведения). Более того, модернизация теории массового поведения лишь подтверждает и в большей степени акцентирует внимание на том факте, что в механизме детерминации демонстративно-протестной преступности велико значение иррационального и подсознательного компонента. А потому следует ответственно и серьезно признать иррациональное в человеческом поведении в качестве законного объекта исследования, а иррациональность - сущностной характеристикой массового сознания [17] и, как следствие, массового преступного поведения.
При этом важно признать, что с социально-психологической точки зрения поведение современной толпы качественно отличается от поведения толпы бунтовщиков и революционеров прошлого и позапрошлого столетий. Толпа в современном обществе «собирается вместе, чтобы объединиться против того, что она считает
угрожающим и разрушительным характером настоящего. В отличие от прежней толпы, которая, казалось, имела достаточно четкое видение своей цели и своей роли в развертывающемся социальном проекте, современная толпа, в ее различных проявлениях, кажется несколько запутанной относительно своей долгосрочной цели и больше озабочена непосредственным символическим жестом» [18]. Толпа, таким образом, в большей степени демонстрирует сегодня движение «против чего-либо», нежели движение «за что-либо». Это обстоятельство подтверждает отмечавшуюся нами ранее необходимость дифференциации демонстративно-протестных преступлений от преступлений «культурно-протестных» и «инструментально-протестных» и не позволяет в полной мере согласиться с тезисом об однородности «социальных преступлений» как сознательного, почти политического вызова господствующему общественно-политическому порядку и его ценностям [19, с.5-6].
Социально-психологические различия толпы прошлого и настоящего значимы и для различения оценок совершаемых участниками толпы противоправных деяний, а следовательно и для объяснения механизма их детерминации. Специалистами давно отмечалась необходимость различать преступления, которые черпают свою коллективную легитимацию из их явной протестной природы, и действия, которые, хотя и совершены против закона, но не рассматриваются в качестве преступных большим числом участников, независимо от того, была ли их цель протестовать или нет [20, с.35-53]. Продолжая эту логику, надо признать, что преступления «культурно-протестные» и «инструментально-протестные», даже совершаемые в толпе, требуют от совершающих их лиц большей критичности, большей осознанности, больших сознательных и волевых устремлений. Эти преступления предполагают вполне четкое представление о конечной и истинной цели протеста, требуют принятия и интериоризации этой цели. Такие преступления, как представляется, в большей степени были свойственны «протестам прошлого». В отличие от этого, современный протест, не имеющий явного образа будущего устройства общества, направленный лишь против существующего порядка, выражается в преступных деяниях качественно иного порядка. Именно «демонстрация» позиции участников протеста становится главной целью преступления. Через преступление выражается сам факт несогласия и не более того. Должно быть очевидно, что уровень «критичности» в восприятии такого преступления оказывается весьма заниженным. Причем он занижен как в восприятии преступления самим виновным лицом, так и в его восприятии окружающими. Такое преступление субъективно «проще» совершить и «легче» оправдать.
В этом отношении рассматриваемые нами демонстративно-протестные преступления, какой бы официальной квалификации они не под-
вергались, являются демонстрацией собственной позиции протестующих, противопоставленной обществу в целом, что делает их схожими с таким криминологическим феноменом как хулиганство и позволяет в последующем изложении использовать учение о детерминации групповых хулиганских действий в объяснении демонстративно-протестной преступности.
Литература
1. Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2020 год (с. 99). URL: https://ombudsmanrf.org/content/ doclad2020 (дата обращения: 21.04.2021). Показательно, что сама Уполномоченный признает в связи этим: «Вероятно, количество несанкционированных публичных мероприятий было бы меньше, если бы уровень диалога органов государственной и местной власти субъектов Российской Федерации и органов местного самоуправления с институтами гражданского общества был выше» (с. 103).
2. Доклад Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации за 2014 год (с. 45). URL: https://ombudsmanrf.org/upload/files/docs/ appeals/ doklad2014.pdf (дата обращения: 21.04.2021).
3. Трофимова Е.О. Проблемы отказа в проведении публичных мероприятий в России // Вопросы российской юстиции. - 2019. - № 2. -С.125-126.
4. Смирнова Н., Шедов Д. Искусство запрещать. Как устроено несогласование митингов и других протестных акций. URL: https://ovdinfo.org/ reports/iskusstvo-zapreta#2 (дата обращения: 21.04.2021).
5. Определение Конституционного Суда РФ от 26.11.2018 № 3089-0 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Просано-ва Игоря Юрьевича на нарушение его конституционных прав пунктом 2 части 2 и пунктом 2 части 3 статьи 6 Федерального закона «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях». URL: http://doc.ksrf.ru/ decision /KSRFDecision371242.pdf (дата обращения: 21.04.2021).
6. Шнайдер Г.Й. Криминология / пер. с нем. Ю.А. Неподаева; под ред. и с предисл. Л.О. Иванова. - М.: Прогресс, 1994. - С. 350351.
7. Гилинский Я.И. Девиантность в обществе постмодерна. - СПб.: Алетейя, 2017. - С. 32-33.
8. Уолш Д. Разновидности позитивизма // Новые направления в социологической теории / пер. с англ. Л.Г. Ионина; вступит ст. Л.Г. Ионина, Г.В. Осипова; общ. ред. Г.В. Осипова. - М.: Прогресс, 1978. - С. 99.
9. Силвермен Д. Некоторые игнорируемые вопросы о природе социальной реальности // Новые направления в социологической теории / пер. с англ. Л.Г Ионина; вступит ст. Л.Г. Иони-
5 -а
сз
<
на, Г.В. Осипова; общ. ред. Г.В. Осипова. - М.: Прогресс, 1978. - С. 286.
10. Постановление Конституционного Суда РФ от 10.02.2017 № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 2121 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И.И. Дадина» // Вестник Конституционного Суда РФ. - 2017. - № 2.
11. Лебон Г. Психология народов и масс. - СПб.: Макет, 1995. - С. 145.
12. Slaughter P. (2011). Of crowds, crimes and carnivals, P. 185. In.: Matthews R., Young J. Eds. (2011). The New Politics of Crime and Punishment. London and New York: Routledge Taylor & Francis Group.
13. Моисеев С.П. Природа и механизмы массового поведения: от классической социологии до современных теоретических моделей: резюме дисс. ... канд. соц. наук. - М., 2020. - С. 2.
14. Тард Г. Преступления толпы / пер. И.Ф. Иорданского; под ред. А.И. Смирнова. - Казань: Типо-лит. Импер. ун-та, 1893 // Тард Г. Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступления толпы / сост. и пре-дис. В.С. Овчинского. - М.: Инфра-М., 2004. -С. 364.
15. Лебон Г. Психология народов и масс. - СПб.: Макет, 1995. - С. 94.
16. Моисеев С.П. Природа и механизмы массового поведения: от классической социологии до современных теоретических моделей: резюме дисс. ... канд. соц. наук. - М., 2020. - С. 17; Окатов А.В. Теории коллективного поведения Г. Лебона и Г. Тарда в контексте современного гражданского общества // Вестник Тамбовского университета. - 2016. - Т. 2, Вып. 2 (6). -С. 5.
17. Крыгина М.В. Проблемы иррациональности массового поведения в контексте социального психоанализа: социально-философский аспект: автореф. дисс. . канд. философ. наук. - Томск, 2004.
18. Slaughter P. (2011). Of crowds, crimes and carnivals, P. 184. In.: Matthews R., Young J. Eds. (2011). The New Politics of Crime and Punishment. London and New York: Routledge Taylor & Francis Group.
19. Hobsbawm, E. (1972). Social Criminality: Distinctions between Socio-political and Other Forms of Crime. Bulletin of the Society for the Study of Labour History, Vol. 25, pp. 5-6.
20.Rule, J. (1979). Social Crime in the Rural South in the Eighteenth and Early Nineteenth Century. Southern History, Vol. 1, pp. 35-53.
MASS PROTEST BEHAVIOR AS AN ELEMENT OF THE | SYSTEM OF DETERMINATION OF DEMONSTRATIVE-^ PROTEST CRIME
СЧ
S Ilyin I.S.
Russian Presidential Academy of the National Economy and Public z Administration
The work examines the determination of both legal and illegal protest. It is shown that the only thing that distinguishes an illegal protest is the fact of its corresponding "marking", caused by the refusal of the authorities to agree on a mass event. It is shown that in case of refusal to dialogue and search for a compromise with the organizers and participants of the alleged protest, refusing to coordinate the protest action, the state stigmatizes the protesters as deviants on the basis of the mere fact of their violation of legal norms, confirms the conventional nature of crime and artificially increases the amount of deviance in society (D. Walsh, D. Silverman). The work recognizes that radical criminological theories cannot be used to understand the causes and conditions of socially dangerous actions committed by participants in a mass event. Their insufficiency is compensated in this case by the theories of mass behavior or crowd behavior (G. Tarde, G. Le Bon). The study shows that from a socio-psychological point of view, the behavior of the modern crowd is qualitatively different from the behavior of the crowd of rioters of the past and the century before last (P. Slaughter). Its protest is characterized by the absence of a full-fledged creative program; it is organized ad hoc according to the principle of "opposing" and not "speaking for", which makes the protest itself largely lack of ideas and devoid of responsible leaders. The destruction of such a protest far exceeds its modernization potential. Without a clear image of the future structure of society, modern protest is expressed in criminal acts, where it is the "demonstration" of the position of the protesters that becomes the main goal. In this respect, demonstrative and protest crimes, regardless of qualifications, are similar in their crimino-logical nature to group hooliganism.
Keywords: protest, determinants, theory, factors, protest behavior, crime, reasons, system, destruction, mechanism.
References
1. Report of the Commissioner for Human Rights in the Russian Federation for 2020 (p. 99). URL: https://ombudsmanrf.org/con-tent/doclad2020 (date accessed: 04/21/2021). It is indicative that the Ombudsman herself admits in this regard: "Probably, the number of unauthorized public events would have been less if the level of dialogue between the state and local authorities of the constituent entities of the Russian Federation and local self-government bodies with civil society institutions was higher" (p. 103).
2. Report of the Commissioner for Human Rights in the Russian Federation for 2014 (p. 45). URL: https://ombudsmanrf.org/ upload/files/docs/appeals/ doklad2014.pdf (date accessed: 21.04.2021).
3. Trofimova E.O. Problems of refusal to hold public events in Russia // Questions of Russian justice. - 2019. - No. 2. - P. 125126.
4. Smirnova N., Shedov D. The art of forbidding. How is the disagreement of rallies and other protest actions arranged. URL: https://ovdinfo.org/reports/iskusstvo-zapreta#2 (date of access: 21.04.2021).
5. Determination of the Constitutional Court of the Russian Federation dated November 26, 2018 No. 3089-0 "On the refusal to accept for consideration the complaint of the citizen Igor Yuryevich Prosanov on violation of his constitutional rights by paragraph 2 of part 2 and paragraph 2 of part 3 of Article 6 of the Federal Law" On meetings, rallies, demonstrations, processions and picketing". URL: http://doc.ksrf.ru/decision/KSRFDe-cision371242.pdf (date of access: 21.04.2021).
6. Schneider G.Y. Criminology / per. with him. Yu.A. Nepodaeva; ed. and with a foreword. L.O. Ivanova. - M.: Progress, 1994. -S. 350-351.
7. Gilinsky Ya.I. Deviance in postmodern society. - SPb.: Aleteya, 2017. - S. 32-33.
8. Walsh D. Varieties of positivism // New directions in sociological theory / per. from English L.G. Ionina; will enter Art. L.G. Ionina, G.V. Osipova; total ed. G.V. Osipova. - M.: Progress, 1978. -P. 99.
9. Silverman D. Some ignored questions about the nature of social
reality // New directions in sociological theory / per. from English L.G. Ionina; will enter Art. L.G. Ionina, G.V. Osipova; total ed. G.V. Osipova. - M.: Progress, 1978. - S. 286.
10. Resolution of the Constitutional Court of the Russian Federation of 10.02.2017 No. 2-P "In the case of checking the constitutionality of the provisions of Article 2121 of the Criminal Code of the
Russian Federation in connection with the complaint of citizen I.I. Dadin "// Bulletin of the Constitutional Court of the Russian Federation. - 2017. - No. 2.
11. Lebon G. Psychology of peoples and masses. - SPb.: Model, 1995. - P. 145.
12. Slaughter P. (2011). Of crowds, crimes and carnivals, P. 185. In.: Matthews R., Young J. Eds. (2011). The New Politics of Crime and Punishment. London and New York: Routledge Taylor & Francis Group.
13. Moiseev S.P. The nature and mechanisms of mass behavior: from classical sociology to modern theoretical models: abstract of thesis. ... Cand. social sciences. - M., 2020. - S. 2.
14. Tarde G. Crimes of the crowd / trans. I.F. lordansky; ed. A.I. Smirnov. - Kazan: Tipo-lit. Imper. University, 1893 // Tarde G. Criminal and crime. Comparative crime. Crowd crimes / comp. and foreword. V.S. Ovchinsky. - M.: Infra-M., 2004. - S. 364.
15. Lebon G. Psychology of peoples and masses. - SPb.: Model, 1995. - P. 94.
16. Moiseev S.P. The nature and mechanisms of mass behavior: from classical sociology to modern theoretical models: abstract of thesis. ... Cand. social sciences. - M., 2020. - P. 17; Okatov A.V. Theories of collective behavior by G. Le Bon and G. Tarde in the context of modern civil society // Bulletin of the Tambov University. - 2016. - T. 2, Issue. 2 (6). - S. 5.
17. Krygina M.V. Irrationality problems of mass behavior in the context of social psychoanalysis: socio-philosophical aspect: author. diss. . Cand. philosopher. sciences. - Tomsk, 2004.
18. Slaughter P. (2011). Of crowds, crimes and carnivals, P. 184. In.: Matthews R., Young J. Eds. (2011). The New Politics of Crime and Punishment. London and New York: Routledge Taylor & Francis Group.
19. Hobsbawm, E. (1972). Social Criminality: Distinctions between Socio-political and Other Forms of Crime. Bulletin of the Society for the Study of Labor History, Vol. 25, pp. 5-6.
20. Rule, J. (1979). Social Crime in the Rural South in the Eighteenth and Early Nineteenth Century. Southern History, Vol. 1, pp. 35-53.
