CC BY
24
УДК 322
© А. А. Белькова
ПРИНЦИПЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ РЕЛИГИИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ БУРЯТИИ
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ (Религиозная ситуация во Внутренней Азии: проблемы постсоветских трансформаций), проект № 13-33-01260
Данная статья - итог исследования создания и изменения институтов государственного регулирования религии в Бурятии с начала 1990-х гг. по сегодняшний день. Основное внимание уделено основополагающим принципам, лежащим в основе государственной религиозной политики.
Ключевые слова: государство, религиозная политика, Бурятия
А. A. Belkova
STATE REGULATION OF RELIGION PRINCIPLES IN POST-SOVIET BURYATIA
This article is research result of creation and change of religion policy institutions in Buryatia since the beginning of the 1990th on today. The principles underlying state regulation of religion are in the research focus.
Keywords: state, religious policy, Buryatia
Отношения между различными религиозными организациями в Бурятии определяются сводом правил, сформированных при активном вмешательстве государства. Начало этому процессу было положено в конце 1990-х гг. и он не прекращается по сей день. Для того чтобы изучить механизмы управления государством религиозной ситуации в многоконфессиональном регионе , мы применили концепцию исторического институционализма. Она позволила выявить и систематизиро-вать комплекс норм, создаваемый государством в качестве инструмен-та регулирования религиозной ситуации в республике. Этот подход дает возможность анализировать не только официальные структуры, согласовывающие отношения между агентами , но и неформальные нормы . В данной исследовательской ситуации неформальные нормы имеют первостепенное значение в формировании и развитии государ-
ственной религиозной политики. Институциональный подход также дает возможность рассмотреть взаимоотношения между агентами взаимодействия, процессы создания и поддержания институтов, повседневные взаимодействия. Выбор исторического институционализма в качестве методологии исследования позволило не только идентифицировать существующие институты государственного регулирования религии, но и проследить их формирование и трансформацию на протяжении всего изучаемого периода. В данном исследовании мы будем опираться в основном на работы Н. Флигстина, К. Телен, П. Холла, Р. Тейлор, С. Штейнмо, В. В. Радаева, Г. Хелмке, С. Левитски.
Источниковой базой для исследования послужили архивные документы, нормативно-правовые акты, материалы включенного наблюдения, публикации в средствах массовой информации Бурятии, в интернет-пространстве: на официальных сайтах религиозных организаций, государственных органов, в социальных сетях, блогах религиозных деятелей.
Формирование новых правил
В 1990-х гг. начала снижаться роль местных органов власти в формировании религиозной политики, контроль над деятельностью религиозных организаций и их отношениями с государственными органами власти, напротив, усилился, сформировалось законодательство в данной сфере. Этот период, согласно терминологии исторического институционализма, - критическая развилка. Происходит коренная перестройка всех норм и правил, определяющих существование общества и государственную политику, в том числе и в религиозной сфере. С этого момента начинается формирование современных институтов государственного регулирования религии.
Ломка старых правил взаимодействия государства и церкви обусловила появление свободы выбора политических решений в данной сфере. Критическая развилка достаточно коротка по сравнению с зависимыми от нее процессами формирования институтов государственного регулирования религии, трансформация которых не прекращается и сегодня. Критическая развилка же локализована началом 1990-х гг. В итоге она привела к созданию новой нормативной системы религиозной политики. Выбор именно такого пути развития отношений государства и религии в постсоветской Бурятии обусловлен несколькими факторами. В их числе влияние старых институтов (позднесоветской нормативной системы), движение национального и религиозного подъема, характерное для этого периода, большая роль выборов и политических решений конкретных личностей, влиявших на становление институтов государственного регулирования религии.
Их дальнейшее развитие - это зависимый от предыдущей траектории развития процесс [1]. Формирующаяся во второй половине 1990-х гг. нормативная система институционально ограничила свободу выбора путей развития институтов религиозной политики. В это время в официаль-
ном дискурсе, а затем и в публичном, религии окончательно разделяются на традиционные и нетрадиционные. Именно этот фактор определил динамику дальнейшего формирования правил взаимодействия различных религиозных организаций в республике. Стабильность этой институциональной системы на протяжении всего постсоветского периода подтверждает тезис о том, что критические развилки направляют трансформацию институтов по трудноизменяемой впоследствии траектории. Со временем институциональная система приобрела устойчивость, которая по-прежнему укрепляется. Если в 1990-е гг. единичные политические решения могли оказать серьезное влияние на взаимоотношения государства и церкви и пути их дальнейшего развития, то в 2010-х гг. они имеют намного меньшее значение.
Возможность для официальной классификации религий была создана в 1997 г., когда в России был принят федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» [2], в котором была прописана особая роль православия в истории России, а также ислама, буддизма, иудаизма, составляющих, согласно закону, неотъемлемую часть исторического наследия народов России. В Бурятии вскоре был принят закон «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия» [3], фактически дублирующий федеральный. Он также содержал указание на исключительность положения отдельных конфессий: «В Республике Бурятия исторически сложившимися конфессиями и верованиями являются Буддийская традиционная сангха России, древлеправославие, православие и шаманизм» [4]. Необходимость выделения позиции буддизма, проповедуемого Буддийской традиционной сангхой России, среди прочих направлений обусловила упоминание в тексте закона названия организации, а не религии в целом.
Так органы государственной власти Бурятии официально закрепили особое положение некоторых религиозных организаций: Русской православной церкви, представляющей православие, Буддийской традиционной сангхи России, олицетворяющей традиционное для Бурятии течение буддизма, Русской древлеправославной церкви, представляющей старообрядчество, и единственной существовавшей на то время шаманской религиозной организации «Боо-мургэл». В противовес «исторически сложившимся конфессиям и верованиям» законом определялись так называемые конфессиональные новообразования: «новые религиозные течения, объединения, возникающие в определенной этнокультурной или социальной среде, имеющие отличия от традиционных конфессий в содержании и формах религиозной теории и практики». Принимая этот закон, органы государственной власти не ограничились классификацией религий в республике по признаку традиционности. Эти номинации и дифференциации послужили основой для установления конкретных различий между религиозными организациями при государственной регистрации и в осуществлении миссионерской деятельности. Государственная регистрация религиозных организаций, принадлежащих к нетрадиционных конфессиям
согласно данному закону требовала наличия положительного заключения Экспертно-консультативного совета по делам религий при Правительстве Республики Бурятия.
Причины формирования существующих норм государственной
политики
Государство инициировало упорядочивание религиозного поля республики по нескольким причинам. Во-первых, оно стремилось регулировать деятельность различных религиозных организаций. В 1997 г. их количество достигло 116. При этом наблюдалось большое разнообразие их конфессиональной принадлежности: православные приходы, буддийские общины и дацаны, старообрядческие общины, шаманистский духовный центр, баптистские, пятидесятнические общины, древлеправославные приходы, апостольские православные общины. Сложившаяся ситуация явилась результатом мощного религиозного подъема 1990-х гг., который во многом был связан с потребностью населения в самоидентификации. При этом религиозная и этническая идентичность часто сливались воедино [5, с. 253]. В 1990-х гг. активному формированию религиозного пространства республики способствовал и слабый контроль действий религиозных организаций, а в некоторых случаях их откровенная поддержка со стороны государства и конкретных политиков. Смена приоритетов управления на федеральном уровне в конце 1990-х гг., выразившаяся в усилении государства и его централизации, потребовала от местных органов власти упорядочивания отношений между государством и церковью. В результате сформировалась небольшая группа религиозных организаций, при контакте с которыми государство минимизировало затраты, повышая эффективность реализации программы государственного регулирования религиозной сферы.
Во-вторых, выбор религиозных организаций, вписываемых государством в создаваемую им систему, основывался на степени их лояльности. В данном случае ожидается, что религиозная организация будет действовать определенным образом, соблюдать установленные правила взаимодействия, «контракт». Под контрактом подразумевается система взаимоотношений между государственными органами власти и традиционными конфессиями, когда первые предоставляют религиозным организациям поддержку, а вторые участвуют в осуществлении государством религиозной политики. Государство как агент в таком случае получает лояльность и готовность религиозных организаций участвовать в мероприятиях, составляющих религиозную политику. Традиционные религиозные организаций, в свою очередь, получают поддержку государства, возможность влиять на решения, принимаемые и законодательной, и исполнительной властью, а также некоторые материальные выгоды, например, для всего постсоветского периода характерна практика передачи государственной собственности религиозным организациям либо в полное владение, либо в долговременную бесплатную аренду.
В-третьих, концепт традиционности/нетрадиционности религий позволяет собственно обосновать инклюзию лояльных религиозных организаций в структуры государственной религиозной политики и исключение из них остальных организаций. В 2000 г. Конституционный суд Республики Бурятия признал положения закона «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия», устанавливающие различия в положении традиционных и нетрадиционных религиозных организаций, противоречащими Конституции Бурятии. Закон подвергся соответствующей редакции, однако, система традиционности/нетрадиционности конфессий, упорядочивающая религиозное поле Бурятии, не была упразднена. Она перешла на уровень неформальных практик, а официальный дискурс по-прежнему формировал категории традиционности. Это давало возможность натурализировать институты религиозной политики в культурный и исторический контексты. Концептуализация сложившейся ситуации закрепляла за традиционными конфессиями особую роль, их значимость выводилась из укорененности в быту, культуре, длительности существования на данной территории.
Первоначально в группу традиционных религиозных организаций попали те, что имели самый большой опыт выстраивания отношений с государством. Русская православная церковь, Буддийская традиционная санг-ха России, отдельные шаманы, которые в 1990-е гг. создали свой центр, -все эти религиозные организации еще в советское время адаптировались к условиям, диктуемым органами государственной власти. В данном случае обе стороны уже несколько десятилетий были встроены в институты религиозной политики, что влекло за собой взаимные ожидания по поводу поведения каждого из агентов. Новые религиозные объединения в данной системе координат для государства являются малоизвестными, рискованными партнерами. Их поведение плохо предсказуемо, а их включение в существующую систему отношений государства - церкви сопряжено с серьезными затратами. Кроме того, сами религиозные организации, появившиеся в республике впервые в постсоветский период, не нацелены на долговременное и тесное сотрудничество с органами государственной власти. Они решают более важные для себя задачи, такие как закрепление на территории Бурятии, миссионерская деятельность, привлечение новых членов общины. Именно на эти стратегии тратится большая часть ресурсов. Соприкосновение с государством они стремятся свести к минимуму: получению регистрации, для того чтобы продолжить осуществление первоочередных задач.
Таким образом, сложилась ситуация, при которой две стороны (органы государственной власти и лояльные им религиозные организации) стремились формировать и развивать определенные институты государственного регулирования религии. Новые религиозные объединения были из этих институтов исключены, но надо отметить, что они и не предпринимали серьезных попыток изменения ситуации. После редактирования закона «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия»
институты государственного регулирования религии вновь стали неформальными. Из всех нормативно-правовых документов были исключены категории «традиционные», «нетрадиционные религии». Однако на уровне повседневных практик и государство, и религиозные организации, ранее получившие статус традиционных, продолжали поддерживать этот дискурс. Это дало основания для разработки концепции «межнационального и межрелигиозного мира и терпимости» [6]. Ее тезисы присутствуют в выступлениях крупных политиков, исследованиях, проведенных при поддержке и по заказу органов государственной власти, появляются в СМИ через интервью чиновников, ученых, религиозных деятелей, принадлежащих к традиционным конфессиям, а затем образ «религиозной терпимости», неразрывно связанный с традиционными религиями и усилиями государства по ее сохранению, подхватывают и сами журналисты.
К концу 2000-х гг. институты государственного регулирования религии тесно взаимодействуют с традиционными религиозными организациями. Их взаимоотношения принимают форму совместных действий, направленных чаще всего на решение социальных проблем. К таким формам взаимодействия можно отнести совместные мероприятия, официально нацеленные на решение социально значимых проблем, формально такие отношения закрепляются через договоры о сотрудничестве.
Таким образом, мы можем констатировать, что после десятилетия существования структуры религиозного поля республики, разбитого на традиционные и нетрадиционные религии в неформальных практиках, эти нормы постепенно начинают получать отражение в формальных правилах. Эта тенденция сейчас только усиливается. Согласно им государство финансирует благотворительную деятельность религиозных организаций, предоставляет им налоговые льготы, оказывает финансовую и материальную помощь в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, принадлежащих религиозным организациям.
В сущности, религиозные конфессии в республики разделены на две группы по степени включенности в институты религиозной политики. В 2000-е гг. сложилась ситуация, при которой существовали и формальные правила, задающие общие параметры для всех религиозных организаций, и неформальные нормы, в рамках которых собственно и осуществлялась религиозная политика. Ее адресатом становились отдельные религиозные организации, число которых сравнительно невелико.
Государство как агент в данной ситуации неоднородно. Оно представлено различными структурами, выполняющими функции государственного регулирования религии. В Бурятии это Комитет по межнациональным связям и межрелигиозным отношениям Администрации Главы Республики Бурятия и Правительства Республики Бурятия, Комитет по межрегиональным связям, национальным вопросам, молодежной политике общественным и религиозным объединениям Народного Хурала Республики Бурятия, Глава Республики Бурятия и некоторые другие органы власти, косвенно связанные с осуществлением религиозной политики. Вышестоящие органы власти требуют от нижестоящих контроля над религиозной ситуа-
цией в республике, усилий по стабилизации межрелигиозных отношений. Ответственные органы власти вынуждены разрабатывать нормы и процедуры, упрощающие их работу или относящиеся к проблемам, не предусмотренным в формальных правилах.
Традиционные религиозные организации - это те религиозные структуры, которые были включены в систему неформальных норм в 2000-е гг. и укрепили свое положение в 2010-е гг. Религиозные организации, определяемые как нетрадиционные, по возможности максимально исключались из этой системы, поэтому их отношения с органами власти тяготеют к формальным институтам, т.е. нетрадиционные религиозные объединения соблюдают законодательство и не более. Однако мы не можем исключить их из системы неформальных институтов государственного регулирования религии по той причине, что в случае их столкновения с традиционными религиозными организациями чаще всего начинают действовать неформальные правила. Традиционные религиозные организации рассчитывают на поддержку государства в рамках своего неформального контракта.
Религиозным организациям, относимым к традиционным, существование неформальных институтов позволяет добиваться скрытых целей, которые они не могли решить в рамках формальных правил. В первую очередь это поддержка государства в содержании и восстановлении большого объема недвижимости, полученного традиционными религиозными организациями в 1990-2000 гг. Важную роль играют административная поддержка государства, накопление социального капитала, который может быть использован для лоббирования интересов религиозной организации, и публичность как побочный эффект взаимодействия с государством.
Формальные институты государственного регулирования религии, которые формировались сознательно, не избежали эффекта непредвиденных последствий. Особенно это касается периода 1990-х гг., когда новая система формальных норм, закрепленная в Концепции государственно-церковных отношений в Республике Бурятия и законе Республики Бурятия «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия», использовалась религиозными деятелями во внутренней борьбе между собой. Особенно ярко этот процесс проявился в борьбе за власть руководителя Буддийской традиционной сангхи России Д. Аюшеева и в борьбе этой религиозной организации за статус той, что проповедует традиционный для Бурятии буддизм.
Решение органами государственной власти и множеством традиционных религиозных организаций обширного спектра задач в рамках созданных институтов религиозной политики объясняет их стабильность. Эта система норм и правил адаптируется к изменениям внешней среды и время от времени набирает силу. Но на протяжении всего изучаемого периода действовали механизмы, воспроизводящие определенный институциональный шаблон.
Таким образом, мы можем сказать, что религиозный подъем в Бурятии, проявившийся с начала 1990-х гг., быстрые изменения религиозной сферы, наличие процессов десекуляризации привели к необходимости формирования институтов государственного регулирования религии. Принципы этого регулирования заключаются в следующем.
Во-первых, государственное регулирование религиозной сферы представляет собой формальные и неформальные правила, определяющие поведение государственных и религиозных агентов. Они регулируют повседневные практики взаимодействия государства и религиозных организаций и поддерживаются этими практиками.
Во-вторых, для 1990-х гг. характерны множественность путей формирования институтов государственного регулирования религии и тенденция к их формальному закреплению. В этот период формируются основные предпосылки, которые в дальнейшем будут определять государственную религиозную политику в регионе, в том числе разделение конфессий и религиозных организаций по принципу традиционности.
В-третьих, в 2000-е гг. религиозная ситуация стабилизируется. Религиозные организации в целом меняют вектор с активного роста на сохранение и удержание позиций, приобретенных в 1990-е гг. Государство стремится упорядочить религиозное пространство республики, чтобы контролировать религиозную ситуацию. Прежние институты государственного регулирования религиозной сферы становятся преимущественно неформальными.
Наконец, в 2010-е гг. сформированные в предыдущие периоды институты государственного регулирования религии постепенно переходят из неформального в формальный статус. Органы государственной власти стремятся выстраивать тесные взаимоотношения с узким кругом религиозных организаций, презентуя их в официальном дискурсе как общественные организации. Поддерживая отдельные религиозные организации, органы государственной власти оказывают влияние на религиозную ситуацию в республике.
Литература
1. Steinmo S. Historical institutionalism and experimental methods [Электронный ресурс]. - URL: http://www.svensteinmo.com/articles/Steinmo_2014 _Historical _ Institutionalism_and_Experiments.pdf.
2. О свободе совести и о религиозных объединениях: федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ // Собрание законодательства РФ. - 1997. - № 39. -Ст. 4465.
3. О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия: закон Республики Бурятия от 23 декабря 1997 г. № 610-I // Бурятия. - 1998. - 16 янв.
4. Из истории религиозных конфессий Бурятии. XX век: c6. документов / сост. С. Г. Аюшеева и др. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2001.
5. Манзанова Г. В. Традиции и инновации: причины возрождения буддизма в Бурятии // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты: сборник статей. - СПб.: РОИР, 2009. - Вып. 7. - С. 251-260.
6. Послание Президента Республики Бурятия к народу Республики Бурятия и Народному Хуралу Республики Бурятия от 26.04.2011 // Официальный сайт Главы Республики Бурятия. - URL: http://glava.govrb.ru/
Белькова Анастасия Анатольевна, ассистент кафедры государственного и муниципального управления Бурятского государственного университета. E-mail: afan-project@mail.ru
Bel'kova Anastasia Anatolevna, assistant, Buryat State University, Department of State and Municipal Management.
