CC BY
29
Научная специальность: 12.00.09, 12.00.14 (5.1.4, 5.1.2)
Природа правоотношений, возникающих при фактическом задержании Ольга Васильевна Десятова,
кандидат юридических наук, доцент, Тюменский институт повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, Тюмень, Россия, [email protected], https://orcid.org/0000-0002-1422-6874
Аннотация. Статья посвящена характеристике правоотношений, возникающих при задержании по подозрению в совершении преступления. Проанализировав действующее законодательство и точки зрения ученых, автор статьи приходит к выводу о том, что задержание по подозрению в совершении преступления представляет собой длящийся процесс, началом которого выступает момент фактического задержания, а конечным моментом — составление протокола задержания. Исследовав вопрос о том, правоотношения какого вида возникают в случае, если на момент фактического задержания уголовное дело еще не возбуждено и, соответственно, задержанное лицо ограничивается в своих конституционных правах на свободу передвижения и личную неприкосновенность, автор приходит к выводу, что названные правоотношения носят уголовно-процессуальный характер.
Ключевые слова: правоотношение, задержание, фактическое задержание, административное задержание, уголовно-процессуальное задержание
Для цитирования: Десятова О.В. Природа правоотношений, возникающих при фактическом задержании // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2022. N 3 (61). С. 73-80.
The nature of legal relations arising during the actual detention Olga V. Desyatova,
Candidate of Legal Sciences, Associate Professor, Tyumen Advanced Training Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, Tyumen, Russia, [email protected], https://orcid.org/ 0000-0002-1422-6874
Abstract. The article is devoted to the characteristics of legal relations arising during the detention based on suspicion that the person has committed a crime. Having analyzed the current legislation and the points of view of scientists, the author of the article comes to the conclusion that the detention based on suspicion that the person has committed a crime is an ongoing process, the beginning of which is the moment of actual detention, and the final moment is drawing up the detention protocol. The author has also investigated the issue of what kind of legal relationship arises if, at the time of actual detention, a criminal case has not yet been initiated and, accordingly, the detained person is restricted in his constitutional rights to freedom of movement and personal inviolability. According to the author's conclusions, these legal relations are of a criminal procedural nature.
Keywords: legal relation, detention, actual detention, administrative detention, criminal procedural detention
For citation: Desyatova O.V. The nature of legal relations arising during the actual detention // Legal Science and Law Enforcement Practice. 2022. No. 3 (61). P. 73-80.
Начало XXI века ознаменовалось принятием большого количества значимых законодательных актов, среди которых Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях, Федеральный закон от 7 февраля 2011 г. N З-ФЗ «О полиции» и др. Несмотря на © Десятова О.В., 2022
качественное обновление законодательства, проблемы правового механизма реализации института задержания по многим аспектам так и остались неразрешенными. В частности, это касается института задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, или, иначе говоря, уголовно-процессуального задержания.
Согласно п. 11 ст. 5 УПК РФ задержание подозреваемого - это мера процессуального принуждения, применяемая органом дознания, дознавателем, следователем на срок не более 48 часов с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления.
Моментом фактического задержания, в свою очередь, признается момент производимого в порядке, установленном УПК РФ, фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления (п. 15 ст. 5 УПК РФ).
О задержании лица составляется протокол задержания в срок не более трех часов с момента доставления задержанного в орган дознания или к следователю (ст. 92 УПК РФ).
Эти правовые положения дают основание сделать несколько выводов, имеющих важное значение для характеристики правоотношений, возникающих при данной мере процессуального принуждения:
1) задержание по подозрению в совершении преступления представляет собой длящийся процесс;
2) началом этого процесса выступает момент фактического задержания, а конечным моментом - составление протокола задержания;
3) в процессе задержания может принимать участие неопределенный круг лиц. УПК РФ называет конкретных участников уголовного судопроизводства применительно лишь к завершению этого процесса: задержание подозреваемого - «мера процессуального принуждения, применяемая органом дознания, дознавателем, следователем...» (п. 11 ст. 5 УПК РФ); однако при определении момента фактического задержания и доставления лица в орган дознания или к следователю ничего не говорится о том, кто именно может осуществить фактическое задержание (подразумевается период времени с момента фактического задержания в том смысле, в котором он определен в п. 15 ст. 5 УПК РФ, до момента составления протокола задержания либо освобождения задержанного) по подозрению в совершении преступления.
Непрерывность процедуры задержания (включающей три элемента: момент фактического задержания, доставление в орган дознания или к следователю, состав-
ление протокола задержания) не дает возможности согласиться с мнением о двух аспектах задержания - фактическом и процессуальном - как неких относительно самостоятельных правовых категориях [1, с. 7]. Представляется, что и то и другое правильнее будет рассматривать как этапы названной принудительной процедуры.
Если к моменту фактического задержания лица уже было возбуждено уголовное дело о преступлении, по подозрению в совершении которого происходит задержание лица, то сколько-нибудь серьезные правовые проблемы не возникают.
Но если на момент фактического задержания уголовное дело еще не возбуждено (например, лицо застигнуто при совершении преступления), то дискуссионным является вопрос о том, какой вид правоотношений возникает сразу же после указанного момента, вследствие чего задержанное лицо ограничивается в своих конституционных правах на свободу передвижения и личную неприкосновенность. Неясно, какой именно - уголовно-процессуальной или иной - является правовая природа этих правоотношений.
Подытоживая взгляды теоретиков на сформулированную проблему, Л.М. Володина еще в 2004 году пишет: «...необходимо признать моментом возникновения уголовно-процессуальных отношений начало уголовно-процессуальной деятельности в связи с получением первичной информации о совершенном или готовящемся преступлении. Юридическим фактом, влекущим возникновение уголовно-процессуального отношения, являются действия органа (должностного лица), осуществившего прием информации, ее фиксацию в соответствующих документах» [2, с. 139, 142].
Таким образом, в сущности, речь идет о том, что уголовно-процессуальные правоотношения возникают с момента, когда уполномоченному уголовно-процессуальным законом органу или должностному лицу стало известно о подготавливаемом, совершаемом или совершенном преступлении. В связи с этим, если следовать логике изложенной позиции, с момента фактического задержания лица до составления протокола задержания, то есть до того, как о преступлении стало из-
вестно органам или должностным лицам, имеющим право на принятие сообщения о преступлении, уголовно-процессуальные отношения не возникают как таковые. Аналогичной позиции придерживается А.П. Гуляев [3, с. 28], а также ряд других ученых.
Представляется интересным мнение ученых-процессуалистов о том, что «задержание является по своей природе полицейской мерой, т.е. реализацией полицейских функций» [4, с. 524], в отличие от заключения под стражу, являющегося судебной мерой. Аналогичная точка зрения высказана К.В. Муравьевым: «В отличие от заключения под стражу и иных обеспечительных мер, применение которых представляет проявление реализации судебной функции, задержание по своей природе - "полицейская" мера процессуального принуждения, применяемая в экстренном порядке» [5, с. 181]. До принятия Федерального закона от 7 февраля 2011 г. N З-ФЗ «О полиции» (далее - Федеральный закон «О полиции») внепроцессуаль-ное задержание, то есть осуществлявшиеся большей частью работниками милиции в рамках административной деятельности поимку, захват заподозренного в совершении преступления лица и доставление его в орган дознания или следствия для проведения уголовно-процессуальных действий с целью проверки причастности к совершению преступления, называли «милицейским» [1, с. 7-8].
К сожалению, указанные авторы не поясняют, что они понимают под «полицейской мерой» или «полицейскими функциями». Функции полиции обширны и находятся в административно-правовой и уголовно-процессуальной (поскольку полиция - орган дознания) сферах. Если исходить из того, что полицейская деятельность традиционно рассматривается как разновидность административно-правовой деятельности, то по логике приведенной позиции следует вывод о непроцессуальном (точнее, административно-правовом) характере процедуры задержания по подозрению в совершении преступления с момента фактического задержания до составления протокола задержания. Но тогда все же остается неясным, почему задержание нельзя рассматривать как уголовно-
процессуальную функцию, если полиция -орган дознания. Кроме того, административно-правовое задержание по смыслу ч. 1 ст. 27.3 КоАП РФ имеет своим назначением производство по делу об административном правонарушении; назначение же задержания по подозрению в совершении преступления совсем иное.
Приведенная позиция авторов уязвима и с точки зрения того, что как задержание, так и избрание меры пресечения в виде заключения под стражу происходит в процессе досудебного производства, органически входящего в уголовное судопроизводство (п. 56 ст. 5 УПК РФ). Более того, поскольку задержание по подозрению в совершении преступления предусмотрено и урегулировано нормами уголовно-процессуального закона, постольку оно вследствие этого образует институт уголовно-процессуального права, и нет ни теоретических, ни правовых предпосылок противопоставлять некую «полицейскую меру» «судебной мере», так как они обе во многом осуществляются в рамках единого уголовного процесса и имеют общее назначение.
В.Н. Григорьев рассматривает момент фактического задержания и доставление задержанного лица (если преступный характер деяния задержанного лица неочевиден, а момент фактического задержания и доставление состоялись до возбуждения уголовного дела) в орган дознания или к следователю как имеющие административный характер [6, с. 109].
О.И. Цоколова считает, что «задержание подозреваемого является процессуальным действием с того момента, как лицо доставлено к следователю (в орган дознания)», полагая, что «именно с этого момента начинается фактическое лишение подозреваемого свободы передвижения по процессуальным основаниям» [7, с. 28]. Однако о характере правоотношений, возникающих с момента фактического задержания и длящихся до доставления задержанного в орган дознания или к следователю, автор вполне объяснимо умалчивает. Аналогичное мнение высказано и другими авторами [8, с. 35-36].
Можно констатировать, что рассмотренные позиции не проясняют существенным образом вопрос о характере правоот-
ношений, возникающих с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления. В лучшем случае эти правоотношения оцениваются как имеющие административно-правовой характер.
Следует признать, что вопрос о характере (сущности) уголовно-процессуальных правоотношений достаточно сложен. Несмотря на значительное количество публикаций по данной проблематике, теория уголовно-процессуальных отношений сравнительно слабо разработана, что во многом обусловлено невозможностью изучения данных правоотношений только с позиций уголовно-процессуального права.
Во-первых, неоспариваемым в принципе, достаточно давно признанным теорией обстоятельством является то, что, как уже отмечено ранее, уголовно-процессуальные правоотношения всегда имеют материально-правовую основу [9, с. 7]: предположение о подготавливаемом, совершаемом или совершенном деянии, предусмотренном нормами Особенной части УК РФ. Таким образом, возникновение указанных правоотношений должно быть обусловлено определенным юридическим фактом [10, с. 15-16; 11, с. 18]. Вместе с тем в процессе уголовно-процессуальной деятельности появляется множество различных юридических фактов, каждый из которых в различной степени может обусловить не только возникновение, изменение или прекращение тех или иных уголовно-процессуальных правоотношений, но иногда также их содержание и состав субъектов, в них участвующих.
Во-вторых, стадия возбуждения уголовного дела (а в ряде ситуаций - и стадия предварительного расследования) характеризуется своего рода «смешением» правоотношений, регулируемых различными отраслями права.
Согласно ч. 1 ст. 144 УПК РФ следователь или дознаватель вправе давать органу дознания обязательные для исполнения письменные поручения о проведении оперативно-розыскных мероприятий, порядок производства которых регулируется самостоятельной отраслью права, не являющейся частью уголовно-процессуального права.
Ведомственными нормативными правовыми актами, определяющими процессуальные полномочия руководителей следственных органов различного уровня (районного, по субъекту Российской Федерации, федерального), предусматривается возможность изъятия из нижестоящего следственного органа материалов проверки сообщений о преступлениях или уголовных дел и осуществления в дальнейшем производства по таким материалам или делам в вышестоящем следственном органе. Хотя такие нормативные акты и определены как регулирующие «процессуальные» полномочия*, в данном случае речь идет скорее о властно-служебных полномочиях, поскольку нормы УПК РФ вообще не предусматривают возможность передачи материалов и уголовных дел в иерархической структуре следственных органов. Полномочие руководителя следственного органа по передаче дел и материалов другому органу предварительного расследования, предусмотренное п. 12 ч. 2 ст. 38 УПК РФ, в силу прямого указания той же самой нормы закона не распространяется на их передачу в системе одного органа предварительного расследования. Следовательно, «вертикальная» передача материалов проверки по сообщению о преступлении и уголовных дел не носит уголовно-процессуального характера. При этом уголовно-процессуальные и властно-служебные правоотношения тесно взаимосвязаны.
В-третьих, в некоторых случаях уголовно-процессуальные правоотношения выходят за пределы классической модели содержания правоотношения, когда субъективному праву одного из субъектов корреспондирует обязанность другого субъекта, или наоборот, возложенной на одного из субъектов законом обязанности корреспондирует право другого субъекта требовать исполнения такой обязанности. Например, праву следователя самостоятельно направлять ход расследования (п. 3 ч. 2 ст. 38 УПК РФ) не корреспондирует никакая конкретная обязанность
* См., например: О процессуальных полномочиях руководителей следственных органов: приказ МВД России от 8 нояб. 2011 г. N 58 // Рос. газ. 2011. 29 дек.
какого-либо участника уголовного судопроизводства.
В-четвертых, для уголовного процесса характерно вовлечение в него лиц, не являющихся участниками уголовного судопроизводства (например, лиц, которым адресованы запросы суда, следователя, дознавателя о представлении необходимых для уголовного дела документов; законных владельцев предметов или документов, выемка которых имеет доказательственное значение, и т.д.).
Это обстоятельство имеет непосредственное отношение к рассматриваемой в настоящей статье проблеме в той ее части, которая касается осуществления «фактического» задержания лицами, не имеющими права составления протокола задержания в порядке ст. 92 УПК РФ, исключая случаи задержания ими лица по письменному поручению следователя, дознавателя или при выполнении постановления (определения, приговора) суда.
Наконец, вопреки господствующей в теории уголовно-процессуального права точке зрения, согласно которой одной стороной в уголовно-процессуальных правоотношениях всегда является государство в лице уполномоченного органа или должностного лица (Н.С. Алексеев, В.П. Божьев, К.Б. Калиновский, П.А. Лупин-ская, А.В. Смирнов и др.), что, по мнению ученых, обусловлено публично-правовым началом уголовного судопроизводства, можно привести пример иного состава субъектов таких правоотношений. Так, вступление адвоката в уголовный процесс в качестве защитника, несомненно, является юридическим фактом, порождающим правоотношение между защитником и подозреваемым, обвиняемым, подсудимым, причем если защитник вступает процесс в порядке ч. 2 ст. 50 УПК РФ (по назначению, а не по соглашению), то какие-либо договорные аспекты в таком правоотношении отсутствуют. И возникают в связи с рассматриваемым юридическим фактом уголовно-процессуальные правоотношения не только со следователем (дознавателем) или судом, но и с подзащитным.
В частности, запрет отказа защитника от принятой на себя защиты (ч. 7 ст. 49 УПК РФ) действует в рамках отношения
«защитник - защищаемое лицо». Реализация права защитника на собирание доказательств (п. 2 ч. 1 ст. 53, ч. 3 ст. 86 УПК РФ) происходит также не в рамках правоотношения между защитником и следователем, дознавателем или судом.
В связи с рассматриваемым аспектом считаем уместным сослаться на опубликованную еще в середине прошлого века позицию профессора М.С. Строговича, согласно которой юридическим фактом, влекущим возникновение, изменение или прекращение процессуальных отношений, могут быть действия любого субъекта процесса [12, с. 33-34]. В современный период неоднозначность подхода к составу субъектов уголовно-процессуальных правоотношений отмечается многими учеными-процессуалистами [4, с. 110].
Изложенные и другие факторы свидетельствуют о совершенно специфическом характере уголовно-процессуальных правоотношений. На такой позиции основаны наши дальнейшие суждения в отношении уголовно-процессуального института задержания по подозрению в совершении преступления применительно к проблеме определения характера правоотношений, возникающих в момент фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления.
Необходимо проанализировать вопрос о том, к какому виду правоотношений относится фактическое задержание (имеется в виду временной период между моментом фактического задержания и составлением протокола задержания подозреваемого либо моментом освобождения задержанного).
В обобщенной формулировке предметом административного права считаются отношения, возникающие в процессе организации и осуществления государственного управления [13, с. 16]. При этом следует обратить внимание на то обстоятельство, что по своему содержанию задержание по подозрению в совершении преступления вряд ли можно рассматривать как управленческую деятельность.
Административному праву действительно известен институт задержания. Но данный вид задержания не имеет никакого отношения к реализации назначения уголовного судопроизводства, состоящего,
согласно ч. 1 ст. 6 УПК РФ, в защите прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защите личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод, либо к обеспечению нормального течения уголовного процесса.
В некоторых научных публикациях имеются ссылки на Федеральный закон «О полиции» в подтверждение «полицейского» (административного) характера деятельности с момента фактического задержания по подозрению в совершении преступления до момента доставления задержанного в орган дознания или к следователю либо до составления протокола задержания. Однако такое обоснование вряд ли можно оценивать как состоятельное. В указанном законе в положениях о полномочиях полиции делаются ссылки на УПК РФ или КоАП РФ (пп. 1 и 5 ч. 2 ст. 14 Федерального закона «О полиции»).
Необходимо отметить, что в ст. 10 Федерального закона от 3 июля 2016 г. N 226-ФЗ «О войсках национальной гвардии Российской Федерации»* также разделяется административное задержание и задержание по подозрению в совершении преступления.
Кроме того, обратим внимание, что оба названных федеральных закона объектом правового регулирования имеют не уголовно-процессуальные правоотношения, а отношения в сфере управления.
С учетом содержания предмета административного права и отмеченных выше обстоятельств отсутствуют какие-либо теоретические или правовые предпосылки считать, что правоотношения, возникающие с момента фактического задержания по подозрению в совершении преступления до момента составления протокола задержания, если этот период времени предшествует получению сообщения о преступлении государственными органами или должностными лицами, уполномоченными принимать такие сообщения, проверять их и принимать по результатам проверки процессуальные решения, могут характеризоваться как административно-правовые.
Таким образом, методом исключения можно прийти к следующему выводу: названные правоотношения носят уголовно-процессуальный характер. В пользу такого вывода свидетельствует и то, что «момент фактического задержания» и «доставление» задержанного в орган дознания или к следователю являются уголовно-процессуальными правовыми категориями, поскольку прямо предусмотрены соответственно в п. 15 ст. 5 и ч. 1 ст. 82 УПК РФ.
Момент фактического задержания, по сути, представляет собой действия, вследствие которых подозреваемое в совершении преступления лицо лишается свободы передвижения. Доставление также является действием и, следовательно, согласно п. 32 ст. 5 УПК РФ момент фактического задержания и доставление правомерно оценивать не иначе, как иные процессуальные действия.
Вполне очевидно, что процессуальные действия могут быть совершены лишь в рамках уголовно-процессуальных правоотношений.
Далее процессуальный срок задержания исчисляется с момента фактического задержания (ч. 3 ст. 128 УПК РФ). Поскольку срок задержания является процессуальным сроком, постольку данное обстоятельство также свидетельствует в пользу позиции о том, что момент фактического задержания по подозрению в совершении преступления служит одновременно началом уголовного судопроизводства (если оно не было начато ранее по иному основанию).
Подтверждением вышесказанного является позиция Конституционного Суда Российской Федерации: «факт уголовного преследования и, следовательно, направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться. иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения или свидетельствующими о наличии подозрений против него»**. Момент фактического задержания
* Собр. законодательства Рос. Федерации. 2016. N 27 (ч. I). Ст. 4159.
** Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. N 11 -П по делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина И.В. Маслова // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2000. N 5.
всегда связан именно с наличием подозрения в отношении конкретного лица в совершении им преступления и выступает как раз «иной мерой», свидетельствующей о наличии подозрения в совершении преступления.
Как следствие, возникает предположение о возможности оценки факта доставления задержанного в орган дознания или к следователю в качестве повода для возбуждения уголовного дела, то есть как разновидность сообщения о подготавливаемом, совершаемом или совершенном преступлении.
Подводя итог, сформулируем следующие выводы:
1. Задержание по подозрению в совершении преступления представляет собой длящийся процесс, началом которого выступает момент фактического задержания (п. 15 ст. 5 УПК РФ), далее следует доставление в орган дознания или к следователю, а завершением является составление протокола задержания или освобождение задержанного (ст.ст. 92, 94 УПК РФ). Теоретико-правовые основания разделять, а тем более противопоставлять так называемое фактическое задержание и процессуальное задержание, отсутствуют.
2. Момент фактического задержания, будучи предусмотренным и нормативно определенным уголовно-процессуальным законом, является уголовно-процессуальной категорией независимо от того, в результате действий каких лиц или органов он состоялся. Соответственно, все элементы деятельности по задержанию из-за подозрения в совершении преступления носят уголовно-процессуальный характер.
3. Проблема понимания правовой природы этапа задержания с момента фактического задержания лица по подозрению в совершении преступления и до составления протокола задержания или освобождения задержанного обусловлена недостаточной научной разработанностью одного из базовых понятий теории уголовно-процессуального права - уголовно-процессуального правоотношения.
4. Продолжает оставаться дискуссионной проблема содержания правового статуса лица с момента его фактического задержания до момента составления протокола задержания подозреваемого или до освобождения задержанного, если такой статус не возник до этого момента по иным основаниям, предусмотренным законом.
Список источников
1. Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001. 24 с.
2. Володина Л.М. Уголовно-процессуальные правоотношения // Вестник Тюменского государственного университета. Социально-экономические и правовые исследования. 2004. N 1. С. 138-144.
3. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / под общ. ред. В.В. Мо-зякова. Москва: Экзамен, 2002. 912 с.
4. Курс уголовного процесса / под ред. Л.В. Головко. Москва: Статут, 2016. 1276 с.
5. Муравьев К.В. Меры процессуального принуждения - особые средства уголовно-правового воздействия: доктрина, применение, оптимизация: монография. Омск: Омская акад. МВД России, 2017. 226 с.
6. Григорьев В.Н. Задержание подозреваемого. Москва: ЮрИнфоР, 1999. 541 с.
7. Цоколова О.И. Теория и практика задержания, ареста и содержания под стражей в уголовном процессе: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Москва, 2007. 60 с.
8. Меры процессуального принуждения в досудебном производстве по уголовным делам / под ред. М.Е. Токаревой. Москва: Юрлитинформ, 2005. 177 с.
9. Муравьев К.В. Оптимизация уголовного процесса как формы применения уголовного закона: дис. ... д-ра юрид. наук. Омск, 2017. 226 с.
10. Элькинд П.С. Сущность советского уголовно-процессуального права. Ленинград: Изд-во Ленингр. ун-та, 1963. 172 с.
11. Божьев В.П. Уголовно-процессуальные правоотношения: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Москва, 1994. 39 с.
12. Строгович М.С. Уголовное преследование в советском уголовном процессе. Москва: Акад. наук СССР, 1951. 191 с.
13. Кононов П.И. К вопросу о предмете административного права // Вестник Евразийской академии административных наук. 2007. N 1. С. 16-20.
References
1. Retyunskih I.A. Procedural problems of detaining a person on suspicion of committing a crime. Autoabstract Cand. Diss. Ekaterinburg, 2001. 24 p. (In Russ.).
2. Volodina L.M. Criminal procedural legal relations. Bulletin of the Tyumen State University. Socio-economic and legal studies, 2004, no. 1, pp. 138-144. (In Russ.).
3. Commentary to the Criminal Procedure Code of the Russian. Moscow, Ekzamen Publ., 2002. 912 p. (In Russ.).
4. The course of the criminal process. Moscow, Statut Publ., 2016. 1276 p. (In Russ.).
5. Murav'ev K.V. Measures of procedural coercion - special means of criminal legal influence: doctrine, application, optimization. Omsk, Omsk Academy. Ministry of Internal Affairs of Russia, 2017. 226 p. (In Russ.).
6. Grigor'ev V.N. Detention of a suspect. Moscow, YurInFor Publ., 1999. 541 p. (In Russ.).
7. Tsokolova O.I. Theory and practice of detention, arrest and detention in criminal proceedings. Autoabstract Doct. Diss. Moscow, 2007. 60 p. (In Russ.).
8. Measures of procedural coercion in pre-trial proceedings in criminal cases. Moscow, Yurlitinform Publ., 2005. 177 p. (In Russ.).
9. Murav'ev K.V. Optimization of the criminal process as a form of application of the criminal law. Doct. Diss. Omsk, 2017. 226 p. (In Russ.).
10. El'kind P.S. The essence of Soviet criminal procedure law. Leningrad, Publishing House of the Leningrad University, 1963. 172 p. (In Russ.).
11. Bozh'ev V.P. Criminal procedural legal relations. Autoabstract Doct. Diss. Moscow, 1994. 39 p. (In Russ.).
12. Strogovich M.S. Criminal prosecution in the Soviet criminal process. Moscow, Academy of Sciences of the USSR, 1951. 191 p. (In Russ.).
13. Kononov P.I. On the subject of administrative law. Bulletin of the Eurasian Academy of Administrative Sciences, 2007, no. 1, pp. 16-20. (In Russ.).
