Научная статья на тему 'Признаки потерпевшего в ст. 282 уголовного кодекса РФ: попытка толкования'

Признаки потерпевшего в ст. 282 уголовного кодекса РФ: попытка толкования Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1347
77
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Признаки потерпевшего в ст. 282 уголовного кодекса РФ: попытка толкования»

М. В. Костромичева

ПРИЗНАКИ ПОТЕРПЕВШЕГО В СТ. 282 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РФ: ПОПЫТКА ТОЛКОВАНИЯ

Одной из отличительных особенностей ст. 282 УК РФ является широ-кий спектр признаков потерпевшего , представленных в данной норме, диспо-зиция которой включает «действия , направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии , а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации». Известно, что признаки потерпевшего могут быть общими («физическое ли-цо», «гражданин» и др.) и специальными («невменяемый», «несовершенно-летний» и др.), содержать количественные («лицо», «группа лиц» и др.) и ка-чественные («военнослужащий», « государственный деятель» и др.) характе-ристики [Анощенкова, 2006]. Как видно из представленного текста ст . 282 УК РФ, в диспозиции данной нормы представлены как количественные, так и качественные признаки потерпевшего.

С В. Анощенкова отмечает, что «некоторые признаки потерпевшего имеют значение при криминализации и квалификации преступлений» [Анощенкова, 2006]. Наличие одного или нескольких признаков потерпевшего, выделяемых в диспозиции ст. 282 УК РФ, является обязательным при выявлении состава преступления по сути данной нормы. Сразу отметим, что по сути ст. 282 следует говорить только о физическом лице в качестве потерпевшего, поскольку сами деяния, составляющие объективную сторону преступления, могут относиться только к физическому лицу (лицам). Испытывать ненависть можно только к людям, даже когда эти люди входят в объединение, имеющее статус юридического лица (например, являются членами политической партии), тем более нельзя унизить достоинство организации (но можно нанести вред ее репутации), так как юридическое лицо - организация не может испытывать нравственных и физических страданий (но может нести убытки) [Скловский, 2005].

Количественная характеристика потерпевшего в диспозиции ст. 282 УК представлена терминами «человек» и «группа лиц». При этом, как следует из синтаксического строения диспозиции, данная характеристика относится только ко второму виду деяния, а именно - к унижению достоинства. И здесь возникает проблема понимания количественного состава потерпевших по первому виду деяния (возбуждение ненависти либо вражды ). Так, существует мнение, что пропаганда исключительности либо, наоборот, неполноценности может иметь место только в том случае, когда речь идет не об отдельных

представителях этнических групп или религиозных конфессий , а в целом об этих группах или конфессиях [Уголовное право России, 2006]. Возникает вопрос: возбуждение ненависти к отдельному лицу именно в связи с его национальной или религиозной принадлежностью образует состав преступления по сути ст. 282? Можно ли считать преступным возбуждением вражды к лицу такое, например , высказывание (речь идет о Николае Сванидзе): «По-моему этот грузинский еврей - самый тупой из этой когорты. На него грех, убогого, обижаться. А вот допускать его на русские каналы, кормить с русской руки не надо. Для этого есть еврейская и грузинские диаспоры»38? В данном высказывании , помимо прямых оскорблений в адрес Н. Сванидзе , содержится и выражение дискриминационного отношения к нему в форме призыва ограничить доступ лица к определенному виду деятельности по национальному признаку, что является одной из форм возбуждения вражды [Наумов, 2005].

Возражая против термина «лицо», употребляемого законодателем, Н.И. Матузов пишет: «Этот термин, по существу, не является научной социологической категорией, стоящей в ряду таких понятий, как личность, человек... гражданин. Это всего лишь обиходное выражение...» [Анощенкова , 2006]. Точка зрения спорная - как юридическая категория термин «лицо» вполне употребим. Проблема же, как представляется, может заключаться в другом, а именно - в использовании понятия «группа» (данный термин в диспозиции статьи встречается дважды). На первый взгляд, законодатель стремится наи-более широко в количественном плане представить возможный круг потер-певших, см., например: «направленность действия на унижение националь-ного достоинства небольшой группы или даже отдельных представителей определенной нации определяется именно его принадлежностью к данной нации. При совершении преступления в этой форме определяющее значение принадлежит не личности потерпевшего и его персональным качествам, а его принадлежности к той или иной нации» [Уголовное право России, 2006]. Од-нако возможен и другой взгляд: если в правовой норме речь идет только о группе лиц, то можно ли говорить об отнесении деяния ко всем представите-лям ( национальности, религии) в целом? Совершенно справедливо замечание М.А. Осадчего: «Вопрос отнюдь непраздный: статья 282 УК однозначно предусматривает ответственность за возбуждение негативных эмоций в адрес отдельного представителя (представителей ) группы («человека либо группы лиц»). С этой точки зрения относительно мало проблем вызывают случаи, когда в материалах экстремистского содержания хотя и не содержатся обра-зы конкретных лиц, но выражена агрессия в отношении «представителей» группы. <...> В то же время неясно, какую оценку давать текстам, в которых не содержится ни конкретных персонажей, ни открытого побуждения к дей-ствиям против представителей группы - только обобщенный негативный об-раз самой группы» [Осадчий, 2007, с. 70-71]. Следует отметить, что «форми-

См.: Сколько волка ни корми, все равно в лес смотрит // http://orel-dozor.livejournal.com/83964.html

рование негативного образа всей группы» обычно вводится в список наибо-лее типичных используемых средств возбуждения национальной вражды [Уголовное право России, 2004].

Обратившись к качественным (демографическим , по классификации С. В. Анощенковой) признакам потерпевшего (а именно, признакам пола, ра-сы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, принад-лежности к какой-либо социальной группе), мы увидим, что вопросов здесь возникает не меньше.

Так, по нашему мнению, в рамках ст. 282 наименее востребованным (с точки зрения правоприменения) является признак пола («пол» - « Каждый из двух генетически и физиологически противопоставленных типов живых существ (мужчин и женщин , самцов и самок)» [Современный толковый сло-варь русского языка, 2008, с. 564]). Если проблемы дискриминации по поло-вому признаку на сегодняшний день еще существуют (например, при приеме на работу), то практически трудно представить, в чем конкретно может воплотиться «действие, направленное на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства» по признаку пола (не считать же таковым, например, высказывание «все бабы - дуры»). Если обратиться к законодательству других стран (например, США), где практика применения законодательства о преступлениях на почве ненависти ориентирована на защиту прав социальных групп, исторически наиболее подверженных дискриминации и притеснению, то здесь, при всей однобокости такого подхода [Антипов 2008], признак «пола» трансформировался в признак «сексуальной ориента-ции » и «факт смены потерпевшим своего пола (трансгендерность)»: «основ-ной признак преступлений на почве ненависти состоит в следующем: ответственности подлежат лица, умышленно совершающие посягательства на представителей определенных социальных групп из-за того, что те наделены некоторыми особенностями» [Там же]. В российской же практике данное положение не работает. Например , в высказывании тамбовского губернатора Олега Бетина «Толерантность?! К черту! Гомиков надо рвать. И по ветру бросать их куски» состава преступления ( по ст. 282) не нашли, поскольку «гомосексуалисты не являются отдельной социальной группой» [Тельпис, 2008], при этом, как видим, вопрос «пола» и не рассматривался, речь шла только об отнесении гомосексуалистов к социальной группе. Сегодня можно только предполагать, изменится ли российское законодательство в сторону «гипертолерантности» по признаку сексуальной ориентации, но то, что положение о возбуждении ненависти либо вражды или унижения достоинства по признаку пола требует правового разъяснения - это факт.

Наиболее ясными являются такие признаки, как раса и национальность. Национальность - это обобщенное обозначение таких понятий, как нация, народность и т.п.; обозначение принадлежности человека (или группы лю-дей) к определенной нации (или группе) [Исаев, 2003, с. 101]. В ряде роман-ских государств национальность - термин, применяемый для обозначения

гражданства или подданства, а также отношений принадлежности лица к определенному национальному государству, не совпадающих полностью по своему содержанию с отношениями гражданства (так, в Мексике гражданами признаются лица, обладающие мексиканской национальностью, достигшие совершеннолетнего возраста и, кроме того, «ведущие достойный образ жизни» [Барихин, 2006, с. 387-388]). Раса - «исторически сложившаяся часть человечества, объединенная общностью наследственных физических признаков (цветом кожи, глаз, формой волос, черепа и др.» [Современный толковый словарь русского языка, 2008, с. 680]. Принято выделять четыре больших ра-сы: негроидную, близкую к ней австролоидную, европеоидную и монголоид-ную. За ними закрепились атрибутивные названия по цвету кожи их предста-вителей: черная (негроидная и австролоидная), белая (европеоидная) и жел-тая (монголоидная) расы.

На первый взгляд, понятия «национальность» и «раса» в достаточной мере отражают именуемый признак. Однако следует отметить, что для российской действительности актуальны и такие понятия, как «лицо кавказской национальности» и более широкое - «лицо южной национальности», при этом к последнему относят жителей не только Кавказа и Закавказья, но и Средней Азии, то есть налицо объединение в рамках одного понятия лиц, имеющих разную национальность и принадлежащих к разным расам (см., например, «чурка»: «Житель Кавказа, Закавказья и Средней Азии» [Елистра-тов, 2005, с.

39

470] ). И такая неопределенность может иметь правовые по-следствия. Так, летом 2009 г. многие СМИ озвучили заключение эксперта пе-тербургского Центра судебных экспертиз Елены Кирюхиной, которая не смогла однозначно определить ксенофобский характер выкриков «Убивай хача, мочи хача !», «Бей чурбанов, бей черных!», «Убей хачей!» ( которыми сопровождалось групповое избиение школьника Тагира Керимова), ссылаясь, в том числе, и на «расплывчатость значения» этнонимов «хач», «черный», «чурбан»40. Исходя из лексикографической трактовки ненормативных этно-нимов (ср.: хач: «Мол. Пренебр. Житель Кавказа»; хачик: « жарг. Азербай-джанец» [Квеселевич, 2003, с. 922], «Пренебр. 1. Армянин. 2. Представитель одной из кавказских народностей» [Мокиенко, Никитина, 2001, с. 644]), при-ходится признать, что для заявления о «расплывчатости значения» у эксперта

Отдельно следует поставить вопрос о правомерности использования в дефинициях приведенного здесь лексикографического источника самих формулировок «т.н. «лицо кавказской национальности», «т.н. «лицо южной национальности», например: обезьяна - «Т. н. «лицо южной национальности»» [Елистратов, 2005, с. 254], черножопый, черномазый - «1. Негр. 2. Т. н. «лицо южной национальности»» (кавказец или житель Средней Азии)» [Там же, с. 463], а также об отсутствии каких-либо помет при явно оскорбительных номи-нациях.

40

В тексте экспертизы: «... Призывы «Убивай хача, мочи хача!», «Бей хача!», «Бей чурбанов!», «Бей чер-ных!» в отношении представителей этнокультурной группы народов Кавказа из-за расплывчатости значения слов «хачей», «черных», «чурбанов» может употребляться как иронически, в шутку, так и всерьез, с агрес-сией; смысл его употребления в максимальной степени зависит от коммуникативной ситуации...» [Тучин-ская, 2009а; 2009б].

были (конечно, чисто формальные) основания. Отметим: повторная (комис-сионная) экспертиза опровергла это заключение.

В свете сказанного, может быть, стоит вообще задуматься над использованием одного - обобщающего - термина, который мог бы снять указанные проблемы. По нашему мнению, такую задачу могло бы решить введение понятия «этнический признак», учитывая научное представление об этносе как о сложной системе, включающей разнообразные параметры: «При этом каждый из этнических параметров может иметь и свою форму, и свое содержание. Отдельные факторы, признаки не выделяют этнос как тип, но будучи пропущенными через призму самосознания, они формируют и тип этноса. Так, например, к одному этносу могут относиться люди, принадлежащие к разным расам или даже говорящие на разных языках» [Герд, 2001, с. 50-51].

Как известно, в основе ненормативных этнонимов могут лежать разные мотивирующие признаки: среда обитания (обозначения географической реалии, объектов животного мира, объектов растительного мира); язык (типич-ный для определенного этноса антропоним, имитация такого антропонима, слово из речи, специфика фонетической организации речи, акцента); внеш-ний вид и перцептивный образ (особенности пигментации кожи (черная или смуглая); разрез глаз ( узкие); форма носа (большой, с « горбинкой»); образ жизни и деятельности, быт (пищевые привычки, одежда, специфика домаш-него хозяйства); политический, социальный, религиозный статус; националь-ные черты характера; культурные аллюзии [Березович, 2007, с. 118-123]. Ка-ждый из представленных признаков в случае использования ненормативного этнонима неразрывно связан с понятиями национальности или расы. Напри-мер, этнофолизмы41 «косоглазый», «узкопленочный» отражают внешний вид именуемого лица и одновременно содержат указание на узкий разрез глаз как характерную черту монголоидной расы. Языковые и национальные особенности при образовании этнофолизмов также тесно переплетены. Например, номинация «абрамгутанг» («еврей») - результат сложного процесса: контаминации популярного еврейского имени собственного (Абрам) и зоометафо-ры («орангутанг»). На основе использования характерного словообразова-тельного для образования национальных фамилий типа создаются фамилии-этнофолизмы: например, в этнониме «пшебздинский» («поляк») актуализируются несколько признаков - словообразовательный тип, характерный для образования национальных фамилий, пародирование типичных для польско-го языка шипящих звуков и наложение узнаваемого грубо-просторечного слова . Таким образом, образование ненормативного этнонима происходит по двум признакам одновременно - национальному и языковому.

И здесь мы возвращаемся к понятию национальности, которая определяется совокупностью целого ряда факторов, но прежде всего языком, приверженностью к традициям и культуре определенного народа. По нашему

Этнофолизмы - уничижительные наименования другого этноса [Грищенко, Николина, 2006, с. 175].

мнению, любой вид разжигания розни по языковому признаку автоматически включается в разжигание национальной розни. И в таком случае возникает закономерный вопрос: зачем отдельно выносить языковой признак в диспозицию ст. 282, если данный признак является одним из основных при определении национальной принадлежности ? И вновь отметим: введение термина «по этническому признаку» (в качестве обобщающего для понятий «нация», «раса», «язык») могло бы снять вопрос о разжигании «языковой розни».

При выявлении факта разжигания розни по признаку отношения к религии также могут возникнуть определенные сложности. Приведем один характерный пример. Представители конфессиональных групп, не относящихся к основным мировым религиям, обычно очень болезненно реагируют на именование «секта», при том, что в русском языке, если ориентироваться на данные лексикографических источников, само по себе слово «секта» не содержит негативной оценки и употребляется в констатирующем значении «Религиозная община, отколовшаяся от господствующей церкви» [Словарь русского языка, 1984, с. 71]. При анализе спорного текста вполне правомерно может возникнуть вопрос об оценке противопоставления православной религии и сектантства как о разжигании религиозной розни , см., например, высказывание: «сектантство подрывает глубинные устои православной веры как основополагающей в нашем обществе, а значит, и в самой России» [Ба-лакин, 2007]. Но оппозиционность к господствующим религиям есть естест-венное свойство любого религиозного течения, подпадающего под понятие секты: подобный вывод позволяет сделать тот факт , что указание на противопоставление сектантства включено в дефиницию слов «секта» - «Религиозное объединение, исповедующее вероучение, отличающееся от принятого Церковью и противопоставленное ему» [Толковый словарь современного русского языка, 2005, с. 713], «сектантство » - «Общее название различных религиозных групп , общин , отколовшихся от какой-л. из господствующих религий (буддизма, ислама, христианства и др.) и находящихся к ним в оппозиции » [Словарь русского языка, 1984, с. 71]. Можно ли считать приведенное выше высказывание противопоставлением интересов разных конфессиональных групп, подпадающим под понятие «возбуждение религиозной вражды», или только констатацией факта, что такое противопоставление существует, если оппозиционность интересов православия и сектантства - это признан-ный факт? Проблема трудноразрешима42.

Следующий признак, вынесенный в диспозицию анализируемой нормы, - происхождение, которое определяется как «принадлежность по рождению (к какой-л. социальной группе, местности и т.п.)» [Современный толковый словарь русского языка, 2008, с. 633]. По нашему мнению, признак принадлежности по рождению к какой-либо местности перекрещивается с этническим признаком и на практике находит выражение в использовании, в ча-

См. подробный анализ спорного текста [Власова, Костромичева 2009, с. 12-19].

стности, этнофолизмов (см. «чурка» - « о коренном жителе Кавказа или Средней Азии» [Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи, 2004, с. 718]).

Происхождение как принадлежность к какой-либо социальной группе является полным повтором последнего выделенного в диспозиции ст . 282 признака: «а равно принадлежности к какой-либо социальной группе». Дан-ный признак позднее других был введен в ст. 282 (в 2003 г.), и именно с ним связано подавляющее большинство претензий, предъявляемых к данной ста-тье УК. Как показывает практика применения нормы, когда «социальными группами» признаются «чиновники», «работники мэрии» и под., претензии вполне обоснованны, но вопрос о правовом применении понятия «социаль-ная группа» по сути ст. 282 остается как никогда актуальным.

Само по себе понятие «социальная группа» является весьма неопределенным, что становится понятным при обращении к специализированным социологическим источникам. Так, понятие «социальная группа» определяют как «объединение индивидов, взаимодействующих между собой в рамках принятых норм для достижения групповых целей » [Социология, 2008, с. 898], «совокупность людей, выделенная на основе какого-либо одного или нескольких общих для них социальных или психологических признаков» [Немов, Алтунина, 2008, с. 349], а согласно «Большому толковому социоло-гическому словарю», «группа - коллектив или множество индивидов (людей или вещей), ограниченных неформальными либо формальными критериями членства. Социальная группа существует тогда, когда ее члены вовлечены в социальные интеракции, включающие взаимные роли и связи. <...> С точки зрения членства, социальные группы могут быть также относительно откры-тыми и подвижными (группы друзей) и закрытыми и неподвижными ( масон-ские ложи)» [Джерри, Джерри , 2001, с. 147-148]. Если попытаться более подробно рассмотреть понятие « социальная группа», то мы вынуждены бу-дем прийти к неутешительному (в смысле правоприменения) выводу: под данное понятие подходят абсолютно все объединения людей - от группы друзей до человечества вообще, недаром «по Альбиону Смолу, термин «со-циальная группа» является «наиболее общим и бесцветным термином, ис-пользуемом в социологии в отношении к сочетаниям людей»» [Там же]. Подводя итог нашим размышлениям, приведем следующее мнение (выска-занное по поводу «экстремистского хулиганства», но вполне подходящее и к ст. 282 УК РФ): «если мотив расовой, национальной, этнической, религиоз-ной и даже идеологической ненависти или вражды более-менее понятен, то совершенно неясно, что представляет собой мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Беда в том, что отсутствуют сколько-нибудь ясные критерии для отнесения людей к той или иной соци-альной группе. Какими они должны быть: имущественными, профессиональ-ными, служебными, основанными на общности интересов, формализованны-ми или нет -неизвестно <...>. В складывающейся ситуации как «экстреми-

стское» хулиганство (со всеми вытекающими юридическими последствиями) можно расценить и первомайские призывы сторонников компартии типа «долой богатых», и оскорбительные выходки фанатиков какого -либо фут-больного клуба в отношении других болельщиков, и нецензурную брань про-валившего сессию студента-неудачника в отношении профессорско-преподавательского состава вуза, и т.д., и т.п. Интересно, а может ли быть признано «экстремистским» хулиганством враждебное (и рекламируемое с экрана) поведение героев бесчисленных телесериалов о работниках правоохранительных органов по отношению к профессиональным или рецидивным преступникам, т. е. к лицам, принадлежащим ко вполне определенной социальной группе?! Отсутствие приемлемых правовых признаков какой-либо социальной группы по существу размывает границы уголовной репрессии: при желании хулиганом-экстремистом можно считать любого человека, выразившего в грубой, циничной форме несогласие с поведением или образом жизни представителя (представителей) какой-нибудь общности, не запрещенной законом» [Кибальник, Соломоненко 2008].

Обобщая все вышесказанное, согласимся с мнением М.А. Осадчего: «термин «социальная группа» потенциально имеет несколько толкований. Под социальной группой можно понимать любые группы, составляющие со-циум. К таковым относятся и расовые, и национальные, и религиозные, и языковые группы - как элементы человеческого общества. Однако термин «социальная группа» может иметь и более узкое определение (которое, по всей видимости, и подразумевает закон): совокупность человеческих инди-видов, объединенных социальными (неприродными, небиологическими) при-знаками, как то: профессия, политические и философские убеждения, хобби, стиль жизни, место проживания и т.п. Этот список принципиально бесконе-чен» [Осадчий 2007, с. 67]. Добавим, что принципиальная бесконечность списка, предложенного М.А. Осадчим, вряд ли сможет улучшить правопри-менение . И в связи с этим, считаем, что официальное разъяснение по поводу понятия «социальная группа» - это насущная необходимость. Такое разъяс-нение должно опираться, прежде всего, на реальную судебную практику (на-пример, на случаи, связанные с квалификацией в качестве социальных групп лиц, объединенных профессиональными интересами, входящих в различные общественные объединения, политические партии). Как социальные группы, обязательно подлежащие правовой защите, должны быть выделены и группы лиц, статус которых в сознании подавляющего большинства людей традици-онно высок, такие как ветераны, пенсионеры (в том числе, объединенные и общим профессиональным признаком ). Так, примером унижения достоин-ства по признаку принадлежности к социальной группе, заслуживающим , по нашему убеждению, правовой оценки, является оскорбление ветеранов, ко-торых «бывший диссидент» Александр Подрабинек назвал «вертухаями» и

См. о частном случае оскорбления отставных военных [Костромичева 2009, с. 119-124].

«палачами». Отметим, что даже факт такого явного оскорбления вызвал неоднозначную реакцию44. Участники движения «Наши» устроили пикет у дома Подрабинека, что было расценено как травля «журналиста-правозащитника» и повлекло, в свою очередь, оскорбления в адрес членов движения (тоже, к слову, представителей социальной группы), названных в прессе «политические шавки», «онашисты»45.

Отметим, что приведенное выше мнение М.А. Осадчего по поводу признака «принадлежность к социальной группе» является едва ли не единственным, выраженным более или менее конкретизированно. Обычно в комментариях к Уголовному кодексу только упоминается о криминализации действий, направленных на пропаганду социальной розни без разъяснения самого понятия. Даже признанный специалист в области лингвистической экспертизы вербального экстремизма Е.И. Галяшина, приведя несколько определений термина «социальный», довольно уклончиво завершает: «Таким образом, термин «социальный» наиболее широкий по содержанию, которое включает в себя признаки «религии», «пола», «происхождения», «языка», перечисленные выше. К сожалению, объем работы не дает возможности рассмотреть их подробно, тем не менее полагаем не лишним дать в этой работе еще ряд кратких толкований основных понятий » [Галяшина, 2006, с. 47] (да-лее следуют определения понятий «религия», «язык», «происхождение» и «пол»). Желание уйти от комментария вполне объяснимо: на сегодняшний день «принадлежность к социальной группе» - самая неопределенная и спорная часть 282 статьи УК РФ. Наш вывод может показаться парадоксаль-ным, но если «социальный» признак является объединяющим для всех ос-тальных признаков потерпевшего, то все без исключения признаки могут быть объединены в диспозиции анализируемой нормы, а само деяние, обра-зующее состав преступления по сути ст. 282 УК РФ, может быть представле-но как «действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признаку при-надлежности к какой-либо социальной группе» либо «действия , направлен-ные на разжигание социальной розни». В любом случае, многие упреки в ад-рес неоднозначного правоприменения в области «разжигания социальной розни» могут быть сняты, если будет выработана единая правовая концепция понятия «социальная группа», а при разъяснении данного понятия будет дос-таточно ясно определен круг групп, которые следует считать «социальными группами» как по букве, так и по духу закона.

Представленные здесь размышления мы обозначили как попытку толкования, хотя понимаем, что, по сути, вряд ли наше исследование внесло ясность в поставленные вопросы. Единственный очевидный вывод заключается в том, что эффективное правоприменение 282 статьи Уголовного кодекса РФ будет возможно только тогда, когда будут даны официальные разъяснения законодателя по вопросам правоприменения данной нормы, основанные как

44

См.: [Лекарев 2009], [Вассерман 2009], [Кузовлев 2009], [Пастухов 2009] и др. публикации.

451—I

По поводу последнего см., например, отнесение к инвективным специальных негативно-оценочных окказиональных образований, создаваемых с целью оскорбить, унизить адресата, подчеркнуть со стороны гово-рящего (пишущего) активное неприятие адресата, его деятельности, поступков, презрение к нему и т.п. (коммуняка, дерьмократ и т.п.) [Грачев, Маркова, 2009, с. 53].

на анализе имеющейся практики, так и на переосмыслении и корректировке самих понятий, входящих в диспозицию статьи.

Библиографический список

1. Анощенкова С.В. Уголовно-правовое учение о потерпевшем / под. ред. Н.А. Лопашенко. - М.: Волтерс Клувер, 2006. - 248 с. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

2. Антипов Д.Н. Законы США о преступлениях на почве ненависти (hate crime laws) как модель криминализации общественно опасных форм экстремизма // Международное уголовное право и международная юстиция.

- 2008. - № 1. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

3. Балакин В. Мценский срез // Орловский вестник. - 21 марта 2007 г. -№ 12 (№ 760).

4. Березович Е.Л. Язык и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. - М.: «Индрик», 2007.

5. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. -СПб.: Норинт, 2004.

6. Вассерман А. Шизофреническая глупость и воинствующее свинство // Экспресс-газета. - 5 октября 2009 г. - № 40 (765).

7. Власова Л. А., Костромичева М.В. О лингвистической оценке спорных высказываний с актуализированным религиозным компонентом // Язык. Речь. Речевая деятельность: Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск одиннадцатый. - Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. НА. Добролюбова, 2009. - С. 12-19.

8. Галяшина Е.И. Лингвистика vs экстремизма: В помощь судьям, сле-дователям, экспертам. - М.: Юридический мир, 2006.

9. Герд АС. Введение в этнолингвистику: Курс лекций и хрестоматия.

- СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2001.

10. Грачев М.А., Маркова Т.Д. Языковой экстремизм: из опыта лингво-экспертных исследований. - Нижний Новгород: Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова, 2009.

11. Грищенко А.И., Николина Н.А. Экспрессивные этнонимы как приметы языка вражды // Язык вражды и язык согласия в социокультурном кон-тексте современности. Коллективная монография. / Отв. ред. И.Т. Вепрева, Н.А. Купина, О.А. Михайлова. // Труды Уральского МНИОНа. -Вып. 20. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2006.

12. Джери Давид, Джери Джулия. Большой толковый социологический словарь. - Т. 1. - М.: Вече, 2001.

13. Елистратов В.С. Толковый словарь русского сленга. - М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005.

14. Исаев М.И. Словарь этнолингвистических понятий и терминов. - 3-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2003.

15. Квеселевич Д.И. Толковый словарь ненормативной лексики русско-го языка. - М.: ООО «Издательство «Астрель»; ООО Издательство АСТ», 2003.

16. Кибальник А., Соломоненко И. «Экстремистское» хулиганство

- нонсенс уголовного закона // Законность. - 2008. - № 4. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

17. Костромичева М.В. Об одном случае инвективного употребления // Русский язык в деятельности юриста: Право, этика, культура, нравственность: Материалы международной научно-практической конференции / под ред. А.Е. Жукова, Е.Э. Грибанской. - Брянск: БФ Мос У МВД России, 2009. -С.119-124.

18. Кузовлев В. Не подкалывай, обидно! // Орловский меридиан. - 28 октября 2009 г. - № 43 (552).

19. Лекарев С. Ностальгия по антисоветским шашлыкам // Аргументы недели. - 1 октября 2009 г. - № 39 (177).

20. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона.

- СПб.: «НОРИНТ», 2001.

21. Наумов А. В. Практика применения Уголовного кодекса Российской Федерации. Комментарий судебной практики и доктринальное толкование / под ред. Г.М. Резника. - М.: Волтерс Клувер, 2005. / Справочно-правовая система Консультант Плюс.

22. Немов Р.С., Алтунина И.Р. Социальная психология: Учебное посо-бие. - СПб.: Питер, 2008.

23. Осадчий М.А. Правовой самоконтроль оратора / Михаил Осадчий. - М.: Альпина Бизнес Букс, 2007.

24. Пастухов В. Онашисты // Аргументы недели. - 8 октября 2009 г. -№ 40 (178).

25. Скловский К. Об ответственности средств массовой информации за причинение вреда деловой репутации // Хозяйство и право. - № 3. - 2005. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

26. Словарь русского языка / Главный редактор А.П. Евгеньева. - Т. IV.

- М.: Русский язык, 1984.

27. Современный толковый словарь русского языка / Гл. редактор С.А. Кузнецов. - СПб., М.: Регал-Норинт, 2008.

28. Социология. Основы общей теории: Учебник / Отв. ред. Г.В. Оси-пов, Л.Н. Москвичев. 2-е изд., исправленное и дополненное. - М.: Норма, 2008.

29. Тельпис Т. Геям не удалось посадить тамбовского губернатора // Комсомольская правда. - 30 июля 2008 г.

30. Толковый словарь современного русского языка. Языковые измене-ния конца ХХ столетия / ИЛИ РАН; под ред. Г.Н. Скляревской. -М.: Аст-рель: АСТ: Транзиткнига, 2005.

31. Тучинская И. Призыв «Убей хачей!» все же признали экстремистским // Комсомольская правда. - 25 сентября 2009а. - № 143 (24366).

32. Тучинская И. «Убей хачей» - теперь не экстремизм? // Комсомольская правда. - 29 августа 2009б. - № 128 (24351).

33. Уголовное право России. Особенная часть: Учебник. Издание ис-правленное и дополненное / под ред. Л.В. Иногамовой-Хегай, А.И. Рарога, А.И. Чучаева. - М.: Инфра-М, Контракт, 2006. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

34. Уголовное право России. Часть особенная: учебник для вузов. 2-е изд., доп. / под. ред. Л.Л. Кругликова . - М.: Волтерс Клувер, 2004. /Справочно-правовая система Консультант Плюс/.

102

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.