CC BY
59
Литература
Лащук О. Р. Проявление авторской позиции в материалах информационных агентств // Мир русского слова. - 2002. - №5.
Сиротинина О.Б. Современный публицистический стиль русского языка. - Яи8818Йк (Берлин). - 1999. - №1-2.
ПРИРОДА ДИСКУРСА В «ОСВОБОЖДЕНИИ ТОЛСТОГО»
М.А. Пьянзина
Определяя жанр «Освобождения Толстого» И. А. Бунина как «книгу», исследователи творчества последнего классика русской литературы вполне сознательно уходят от решения вопроса о жанре этого необычного произведения. «Уход» этот столь же закономерен, как закономерен и естествен «уход» бунинского героя - «старца Льва» - из Ясной Поляны. И диктуется такая «нерешительность» литературоведов нерешенностью (а может быть, и неразрешимостью) самой проблемы жанра в литературе XX века.
В книге И.А. Бунина «Освобождение Толстого» скрестилось несколько дискурсов, характеризующих как творчество Бунина, так и культуру русской эмиграции в целом.
1. Бунин неоднократно заявлял, что одна из важнейших задач всех пишущих о Толстом - сохранить правду о великом человеке. И когда после 1927 года, юбилея советской власти, происходит резкий перелом в самоощущении эмиграции, наступает осознание того, что изгнание будет длительным, возможно пожизненным, появляется мысль, что русская культура умерла, эмигранты же - последние ее представители. С этой точки зрения показательно, что Бунин пишет об умирании Толстого, об осознании и преодолении смерти.
2. «Освобождение Толстого» стало итоговым сочинением в «теме Толстого», постоянно занимавшей Бунина на протяжении всего послереволюционного творчества. Первоначально Бунин писал обычные воспоминания о Толстом, усложняя их цитатами из разных, важных, на его взгляд, источников - и лишь затем, в ходе работы, у писателя окончательно сложился замысел особого сочинения - о Толстом и одновременно о спасении от смерти.
3. Посвящая свое итоговое сочинение любимому писателю, Бунин получал возможность высказать сокровенные мысли о писательском мастерстве, о природе художественного творчества и, наконец, о себе как
о писателе. Убранная в подтекст, но четко просматривающаяся тема -сходство Бунина с Толстым. «Освобождение Толстого», как и написанная до этого «Жизнь Арсеньева», во многом становится намеком на психологическую автобиографию, автобиографией в строгом смысле не будучи. Все подмеченные совпадения служат доказательством того, что художественное творчество «едино» во всех временах и странах, а значит - вне времени и пространства, вечно.
4. «Вечные темы», к которым возводится «тема Толстого», влекут за собой и основную тему позднего творчества Бунина - тему преодоления смерти. И повествование о жизни и смерти Толстого становится рассказом об обретении человеком «освобождения от смерти».
Повествование движется скачками - из одного дискурса в другой, что подчеркнуто «обрывочным» построением текста. Повествователь переходит от биографии Толстого к выпискам из его дневников, комментирует их; отталкиваясь от мнений оппонентов, формулирует свои; делает выписки из сочинений Толстого, от них переходит к священным буддийским текстам и вновь возвращается к Толстому. Эта «дискретность» композиции тесно связана с новаторством Бунина в сфере краткого рассказа. Ю.В. Мальцев пишет об этом периоде творчества писателя: «То, что в ранних работах Бунина казалось критикам избыточностью текста, ненужными деталями - оказалось самым главным. Деталь стала рассказом, а сам “текст” исчез как излишний» (Цит по: [Ерофеев 1987, с. 146-175]).
«Дискретное» строение спровоцировано сложной тематикой «Освобождения Толстого». У книги, по сути, две темы, обозначенные двумя словами заглавия. Это смерть и личность великого писателя. Они различаются по сущностным архитектоническим признакам. Массу биографического материала (включая огромные цитаты) было необходимо соединить с философскими рассуждениями.
Внутри каждой главы чередуются биографические и философские фрагменты. Их неожиданное соединение создает эффект многозначности: биографический текст как бы подтверждает философские построения, а философские отрывки объясняют странные и непонятные моменты биографии. Так, самая философски насыщенная пятая глава построена следующим образом. В начале речь идет о запустении Ясной Поляны после смерти Толстого. Слова Софьи Андреевны «Через три дня дом совсем мертвый будет...» [Бунин 1967, с. 39] служат лейтмотивом и акцентируют важную мысль, вводят «отступление» о противоречивости супружеской жизни Толстых. Их повторение через три страницы
[Бунин 1967, с. 42] создает впечатление непрерывности повествования. Далее следует описание дома, завершающееся вновь словами о Софье Андреевне и ее другой чрезвычайно важной фразой: «Сорок восемь лет прожила я со Львом Николаевичем, а так и не узнала, что он был за человек!» [Бунин 1967, с. 43]. Далее идут цитаты из «Первых воспоминаний», перебиваемые авторским комментарием о важности этих строк. За этим следуют буддийские размышления Бунина, которые вступают в параллельные отношения со строками «Первых воспоминаний». И, наконец, незаметный переход цитаты в комментарий, развивающий центральную идею книги об «освобождении от смерти». Таким образом вырисовывается четкий план главы: после комментария о неясности самого главного все изложение отвечает на этот главный вопрос.
С точки зрения развития мотивов книга может быть условно поделена на две части: главы 1-У можно назвать «теоретическими», в них излагается собственно бунинское понимание личности и творчества Толстого, главы У1-ХХ1 - «иллюстративными», так как они на богатом материале раскрывают сформулированное в первых пяти. Черта проведена крайне условно: концепция и иллюстрация у Бунина неразделимы.
Единство обеих тем задает первая глава, выполняющая функции увертюры. Первый абзац формулирует философскую тему: «... освобождение от смерти найдено» [Бунин 1967, с. 7]. Освобождение от смерти есть освобождение души от форм телесной жизни. Последняя строка главы вводит тему «старца Льва из Ясной Поляны» [Бунин 1967, с. 8]. Так возникает противоположность тем - смерти и жизни «старца Льва», задающая динамику развития повествования.
Но обрамление отрывка указывает на его особое значение. Первая глава оканчивается словами о «покинувших родину ради чужбины» (в прямом и переносном значении; игра смыслами напоминает и о Бунине), к лику которых «сопричислился и старец Лев из Ясной Поляны» [Бунин 1967, с. 8].
Указание на усадьбу в главе отсылает к предсмертному уходу. Значит, в жизни Толстого было много освобождений, последнее из них -лишь самое значительное. Местоимение «эта» усиливает значение -смертей тоже было много.
Последнее освобождение, уход из жизни, оказывается самым важным в жизни человека, его земной миссии - многозначным символическим «исходом». Смерть оказывается и основной темой творчества Толстого: «... он начал говорить “об этом” с самых ранних лет, а впоследствии говорил с той одержимостью однообразия, которую можно
видеть или в житиях святых, или в историях душевнобольных» [Флоренский 1998, с. 33].
Выход из бессмысленной жизни - в «преодолении» тела, в «потере «всего, кроме души» [Флоренский 1998, с. 38]. Необходимо освободиться от материи, ибо в ней зло; зло и в личности, так как личность - воплощение материи: «То-то и хорошо, что к этому тому, что останется жить после меня, не будет примешана личность...» [Флоренский 1998, с. 48].
Последнее освобождение (уход и смерть) есть потеря тела, потеря личного и возвращение к своему давнему началу. Бунин подробно рассказывает об уходе. Все бытовые причины ухода верны лишь в малой степени: «Как бы там ни было, он решился наконец и на полную возможность «умереть где-нибудь на большой дороге» и на «жестокость» [Бунин 1967, с. 12].
Далее используется излюбленная мысль позднего Толстого об особой значимости последних дней, часов, мгновений жизни, когда многие, по мысли Л.Н. Толстого, обыкновенно думают, что жизнь старых стариков не важна, что они только доживают свой век. Это неправда: в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя и для других. Ценность жизни, по его мнению, обратно пропорциональна квадратам расстояния до смерти и особенно же ценна последняя минута умирания.
Бунин указывает, что только последние дни жизни раскрывают подлинного Толстого.
Толстой, по мнению Бунина, в этот момент понял нечто невероятно важное, что уже не смог высказать: «Так весь день он старался сказать что-то, метался и страдал» [Бунин 1967, с. 26].
Бунин выписывает реплики последних дней: «Бог есть неограниченное Все, человек есть только ограниченное проявление Бога» [Бунин 1967, с. 24].
Мы видим здесь нечто намеренно поставленное в конец: биографический дискурс расширяется в дискурс творчества.
«Это стремление к потере особенности и тайная радость потери ее - основная толстовская черта» [Бунин 1967, с. 31].
Опять биография переходит в философию. Цель жизни лежит за ее пределами, за пределами жизни. Выход за пределы есть возвращение к метафизическим основам своего бытия. Возникает идея цикличности жизни.
В первой половине жизненного пути Толстого (Выступления) - зародыш второй (Возврата). Обреченность Толстого - это знание высшей истины, и даже в счастливейшие моменты своей жизни он тоскует: «Ужас-
но, страшно, бессмысленно связать свое счастье с материальными условиями - жена, дети, здоровье, хозяйство, богатство» [Бунин 1967, с. 41].
А по-особому преломленная концепция Памяти завершает объяснение личности Толстого (обширная цитата из рассказа «Ночь» в пятой главе создает переход к философскому дискурсу).
Понятие «освобождение» окончательно раскрывается через легенду о Будде - самоотречение, разоблачение духа от материального одеяния, углубление в единое истинное бытие.
Основной темой У1-ХХ1 глав становится жизнь и творчество Толстого; философские построения Бунина лишь подразумеваются, функция этих глав - соответствующим биографическим материалом осветить с новых точек зрения уже изложенные теоретические положения.
Через игру словами вводится мысль о «сумасшествии» Толстого как освобождении от «лишнего ума». XVI глава, описывая духовный перелом в Арзамасе, развивает эту тему. В XX главе Бунин вновь обращается к перелому, осмысляя риторическую фразу «Не могу уйти от себя!» Сумасшествием оказывается постоянная мысль о смерти.
Все характеристики, рассыпанные в «иллюстративных» главах, должны подвести к сформулированному в X главе: «... насколько первобытен был по своей физической и духовной природе тот, кто <.. .> носил в себе столь удивительную полноту <...> развития всего того, что приобрело человечество за всю историю на путях духа и мысли» [Бунин 1967, с. 97].
XVII глава представляет галерею смертей, описанных Толстым: от первого произведения, «Детства» (как и в биографии, смерть матери), вплоть до последних размышлений. Так приходит понимание бессмысленности, «ничтожности жизни» (последние мысли Анны Карениной, XII глава). Это первая ступень «освобождения»; вслед за ней осознается «ничтожность смерти» [Бунин 1967, с. 162].
Спасение от смерти, по мысли И. А. Бунина, можно найти только через чувственное «умствование». Такова основная мысль последней, XXI главы: «Но люди находят спасение не умом, а чувством <...> все в чувстве. Не чувствуешь этого «Ничто» - и спасен» [Бунин 1967, с. 135]. Спасение души не зависит от вероисповедания. Важна вера: «Есть ведь миллионы не-христиан, миллионы не признающих Христа богом и, однако, верующих» [Бунин 1967, с. 132].
Неожиданное расширение концепции книги в финале сообщает замкнутой композиции открытость: появляется мысль, что такой же взгляд на Толстого (как на пророка, победившего смерть) возможен
с точки зрения христианства или другой религии. Значит, возможно продолжение книги.
В «Освобождении Толстого» цитируется или упоминается огромное количество различных работ о Толстом. Ни с одной из них автор не согласен.
Он освобождает от ненужных ему деталей семантическое поле не только текста, но и контекста. Так же активно спорит Бунин со всеми суждениями, попавшими в оппозицию его концепции.
Полемика играет одну из важнейших ролей в «иллюстративных» главах и совсем не затрагивает «теоретические». Важная ее особенность в том, что это полемика «по ходу»: полемические отрывки органически вплетены в текст, поскольку спор ведется по ходу изложения. Высказывая какую-либо мысль, Бунин сразу полемизирует с возможными оппонентами - всем тем, что противоречит ей в существующей литературе о Толстом. Создается впечатление диалога, соединения разных точек зрения, что, в числе прочего, выполняет главную функцию: свидетельствует о сложности и многомерности личности Толстого, не объяснимой ни одной теорией, кроме бунинской.
Автор «Освобождения Толстого» не может согласиться с тем, что Толстой рассуждал о смерти не как философ, а как естествоиспытатель, что Толстой не создал философии смерти. В XVII главе подробно доказывается, что галерея умирающих героев и есть величайшая философия смерти. В финале Бунин спорит с тезисом Алданова о том, что Толстой не видел «звездного неба над головой». Отрицание благ земной жизни, науки и прогресса есть взгляд «с точки зрения вечности» - подобный тому, каким взглянул на мир князь Андрей, увидев небо. Это и есть «звездное небо над головой» [Бунин 1967, с. 161-162].
Таким образом, «Освобождение Толстого» превратилось в книгу о преодолении смерти. Увертюра создает инерцию восприятия текста: читатель ждет ответа на вопрос: как, каким образом Толстой победил смерть. Повествователь как бы тянет с ответом до самого конца, переключая внимание читателя на биографию. Но вопрос остается. Последние главы книги могут вызвать недоумение: прямого ответа так и нет. Дискурс, созданный Буниным, включающий Соломона, Будду, Магомета, Христа и Толстого, дает осечку на Толстом. Вместо указания «пути в вечность» («узких врат», о которых говорилось в начале книги), дискурс раскрывается в жизнь, вбирая в себя все новые и новые значения и практически растворяясь в ее многообразии.
Складывается впечатление, что полученный ответ не удовлетворяет самого автора, что сам он ощущает недостаточность решения: «Не чувствую этого «Ничто» - и спасен» [Бунин 1967, с. 165]. К такому же решению Бунин приходил много раз до этого, говоря о непостижимости смерти.
Вселенский смысл прозрений Толстого, обозначенный в первых главах, к концу книги оборачивается словами молитвы, произнесенными так же, как произнес бы их «всякий просто верующий человек» [Бунин 1967, с. 165]. Священная книга превратилась в «исследование».
Разговор с Толстым для И.А. Бунина - продолжение размышлений о человеке, длящаяся полемика с современниками. В человеке, по мысли писателя, реализуется некое высшее предначертание, независимое от индивидуальной человеческой воли, нечто общее, свойственное человечеству в целом. Но в то же время человек есть нечто предельно конкретное, телесное, реализованное в пространстве и времени.
«Проживая» в своей книге жизнь Толстого, Бунин открывает путь «освобождения» и для самого себя, и для всех тех, кто, презрев муки и боль, способен по нему следовать. Так философия «освобождения» становится своеобразной религией, а книга в целом приобретает черты и звучание «жития» «старца Льва», причем по сути носит характер глубоко христианский, основанный на понимании мира как Божьего творения, а человека как существа, обладающего способностью к вечной духовной жизни.
Таким образом, перед нами - философская проза, процесс раздумий, переданный не в форме совершённого постижения истины, а в ходе ее обретения, раздумий. Художник слова И.А. Бунин размышляет в русле религиозно-философской мысли начала XX века, воссоздавая не только результат своих поисков, но и сам ход мысли о жизни человека, процесс раздумий то повествователя, то самого «великого старца».
Литература
Бунин И.А. Собрание сочинений в 9 т. - М., 1967. - Т. 9.
Ерофеев В.В. Розанов против Гоголя // Вопросы литературы. - 1987. - №8.
Словарь античности. - М., 1989.
Флоренский П. А. Имена: Сочинения. - М.; Харьков, 1998.
