CC BY
42A.B. Малахов
«ПРИНЦЕССА ЛУНЫ, ИЛИ ИСТОРИЯ ТАКЭТОРИ»
КАК УЧЕБНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ДИСЦИПЛИНЫ «ВВЕДЕНИЕ В ПРОФЕССИЮ»
Кафедра организации образовательного процесса нетипового вуза Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой предложила преподавать на исполнительском факультете дисциплину «Введение в профессию» достаточно давно. И сегодня уже не стоит доказывать обществу профессионального музыкального мира необходимость передовых изменений всего образовательного процесса и понимания образования на новом уровне самими обучающимися. Конечно, это связано с вхождением России в открытое европейское пространство, с формированием единой системы высшего образования (Болонский процесс). Огромное количество насущных проблем в области стандартизации образовательного процесса решает специально созданное учебно-методическое объединение (УМО) на базе двух старейших учебных заведений в области хореографии - Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой и Московской государственной академии хореографии.
Учебная дисциплина «Введение в профессию» преподается в Академии Русского балета имени А.Я. Вагановой в младших и средних классах. С обучающимися в средних классах нужно проводить не только интересные беседы о структуре балетной труппы, не только показывать им видеозаписи фрагментов балетов классического и современного толка, но и дополнять такие занятия разбором некоторых литературных первоисточников и сценических решений спектаклей, а именно, на примере балета «Принцесса Луны, или история Такэтори.» Это сказание - шедевр японской литературы X века «Такэтори-Моногатари», ставящий философские вопросы о хрупкости человеческих отношений, заставляющий задуматься над важнейшими общепланетарными ценностями. Вопросы морали и нравоучений могут быть
восприняты обучающимися через доверительную беседу о литературном первоисточнике и интересном сценическом воплощении.
Балет «Принцесса Луны, или история Такэтори» был поставлен в Санкт-Петербургском государственном академическом театре оперы и балета имени М.П. Мусоргского - Михайловском театре. Музыку специально для данной постановки написал Шандор Каллош. Хореография и постановка балета была осуществлена лауреатом Государственной премии России, народным артистом России Николаем Николаевичем Бояр-чиковым. В основе сюжета - древнейшее произведение японской литературы X века «Такэтори - Моногатари» в сценарной переработке Ю.Х. Василькова и В.В. Ивченко. Примечательно, что этот шедевр древнеяпонской литературы известен в России «с 1899 года, под разными названиями: "Принцесса Лучезарная", "Лунная девушка", "Дочь луны", "Дед Такэтори"»1.
Имя автора этого произведения, к историческому сожалению, осталось неизвестным, но известно, что зародился этот роман «в так называемую хэйанскую эпоху»2. Нужно отметить, что «в 710 г. построена первая постоянная столица - Нара, а в 794 г. - Киото (Хэйан). Хэйанский период (до конца XII в.) -время расцвета искусств в Японии»3.
Загадочен и необычен образ главной героини повествования, причем не только для европейской культуры, но и, как может показаться вначале, даже для культуры японской. А все дело в том, что «в Древней Японии, в эпоху господства родового строя, женщина не была так принижена, как впоследствии, в эпоху феодализма. Кагуя-химэ (главная героиня сказания -A.M.) - настоящая героиня легенд и сказаний, возникших еще в недрах старинного рода. Девушка горда и независима. Смелость ее настолько невероятна в более позднюю эпоху, что требует уже особой мотивировки. <...> В присутствии Кагуя-химэ трусость не может надеть личину отваги, хитрость не может представиться прямодушием. <...> Только подлинные человеческие достоинства привлекают внимание девушки. Она - воплощение справедливости, и в этом народность ее образа»4.
Повествование начинается так: «Когда-то, в очень давние времена, в убогой лачужке у подошвы горы жил одиноко со своей женой старый резчик бамбука, по имени Такэтори. Он был очень беден. Весь его заработок заключался в том, что он срезывал по горам и долам бамбук и выделывал из него на продажу разные полезные вещи»5. Однажды, занимаясь своим обычным занятием по сбору бамбука, старик Такэтори замечает необычное свечение, исходящее из одного бамбукового ствола. Подойдя ближе, старик находит маленькую девочку «ростом не больше его ладони»6. Он забирает эту крошечную девочку к себе домой. «В три коротких месяца крошка фея превратилась сначала в хорошенькую девочку, а затем во взрослую красивую девушку»7. С того самого момента, как старик Такэтори нашел эту девочку, в его дом наконец пришло долгожданное благополучие. Теперь, собирая бамбук, старик находил «в каждом междоузлии срезанных им бамбуковых стеблей <.. .> золото; так мало-помалу он разбогател настолько, что мог уже построить великолепный дом и держать целый штат прислуги»8. Очень быстро стали распространяться слухи о чарующей красоте Кагуя-химэ. В дом к старику Такэтори пришли пять знатных вельмож просить руки дочери старика. Такэтори был очень рад принимать таких достопочтенных гостей у себя дома. Да и дочь свою, Кагуя-химэ, выдать замуж старику хотелось. Но Кагуя-химэ не проявила столь ожидаемой стариками радости, и каждого из сватавшихся к ней знатных особ решила испытать. Своего приемного отца Такэтори Кагуя-химэ просила сообщить свою волю: «Скажи принцу, Исицукури, есть в Индии каменная Чаша, по виду такая, с какой монахи ходят собирать подаяния. Но не простая она, а чудотворная - сам Будда с ней ходил. <.. .> Принцу Курамоти скажи, есть в Восточном океане чудесная гора Хорай. Растет на ней дерево - корни серебряные, ствол золотой, вместо плодов - белые жемчужины. Пусть сорвет с того дерева ветку и привезет мне. <...> Первому министру Абэ-но Мимурадзи накажи, чтоб достал он мне в далеком Китае платье, сотканное из шерсти Огненной мыши. Дайнагон
Отомо пусть добудет для меня камень, сверкающий пятицвет-ным огнем, - висит он на шее у дракона. А у ласточки есть раковинка, помогает она легко, без мучений детей родить. Пусть тюнагон Исоноками-но Маро подарит мне одну такую»9. Это были очень непростые задания, и старику Такэтори нелегко было озвучить волю Кагуя-химэ. Внимательно выслушав старика, «печально удалились бедные женихи, так как им стало ясно, что принцесса не желала их возвращения»10.
Далее в повествовании начинается довольно подробное описание похождений незадачливых женихов, которые в доказательство своей любви должны были исполнить желание принцессы. И каждый из знатных женихов потерпел неудачу. Кого-то из них погубила лень, кого-то - несмышленость. Для кого-то страх перед возможными происшествиями стал неприступной преградой. В конце каждой истории появляется «игра слов, шуточное переосмысление пословиц и поговорок»11, которое и выносит некоторое нравоучительное моралите знатным женихам.
Проходит время, и слухи о неземной красоте и стойкости характера девушки доходят до самого правителя Японии Микадо. Но и его официальных представителей не хочет видеть принцесса. Старик Такэтори опечален подобным поведением дочери, но такова ее воля. Микадо очень хотелось увидеть Кагуя-химэ, а она была непреклонна. Но однажды, остановившись около дома старика Такэтори, Микадо смог увидеть принцессу. В тот краткий миг, когда их взгляды коснулись друг друга, Микадо полюбил Кагуя-химэ. Но она оставалась все так же холодна и на его просьбы о замужестве отвечала отрицательно. Тогда Микадо стал лично писать ей письма, раскрывая в них переполнявшие любящее сердце чувства, «и она тоже, хотя и противилась его воле, писала ему ответные письма, полные искреннего чувства. Наблюдая, как сменяют друг друга времена года, Микадо сочинял прекрасные стихи о травах и деревьях и посылал их Кагуя-химэ»12.
Такэтори со своей женой стали все чаще замечать Кагуя-химэ печальную; в грустных раздумьях она смотрела на луну.
Своим приемным родителям она долго не объясняла причину этой грусти и тоски. Но позже, когда Такэтори с женой вновь просили объяснить причину такой глубокой тоски, Кагуя-химэ ответила им: «С самого начала весны я все собиралась сказать вам, но я боялась сильно огорчить вас - теперь я должна говорить. Я - дочь Луны, и там, в сверкающей столице, у меня есть отец и мать. Приговором судьбы я вынуждена была на время сойти на землю, но теперь приближается час, когда я должна вернуться вновь на луну. В полнолуние этого месяца за мною придут. О, не думайте, что я хочу покинуть вас»13. Старик и его жена были крайне удивлены и огорчены услышанным. Они так не хотели расставаться с единственной радостью своих дней! А Кагуя-химэ продолжала: «Любила я вас всей душой и думать забыла о настоящих моих родителях. Не радуюсь я тому, что должна вернуться в лунный мир, а горько печалюсь. Но, что бы ни творилось в моем сердце, вернуться туда я должна»14. Также она рассказала своим приемным родителям, что «жители лунного царства прекрасны собою, они не знают ни старости, ни забот, ни огорчений. Но я не радуюсь тому, что вернусь в эту блаженную страну. Когда я вижу, как вы оба в несколько дней состарились от горя, я не в силах вас покинуть. О, как мне жаль вас, моих любимых!»15 Такэтори утешал свою приемную дочь и обещал, что «он не позволит ни одному лунному человеку прикоснуться к ней, как бы ни был он велик и могуч»16.
Узнав о приближающейся свите лунных вельмож, Микадо посылает на охрану Кагуя-химэ свое войско. И как только за Принцессой луны сошли с небес загадочные посланники, вся стража вокруг дома Такэтори приготовилась защищать Кагуя-химэ. Но неожиданно стража дома старика Такэтори, включая войско Микадо, оказалась «объятой кошмаром; люди так испугались, что, когда хотели натянуть луки, пальцы отказались служить им, и руки бессильно повисли по бокам»17.
Кагуя-химэ просит лунных посланников дать возможность написать письмо и, получив разрешение, пишет Микадо: «<...>
хотя Ваше Величество благоволили прислать большое войско, чтобы помешать мне покинуть землю, но я не могу остаться <.. .> ... несмотря на жестокость, с которой я отказалась исполнить желание Вашего Величества, вы все-таки сохранили память обо мне в Ваших царственных мыслях. <...> Моя последняя мысль на земле перед тем, как я удалюсь в небеса, о тебе!»18
Письмо она просит передать Микадо. И вместе с письмом просит передать императору Японии остаток эликсира бессмертия, который лунная свита преподнесла для Кагуя-химэ, чтобы та, испив этого напитка забвения, забыла всю свою земную жизнь. Кагуя-химэ прощается с Такэтори и его женой. Потом, испив эликсира, она в сопровождении лунных вельмож удаляется на небо.
Такэтори, не выдержав этого испытания, умирает. Микадо, прочитав письмо своей возлюбленной, просит вылить эликсир бессмертия на вершину горы Фуйи-но Йама. Микадо посчитал, что «само воспоминание о нашей единственной встрече является для меня источником горьких слез. К чему же мне желать бессмертия!»19
Так заканчивается это старинное сказание. Удивительным мне показалось превалирование и победа несовершенства земной жизни, со всеми проблемами конечного существования, над идеализированным, не знающим горя и печали лунным царством. И здесь действительно «столкновение между двумя мирами -земным и небесным - решается в пользу земли. Лунные жители прекрасны, но холодны, они лишены чувства сострадания и люб-ви»20. Также интересно, что «в русских сказках высшим счастьем считается - жениться на царевне, стать самому если не царевичем, то похожим на царевича; в японской легенде Микадо [должен] заслужить любовь принцессы Кагуйи»21.
Вообще, на первый взгляд, в японском искусстве и литературе очень много непонятного и загадочного для европейского менталитета. «Дело не в объекте, не в реалиях, а в необычайном ракурсе, в понимании смысла искусства как поиска внутренней сути, а внутренней сути - как моно-но аваре»22. Конечно, такой загадочный термин как моно-но аваре необходимо
расшифровать более подробно. «Моно-но аваре - состояние естественной гармонии, созвучия между предметом или явлением и человеком, способным пережить его. Предвосхищая дзэн, моно-но аваре предполагает однобытие с объектом, переживания единства с ним, <.. .> стремление не столько осмыслить, сколько пережить явление»23. «Моно-но аваре - "очарование вещей", одно из наиболее ранних в японской литературе определений прекрасного, связано с синтоистской верой в то, что в каждой вещи заключено свое божество - ками, в каждой вещи - свое неповторимое очарование. <...> Расцвет этого стиля приходится на эпоху Хэйан (IX-XII вв.), но тяготение к нему никогда не исчезало»24.
Сюжет, да и, что самое главное, суть этого древнеяпонско-го повествования, как мне кажется, очень сложны для аутентичного сценического решения, тем более для балетного театра. Но подобное великолепное воплощение все же было найдено Н.Н. Боярчиковым. Шандор Калош, композитор балета, использует многообразную палитру современных форм для написания музыки: наслоения записанного на фонограмму хора и так называемой конкретной музыки на звучание «живого» оркестра - лишь некоторые из них. Также в «живом» звучании прописана композитором партия для женского голоса (сопрано), с которой ведущие солистки оперной труппы театра раскрыли некоторые секреты своего многогранного таланта.
Балет начинается ноктюрном, а вернее, конкретной музыкой (приглушенные звуки, которые напоминают сборы птиц к отлету в дальние страны). Следом накладывается фонограмма хора. Далее следует первое наслоение «живого» оркестра на две уже проигрывающиеся фонограммы. Чуть позже на плавную мелодию ноктюрна вновь наслаивается фонограмма, на этот раз представленная в виде звуков водных потоков лесного ручья.
Необходимо отметить, что в исполнительском ряду представлены не только конкретные герои литературного произведения: старик Такэтори, Кагуя-химэ, Микадо, Фея бамбуковой рощи (нет в литературном источнике - A.M.), знатные женихи,
небесные музыканты (также нет в литературном источнике -A.M.), крестьяне и крестьянки - но и сама природа: бамбуковая роща, лунный свет и служители сцены в черных одеждах. Те персонажи балета, которых не встретить в литературном источнике «Такэтори-моногатари», и лунный свет, бамбуковая роща и служители сцены в черном - по моему глубокому убеждению, как раз и помогают полноте раскрытия «моно-но аваре».
«Получился необычный балет, трогательный, незамысловатый, созерцательный, с общим ощущением Востока, с необычной пластикой. В нем нет ни отрицательных героев, ни преступлений, нет открытых эмоций. Он по-восточному прост и глубок, поэтичен, как японская акварель. Балет о космической вечности чувства любви»25.
В балете нет старой жены Такэтори. Но появились небесные музыканты с колокольчиками, которые сопровождают Ка-гуя-химэ. Испытания для женихов знатной крови, которые пришли свататься к принцессе, принимают вид танцевального состязания. Однако за, казалось бы, иллюстративным развитием сюжета скрывается подтекст: от разнохарактерности и типаж-ности женихов до скрытого смысла сути загадки Кагуя-химэ. Эту загадку в силах разгадать лишь Микадо. Ответ оказывается предельно прост, но глубок. Музыка любви - созвучие колокольчиков, одновременное их звучание - и означает симфонизм одухотворенности жизни. Оба адажио Принцессы луны и Микадо удивительно точно отображают самую суть произведения. И если первое адажио - квинтэссенция энергетики, зарожденной лишь от случайной встречи глаз, когда герои проезжают мимо друг друга в паланкинах, то второе адажио не только смысловая кульминация, но и эмоциональный пик, по-японски вполголоса.
«Дуэт принцессы Кагуя-химэ и Микадо - красивейшее адажио о несбыточности любви, сложенное из причудливых, словно иероглифы, сплетений тел, стало кульминацией балета и взаимоотношений героев. Создателей спектакля привлекла возможность на основе древней японской литературы поразмышлять о хрупкости человеческих отношений и несовершенстве мироустройства»26.
Медленно исчезает силуэт Кагуя-химэ на диске луны, «Микадо погружается в воспоминания. В балете он принимает позу Будды, в руках которого расцветает ветка сакуры»27. Занавес. И совершенно очевидно, что герои, расставшись навсегда, не закончат свои жизни самоубийством, не уйдут в депрессионное состояние. Они проживут долгую жизнь, но уже на совершенно ином, почти недосягаемом вечном духовном уровне. Почему? Наверное, потому, что уже с вечностью соприкоснулись.
Все это становится возможным и закономерным благодаря еще одному понятию в японской культуре - «ваби-саби». «Ваби -красота простоты и обыденности, красота жизненной силы, скрытой за грубым покровом, она бесцветна, но не безлика. Ваби - значит быть самим собой, следовать естественному Пути»28. «Сущность ваби также передают поэтическими образами: ваби - это пустынный берег, на котором стоит одинокая хижина рыбака; мелкие бутоны, пробивающиеся сквозь толщу снега в горной деревушке»29. Осталось расшифровать понятие «саби». «Саби - просветленная печаль, признак «подлинного стиля» в хайку. Этимологически восходит к слову сабиси, что значит «уединенность», «унылость», «заброшенность», «одинокость». Поначалу имело оттенок тоски по человеческому общению. Со временем стало обозначать чувство «просветленного одиночества» (вивикта-дхарма) - сострадания ко всем существам»30.
Получилось сложное для европейского менталитета понятие, в определенном смысле «очарование грусти». Вероятно, создатели спектакля не только прониклись этой идеей, раскрыли ее в спектакле, но и, что особенно важно, вывели это понятие на новый философский уровень. И в некотором роде заставили пересечься две параллельные прямые на плоскости - это Восток и Запад и общепланетарные устои и ценности.
Хочется выразить огромную благодарность человеку большой внутренней силы, истинной петербургской культуры, философу и хореографу, благодаря которому этот прекрасный балет состоялся и был оценен зрителями по достоинству, - Николаю Николаевичу Боярчикову.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 26.
2 Там же. - С. 5.
3 Япония: справочник / Под общ. ред. Г.Ф. Кима и др.; сост. В.Н. Еремин и др. - М.: Республика, 1992. - С. 54.
4 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 24, 25.
5 Мир Приключений (книга XI). - Пг.; 1915. - С. 96.
6 Там же. - С. 97.
7 Там же. - С. 97.
8 Там же. - С. 97.
9 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 40, 41.
10 Мир приключений (книга XI). - Пг.; 1915. - С. 100, 101.
11 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 26.
12 Там же, С. 81.
13 Мир приключений (книга XI). - Пг.; 1915. - С. 122, 123.
14 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 85.
15 Там же. - С. 89.
16 Мир приключений (книга XI). - Пг.; 1915. - С. 124.
17 Там же. - С. 124.
18 Там же. - С. 127.
19 Там же. - С. 128.
20 Стародавние японские повести. - СПб.: Издательский дом «Кристалл», 2001. - С. 25.
21 Мир приключений (книга XI). - Пг.; 1915. - С. 97, 98.
22 Движение красоты: Размышления о японской культуре / Т.П. Григорьева; Институт востоковедения. - М.: Восточная литература, 2005. - С. 203.
23 Там же. - С. 204.
24 Там же. - С. 301.
25 Кузовлева Т.Е. Хореографические странствия Николая Боярчикова. -СПб.: «Балтийские сезоны», 2005. - С. 223.
26 Там же. - С. 226.
27 Там же. - С. 223.
28 Движение красоты: Размышления о японской культуре / Т.П. Григорьева; Институт востоковедения. - М.: Восточная литература, 2005. - С. 219.
29 Там же. - С. 218.
30 Там же. - С. 303.
