CC BY
7Проблема финала «Хованщины» в зеркале
Научная статья
удк 78.071 эпистолярного наследия Модеста Мусоргского
Музыкальное образование и наука. 2021. № 2 (15). С. 51-55
Кадыков Николай Сергеевич
Чебоксарское музыкальное училище им. Ф. П. Павлова, Чебоксары, Россия, nikolaj.kadickov@yandex.ru
Опера Модеста Мусоргского «Хованщина» — один самых неоднозначных, противоречивых и окутанных многочисленными тайнами шедевров. Оставшаяся на момент смерти композитора в виде беспорядочного и эскизного клавира, музыкальная драма и на сегодняшний день вызывает у ее исследователей массу неразрешенных и спорных вопросов. Обращение к эпистолярному наследию композитора, в частности, к его переписке с В. В. Стасовым, является одним из возможных способов изучить «творческую лабораторию» композитора.
Ключевые слова: Мусоргский, «Хованщина», письма Мусорского, проблема финала
Для цитирования: Кадыков Н. С. Проблема финала «Хованщины» в зеркале эпистолярного наследия Модеста Мусоргского // Музыкальное образование и наука. 2021. № 2 (15). С. 51-55
51
Original article
The problem of the finale of «Khovanshchina» in the mirror of Modest Mussorgsky's Epistolary Legacy
Music Education and Science. 2021. № 2 (15). Р. 51-55
Kadykov Nikolay S.
Cheboksary Music College named after F. P. Pavlov, Cheboksary, Russia, nikolaj.kadickov@yandex.ru
Opera by Modest Mussorgsky «Khovanshchina» is one of the most controversial, contradictory and shrouded in numerous secrets of masterpieces. Remaining at the time of the composer's death in the form of a disorderly and sketchy clavier, the musical drama still raises a lot of unresolved and controversial questions among its researchers. An appeal to the epistolary heritage of the composer, in particular, to his correspondence with V.V. Stasov, is one of the possible ways to study the «creative laboratory» of the composer.
Key words: Mussorgsky, «Khovanshchina», Mussorgsky's letters, the problem of the final
For citation:: Kadykov N. S. The Problem of the Finale of «Khovanshchina» in the Mirror of Modest Mussorgsky's Epistolary Legacy // Musical Education and Science. 2021. No. 2 (15). P. 51-55
© Кадыков Н. С., 2021
Обращение к эпистолярному наследию любого композитора — своеобразный «живой диалог» с творцами прошлого. Как правило, изначально корреспонденция не рассчитана на широкий круг читателей, так как их содержание носит интимный и исповедальный характер, а также рассуждения о бытовых и прочих будничных проблемах. Однако присущая такой форме общения откровенность и доверительность лишь побуждает любого художника поделиться со своим адресатом творческими замыслами, эстетическими идеалами и мировоззренческими идеями. Таким образом, наби-52 рающая обороты в современной практике тенденция обнародования писем и дневников композиторов порой заставляет широкого читателя не только задуматься об оценке личности их авторов, но и более подробно проследить за сложным творческим процессом, а также в целом переосмыслить восприятие как общепризнанных шедевров, так и малоизвестных опусов.
В отечественной музыкальной культуре подобные опубликованные эпистолярные откровения композиторов приобрели «хрестоматийный» статус. Особую популярность, в том числе среди меломанов, завоевала легендарная переписка П. И. Чайковского и Надежды фон Мекк. Его же корреспонденция с любимым учеником Сергеем Танеевым пользуется интересом среди профессионального круга. Уникальна по своему содержанию и переписка Сергея Прокофьева и Николая Мясковского, крепкая дружба которых завязалась еще с консерваторской скамьи. Однако за последние десятилетия в научной и исполнительской сре-
де значительно выросло внимание к эпистолярному наследию одного из самых незаурядных и самобытных русских композиторов Модеста Петровича Мусоргского. Актуальность обращения к письмам композитора продиктована так называемой проблемой «подлинного Мусоргского», остро поставленной в начале прошлого века в зарубежном и отечественном музыкознании. В контексте данного вопроса именно эпистолярное наследие композитора приобретает особую ценность, так как письма Мусоргского — неопровержимые свидетельства подлинных авторских идей, мыслей и задумок большинства сочинений, которых после смерти Модеста Петровича «коснулась рука» его современников и последователей.
Среди немногочисленного списка дошедших до нас сочинений Мусоргского, пожалуй, «Хованщина» — один самых неоднозначных, противоречивых и окутанных многочисленными тайнами шедевров. Оставшаяся на момент смерти композитора в виде беспорядочного и эскизного клавира, музыкальная драма и на сегодняшний день вызывает у ее исследователей массу неразрешенных и спорных вопросов. Сложность объективной оценки крупномасштабного сочинения Модеста Петровича представляют его незавершенность и неси-стематизированность замыслов в общую драматургическую концепцию оперы. Первый редактор «Хованщины» — «кучкист» и близкий друг композитора Николай Римский-Корсаков, изучив черновики Мусоргского писал: «Настоящего сюжета и плана "Хованщины" никто из нас не знал, и из рассказов Мусоргского, весьма цветастых, кудреватых
и запутанных по тогдашней его привычке выражаться, трудно было что-либо понять как целое и последовательное...» [1, 112] и «...Боже, что за сюжет. Никакой логики и связи; местами вовсе не сценично...» [2, 52].
Одна из острых проблем музыкальной драмы — ее финал, волею судьбы оставшийся незавершенным. Попытку решить этот вопрос вызвались Николай Римской-Корсаков, Игорь Стравинский и Дмитрий Шостакович, в результате чего «Хованщина» сегодня имеет три принципиально различных между собой версии окончания. Однако, обратившись к письмам Мусоргского, попробуем ознакомиться с оригинальным представлением и задумкой Модеста Петровича ка-саемых финала грандиозной по своему замыслу народной музыкальной драмы.
В эпистолярном наследии Мусоргского процесс работы над «Хованщиной» представлен гораздо более подробно и обширно, чем над предшествующим ей «Борисом Годуновым». В отличие от «Бориса», в основу которого легла трагедия Пушкина, идея сюжета большой драмы о восстании стрельцов и церковном расколе принадлежит самому композитору. Главным же консультантом стал близкий друг Модеста Петровича, идеолог «Могучей кучки» Владимир Васильевич Стасов. Ему же Мусоргский и посвятил «самого себя и жизнь свою в этот период» [3, 106]. В виду частого отсутствия Владимира Васильевича в Петербурге, совместная разработка концепции будущей оперы обсуждалась в письмах. С ним же Мусоргский в дальнейшем подробно делился ходом работы. Таким образом, переписка
Мусоргского и Стасова в последнее десятилетие жизни композитора — своеобразная «творческая лаборатория» музыкальной драмы «Хованщина».
Первые упоминания в официальных источниках о «Хованщине» как о целостной продуманной идее появляются с 1872 года. В письмах к Стасову от 16 и 22 июня этого года Мусоргский излагает свою концепцию новой оперы: «А что если Мусорянин да грянет по Руси-матушке! <...> И ковырнули же в конце XVII-го Русь-матушку таким орудием, что и не распознала сразу, чем ковыряют, и, как чернозем, раздалась и дыхать стала. Вот и восприяла сердечная разных действительно и тайно статских советников, и не дали ей, многострадальной, опомниться и подумать: "куда прет?"...» [3, 100]. Из этого письма, стилистика которого наполнена аллегорическим и метафорическим языком, мы узнаем о желании композитора затронуть в опере проблему переломного для России стыка эпох, связанного с реформами Петра I в самом начале его единовластного правления 1698-1700 гг. Главным же действующим лицом Мусоргский видит народ, который планирует рассмотреть с позиции «жертвы» исторического слома и политических интриг власти: «...Пока народ не может поверить воочию, что из него стряпают, пока не захочет сам, чтобы то или то с ним состряпалось, — там же! <...> а народ стонет, а чтобы не стонать, лих упивается и пуще стонет: так же!» [3, 100]. Хотя в письме не упоминается название будущей оперы и ее конкретный сюжет, но композитор уже делает акцент на главную сословную линию драматургии: «Прошу считать сию
эпистолу по порядку нумерации № 1-м, ибо произойдут последовательно и другие эпистолы, вкусов и заквасок разных, но по предмету стрелецкому. Да будет сие памятью нашего нового труда, лихого труда» [3, 100]. Уже в следующем письме к Стасову от 13 июля Мусоргский сообщает о создании специальной тетради, названной «Хованщина, народная музыкальная драма — материалы», начало которой датируется 7 июля. Здесь на титульном листе автор выписал список изучаемых им литературных и исторических источников [3, 257].
Из-за избытка совместных замыслов, далеко выходящих за рамки одной оперы, от многих затей композитору в итоге пришлось отказаться. Еще в начале работы над «Хованщиной» у обоих возникла мысль ввести в качестве персонажей оперы царевну Софью и юного Петра. Вскоре Мусоргский изменил свое решение, посчитав их яркие фигуры лишними для народной музыкальной драмы [3, 121]. Также в оперу из наиболее крупных предполагаемых разделов не вошли «сцена игры в лотерею» из I действия, акт в «Немецкой слободе» и раскольничий суд над Марфой в финальном действии. Подобная избирательность композитора по отношению к накопившимся идеям и замыслам с позиции использования их при разработке сюжета и либретто, во многом шла вопреки мнению Стасова. Однако, критик неоднократно пытался переубедить Мусоргского в неправильности его авторской концепции. Так, к примеру, в письме к Мусоргскому от 18 мая 1876 года Стасов предлагает свою версию развития музыкальной драмы, где наиболее подробно раскрываются харак-
теристики и взаимоотношения главных героев, а смысловые акценты расставлены на интригах и политических заговорах [3, 285-287]. В предположительно ответном письме от 15 июня того же года Модест Петрович в деликатной манере намекнул адресату об уверенности в своем решении идейного плана оперы, но при этом поблагодарил Стасова за «улучшенный» вариант сюжета, над которым пообещал подумать и принять во внимание [3, 184-185].
Своим видением «Хованщины» Мусоргский довольно щедро делился с близким приятелем — поэтом Арсением Голе-нищевым-Кутузовым, общение 53 с которым завязалось как раз во время распада «Могучей кучки» в 1873 году. Дружба с Арсением Аркадьевичем — единственный плодотворный союз в творческой биографии композитора. Именно на его поэтические тексты были созданы вершины камерно-вокальной лирики Мусоргского — баллада «Забытый» (1874), циклы «Без солнца» (1874) и «Песни и пляски смерти» (1875-1877). Параллельно «Хованщине», совместно с Го-ленищевым-Кутузовым, Мусоргский работал над либретто для оперы «Сорочинская ярмарка» по повести Н. В. Гоголя. В одном из первых писем от 22-23 июля 1973 года композитор информирует поэта о начале своей работы над «Хованщиной» и сообщает о разработке материала для сцены «любовного отпевания» Марфой Хованского-младшего и сцены колдовства [3, 119].
К сюжету окончания музыкальной драмы композитор обратился еще на начальном этапе работы над «Хованщиной» в 1873 году. В одном из писем, адре-
сованном Полине Степановне Стасовой от 23 июля 1873 года, Мусоргский подробно делится своими планами о заключительном действии, где в центре внимания должно быть «на мотив колдовства отпевание» князя Андрея Хованского Марфой и самосожжение Досифея с другими раскольниками [3, 121]. Этим же днем Мусоргский, окрыленный своими идеями, пишет письмо Владимиру Стасову, где также описывает сюжет последнего акта и добавляет: «говорил с путным попом насчет характера напевов раскольничьих... но о совете путного попа забыл, пока не понадобился мотив для канта 54 Досифея и для купельного канта при самосожжении. Сообщил Корсиньке (Римскому-Корсако-ву. — Н. К.) — пришел в совершенное удовольствие от проекта колоратурного церковного напева всем хором в унисон <...> раскольничий вой будет прекрасным контрастом петровской теме» [3, 122]. Здесь под словом «проект» композитор подразумевает задумку исполнения хором в унисон ритмически и мелодически сложного подлинного старообрядческого песнопения. Также понятие «колоратурный» в данном контексте можно расценить как «архаичный». Такой же принцип «старинного» тематиз-ма и фактурного изложения Мусоргский избирает для первого (в последнем действии) раскольничьего хора, «когда они выходят к гробам, приготовляясь к самосожжению» [3, 130].
Такой «колоратурный напев» для заключительной сцены самосожжения Мусоргский заполучил в декабре 1873 года от Любови Ивановны Кармали-ной — певицы-любительницы и пианистки, ученицы Глинки и
Даргомыжского, собирательницы народных песен.
Благодаря сохранившимся рукописям композитора, до наших дней дошли четыре раскольничьих напева, записанных Кар-малиной с фольклорных экспедиций по Кавказу: «Удивляшеся Ирод», «Боже, отче всемогущий», «Боже, приидоша время» и сама «Раскольничья молитва, петая Прасковьей Царицей (дер. Еленовки, Эриванской губ.)», вошедшая в финал оперы.
Вдохновленный «колоратурой» «Раскольничьей молитвы», Мусоргский в письме к Кар-малиной от 23 июля 1874 года благодарит Любовь Ивановну за предоставленный материал и делится своей задумкой использования этой темы в финале музыкальной драмы: «Столько в ней страды, столько безотговорочной готовности на все невзгодное, что без малейшего страха я дам ее унисоном в конце "Хованщины", в сцене самосожигания. Мелизмы (род группеток) я вполне понимаю, и в хоре unisono in 8va напев мелизматический повеет стариной и правдой; самый псевдоцерковный текст песни очень кстати» [3, 147]. По такому «сценарному плану» начат в наброске незавершенный композитором фрагмент заключительного хора оперы (автограф № 95).
Последнее упоминание о «Хованщине» и ее финале встречается в письме к Стасову от 5 августа 1880 года. В нем Мусоргский сообщает: «...из "Хованщины" осталось дописать маленький кусочек сцены самосожжения, и тогда она вся готова» [3, 223]. В следующем послании от 22 августа композитор вновь подтверждает готовность оперы, но при этом просит критика при личной встрече обговорить за-
трудненность окончания заключительной сцены, которая «в полнейшей зависимости от сценической техники» [3, 223]. Исходя из обозначенной в письме проблеме завершения оперы, можно сделать следующий вывод: создавая «Хованщину», Мусоргский одновременно выступил не только как композитор и драматург, но и как режиссер, чье окончательное композиторское и драматургическое решение во многом зависело от его режиссерского театрально-сценического мышления. Ориентируюсь на это письмо, музыковед и текстолог Андрей Римский-Корсаков трактует эту проблему так: «Можно предположить, что Мусоргскому показалось затруднительным закончить сцену самосожжения <...> пока ему не будет ясно, как это самосожжение инсценировать: дело было задолго до представлений вагнеровских опер с эффектами огня и пара <... > впервые показанными Петербургу немецкой труппой Неймана...» [4, 358]. О том, состоялась ли встреча Мусоргского со Стасовым на предмет решения проблемы финала, — никаких документальных подтверждений нет. Окончание сцены самосожжения Мусоргским так и не было написано.
Рукопись же финала «Хованщины» представляет собой незавершенный хоровой эскиз, музыкальный материал которого основан на тематизме «Раскольничьей молитвы», подаренной Кармалиной. Лишь во второй строфе (куплете) хора контрапунктом приписана оркестровая партия (в клавире) с ремаркой дпа21 р^и. — по всей видимости, Мусоргский планировал инструментовать этот музыкальный материал с использованием приема пиццикато струнной группы ор-
кестра. Однако последний такт второй строфы не имеет заключительной двойной черты, «а потому невольно возникает вопрос, здесь ли конец всей драмы, или Мусоргский предполагал сочинить еще музыку сцены... » [5, XIV]. На незавершенность этого автографа указывает также отсутствие даты работы и каких-либо сценических ремарок, что для Мусоргского-драматурга чрезвычайно важно. В таком виде рукопись после смерти Мусоргского попала в руки Римско-му-Корсакову, затем от него к Дягилеву, и, наконец, к Стравинскому. Публикация же полного авторского клавира «Хованщины», составленного по подлинным рукописям в 1931 году Ламмом, стала основой для Шостаковича новой оркестровой редакции и финала, трансформировавшегося в развернутый эпилог.
Ориентируясь на письма Мусоргского — как единственный подлинный источник авторской задумки завершения большой музыкальной драмы, — можно более явно определить принципиальные различия трех существующих версий окончания «Хованщины» с оригинальной концепцией Модеста Петровича. Однако ставшие репертуарными редакции и финалы Римско-го-Корсакова, Стравинского и Шостаковича представляют собой три отличных друг от друга интерпретации грандиозной музыкальной драмы Мусоргского, что особо выделяет ее среди шедевров мировой оперной литературы.
Список истоников
1. Римский-Корсаков Н. Летопись моей музыкальной жизни. М.: Музыка, 1980. 454 с.
2. Кунин И. Ф. Николай Андреевич Римский-Корсаков. М.: Музыка, 1983. 138 с.
3. Мусоргский М. П. Письма. М.: Музыка, 1981. 359 с.
4. Мусоргский М. П. Литературное наследие. М.: Музыка, 1971— 1972. 2 т.; 22 см. [Кн. 1]: Письма, биографические материалы и документы / сост., авт. вступ. статьи и коммент. А. А. Орлова. 1971. 400 с.
5. Мусоргский М. П. Полное собрание сочинений. Т. 2. Хованщина: нар. муз. драма: В 5-ти д. М.: Музгиз; Вена: Универс. изд-во, 1932. XX, 371 с.
Информация об авторе
Н. С. Кадыков — дирижер симфони- 55
ческого оркестра
Information about the author
N. S. Kadykov — conductor of the
Symphony Orchestra
Статья поступила в редакцию 01.10.2021; одобрена после рецензирования 12.10.2021; принята к публикации 12.12.2021. The article was submitted 01.10.2021; approved after reviewing 12.10.2021; accepted for publication 12.12.2021
