CC BY
95
ПРИНУДИТЕЛЬНЫЕ
И ДОСТУП К ЛЕКАРСТВЕННЫМ ПРЕПАРАТАМ
Сергей Лосев,
ведущий научный сотрудник Национального центра законодательства и правовых исследований Республики Беларусь, кандидат юридических наук, доцент
Аннотация. Статья посвящена анализу правовых аспектов возможного применения лекарственных препаратов, защищенных патентами, в интересах охраны общественного здоровья. Анализируя возможности применения принудительных лицензий, автор приходит к выводу о необходимости совершенствования норм патентного законодательства Республики Беларусь. Ключевые слова: патентное законодательство, исключительное право, патентная монополия, принудительное лицензирование.
Пандемия СОУГО-19 критически остро ставит вопрос не столько о необходимости создания вакцин и лекарств против этого инфекционного заболевания - они обязательно будут созданы - сколько о последствиях получения патентов компаниями-разработчиками и, в первую очередь, о возможности приобретения этих препаратов всеми нуждающимися. Причем ситуация с доступностью лекарств от СОУГО-19 не будет уникальна, поскольку аналогичные проблемы существуют в отношении средств, применяемых для лечения ВИЧ-инфекции, гепатита С, туберкулеза, онкологических и иных смертельно опасных болезней.
Патент на лекарственное средство, предоставляя его обладателю исключительное право, позволяет устанавливать на него монопольно высокую цену и тем самым ограничивать его доступность для малоимущих пациентов. Примеры злоупотребления
патентными правами на фармацевтическом рынке многочисленны. К примеру, американская компания Turing Pharmaceuticals в 2015 г. за 50 млн долл. приобрела патентные права на препарат дараприм (Daraprim), который применяется для лечения ток-соплазмоза у пациентов со слабой иммунной системой (ВИЧ-инфицированные, онкобольные и др.), и вскоре после этого повысила цену на него с 13,5 до 750 долл. В связи с этим для большинства нуждающихся в лечении данное средство стало недоступно, а производство аналогов - невозможно в связи с действием патентов на него [1].
Возникает проблема, являющаяся, на наш взгляд, основной для современного права интеллектуальной собственности - конфликт интересов обладателя исключительного права, желающего извлечь из своего патента максимальную коммерческую выгоду, и общества, жизненно заинтересованного в получении как можно более свободного доступа к защищенному патентом изобретению в целях обе-
спечения определенного общественного интереса. При этом наиболее остро проблема стоит в сфере защиты общественного здоровья; можно сказать больше: в этом случае праву патентообладателя на получение прибыли противостоит право человека на жизнь и здоровье.
21 апреля 2020 г. ООН была принята Резолюция «Международное сотрудничество в целях обеспечения глобального доступа к лекарствам, вакцинам и медицинскому оборудованию для противодействия СОУГО-19», одобренная единогласно, в которой представители стран мира призвали обеспечить доступность для всех будущей вакцины против коронавируса [2]. Три десятка общественных организаций, работающих в сфере улучшения доступа к фармпрепаратам, подписали открытое обращение к правительствам стран Восточной Европы и Центральной Азии, в котором призвали провести оценку действующего законодательства и при необходимости в срочном порядке внести изменения, наделяющие правительство и/или уполномоченные им органы правом принимать решения об использовании изобретений в интересах общественного здоровья и национальной безопасности без согласия патентообладателя с выплатой соразмерного вознаграждения [3].
Для Беларуси вопрос доступа к лекарствам актуален, поскольку, несмотря на наличие национальной фармацевтической индустрии и разработку отечественных лекарственных препаратов, в утвержденных клинических протоколах лечения инфекционных и онкологических заболеваний используются препараты, патенты на которые принадлежат зарубежным компаниям, при этом цены на них не всегда позволяют обеспечить лечением всех нуждающихся.
С юридической точки зрения, вопрос обеспечения доступности лекарственных средств, защищенных патентами,- это, в первую очередь, вопрос о допустимых ограничениях исключительного права патентообладателя, поскольку наличие такого права позволяет последнему в полной мере контролировать национальный рынок: пресекать несанкционированное производство аналогичных лекарственных средств (генериков) на территории действия патента, их ввоз из третьих стран, где выпуск возможен в силу отсутствия патента либо особенностей национального законодательства, не предоставлять лицензий третьим лицам и тем самым поддерживать монопольно высокую цену на оригинальный препарат.
Следует сказать о том, что проблематика ограничения патентной монополии давно и активно обсуждается юридической наукой. Как отмечают
правоведы, «... история развития исключительного права представляет собой противостояние правообладателей и общества, где первые постепенно отвоевывают себе все большую территорию. Это противостояние актуально и сейчас» [4]; при этом «.перекос баланса интересов в пользу правообладателя и в ущерб интересам пользователя способен привести к утрате соответствующим правом своей моральной обоснованности, что, в конечном итоге, будет и не в интересах самих правообладателей» [5].
Механизмы ограничения патентной монополии разработаны и применяются давно. В аналитическом обзоре, подготовленном к 13-й сессии Комитета ВОИС по патентному праву (БСР/13/3), отмечается, что законодательству стран мира известны следующие ограничения прав патентообладателей:
■ использование, осуществляемое частными лицами в некоммерческих целях; в образовательных, экспериментальных или целях научных исследований; для государственных нужд;
■ необходимость получения разрешения уполномоченного органа на применение фармацевтических препаратов (так называемое «положение Болар»);
■ приготовление лекарственных препаратов по индивидуальным рецептам;
■ реализация права преждепользования;
■ использование защищенных патентных решений на транспортных средствах, следующих транзитом;
■ различные виды принудительных лицензий [6]. Анализ норм Закона Республики Беларусь
«О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы» [7] позволяет сделать вывод о том, что предусмотренные в нем ограничения исключительного права патентообладателя можно подразделить на следующие группы:
1) допускаемые случаи свободного и бесплатного использования запатентованных объектов (абз. 1-5, 7-9 ст. 10);
2) допускаемые случаи использования запатентованного объекта без согласия патентообладателя, но при условии последующей выплаты ему компенсации (абз. 6 ст. 10);
3) допускаемая возможность для лиц, создавших тождественные решения независимо от патентообладателя, сохранить возможность их последующего использования - право преждепользования (ст. 39);
4) возможность истребования у патентообладателя возмездной лицензии на право использования охраняемого объекта в принудительном порядке (ст. 38);
5) возможность для любого лица продолжить использование защищенного патентом объекта, если использование (приготовление к использованию) имело место в период, когда патент временно не действовал - право послепользования (ст. 35).
В ст. 10 упомянутого Закона в числе действий, не признаваемых нарушением исключительного права, названо использование изобретения при чрезвычайных обстоятельствах (стихийные бедствия, катастрофы, аварии, эпидемии, эпизоотии и т.п.) с уведомлением патентообладателя о таком использовании в кратчайший срок и выплатой ему соразмерной компенсации. В первом приближении данная норма может быть применена для решения проблемы обеспечения необходимыми лекарственными препаратами - предоставляемой возможностью вправе воспользоваться любое лицо без необходимости получения судебного решения или решения уполномоченного государственного органа, при условии, что имеют место чрезвычайные обстоятельства, в данном случае - эпидемия. При этом, исходя из смысла ст. 36 Закона, использование может подразумевать как производство, так и ввоз генериков, изготовленных в третьих странах.
Но, к сожалению, в отношении лица, которое будет осуществлять такие действия, отсутствуют всякие гарантии: патентообладатель в любой момент может оспорить саму правомерность такого использования, его объем и продолжительность, а также не согласиться с предложенной ему суммой компенсации; более того, решение, которое вынесет суд по иску патентообладателя, не очевидно.
С точки зрения гарантий более предпочтителен вариант выдачи принудительной лицензии, поскольку лицо, в чьих интересах она предоставляется, понимает, в течение какого срока, в каких объемах и на каких условиях возможно использование защищенного патентом объекта. Поэтому обеспечение доступа к запатентованным лекарственным препаратам на условиях, приемлемых для национальной системы здравоохранения, видится именно в применении механизма принудительного лицензирования.
Такая практика имеет длительную историю - уже к концу XIX в. в патентных законах ведущих европейских стран содержались нормы о принудительных лицензиях [8]. Их главное назначение, как отмечают правоведы, состоит в пресечении попыток правообладателя воспрепятствовать своим исключительным правом развитию соответствующих сфер науки, техники ... либо блокировать деятельность конкурентов в этих сферах [9].
Основой для формирования института принудительного лицензирования первоначально были нормы Парижской конвенции по охране промышленной собственности (1883 г.), ст. 5А(2) которой гласит, что «.страна Союза имеет право принять законодательные меры, предусматривающие выдачу принудительных лицензий, для предотвращения злоупотреблений, которые могут возникнуть в результате осуществления исключительного права, предоставляемого патентом, например, в случае неиспользования изобретения» [10]. Тем самым документ изначально не ограничивал участвующие в ней государства в целях, для которых может использоваться механизм принудительного лицензирования, называя неиспользование запатентованного объекта в качестве одного из возможных случаев злоупотребления со стороны патентообладателя. При этом ст. 5А(4) предусмотрено, что «... принудительная лицензия не может быть потребована по причине неиспользования или недостаточного использования до истечения срока в четыре года, считая с даты подачи заявки на патент, или трех лет с даты выдачи патента, причем должен применяться срок, который истекает позднее; в выдаче принудительной лицензии будет отказано, если патентообладатель докажет, что его бездействие было обусловлено уважительными причинами». Однако нужно обратить внимание на то, что неиспользование или недостаточное использование изобретения названы в Парижской конвенции в качестве одних из возможных злоупотреблений, являющихся основанием для принудительного лицензирования. Как отмечает Г. Боденха-узен в доктринальном комментарии к тексту Парижской конвенции, «... к другим случаям таких злоупотреблений можно отнести случаи, когда обладатель патента, хотя и использует его в конкретной стране, отказывается предоставить лицензии на разумных условиях и тем самым тормозит развитие промышленности, или же устанавливает чрезмерно высокие цены на свою продукцию» [13].
Возможности принудительного лицензирования, заложенные в Парижской конвенции, активно использовались отдельными государствами. В качестве примера можно привести Канаду, в которой в период с 1969 по 1992 г. было выдано 613 принудительных лицензий на импорт и производство лекарственных препаратов, что позволило обеспечить наиболее низкий уровень розничных цен на лекарства среди всех индустриальных государств [11].
Мировая практика выработала три основных вида принудительных лицензий: в отношении неиспользуемого или недостаточно используемого патента,
зависимого патента, а также лицензия, выдаваемая в общественных интересах [12].
Отметим, что отечественному законодательству известны два из них; в Законе «О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы» содержатся нормы, посвященные выдаче принудительной лицензии в связи с неиспользованием или недостаточным использованием объекта (п. 1 ст. 38) и в связи с невозможностью использования зависимого изобретения без нарушения другого патента (п. 2 ст. 38).
Ситуация существенным образом изменилась в связи с созданием Всемирной торговой организации и принятием Соглашения по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (Соглашение ТРИПС) [14]. В ряде исследований высказывается мнение о том, что последнее было заключено исключительно в интересах стран с высоким уровнем доходов и с экономикой, ориентированной на знания, поскольку именно такие страны являются нетто-получателями дохода за счет внедрения прав интеллектуальной собственности и экспорта соответствующей продукции [15].
В то же время в основных принципах, закрепленных в ст. 8 Соглашения ТРИПС, говорится о том, что «... при разработке или изменении своих законов и правил члены могут принимать меры, необходимые для охраны здоровья населения и питания и для содействия общественным интересам в жизненно важных для их социально-экономического и технического развития секторах, при условии, что такие меры соответствуют положениям настоящего Соглашения». Данный принцип представляется исключительно важным, поскольку именно в его контексте следует рассматривать те возможности ограничения исключительного права патентообладателя, о которых пойдет речь.
В статье 31 Соглашения ТРИПС механизм допускаемого принудительного лицензирования был регламентирован более детально по сравнению с Парижской конвенцией, при этом были ужесточены условия его применения. Из наиболее существенных необходимо отметить следующие:
■ разрешение на принудительное использование должно основываться на индивидуальных характеристиках предмета;
■ такое использование может быть разрешено только в том случае, если до его начала предполагаемый пользователь делал попытки получения разрешения от правообладателя на разумных коммерческих условиях, и в течение разумного периода времени эти попытки не заверши-
лись успехом. При этом в Соглашении ТРИПС сделана оговорка о том, что такое требование может быть снято членом в случае чрезвычайной ситуации в стране, или других обстоятельств крайней необходимости, или в случае некоммерческого использования государством;
■ объем и продолжительность такого использования ограничиваются целями, для которых оно было разрешено;
■ такое использование не является исключительным;
■ разрешается в первую очередь для обеспечения потребностей внутреннего рынка;
■ подлежит отмене при прекращении обстоятельств, послуживших основанием для его выдачи;
■ правообладателю выплачивается адекватное вознаграждение.
Несмотря на детальную регламентацию условий, при соблюдении которых возможно предоставление принудительных лицензий, Соглашение ТРИПС не ограничило государства - члены ВТО в определении целей, для которых используется механизм принудительного лицензирования, в связи с чем приведенные выше условия можно рассматривать как универсальные, в равной степени применимые при выдаче принудительных лицензий в связи с неиспользованием запатентованного объекта, в отношении зависимых патентов, а также в общественных интересах.
Дальнейшее развитие нормы ВТО получили в принятой в 2001 г. на Министерской конференции в г. Доха Декларации по вопросам Соглашения ТРИПС и общественного здоровья (Дохийская декларация), согласно которой «.Соглашение ТРИПС не должно препятствовать государствам-членам в принятии мер по охране общественного здоровья». В связи с целью охраны общественного здоровья в параграфе 5 (Ь) Декларации оговаривается право каждого государства выдавать принудительные лицензии и определять основания для выдачи таких лицензий [16]. Как отмечается в ряде исследований, принципиально важным является то, что, в отличие от Соглашения ТРИПС, в тексте Дохий-ской декларации термин «принудительные лицензии» упоминается напрямую [17] и подтверждается, что Соглашение ТРИПС может и должно быть истолковано и реализовано с учетом потребностей здравоохранения и возможностей для расширения доступа населения к лекарственным средствам [15].
Дохийская декларация стала поводом для пересмотра норм Соглашения ТРИПС, посвященных
принудительному лицензированию. 23 января 2017 г. вступила в действие ст. 3Ibis, согласно которой государства - члены ВТО вправе выдавать принудительные лицензии в целях производства и последующего экспорта лекарственных средств в другие страны, относящиеся к категории наименее развитых и не имеющие своей фармацевтической промышленности. Беларусь не входит в число таких государств, однако, имея свою Фарминдустрию, вполне может воспользоваться механизмом, закрепленным в упомянутой статье, для выдачи принудительных лицензий на производство генериков, предназначенных на экспорт в беднейшие страны мира. Однако такая возможность будет существовать лишь в том случае, если в национальном патентном законодательстве будет предусмотрено такое право.
Принятие Дохийской декларации активизировало принудительное лицензирование, связанное с лекарственными препаратами. За период с 2002 по 2019 г. 21 страна воспользовалась этим механизмом; при этом в Индонезии были выданы принудительные лицензии сразу в отношении 7 лекарств, в число которых вошли не только противовирусные для лечения ВИЧ и гепатита С, но и противораковые средства [17].
Пандемия COVID-19, как представляется, активизирует этот процесс. Так, 19 марта текущего года правительство Израиля приняло решение о предоставлении принудительной лицензии на ввоз в страну гене-рика противовирусного препарата калетра (Kaletra) в целях лечения больных с коронавирусом, несмотря на то, что производитель оригинального препарата -компания Abb Vie Inc. - имеет патент, срок действия которого заканчивается в 2024 г. Основанием для этого, как отметил в своем выступлении министр юстиции Израиля, является то, что патентообладатель и официальный импортер не могут обеспечить поставку необходимого количества этого лекарства в связи с возросшим спросом [18].
Следовательно, выдача принудительных лицензий на использование лекарственных препаратов, защищенных патентами и в связи с этим недоступных для определенных категорий пациентов, - это работающий механизм, допускаемый правилами ВТО. Но у его применения есть активные противники, как правило, представляющие интересы мировых фармацевтических компаний. Основные аргументы «против» состоят в том, что принудительное лицензирование, подобно революционной экспроприации, лишает их значительной части прибыли, которую они могли бы направить на новые иссле-
дования, что в результате негативно влияет на возможности разработки новых лекарств.
Однако этот аргумент следует оценивать критически. Согласно статистической информации, представленной Программой развития ООН, расходы фармацевтических компаний США на маркетинг своей продукции практически вдвое превышают расходы на НИОКР. К тому же, такие фирмы заинтересованы в производстве препаратов для платежеспособных рынков и концентрируют свое внимание на заболеваниях, распространенных в развитых странах [15].
Как отмечается в исследовании, опубликованном в американском академическом издании «Право и бионауки», из числа патентов, выданных в США на лекарственные средства за период с 2005 по 2015 г., 78% было получено на уже известные препараты, представленные в виде новых форм и композиций [19]. Можно сказать больше: количество патентов на по-настоящему новые лекарства невелико и постоянно уменьшается. Одновременно с этим общее число патентов на фармацевтическую продукцию исчисляется тысячами, хотя выдаются они зачастую на слегка видоизмененные варианты уже существующих препаратов [15].
Теперь обратимся к юридической стороне вопроса. Согласно норме п. 1 ст. 38 Закона Республики Беларусь «О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы», при неиспользовании или недостаточном использовании патентообладателем изобретения, полезной модели, промышленного образца в течение трех лет с даты публикации сведений о патенте любое физическое или юридическое лицо, желающее и готовое ввести их в гражданский оборот, в случае отказа патентообладателя от заключения лицензионного договора на условиях, соответствующих установившейся практике, может обратиться в суд с заявлением о предоставлении ему принудительной простой (неисключительной) лицензии.
Как видно, отечественный законодатель допускает возможность принудительного лицензирования только по указанной причине. Очевидно, что эта норма не применима в ситуации, когда новые лекарственные средства либо номинально представленные на рынке недоступны большинству пациентов в силу высокой цены.
Более того, отечественная судебная практика рассмотрения дел, связанных с истребованием принудительной лицензии, свидетельствует о проблемах, которые могут возникнуть при доказывании заинтересованным лицом недостаточности использова-
ния. Толкуя это понятие, суд при вынесении решения в отношении спора, являющегося для нашей страны прецедентным, ограничился формальным доказательством фактов предложения к продаже и закупки для нужд стационарных лечебных учреждений лекарственного средства, изготовленного на основании патента, и не стал оценивать возможность его реального приобретения для населения через аптечную сеть, в том числе в связи с его высокой стоимостью [26].
Значимость принудительного лицензирования как инструмента получения правомерного доступа к новейшим научно-техническим достижениям в свое время нашла отражение в Стратегии Республики Беларусь в сфере интеллектуальной собственности на 2012-2020 гг. В ней отмечалось, что в области промышленной собственности требуют развития нормативное регулирование и практика использования механизмов принудительных лицензий в отношении технологий, имеющих приоритетное значение для развития здравоохранения, энергосбережения и других общественно значимых направлений деятельности, что предполагает как создание условий для более широкого применения существующего вида принудительных лицензий, так и возможное закрепление в законодательстве иных видов принудительных лицензий [20].
Однако практическая реализация этого программного положения представляется недостаточной. Очевидно, что в отечественном патентном праве не задействованы все имеющиеся возможности, которые допускаются международными стандартами и распространены в других странах. В первую очередь это относится к принудительным лицензиям, выдаваемым в общественных интересах.
Термин «общественный интерес» представляется достаточно условным, а его применение связано с желанием апеллировать к ст. 8 Соглашения ТРИПС. Достаточно распространенным в зарубежном законодательстве является термин «ограничение прав патентообладателей в интересах национальной безопасности».
Необходимость применения такого механизма в нашей стране неоднократно отмечалась в работах отечественных правоведов [21, 22]. Как представляется, необходимость включения норм, посвященных данному виду принудительных лицензий, в патентное законодательство Беларуси, а также ключевые аспекты их выдачи должны найти отражение в разрабатываемой в настоящее время под эгидой Госкомитета по науке и технологиям новой Стратегии Респу-
блики Беларусь в сфере интеллектуальной собственности на период до 2030 г.
Вопрос о том, какие случаи должны охватываться понятием «обеспечение национальной безопасности», подробно исследовался юридической наукой [23, с. 12-13]; в числе прочего это понятие охватывает вопросы охраны общественного здоровья. Тем не менее, правоприменительная практика свидетельствует о необходимости большей конкретизации этого термина. Показателен законодательный опыт Российской Федерации. Действующая норма ст. 1360 Гражданского кодекса РФ предусматривает возможность Правительства принять решение, разрешающее использование изобретения, полезной модели, промышленного образца в интересах национальной безопасности с выплатой патентообладателю соразмерной компенсации, что по своей природе является принудительной лицензией, предоставляемой в административном порядке. В настоящее время на рассмотрении Государственной Думы находится законопроект, предполагающий изложение этой статьи в новой редакции [24]. Суть предлагаемых изменений состоит в том, что, во-первых, охрана жизни и здоровья граждан прямо называется в числе причин предоставления принудительной лицензии, и, во-вторых, методика определения компенсации патентообладателю и порядок ее выплаты будут утверждаться Правительством Российской Федерации.
При выборе варианта принудительной лицензии в общественных интересах, по нашему мнению, предпочтение должно быть отдано именно административному порядку ее выдачи. Как отмечается в исследовании [17], большинство из выданных в мире принудительных лицензий в отношении препаратов для лечения ВИЧ-инфекции, гепатита С и онкологии были предоставлены именно правительством (или правительственными учреждениями); это связано с тем, что данная процедура значительно проще и быстрее, чем судебный процесс.
Мировая практика в этом отношении различна: решение принимается либо правительством, либо уполномоченным государственным органом, к числу которых может относиться и патентное ведомство. Моделируя нормы о принудительной лицензии, выдаваемой в интересах национальной безопасности, которые должны быть включены в Закон Республики Беларусь «О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы», таким органом целесообразно определить Совет Министров, что позволит обеспечить координацию позиций заинтересованных ведомств.
Особого внимания заслуживает вопрос об определении размера вознаграждения, устанавливаемого в условиях принудительной лицензии. В исследовании Всемирной организации здравоохранения и Программы развития ООН, посвященном этой тематике, справедливо отмечается, что понятия «разумные коммерческие условия» и «адекватное вознаграждение» не определены в Соглашении ТРИПС, в связи с чем практика государств в этом вопросе существенно отличается [25]. Согласно рекомендациям, разработанным ВОЗ совместно с ПРООН, ставки роялти при принудительном лицензировании лекарственных препаратов должны определяться в пределах до 6% отпускной цены гене-рика [25]. В документе предложено несколько возможных методик расчета, включая специально разработанную «многоуровневую модель роялти», которая определяет его глобальную базу на основе цены продукта в наиболее богатых странах, а затем корректирует ее относительно способности конкретного государства платить за медикаменты, оцениваемой на основе таких показателей как ВВП и доход на душу населения [25].
При этом следует отметить, что термин «вознаграждение» более предпочтителен, чем «компенсация», поскольку не ассоциируется с нарушением исключительного права и не дает оснований привязывать его к потенциальным убыткам патентообладателя.
Как отмечается в специальных исследованиях, применение механизма принудительного лицензирования в отношении лекарственных препаратов позволяет создать условия для лечения опасных заболеваний путем предоставления оптимального стандарта терапии максимальному количеству пациентов, обеспечить экономию средств государственного бюджета, направляемых на закупку лекарств, а также стимулировать национальную фармацевтическую промышленность, которая получает не только государственные заказы на производство генериков, но также и легальную возможность осваивать выпуск современной фармпродукции [17].
Таким образом, принудительное лицензирование является легальным инструментом преодоления патентной монополии, позволяющим решать проблемы доступности лекарственных средств, защищенных патентами, обеспечивая пациентов их гене-рическими аналогами, произведенными или импортированными из третьих стран. Такой механизм допускается правилами ВТО. При этом ее члены имеют большую свободу в формулировке собственного законодательства в данной сфере при условии
соблюдения базовых положений Соглашения ТРИПС. В мире наработана значительная практика принудительного лицензирования в отношении лекарственных препаратов. Существуют примеры судебных и правительственных решений с обоснованием необходимости такого лицензирования, а также методики определения размера роялти, выплачиваемого патентообладателю при выдаче принудительной лицензии.
Однако в патентном законодательстве Республики Беларусь отсутствуют правовые нормы, позволяющие правительству выдавать принудительные лицензии в интересах национальной безопасности, и в частности, в целях защиты общественного здоровья, что может стать существенным препятствием в решении проблемы борьбы с эпидемиями и другими опасными болезнями. В связи с этим Закон Республики Беларусь «О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы» должен быть дополнен нормами, посвященными данному виду принудительных лицензий.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Шкрели Мартин / Википедия // https://ru.wikipedia.org/wiki/ Шкрели Мартин.
2. Новости ООН / Организация объединенных наций // https://news.un.org/ru/ story/2020/04/1376562.
3. Открытое обращение общественных организаций, работающих в сфере улучшения доступа к лекарствам, к правительствам стран Восточной Европы и Центральной Азии / Международная коалиция по готовности к лечению. Восточная Европа и Центральная Азия // https://itpcru.org/2020/04/14/otkrytoe-pismo-ispolzovanie-patentov-pravitelstvom-na-fone-epidemii-covid-19/.
4. Назаров А.Г. Пределы осуществления исключительного права на результаты интеллектуальной деятельности. - М., 2016.
5. Калятин В.О. Законодательство об интеллектуальной собственности XXI века: тенденции развития // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2011. №3. С. 55-65.
6. Exclusions from Patentable Subject Matter and Exceptions and Limitations the Rights/ SCP/13/3 / Всемирная организация интеллектуальной собственности // http://www.wipo.int/edocs/mdocs/scp/en/scp_13/scp_13_3.pdf.
7. О патентах на изобретения, полезные модели, промышленные образцы / Закон Республики Беларусь от 16.12.2002 г. №160-З // КонсультантПлюс. Беларусь.- Минск, 2020.
8. Пиленко А.А. Право изобретателя.- М., 2001.
9. Зенин И.А. Исключительное интеллектуальное право (право интеллектуальной собственности) как предмет гражданского оборота // Проблемы российского права интеллектуальной собственности. - М., 2015. С. 36-58.
10. Парижская конвенция по охране промышленной собственности // Консультант Плюс.Беларусь.- Минск, 2020.
11. Jerome H. Reichman. Non-voluntary Licensing of Patented Inventions / International Centre for Trade and Sustainable Development // https://www.ictsd.org/sites/ default/files/downloads/2008/06/cs_reichman_hasenzahl.pdf.
Полный список использованных источников ËJUg^p http://innosfera.by/2020/08/cjmpulsory_licenses
