CC BY
133
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Т. И. Бреславец,
кандидат филологических наук
АНТОЛОГИЯ «КИНДАЙСЮКА» КАК РЕТРОСПЕКТИВНАЯ МОДЕЛЬ КЛАССИЧЕСКОЙ ЯПОНСКОЙ ПОЭЗИИ
В Японии издавна существовала традиция составления стихотворных сборников, отражающих целые эпохи в истории национальной поэзии. Начальным примером послужила антология «Манъёсю» («Собрание мириад листьев», 759), включившая образцы ранней японской лирики за 450 лет. Следующим достижением стала первая императорская антология «Кокинвакасю» («Собрание старых и новых японских песен», 922), вобравшая стихи, написанные в течение предшествующих 150 лет. Фудзивара Тэйка (Садаиэ, 1162 — 1241), поэт и теоретик классической японской поэзии, удостоился редкой чести работать над составлением двух императорских антологий «Синко-кинвакасю» («Новое собрание старых и новых японских песен», 1205) и «Синтёкусэнвакасю» («Новое собрание японских песен, составленных по выбору императора», 1235). Кроме того, ему принадлежит ряд коллекций, содержащих выдающиеся произведения японской лирики, специально им отобранные. Тэйка, как никто другой из теоретиков японского стиха, сосредоточил внимание на создании поэтических антологий.
Работа ученого-филолога, направленная на сохранение литературного наследия прошлого, оказалась особой частью творческой деятельности Тэйка. Он собирал рукописи, переписывал художественные произведения, составлял голофоны, которые стали первыми текстологическими описаниями памятников, снабжал копии комментариями, вёл поэтологические исследования. Тэйка ставил перед собой разнообразные задачи: прежде всего сохранение и изучение поэтического наследия, представленного в императорских антологиях; осмысление достижений новой поэзии — творчества современников; обучение молодого поколения поэтов на примерах лучших сочинений предшественников, совершенствование принципов и методов рабо-
ты составителя с целью достижения внутреннего единства поэтической коллекции. К числу антологий, составленных Тэйка, закономерно отнести и «Киндайсюка» («Прекрасные песни нашего времени»), в которой была воплощена идея прошлого в современном поэтическом искусстве, традиционного — в новациях настоящего, оригинально продемонстрировано своеобразие художественной преемственности в классическом японском стихе как всеобъемлющего и незыблемого эстетического канона1.
Антология открывается предисловием, которое по жанровым характеристикам восходит к истокам зарождения литературной мысли в Японии. Оно соотносится с предисловием поэта Ки-но Цураюки (868
— 945) к антологии «Кокинвакасю», которое явилось первым опытом теоретического осмысления национальной японской поэзии и стало образцом литературно-критической мысли для многих поколений2.
Из предисловия можно получить и сведения об истории создания.памятника. Фраза «Один человек обратился ко мне с вопросом» говорит о Минамото Санэтомо (1192 — 1219), третьем сегуне Японии, чей поэтический дар Тэйка направлял и поддерживал. Инициатором отношений выступил Санэтомо, отправив к Тэйка тридцать стихотворений. Завязалась переписка между сегуном и поэтом. Стихотворения Санэтомо, прокомментированные Тэйка, сложились в сборник под названием «Кинкайвакасю» («Собрание золотых слитков японских песен», 1213). Энергичный, мужественный стиль лирики Санэтомо был пробуждён поэзией «Манъёсю», но Тэйка предостерегал молодого поэта от увлечения архаикой.
Обязательное место в предисловие к стихотворным собраниям отводилось анализу предшествующей поэзии. Изложение истории поэтической мысли должно было подвести читателя к ознакомлению с оригинальной позицией автора. Если для Цураюки было естественным обращение к памятнику ранней японской поэзии «Манъёсю», то для Тэйка поиски прекрасного, его осмысление связаны с антологией «Кокинсю» — творчеством её составителя, поэтов IX столетия. Перечисляя достоинства сочинений Цураюки, восхищаясь ими, он высказывает и критический взгляд на поэтические идеи прошлого, выдвигает свою художественную концепцию «чарующей красоты избыточного чувства» (ёдзё ёэн). Эстетическому критерию
достоверности, непосредственности (макото) Тэйка противополагает мысль об очаровании невысказанного переживания, об эмоциональной насыщенности стих», которые он обнаруживает в творениях поэта Аривара Нарихира (825 — 880) и поэтессы Оно-но Комати (834—900). Суггестивная лирика Нарихира и романтическая поэзия Комати становятся для него воплощением эстетического идеала «моно-но аварэ» — печального очарования вещей», уже намеченного в предисловии Цураюки, но не признанного им. Проникновенное чувство, элегическое настроение, утончённое переживание, изысканное ощущение, переполняя стих, не находя прямого звучания в слове, остаются намёком,
ассоциацией, тайной души. Тэйка стремится возродить утраченный стиль «шести гениев японской поэзии» (роккасэн, IX в.), видит в их творениях источник «чарующей красоты». В XII—XIII вв. в Японии закономерные процессы преемственного развития художественного творчества углубились, момент устойчивости, повторяемости выделился, охранная позиция по отношению к прошлому культурному достоянию упрочилась. Поэт творил, следуя закону традиционализма, не отбрасывая прошлого, а преображая его в своей работе, находя отличительные нюансы для уже известных тем и мотивов.
Антология «Киндайсюка» сначала представляла просто записки, которые Тэйка в 1209 г. направил к Минамото Санэтомо. В дальнейшем они были переработаны и дополнены. Так сложилось два варианта сочинения. Первый, посланный к Санэтомо, известен как «гэн-кэйбон», а последний именуется «дзихицубон» (голограф). "Однако голограф не может быть датирован с такой же точностью, как послание к Санэтомо, поскольку Тэйка работал над ним не один год и дата завершения труда не установлена. В такой же ситуации учёные прибегают к косвенным свидетельствам и датируют сочинение не ранее, чем 1215 г.3
Стихотворная часть «Киндайсюка» под названием «Сюкарэй» («Образцы прекрасных песен») включила примеры замечательных танка (короткая песня), выбранных поэтом4. Процесс её составления был длительным. Первоначально в этот раздел входило двадцать пять стихотворений шести авторов, однако затем состав песен был пересмотрен и увеличен до восьмидесяти трёх, а число авторов — до тридцати семи. Все стихотворения сборника встречались в императорских антологиях, т.е. были признанными образцами, которые могли служить художественной моделью для начинающего поэта. Ведь Тэйка создавал работу как наставление ученику. Обладая обширной эрудицией в области истории японского стиха, он сумел осуществить целенаправленный отбор сочинений. Стихи, представленные в антологии, дали возможность осмыслить исторический опыт японской лирики, проследить движение её форм, увидеть литературный процесс в свете изначальной обусловленности его явлений. Благодаря усилиям Тэйка обрели новую жизнь былые поэтические имена и строфы старых мастеров не были преданы забвению.
Девятнадцать мастеров представлены в антологии одним стихотворением, семь поэтов имеют по два стихотворения, пять — по три и три автора — по четыре стихотворения. В собрание вошло пять танка Сайге (Сато Норикиё, 1118 — 1190) и шесть танка Фудзивара Сюндзэй (Тосинари, 1114— 1204). Это наибольшее
представительство. Двенадцать сочинений принадлежит неизвестным авторам, что говорит о внимании Тэйка к анонимной поэзии. Предпочтение отдано поэтам IX —X вв., а также XII — XIII столетий. Так выявляются интересы составителя в области предшествующей и современной ему поэзии. Наиболее ранние произведения относятся к VII в.
Изучение антологии раскрывает эстетический идеал Тэйка и его истоки, вскрывает его критерии в оценке поэтического мастерства, обнаруживает его интересы в области совершенствования средств вака (японская поэзия), а также приёмов и правил организации стихов в коллекции. Произведения, которые Тэйка поместил в антологию, стали для него особенно близкими, в дальнейшем он их включал и в другие собрания.
Антология, составленная Тэйка, позволяет проследить путь художественного образа, его модификацию и символическую значимость. Особый интерес представляет структура поэтической коллекции, в которой Тэйка совершенствует приёмы художественной интеграции. Строфы нанизываются в соответствии с развёртыванием сюжета внутри поэтического ряда, по законам пространственновременной прогрессии и логике ассоциативного видения. Закономерно, что происходит трансформация исходной концепции стихотворений, им придаются новые функции, отвечающие требованиям художественной общности.
Предисловия, которые обычно сопровождают стихи императорских антологий, Тэйка опускает, поскольку нередко изменяет тематическую категорию стихотворений, предлагая собственное толкование их содержания в соответствии с художественными целями коллекции. Так, например, стихотворение смешанной тематики (дзо-ка) в собрании «Киндайсюка» открывает серию песен-странствий.
Аривара Юкихира
Вакурабани Если случайно
Toy хито араба Кто-нибудь спросит, ответьте:
Сума-но ура ни На побережье Сума,
Мосио тарэцуцу В одиночестве страдая,
Вабу то котаэ ё. Слёзы проливает он!5
Строфа принадлежит антологии «Кокинсю» (№ 962) и
сопровождается пояснением: «Во времена императора Монтоку подвергся опале и удалился в местечко Сума провинции Цу, оттуда и послал во дворец»6. В танка слышны мотивы не только странствия, но и разлуки, которой посвящена предыдущая и единственная строфа в коллекции Тэйка, написанная тем же автором «Кокинсю» (№ 365).
Аривара Юкихира
Тативакарэ Расстались — пусть,
Инаба-но яма-но Но едва услышу: Жду!
Минэ ни оуру В шуме сосен,
Мацу то си кикаба Призывающем с горы Инаба,
Има каэрикому. Не туда — к тебе вернусь7.
Эта строфа обеспечивает плавный переход от элегической темы к следующему сериалу. Мотив кончины в ней смягчается, преобразуется в мотив разлуки и любовного страдания. Таким способом в анто-
логии осуществляется последовательная смена поэтических тем, одни из которых выливаются в обширные циклы, как времена года и песни любви, а другие представлены одним стихотворением.
Ещё один пример произвола составителя — это введение летнего стихотворения в раздел любовной лирики.
Неизвестный поэт
Цуцумэдо Хоть в рукав
Какурэну моно ва Завёрнут, а не скрыть,
Нацумуси-но Но светлячка
Ми ёри амарэру Горит сильнее огонь
Омой нарикэри. Безудержной любви!8
Стихотворение сопровождается предисловием в антологии «Го-сэнвакасю» («Позднее составленное собрание японских песен», 951): «Когда принцесса Кацура велела поймать светлячка, его преподнесли ей с этими стихами, завернув в рукав летнего кимоно маленькой девочки»9. В «Ямато-моногатари» («Рассказы о Ямато», X в.) девушка, служившая в свите принцессы Кацура, обращается с этим стихотворением к принцу Сикибукё10. В коллекцию Тэйка строфа вошла как ответ мужчины на упрёк женщины. Очевидно, что собрание прекрасных песен предлагает новые пути консолидации поэтического материала и его взаимодействия на ассоциативном уровне.
С первой строфы поэтической коллекции начинается развёртывание пространственной и временной прогрессий, которые включены в тематические циклы. Весенний раздел открывается изображением величественных гор Ёсино в лёгкой дымке. Пространственные координаты проставлены не только в рисунке пейзажа, но и конкретизированы географическим названием. Что касается измерения пространственного полотна, то отсчёт ведётся от позиции созерцателя, наблюдающего горный вид, и ему отведена роль стаффажа в живописной картине. Не меняется его положение и в следующей строфе — взгляд издалека на прекрасные горы. Пять первых строф посвящены описанию горного края. Затем пространство резко сужается, фокусируясь на отдельных явлениях — дождь (№ 6), лепестки цветов (№ 7), и неожиданно выходит за планетарные пределы
— луна в облаках (№ 8).
Течение времени в поэтическом повествовании подчинено смене времён года в первых четырёх циклах, которые замыкаются как отдельная часть антологии. Каждый сезон подвержен временной эволюции, и её фазы запечатлены в стихах сборника. Кроме того, ясно фиксируется время суток. Возведение такой ёмкой и цельной пространственно-временной конструкции, в которой проявляется жизнь природы и человека, способствуют закреплённые традицией поэтические образы.
В первой строфе весеннего ряда — введении — говорится о начале весны, признаком становится утренняя дымка. Во второй строфе дымка преображается в потоки цветов вишен, и далее уже пове-
ствуется о разгаре весны, её буйном цветении (№ 3,№ 4). Однако затем печальные интонации начинают звучать в поэме — проходит весна (№ 5) и проходит жизнь (№ 6), осыпаются цветы сакуры (№ 7). Так в цикле естественно выделяются две новеллы по три строфы в каждой. Прослеживается и движение времени суток от утра (№ 1), которое сменяется днём (№ 2 — № 7), к ночи (№8). Но это уже быстротечная летняя ночь как символ бренности существования.
Семь строф весеннего цикла предстают оригинальной, художественно завершённой миниатюрой с внутренней динамикой сюжета и закономерной последовательностью событий. Этими уникальными качествами обладает каждый из выделенных сегментов поэтической коллекции Фудзивара Тэйка.
Осенний раздел антологии достаточно обширен и включает тринадцать стихотворений. Введение и заключение этого цикла складываются из двух строф каждое, а внутри обнаруживается три новеллы по три строфы. Выделяется такая особенность структуры собрания, как сцепление строф по принципу звеньев цепи. Строфы в этом континууме обычно содержат два ведущих образа, которые подобраны так, что один из них в следующей строфе заменяется. Звенья скрепляются с помощью образно-тематических соответствий. Например, в танка (№ 19) Какиномото Хитомаро (680 — 710) два образных средоточия — олень (сумерки) и рис, в следующей — олень (сумерки) и алые листья клёна. Далее единство достигается не прямыми, а ассоциативными связями — цвет (листьев) и роса (рассвет).
Начало зимнего цикла обозначено видом замёрзшего бамбука — его листья шуршат холодной ночью. А засохший бамбук, от которого осталось лишь одно коленце, символизирует конец зимы. Введению и заключению отведено по две строфы, основная часть состоит из трёх строф. Завершает серию сезонных стихотворений описание гор Ёсино, которые теперь предстают в новом зимнем очаровании стужи, увядшей природы, искрящихся небес и снега.
Следующая затем песня-поздравление, по словам Тэйка, демонстрирует идеальный поэтический стиль, подходящий для тематики публичных выступлений11. В вака говорится о синтоистском святилище в Исэ, где протекает река Мимосусо. Стихотворение занимает в антологии срединное положение между элегиями и близкими им по настроению сочинениями зимнего цикла. Мотивам утраты, увядания, забвения в нём противопоставляется начало вечного, неиссякаемого.
В первой строфе элегии мысль об исчезновении жизни контрастирует с идеей незыблемости императорского рода в песне-поздравлении. Роса и капли воды ассоциативно намекают на воды реки Мимосусо и восходят дальше — к снегам зимы. Снова возникают образы растений, которые будут перекликаться в последующих строфах. Пространственно-временные характеристики в элегическом цикле (шесть строф) возникают спорадически и диктуются специфи-
кой темы в том или ином стихотворении. Здесь выделяется такая временная категория, как вневременность, противоположная бренному существованию в изменчивом мире.
Далее, вслед за песней разлуки, помещён раздел песен-странствий из четырёх стихотворений, в которых мысль о горестях страннической жизни постепенно уступает место концепции странствия как эстетического любования природой.
Наиболее обширным в коллекции Тэйка оказался цикл песен любви, состоящий из тридцати четырёх стихотворений. Его первая строфа, однако, не порывает с атмосферой странствия, которая сохраняется благодаря присутствию топонима Нанива. Герой поэтического повествования, перейдя горную вершину, оказался на морском побережье. Он мечтает открыть своё сердце возлюбленной, но она далека, как луна, странствующая по небу. Внутри цикла выделяется несколько новелл, соответствующих перипетиям любовного чувства, и развитие тематики следует от «тайной любви» к «забытой любви» и её оплакиванию.
Последним циклом антологии стал раздел песен смешанного содержания, куда вошло девять строф. Цикл повествует о блестящей жизни придворного, который затем впадает в немилость и удаляется из столицы. С ним остаются только его воспоминания. Поэтический рассказ Тэйка ведёт к завершению, показывая угасание жизни в человеке. Отстранившись от суетного и мирского, затворник ищет забвения в горах, но и здесь его тревожат явления бренного мира — его звуки и образы.
В целом коллекция Фудзивара Тэйка может быть осмыслена как стихотворная поэма, сложенная из комбинаций автономных пятистиший. Мозаичная картина обладает заданной фабульностью, которая прослеживается в причинно-следственном развёртывании тематики, последовательно переходящем от одного события к другому. В своей поэтической конструкции Тэйка достигает гармонического единства разного, непохожего, стилистически эмансипированного.
Открывая собрание изящных строф, попадаем в изысканную атмосферу японской придворной поэзии с её очарованием печали и красотой невысказанного чувства, чередой изменчивых картин природы и горестными размышлениями о непостоянстве бытия. В канву лирического повествования прихотливо вплетаются строфы различных эпох и несхожих поэтов, складываясь в узорчатую ткань рассказа о человеческой судьбе.
Публикуемый перевод антологии «Киндайсюка» выполнен по книге «Каронсю» («Собрание трактатов по теории японской поэзии танка») в серии «Нихон котэн бунгаку дзэнсю» («Полное собрание японской классической литературы». Т. 50. С. 473 — 485), выпущенной издательством «Сёгаккан» в 1975 г. под редакцией выдающегося исследователя японской классической литературы Фудзихира Ха-руо. Обозначение разделов антологии предложено автором настоящей статьи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Бреславец Т.И. Традиция в японской поэзии (классический стих танка). Владивосток, 1992.
2 См.: Бреславец Т.И. Очерки японской поэзии IX —XVII веков.М., 1994.С. 8 — 29.
3 Fujiwara Teikays superior poems of our time. Tokyo. 1967. P. 136.
4 Каронсю. (Собрание трактатов по теории японской поэзии танка) //Нихон котэн бунгаку дзэнсю (Полное собрание японской классической литературы). Токио, 1975. Т.50. С. 473 — 485.
5 Там же. С. 478.
6 Кокинвакасю (Собрание старых и новых японских песен) //Нихон котэн бунга ку дзэнсю. Токио. Т. 7. С. 358.
7 Каронсю. С. 478.
8 Там же. С. 481.
9 Fujiwara Teikays superior poems of our time. P. 102.
10 Ямато моногатари (Рассказы о Ямато) // Нихон котэн бунгаку тайкэй (Серия памятников японской классической литературы). Токио, 1970. Т. 9. Раздел № 40.
11 Fujiwara Teikays superior poems of our time. P.76.
Фудзивара Тэйка ПРЕКРАСНЫЕ ПЕСНИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
1
Теперь это уже дело прошлого. Один человек1 обратился ко мне с вопросом: «Как надлежит слагать хорошие стихи?». Тогда, вверившись своему глупому сердцу, я и записал то, в чём был немного сведущ. Никакого особого содержания в том не было, записал свои мысли простыми словами и отправил. Они выглядят убого и, вероятно, предвзяты, но ведь это то, что думалось непосредственно.
2
Путь песен Ямато2 хоть и кажется мелким, но глубок; хоть и кажется лёгким, но труден. Людей, которые понимают и знают это, немного.
В давние времена Цураюки3 любил, чтобы душа (кокоро) песни была искусной, мелодия непревзойдённой, слово (котоба) выразительным, а форма (сугата) имела замечательный облик (сама). Однако он не создавал песен в стиле чарующей красоты избыточного чувства (ёдзё ёэн). С тех пор поэты следовали его заветам и были привержены его стилю.
Однако с течением времени душа поэтов оскудевала, мелодия песен слабела, слово становилось грубым. Не говоря уже о поэтах недавнего прошлого, которые думали лишь о том, чтобы облечь в тридцать слогов вдруг пришедшую на ум идею, и совсем не имели представления о поэтическом стиле (сугата-котоба). Поэтому песни той поры уподобились земледельцу, который покидает приют в тени вишнёвых цветов, или торговцу, который снимает заморские одежды4.
Тем не менее старший советник Цунэнобу5, придворный Тосиё-ри 6, глава левого ведомства столицы Акисукэ7, придворный Киёсу-
кэ8, и ближайшие — покойный отец9 и поэт по имени Мототоси10, у которого он учился искусству поэзии, — все они были далеки от грубого стиля песен того времени и всегда чрезвычайно любили старые песни. Лучшие песни, которые слагали эти поэты, разве уступят песням эпохи расцвета?11
В настоящее время грубый стиль несколько изменился, появилось немало песен, в которых видна любовь к старым словам. Что-то от стиля песен, утраченного после епископа Кадзан12, Аривара-тюдзё13, Сосэй14, Комати15, теперь всё-таки можно видеть и слышать, хотя люди, не знающие озарения душой вещей, утверждают, что появилось нечто новое и Путь поэзии изменился совершенно.
Действительно, молодые поэты нашего времени искренне полагают, что создают поэзию, но её стиля они скорее всего не знают. Повсюду те, кто просто делает трудным для слуха то, что должно быть лёгким, и совмещает то, что несовместимо, потому, вероятно, что подражает не лучшим образцам.
3
Я понимаю, что должен в совершенстве постичь Путь поэзии, но всего лишь наследую славу поэта. Иногда меня признают, иногда подвергают резкому осуждению, но более всего не хватает души, чтобы любить этот Путь, только продолжаю настаивать на том, что отвергают другие. К тому же нет ни особых знаний, ни умений.
В учении моего отца, которое я воспринял как следует, говорится: «Поэзия не лежит на дороге, где видишь широко и слышишь далеко. Из сердца исходит, в твоём озарении — она». Только и всего сказано, но я даже не пришёл к тому, чтобы осознать это как истину.
Более того, с наступлением старости и болезни тяжёлые, и печаль глубокая одолевают, поэтому забываются краски слов, источник души иссушается, и даже размышления о вещах пропадают и вот, наконец, бесследно исчезли.
Я скажу лишь немного об одном из выразительных средств (сама) поэзии, к которому теперь с любовью обращаю своё глупое сердце.
4
Слово тоскует о старине, душа ищет новизну16, несравненная, высокая форма требуется. Если учиться у песен, сложенных в годы Кампэй17 и после, то разве не достигнешь самобытного и прекрасного?
К старине обращаемся с любовью, и слова старых песен заимствуем. Это называется пользоваться изначальной песней (хонка).
Что я думаю об изначальной песне? Если из трёхстишия (5-7-5) взять две строки (7-50), а затем прибавить оставшееся двустишие (7-7), то новой песни не услышишь18. Первые же стихи (5-7), в зависимости от содержания, наверное, совсем следует исключить. Однако песни не получится, если совсем не использовать таких строк: «В Исоноками / На древнюю столицу Фуру», «Кукушка/ Кричит? Пятой
луны приют», «Извечная, Как небо/ Гора Кагуяма»,
«Драгоценной/Алебардой/ Путь для странника Пролёг»19.
Вместе с тем меня учили, что нельзя употреблять стихи, подобные следующим: «Не закончился год,/ А весна пришла», «Рукав омочив,/ Черпал воду», «Луна, иль нет тебя?/ Весна, иль ты не прошлая весна?», «Сакура осыпается,/ А под деревом низовой
Ветер»20.
Далее, что касается песен поэтов, которые в этом мире стоят в ряд плечом к плечу, и даже поэтов, покинувших этот мир, песен, которые, можно сказать, появились вчера-сегодня, то думаю, что нужно всячески избегать даже одной их строки, поскольку очевидно, кем она написана.
5
Я лишь приблизительно выразил то, что думал, ведь я ничему не учился и в целом не знаю, что хорошо, а что плохо, и как слагать стихи. Относительно толкований непонятных мест в песнях, то существуют разные толкования, которым обучают в каждой поэтической семье, но мне не приходилось слышать и этого. Мысли, которые я высказал здесь в общих чертах, нисколько не отличаются от тех, что изложены в работах других, и отмечены не впервые. Вероятно, они существенно не расходятся со взглядами поэтов иных школ.
ОБРАЗЦЫ ПРЕКРАСНЫХ ПЕСЕН
ВЕСНА
7
Хару тацу то Иу бакари ни я Ми-но Есино-но Яма мо касумитэ Кэса ва миюраму
2
Ямадзакура Сакисомэси ёри Хисаката-но Кумой ни ми юру Таки-но сираито
3
Сакура саку Тооямадори-но Сидарио-но Наганагаси хи мо Акану иро кана
4
Идза кёо ва Хару-но ямабэ ни Мадзиринаму Курэнаба нагэно Хана-но кагэ ка ва
Туман
«Весна пришла»,—
Едва произнесли, а горы Будто услыхали.
И в дивном Есино в туманной дымке С рассветом взору предстают.
(Мибу Тадаминэ)
Вишни Уж зацвели
На горных склонах вишни,
И в небе извечном,
Заоблачном распознаю Водопада белые нити .
(Минамото Тосиёри)
Вишни расцвели В теснинах дальних гор.
И хоть долог-долог день,
Как свисающий фазана хвост,
А не насытиться их красотой.
(Готоба-ин)
Сегодня в путь—
Блуждать в горах весенних!
А как стемнеет,
Под вишнёвыми цветами
Разве не сыщем временный приют?
(Сосэй)
5
Сакурагари Амэ ва фурикину Онадзику ва Нуру то мо хана-но Кагэ ни какурэму
6
Хана-но иро ва Уцуриникэри на Итадзурани Вага ми ё ни фуру Нагамэсаси ма ни
7
Хисаката-но Хикари нодокэки Хару-но хи ни Сидзугокоро наку Хана-но тирураму
8
Нацу-но ё ва Мада ёи нагара Акэнуру о Кумо-но идзуко ни Цуки-но нокорураму
9
Яэмугура Сигэрэру ядо-но Сабисики ни Хито косо миэнэ Аки ва киникэри
10
Аварэ икани Кусаба-но цую-но Коборураму Акикадзэ татину Мияги-но хара
11
Цуки мирэба Тидзи ни моно косо Канасикэрэ Вага ми хитоцу-но Аки ни ва аранэдо
Дожди За вишнями Охотился — и хлынул Ливень вдруг.
Ну что ж, пусть вымокну,
Скрываясь под цветами.
(Неизвестный поэт)
Краса цветов поблекла!
Понапрасну в этом мире Прошла и жизнь моя,
Как долгий дождь,
Что созерцала я беспечно.
(Оно-но Комати)
Увядание В извечном Чистом сиянии тихого Дня весеннего Отчего же так беспокойно Осыпаются вишен цветы?
(Ки-но Томонори)
ЛЕТО
Луна Летней ночью Чуть стемнеет,
Уж светает!
Где же в облаках Найти приют луне?
(Киёвара Фукаябу)
ОСЕНЬ
Хижина
Хмелем поросший Затворника Одинокий приют Не посетит никто,
Но осень пришла!
(Эгё)
Равнина Ах, как густо
С листьев трав роса теперь Посыпется...
Осенний ветер поднялся На просторах равнины Мияги.
(Сайге)
Луна Глядя на луну,
Тысячью печалей невольно Сердце полно,
Хоть и меня одного Ты посетила, осень.
(Оэ Тисато)
Аки-но цую я Тамото ни итаку Мусубураму Нагаки ё акадзу Ядру цуки кана
13
Аки-но цуки Таканэ-но кумо-но Аната нитэ Харэюку сора-но Куруру матикэри
14
Накиватару Кари-но намида я Отицураму Моно омоу ядо-но Хаги-но уэ-но цую
15
Аки-но та-но Карихо-но ио-но Тома о арами Вага коромодэ ва Цую ни нурэцуцу
16
Сирацую ни Кадзэ но фукисику Аки но но ва Цуранукитомэну Тама дзо тирикэру
Осенняя роса
На рукаве обильно собралась.
Не слёзы?
Значит, долгой ночью не наскучит Тут гостить красавице-луне!
(Готоба-ин)
Осенняя луна,
Ты за облаками, что сошлись На горной выси.
Ждёшь, чтоб прояснилось небо И разлилась ночная тьма!
(Фудзивара Тадамити)
Роса
В небе ночном,
Крича-пролетая, дикие гуси Слёзы роняли?
У моего печального приюта На кустах хаги белеет роса.
(Неизвестный поэт)
На рисовом поле В сторожке бедной Прохудилась плетёнка-крыша,
И рукава моих одежд Мокнут от росы осенней.
(Тэндзи-тэнно)
Над белой росой Проносится дыханье ветра, Ив осеннем поле Ненанизанные рассыпаются Драгоценные яшмы!
17
Акикадзэ ни Сасоварэватару Кариганэ ва Моно омоу хито-но Ядо о ёканаму
18
Юу сарэба Кадота-но инаба Отодзурэтэ Аси-но мароя ни Акикадзэ дзо фуку
19
Саосика-но Цумадоу яма-но Окабэ нару Васада ва карадзи Симо ва оку то мо
Ветер С ветром осенним Летит-разносится тоскливый Крик диких гусей.
Только приют печальника Пусть он обойдёт стороной.
(Неизвестный поэт)
Наступает вечер—
И в поле за воротами Шуршат колосья риса.
А в тростниковой хижине Осенний ветер дует!
(Минамото Цунэнобу)
Олень Там, на склоне,
Горном, где олень зовёт Свою подругу,
Рис не стану жать,
Хоть и выпадет иней скоро.
(Какиномото Хитомаро)
О куя м а ни Момидзи фумивакэ Наку сика-но Коз кику токи дзо Аки ва канасики
21
Сирацую мо Сигурэ мо итаку Моруяма ва Ситаба нокорадзу Иродзукиникэри
22
Хонобоното Ариакэ-но цуки-но Цукикагэ ни Момидзи фукиоросу Ямаороси-но кадзэ
23
Акисиноя Тояма-но сато я Сигурураму Икома-но такэ ни Кумо-но какэрэру
24
Кими кодзу ва Хитори я нэнаму Сса-но ха-но Мияма мо моени Саягу симое о
25
Ама-но хара Сора саэ саэ я Ватарураму Коори то миюру Фую-но е-но цуки
26
Фурусато ва Есино-но яма-но Тикакэрэба Хитохи мо миюки Фурану хи ва наси
27
Асаборакэ Ариакэ-но цуки то Миру мадэ ни Фурэру сираюки
В теснинах гор
Средь алых листьев клена
Пробирается олень,
И в его тоскливом крике Слышишь, как печальна осень!
(Неизвестный поэт)
Багрянец И белая роса,
И моросящий дождь покрывают Склоны Моруяма Вот и последний нижний лист Красками осенними отмечен'
(Ки-но Цураюки)
ЗИМА
Сухие листья В тусклом свете Бледной рассветной луны Клена алые листья Срывает-уносит неистовый ветер, Несущийся с гор
(Минамото Санэакира)
Дождь Это в Акисино,
В горном селенье, сыплет Мелкий дождь —
На вершине горы Икома Густые облака висят
(Сайге)
Бамбук
Ты не придешь —
И мне спать в одиночестве9 Листья бамбука Даже в горной глуши Шуршат тоскливо морозной ночью (Фудзивара Киесукэ)
Луна
Даже вышние Равнины неба холодом Искрятся9
Подернутая льдом предстанет Зимней ночи луна
(Эге)
Снег Древняя столица Лежит вблизи гор Есино,
И потому нет дня Чтобы не падал там Обильный снег весь день
(Неизвестный поэт)
На рассвете
Будто разлилось утренней луны сиянье Это выпал в селенье Есино Лучистый белый снег
(Саканоуэ Корэнори)
Исоноками Фуруно-но одзаса Симо о хэтэ Xитое бакари ни Нокору тоси кана
29
Кими га е ва Цукидзи то дзо омоу Камикадзэ я Мимосусогава-но Сумаму кагири ва
30
Суэ-но цую Мото-но сидзуку я Е-но накано Окурэсакидацу Тамэси нарураму
31
Мина хито ва Хана-но ситэ Нарину нари Ко^-но тамото е Каваки дани сэе
32
Моротомо ни Ко^-но сита ни ва Кутидзу ситэ Удзуморэну на о Миру дзо канасики
33
Кагири арэба Кео нугисутэцу Фудзигоромо Хатэ наки моно ва Намида нари^ри
34
Наки хито-но Катами-но кумо я Сигурураму Юубэ-но амэ ни Иро ва миэнэдо
Предновогодье У низкого бамбука В Фуру в Исоноками От долгих холодов Осталось лишь одно коленце—
Одна лишь ночь в этом году1
(Фудзивара Есицунэ)
ПОЗДРАВЛЕНИЕ
Верю, твой век,
Государь, не иссякнет,
Покуда чисты
В стране Божественного Ветра Воды реки Мимосусо1
(Минамото Цунэнобу)
ЭЛЕГИИ
Бренность Роса на кончике листа И капля у корней —
Покинут этот мир
Одна лишь раньше, другая позже,
Не бренности ли то пример9 (Хэндзе)
Траур
Слышал, что в столице Все уже вельможи Наряды пышные надели А моим замшелым рукавам Xоть бы от слез просохнуть1 (Хэндзе)
Непогребенное
Имя ее, подо мхом истлеть
Еще не успевшее,
Видеть начертанным здесь Невыносимо горько
(Идзуми-сикибу)
Вот минул срок,
И сброшено сегодня Траурное одеянье,
Но нет предела Льющимся слезам!
(Фудзивара Митинобу)
Кремация Прощальный дар Покинувшего нас — облако,
Что дождиком прольется9 Xотя в вечернем ливне След его не различим
(Готоба-ин)
Коно ё нитэ Мата аумадзики Канасиса ни Сусумэси хито дзо Кокоро мидарэси
Тативакарэ Инаба-но яма-но Минэ ни суру Мацу то си кикаба Има каэрикому
37
Вакураба ни Тоу хито араба Сума-но ура ни Мосио тарэцуцу Вабу то котаэ ё
38
Нанивабито Асиби таку я ни Ядо каритэ Судзуроу содэ-но Судзурони содэ-но
39
Татикаэри Мата мо китэ миму Мацусима я Одзима-но томая Нами ни арасу на
40
Акэба мата Коюбэки яма-но Минэ нарэ я Сора юку цуки-но Суэ-но сиракумо
41
Наниваэ-но Мо ни удзуморуру Тамасигава Араварэтэ дани Хито о коиба я
В мире бренном Встретиться уже не суждено.
С печалью этой Ты советовал смириться,
Но сердце бедное потрясено.
(Сайге)
РАЗЛУКА 36
Расстались — пусть,
Но едва услышу: «Жду»!
В шуме сосен,
Призывающем с горы Инаба,
Не туда — к тебе вернусь.
(Аривара Юкихира)
СТРАНСТВИЯ
Опальный вельможа Если случайно
Кто-нибудь спросит, ответьте:
«На побережье Сума,
В одиночестве страдая,
Слёзы проливает он».
(Аривара Юкихира)
Пилигрим Рыбаки Нанива В хижине тростник сжигают.
Здесь приют нашёл,
И непомерно на рукав Солёных слёз вода бежит!
(Фудзивара Сюндзэй)
Отшельник Отправлюсь вновь Взглянуть на Мацусима!
В Одзима
Хижину из тростника Да не снесёт волной.
(Фудзивара Сюндзэй)
Паломник На рассвете Вновь переходить мне Горную вершину...
По небу странствует луна,
И с ней вдали — белое облако.
(Фудзивара Иэтака)
ЛЮБОВЬ
Тайное чувство Средь трав морских В заливе Нанива погребены Драгоценные каменья.
Ах, если б, не таясь,
Я мог тебя любить!
(Минамото Тосиёри)
Морасу на ё Кумо иру минэ-но Xацусигурэ Коноха ва сита ни Иро кавару то мо
43
Адзумадзи-но Сано-но фунахаси Какэтэ номи Омоиватару о Сиру хито-но наса
44
Асадзифу-но Оно-но синохара Синобурэдо Амаритэ надо ка Xито-но коисики
Не выдай тайны,
Дождь осенний, на вершине, Скрытой облаками.
Пусть даже нижние листы дерев Окрасятся в багряный цвет.
(Фудзивара Ёсицунэ)
В Адзума—
В восточные края ведёт Мост Сано.
А что моя любовь к тебе стремится, Ты и не ведаешь о том.
(Минамото Хитоси)
В поле, поросшем Травой асадзи, скрывается Низкий бамбук.
Хоть и скрываю, но почему же Все сильнее тебя люблю?
45
Икани сэму Муро-но Ясима ни Ядо могана Кои-но кэбури о Сора ни магаэму
46
Юудзукуё Сасу я окаба-но Мацу-но ха-но Ицу то мо вакану Кои мо суру кана
4ї
Нанивагата Мидзикаки аси-но Фуси-но ма мо Авадэ коно ё о Сугуситэ ё тоя
48
Укарикэру Xито о Xацусэ-но Ямагороси ё Xагэсикарэ то ва Инорану моно о
49
Омоигава Таэдзу нагаруру Мидзу-но ава-но Утаката хито ни Авадэ киэмэ я
Признание О чувствах как сказать?
На озере Муро в Ясима Мне б жилище.
И чтоб дым от огня любви Затмил высокие небеса!
{Фудзивара Сюндзэй)
Верность
Льётся
Лунная ночь, сосну на холме Озаряя.
Иглы её цвет никогда не изменят.
Вот так и моя неизменна любовь!
(Неизвестный поэт)
Неразделённое чувство Даже на миг
Короткий, словно узел тростника В заливе Нанива,
Не встретиться с тобой.
Так век живи! — Ужель мне велишь?
(Исэ)
Печальную богиню
Я о любви молил, а вовсе не о том,
Чтоб яростная буря
В отрогах Хацусэ
На меня обрушила свой гнев!
(Минамото Тосиёри)
Надежда Стремит неугомонно Пенистые воды быстротечные Омоигава — Река Любви.
Как пена та, с тобой не повидавшись, Могу ли я исчезнуть навсегда?
(Исэ)
зо
Наки на номи Тацу-но ити то ва Санэгэдо мо Иса мата хито о Уру ёси мо наси
5ї
Юра - но то о Ватару фунабито Кадзио таз Юкуэ мо сирану Кои-но мити кана
52
Каракоромо Содэ ни хитомэ ва Цуцумэдо мо Мориидзуру моно ва Намида нарикэри
53
Такасаго-но Оноэ-но мацу о Фуку кадзэ-но Ото ни номи я ва Кикиватару кана
34
Ото ни кику Такаси-но хама-но Аданами ва Какэдзи я содэ-но Нурэ мо косо сурэ
55
Цуцумэдо мо Какурэну моно ва Нацумуси-но Ми ёри амарэру Омой нарикэри
56
Катаито о Коната каната ни Ёрикакэтэ Авадзу ва нани о Тама-но о ни сэму
5ї
Омоигуса Кадзуэ ни мусубу Сирацую-но Тама тама китэ ва Тэ ни мо тамарадзу
Пустые кривотолки Поднялись, как на базаре в Тацу Поднимают шум,
Xотя согласия ещё ведь нет,
Ею владеть — товар купить.
(Какиномото Хитомаро)
Изменчивость Врата Юра Проходит кормчий,
Но, руль не удержав,
Сбивается с дороги,—
Таков и путь изменчивый, любви!
(Сонэ Еситада)
Жалоба Рукавами одежд Заморских от глаз людских Xотел укрыться Но и сквозь них просочились Слёзы страданий моих!
(Фудзивара Корэтада)
Непостоянство На взморье Такасаго,
В святилище Оноэ, ветер Шумит в соснах.
Неужели лишь в его порывах Услышу весть я о тебе?
(Фудзивара Акисука)
Слышу рокот
Молвы — волны высокой
На берегу Такаси.
Как бы мне ненароком Не замочить в ней рукавов своих.
(Кии)
Признание Хоть в рукав Завёрнут, а не скрыть.
Но светлячка Горит сильнее огонь Безудержной любви!
(Неизвестный поэт)
Сожаление Коль даже нить Нам не сплести из двух Волокон,
То как же вместе жизни Драгоценный шнур связать?
(Неизвестный поэт)
Расставание На кончике листа «Травы Любви» росинка Белая дрожит.
Приходишь ко мне даром редким —
И вот в руке не удержать.
Омоики я Сидзи-но хасигаки Какицумэтэ Момоё мо онадзи Маронэ сэму то ва
59
Ариакэ-но Цурэнаку миэси Вакарэ ёри Акацуки бакари Уки моно ва наси
60
Самусиро ни Коромо катасики Коёи мо я Варэ о мацураму Удзи-но Xасихимэ
бї
Наторигава Сэдзэ-но муморэги Араварэба Икани сэму то ка Аимисомэкэму
б2
Има кому то Ииси бакари ни Нагацуки-но Ариакэ-но цуки о Матиидэцуру кана
63
Ау кото ва Тооямадзури-но Каригоромо Китэ ва каи наки Нэ о номи дзо наку
64
Асибики-но Ямадори-но о-но Сидарио-но Наганагаси ё о Xитори ка мо нэму
65
Вабинурэба Има хата онадзи
Могли подумать,
Что на подпорке для экипажа Зарубка прибавится,
А я сотую ночь, как прежде,
Не раздеваясь, буду спать?
(Фудзивара Сюндээй)
Словно не ведая О рассвете, луна взирала На разлуку нашу.
С тех пор для меня нет печальней Света утреннего её.
(Мибу Тадаминэ)
Разлука На циновке холодной Одежду узкую расстелив,
И сегодня ночью
Ждёт ли меня в одиночестве
Дева У Моста в селенье Удзи?
(Неизвестный поэт)
Молва Если на стремнине Реки Натори, что «Знает Имена»,
Дерево всплывёт —
Слухи пойдут, что делать мне,
Коль первое свиданье уж случилось?
(Неизвестный поэт)
Ожидание «Скоро вернусь»,—
На прощанье сказал.
Но в долгих ночах Рассветной луны осенней Только и дождалась!
(Сосэй)
Жалоба С любимой встречаться—
К дальним дивным горам на одежде Охотничьей — подарке её —
Стремиться напрасно.
Вот и рыдаю в голос!
(Мотоёси-мико)
Одиночество В отрогах гор
Свесился и стелется фазана Длинный хвост.
Долгой ночью, видно, всё же Одному придётся спать?
(Какиномото Хитомаро)
Призыв
Охвачена тоской...
Уж всё равно, коль имя отдано молве,
На ни ва нару Ми о цукуситэ мо Аваму то дзо омоу
бб
Суминоэ-но Киси ни ёру нами Ёру саз я Юмэ-но каёидзи Xитомэ ёкураму
бТ
Кои сэдзи то Митарасигава ни Сэси мисоги Ками ва укэдзу мо Нариникэраси на
б8
Тигирики на Катами ни содэ о Сиборицуцу Суэномацуяма Нами косадзи то ва
б9
Ми-ноКумано-но Ура ёри оти ни Когу фунэ-но Варэ оба ёсо ни Xэдатэцуру кана
TO
Мива-но яма Икэни матимиму Тоси фу то мо Тадзунэру хито мо Арадзи то омоэба
Тї
Содэ-но цую мо Арану иро ни дзо Киэкаэру Уцурэба кавару Нагэкисэси ма ни
Т2
Имоиидэ ё Та га канэгото-но Суэ нараму Киноо-но кумо-но Ато-но ямакадзэ
Как мореходам путь в заливе Нанива. Пусть жизнь иссякнет на волне,
Но жажду встречи я с тобой!
(Мотоёси-мико)
Упрёк В Суминоэ
Спешат на берег волны...
А ты, видно, и ночью,
Блуждая по дорогам сновидений, Страшишься глаз людских?
(Фудзивара Тосиюки)
Клятвы
Чтоб не любить,
В священной реке Митараси Свершён очищенья обряд,
Но так и не приняли боги Неистовой клятвы моей!
(Неизвестный поэт)
Какие клятвы мы давали,
От слёз друг другу выжимая рукава, Любовь не захлестнуть волнам,
Не перекинуться им через сосны,
Что ожидают на вершине Суэномацуяма!
(Киёвара Мотосукэ)
Разрыв
Кораблём,
Уплывающим вдаль От берегов Прекрасного Кумано,
Ты отделился от меня!
(Исэ)
Гора Мива
Долго ль будет ждать?
Год уж минул,
А того, кто б навестил её,
Так и не нашлось...
(Исэ)
Забвение И роса на рукаве—
Алая россыпь страданий — исчезнет, Поблекнут цветы и сердца,
А я об изменчивости бытия Всё безутешно скорблю...
(Готоба-ин)
Так вспомни же!
Чьи обещанья теперь Оказались пустыми?
Следы облаков вчерашних Горный ветер прогнал...
(Фудзивара Иэтака)
ТЗ
Нагэкэ тотэ Цуки я ва моно о Омовасуру Какотигао нару Вага намида кана
Т4
Кума мо наки Ори симо хито о Омоидэтэ Кокоро то цуки о Яцусицуру кана
Т5
Сага-но яма Миюки таэниси Сэрикава-но Тиё-но фурумити Ато ва арикэри
Тб
Окицукадзэ Фукиникэраси на Сумиёси-но Мацу-но сидзуэ о Арау сиранами
ТТ
Амацукадзэ Кумо-но каёидзи Фукитодзи ё Отомэ-но сугата Сибаси тодомэму
Т8
Тигири окиси Сасэмо га цую о Иноти нитэ Аварэ котоси-но Аки мо инумэри
Т9
Нагараэба Мата коного я Синобарэму Уси то миси ё дзо Има ва коисики
Страдание
Оплакивай!—
Не луна ли сказала,
Грусть навевая?
На скорбном лице моём Безутешные слёзы!
(Сайге)
На безоблачное Небо глядя, вспоминаю
О тебе с любовью,
И от горестных дум моих Туманится лик луны!
(Сайге)
РАЗНЫЕ ПЕСНИ
Приветствие весны На склонах Сага Глубоким снегом была сокрыта К речке Сэри Тысячелетняя тропа,
Но вот следы её!
(Фудзивара Юкихира)
Странствие Долетел и сюда Ветер открытого моря!
В Сумиёси Нижние ветви сосен Белой волною омыл.
(Минамото Цунэнобу)
Танцовщицы Ветер небес,
Загради им пути Летящими облаками,
Чтоб танец дев прелестных Продлился мгновенье ещё.
(Хэндзё)
Жалоба
Полынь-целительница Утешала, но роса на ней—
Как жизнь моя.
Осень и в этом году,
Видно, пройдёт в печали...
(Фудзивара Мототоси)
Утешение Продлится жизнь,
И вспомним с умиленьем Нынешние времена,
Ведь мир, казавшийся печальным, Так потом любим!
(Фудзивара Киёсукэ)
80
Сумивабитэ
суеты
Ми о какусубэки Ямадзато ни Амари куманаки Ёва-но цуки кана
81
Та га мисоги Юуцукэдори ка Карагоромо Тацута-но яма ни Орихаэтэ наку
82
Корэ я коно Юку мо каэру мо Вакарэтэ ва Сиру мо сирану мо Аусака-но сэки
83
Ё-но нака ё Мити косо накарэ Омоииру Яма-но оку ни мо Сика дзо наку нару
Луна Устав от
Мирской, решил укрыться В приюте горном.
Но до чего безоблачна и здесь Полуночи высокая луна!
(Фудзивара Сюндзэй)
Обряд очищенья Чей же с лентами Петух выпущен при очищенье? Парчовые одежды Священной горы Тацута Его звонким криком вытканы!
(Неизвестный поэт)
Паломники И те, кто уходит,
И те, кто вернулся,
Разминутся здесь:
Знакомые и незнакомые Встретятся у «Заставы Встреч».
(Сосэй)
Отшельник Ах, мир сует,
В нём нет пути к спасенью!
. Затворником
Живу в горах, но даже здесь Призывный крик оленя слышен.
(Фудзивара Сюндзэй)
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Третий сёгун Японии Минамото Санэтомо (1192 — 1219), ставший учеником Фудзивара Тэйка (1162— 1241).
2 Древнее название Японии.
3 Ки-но Цураюки (868 — 945), поэт и теоретик классического японского стиха.
4 В предисловии Цураюки к антологии «Кокинвакасю» «Собрание старых и но вых японских песен», 922) сказано: «У Отомо Куронуси форма песен неприятна. Он похож на горного жителя с вязанкой хвороста на спине, отдыхающего в тени вишнё вых цветов». «У Фунъя Ясухидэ слог искусен, но форма не соответствует содержа нию. Он похож на торговца, разодетого в изысканные шёлковые ткани».
5 Минамото Цунэнобу (1016 — 1097), выдающийся поэт своего времени. Изве стен как создатель поэзии «возвышенного стиля» («такэтакакитэй»), наполненной созерцанием природы.
6 Минамото Тосиёри (Сюнрай, 1055 — 1129), сын Цунэнобу, поэт-реформатор. Прославился составлением антологии «Кинъёвакасю» («Собрание золотых листьев японских песен», 1124) и как автор поэтического трактата «Тосиёри дзуйно» («Секре ты поэтического мастерства, изложенные Тосиёри», 1114).
7 Фудзивара Акисукэ (1090 — 1155), глава поэтической школы «Рокудзё», составитель антологии «Сикавакасю» («Собрание прекраснословных японских пе сен», 1154).
8 Фудзивара Киесукэ (1114— 1177) Сын Акисукэ, поэт и теоретик поэзии
9 Фудзивара Сюндзэй (Тосинари, 1114—1204) Основоположник эстетической концепции «югэн» («сокровенная красота»), разработке которой посвятил 21 крити ческое сочинение о поэтических состязаниях (утаавасэ) Известен как составитель антологии «Сэндзайвакасю» («Собрание японских песен за тысячу лет», 1187) и ав тор поэтического трактата «Корайфутэйсе» («Заметки о стилях, старых и новых»,
1201) Более 400 стихотворений Сюндзэй вошло в императорские антологии (теку-сэнсю)
10 Фудзивара Мототоси (1060 — 1142), поэт и теоретик поэзии, наставник Сюн дзэй, его предшественник в разработке эстетики «югэн»
11 IX—Хвв В истории японской классической поэзии
12 Хэндзе (Есиминэ Мунэсада, 816 — 890), один из «шести поэтических гениев» («роккасэн»)
13 Аривара Нарихира (825 — 880), один из «роккасэн», автор суггестивной ли
рики
14 Есиминэ Харутоси (859—922), сын Хэндзе, поэт, которого Тэйка причислил к «роккасэн»
15 Оно-но Комати (834 — 900), поэтесса, одна из «роккасэн», автор интимной лирики
16 Тэйка перефразирует высказывание Сюндзэй «Слова — старые, чувства — новые»
17 С годами Кампе (889 — 898) связан период творчества «роккасэн»
18 Танка состоит из 31 слога с чередованием слогов по стихам 5-7-5-7-7 и распадается на две строфы — верхнюю (агэку, 5-7-5) и нижнюю (цукэку,7-7) Здесь речь идет о заимствовании из одного стихотворения
19 Тэйка приводит устойчивые словосочетания, содержащие постоянные эпи теты, считая их необходимыми в структуре поэтического сочинения
20 Тэйка обращается к оригинальным стихам знаменитых поэтов
T.I. Breslavets
«Kindaishuka» as a retrospective model of classical Japanese poetry
The anthology «Superior Poems of Our Time» is composed by poet Fujiwara Teika as a retrospective model of Japanese poetry VIII — XIII century. The article deal with the history of composing the anthology, its contents and structure, the techniques of composing poetic sequence. The complete translations of the anthology into Russian is published.
