CC BY
133
------------------------453&
Литературоведение
Т. И. Бреславец,
кандидат филологических наук, ДВГУ
Лирика японского поэта Аривара Нарихира
В IX столетии в японском поэтическом искусстве сложилась плеяда выдающихся мастеров лирической поэзии. Среди них ведущее положение занял Аривара-Нарихира 826-880). Поэт
был внуком императора Хэйдзэй (5р$ , 774-842; на престоле: 806-809), пятым сыном принца Або (|ВМ£ ), прославился красотой и поэтическим талантом. Его образ благородного в любви кавалера был запечатлен в произведении стихотворно-прозаического жанра «Исэ моногатари» ( (Г— «Повесть об Исэ», нач. X в.). Считается, что основу этого сочинения составили дневники поэта, сохраненные и преобразованные в повесть его сыном Аривара Сигэхару (ЙДРЖ# )• Эталоном проявления дружеских чувств стала его забота о несчастном принце Корэта^са.
С 841 г. Аривара Нарихира занимал различные должности при дворе, служил в гвардии Правого крыла > уконъэфу): в
865 г. стал главным конюшим (^ЩЩ , ума но ками), в 877 г. — заместителем второго военачальника (^Г зйШФ# > укон но гон но тю:дзё:). Позднее он был заместителем губернатора гон но
ками) в провинциях Сагами (^М) и Мино (ШЩ ). В конце жизни получил должность главного архивариуса (/ЩАЩ , куро:до но то:) Императорского архива {ШХрЯ >, куро:додокоро).
Стихи Нарихира исполнены рефлексии, которая порой приобретает философское звучание. Его лирика заложила основы суггестивной поэзии в Японии, которые были восприняты и развиты другими поэтами. Своеобразие Нарихира заключалось в том, что насыщенность танка , короткая песня) обертонами и нюансами, скрытым внутренним содержанием связывалась с идеей «печального очарования вещей» (^кои^ь, моно-но аварэ), что выливалось в меланхолические размышления о бренности, изменчивости, эфемерности бытия, его иллюзорности.
Поэт оставил авторский сборник стихов «Нарихира сю» ( — «Собрание Нарихира», 880 г.). В антологию «Кокин-
вакасю» ( — «Собрание старых и новых японских пе-
сен», 905—920 гг.) включено 30 его стихотворений, всего в императорские собрания вошло 87 /Сочинений поэта.
Особое место в творчестве поэта заняла любовная лирика. В его знаменитом стихотворении об утраченной любви звучат ностальгические мотивы и находит воплощение буддийская идея бренности всего сущего мудзё):
Цуки я арану Луна не та уж?
Хару я мукаси но А весна? — не прежняя
Хару нарану Весна встречает?
Ва га ми хитоцу ва Лишь я один как будто
Мото но ми ни ситэ Не изменился с той поры ...
п их 1
Стихотворение наполняют воспоминания и сожаление о прошлом. Оно открывает V книгу «Песен любви» в антологии «Кокин-вакасю» и входит в 4 эпизод (■!£ , дан) повести «Исэ моногатари», которая описывает жизнь хэйанского кавалера.
«В давние времена на пятой улице восточной части города, во флигеле дворца, где проживала императрица-мать, жила одна дама. Ее навещал, не относясь сперва серьезно, кавалер, и вот, когда устремления его сердца стали уже глубокими, она в десятых числах января куда-то скрылась.
Хоть и узнал он, где она живет, но так как недоступным ему то место было, снова он в отчаянии предался горьким думам.
На следующий год — в том же январе, когда в цвету полном были сливы, минувший вспомнив год, ко флигелю тому пришел он: смотрит так, взглянет иначе — не похоже ничем на прошлый год. Слезы полились, поник на грубый пол дощатой галереи кавалер и пробыл там, доколе не склоняться стал месяц; в тоске любовной о минувшем он так сложил
Цуки я арану Луна... Иль нет ее?
Хару я мукаси но Весна... Иль это все не та же,
Хару нарану Не прежняя весна?
Ва га ми хитоцу ва Лишь я один
Мото но ми ни ситэ Все тот же, что и раньше, но...
Так сложил он и, когда забрезжил рассвет, в слезах домой
вернулся»2.
Перевод Н.И. Конрада.
Обращаясь к природе — луне, весне, кавалер вспоминает утраченную любовь и понимает, что она невозвратима. Смена времен года закономерна, однако не может повториться прежняя весна, и свет луны уже иной. В мире все непостоянно. Его охватывает сомнение в собственной неизменности, и тогда фраза обрывается на полуслове. ,
За словами поэта, находящегося в состоянии душевного смятения, скрывается противоположное этим словам содержание, т.е.
поэт употребляет их в ироническом смысле, что вызывает комический эффект, поскольку герой хочет найти постоянство там, где его нет.
Нарихира использует и различные виды параллелизма. В двух первых фразах синтаксический параллелизм в единстве с вопросительной интонацией придает ироничность высказыванию. Этому способствует также звукоповтор — эпифора (арану — нарану), лексическая анафора (хару), синтаксическая анафора (цуки я — хару я).
Другой вид параллелизма обнаруживается при сопоставлении трехстишия и двустишия танка. Это прием цуйку, пришедший из китайской поэзии. Здесь он заключается в противопоставлении одной части стихотворения другой — изменчивости природы противополагается кажущееся постоянство человека.
В целом стихотворение имеет романтическую тональность и воспринимается как видение, в котором смешаны временные и пространственные пласты. Построенное на невысказанных подразумеваемых значениях, оно ка#, нельзя лучше выражает суть суггестивной лирики. Стихотворение не отягощено сложными приемами риторики (в нем отсутствуют специфические приемы японского классического стиха), непритязательно по лексическому составу, за счет эвфонического рисунка звучит легко и естественно, как поток внутренней речи. Эта речь взволнованна. Чувство столь цельно и всеобъемлюще, что не находится средств для его адекватной передачи. В результате возникает тавтология — расточительная в 31-сложной танка. Однако благодаря несвязности, невнятности этой речи читателю легче донести смятение, душевный порыв, боль переживаний.
Следующее стихотворение представляет собой акростих, поскольку начальные слоги пятистишия выстраиваются в слово «ка-кицубата» — «ирис»:
Каракоромо В китайские шелка
Кицуцу нарэниси Облачена любимая
Цума си арэба В далекой от меня столице.
Харубару кинуру . С тоской о ней я вспоминаю
Таби о си дзо омоу В долгом странствии своем!
Слово «каракоромо» является постоянным эпитетом (й|в), ма-кура-котоба) к слову «ки» — «носить» (одежду) и ведет за собой цепочку ассоциативно связанных слов (ШШ , энго), в которой каждое слово является омонимической метафорой > какэкото-
ба): «нарэ» — «изнашивать» и «привыкать», «цума» — «полы» (одежд), «одежды» и «возлюбленная», «хару» — «натягивать» (ткань) и «харубару» — «далеко», «ки» — «носить» (одежду) и «идти», «таби» — «странствие» и «носки». В стихотворении возникает второй смысл:
УУ\.СЛ. 7&у>ссла&си,
Я ИЗНОСИЛ Китайские одежды,
Их полы обтрепал В дороге дальней,
Стер в странствии носки!
Это стихотворение Аривара Нарихира вошло и в «Исэ моно-гатари», где рассказывается о странствии кавалера вдали от столицы:
«С самого начала с ним ехали друзья — один или двое. Знающих дорогу не было никого, и они блуждали. Вот достигли они провинции Микава, того места, что зовут “восемь мостов”. Зовут то место «восемь мостов» потому, что воды, как лапки паука, текут раздельно, и восемь бревен перекинуто через них; вот и называют оттого «восемь мостов». У этого болота в тени дерев они сошли с коней и стали есть сушеный рис свой. На болоте во всей красе цвели цветы лилий. Видя это, один из них сказал: «Вот, слово лилия возьмем и, букву каждую началом строчки сделав, воспоем в стихах настроение нашего пути». Сказал он так, и кавалер стихи сложил:
Каракоромо Любимую мою в одеждах
Кицуцу нарэниси Изящных там в столице
Цума си арэба Любя оставил...
Харубару кинуру И думаю с тоской, насколько
Таби о си дзо омоу Я от нее далек...
Так сложил он, и все пролили слезы на свой сушеный рис, так что тот разбух от влаги»4.
Перевод НМ. Конрада. Поэзия Аривара Нарихира включает ностальгический мотив, который непосредственно связан с личными переживаниями, перипетиями любовного чувства:
Умэ но хана Сливы цветы
Ка о номи содэ ни Лишь тонкий аромат
Тодомэокитэ На рукаве оставили,
Ва га омоу хито ва А та, о ком мечтаю,
Отодзурэ мо сэну Даже весточки не пришлет
Рукава одежд, благоухающие ароматом цветов, стали в японской поэзии устойчивым мотивом воспоминаний о прошлом — весне, лете или далеком друге. Этот мотив ассоциативно возвращает к старинному стихотворению, где запечатлен образ рукавов, струящих аромат:
Неизвестный поэт Сацуки мацу Ожидающих пятой луны
Ханататибана но Цветов померанцев
Ка о кагэба в Аромат вдыхаю —
Мукаси но хито но И вспоминаю тонкий аромат
Содэ но ка дзо суру Рукавов давнего друга!
Воспоминания о прошлом звучат здесь как тоска о возлюбленной, которая уже не вернется.
Омоу ни ва Таиться в чувствах —
Синобуру кото дзо Труд напрасный. Потерпел
Макэникэру Я пораженье.
Ау ни си каэба Если им плачу за встречу,
Са мо араба арэ Пусть случится же она!
® {с КШ-Я 5 Г. к € А И- К п Ъ (с ь Й $ Ъ Ь Ь Й ЬК7
Любовная встреча предваряется периодом тайной влюбленности, воспетой в придворной поэзии, когда влюбленные опасаются молвы и страшатся людских глаз. Глагол «синобу» означает «терпеть», а также «таиться», он используется в качестве приема ка-кэкотоба.
Стихотворение вошло и в «Исэ моногатари», где рассказывается о приключениях хэйанскогс? кавалера: «В давние времена жила дама, что была любимицей микадо и имела разрешение на цвета. Была она двоюродной сестрой той фрейлины, что была матерью микадо. Во дворце служивший кавалер — из Аривара — еще очень юн был и с этой дамой был знаком.
Кавалеру разрешались еще покои дам, и он, уходя туда, где была дама, около ней все время пребывал. «Это невозможно! И ты погибнешь сам... Не поступай так!» — говорила дама, а он: «Любви уступила осторожность моя...
И если так будет, но с тобою зато встречаться могу я, — пусть будет!»
Сказал... и она в свой собственный покой ушла, — но он еще пуще, — не остерегаясь хоть бы того, что люди их увидят, к ней в покой пришел»8.
Перевод Н.И. Конрада. В стихотворении Нарихира присутствует реминисценция из сочинения предшествующего автора:
Неизвестный поэт
Омоу ни ва Таиться в чувствах —
Синобуру кото дзо Труд напрасный. Потерпел
Макэникэру Я пораженье.
Иро ни ва идэдзи то Считал, что не выказываю страсти,
Омоиси моно о Но пыл чувств выдал меня!
5 £ «И "С С 9
Слово «иро» приобрело Характер устойчивой метафоры в приеме какэкотоба, поскольку оно несет несколько значений: «цвет» (здесь: цвет лица), «оттенок», а также «чувственность», «страсть». Чувства влюбленного отразились на его лице, как он ни пытался их скрыть. Цвет его лица, вероятно, изменился. Эмоциональная концовка «моно о» характерна для поэзии, выражающей накал чувств, так же, как и повелительная форма глагола, к которой прибег Нарихира в своем стихотворении.
В каждой книге антологии «Кокинвакасю» произведения объединены в тематические циклы, в них можно выделить сюжетные линии, которые составляют основу отдельных новелл, состоящих из нескольких стихотворений. Откроем III книгу «Песен любви» ( ГЙХЙУ — «Кои но ута»), первая часть которой включает стихи поэта.
Аривара Нарихира
В первых днях третьей луны сказал женщине что-то украдкой, а после, глядя на моросящий дождь, сложил и послал ей Оки мо сэдзу Не вставал, да и не спал.
Нэ мо сэдэ еру о Так ночь сменилась утром.
Акаситэ ва Весна уж, говорят,
Хару но моно тотэ А я проводил время,
Нагамэ курасицу В задумчивости созерцая долгий дождь...
Й# 1/0 10
Фудзивара Тосиюки
Написал и послал для женщины из дома Нарихира Цурэдзурэ но В' праздности пустой
Нагамэ ни масару На долгий дождь смотрю.
Намидагава Полнеет Слез Река, —
Содэ номи нурэтэ Лишь омочил рукав в ней,
Ау ёси мо наси А случая увидеться все нет...
Аривара Нарихира
Сочинил ответ вместо той женщины Асами косо Должно быть, мелка,
Содэ ва хицурамэ Раз только рукав увлажняешь,
Намидагава Та Слез Река.
Ми саэ нагару то Когда же услышу: и тело
Кикаба таномаму Теченьем уносит, — доверюсь...
Неизвестный поэт
Ёрубэ нами Покинутый,
Ми о косо тооку Я от тебя далек
Хэдатэцурэ В разлуке.
Кокоро ва кими га Душа же образ твой запечатлела,
Кагэ то нариники Словно тень к тебе стремясь...
^Х'1*ь,ЫгЖЯЩЬ\-±'0 (с# 13 Неизвестный поэт
Итадзура ни Напрасно
Юкитэ ва кинуру Ухожу... возвращаюсь
Моно юэ ни Все же...
Мимаку хосиса ни Тебя увидеть, верно,
Идзанаварэцуцу Желание влечет...
Ыг:*т#ТЯЖгЬ5Ъ©»3>&11:Я,$< йЬ£^£'*Щгоои
Неизвестный поэт
Авану ё но Фуру сираюки то Цуморинаба Варэ саэ то мо ни Кэнубэки моно о
Не встретились в ту ночь,
Когда шел белый снег обильно,
А ночи множатся как снег.
Теперь и я с ним вместе Должен был растаять — умереть! & Ь гЬ£ ю щ. 5 е 9 Ь Ш V * ЙШ £ ^ Ь Ь {Г № &•^ # Ъ <г> %
Эта песня, как один человек передавал, принадлежит Какиномото Хитомаро1Ъ.
Аривара Нарихира
Аки но но ни Саса вакэси аса но Содэ ёри мо Авадэ коси ё дзо Хитимасарикэру ШюЩ-ІсЩЬЇЇ Ы
В осеннем поле Поутру бамбук раздвинул Рукав мой,
А что без встречи ночь прошла, Он больше увлажнился!
<£ 9 *? ПЪ 16
Оно-но Комати
Мирумэ наки Ва га ми о ура то Сиранэба я Карэнадэ ама но Аси таюку куру
Водорослей нет, как нет свиданий. Не знаешь разве ты,
Что я — залив печали?
Но неотступно, ног не жалея, Бродит тут без устали рыбак...
Рассмотрим связь последовательно расположенных строф антологии, написанных разными авторами.
Стихотворение Нарихира (№ 616) воспринимается как обычное любовное послание, отправленное на рассвете после расставания влюбленных. Однако следующая танка Фудзивара Тосиюки (ШШ=?Т , ум. в 901 или 907 г.) убеждает в том, что встречи не
произошло. Вероятно, у влюбленных было назначено свидание, а не состоялось оно потому, что с наступлением весенних дождей начинался период поста и свидания запрещались. Могли возникнуть и другие обстоятельства. Танка Нарихира передает раздражение мужчины, его подавленное настроение [Мэдзаки Токуэ, 1970, с. 26]. «Сказал женщине что-то украдкой», — вероятно, назначил свидание.
В стихотворении Нарихира грань между сном и действительностью стерта, все как бы погружено в дрему. Омонимы «нагамэ» — «долгий дождь» и «задумчиво смотреть» (какэкотоба) — усиливают впечатление призрачности. Ночь сменяется днем, зима весной, однако субъективно время словно остановилось, пребывает в неподвижности.
Поэт иронизирует над своей отстраненностью от действительности, употребляя излюбленный прием риторики — синтаксический параллелизм с двукратным отрицанием (оки мо сэдзу — нэ мо сэдэ).
В стихотворении можно обнаружить и автореминисценцию: Мидзу мо арадзу Не то чтобы не увидел,
Ми мо сэну хито но Да и не разглядел
Коисику ва Свою возлюбленную, —
Аянаку кёо я Верно, попусту сегодняшний день проведу,
Нагамэ курасаму В задумчивости созерцая долгий дождь...
<4-В 18
Стихотворение было послано даме, которую поэт заметил за занавеской кареты, но не мог рассмотреть. В двух первых строках пятистишия — тот же прием синтаксического параллелизма с двукратным отрицанием (мидзу мо арадзу — ми мо сэну). Мотив созерцания долгого дождя сближает два стихотворения Нарихира, проникнутые чувством меланхолии.
Танка Фудзивара Тосиюки (№ 617) продолжает тему стихотворения Нарихира (№ 616) — тему любовной тоски, вызванной невозможностью свидания. Очевидны лексические переклички между строфами: выражение «цурэдзурэ но нагамэ» — «в праздности пустой на долгий дождь смотрю» передает атмосферу предыдущего пятистишия. Танка Тосиюки использует новый мотив, вводя метафору «Намидагава» — «Слез Река», которая является традиционным символом пролитых слез и сочетается с метафорой «увлажненный рукав», имеющей тот же смысл — «слезы пролиты в разлуке с любимой». При этом выстраивается ряд ассоциативно связанных слов (это), который формирует метафорическое содержание стихотворения —.«нагамэ» (долгий дождь), «Намидагава» (Слез Река), «нурэтэ» (омочил).
Следующее стихотворение Нарихира (№ 618), написанное от лица женщины, является непосредственным ответом на предыдущую танка. Составители антологии представляют здесь распрос-
■ - ---------------- УУ\.£л*.
траненный в эпоху Хэйан обычай любовной переписки в стихах. Женщина с иронией относится к излияниям поклонника, к его просьбе о встрече, не верит в искренность и глубину его чувств. Требовать от мужчины истинных проявлений любви свойственно любовной лирике того времени, поскольку культ чувств предписывал мужчине непостоянство, поиски новых наслаждений. Достаточно вспомнить повесть «Такэтори моногатари» ( —
«Повесть о старике Такэтори», нач. X в.), в которой героиня, чтобы испытать чувства своих поклонников, хэйанских аристократов, предлагала им совершить подвиги, исполнить сложные задания. В стихотворении страдания кавалера преднамеренно умаляются, от него постоянно хотят видеть доказательства любви. Литота, гипербола, иносказание придают стихотворению откровенно насмешливую интонацию.
В японской литературе становится популярным сочинение произведений мужчинами от имени женщин. Ки-но Цураюки, например, желая скрыть свое авторство, утверждал в своем путевом дневнике, что его попыталась создать женщина19. В ту пору использование в литературе японской письменности, какой написан дневник Цураюки, было прерогативой женщин, тогда как мужчины, обладая познаниями в области китайских наук, применяли китайский язык для своих сочинений, в том числе и для написания дневников.
В следующем стихотворении Нарихира выражает страдания покинутой женщины, которая сомневается в чувствах кавалера: Кадзу кадзу ни Раз за разом —
Омой омовадзу Любиш^ или не любишь,—
Тоигатами Спрашивать трудно,
Ми о сиру амэ ва Поэтому дождь, что знает о моей судьбе,
Фури дзо масарэру Льет все сильней!
Из предисловия к стихотворению выясняется, что Фудзивара Тосиюки был увлечен женщиной из дома Нарихира и прислал ей записку, говоря, что не может прийти на свидание, потому что идет дождь. Услышав об этом,„Нарихира написал ответ.
Фраза «дождь, что знает о моей судьбе» (ми о сиру амэ), заставляет обратиться к синтоистским представлениям средневековой Японии, в соответствии с которыми поэт воспринимает природу как «активный одухотворенный субъект» и еще не приходит к идее персонификации природы как художественному приему21.
А.Н. Мещеряков пишет о своих наблюдениях над японской придворной поэзией эпохи Хэйан: «Мужчина вполне мог писать любовные послания от имени женщины, в которых возлюбленный установленным этикетным способом упрекается в холодности чувств. Создание подобных стихов требует не личного опыта, а знакомства с каноническими образцами. Мы подозреваем, что ари-
стократы умели радоваться жизни, но эстетическо-этикетный диктат хэйанского сообщества не позволял ни одному из них выразить свои эмоции менее элегическим образом»22.
Пятистишие неизвестного автора (№ 619) взято из авторской антологии поэта «Нарихира сю». Отвергнутый поклонник скорбит
о своей участи, но и в разлуке с любимой помнит ее образ. Автор использует популярный мотив поэзии танка: расстояния не служат преградой в любви, душа, которая предстает отделенной от тела, полна воспоминаний о любимой и следует за ней, подобно тени. Слово «кагэ» обладает двумя смыслами, оно означает «тень», а также «образ». Этот мотив присутствует в ряде сочинений «Ко-кинвакасю».
Кульминационный момент лирического повествования фиксирует другая танка неизвестного автора (№ 620). Взволнованное чувство выливается в прерывистую речь — «слов не хватает». Простота лексики, умелое использование служебных слов продуцируют атмосферу недосказанности в стихотворении, рассчитанную на ответный эмоциональный всплеск. Открытая синтаксическая конструкция с деепричастным рборотом (-цуцу) в конце танка свидетельствует о незаконченности фразы, которую читатель может продолжить в силу своего воображения. Данная формула приобретает устойчивость в поэтической речи хэйанского времени, она встречается и в других стихотворениях антологии «Кокинвакасю».
В поэзии танка привычная лексика с ее признаками повторяемости обретает дополнительный смысл в кругу новых ассоциативных связей. Эти связи расширяются, если танка предстает не отдельно, а в последовательности поэтического рассказа с присущими ему закономерностями развития сюжета и особенностями композиции.
Кавалер надеется на встречу, настойчиво ищет ее. Он не хочет покинуть возлюбленную, уверяет ее в искренности своих чувств.
Стихотворение Какиномото Хитомаро (№ 621) органично входит в канву повествования и по содержанию продолжает предыдущее. Мольба влюбленного осталась неуслышанной, и он предается отчаянию, погружается в размышления о тщете своих усилий.
Однако стиль танка Хитомаро выделяет ее из ряда приведенных пятистиший и возвращает читателя из хэйанского времени в эпоху Нара. В стихотворении непосредственно, сильно, искренне выражена вся полнота страданий влюбленного. Танка отличает энергичность и прямота высказывания, свойственная эстетике макото.
Вместе с тем в стихотворении есть и художественные средства, характерные для более позднего времени. Это прием семантического сходства лексики — энго, включающий группу слов: «белый снег» (сираюки), «множиться» (цуморинаба), «таять» (кэнубэ-ки), причем два последних слова относятся к первому. Глагол «таять», употребляясь по отношению к человеку, приобретает смысл «умереть».
Откровенная горечь стихотворения Хитомаро сменяется изысканным самоанализом в духе «печального очарования вещей». В танка Нарихира (№ 622) вновь предстает хэйанский кавалер, ищущий утонченных наслаждений. Разлука с возлюбленной придает прелесть любовному чувству, своеобразное очарование. Кэнко-хоси писал: «Мужчина, который не знает толк в любви, будь он хоть семи пядей во лбу, — неполноценен и вызывает такое же чувство, как яшмовый кубок без дна. Это так интересно — бродить, не находя себе места, вымокнув от росы или инея, когда сердце твое, боясь родительских укоров и мирской хулы, не знает и минуты покоя; когда мысли мечутся то туда, то сюда; и за всем этим — спать в одиночестве и ни единой ночи не иметь спокойного сна!»23 Перевод В.Н. Горегляда.
В стихотворении Нарихира раскрываются перипетии любовных отношений, однако не без насмешливой интонации. «Увлажненный рукав» — привычная метафора слез разлуки вводится в составе гиперболы-сравнения, что в данном случае сообщает стихотворению юмористический оттенок.
Пыл незадачливого влюбленного остужает надменная отповедь женщины. В стихотворении Крмати (№ 623) звучит холодный и решительный отказ, оно перекликается с танка Нарихира, написанной от имени женщины (№ 618). Стихотворение аллегорично и содержит ряд специфических приемов японского классического стиха, виртуозно использованных поэтессой для выражения иронического отношения к поклоннику. Какэкотоба «мирумэ» имеет значения — «встреча» и «морская трава», «ура» — «печальный», «залив» и «изнанка». Глагольная форма «карэ» входит в выражение «ёгарэ» — «постоянно приходить к дому возлюбленной ночью». С аллегорическим смыслом танка связано другое значение глагола «карэнадэ» — «не отходить» (от залива), а также «не срезать» (водорослей). Поэтесса называет себя печальным заливом, а влюбленного в нее кавалера — рыбаком.
Вероятно, в связи с этой танка родилась легенда о трагической гибели влюбленного в поэтессу придворного Фукакуса-сёсё. Легенда получила название «Постоянство ста ночей Фукакуса-сёсё». Придворный, чтобы доказать свою верность, каждую ночь приходил к дому возлюбленной и оставлял; зарубки на столбе у входа, но в сотую ненастную ночь, делая зарубку, он замерз. Потрясенная случившимся, поэтесса оставила дом, и больше ее никто не видел.
В «Исэ моногатари» стихотворение Комати и предыдущая танка объединены в одном эпизоде (№ 25) как переписка кавалера с дамой. Такова версия автора повести, однако она не поддерживается японскими исследователями24.
Примечательно течение времени в приведенной новелле «Ко-кинвакасю». Открывается она весной, началом третьего месяца по лунному календарю. Это пора зарождения любви. Однако неудачи повергают кавалера в уныние, и он думает, что ему следовало бы
растаять вместе с выпавшим снегом. Год прошел. Следующее стихотворение приводит кавалера на осеннее поле — вот и еще один год заканчивается. Поэтому в последней танка так убедителен образ рыбака, который неустанно добивался расположения своей дамы.
Любовная тема в творчестве Аривара Нарихира сменяется темой старости, в которой обнаруживаются мотивы безнадежности, разочарования, грусти.
Ооката ва В сущности,
Цуки о мо мэдэдзи Не радует и созерцание
Корэ дзо коно Полной луны.
Цуморэба хито но Каждый раз, как она нарастает,
Ои то нару моно Мы с ней стареем...
Народное поверье говорит о том, что созерцание полной осенней луны приносит людям 'несчастье. Об этом рассказывается в повести-сказке «Такэтори моногатари», в которой советуют не смотреть на диск луны: «С самого начала третьей весны люди начали замечать, что каждый раз, когда полная луна взойдет на небе, Кагуя-химэ становится такой задумчивой и грустной, какой ее еще никогда не видели. Слуги пробовали ее остеречь: “Не следует долго глядеть на лунный лик. Не к добру это!”»26 В то же время луна является символом вечного, непреходящего. Китайский поэт Бо Цзюйи (772-846) связал образ луны с мотивом старости, что отозвалось и в стихотворении Нарихира:
Созерцая вид полной луны,
Не думай, что старость тебя минует. —
Твой облик дряхлеет,
И годы не убывают21.
Очевидно, что японская поэзия танка на раннем этапе своего развития обращалась к китайским источникам, которые нашли широкое распространение в Японии того времени.
Ослабев от болезни, сложил эту песню Цуи ни юку В конце пойдем,
Мити то ва канэтэ Давно известно мне,
Кикисикадо Этой дорогой, —
Киноо кёо то ва Но ни вчера ни сегодня
Омовадзариси о Не помышлял я о том!
отЖФ< Ъ Ь£28
Стихотворение завершает повесть «Исэ моногатари» (№ 125), в нем кавалер выражает предчувствие своей кончины, однако не приемлет столь быстрый уход. Сбивчивая речь передает ощущения человека, которому больно расстаться с этим миром.
В творчестве поэта представлена выразительная пейзажная лирика, в которой звучит восхищение родным краем:
Тихаябуру Такого не слыхали
Камиё мо кикадзу И во времена богов всесильных —
Тацутагава Вершителей земли,
Каракурэнай ни Чтоб воды реки Тацута
Мидзу кугуру то ва Окрасились листвой багряной...
Слово «тихаябуру» — «могучий», «грозный», «всесильный» закрепилось как устойчивое определение (макура-котоба) для слов «ками» — «божество», «удзи» — «род». «Однако нередко истоки ассоциативных связей в макура-котоба скрыты позднейшими переосмыслениями первоначального значения, что приводит к омертвлению эпитета. Например, макура-котоба тихая фуру ками обычно трактуется в комментариях как “боги, сокрушающие землю” (где ти “земля” + хаяфуру “сотрясать” + ками “боги”). Однако знакомство со старинными японскими народными мистериями позволяет иначе трактовать содержание этой макура-котоба, а также убеждает в том, что вышеприведенная трактовка является позднейшим переосмыслением. Первоначально постоянная связь образов в данной макура-котоба возникла из совершенно конкретного реального представления: участники мистерий, изображающие богов, облекали себя в особое одеяние, которое именовалось тихая; а типичные движения, производимые ими в танце и имеющие магическое значение, заключались во взмахивании рукавами одежды (“взмахивать, размахивать” по-японски фуру). Таким образом, первоначальный смысл этой макура-котоба предстает в совсем ином свете, а именно: “боги, размахивающие, тихая”30.
Осенний багрянец придает водам реки причудливые краски. Стихотворение изображает величие природы, мощь ее красоты. Оно было высоко оценено Фудзивара Тэйка, который поместил пятистишие в антологию «Хякунинъиссю» ( Г1ГЛ—Ни — «По одному стихотворению от ста поэтов», 1235 г.)
Творчество Аривара Нарихира, яркое и многогранное, внесло неоценимый вклад в развитие японского классического стиха и на столетия вперед определило развитие японской лирической поэзии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Кокинвакасю (Собрание старых и новых японских песен) // Нихон котэн бунгаку дзэнсю (Полное собрание японской классической литературы). В 50 т. Токио, 1975. Т. 7. С. 292, № 747.
2 Такэтори моногатари (Повесть о старике Такэтори). Исэ моногатари (Повесть об Исэ). Ямато моногатари (Рассказы о Ямато) // Нихон котэн бунгаку тайкэй (Серия памятников японской классической литературы). Токио, 1970. Т. 9. С. 112-113; Исэ моногатари. Повесть древней Японии, пер. с яп., предисл. и коммент. Н. Конрада. Пг., 1921. С. 40-41.
3 «Кокинвакасю»... С. 192, № 410.
4 Исэ моногатари... С. 116; Исэ моногатари. Повесть древней Японии.
С. 43-44.
5 Синкокинвакасю (Новое собрание старых и новых японских песен) // Нихон котэн бунгаку дзэнйо. Токио, 1979. Т. 26. С. 423, № 1409.
6 Кокинвакасю... С. 104, № 139.
7 Синкокинвакасю... С. 354, № 1151.
8 Исэ моногатари... С. 147; Исэ моногатари. Повесть древней Японии... С. 95.
9 Кокинвакасю... С. 222, № 503.
10 Там же. С. 254, № 616.
11 Там же. С. 254, № 617.
12 Там же. С. 255, № 618
13 Там же. С. 255, № 619.
14 Там же. С. 255, № 620.
15 Там же. С. 256, № 621
16 Там же. С. 256, № 622.
17 Там же. С. 256, N8 623.
18 Там же. С. 214, №476.
19 Тоса никки (Дневник путешествия из Тоса). Кагэро никки (Дневник эфемерной жизни). Идзуми-сикибу никки (Дневник Идзуми-сикибу). Сарасина никки (Дневник Сарасина) // Нихон котэн бунгаку тайкэй. Токио, 1965. Т. 20. С. 27.
20 Кокинвакасю... С. 280, № 705.
21 Горегляд В. Н. Дневники и эссе в японской литературе Х-ХШ вв. М.,
1975. С. 217.
22 Мещеряков А. Н. Герои, творцы и хранители японской старины. М.,
1988. С. 181.
23 Кэнко-хоси. Записки от скуки (Цурэдзурэгуса), пер. с яп., вступ. статья, коммент. и указатель В. Н. Горегляда. М., 1970. С. 46.
24 Ямагути Хироси. Кэйэн но сидзин Оно-но Комати (Оно-но Комати — поэтесса, тоскующая о супруге). Токио, 1979. С. 28.
25 Кокинвакасю... С. 334, № 879.
26 Две старинные японские повести, пер. с яп., послеслов. и коммент.
В. Н. Марковой. М., 1976. С. 43.
27 Кокинвакасю... С. 335.
28 Там же. С. 328, № 861.
29 Там же. С. 153, № 294.
30 Глускина А. Е. Заметки о японской литературе и театре. М., 1979. С. 90-91.
Tatyana I. BRESLAVETS Lyric poetry of Ariwara Narihira
The author introduces one of the leading Japanese poets of XIX century Ariwara Narihira to the readers. His lyrics, mostly love, are full of philosophical ideas: almost every poem is ‘a sad admiration of things’.
The writer’s works resulted in the development of Japanese lyric poetry for the centuries in advance.
