CC BY
171Приоритеты управления национальной безопасностью и обороной в условиях постглобального мира
Д.Г. ЕВСТАФЬЕВ, кандидат политических наук
А.М. ИЛЬНИЦКИЙ, кандидат технических наук
АННОТАЦИЯ
ABSTRACT
Рассматривается влияние глобальных трансформаций, обостренных ситуативными факторами, в частности политической нестабильностью в США и пандемией коронавируса, на изменение системы военно-политических вызовов безопасности и развитию Российской Федерации (РФ). Обосновывается необходимость пересмотра подходов к реализации стратегии национальной безопасности, предложены актуальные для современных условий приоритеты ее обеспечения.
The paper examines the effect of global transformations exacerbated by situational factors, in particular, the political instability in the United States and the coronavirus pandemic, on the changes in the system of military-political challenges to Russia's security and development. It substantiates the need to revise the approaches to the implementation of national security strategy, offering the priorities in its provision that are topical for present-day conditions.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
KEYWORDS
Национальная безопасность, оборонное планирование, регионализация мира, гибридные угрозы, система управления национальной обороной, геосоциальная устойчивость, территориальная политика.
National security, defense planning, re-gionalization of the world, hybrid threats, system of managing national defense, geo-social stability, territorial policy.
В ПОСЛЕДНИЕ несколько лет наблюдается резкое ускорение процессов трансформации на глобальной арене. Мир столкнулся не просто с призраком системного кризиса, но с коллапсом моделей развития. Большинство из них строилось исходя из неизбежности утраты национальными государствами своей внутренней целостности и перехода к управлению крупнейшими экономическими, социальными, а в перспективе и политическими системами на сетевой основе при доминировании не только транснациональных корпораций, но и международных социальных, гуманитарных и политических структур. Фактически ставился вопрос о демонтаже мироустройства, основанного на национальных государствах.
Нарастание объемности межгосударственного военно-политического противоборства
Концепция «плоского мира» без этнорелигиозных, культурных и политических особенностей, а главное — без национального суверенитета, стала одной из доминирующих на Западе, причем не только в научно-экспертном сообществе, но и на политическом уровне, приобретя свойство протоидеологии.
Развитие глобальных процессов во второй половине 2010-х годов и особенно прогнозируемые тенденции трансформации политических и экономических отношений1 продемонстрировали перспективу появления региональных центров экономического роста, демонстрирующих темпы развития существенно выше, чем у условной «метрополии» (США и их ближайшие сателлиты), но имеющих ограниченный потенциал развития в силу доминирования Вашингтона в глобальных финансах, инвестиционной деятельности, логистике и информационных технологиях.
Невозможность преодолеть данные ограничения, становившиеся все более жесткими и откровенными*, подтолкнули крупнейшие государства, претендующие на влияние в соответствующих регионах, к созданию механизмов защиты своего политического
и экономического пространства и образованию достаточных для обеспечения устойчивого экономического роста макрорегионов, где возможно формирование относительно устойчивых правил игры, прежде всего экономических, но также и политических.
* Наиболее очевидной точкой кристаллизации, юридической легализации и опубличивания политики сдерживания экономического развития перспективных региональных центров силы следует считать финансовый кризис 2008-2009 годов, показавший уязвимость финансовой системы США и их ближайших сателлитов. Одним из наиболее показательных эпизодов данного процесса стало противоборство КНР и США вокруг британского банка ШВС после кризиса 20082009 годов, закончившееся его подключением к санкциям против китайской компании Ниа^га в 2020 году, когда политика сдерживания экономического роста региональных держав стала практически официальной.
Современную ситуацию можно охарактеризовать как конкуренцию процессов регионализации глобальной экономики и ее сетевизации. Победа на выборах 2020 года в США группировки «глобалистов», приведшей к власти администрацию Байдена—Харрис, с одной стороны, объективно усиливает позиции сторонников радикальной глобализации и разрушения национальных суверенитетов. Но, с другой стороны, процессы регионализации за последние пять-шесть лет приобрели серьезную динамику, отличающуюся рядом специфических нюансов по сравнению с концептуальными разработками.
Вначале считалось, что первичной будет экономическая составляющая регионализации, определяющая также форматы политической и военно-политической институциона-лизации. Но сейчас, как показывает анализ, на первый план выходят военно-политические аспекты регионализации, что, например, проявилось в действиях Турции по формированию системы союзнических отношений в Восточном Средиземноморье и на Южном Кавказе. В перспективе по такой же модели может развиваться ситуация еще в целом ряде «центров приложения силы» регионального уровня. Смена администрации
в США лишь усилит конфликтность и «разогрев» этих центров. При этом надо понимать стратегический характер данного процесса, поскольку Россия и Китай доктринально закреплены США как враги (оппоненты).
Считалось, что формирование регионализированных экономических систем будет происходить относительно эволюционно, а главное — в пределах текущего международного права и существующих глобальных институтов, и это оградит Россию от целого ряда опасных рисков, в том числе военно-политического характера. Но на деле эти процессы радикализируются и обретают все более силовой характер, выражающийся в активной борьбе за влияние и контроль над ресурсно и логистически привлекательными «серыми зонами».
Выступая на Санкт-Петербургском экономическом форуме 2019 года (рис. 1), Президент РФ В.В. Путин обратил внимание на разрастание кризиса международных экономических отношений и предупредил о возможном сценарии дальнейшего хода событий: «...фрагментация глобального экономического пространства политикой ничем не ограниченного экономического эгоизма и его силовое продавливание. Но это путь
Рис. 1. На Санкт-Петербургском экономическом форуме (2019) Президент РФ В.В. Путин предупредил о возможности торговых войн всех против всех
к бесконечным конфликтам, к торговым войнам, а может быть, даже не только торговым, образно говоря, к боям без правил: всех против всех»2.
Все это, на наш взгляд, создает риски военно-политической непредсказуемости и неконтролируемого развития ситуации вблизи территории России. В частности, действия Турции в Восточном Средиземноморье (2018—2019) и на Южном Кавказе (2020) следует рассматривать как попытки силовым путем обеспечить пространство геополитического влияния, превратившись в одного из лидеров формирования относительно целостных макрорегионов. При этом гибридные военно-экономические средства становятся для турецкого руководства одним из важнейших инструментов построения подобных макрорегионов, причем не только в Восточном Средиземноморье и на Южном Кавказе (Карабахский конфликт — актуальная иллюстрация этого), но и в других перспективных для экспансии районах планеты. Важно иметь в виду, что успешный опыт Анкары может подтолкнуть и другие страны к изменению стратегии обеспечения своих геополитических и геоэкономических интересов. И тогда «силовая геоэкономика» вполне вероятно станет базовой моделью развития процессов регионализации.
Следовательно, требуется переосмыслить не только роль и место России в современном мире, что уже происходит, но и значение военной силы в обеспечении ее способности оставаться одним из наиболее мощных, глобально значимых «центров силы», обладающим высоким уровнем военно-политической устойчивости.
Политика России в области обеспечения национальной безопасности основывается на соответствующей Стратегии, в скорректированном виде утвержденной Президентом РФ в декабре 2015 года3. Она создает прочную
основу для проведения проактивной политики в области национальной безопасности. Принципиальный момент ее реализации — комплексный подход к обеспечению национальной безопасности, предполагающий учет как военно-политических, так и иных влияющих на нее факторов.
За последние пять лет в глобальной экономике, политике, а также в развитии технологий произошли значительные сдвиги, существенно изменившие пространство межгосударственной конкуренции. Они касаются как расширения инструментария, так и пространства межгосударственного противоборства. Происходит это на фоне глобального структурно-коммуникационного сбоя. Под угрозой коронавируса государства вынужденно приостановили работу важнейших отраслей промышленности, ввели ограничения в сфере услуг и закрыли свои границы. Экономическая стратегия, основанная на процессах глобализации, усиления взаимозависимости национальных экономик и подразумевающая ускорение движения постоянно увеличивающихся объемов товаров и услуг, технологий, капиталов, а также рабочей силы через государственные границы, оказалась неактуальной4.
Россия стоит перед масштабным вызовом комплексности в своей политике безопасности, который не просто должен быть осознан политическим руководством и элитой, но и стать основанием для принятия стратегических политических и организационных решений, обеспечивающих сохранение РФ места одного из глобально значимых центров силы с учетом всех потенциально возможных сценариев глобальных транс-формаций5. Нынешний кризис носит геоэкономический характер и должен решаться не только за счет изменения монетарных оснований экономического развития, как это принято сей-
час, а через трансформацию геоэкономического пространства.
Усугубляет риски логистическая уязвимость России, связанная с возможностью ее потенциальных геоэкономических конкурентов оказывать давление на российские экспортные потоки, значение которых в обозримой перспективе возрастет в силу общего сжатия несырьевого сегмента мировой торговли и повышения значимости ресурсного экспорта, а также высокой вероятности возникновения вблизи границ РФ «серых зон влияния», не контролируемых на уровне постсоветских национальных государств и способных стать анклавами для вызревания радикально-деструктивных тенденций.
В связи с этим представляется актуальным поставить вопрос о необходимости развития положений ныне действующей Стратегии национальной безопасности РФ, а главное — о пересмотре ее места в системе инструментов развития государства, среднесрочного и долгосрочного планирования.
Базовым предположением о характере процессов в сфере национальной
безопасности страны, вероятно, следует считать принципиальную неразделимость внутренних и внешних рисков и вызовов безопасности страны. Современные подходы к обеспечению национальной безопасности РФ должны
учитывать нарастающую сложность разделения военно-силовых и невоенных рисков на фоне сращивания внутриполитических и внутриэконо-мических опасностей с внешними.
Выступая на итоговой расширенной Коллегии Министерства обороны РФ 21 декабря 2020 года, Верховный Главнокомандующий ВС РФ В.В. Путин отметил: «Мы с вами знаем и должны отдавать себе отчет в том, что ведущие армии мира тратят огромные, несопоставимые с нами ресурсы для того, чтобы обеспечить свое превосходство. У нас нет шансов им уступить ни в чем. Хочу, чтобы это было понятно для всех»6 (рис. 2).
Запад во главе с США избегает прямой военной конфронтации с Россией, поскольку она способна нанести им непоправимый ущерб. Происходит смена парадигмы противостояния. Идет апробация сценариев «теплой войны» — чуть ниже планки прямого военного
Рис. 2. На итоговой Коллегии Министерства обороны РФ (21 декабря 2020) Верховный Главнокомандующий ВС РФ заявил о недопустимости уступить в чем-либо ведущим армиям мира
столкновения — и расширения зоны политико-информационных манипуляций с элементами военно-силового воздействия на оппонента.
Новая стадия конфронтации характеризуется выходом за рамки «техносферной войны»7 и внедрением механизмов военно-политического противоборства, включая усиливающийся компонент соперничества в информационном и социальном пространстве, а также задействование потенциала социального конструирования. Но одновременно такие механизмы требуют принципиальных решений при переходе от противостояния мирного времени к противоборству предвоенного времени и особого периода.
Главный отличительный аспект сегодняшнего пространства военно-политического противоборства — размывание границы между миром и войной и нарастание его объемности. Под объемностью противоборства следует, на наш взгляд, понимать системное его проникновение не только в социально-политические, но и в социальные процессы общества конкурента (потенциального противника) как для оказания влияния на настроения важнейших социальных групп, так и в целях прямого разрушения базовых социально-государственных институтов.
В современном пространстве межгосударственной конкуренции, очевидно, приходится иметь дело с рисками социально-технологического характера для мирного времени, которые в условиях нарастания военной опасности трансформируются в военно-технологические. Встает вопрос не только о механизмах снижения подобных рисков, но и об инструментах предотвращения их перерастания в угрозы, что в последние годы происходило исключительно быстрыми темпами.
Для обеспечения национальной безопасности требуется, на наш
Требуется переосмыслить не только роль и место России в современном мире, что уже происходит, но и значение военной силы в обеспечении ее способности оставаться одним из наиболее мощных, глобально значимых «центров силы», обладающим высоким уровнем военно-политической устойчивости.
взгляд, создание встроенной в систему государственного управления геосоциально-экономической модели мобилизационного типа, дублирующей (страхующей) на случай возникновения разного рода гибридных кризисов типа коронавируса или техногенных сбоев в будущем. Необходима также новая стратегия социально-политического и пространственного устройства страны, базирующаяся на трех составляющих: безопасность, сбережение народа и территориально-экономическая связанность.
Высокое внутреннее напряжение, обусловленное удержанием огромных неоднородных пространств, и постоянное пребывание России в гуще геополитической борьбы — делают задачу консолидации общества и власти, обеспечения национальной безопасности и развития государства важнейшей и решающей сегодня. Необходима национализация экономического роста, затрудненная в существующем геоэкономическом контексте доминирующей финансово-инвестиционной либеральной модели.
Принципы рационального «многослойного» социально-территориального планирования следует взять за основу при формировании понятного обществу образа будущего России. Это теснейшим образом увязывается с нашим цивилизационным кодом, поскольку РФ — это цивили-
зация пространства, цивилизация простора, так формировались наши ценности и наш образ мышления.
«Скученность» и концентрация — это разнонаправленная с русским менталитетом модель организации социальной среды и пространства жизни. Подчеркнем — для России регионализация экономики в условиях кризиса
важна не сама по себе, а как процесс, открывающий новые возможности для развития ее как цивилизации.
Реализация подобного подхода возможна при условии целостного понимания «пространства развития» и опоры на высокий уровень военно-политической связанности территории страны.
Формирование глобально значимых геоэкономических макрорегионов: риски для России
В России, как и в остальном мире, сейчас идет наращивание многополярности, которая становится объемной, причем четырехмерной, где к трем пространственным координатам добавляется информационное поле, направленное как во вне, так и внутрь государства. Естественным следствием такого качественного разворота станет выход на первый план вопросов устойчивости и живучести России, как геосоциальной системы. Данное новое понимание в гуманистической трактовке обозначил Президент РФ В.В. Путин в Послании Федеральному Собранию 15 января 2020 года, говоря о первичности социальной устойчивости в стране как об условии сохранения Россией статуса великой державы8.
Пока удается поддерживать относительную целостность системы международных отношений за счет сохранения всемирной повестки дня, обеспечиваемой глобальностью и подконтрольностью США информационного пространства (что само по себе подчеркивает приоритетность данного направления для Вашингтона и его сателлитов). Но рано или поздно разрыв целостности достигнет критической отметки, причем толчком может послужить распад глобального финансового пространства. После этого процессы регионализации могут начать развиваться сверхбыстрыми темпами в слабо контролируемом формате с
существенно более широким, чем ранее предполагалось, задействованием военно-силовых инструментов.
В ходе данных процессов очевидно будет утрачиваться целостность ряда мировых георегионов, особенно сформировавшихся «явочным порядком» и на основании политических, а не геополитических и геоэкономических факторов как, например, Большое Средиземноморье. Уже можно, в частности, наблюдать разрушение целостности так называемого Ближнего Востока, распадающегося на два субрегиона — Персидский залив и Восточное Средиземноморье. Процессы регионализации создают возможность внешних манипуляций, включая и ограниченное силовое давление в различных формах в целях управления средне- и долгосрочными процессами развития9.
Такие же процессы, хотя и в менее активной форме, затрагивают и Евразию, включая и пограничные с Россией пространства, образуя для нее не только «имиджевые» или политико-институциональные, но также политические и экономические риски. Так, о росте напряженности в районах, сопредельных с Афганистаном, говорил в своем выступлении на VIII Московской международной конференции по безопасности (апрель 2019) Министр обороны РФ генерал армии С.К. Шойгу10 (рис. 3), и этот прогноз полностью подтвердился.
Рис. 3. На VIII Московской международной конференции по безопасности Министр обороны РФ отметил рост напряженности в районах, сопредельных с Афганистаном
Наблюдается также превращение Среднего Востока в узел военно-силовых противоречий с перетеканием нестабильности из одной части данного региона в другую.
Главный вопрос национальной безопасности России в данном аспекте состоит в том, как «выгнется» сформировавшаяся средневосточная дуга нестабильности — в направлении Персидского залива и арабских нефтяных монархий или в сторону При-каспия и Центральной Азии. Но исход данного важного для РФ военно-стратегического тренда современности зависит от ее способности не только сдерживать тенденции радикального исламизма на дальних рубежах, но и обеспечивать относительную военно-политическую и социальную стабильность по периметру Евразии, а также на важнейших внешних и внутренних форпостах России*.
Участие в процессах регионализации на пространстве Евразии и в ближайшем геополитическом
* Примерами важнейших внутренних форпостов, демонстрирующих синергию внешних и внутренних рисков, а также рисков и возможностей развития, следует, на наш взгляд, считать Астрахань (Нижнее Поволжье) и Оренбург (Южное Зауралье). Там сходятся сразу несколько силовых линий геоэкономического и геополитического развития. А в период формирования новых макрорегионов значение данных форпостов будет только расти, но одновременно усиливаться их военно-силовая уязвимость и привлекательность в качестве точки для нанесения удара со стороны потенциального противника, как это, например, произошло при завязке русско-японской войны в отношении Порт-Артура.
окружении России — важнейшая составляющая политики в сфере обеспечения безопасности страны и создания условий для ее поступательного развития. Это потребует пе-
ресмотра многих базовых, концептуальных подходов к политике в сфере национальной безопасности и управления нейтрализацией общегосударственных рисков.
Компоненты политики национальной безопасности России: постглобальное прочтение
Особенности глобальных трансформаций, изменений институциональной структуры глобальной политики и экономики требуют нового переосмысления политики России в сфере безопасности. При этом нельзя полагаться ни на традиционное ее понимание, основанное на стереотипах времен «холодной войны», ни на концепции, доминировавшие в период активных попыток интеграции с коллективным Западом и утверждав-
шие о вторичности военно-силовых факторов национальной безопасности страны и о возможности как минимум купировать часть возникающих военно-политических рисков за счет участия в глобальных и региональных институтах. В современных условиях целесообразно, на наш взгляд, говорить о следующей структуре взаимосвязанных приоритетов обеспечения национальной безопасности и развития России (рис. 4).
Рис. 4. Структура приоритетов обеспечения национальной безопасности и развития России в современных условиях
Рассмотрим более подробно суть и содержание каждого из представленных приоритетов.
Первый приоритет — военная защищенность по всему спектру конфликтов, включая субконвенциональные угрозы и угрозы в сфере кибербезопасности — подразумевает понимание оборонной сферы как единого пространства в управлении государством, требующего функциональной интеграции всех его ресурсов. Необходимо концептуальное, если хотите, социально-философское переосмысление ситуации в контексте нарастания угроз национальной безопасности в условиях глобального кризиса, развивавшегося последние десятилетия и особо обострившегося в ходе пандемии коронавируса. Требуется также изыскание (разработка) адекватных моделей, обеспечивающих социально-экономическую и оборонную устойчивость страны на средне-и долгосрочную перспективу.
Второй приоритет — обеспечение возможности быстрого перевода системы политического и экономи-
Представляется актуальным поставить вопрос о необходимости развития положений ныне действующей Стратегии национальной безопасности РФ, а главное — о пересмотре ее места в системе инструментов развития государства, среднесрочного и долгосрочного планирования. Базовым предположением о характере процессов в сфере национальной безопасности страны, вероятно, следует считать принципиальную неразделимость внутренних и внешних рисков и вызовов безопасности страны.
ческого управления страной в мобилизационный режим — обусловлен форсированной разработкой в США концепции и инструментария внезапного «обезоруживающего» удара по центрам управления и ключевым экономическим и инфраструктурным объектам, включая и точечное использование тактического ядерного оружия, причем даже в случае сохранения неядерного характера противоборства. В связи с этим необходимо создание устойчиво дублированных и зарезервированных экономических систем, выведенных за рамки экономики мирного времени и не действующих в формате «коммерческой выгодности».
Третий приоритет — существенное расширение понятия «военная угроза» и уточнение условий привлечения ВС сил для их предотвращения — вытекает из предыдущего приоритета и позволяет адаптировать указанный там аспект политики национальной безопасности и обороны к новой ситуации. Интегральной частью данного приоритета должен стать надведомствен-ный механизм выработки стратегии военно-технологической политики и в целом — промышленно-инвести-ционной политики, а также налаживание действенного контроля за ее реализацией как в рамках государственного оборонного заказа, так и через стимулирование инициативных проектов в пределах частно-государственных отношений и особого инвестиционного контура.
Четвертый приоритет — резкое повышение уровня геостратегической военно-политической связности страны, которая должна восприниматься как целостное понятие, существенно выходящее за рамки чисто логистического или даже экономико-управленческого понимания. Об том говорил Президент РФ В.В. Путин на заседании Госсовета
(23 декабря 2020), выделив в качестве приоритета инфраструктурное «сшивание» страны, которое не может быть достигнуто эволюцией существующих программ инфраструктурного развития «от достигнутого». Глава государства однозначно указал на определяющее значение социального компонента в инфраструктурном и пространственном развитии11.
Сформировавшаяся ныне стратегия концентрации ресурсов в мегаполисах, навязанная России извне, противоречит ее цивилизационному коду и закладывает социальную бомбу под ее будущее. Сейчас на Москву и Санкт-Петербург приходится треть валового внутреннего продукта РФ. Но любая конструкция устойчива, когда есть минимум три опоры. Такой третьей опорой России должны стать города и территории развития Сибири и Дальнего Востока, где уже имеются многие виды ресурсов, промышленный и научный потенциал, но наблюдаются дефицит кадров и управленческих компетенций, а также главные проблемы и угрозы — депопуляция и слабая инфраструктура.
Геостратегическая связность — важнейший инструмент обеспечения социально-политической целостности страны и сохранения управляемости при любых сценариях развития. Одной «вертикали власти» в условиях гибридизации угроз уже, на наш взгляд, недостаточно. Обеспечение устойчивости системообразующих социальных систем, воспроизводство традиционных для нашей страны социальных и социально-управленческих институтов становится условием достижения высокой степени геостратегической связности России12.
Целесообразно пересмотреть политику развития территорий — перейти от укрупнения и концентрации к разумному рассредоточению, к формированию единого стандарта управления и качества жизни по всей
территории РФ. Слово «невыгодно» должно быть убрано как приоритет из государственной политики России и заменено словом «безопасно».
Пятый приоритет — обеспечение экономических и политических интересов России, а также предотвращение возникновения политических угроз для нее с потенциалом перерастания в военно-политические — касается не только ближайших прилегающих к РФ регионов, но и значительного пространства Евразии, в ряде случае выходящего за рамки территорий постсоветских республик. Политика укрепления геостратегической связности должна иметь экстравертный характер, стимулируя активность страны на важнейших внешних направлениях в целях создания пространств стабильности и безопасности. Решение данной задачи, безусловно, потребует уточнения места и роли военно-политических, а в ряде случаев также военно-силовых инструментов и снятия целого ряда ограничений на их применение, в том числе унаследованных Россией от периода раздела советского наследства.
Шестой приоритет — обеспечение проецирования политического и экономического влияния России и благоприятного для нее характера экономических процессов в ключевых регионах мира — предполагает стремление к формированию вокруг РФ, в том числе и за пределами Евразии, защищенного от внешнего давления пространства экономической деятельности, для чего могут понадобиться не только политические и экономические меры, но и гибридные инструменты, включая военно-силовой компонент.
Седьмой приоритет — обеспечение высокого уровня информационной безопасности и социоинформа-ционной защищенности — относится не только к информационному про-
странству России, но и ее партнеров по евразийским интеграционным проектам, прежде всего в рамках Союзного государства России и Белоруссии и ЕАЭС. С учетом сращивания манипулятивных и кибер-ударных средств и постепенной легализации их в качестве инструментов воздействия на конкурента и потенциального противника в условиях мирного времени возникает настоятельная потребность в уточнении роли ВС России относительно реализации данного приоритета13. Цифровые платформы и технологии искусственного интеллекта также могут быть активным инструментом десуверенизации России, создавая бреши в национальной безопасности. Американцы уже три года как приняли федеральные законы и доктрины, где Россия назван оппонентом (противником) США, там предписано «to close the loopholes against the Russian Federation» — «закрыть все бреши против Российской Федерации».
В США создано отдельное кибер-командование — кибервойска, входящие в Агентство национальной безопасности (АНБ), одну из самых секретных и технологичных спецслужб Пентагона и разведсообщества США, ведущую в том числе киберраз-ведку и контрразведку.
Эта армия из 18 тыс. военных интеллектуалов ведет против России войну гибридными методами — от экономических санкций до информационных и кибератак. В США также принята на вооружение концепция «перманентной активности и обороны на передовых рубежах» в целях захвата и удержания стратегической инициативы в киберпространстве, создавая у противника неопределенность в отношении их намерений за счет переноса борьбы на вражескую «виртуальную территорию».
Оценивая структуру и содержание представленных приоритетов на-
циональной безопасности и развития России, важно обратить внимание на ряд принципиальных моментов.
Во-первых, маловероятно претворение в жизнь любого из них, а тем более всей их совокупности, исключительно политическими или сугубо военно-силовыми средствами. Военно-силовой компонент становится весьма значим, но только в интеграции с другими инструментами национальной мощи и на основе общего целеполагания. Это подразумевает принципиально более высокий уровень координации важнейших компонентов национальной мощи и преодоление в относительно короткие сроки межведомственной разобщенности.
Во-вторых, поставленные приоритеты невозможно реализовать только путем участия России в деятельности даже сохраняющих дееспособность глобальных и региональных политических, экономических и военно-политических институтов. Эффективная политика в сфере национальной безопасности и обороны требует высокого уровня «национализации политики» как внутри страны, так и на внешнем контуре, освобождения ее от влияния глобальных лоббистских наслоений, в том числе связанных с наследием 1990-х годов.
В-третьих, следование данным приоритетам предполагает в нынешних геополитических условиях высокую и, вероятно, растущую роль военно-силового компонента национальной мощи государства.
В связи с этим представляется целесообразным преодолеть существующую в обществе и политических институтах «аллергию» на точечное и продуманное применение военной силы, но при безусловном обеспечении комплексности принимаемых решений и устойчивого политического контроля за действиями силовых структур*, а в случае серьезного кризиса — и гражданских органов управления.
* В США после появления «вьетнамского синдрома» в начале 1980-х годов министр обороны К. Уайнбергер сформулировал доктрину, определяющую условия для применения ВС за рубежом. Она обусловливала задействование ВС США наличием четко очерченных целей и готовностью использовать все возможные ресурсы для их достижения. Доктрина Уайнбергера вызвала большие споры в американском политическом руководстве, но де-факто применялась. После окончания «холодной войны» данную доктрину скорректировал тогдашний председатель ОКНШ К. Пауэлл в сторону расширения возможности применения ВС в ограниченных военных конфликтах, миротворческих миссиях и др. Министр обороны США Д. Рамсфелд в администрации Дж. Буша-младше-го пытался еще более смягчить доктрину. Положения доктрины остаются актуальными и по сей день, а попытки ее игнорировать (например, в Сомали в 1993 году, а в дальнейшем, в начале 2000-х годов — в Афганистане и Ираке) приводили к исключительно печальным политическим последствиям.
Таким образом, в России назрела, на наш взгляд, объективная необходимость концептуального переосмысления основ оборонной и политической (геосоциальной) безопасности. Оно должно носить аккуратный, взвешенный характер, не дестабилизирующий систему политического и военного управления, но учитывающий фун-
даментальные изменения глобальной политики и операционного пространства для реализации российских национальных интересов. В первую очередь требуется формирование новой идеологии российской политики в области национальной безопасности, которая будет положена в основу всего государственного строительства в России.
Новая идеология национальной безопасности
Основой обновленного понимания национальной безопасности должно стать ее осознание как составной части стратегии развития страны и базиса для принятия важнейших управленческих решений с внедрением комплексного подхода. Необходимость комплексности в сфере национальной безопасности понималась и ранее. Так, одну из первых попыток комплексной оценки оборонного потенциала России можно найти в книге бывшего военного министра России А.Н. Куропат-кина «Русская армия», написанной в 1910 году14. В советский период вопросы комплексности развития сферы обороны и безопасности разрабатывались Е.А. Шиловским. Применительно к современным условиям проблеме комплексности управления обороной и националь-
ной безопасностью уделялось внимание в работах В.В. Герасимова, М.А. Гареева, А.А. Кокошина и других российских специалистов в данной области.
В связи с этим можно утверждать, что в России накоплен большой опыт комплексного понимания вопросов национальной обороны и безопасности. Главная задача — творчески его переосмыслить применительно к сегодняшним технологическим, политическим, экономическим, социальным условиям и приспособить к задачам государственного строительства. Следует при этом иметь в виду, что в настоящее время запрос на комплексность подходов к планированию действий в области национальной безопасности и обороны отличается новым качеством и структурированностью (табл.).
Таблица
Новое качество и структурированность комплексности подходов к планированию действий в области национальной безопасности
№ пп Показатели комплексности Суть и содержание
1 Системное понимание картины происходящего, глубина и объемность прогноза Означает содержательную разноуровневость и учет ситуативной динамики на основе интеграции оценок и прогнозов из различных ведомств и даже негосударственных организаций. Их роль в формировании политики (как минимум для выявления «референтных» прогнозов) должна быть объективно выше, чем сейчас, но развиваться подобным институтам надлежит в рамках единого стратегического вектора целеполагания. Особенно это касается национальной обороны
2 Сочетание стратегического, среднесрочного и операционного планирования Подразумевает доступ различных ведомств к механизмам принятия политических и военно-политических решений и наличие у них инструментов отслеживания их выполнения, а не только референтного обеспечения, а также необходимость высокого уровня ресурсного и административного обеспечения системы национальной безопасности и адаптации уже созданных институтов к новым задачам
3 Надведомственность Выступает организационной антитезой межведомственности, в российских условиях почти всегда трансформирующейся в избыточную бюрократичность. Сейчас, напротив, критически нужны интеграция интеллектуальных, а не бюрократических ресурсов, объединение усилий различных уровней государственного управления и как минимум создание единого контура общефедерального, межрегионального и регионального управления с индикативными возможностями руководства муниципальным и локальным уровнями власти. Только на основе надведомственности как основополагающего принципа управления можно обеспечить реализацию поручения, данного Президентом РФ на заседании Госсовета (23 декабря 2020), об уточнении линейки показателей Единого национального плана развития в быстро меняющихся условиях современного мира
4 Переосмысление и организационное обеспечение пространства национальной обороны и безопасности как существенно более комплексного явления Значение данного компонента выходит далеко за национальные границы России, требуется осмысление его регионального, а в ряде случаев и глобального проявления. Необходимо осознание пространства обороны и безопасности страны как не ограниченного только национальными границами, а связанного с долго- и среднесрочными процессами регионального и глобального масштабов15
5 Оперативность реакции с использованием всех доступных ресурсов Означает необходимость изменения политического отношения к резерву на случай чрезвычайных ситуаций и уточнения его юридического статуса. Требуется также интеграция невоенного инструментария в военно-силовое планирование, что является критическим условием для нейтрализации рисков низкоинтенсивных конфликтов и превентивного купирования враждебных для России непрямых действий, значение которых будет расти16
Анализ содержания представленных в таблице показателей комплексности свидетельствует, что необходимо формировать интегрированную, не узковедомственную и отраслевую, а общенациональную систему национальной безопасности. Базовым принципом разработки соответствующей стратегии должен стать опережающий характер противодействия, основанного на единой (комплексной) системе прогнозирования и предупреждения угроз и вызовов во всех сферах: образовании, культуре, экономике, науке, обороне и безопасности17.
Очевидно, что такой интеграции можно достичь только в принципиально усиленном контуре военно-гражданского управления сферой национальной обороны и безопасности, что подразумевает глубокое совершенствование системы относящихся к данной сфере институтов. При этом принципиально важно перейти к разработке интегрированных документов планирования в области национальной безопасности и развития, не просто анонсирующих, но и политически фиксирующих текущие приоритеты деятельности системы государственного управления и национальной обороны, императивные для всех органов государственной власти. Такие документы должны носить не ведомственный, а общегосударственный характер и исходить от Верховного Главнокомандующего ВС РФ.
Данный подход подразумевает укрепление роли Совета Безопасности РФ как ключевого органа интегрированного военно-гражданского управления и повышение его значимости как главного аналитического звена системы прогноза и стратегического целеполагания, а также планирования создания необходимых ресурсов. Он обладает для этого необходимой правовой надведомственностью.
На основании вышеизложенного можно сделать следующий принципи-
Эффективная политика в сфере национальной безопасности и обороны требует высокого уровня «национализации политики» как внутри страны, так и на внешнем контуре, освобождения ее от влияния глобальных лоббистских наслоений, в том числе связанных с наследием 1990-х годов.
альный вывод: сфера обороны и безопасности, понимаемая в широкой трактовке в условиях глобальных трансформаций, относительной неясности рисков общемирового развития и возникновения прямых очагов военной опасности вблизи границ России, может стать реальным драйвером развития страны в целом и существенного повышения качества государственного управления.
Настоятельной потребностью является и декларация наличия у политики национальной безопасности РФ идеологической основы в виде идеи сохранения и воспроизводства народа России и служения элиты именно ему. В рамках такого понимания идеологических основ политики в области национальной безопасности военная элита сможет играть более значимую роль в реализации разумного целостного подхода к развитию страны.
России нужно сосредоточиться на себе! Для этого необходима новая стратегия социально-политического и пространственного устройства страны, базирующейся на трех составляющих — безопасности, сбережении народа и территориально-экономической связности.
Геоэкономическая и военная значимость Арктики, Сибири и Дальнего Востока для национальной безопасности на фоне инфраструктурных и демографических «пустошей» за Уралом лишь обостряют данную проблему.
Новая идеология национальной безопасности
Основополагающим звеном национальной безопасности России остается военная безопасность, а инструментом ее обеспечения — контур оборонного управления, что обусловлено сочетанием двух базовых факторов.
С одной стороны, вопреки более ранним концепциям, основанным на идее интеграции России в «цивилизованный мир» и снятия части угроз безопасности и развитию страны за счет участия в соответствующих международных институтах, — значение классической оборонной безопасности (даже с учетом сдвига фокуса военно-силовых рисков к нижней части спектра) в среднесрочной перспективе будет только расти.
С другой стороны, именно контур управления национальной обороной на сегодняшний день наиболее развит с точки зрения обеспеченности инфраструктурой, обладания технологическими возможностями и мобилизации к директивному выполнению указаний федерального центра в предкризисных и кризисных условиях.
К тому же структура системы военного управления (военные округа и Северный флот, который с 1 янва-
ря 2021 года также стал межвидовым стратегическим территориальным объединением ВС РФ18) объективно гораздо больше соответствует фундаментальным задачам развития России на ближайшие 25 лет, чем существующая в настоящее время структура так называемых федеральных округов, не говоря уже о мозаичности системы управления федеральными органами исполнительной власти, пока структурно не сложившейся с точки зрения ее комплексности, что приводит к сложностям в выполнении решений федерального центра и Президента РФ на уровне регионов. Можно утверждать, что система военного управления вполне соответствует общегосударственным приоритетам развития, включая формирование крупных народно-хозяйственных комплексов в регионах, и способна обеспечить динамичность социально-экономического развития без снижения уровня военно-политической безопасности и защищенности.
Необходимо, однако, отметить, что единства систем военного и политического управления РФ, как показывает их сопоставление (рис. 5), еще не достигнуто.
Рис. 5. Сопоставление систем военного и политического управления РФ
На наш взгляд, требуется поиск новых организационных форм синер-гичного военно-гражданского управления для обеспечения динамичного развития РФ. В связи с этим встает вопрос адаптации системы военного и политического управления к новому спектру геополитических угроз и геоэкономических задач, в частности в плане повышения комплексности задействования политических, экономических и военно-силовых инструментов в максимально гибкой форме. Это особенно важно с учетом повышения геоэкономической значимости коридора «Север-Юг».
На всем гигантском пространстве от Урала до Дальнего Востока назрела необходимость реализации крупного федерально значимого проекта, позволяющего существенно укрепить общегосударственную связность путем формирования в этом мегареги-оне новых центров экономического роста (модернизация существующих и строительство новых городов).
Концепция данного проекта должна быть основана на особых архитектурно-организационных решениях, климатических, геополитических и военных факторах, гарантирующих максимальную синергию экономической эффективности и военно-политической защищенности.
Очевидно, что вопрос геостратегической связности российских регионов становится на обозримую перспективу одним из наиболее важных и требует специального рассмотрения, особенно с точки зрения форм и методов ее укрепления в условиях нарастания геополитической и геоэкономической конкуренции по границам Евразии.
В этой связи отметим своевременность и весьма позитивное значение Указа Президента РФ от 21 декабря 2020 года № 803, в соответствии с которым Северный флот стал межвидовым стратегическим
территориальным объединением ВС РФ, выполняющим задачи военного округа19. Тем самым фиксируется важнейшая геополитическая трансформация системы военного управления, позволяющая существенно более оперативно принимать решения о задействовании сил и средств для сдерживания или пресечения возникающих угроз в специфических условиях Крайнего Севера, где межгосударственная конкуренция уже давно носит в том числе военно-силовой характер и имеет тенденцию к дальнейшему обострению, что, в частности, спровоцировано намерением США организовать регулярное патрулирование своими военно-морскими силами у российских берегов в Арктике20.
Подобный принцип синергичности становится все более актуален и для контура гражданского администрирования, особенно там, где возникают противоречия между региональной и отраслевой моделями управления ресурсами. Повторим — необходима концентрация России на себе через мобилизацию ресурсов внутреннего развития!
Формирование стратегического контура управления не следует понимать как слияние органов военного и гражданского управления, что может сыграть негативную роль для корректной постановки задач развития. Это должно, безусловно, означать усиление синергичности системы политического руководства государством. На краткосрочную перспективу задача состоит не столько в полной интеграции различных контуров государственного управления, сколько в формировании единой ценностной основы государственного руководства на базе единой системы целеполагания, где национальная безопасность — стратегический приоритет. Только при таком подходе можно преодолеть негативные для
На всем гигантском пространстве от Урала до Дальнего Востока назрела необходимость реализации крупного федерально значимого проекта,
позволяющего существенно укрепить общегосударственную связность путем формирования
в этом мегарегионе новых центров экономического роста (модернизация существующих и строительство новых городов).
Концепция данного проекта должна быть основана на особых архитектурно-организационных решениях, климатических, геополитических и военных факторах, гарантирующих максимальную синергию экономической эффективности и военно-политической защищенности.
развития страны тенденции местничества и политического регионализма, обостренные пандемией ко-ронавируса. Они будут ощущаться еще длительное время и сами по себе представляют значимые риски для национальной безопасности.
На базе стратегического контура управления целесообразно, на наш взгляд, развернуть систему мониторинга информационного пространства и социальных процессов. С опорой на данный контур и в интеграции с силовыми структурами необходимо также организовать эффективное функционирование системы обеспечения информационной безопасности и предотвращения масштабных информационных манипуляций, особенно учитывая их сращивание с кибербоевыми средствами воздействия на управленческие и социальные структуры государства21.
Подводя итог, следует отметить, что практическая реализация представленных в настоящей статье пред-
ложений возможна только при принятии определенных политических решений на федеральном уровне, в том числе по геополитической и идеологической самоидентификации российского государства и преодолению политических и управленческих рудиментов 1990-х годов.
С учетом современной ситуации в мире, процессов регионализации глобальной экономики и новой модели американской внешней политики, нацеленной на «выжимание» инвестиционных ресурсов из других стран и регионов, достижение нового уровня социальной связности России критически необходимо для сохранения ее статуса как великой державы и участия в борьбе за контроль над формированием новых правил миропорядка после завершения нынешнего этапа глобальной турбулентности.
Однако, чтобы принять эффективное и системное участие в строительстве нового постглобального мира, России надлежит выйти на принципиально новое качество внутренней консолидации и социального динамизма, позволяющее сохранять политическую целостность и социальную устойчивость даже при наиболее жестких сценариях развития глобальной экономической и политической конъюнктуры.
С данной точки зрения политика в области национальной безопасности должна превратиться из реактивной, нацеленной на формирование ответов на возникающие вызовы, в проактивную — предугадывающую изменения ситуации на перспективу, закладывающую стратегическую базу под развитие страны с учетом глобальных тенденций и обеспечивающую консолидацию ресурсов государства на наиболее значимых направлениях поступательного движения вперед.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кокошин А.А., Панов А.Н. Макро-структурные изменения в системе мировой политики до 2030 года. М.: КРАСАНД, 2016. 336 с.
2 Путин В.В. Выступление на пленарном заседании Петербургского международного экономического форума. 7 июня 2019 года. URL: http://www.kremlin.ru/ events/president/news/60707 (дата обращения: 08.12.2020).
3 Указ Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 года № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Российская газета. 2015. 31 декабря.
4 Ильницкий А.М., Ленченко М.К. Социальная империя как инструмент психологической обороны Российской Федерации // Военный академический журнал. 2020. № 2(26). С. 70—75.
5 Гайдунко Ю.А., Макарова С.П. К вопросу о роли и месте России в современном мире // Военная Мысль. 2019. № 4. С. 6—14.
6 Путин оценил ситуацию с оснащением российской армии и флота // РИА Новости. 21.12.2020. URL: https://ria. ru/20201221/putin-1590224993.html (дата обращения: 23.12.2020).
7 Стародубцев Ю.И., Закалкин П.В., Иванов С.А. Техносферная война как основной способ разрешения конфликтов в условиях глобализации // Военная Мысль. 2020. № 10. С. 16—21.
8 Послание Президента РФ Федеральному Собранию. 15 января 2020. URL: http:// kremlin.ru/events/president/news/62582 (дата обращения: 15.12.2020).
9 Евстафьев Д.Г. Евразийская «дуга нестабильности» или управление глобальным экономическим ростом // Экономические стратегии. 2019. № 7. С. 46—56.
10 Выступление Министра обороны РФ генерала армии Сергея Шойгу на VIII Московской конференции по международной безопасности MCIS-2019. URL: http://mil.ru/mcis/news/more. htm?id=12227557@cmsArticle (дата обращения: 14.12.2020).
11 Стенограмма совместного заседания Госсовета и Совета по стратегическому развитию и нацпроектам. 23 декабря 2020. URL: http://www.kremlin.ru/events/ president/transcripts/64736 (дата обращения: 24.12.2020).
12 Ильницкий А.М. Ответить на вызовы времени: необходимо пространственно-территориальное переосваивание страны // Национальная оборона. 2020. № 9. С. 20—28.
13 Черныш А.Я., Попов В.В. Об эволюции теории и практики единого информационного пространства и первоочередных мерах по его развитию в интересах повышения эффективности управления национальной обороной Российской Федерации // Военная Мысль. 2019. № 9. С. 47—54.
14 Куропаткин А.Н. Русская армия. СПб.: Полигон, 2003. 590 с.
15 Шамахов В.А., Ковалев А.А. Изменение географии глобальной безопасности в эпоху цивилизационного противостояния // Мировая политика. 2018. № 4. С. 43—55.
16 Фадеев А.С., Ничипор В.И. Военные конфликты современности, перспективы развития способов их ведения. Прямые и непрямые действия в вооруженных конфликтах XXI века // Военная Мысль. 2019. № 9. С. 33—41.
17 Ильницкий А.М. Обеспечение интеллектуального лидерства — основа национальной безопасности // Военная Мысль. 2021. № 1. С. 16.
18 Указ Президента Российской Федерации от 21 декабря 2020 года № 803 «О Северном флоте». URL: http://publication.pravo. gov.ru/Document/View/0001202012210110 (дата обращения: 23.12.2020).
19 Там же.
20 ВМС США начнут патрулирование у границ России в Арктике // РИА Новости. 7 января 2021 года. URL: https:// ria.ru/20210107/arktika-1592195610.html (дата обращения: 09.01.2021).
21 Ильницкий А.М. Обеспечение интеллектуального лидерства — основа национальной безопасности. С. 14—15.
