ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА: ЧТО? – К ЧЕМУ? – КАКИМ ОБРАЗОМ? – ЗАЧЕМ? Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Словарь прикладной этики (Материалы ко второму изданию, исправленному и дополненному)

В.И. Бакштановский, Ю.В. Согомонов ПРИКЛАДНАЯ ЭТИКА: что? - к чему? - каким образом? - зачем?1

1. Прикладная этика: поиск идентичности как никогда не завершающийся процесс

РАЗВИВАЕМАЯ нами концепция прикладной этики имеет свою непростую историю, которая насчитывает вот уже три десятка лет2. Еще совсем недавно наши притязания либо просто игнорировались3, либо встречали резкий отпор представителей ведущих этических структур страны. Правда, в последние несколько лет идея прикладной этики

1

Развернутый вариант авторской концепции представлен в нашей монографии: «Прикладная этика: наука и искусство морального выбора» (Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ), запланированной к выпуску в четвертом квартале 2006 года.

2 См. библиографический обзор в кн.: Бакштановский В.И., Богданова М.В., Согомонов Ю.В., Согомонов А.Ю. НИИ прикладной этики ТюмГНГУ: Летопись первого десятилетия (1995-2005). Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005.

3 «Еще в 1988 году вышла в свет в США одна из первых книг, в названии которой стоит термин "прикладная этика"», - пишет Л.В. Коновалова, указывая на сборник из шестнадцати статей: Коновалова Л.В. Прикладная этика (на материалах западной литературы). М.,1998. С. 27.

В то же время мимо внимания автора прошли отечественные сборники статей, также содержащие в своем названии термин «прикладная этика». См., напр.: Прикладная этика и управление нравственным воспитанием. Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1980; Научное управление нравственными процессами и этико-прикладные исследования. Новосибирск: Наука, 1980; не говоря уже о монографии В. Момова, В. Бакштановского и Ю. Согомонова «Приложната этика» (София: Наука и искусство, 1988 (на болг.яз.)).

вдруг (?) получила признание и даже стала трактоваться в духе ломоносовского прогноза о роли Сибири в развитии России - как условие «прирастания» всего российского этического знания, а наша концепция представлена в энциклопедическом словаре «Этика» (М.: Гардарики, 2002).

Однако рано радоваться. Если бы все дело сводилось к долгожданному снятию барьеров на пути этико-приклад-ных исследований, барьеров идеологических (за которыми нередко стояли личные пристрастия ответственных работников ЦК КПСС) и внутрикорпоративных (в самом этическом сообществе). Или к тому, помнят или не помнят создатели нынешних учебных программ и учебников по общей и прикладной этике о наличии определенных «заделов» в сфере отечественного этико-прикладного знания, берут ли «в расчет» уже достигнутые результаты. Важнее иное - начавшийся «большой скачок» в сфере отечественной прикладной этики весьма рискован: рассуждая о природе прикладной этики, придают ли участники этого «скачка» должное значение теоретико-методологическим основаниям ее идентификации?

На наш взгляд, в условиях, когда уже наконец не надо доказывать возможность и необходимость прикладной этики, целесообразна новая дискуссия об ее идентичности.

СФОРМУЛИРОВАТЬ заголовок статьи так, чтобы представить в нем наше понимание прикладной этики, оказалось делом весьма сложным. Трудный выбор - предпочтение одного из возможных вариантов идентификационных характеристик прикладной этики, в каждом из которых есть свои «плюсы» и «минусы».

Например, соблазнительно назвать статью так: «Прикладная этика как "практическая философия" современности». Но древняя метафора, акцентирующая практическую направленность этики, более адекватна своему времени и менее - эпохе посттрадиционной, «рациональной» морали современности и современному знанию об обществе и морали, а потому не фиксирует разницу между практичное-

тью и собственно приложением, природа которого предполагает весьма строгие ответы на алгоритмизированное во-прошание «что? - к чему? - каким образом? - зачем?».

Отождествление понятий «прикладная этика» и «практическая этика» порождает рискованные (своими демобилизующими последствиями, ограничивающими современное этико-прикладное знание потенциалом практичности моральной философии и, тем самым, освобождающими его от ответственности за развитие своего потенциала, содержащегося в теоретизировании о конкретизации морали в нормативно-ценностных подсистемах, в проектной ориентации знания, в «технологическом» - моделирующем, экс-пертирующем, проектирующем и т.п. потенциале этико-прикладных исследований и разработок) суждения об извечности прикладной этики. Так, например, в англоамериканской этической энциклопедии, в статье «Прикладная этика», говорится, что «прикладная этика привлекала внимание, по крайней мере преходящее, величайших мыслителей» и в качестве одного из примеров приводится «отстаивание Сократом (470-399 д.н.э.) своего отказа бежать от незаслуженной казни»4. Сходное суждение о существовании прикладной этики с достаточно древних времен находим у автора статьи «От "прикладной этики" к практической» Д. Кэллахана: «Даже Платон испытывал "прикладную" озабоченность по поводу социальных последствий преподавательской деятельности софистов»5.

Возможно, применительно к классикам истории этической мысли речь должна идти скорее о практической этике, появившейся по меньшей мере на два тысячелетия раньше, чем сформировалась мораль как таковая, а не об этике прикладной, появление которой, с нашей точки зре-

4 ENCYCLOPEDIA OF ETHICS. Second Edition. Eds. L.C.Becker, C.B.Becker. New York and London: Routledge. V.I. A-G. Applied ethics. P.81.

Кэллахан Д. От «прикладной» к практической: преподавание практических аспектов этики // ethicscenter.ru/ed/school1/materials/ f1 .html.

ния, синхронизировано с формированием зрелой («рационализированной», «постестественной» и т.п.) морали и нормативно-ценностных подсистем?

Положительно отвечая на этот вопрос всей своей концепцией, представим некоторые ее аргументы в связи с обзором интерпретаций понятия «прикладная этика» в современных этических исследованиях, обращенных к проблеме связи этики и практики.

2. Обзор интерпретаций идентичности прикладной этики

НАЧНЕМ обзор с анализа содержания понятия «практическая этика» потому что, во-первых, оно исторически возникло намного раньше, чем «прикладная этика», и, во-вторых, в целом ряде современных работ трактуется фактически в качестве синонима понятия «прикладная этика».

Одна из версий трактовки понятия «практическая этика» заключается в характеристике ее как предмета деятельности морального философа, который ориентирован на практическое применение достижений моральной философии. Так, например, во введении к «Практической этике» П. Зингер6 замечает: «Проблемы, обсуждаемые в данной книге, относятся к тем, по поводу которых позиции спорящих определяются этическими разногласиями, а не расхождением в трактовке фактов. Поэтому потенциальный вклад философов в обсуждение данных проблем весьма значителен».

Как видим, автор не случайно называет свою книгу именно «Практическая этика», а не «Прикладная этика», так как говорит о практическом применении философии морали.

Сходная характеристика практической этики представлена в работе Г. Мегле «Этика в индустриальном об-

6 Singer P. Practical etics. Cambridge University Press, 1993. Р.3.

ществе»7. «Практическая этика, - пишет автор, - это рациональное рассмотрение релевантных практике моральных вопросов». Речь идет о тех вопросах, которые «рано или поздно ставят в процессе решения отдельные люди (например, ученые, потребители, политики, врачи, водители, родители...) или группы людей (правительства, суды, университеты, фирмы, церкви, партии, профсоюзы, парламенты)». При этом для автора «понятие "решение" - это именно рациональное решение», которое «требует анализа всех возможных вариантов». Несомненно, автор имеет в виду, что практическая этика - это теоретизирование в сфере морали: он видит в практической этике «полезную, недогматическую, научную дисциплину», предполагающую экспертное знание, а не знание, которым обладает любой человек. Актуализируя свою позицию полемикой с эмотиви-стской тенденцией в этике, автор дополняет: «Цепь замен потерявших содержание речей о морали на новый, столь мало обоснованный, словарь ни на шаг не приближает нас к необходимой культуре практически-этического рассуждения. К ней ведет только один путь - поиск рациональных критериев, отсутствие которых и стояло в начале процесса потери содержания! И тогда ценностные предикаты наполнятся доступным и проверенным в практике применения содержанием. Благодаря этому можно выбить из-под ног различных лоббирующих шарлатанов их эмотивистскую почву. ...С улучшением знания в этой сфере будет все больше примеров работы разума, связанной с практикой: как иначе должны те стандарты, об общественном невнимании к которым столь горюют, укореняться в сознании, а тем более в общественном дискурсе, если просто где-то не начать их практиковать?».

В особый ряд отнесем характеристику «практической этики» через противопоставление ее «прикладной этике», сразу отметив, что последняя при этом представлена, на

7 Мегле Г. Этика в индустриальном обществе. iber.rsuh.ru/Conf/ Istfil7meggle.htm.

наш взгляд, весьма односторонне. Так, например, пытаясь объяснить, почему, «учитывая историю моральной философии», опыт ее классиков, «занятие так называемой прикладной этикой часто подвергается сомнению в качестве подлинно философского занятия», Дж. Кэллахан одной из причин называет «ошибочное понимание, порожденное самим названием "прикладная этика"». Оно, по мнению автора, «наводит на мысль, что занятие такой этикой предполагает простое приложение общих нормативных теорий к различным вопросам, вызывающим текущий общественный интерес». Характеризуя этот образ прикладной этики, автор продолжает: «в соответствии с этой моделью "прикладная этика" задается вопросом, например, что могла бы сказать теория Канта или Милля о моральности добровольных абортов или что сказала бы теория Аристотеля о моральности использования определенных медикаментов». Прикладной этике автор противопоставляет практическую этику как «этическое исследование, которое напрямую направлено на решение конкретных, проблематичных с моральной точки зрения ситуаций и безотлагательных моральных вопросов, возникающих в нашем мире»8.

Как видим, автор считает возможным - и даже необходимым - обойтись без понятия «прикладная этика», полагая, что приведенное им толкование этого понятия единственно возможное, и, видимо, не допуская, что именно критикуемое им толкование вполне адекватно описывается именно термином «практическая этика» («практическая философия»).

При этом можно поспорить с автором, который сводит сферу практической этики к специализированным видам человеческой деятельности, забывая (?) в своих доказательствах значимости преподавания практической этики о важности приложения этического знания и к проблемам индивидуального жизненного пути, и к межличностным отно-

8 Кэллахан Д. Указ. соч.

шениям - прикладная этика в нашем понимании ориентирована на решение ситуаций морального выбора и в этих сферах.

Сходный вариант идентификации практической этики через противопоставление ее этике прикладной - позиция Р. Вернера. Автор полагает, что «практический этический подход» - в отличие от прикладного, который «применяет общие этические теории (например, Аристотеля, Канта, Милля и т.д.) к различным вопросам современной общественной значимости (например, войны, аборта, эвтаназии)», - это «этическое исследование, которое в качестве своей непосредственной задачи видит разрешение конкретных спорных с моральной точки зрения ситуаций и безотлагательных моральных вопросов в современном мире». И уточняет, что практический этический подход «заимствует открытия из этической теории, но задача этого подхода не сводится просто к разработке приложения этих теорий; поднимает важные для этической теории теоретические и методологические вопросы, но не является философской технологией, где теории высокого уровня переносят на практи-

9

ку» .

Наши комментарии к точке зрения автора - те же, что и в отношении предшествующей позиции.

Еще один вариант характеристики практической этики через ее противопоставление этике прикладной предполагает акцентирование роли «практического разума». В работе «Практический разум и полемика вокруг порнографии» Л. Гроак пишет: «Я хочу обсудить пути подхода к практическим моральным проблемам и показать, что призыв обращаться к этической теории и "прикладной" этике, характерный для попыток философов решать практические проблемы, неверен, и его следует заменить таким подходом, когда роль этической теории в изучении морали сводится к минимуму». По мнению автора, «движение к прикладной эти-

9 Вернер Р. Прикладная этика // ethicscenter.ru/ed/school1/materials/w3.html.

ке, характерное для современных этических дискуссий, вполне оправданно, хотя оно простирается недостаточно далеко, а сам термин "прикладная" этика спорен, если при этом предполагается приоритет этической теории, считающей, что конкретные моральные вопросы должны решаться путем "приложения" некоторых, прежде полученных теоретических выводов» (выделено нами. - В.Б., Ю.С.). В противоположность этому подходу автор предполагает, что «этическое исследование должно концентрироваться на исследовании фактических обстоятельств, в которых возникают специфические моральные вопросы, и обращаться к моральной теории следует только при необходимости решения каких-то специфических вопросов, - т.е. в ситуации, которая возникает гораздо реже, чем философы обычно полагают». Соответственно практическая этика рассматривается «как выражение практического, а не теоретического разума», и «эмпирические вопросы должны играть превалирующую роль в рассмотрении и решении практических моральных проблем», то есть «не философский взгляд, а понимание обстоятельств, в которых возникает проблема, служит ключом к пониманию практических моральных вопросов. Попытка понять эти обстоятельства, а не моральную теорию, дает ключ к пониманию многих практических моральных вопросов».

Не трудно увидеть, что и в этом случае образ прикладной этики столь же односторонне сводится к философскому взгляду на моральную практику, трактуется как прямое «приложение» имеющихся в арсенале этики теорий. Правда, автор делает важную оговорку о спорности термина «прикладная этика»: «если при этом предполагается....», допуская, видимо, иные интерпретации.

В то же время в специальной литературе предложена и такая версия, согласно которой практическая этика фактически совпадает с этикой прикладной. Так, Р.Г. Апресян называет практической этикой совокупность профессиональных и отраслевых (непрофессиональных и некорпора-

тивных) систем моральных норм: «Выстраивание в один ряд нормативно-этических систем, связанных с различными видами практической деятельности (выделено нами. - В.Б.,Ю.С.), побуждает объединить их понятием "практическая этика" и рассматривать последнюю как совокупность разнообразных систем моральных норм - с различной степенью систематизированности, рационализирован-ности, композиции (соотношения принципов и правил) и институциональной поддержки»10. «Кухню» «разработки конкретной практической этики», «схему формирования» последней, автор представляет следующим образом: «а) в экспертном анализе выделяются значимые в этическом плане аспекты конкретной профессионально-отраслевой деятельности; б) по их поводу высказываются рекомендации в соотнесении с определенными моральными принципами; в) формулируются принципы и формируется кодекс для данной области»11.

На наш взгляд, в такой интерпретации «практической этики» скорее «схвачено» то общее, что есть у нее с этикой прикладной, но без их видовых отличий.

ХАРАКТЕРНО, что, обратившись к работам, в которых предпринимается попытка идентифицировать именно прикладную этику, мы обнаруживаем употребление (вольно или невольно) понятия «прикладная этика» в качестве, во многом совпадающем со смыслом понятия «практическая этика». Мы пришли к такому выводу на том основании, что особенности собственно прикладной этики выделены недостаточно. Прежде всего это относится к характеристике самого акта приложения (как? каким образом?).

Обратимся, например, к уже цитированной содержательной статье «Прикладная этика» в американской «Энци-

10 Апресян Р.Г. Вид на профессиональную этику // Общепрофессиональная этика. Ведомости. Вып. 25 / Под ред. В.И. Бакшта-новского, Н.Н. Карнаухова. Тюмень: НИИ ПЭ, 2004. С. 165.

11 Там же.

клопедии этики»12. На наш взгляд, характеризуя прикладную этику, авторы фактически расшифровывают тысячелетнюю метафору «этика - практическая философия». Об этом говорит, во-первых, уже цитированная историческая ссылка на отстаивание Сократом своего отказа бежать от незаслуженной казни. Во-вторых, утверждение авторов, что прикладная этика, с их точки зрения, - применение этического подхода, «принципов, ценностей, идеалов» к практике для ее оценки «по этическим основаниям». Фактически прикладная этика идентифицируется через «практическую ориентированность» - именно этим она «должна противопоставляться другим философским подходам в области этики, а именно - метаэтике (анализ этических концепций и этических размышлений), нормативной этике (исследование норм, используемых при вынесении этических суждений) и этической теории (всестороннее исследование этических проблем, концептов, принципов, обоснований и суждений, их взаимосвязи и оправдания)».

В то же время акт приложения сводится авторами, на наш взгляд, к ситуационному анализу. Это видно, во-первых, в характеристике гетерогенности прикладной этики, «ее проблем, методов и результатов». Авторы статьи выделяют в ее составе (а) исследование случаев, в которых философы «применяют теорию к конкретным ситуациям; так, нападки Бентама на "анархические заблуждения" во французской Декларации 1789 г. являются ярким примером "исследования случая" (case-study) в его позитивистском утилитаризме»; (б) «традиционную казуистику - применение этической рефлексии к рассмотрению практических ситуаций»; (в) профессиональную этику, «осмысление этических аспектов вопросов и проблем, которые возникают в рамках определенных занятий». Во-вторых, в описании методов прикладной этики, которые фактически сведены к

12 ENCYCLOPEDIA OF ETHICS. Second Edition. Eds. L.C. Becker, C.B. Becker. New York and London: Routledge. V.I. A-G. Applied ethics. P.80.

ситуационным методам обоснования принятия моральных решений. От «простейшего» метода, который «состоит в том, чтобы давать советы или выносить суждения, основанные на применении принятых норм к проблемным ситуациям: если лгать неправильно, а человек близок к тому, чтобы соврать, то этот человек близок к неправильному поступку». Сами авторы говорят, что «это превращает прикладную этику в некое упражнение по дедуктивному мышлению с двумя предпосылками: одна выражает единственное релевантное этическое рассмотрение (правило, принцип, идею и т.п.), а другая характеризует имеющуюся ситуацию в такой манере, которая позволяет применить к ней этический подход». До сложнейших ситуаций, предполагающих анализ принимаемого морального решения. Одна из идеализованых ситуаций такого рода (рассматриваемых авторами) - Соломоново решение.

Сходная позиция в идентификации прикладной этики представлена в статье «Прикладная этика» Международной энциклопедии этики. Для нашего утверждения достаточно прочитать начало статьи: «Тип этики: Теория этики. Дата: С античных времен. Определение: В самом широком смысле прикладная этика включает применение этических и моральных концепций к частным ситуациям»13. Правда, после этого, весьма категорического, текста следует признание: «Согласия по поводу смысла термина "прикладная этика" достичь так и не удалось».

ЕЩЕ ОДНА тенденция в идентификации прикладной этики - ее характеристика через науковедческую оппозицию двух уровней знания: «фундаментальное - прикладное». Потенциально - это плодотворный подход для характеристики прикладной этики. Но одним из условий его эффективности является преодоление тенденции идентификации фундаментального знания как синонима теоретического знания, а прикладной этики - синонима этики практи-

13 INTERNATIONAL ENCYCLOPEDIA OF ETHICS. Ed. J.K.Roth. London-Chicago: FD. P.49.

ческой. Более того, эффективность оппозиции «фундаментальное - прикладное» обусловлена необходимостью описать сам акт приложения, в том числе специфику теоретизирования в сфере прикладного знания и технологию разработки и внедрения результатов этико-прикладных исследований.

Но чтобы выполнить эти условия, исследователь, стремящийся идентифицировать прикладную этику, отреф-лексировать акт приложения, должен предварительно поставить перед собой такого рода двойственную задачу. Ставят ли эту задачу исследователи, работы которых мы анализируем в этом обзоре?

Стремясь отрефлексировать смысл термина «приложение», что, кстати, предпринимают далеко не все авторы работ о прикладной этике, Л.В. Коновалова14 считает уместным разделить два варианта употребления понятия «прикладная этика»: в широком и узком значении.

В первом случае автор предлагает «понимать прикладную этику в буквальном смысле этого термина»: как «приложение этических и моральных понятий и суждений к конкретным сложным, часто очень драматическим, и в любом случае - противоречивым ситуациям». При этом автор подчеркивает, что «процесс приложения — не простой и спокойный процесс "конкретизации" общих положений в эмпирической стихии». Более того, «это даже не просто "казуистика" (от слова casus - случай), т.е. рассмотрение бесконечных случаев и ситуаций такого приложения, о котором когда-то в своей книге "Принципы этики" Мур писал как о характерной черте вообще всякой теории морали», или «казуистика типа юридической, судебной, где речь идет об искусстве произвольного, в зависимости от интересов субъекта, истолкования общих положений закона применительно к конкретным ситуациям». Нет, с точки зрения Л.В. Коноваловой, «это процесс, весь драматизм которого

14

Коновалова Л.В. Прикладная этика (по материалам западной литературы). Вып.1: Биоэтика и экоэтика. М., 1998.

связан с действительной, житейски реальной неразрешимостью многих моральных ситуаций, когда одинаково правильными являются диаметрально противоположные точки зрения и способы поведения. Это процесс, порождающий моральные дилеммы, а потому очень часто заводящий в тупик, выход из которого требует напряжения поистине всех сил человека, и чреватый уже не просто драмой, но часто и трагедией». И далее существенное замечание: «именно в этом процессе не просто проверяются, но часто и закладываются, рождаются правила и требования к поведению. Именно в этом процессе выплавляются затем своды тех правил, заповедей, запретов, те кодексы, которые в последующем очень часто переходят в законы и нормы поведения».

В этом подходе, на наш взгляд, справедливо обращается внимание на то, что недостаточно трактовать акт приложения как элементарный процесс «конкретизации» общих положений в эмпирической стихии или сводить его к казуистике. Вполне убедителен и тезис об обращенности прикладной этики к моральным дилеммам. Мы разделяем и суждение автора о том, что в процессе приложения к моральным дилеммам этические правила не только испыты-ваются, проверяются и, добавим, применяются, но и рождаются.

В то же время необходимо отметить, что автор скорее обращает внимание на драматичность приложения этики трудным ситуациям, чем на характеристику собственно «технологии» приложения, на процедуры, которые мы в своей концепции идентифицируем как акты морального творчества. Поэтому трактовка Л.В. Коноваловой значения приложения «в широком смысле» фактически совпадает с описанными выше характеристиками практической этики.

Более того, дальнейший анализ работы Л.В. Коноваловой дает основание утверждать, что и относительно второго случая - «узкого смысла» значения термина «при-

кладная этика» - технология приложения этического знания к практике, собственно механизмы и процедуры, которые выше мы назвали актами морального творчества, не представлены. Возможно, это объясняется стремлением противопоставить процедуру приложения в естественно-научном и этическом знании? Вполне понятное и правомерное это стремление, с нашей точки зрения, увело автора от необходимости конструктивно и технологически наглядно описать ее понимание приложения этики к практике.

В подходе Л.В. Коноваловой плодотворно представление о несводимости прикладной этики к простому применению «неизменного этического знания» к «новому эмпирическому опыту» (или к пониманию прикладной этики «как совокупности вспомогательных методов, применяемых при решении практических задач»15). Автор справедливо утверждает, что такой смысл, собственно, и содержится в понятии «аппликация», «прикладывание»: «одна ткань накладывается на другую, получается нечто новое, но каждая составная часть остается той же самой, не меняясь». Весьма точно и замечание о том, что «именно такое понимание свойственно "прикладникам" в узком смысле этого слова, т.е. тем авторам весьма многочисленных, идущих нескончаемым потоком работ по прикладной этике, которые пишутся представителями тех конкретных видов деятельности и тех конкретных наук, к которым этика прилагается (прежде всего это относится к работам по биоэтике и по другим отраслям прикладной этики тоже)».

Отмечая, что «такого рода "аппликации" тоже, конечно, имеют право на существование», автор считает, что «не они составляют суть прикладной этики», подтверждая этот вывод указанием на то обстоятельство, что «недаром в названии прикладной этики в самое последнее время используется не термин "аппликация" - механическое нало-

15

Представляется недоразумением приписывание этой версии В.И. Бакштановскому и Ю.В. Согомонову.

жение одного на другое, но совершенно другое понятие -слияние, сращивание, соединение (apply)».

Но далее - спорное суждение: «В случае с прикладной математикой или лингвистикой речь идет скорее именно об "аппликации", потому, наверное, что и та и другая наука сугубо формальны, не имеют той специфики, какую, по определению, имеет этика. Это ведь - особая наука, она теснее всего связана с человеком». Действительно, особая. Хотя характеристика «тесная связь с человеком» не самая удачная. Но спорность не в этом. Зачем выделять в этическом знании прикладную этику, если в реальном итоге противопоставления этики естественно-научному знанию, знанию, с необходимостью предполагающему технологиза-цию как условие практического приложения, предлагается позиция, слабо оправдывающая роль прилагательного «прикладная» применительно к этике? «Прикладная этика -это особый вид этики не потому, что она накладывается на новый проблемный материал, а потому, что она дает новое понимание проблем морали, представляет собой новый вид этики, новый подход к проблемам самой этики. Она предъявила новые требования к развитию этики, по-новому формулирует ее предмет, ставит перед этикой новые задачи. Она представляет собой новый вид этики потому, что дает новое понимание этики», - пишет Л.В. Коновалова. Да, все именно так, но как же именно связана прикладная этика с практикой? Что происходит с этическим знанием на пути к практике? Как оно трансформируется? Каковы каналы его практичности? Мы уже не говорим о еще одном важнейшем вопросе, имеющем прямое отношение к феномену приложения «а что происходит с самой моралью? как именно она конкретизируется в виде нормативно-ценностных подсистем (прикладных моралей)?».

Вполне верное утверждение автора о необходимости связи прикладной этики с этикой в целом, о сохранении этического статуса прикладной этики не отменяет этих вопросов. И действительно, даже если представлять при-

кладную этику как характеристику всей современной этики в целом, как постклассический вид этики, «который она приобрела в последние десятилетия двадцатого века», - и в таком случае надо оправдать уход от «старой» версии этики как практической философии.

Конечно, можно учесть, что автор и не ставила своей целью отвечать на эти вопросы, предупреждая: «наша цель будет состоять отнюдь не в том, чтобы непосредственно осуществлять "приложение" этики или показывать, как работает теоретическая этика на решении каких-то конкретных задач, ...мы не будем выступать как "прикладники". Мы будем оставаться этиками». Но, уклоняясь от такого рода задач, можно ли адекватно представить прикладную этику?

ОСНОВАТЕЛЬНО аргументирована версия идентификации прикладной этики по таким критериям, как характер проблем, являющихся ее предметом, и особое соотношение этики и морали, - предложена А.А.Гусейновым.

В Энциклопедическом словаре «Этика», в статье «Размышления о прикладной этике», написанной для журнала «Ведомости» (НИИ прикладной этики)16, А.А. Гусейнов говорит об основании для характеристики предмета прикладной этики следующим образом: «Прикладная этика -область знания и поведения, предметом которой являются практические моральные проблемы, имеющие пограничный, междисциплинарный и открытый характер. Показательные примеры таких проблем - смертная казнь, эвтаназия, трансплантация органов, клонирование, продажа оружия и др. Они являются пограничными, т.к. касаются фундаментальных моральных принципов, ценности самой жизни; междисциплинарными, т.к. являются предметом осмысления ряда дисциплин; и открытыми, т.к. имеют форму дилеммы, каждое из взаимоисключающих решений которой способно быть предметом моральной аргументации».

16 Гусейнов А.А. Размышления о прикладной этике // Общепрофессиональная этика. Ведомости. Вып. 25 / Под ред. В.И. Бак-штановского, Н.Н. Карнаухова. Тюмень: НИИ ПЭ, 2004.

Конкретизируя специфику этико-прикладных проблем, автор выделяет целый ряд признаков. Во-первых, эти проблемы «возникают в публичных сферах жизни, предполагающих и требующих кодифицированного (юридического, административного, профессионального) регулирования и контроля, в зонах институционального поведения, где поступки по определению имеют осознанный и общественно-вменяемый характер». Во-вторых, это проблемы, для решения которых «недостаточно одной доброй воли, нравственной решимости; к этому требуется еще профессиональная строгость суждений. Здесь моральная обоснованность выбора теснейшим образом сопряжена с адекватным знанием предмета выбора». В-третьих, по вопросу нравственной квалификации этих проблем «среди специалистов и в общественном мнении господствуют противоположные по существу, но соразмерные по удельному весу и общественному статусу позиции». В-четвертых, этико-прикладные проблемы «не могут быть решены в рамках казуистического метода, хотя и имеют казусный характер; они являются открытыми не потому, что не найдено логически безупречного обоснования, а потому, что не имеют его, они всегда единичны и требуют каждый раз частных, одноразовых решений». В-пятых, способ решения такого рода проблем «является публичным, процессуально оформленным, чаще всего он осуществляется через особые этические комитеты, в которых представлена вся совокупность относящихся к делу интересов и компетенций. В случае этико-прикладных проблем как бы выносится наружу тот, выявленный еще Аристотелем, внутриличностный механизм рационального взвешивания и борьбы мотивов, который предшествует принятию нравственно вменяемого решения. Правда, одновременно с этим размывается (деперсонализируется) ответственность за решение и оно отчасти теряет нравственное качество».

Насколько обязательно называть эти проблемы именно этико-прикладными? Можно ли применить к такому под-

ходу алгоритм «что? - к чему? - каким образом? - зачем?»? Что в таком случае следует из суждения автора? Этическая теория прилагается к моральной практике? Однако автор, отмечая, что в понятии «прикладная этика» «термин "этика" имеет смысл, приближающийся к моральной теории», все же специально подчеркивает, что это понятие «в первую очередь употребляется для обозначения определенного фрагмента самой моральной реальности».

Здесь надо вспомнить известную точку зрения автора на отношения этики и морали, в том числе и представление о том, что сама мораль способна выполнять некоторые функции этики (об этом ранее писали и О.Г. Дробницкий, и А.И. Титаренко). В рамках этой точки зрения вполне логичен тезис автора (перекликающийся с представленным выше тезисом Л. Гроак о первичности моральных проблем относительно проблематизации прикладной этики), согласно которому прикладная этика представляет собой «первичный моральный опыт - сознательный, осознанный, даже теоретически насыщенный», который потом «становится предметом философских и иных специализированных обобщений». Мы готовы, уклоняясь здесь от уточнений (об активной, в том числе проективной, роли этического знания в постановке морально-значимых проблем), разделить этот тезис автора. В рамках нашей концепции есть сходное представление: прикладная этика в одной из ее ипостасей - как нормативно-ценностная система - создает предмет для этико-прикладного знания как второй ипостаси прикладной этики.

Однако полагаем уместным оспорить суждение А.А. Гусейнова о том, что «когда В.И. Бакштановский и Ю.В. Со-гомонов говорят об этико-прикладном знании в его соотнесенности с фундаментальным знанием, то надо полагать, что они имеют в виду разные уровни самого морального сознания. В частности, под фундаментальным знанием в этом случае подразумеваются не философские концепты, а основоположения (принципы) самой морали - то, что состав-

ляет общую посылку в силлогизме поступка. Речь, следовательно, идет о соотношении, связи конкретных моральных решений с общими моральными принципами. Прикладная этика представляет собой особый тип или, если рассуждать в историческом разрезе, особую стадию такой связи».

Действительно, о прикладной этике в значении нормативно-ценностной подсистемы общественной морали можно говорить и как о связи конкретных моральных решений с общими моральными принципами. Действительно, высший уровень морального сознания, его мировоззренческий ярус весьма близок к теоретизированию. Но это не отменяет роли теоретизирующего этического знания, в рамках которого и уместно различать фундаментальный и прикладной уровни, имея в виду, что последний представляет собой специфический, в том числе проектно-ориентированный, вид теоретизирования, «подготавливающий» приложение теории к моральной практике.

В соответствии с таким представлением о теоретизировании этико-прикладного уровня, мы полагаем спорным и суждение автора, согласно которому прикладные этики «не являются частями, разделами этики как науки о морали, они в большей мере принадлежат соответствующим специальным областям знания: биомедицинская этика - биологии и медицине, этика науки - науковедению и т.д.». Вполне можно говорить о том, что прикладная этика возникает «на стыке этики и др. конкретных форм научно-практической деятельности», но одно дело - источник проблематизации прикладной этики, акцентирование реактивности этико-при-кладного знания в отношении практических проблем, другое дело - (не)допущение возможности и необходимости теоретизирующего этико-прикладного знания. Не оговаривая роль последнего, можно вольно-невольно оставить за рамками рефлексии одну из двух ипостасей прикладной этики.

Для понимания позиции А.А. Гусейнова в вопросе об идентификации прикладной этики существенна корректиро-

вка, внесенная им в ответе на реплику Р.Г. Апресяна. Последний по поводу идеи А.А. Гусейнова о том, что прикладная этика - современная форма развития этики, «этика открытых проблем», заметил на форуме сайта Центра прикладной и профессиональной этики: «Мы можем построить и свою "прикладную этику". Но что нам делать с уже имеющейся - Encyclopedia of Applied Ethics в 4 т. (Под ред. Ruth Chadwick. San Diego: Academic Press, 1998)?». В ответе А.А. Гусейнова на том же сайте можно выделить две части. И обе они существенны как для уточнения позиции самого А.А. Гусейнова, так и для дальнейших дискуссий о прикладной этике.

В первой части ответа говорится, что все многообразие моральных опытов - «этика бизнеса, педагогическая этика, медиаэтика, политическая этика и т.д. и т.п.», которое охватывается 4-томной «Encyclopedia of Applied Ethics», надо выделить, институциализировать в качестве самостоятельной исследовательской области и обозначить её как прикладную этику. Но в скобках автор подчеркивает: «не уверен, что термин "прикладная этика" удачен и что именно это есть "прикладная этика", поскольку в этом случае конкретные этики сразу рассматриваются как части, ответвления этики, а не как части, ответвления той предметной области, которой они принадлежат; и остается непонятным, что качественно нового возникает в наши дни, последние десятилетия, по сравнению с Прошлыми эпохами, где также были "прикладные" этики в виде "клятв Гиппократа", "домостроев" и т.д.». И добавляет: «Подчеркиваю: здесь речь идет об обозначении, а не понятии».

Во второй части своего ответа А.А. Гусейнов еще раз представляет свою позицию. И, на наш взгляд, вносит существенное уточнение. Но не в характеристику предметности «этики открытых проблем», хотя эта характеристика, как нам показалось, обрела предельную ясность. «Во всем том огромном массиве практических и интеллектуальных опытов, которые принято именовать прикладной этикой,

есть такая предметность, которая являет собой качественно новую форму нравственной жизни, о которой классическая этика типа Аристотеля, Канта или, например, утилитаризма не знала и которая не укладывается в принятые теоретические объяснительные схемы. .В чем специфика (не сравнимая ни с чем в прошлом новизна) моральной жизни в форме открытых проблем? В том, что здесь нет правил, нет решения на уровне норм. Этого нет не потому, что не найдены такие правила, люди (ученые и общество) не пришли к согласию. А потому, что их в данном случае вообще не может быть. Речь идет о таких человеческих ситуациях, когда любое из двух или более взаимоисключающих решений оказывается нравственно-равноценным и решение делегируется на индивидуальный уровень. .Эту новую нравственную реальность надо выделить в особую предметность науки, понять её своеобразие (неужели не очевидно, что ситуация эвтаназии или вопросы о том, какими нормами руководствуются в рекламном бизнесе, показывать или нет голых девиц по телевидению, как врачу общаться с больным и т.п. - совершенно разные вещи и их нельзя сваливать в одну кучу). Эта новая реальность открытых проблем может быть интерпретирована таким образом, что мораль, а вслед за ней (лучше сказать - вместе с ней) этика вступают в новую стадию (формацию, этап). .В случае этой новой реальности речь идет не об ответвлении от этики, не о её приложении, не о расширении и обогащении тематики, а о том, что она сама (в своей сути) приобретает новый вид».

Существенным же оказалось уточнение автора, связанное с размышлением над вопросом «как назвать этот новый вид ("прикид") этики, её новую стадию?». «Я думал, что термин "прикладная этика" является удачным. Вообще-то говоря, термин может быть и другой - например, "этика поступка". Это в каком-то смысле даже лучше передает то, о чем я говорю (или хочу сказать). Была этика добродетелей (Аристотель). Была этика правил (Кант). Стала (стано-

вится) этика поступка. Спиноза, кажется, говорил, что слова выдумывает толпа, а истолковывают их философы. Вопрос о том, что и как называть, следует связать с содержанием. Я, как мне кажется, даю понятие, и вопрос заключается в том, чтобы его обозначить. А в нашей литературе словосочетание "прикладная этика" применяется как обозначение, но не выявлен его понятийный смысл. Вывод: надо дальше разбираться, исследовать, что происходит с моралью и с этикой».

Казалось бы, автором некоторые проблемы с идентификацией прикладной этики этим разъяснением сняты. Да, в том смысле, что автор готов снять идентификацию прикладной этики как «этики открытых моральных проблем», назвав эту проблематику этикой поступка. Но и вряд ли «сняты», так как акцентируемая автором проблематика вполне может и должна быть предметом именно прикладной этики, во всяком случае в той ее парадигме, которую мы развиваем.

ПЕРЕКЛИКАЮЩИЙСЯ с рассмотренным, но обладающий спецификой вариант идентификации прикладной этики предлагает Р.Г. Апресян. В упомянутой статье, написанной для журнала «Ведомости» (НИИ прикладной этики), автор характеризует прикладную этику как «раздел, направление, а лучше сказать - аспект исследований морали, наряду с философской, нормативной и дескриптивной этикой (статус, смысл и состав прескриптивной этики еще подлежит прояснению). Предметом прикладной этики является императивное и ценностное содержание профессионально и/или предметно определенных практик; ее задачей является этическая рационализация, т.е. осмысление, критика или обоснование тех или иных стратегий, тактик и методов профессионально и/или предметно определенных практик». Уточняя свою позицию, Р.Г. Апресян пишет далее: «Возвращаясь к определению прикладной этики, можно теперь уточнить ее предмет: это анализ моральной практики - императивного и ценностного содержания конкретных ви-

дов деятельности, точнее, тех отношений, в которые вольно или невольно вступает человек в процессе осуществления различных конкретных видов деятельности, а также ее социокультурные условия, ее этос, нормативный состав и те социальные устройства и механизмы, посредством которых обеспечивается его действенность»17.

В подходе Р.Г. Апресяна мы видим плодотворную попытку двухаспектной идентификации прикладной этики: и как вида этического знания, и как сферы моральной практики, но с характерным для большинства авторов работ о прикладной этике доминированием внимания скорее к специфике ситуации в нормативной сфере, чем в сфере этико-прикладных исследований и разработок. В то же время подход автора выделяется вниманием к роли прикладных исследований, опирающемся на его собственный опыт разработки ряда прикладных этик (предпринимательской, парламентской, этики науки и техники, этики ненасилия и т.д.), что, на наш взгляд, весьма существенно для рефлексии о природе прикладной этики.

Полемически заметим, что Р.Г. Апресяну еще предстоит «развести» прикладную этику и практическую этику: как мы уже отметили, при обзоре интерпретаций понятия «практическая этика», характеристика автором практической этики слабо дифференцирована от характеристики этики прикладной.

НЕСКОЛЬКО комментариев к обзору, предваряющих развернутое изложение нашей концепции прикладной этики в следующих параграфах. Комментариев, в которых мы стремимся, в духе современного методологического подхода, не столько опровергать взгляды коллег, сколько локализовать их, сознавая при этом, что и у предлагаемой нами концепции есть свой «интервал эффективности».

Что привлекает в рассмотренных выше интерпретациях прикладной этики, версиях ее идентичности и что

Апресян Р.Г. Вид на профессиональную этику. С.165.

представляется предметом дискуссий, в которые мы стремимся внести свою точку зрения?

1. Большинство авторов говорит о «рождении» прикладной (практической) этики в ХХ веке, поставившем моральные вопросы, «которые никогда раньше перед человечеством не вставали». С последней констатацией спорить нелепо: «новые вопросы», причем многие из них действительно «пограничные», являются подлинно новыми. Прежде всего вопросы, исследуемые биоэтикой, экологической этикой, этикой науки и технологий и т.д. Однако корректнее было бы говорить не о рождении прикладной этики в связи с этими вопросами, но о взрывном характере обращения исследователей и широкой общественности к этико-прик-ладной тематике. Так было бы более корректно уже потому, что этико-прикладная проблематика не исчерпывается указанными выше вопросами, но включает проблемы, возникшие намного раньше.

2. Тенденция рассматривать термины «практическая этика» и «прикладная этика» в качестве синонимов методологически не безобидна.

3. В самом начале нашего проекта «Прикладная этика», в 70-80-х годах, мы выдвинули тезис о встречном движении этики и морали. И конечно, исходили из укрепляющейся в те годы в этической литературе идеи особой взаимосвязи этики и морали, в том числе о потенциале рефлексирующего морального сознания. Мы полагали, что прикладная этика (этико-прикладное знание и нормативно-ценностные подсистемы морали) - одна из точек такого встречного движения. И демонстрировали этот подход развитием метода этических деловых игр и опытом экспертных опросов, ориентированных на самопознание организаций и профессиональных ассоциаций, оргпроектом «целевых бригад» исследователей и практиков, проектирующих профессиональные кодексы, программы нравственно-воспитательной деятельности с обязательным сочетанием

мировоззренческого и нормативного «ярусов» морали, и т.п.

Поэтому нам во многом близко суждение, согласно которому «в рамках прикладной этики теоретический анализ, общественный дискурс и непосредственное принятие морально ответственного решения сливаются воедино, становясь содержанием реальной, соответствующим образом организованной общественной практики»18. Сложнее с его продолжением: «это особая форма теоретизирования; теоретизирование, непосредственно включенное в жизненный процесс, своего рода теоретизирование в терминах жизни. И это - особая форма принятия ответственных решений, самой человеческой практики, когда последняя поднимается до теоретически осмысленного уровня».

Дело в том, что за рамками этой красивой формулы остается вопрос о прикладной этике как таком специфическом теоретизировании, которое предполагает профессиональную исследовательскую деятельность этиков, проведение прикладных исследований и разработок, ориентированных и подготовленных к прямой и обратной связи с практикой. Иначе говоря, в этой формуле за рамками исследовательской рефлексии остается существенный признак одной из сторон «встречного движения» - проектирование и производство этико-прикладного знания, особое -этическое - творчество, не отменяемое моральным творчеством.

4. Фактически продолжая предшествующий комментарий, отметим, что некоторые авторы своим характеристикам предмета прикладной этики предпосылают уточнения в связи с многозначностью смысла термина «этика», с его употреблением как в значении теоретизирующего философского знания о морали, так и рефлексивной деятельно-

18 Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: Учебник. М.: Гардарики, 1988. С. 393.

сти самого морального сознания, а то и как синонима термина «мораль».

Однако наряду с тем, чтобы в каждом конкретном случае определять смысл употребления того и другого термина, и одновременно с поиском лингвистических конвенций, необходимо обратить особое внимание к характеристике акта приложения. Иначе мы еще долго будем сталкиваться с иллюзией о прикладной этике как формальной аппликации некоей универсальной теории и универсальной морали - к «неуниверсальной», конкретной практике.

С нашей точки зрения, в поле рефлексии исследователей природы прикладной этики целесообразно ввести по меньшей мере две ее ипостаси: (а) этико-прикладное знание как система, элементами которой, наряду с этико-фи-лософскими средствами познания нормативно-ценностных подсистем, являются различные направления прикладных исследований и разработок, связанные со знанием, в большинстве случаев не выводимым непосредственно из морально-философского теоретизирования, а потому предполагающим его специальное производство; (б) прикладная этика как нормативно-ценностная подсистема («прикладная мораль») - продукт конкретизации морали.

5. Краткий обзор интерпретаций идентичности прикладной этики позволяет не только зафиксировать многообразие ответов на вопрос о природе прикладной этики, но и провести анализ выдвинутых в литературе подходов с помощью алгоритма «что? - к чему? - каким образом? - зачем?». Разумеется, большинство авторов не предполагали использование такого рода алгоритма в своих работах и тем более применительно к анализу их собственных работ. Тем не менее некоторые ответы на вопросы нашего алгоритма можно «вычитать» из их текстов. Более того, даже если многие авторы не «отмечаются» по каждому из шагов этого алгоритма (и потому «отвечают» не на каждый из трех его вопросов), в результате обзора открывается воз-

можность предпринять попытку типологизации основных позиций.

Опыт типологизации представлений о прикладной этике - безотносительно к данному алгоритму - предлагает А.А. Гусейнов: «приложение этической теории к практике; новейший вариант профессиональной этики; совокупность особого рода практических моральных вопросов современности; новая стадия развития этики, характеризующаяся тем, что теория морали прямо смыкается с нравственной практикой общества» (сам автор типологии предпочитает последнюю версию19).

С нашей точки зрения, все четыре подхода, представленные в этой типологии, не исключают друг друга, а «схватывают» разные аспекты единого феномена прикладной этики. Правда, без специального различения этики практической и этики прикладной.

Что касается нашей версии типологизации проявленных в специальной литературе интерпретаций идентичности прикладной этики, то заложенный в типологию алгоритм «что? - к чему? - каким образом? - зачем?» позволяет представить ее - в самом общем приближении.

* Прикладная этика и практическая этика (древнейшая метафора: «этика = практическая философия») - одно и то же.

* Прикладная этика - современная разновидность существующей с древних времен практической этики, предметным полем которой являются открытые моральные проблемы.

* Прикладная этика = современная практическая этика, но, в отличие от профессиональной этики, это форма регуляции деятельности не изнутри, а извне.

* Прикладная этика = практическая этика, предметным полем которой являются конкретные виды человеческой деятельности.

См.: Гусейнов А.А. Размышления о прикладной этике.С.153.

* Прикладная этика - применение общеэтических концепций к частным ситуациям.

* Прикладная этика - нормативно-ценностные подсистемы, конкретизирующие общественную мораль, с одной стороны, теория конкретизации морали, проектно-ориенти-рованное знание, фронестические технологии приложения (этическое ноу-хау) - с другой.

Ответ на вопросы алгоритма «что? - к чему? - каким образом? - зачем?» в последнем случае предполагает, во-первых, тезис о развитии системы этического знания («что?»)

применительно к особенностям теоретизирования о нормативно-ценностных подсистемах («к чему?»),

за счет проектирования и производства этико-прикладного знания, методологический арсенал которого оснащен как этико-философскими и этико-социологическими средствами познания нормативно-ценностных подсистем общества (теория конкретизации морали), так и проектно-ориентированным знанием и фро-нестическими технологиями приложения, этическое ноу-хау: рациональный анализ ситуаций морального выбора, этическое проектирование, этическое моделирование, этическая экспертиза и консультирование и т.п. («каким образом?»),

ориентированный и приуготовленный для исследования и преобразующего воздействия на Н-ЦПС («зачем?»). Во-вторых, тезис о конкретизации («каким образом?») общественной морали («что?») как процессе формирования нормативно-ценностных подсистем, регулирующих и ориентирующих сегментированные сферы общества («к чему?»). Вопрос «зачем?» уместен, если речь идет о целенаправленном, намеренном воздействии на нормативно-ценностные подсистемы.

Наше предпочтение последней интерпретации будет обосновано в следующих параграфах.

3. Прикладная этика как нормативно-ценностная подсистема: идея конкретизации морали

В СООТВЕТСТВИИ с предложенным выше подходом к ситуации многозначности термина «этика», в том числе и с употреблением его в качестве синонима термина «мораль», специально уточним, что в данном параграфе мы обращаемся к характеристике одной из двух ипостасей прикладной этики - нормативно-ценностных подсистем общественной морали. В основе этой характеристики - идея конкретизации морали. В формате алгоритма вопрошания, вынесенного в заглавие статьи, речь здесь пойдет об акте приложения как конкретизации («каким образом?») общественной морали («что?») применительно к определенным сферам и видам человеческой деятельности («к чему?»), проявляющейся в формировании нормативно-ценностных подсистем.

Два существенных дополнения.

Во-первых, речь идет прежде всего о сферах деятельности, появившихся в историческом процессе сегментации общества и, на первый взгляд, не нуждающихся в

20

морали . Но только на первый взгляд. В стадии зрелости мораль оказалась способной - при определенных условиях - пойти на собственную сегментацию. Совершив вынужденное «отступление» из неведомых ей прежде автономных функциональных подсистем, мораль переходит к про-

20 Предмет прикладной этики, с нашей точки зрения, - общественная, публичная мораль. Этика частной жизни, т.н. «этика любви и дружбы», тем самым не лишается интереса этической рефлексии, но это скорее интерес «практической философии», проблематика практичности, а не приложения. Вернее, и приложения, например, через сферу этического образования. Кстати, среди «трех источников», «трех составных частей» нашей концепции прикладной этики эта проблематика была первоначальной; затем настало время двух других «источников» - профессиональной этики и социально-управленческого подхода к сфере нравственно-воспитательной деятельности.

дуктивной «работе» в подсистемах общества, работе, которую предварило ее приложение к установкам, правилам, оценкам, обеспечивающим эффективность жизнедеятельности социальных подсистем. При этом не стоит концентрировать внимание исключительно на изменениях в артикулировании норм или же в конфигурациях ценностей - это, если угодно, слабая версия приложения. Существует и сильная версия, толкующая о принципиальных превращениях, сумма которых позволяет именовать обретенный в опыте культурной эволюции результат рациональной моралью. Освоение моралью сегментированного социума посредством предваряющей конкретизации обогатило мораль и она была востребована многообразными сферами человеческой деятельности.

Во-вторых, последний вопрос алгоритма вопрошания на тему идентификации прикладной этики «зачем?» - уместен, если речь идет о целенаправленном, в том числе и социально-управленческом, воздействии на процесс приложения-конкретизации общественной морали. В этом случае возникает одно из оснований предпочтения в пользу того или другого из обозначающих понятий - мораль или же этика: (а) подчеркивание известной стихийности регулирующего момента человеческой деятельности; (б) акцентирование вовлечения в данный процесс социальных институтов, заинтересованных организаций и групп, применения специальных технологий и т.п.

В последнем случае традиционные способы целенаправленного воздействия на нравственную жизнь (систематическая критика наличных нравов общества с позиций нравственного идеала, содействие духовным исканиям человека при самостоятельном решении им предельных вопросов человеческого бытия, помощь в обнаружении достойной позиции, верного морального выбора в сложных конфликтных ситуациях и т.п.) дополняются вовлечением социально-управленческого, социально-технологического, социально-проектного подходов, предполагающих влияние

на нормативно-ценностные подсистемы теоретизирующего и проектно-технологизированного этико-прикладного знания.

КОНКРЕТИЗАЦИЯ - не просто неизбежная детализация норм и оценок, обусловленная спецификой той или иной сферы человеческой деятельности. Мы исходим из того, что в процессе конкретизации общественной нравственности ставится и решается вопрос о подлинном развитии содержания общеморальных повелений, запрещений и разрешений, о развитии формы морали, ее своеобразного «кода», типов нравственной ответственности. При этом результаты развития не могут быть извлечены из всеобщих представлений и правил по аксиоматической методике - в этом случае прикладная этика имела бы дело лишь с элементарной аппликацией, в очень незначительной степени предполагающей моральное творчество.

Развитие содержания и формы морали в процессе конкретизации означает, во-первых, известное преобразование, переакцентировку, в ряде случаев - переосмысление моральных представлений, норм, оценочных суждений, соответствующих нравственно-психологических чувств.

Во-вторых, появление новых акцентов в способах «сцепления», когеренции норм, моральных ценностей, поведенческих правил между собой и со всеми другими (правовыми, административно-организационными, праксиологическими и т.д.) требованиями и максимами, с всевластным обычаем.

В-третьих, конкретизация - это изменение места соответствующих ценностей и норм в сложной конфигурации ценностного универсума.

В-четвертых, развитие морали через ее конкретизацию предусматривает возможность возникновения новых установок, дозволений и запретов, не имеющих применения нигде, кроме определенной сферы деятельности, максимально способствующих повышению ее результативно-

сти, усилению гуманистических ориентаций деятельности в данных сферах и профессиях.

Сама по себе конкретизация морали не артефакт, не искусственное образование, подобно, скажем, технике, а прежде всего результат длительной и во многом ненамеренной культурной эволюции общества. В то же время как естественный продукт такой эволюции конкретизация морали является объектом внимания социальных институтов, пристального исследовательского и проектного интереса, и потому во многом зависит от деятельности ученых и осуществления программ деятельности различных институций.

ПРОЦЕССЫ конкретизации общественной нравственности в известной мере знакомы этике еще с той поры, когда начались исследования различных отраслей и суботраслей профессиональной морали и этосов (труда и хозяйствования, военного и административного дела, воспитания и др.). Об этом свидетельствовали университетские библиотечные каталоги начала - середины XVI столетия. Естественно, в них указывались прежде всего труды по медицинской этике, опирающиеся на письменные и устные свидетельства еще со времен античности. Вслед за медицинской этикой складывается этика банковского дела и торговли, а также адвокатская этика и этика отношений в области науки и образования. Исторические исследования в этих областях довольно четко документируют исходные фазы данных процессов.

Процесс конкретизации общественной нравственности развивается в опыте деловой, политической, административной и т.п. деятельности в ходе усложнения социального управления, роста общественного, сословного и иного разделения труда, накопления регулятивно-ориентационного опыта внутригрупповых и межгрупповых отношений, формирования новых солидарностей, что было проанализировано и выразительно описано в трудах классиков политэкономии и социологии (А. Смита, Д. Рикардо, О. Конта, особенно Э. Дюркгейма и др.).

Из какого же духовного материала «лепятся» нормативно-ценностные подсистемы, например, профессиональная мораль? Чаще всего авторы профилированных работ и учебных пособий, описывающих природу профессиональных этик (моралей), довольно упрощенно представляют дело таким образом, будто с незапамятных времен существовала некая, уже сложившаяся, «общественная мораль». Затем при каких-то обстоятельствах от нее откололась, отщепилась или же сепарировалась часть, которой предстояло лечь в основу нормативно-ценностных подсистем, практикуемых в различных профессиональных и внепрофессио-нальных средах. Им предназначалось стать как бы «прикомандированными» для «обслуживания» указанных сфер человеческой деятельности, пройдя для исполнения этой роли соответствующую модификацию. Так ли это?

Вряд ли. На самом деле в таком подходе дает о себе знать инертное, неотрефлексированное должным образом понимание «общества». «Общество» в этом случае неминуемо обрекается на восприятие его в качестве всего лишь некой надприродной данности, а не как сложнейшего итогового продукта длительной исторической эволюции. И его существование в такой неотрефлексированной версии вовсе не случайно не смогло обрести сколько-нибудь адекватного отражения в европейских (и не только европейских) языках, в соответствующих речевых практиках. Проще говоря, понятие «общество» отсутствовало в их лексиконе. Видимо, создатели текстов не испытывали сколько-нибудь актуальной потребности в нем. Или они пользовались каким-то шифром?

То, что мы используем термин «общество», привычно опрокидывая его в прошлое, является модернизационной аберрацией. Фактически этим термином обозначаются конгломераты или россыпи всевозможных общностей, которым еще только предстоит развиться до уровня «общества».

Приблизительно такая же картина наблюдается с понятием «мораль». На заре Нового времени еще не сущест-

вовало морали как таковой, как мы ее сейчас воспринимаем и понимаем. Более того, в ходу еще не было и самого слова «мораль»: оно имело иной смысл, почти неразличимый от нравов, обычаев и народной нравственности. Вот как рассуждает по данному поводу известный философ морали А. Макинтайр: «Мы так привыкли к классифицирующим моральным утверждениям, аргументам и действиям, что забываем при этом, каким относительно новым было это понятие в культуре Просвещения... В латинском языке, как и в греческом, нет слова, которое можно было бы правильно перевести нашим словом "мораль"; конечно, такое слово будет, если мы сделаем обратный перевод этого слова на латынь. И оно означает "в отношении характера", где характер человека есть ничто иное, как множество его предрасположений к тому, а не к иному поведению, то есть к тому, чтобы вести определенный образ жизни. Наиболее близкое к "морали" по значению слово - это, вероятно, просто слово "практический". Только в XVI и XVII веках термин явно приобретает свое сегодняшнее значение»21.

До определенной поры, пока из разрозненных, разнородных и многоликих общностей со своими локальными поведенческими правилами не началось становление общества и общественной морали per se, с их известным универсализмом, не существовало актуальной потребности в этих обозначающих понятиях. И это утверждение отнюдь не является данью социолингвистическому пуризму, так как без осмысления всей совокупности социальных процессов и последующего их понятийного оформления невозможно понять происхождение и природу Современности и выйти к рациональной интерпретации прикладной этики. Нормативно-ценностные подсистемы - ровесники морали в ее развитом виде, и общество, и мораль - феномены Современности: превращение «предобщества» в «общество» и «пред-

21 Макинтайр А. После добродетели. Исследование теории морали. Екатеринбург: Академический проект. Деловая книга, 2000. С.56-57.

морали» в мораль представляет собой длительный исторический процесс, практически совпадающий со становлением гражданского общества, процессом модернизации и началом постмодернизации.

Но разве для регуляции человеческой деятельности не достаточно было инструментария, который предоставляла уже складывающаяся мораль? Уместно вспомнить, что в этической литературе и в речевых практиках до сих пор имеет кредит доверия подход, согласно которому вовсе не существует какой-то особой прикладной, в том числе и профессиональной, морали, прилагательное «прикладная» (или профессиональная), «прибавленное» к основным понятиям этики (долг, совесть, достоинство, честь, ответственность и т.д.), не добавляет никакой новой информации о морали. Прикладные этики - всего лишь фантом рефлексирующего сознания. При этом - не безобидный. Аргументация: стоит лишь доверчиво согласиться с идеей существования «какой-то» прикладной этики (морали), параллельной этики (морали) или тем более этики, дублирующей общеизвестную мораль, как незамедлительно начнут расшатываться барьеры, до сего времени препятствующие распространению настроений и установок релятивизма со всеми вытекающими из этого факта удручающими последствиями для нравственной жизни общества. Такими, как хаотизация мира ценностей, неразборчивость в выборе средств достижения индивидуальных целей, моральное двойничество (биморализм) и т.п. Это неотвратимо подрывает моральный порядок в социуме, дезорганизует его нормативную логику. Вполне возможно, что в совокупности с аналогичными процессами вносится весомый вклад в то состояние морального кризиса, который разъедает всю систему общественных отношений индустриально-урбанистической цивилизации и в конечном счете приводит ее к саморазрушению, к детабуации различных форм пороков и насилия. Иначе говоря, «противник» этой цивилиза-

ции выявлен, запротоколирован и требует принятия срочных контрмер.

В то же время в отечественной этической литературе распространяется позиция, согласно которой процесс конкретизации норм и ценностей общественной морали применительно к определенному виду человеческой деятельности заключается лишь в «дополнительной» и «исключи-тельской» функции нормативно-ценностных подсистем. Пример первого случая: в работе, обосновывающей необходимость этики бизнеса, говорится о дополнительных моральных требованиях по отношению к универсальной мо-рали22. Причина формирования принципов профессиональной морали объясняется следующим образом: «В дополнение к тому, к чему стремятся все люди, человек, действуя в рабочей среде, берет на себя бремя дополнительной этической ответственности»23. Во втором случае речь идет об обнаружении таких особенностей, таких ситуаций поведения профессионалов, в которых требуется наложить мораторий на общие моральные повеления, и задача этической теории - оправдать подобные отступления, предельно минимизировать их до единичных случаев.

Какова аргументация «исключительского» подхода? Применительно к наиболее распространенному виду нормативно-ценностных подсистем - профессиональным этикам - говорится, что в них особое внимание уделяется «тем видимым отступлениям от общих моральных норм, которые диктуются своеобразием профессии». Причем речь идет о таких отступлениях, «которые претендуют на моральный статус. Их можно охарактеризовать как исключения из правил, подтверждающие правило. Предполагается, что речь идет о таких исключительных ситуациях, когда лучшим способом следования норме является отступление от нее». При этом «существует два типа открытых проблем. Первый

22 Петрунин Ю.Ю., Борисов Б.К. Этика бизнеса. М.: Дело, 2000. С.40.

23 Указ. соч. С.50.

- охватывает ситуации, допускающие нравственно аргументированные отступления от добра. Второй - касается ситуаций, нравственно санкционирующих использование зла»24.

Конечно, идея «исключения из правила», согласно которой мораль в экстраординарных случаях допускает совершение неморальных, а то и просто аморальных поступков, возникла не случайно. Скажем, в политике подчас разрешается, допускается, а в ряде случаев даже предписывается скрытность, лукавство, уклонение от выполнения обещаний, подобно тому, как используется «ложь во спасение» во врачебной или воспитательной практике. Без скрытности, обманных движений, маскирующей пышной риторики, ловкого маневрирования и т.п. нет политического соперничества, да и бизнеса.

Отчего же такого рода «прегрешения» против морали оказываются допустимыми и чуть ли не обязательными? Ответ напрашивается сам собой: будь все иначе, существенным образом снизилась бы эффективность специализированной деятельности, могли возникнуть ригоризм, моральный максимализм, и вскоре эта деятельность сделалась бы невозможной. То есть, соображения целесообразности берут верх над соображениями нравственными. Из этой же логики идея о том, что задача этики не только санкционировать такие отступления, но и минимизировать их до единичных случаев, до исключений из правил, квалифицируя не как благо, а как «вынужденное зло».

Но это легче сказать, нежели сделать. Как, спрашивается, с одной стороны, установить пределы для исключений, а с другой - ослабить наступление безжалостного морального максимализма? Существует вполне реальная угроза перенасытить исключениями деятельность в специфических сегментах общественной жизни. Ответом на эту угрозу могут быть ригористические контратаки, всплески

24 Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. М., 1998. С. 393-395.

настойчивого морализирования, что вместе сделает невозможной самую моральность, загонит ее в «гетто» личностных отношений - семейных, дружеских, приятельских, соседских и т.п. И возможно ли выработать правило, которое позволит нам надежно отделить приемлемые исключения от недопустимых? В то же время, поставив под сомнение непреложность требований, как приостановить релятивизацию нравственной жизни общества?25

Как мы уже неоднократно писали, оказавшись в западне трудноразрешимых задач, логика ценностей сделала очень важный «шаг в сторону» от подхода, который мы называем «исключительский». Она задалась вопросом иного свойства: а что, если дело вовсе не в исключениях, как, впрочем, и не в плачевном состоянии морали, «неосторожно угодившей» в непригодные для нее сферы человеческой деятельности - политику, бизнес и т.д., а в формировании здесь особого типа, сферы, состояния морали? Или, лучше сказать, дело в (до)развитии морали? И тогда нас должны беспокоить не столько проблемы соотношения морали и политики, морали и экономики, морали и профессии и т.п., сколько проблема преобразования морали (в тех случаях, когда она прилагается к политике, экономике, праву, воспитанию, науке и пр.). Не в этом ли процессе возникают нормативно-ценностные подсистемы, в том числе и профессиональные этики?

Поиск ответов на эти вопросы шел с различных сторон. Наиболее очевидной казалась идея признания неизбежности существования особых нормативно-ценностных подсистем в модернизирующемся мире (например, в традиционном социуме профессионализм еще не стал явле-

25 Оппонируя «исключительскому» подходу, необходимо подчеркнуть, что в целом он, конечно, имеет свои резоны, собственную аргументацию, которую мы представили и проанализировали в своих публикациях. См., напр.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Профессиональная этика: социологические ракурсы // Социологические исследования. 2005. № 8.

нием массовым, во всяком случае, по сравнению с современным миром). Однако, рассуждая в подобном ключе, необходимо отдавать себе отчет в новых трудностях: с моралью ли мы в данном случае имеем дело, когда говорим, например, о профессиональной этике? Возможно, это вовсе и не мораль!? Но тогда что же? Какая-то, допустим, «альтернативная мораль», «контрэтика» или, что еще более вероятно, сумма неких организационно-технических правил поведения в названных отраслях и сферах?

Обсуждая эти вопросы, уместно обратиться к мнению социолога-систематика Н. Лумана, показавшего, что в ситуации сегментации социума, в дифференцирующихся сферах и видах человеческой деятельности оказалось трудно оперировать такими терминами, как «добро» и «зло». Обнаружилось, что устранение термина «мораль» из функциональных подсистем (экономика, политика, рекреация, право и т.п.) как бы одобрялось самой моралью, тогда как усердное и бесплодное морализирование ею же осуждалось. По выражению Лумана, возникли затруднения с двузначным кодированием «хорошо/плохо» в ситуации становления названных подсистем. Такие затруднения он назвал «парадоксами морального кода»26.

Мораль не является духовно-практическим монолитом, а включает исторически и функционально качественно разнородные слои. Когда в Новое время начался процесс дезинтеграции до этого будто бы высеченного из одной глыбы социума (при одновременном преодолении феодальной раздробленности в политическом отношении), расщепление уютного цельнокроеного мира (лучше сказать «дома») на отдельные функциональные подсистемы («миры»), открылся факт их выхода из-под привычно понимаемого морального контроля, их самоорганизации, пришла пора автономий в практической и интеллектуаль-

26 См.: Луман Н. Честность политиков и высшая аморальность политики // Вопросы социологии. 1992. Т.1. №1. С.72.

ной жизни людей. «Отслоились» в самостоятельные области не только политика, экономика, религия, право и т.п. Ав-тономизировалась и сама мораль. Она стала отделяться от пестрых обычаев, обычного права, от обрядов и кристаллизовалась в качестве специфического и универсального средства регуляции и ориентации поведения. Только тогда она стала моралью как таковой, достигшей стадии исторической зрелости27.

ИТАК, КОНКРЕТИЗАЦИЯ морали в нормативно-ценностных подсистемах предполагает не просто «дополнительные» нормы или «отступления» от норм общей этики, а (до)развитие морали. Акт приложения-конкретизации выступает как акт креации прикладной этики (морали).

Так, например, в процессе конкретизации возникает важная и сложная проблема перевода идеально-должного (вниманием к нему обычно довольствуется формальный анализ) в реально-должное, которое оперирует не абстрактными - в сущности, вне социального времени и пространства - представлениями о долге и ответственности профессионала, а такими представлениями, которые сообразованы с требованиями локального, релятивного времени и пространства и потому отчасти утрачивающими свой изначальный универсализм. Если принцип универсализма фиксирует схожесть уровней и свойств процессов модернизации и демократизации общественных отношений, то релятивный подход насыщается ценностями, возникшими и практикуемыми в разных культурных зонах. При этом мир

27

Если размежевание политики с религией, политики с моралью было зафиксировано еще Н. Макиавелли (факт их гетеро-хронности), то достижение моралью стадии зрелости, ее автоно-мизации было отражено значительно позднее - в доктрине И. Канта, который первым смог приступить к исследованию морали как таковой (до того теоретическая этика лишь усиливала какую-либо одну из ориентаций практического морального сознания, обосновывала ее, оснащала аргументацией, мивоззренчески прославляла ее).

идеально-должного, с его морально безупречной мотивацией, взаимодействует с миром реально-должного, с его утилитарно-прагматической (смешанной по истокам и по итогам) мотивацией, рождая тем самым множество конфликтов с обычно неясными, подчас спорными схемами их разрешения.

Разумеется, характеристика акта приложения как конкретизации морали с неизбежностью приводит к вопросу об аутентичности норм прикладной этики (морали) сущности морали. Как мы уже говорили, нередко кажется, будто эти нормы являются всего лишь организационно-техническими правилами, не более того. Разумеется, при подобном нормативном редукционизме трудно адекватно истолковать нормы прикладной этики (морали) как собственно моральные регулятивы.

Один из аргументов против такого рода сомнений заключается в применении к нормативно-ценностным системам идеи реально-должного. Другой аргумент - в идее эти-ко-правовых комплексов, характерных для прикладных этик (моралей) синтезах двоякого рода - «сцеплениях» институциональных и безынституциональных регулятивов, моральных по происхождению и функциям норм, ценностей, санкций и т.п. с множеством иных регулятивов - правовых, политических, экономических и т.п. Рельефнее всего подобное сцепление обнаруживается во взаимодействии права и морали, характер которого далеко выходит за пределы одной только взаимодополнительности. Этико-правовые комплексы находят зримое выражение в поведенческих кодексах сообществ профессионального типа. Еще один аргумент - акцентирование в нормативно-ценностных подсистемах места и роли «сверхнормативного», мировоззренческого, экзистенционального уровня, задача которого заключается в обосновании и оправдании именно определенного состава норм и их иерархии. Так, например, представления мировоззренческого яруса морального сознания «проясняют» постоянно меняющееся положение профессионала в

системе более или менее подвижных общественных связей в индустриальном и, особенно, в постиндустриальном социумах. И действительно, прикладная, например, профессиональная, этика не может интерпретироваться в качестве моральной подсистемы, если она сводится только к функциям повышения эффективности специализированной деятельности, оставляя в стороне свою социальную миссию. Профессионал не просто следует поведенческим нормам, но и реализует на практике свое призвание. Правда, в век «массовизации» профессиональной деятельности призвание перестает быть безусловной доминантой этического сознания профессионала, уступая место прозаическому функционализму. Если известному изречению «много званых, но мало избранных» придать секулярный смысл, то оно хорошо описывает эту ситуацию.

ЗАВЕРШАЯ анализ признаков прикладной этики как нормативно-ценностной подсистемы, напомним о процессе расщепления социума в ходе его модернизации. В нем прежде каждая «монада», за исключением маргинализирован-ных элементов социальной структуры, занимала определенную и неоспариваемую нишу. Сословия же по закрепленному обычаем статусу (и даже языку - сословие) оказались, в соответствии с иерархическим «табелем о рангах», сцепленными взаимными обязательствами. В эпохально изменившихся исторических условиях, с их чередой «тихих» революций в образе жизнедеятельности, индивиды, группы и сословия стали отмежевываться друг от друга, разрушая свою былую «сцепку». Их уже объединяют не закоснелые традиции и социальная инерция, а рыночные отношения и узы гражданства. Тем самым оказалась иной схема «социальной геометрии» эпохи Высокого (или позднего) Модерна. И тогда в развитии нормативно-ценностных подсистем неизбежно начинают происходить смещения в дискурсе: от отраслевого подхода, профессионального по преимуществу (который уже явно испытывает первые признаки истощения), - к подходу «сегментному». Можно ска-

зать, что «на периферию» отодвигаются традиционные сегменты социума типа «производственных», «культурных», сфер услуг, а на передний план выдвигаются выходящие за профессиональные рамки медицины проблемы биоэтики. Кроме того: территориальные сегменты с этикой «низового» соседства, а также межгруппового и даже межгосударственного добрососедства; сегменты публичных гражданских отношений с их этикой уважения других лиц («будь лицом!»), со сложным соподчинением прав человека и прав гражданина, с этикой новых солидарностей, этикой мира и войны, этикой потребительского поведения (в его аскетической и гедонической версиях); виртуальный сегмент с его этикой дробления рациональности на техническую и коммуникативную (Ю. Хабермас), этикой неконтагиозного сетевого общения, анонимата и т.д.

Мультикультурность продуцирует новые возможности развития прикладной этики в столь радикально меняющихся измерениях социума, его гранд-нарративах. Таков один из возможных, на наш взгляд, прогнозов дальнейшего развития прикладной этики как составной части моральной онтологии.

4. Прикладная этика как теория конкретизации морали, проектно-ориентированное знание и продуцирование фронестических технологий

4.1. Методологические предпосылки идентификации

этического знания как прикладного

В этом параграфе нам предстоит исследовать методологические предпосылки идентификации акта приложения в этическом знании, обращаясь к потенциалу (а) традиционного этического знания, (б) современных науковедчес-ких представлений, методологии естественно-научного и технического знания, (в) концепций социально-технологического знания и методологии проектирования. Основная трудность - определение «интервала эффективности» тех

методологических предпосылок, которые нам удастся извлечь в процессе поиска. При этом речь идет о равном внимании к каждому из двух слов: не упустить эффективности и не «прозевать» те границы, за пределами которых она оборачивается своей противоположностью.

4.1.1. ОТКРОЕМ поиск предпосылок идентификации этического знания как прикладного процедурой определения интервала эффективности характеристики «этика -практическая философия». Общеизвестно, что этику уже в античные времена стали именовать «практической философией». Возникнув в античной науке в условиях слитности философии и этики, «практическая философия» решала задачу философского знания быть практическим нравоучением, основанием нравственных исканий, поведенческих программ, наставницей в выборе образа жизни, линии поведения и конкретных поступков.

Закрепленное в процессе конституирования этики в относительно самостоятельную отрасль знания, «размещенную» Аристотелем между умозрительными науками (философия, математика) и творческими (искусства, ремесла, прикладные науки), значение термина «практическая философия» в неявном, свернутом виде уже содержало и некоторые предпосылки для формирования в будущем прикладного этического знания. Так, Аристотель, на наш взгляд, дал возможность увидеть в «практичности» этики «фронезис» («этическое умение»), который по мере развития и морали, и этического знания станет существенным моментом этико-прикладного знания. Кроме того, можно предположить, что в аристотелевском различении знаний на «мудрые» и «полезные» угадано, если посмотреть с современной науковедческой позиции, не только различие между фундаментальным и прикладным знанием вообще, но и подобное структурирование самой этической теории.

Однако различение фундаментального и прикладного знания в этике и фронестические признаки этико-приклад-ного знания - все это лишь потенциал «практической фи-

лософии», развитие и реализация которого вовсе не гарантируется. Историческая судьба метафорической характеристики «практическая философия» оказалась неоднозначной. И до сего дня не стихают дискуссии о том, как следует понимать эту метафору, о самой возможности и даже допустимости для этики играть такого рода роль, не говоря уже о конкретных формах и способах исполнения этой роли. В одном ряду - при всей разности оснований - находятся представления об этике как «поведенческом венце» философской системы, как наставнице морали, как философствовании «практического разума» и приложении к жизни «теоретического разума», как этике здравого смысла, антисхоластической концепции морали, знании конкретно-теоретического уровня, и т.д. Следует, наконец, учесть, что выражение «практическая философия» может и не иметь прямого отношения к этике. Разумеется, историческая конкретизация составляющих этого ряда обнаружит прямую или косвенную зависимость того или другого представления от социальных обстоятельств и от научной ситуации, характера философского направления, конкретных решений вопросов о специфике философского знания, о природе морали, о том, что такое практика и т. д. И, что не менее важно, зависимость от социокультурной динамики морали.

Современна ли древняя метафора «этика - практическая философия» в эпоху прикладной этики:

распространяется ли она на сформировавшиеся намного позднее ее возникновения нормативно-ценностные подсистемы?

совместимо ли с этой метафорой современное представление об инициируемом социальными институтами целенаправленном воздействии этического знания на моральную практику?

допускает ли метафорическая характеристика привнесение в этику (привычно определяемую в качестве философского знания) языка и смыслов ряда характеристик современного науковедения, социально-управленческого и

социально-гуманитарного знания - таких, как давние характеристики типа «фундаментальная и прикладная наука», «НИОКР», «интеграция науки и практики», система «заказ-разработка-внедрение», более современные - «социальная технология», «социальное проектирование» и т.п., новейшие: «цикл теоретизирования и проектирования», «про-ектно-ориентированное знание» и т.д.?

Иначе говоря, не утратила ли эта метафора свою эв-ристичность? Точнее: в какой мере - в каком интервале -ее эффективность эвристична и в наши дни?

Вряд ли эти вопросы риторичны даже для тех, у кого ответы - положительные или отрицательные - уже заранее готовы, так как трактовка этико-прикладного знания как теории конкретизации морали и проектирования фронестиче-ских технологий, рассматривающая это знание как систему традиционных для этики и инновационных методов познания нормативно-ценностных подсистем и целенаправленного влияния на их развитие, связана с весьма рискованной методолого-психологической ситуацией.

Речь идет, во-первых, о трудности уклонения от различных крайностей: «методологического нигилизма» - и «методологического фундаментализма»; гипертрофии роли методологических изысканий - и «методологического кустарничества», своеобразного «кустарного промысла» в методологии. Во-вторых, о вероятном психологическом барьере против опасности сциентистских притязаний этико-прик-ладного знания на роль «пастыря» морали и, на этом основании, возможности отторжения всякой попытки идентификации прикладной этики по современным науковедческим критериям. В-третьих, и это очень важно, риск обновления методологии «практической философии» за счет этико-при-кладных исследований и разработок связан с возможностью утраты идентичности морали в целенаправленных процедурах приложения: (а) приложения как конкретизации морали и (б) приложения как теории конкретизации морали

и проектирования технологий практичности прикладной этики.

Впрочем, не меньший риск связан и с уклонением от применения современного методологического потенциала в прикладной этике, мотивированным указанными выше рисками. Осознание этих рисков побудило нас уже на ранней стадии развития концепции поставить вопрос об «этосе приложения». Среди «техусловий» - целенаправленная профилактика подмены прикладной этикой своего предмета, обеспечиваемая, с одной стороны, ориентацией этико-прикладного знания на развитие мировоззренческого яруса нормативно-ценностных подсистем, с другой - критикой самоуверенности обыденного сознания в отношении к возможностям прикладной этики (например, скептицизма практиков воспитания в отношении этики воспитания).

Иначе говоря, определение интервала эффективности характеристики «этика - практическая философия» необходимо, во-первых, для того, чтобы рефлексия о традиционных и инновационных границах притязаний (или воздержаний) этики не обернулась размыванием предмета ее исследований до «отики без берегов» (сегодня уже мало кто вспомнит о дискуссии по книге Роже Гароди «Реализм без берегов») и, в свою очередь, не спровоцировала науко-ведческий ригоризм, когда трактовка этики как знания сугубо философского по своей природе приводит к делегированию все возрастающего числа «заказов», посылаемых практикой этике, иным научным дисциплинам, под каким-то специальным углом изучающим мораль, или вообще специальным наукам. Во-вторых, для того, чтобы, осознав необходимость отказа этики от своеобразного изоляционизма, не избрать стратегию настолько «гибкого» реагирования, что этика окажется вообще изъятой из философского знания. В-третьих, для того, чтобы, избегая соблазнов радикализма любого вида, ответить на современные «вызовы» этическому знанию трезвым анализом его тенденций и, доведя принцип историзма в исследовании морали до адек-

ватного ему метода анализа ситуации в самой этике, испытать возможность расширения панорамы этических поисков проектированием современной этики как системы знаний о морали - такая организация помогает прикладной этике формироваться в качестве прикладной, оставаясь при этом этикой.

В этом смысле этико-прикладное знание может быть охарактеризовано как своеобразный полигон, на котором «экспериментально» испытывается верность направлений развития этики, апробируются современные средства этического познания и его связи с практикой нравственной жизни. Проблематика этико-прикладного знания мобилизует самопознание этической теории, кристаллизирует рефлексию о ее современной миссии.

ТРУДНОСТИ задачи определения интервала эффективности формулы «этика - практическая философия» порождаются особыми отношениями этического знания со своим предметом, которые мы применительно к эти-ко-прикладному знанию называем отношениями «встречного движения». Особыми - по двум основаниям. Во-первых, с точки зрения «восхождения морали к этике». Во-вторых, с точки зрения технологий практичности этического знания.

При характеристике первого основания обычно подчеркивается, что во взаимодействии со своим предметом этика не просто исследует мораль, но и является ее своеобразным продолжением, доразвитием. Известная систематизация аргументов, высказанных в отечественной этической литературе, показывает, что мораль регулирует и ориентирует деятельность человека не простым повелением, но повелением, содержащим обоснование, «оправдание». Без последнего нельзя обеспечить предписание и оценку истолкованием с точки зрения их «духа», а не «буквы», вне такого истолкования резко суживаются возможности личности управлять своим поведением, устанавливать лейтмотивы моральной приверженности. Иначе говоря, мо-

раль способна выполнять и некоторые функции этики. Как мы уже отмечали, характеризуя данное обстоятельство, О.Г. Дробницкий подчеркивал, что «моральное сознание имеет свои собственные представления о том, что оно есть»28. При характеристике второго основания чаще всего речь идет о том, что наиболее очевидная форма практичности этической теории обусловливается большой мерой совпадения ее нормативного содержания со своим предметом. Этика - и наука о морали, и, отчасти, достояние самой морали. Поэтому и наиболее распространенное представление о потенциале этики как «практической философии» традиционно связывается с нормативной структурой этического знания.

Между тем важно не потерять ту грань, за которой этика и мораль, составляющие в целом единую систему, все же различны. И если в одних исследовательских целях целесообразно акцентировать отсутствие «неодолимой преграды между нормативной этикой и моральной жизнью», а в других целях - что «этика как наука не может подменить свой предмет», то для понимания природы приложения этического знания важно выделить позицию активности этики во «встречном движении» теории и практики. Активность этики в данном случае и есть ее приложение, в том числе через современные технологии практичности, а не только в традиционном формате связи нормативной этики и практики. Кстати, необходимость акцента на восхождение от морали к этике очевидна и для исследователей прикладной этики - без диалога с рефлексирующим моральным сознанием невозможна ни одна из технологий практичности этико-прикладного знания.

Но не за счет ослабления роли этики в процессе «встречного движения». Представляется, что в такого рода «слабости» заложено существенное ограничение к интервалу эффективности формулы-метафоры «этика - практиче-

28 Дробницкий О.Г. Понятие морали. М.: Наука, 1974. С. 214.

ская философия», а это, в свою очередь, серьезное препятствие в проектировании этико-прикладного знания.

Наша гипотеза: «этика - практическая философия» -это адекватная метафора для знания о морали, которая, во-первых, еще не развилась до ее современного состояния и, во-вторых, для знания, которое в своей практичности еще не развилось до миссии и функции прикладного, в том числе проектно-ориентированного, технологизированного и т.п. Поэтому для современного этического знания интервал эффективности метафоры намного меньше. Конкретнее: интервал эффективности метафоры «этика - практическая философия» шире в вопросе о «восхождении морали к этике» и, например, в анализе конкретных ситуаций, предполагающих аппликацию нормы к обстоятельствам, и уже в вопросе о практичности этического знания в современной ипостаси практичности - собственно приложении.

Узкий интервал эффективности модели практичности «этика - практическая философия» побуждает обратиться к методологическому потенциалу внеэтического знания, исследующего и разрабатывающего различные модели приложения.

4.1.2. ОДНА ИЗ СУЩЕСТВЕННЫХ методологических предпосылок поиска идентичности этико-прикладного знания - характеристика акта приложения через соотнесение его с такими универсальными характеристиками, как фундаментальная наука - прикладная наука (фундаментальное исследование - прикладное исследование)29, которые, в свою очередь, выводят на проблемы проектно-ориентиро-

29 Попытка обстоятельно проанализировать предпосылки идентификации этико-прикладного знания, содержащиеся в современной науке, была предпринята нами в монографии «Введение в теорию управления нравственно-воспитательной деятельностью» (Томск: Изд-во Томск. гос. ун-та, 1986. С.249-276). Развитие нашей концепции за годы, прошедшие после издания этой монографии, не отменило, на наш взгляд, многие аргументы и выводы из этой попытки.

ванного знания, социальной инженерии, социальной технологии и т.п. Однако при таком соотнесении возникают две трудности.

Одна - очевидная, связана с проблемой (не)право-мерности применения науковедческих, естественно-научных, социально-инженерных и т.п. подходов к этическому знанию, до сих пор именующему себя «практической философией». В связи с этим сразу отметим, что такого рода подходы, не отменяя проблемы сохранения этико-приклад-ного знания в системе этического знания, стимулируют к преодолению ригоризма в отождествлении прикладной этики с этикой как практической философией, создают предпосылки для адекватной идентификации акта приложения в этике. Вторая, неочевидная трудность, связана с дискусси-онностью критериев для различения и связи самих этих характеристик.

В работах науковедческого профиля распространены, во-первых, утверждения о (не)обязательности различения фундаментальных и прикладных наук, в том числе о том, что это различение неэффективно, а то и бессмысленно; во-вторых, разные интерпретации характеристики «фундаментальная» и многообразие интерпретаций характеристики «прикладная»; в-третьих, неоднозначность представлений об их соотношении, том числе идея ситуационной относительности этих характеристик применительно к науке.

Среди аргументов в пользу целесобразности различения фундаментальных и прикладных наук и оснований такого различения - версия различения «науки для открытий» и «науки для использования», в рамках которой первую называют «чистой», а вторую - «прикладной». Иная аргументация: «(а) фундаментальная наука ориентирована на объективное знание о мире, а прикладная наука - на предписание для производства; (б) для первой характерен поиск истины, для второй - технологическая эффективность знания; (в) перспективы исследований фундаментальной науки определяются познанием еще не известных

характеристик мира, а прикладной науки - расширением и совершенствованием технологических возможностей обще-

30

ства» .

Аргументы в пользу нецелесобразности различения фундаментальной и прикладной наук группируются по разным основаниям. Первое: размежевание фундаментальной и прикладной наук не оправданно потому, что это важно лишь для легитимации определенных институций - академий и университетов. Второе основание заключается в кратком тезисе «наука едина». Третье основание - уязвимость термина «прикладная наука», заключающаяся в том, что трактовка прикладной науки как применения «чистой» науки, не позволяет определить специфику технических наук. Опыт исследований природы технического знания привел ряд авторов (В.Г. Горохов, М. Малкей, В.М. Розин и др.) к выводу о необходимости усомниться в широко распространенном мнении, согласно которому современная техника в целом производна от фундаментальных научных исследований, критически отнестись к линейной модели, рассматривающей технику в качестве простого приложения науки или даже как прикладную науку, ибо в ходе становления технических наук движением теории «управляли» как раз интересующие инженера объекты.

В то же время можно найти и аргументы в пользу выделения прикладного знания. Речь идет о двух социокультурных процессах, которые «генерировали феномен прикладного знания. Это процесс появления профессий, но не тех классических (свободных) профессий, а массовых профессий. И второй, переплетающийся с ним процесс — это процесс технологизации. ...Появление прикладного знания связано с тем, что мы создаем это знание в виде технологий. Эти технологии нужны будут для того, чтобы профессионалы могли удовлетворять некоторые потребности, возникающие в неких практиках. Такое абстрактное определе-

30 См. статью Б.И. Пружинина в сб.: «Преподавание социально-гуманитарных дисциплин в России». М., 2003. С.433.

ние я бы задал прикладному знанию, которое возникает при "транспонировании" эпистемических образований из сфер науки и техники в практику»31.

Обратившись к представлениям о взаимоотношениях фундаментальной и прикладной наук, можно обнаружить определенную классификацию подходов. Первый: автономное развитие фундаментальных и прикладных исследований. Второй: прикладная и фундаментальная науки «связаны как нити двойной спирали ДНК», при этом доминирует фундаментальная наука: «Прикладная наука сегодня - это фундаментальная наука вчерашнего дня». Третий: прикладное знание не выводится из фундаментального, а является его заказчиком. Четвертая позиция: нельзя делить исследования на чисто фундаментальные и чисто прикладные, но надо решить вопрос об их соотношении.

ДЛЯ ЦЕЛЕЙ нашего исследования важны не столько трактовки природы фундаментального знания (исследования) - рассматривается ли оно как основа прикладного и/или как самоценное и самодостаточное, - сколько способы существования прикладного знания вне линейной модели «фундаментальная наука - прикладная наука». Поэтому сосредоточим внимание на методологической позиции, позволяющей уйти от упрощенного представления о прикладном знании как непосредственно производном из фундаментального.

Эвристичен подход, согласно которому «что именно мы считаем фундаментальным, а что - прикладным, зависит от принимаемых нами методологических установок и (коли уж речь идет о самоценности) ценностных ориента-

32

ций»32.

31

Малиновский П.В. Прикладное знание - модернистский проект? // Материалы Второго Методологического конгресса (18-19 марта 1995 г.) на сайте ММК (Международного методологического кружка).

32 Рац М.В. К вопросу о фундаментальном и прикладном в науке и образовании // Вопросы философии. 1996. № 9. С. 48.

Правда, здесь заложен риск гипертрофированной релятивизации, стирающей грань между «практичностью» и «прикладностью». Достаточно обратить в этой связи внимание на высказывания отечественных методологов на Втором Методологическом конгрессе. С.В. Попов: «тема "знание" без анализа проблемы "зачем оно нам нужно" выглядит очень странно»33. В.Л. Глазычев считает, что кроме прикладного знания никакого другого знания нет34. А.П. Буряк: «Прикладное знание не противопоставлено теоретическому или фундаментальному, а понимается просто как со смыслом и умело взятое и удачно далее употребленное»35.

Представляется, что определенная профилактика такого рода релятивизации достигается при характеристике соотношения фундаментальной и прикладной науки через выделение в научном знании функций исследования и проектирования. При этом предполагается формирование проектирования как функции науки: исследование научных проблем имеет своей непосредственной целью обеспечить проектировочную деятельность. В этом случае «прикладные науки выражают подход проектировщика к своим объектам и являются прежде всего инструментом проектировочной деятельности»36, а исследователь становится «генератором программ», ориентирующим свою деятельность

33 Попов С.В. Проблема гуманитарного знания // Материалы Второго Методологического конгресса (18-19 марта 1995 г.) на сайте ММК (Международного методологического кружка).

34 Глазычев В.Л. Прикладное знание в социальном действии // Материалы Второго Методологического конгресса (18-19 марта 1995 г.) www.glazychev.ru/courses/1995_doclad_рrikladnoe_znanie_v

socialnom deystvii. htm.

_ 35 ~

Буряк А.П. Прикладное знание, индивидуальный выбор, профессиональное образование // http://www.circle.ru/archive/s1995/0/ 3/0/text.

36 Чешев В.В. Критерии различения фундаментальных и прикладных наук // Фундаментальные и прикладные исследования в условиях НТР. Новосибирск, 1978. С. 218.

на такой конечный результат, который дает способы эффективного удовлетворения потребностей общества37.

Определенный смысл обретает трактовка акта приложения в современных концепциях проектно-ориентиро-ванного знания. Особенность такого типа знания наглядна при сравнении двух ситуаций. В первой - «мы берем существующее, изготовленное для чего-то другого "знание" и пытаемся его применить не по функции, а после этого приделываем устройство, которое нам позволяет использовать полученную конструкцию как "приклад" или "протез"». Во второй ситуации вместо «изготовления протезов» «значима задача изготовления сразу того, что должно использовать-

38

ся»

ПРАКТИЧЕСКИ-ЦЕЛЕВАЯ устремленность проектно-ориентированного знания дает возможность связать его с характеристиками знания о социальном проектировании, с социально-технологическим, социально-инженерным знанием, подчиняющими исследования логике социальных из-

„39

менении , с задачами проектирования социальных институтов, организаций, социальных технологий, конструированием целевого и инструментального блока управленческих программ, изобретением реализационных структур для социокультурных инноваций и т.п.

Помня о сверхзадаче нашего поиска - идентификации акта приложения знаний, обратим внимание на то, что в распространенном понимании социально-инженерное и т.п. знание как бы «достраивает» социологическую теорию посредством преобразования ее выводов в модели, проекты и конструкции социальных институтов, ценностей, норм, ал-

37

См.: Сагатовский В.Н. Природа системной деятельности // Понятие деятельности в философской науке. Томск, 1978. С. 69.

38 Попов С.В. Проблема гуманитарного знания // Материалы Второго Методологического конгресса (18-19 марта 1995 г.) на сайте ММК (Международного методологического кружка).

39 См., напр.: Этюды по социальной инженерии: От утопии к организации // М.: Эдиториал УРСС, 2002.

горитмов деятельности, отношений, поведения и т.п., «переводит» язык науки на язык принятия и исполнения решений, определяющих деятельность по целенаправленному изменению социальных объектов40. Ориентация этико-прик-ладного знания не только на познание, но и на изменение, преобразование нормативно-ценностных подсистем побуждает «примерить» к прикладной этике признаки социально-инженерного знания. Несомненно, однако, что такого рода интерпретация социальной инженерии предельно сужает интервал эффективности «примерки».

Поэтому важно иметь в виду, что есть и другая интерпретация социально-инженерного знания. В ее основе -представление о современном социально-инженерном действии как «сложном итерационном процессе», который создает ряд условий и предпосылок - интеллектуальных, сре-довых, социальных, культурных, организационных, ресурсных и т.д. - «для контролируемой, продуманной модернизации и эволюционного развития». Для нашей «примерки» в этом подходе важно то, то социально-инженерное действие понимается не просто как «система программных мероприятий, реализация которых должна дать запланированный результат», и не только как «совместная разработка с заинтересованными субъектами гибкой культурной политики, социально-педагогический эффект и усилия, а также запуск (инициация) различных социокультурных процессов, последствия которых можно предусмотреть только частично». Подчеркнем, что с точки зрения такого подхода «необходимо не только знание социальных дисциплин и рефлексия деятельности проектирования, но и ценностное, а также смысловое задание самого явления, на разработку и изменение которого направлено социальное действие». И еще один признак этого подхода: «При формировании современных стратегий социально-инженерного действия

40 См., напр.: Резник Ю.М. Социальная инженерия: предметная область и границы применения // Социологические исследования. 1994. № 2.

происходит своеобразное распредмечивание самого проектирования: обсуждаются исходные ценности проектирования, природа проектной действительности, анализируются, очерчиваются области употребления будущих проектов, моделируются "портреты" потенциальных пользователей, и все это предполагает самоопределение социального проектировщика»41.

С нашей точки зрения, такая интерпретация социально-инженерного знания значительно расширяет интервал эффективности «примерки».

СУЩЕСТВЕННЫЙ аргумент для осознания «пределов эффективности» рассмотренных выше подходов в идентификации акта приложения этики - прежде всего подходов проектных, социально-инженерных - дает фронестическии подход, позволяющий применительно к прикладной этике: (а) разработать концепцию фронезиса как гносеологического и социокультурного идеала практичности этики, противостоящего ее технократической интерпретации42, и (б) интерпретировать рассуждение о технологиях практичности знания как об этических технологиях, этическом ноу-хау.

Не является ли фронестика какой-то особой, аксиоло-го-праксиологической, магией? Приведем несколько аргументов для профилактики такого скепсиса.

Наша интерпретация фронестики, учитывая версии Аристотеля, Гадамера, других исследователей, (а) не сво-

41

Розин В.М. Эволюция и возможности социальной инженерии // Этюды по социальной инженерии: От утопии к организации. М.: УРСС, 2002. С. 8-9.

42 Наше первое приближение к концепции фронезиса как гносеологического и социокультурного идеала прикладной этики представлено в статьях: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Фроне-зис // Самотлорский практикум. Сборник материалов экспертного опроса / Под ред. В.И. Бакштановского. Москва-Тюмень, 1987. См. также: Бакштановский В.И., Ганжин В.Т., Согомонов Ю.В. Фроне-зис-2 // Самотлорский практикум-2. Сборник материалов экспертного опроса / Под ред. В.И. Бакштановского. Москва-Тюмень, 1988.

дит фронезис к «практическому разуму» и (б) противопоставляя фронезис как эпистеме, так и технэ, видит в нем и теоретизирующее знание, обретающее признаки знания герменевтического и личностного. «Фронестика» - это мудрость выбора. В то же время общность фронезиса и мудрости - не тождество их. Фронезис - это мультиплицирующая мудрость. Поскольку фронезис - не просто личностное знание, а знание-умение в сфере общественной (не только индивидуальной) морали, постольку фронестическое знание-умение, столь сильно ориентированное на индивидуальность приложения, складывается в «мягкую» теорию. В целом фронестика в прикладной этике - это и мягкое теоретизирование (этика воспитания, например), и мудрость индивидуального морального выбора, и этическая технология связи первого со вторым.

Конкретизируя эту интерпретацию, напомним, что понятие «фронезис» используется в различных методологических подходах и, соответственно, трактуется и употребляется далеко не однозначно. Тем не менее в основании трактовок - версия Аристотеля, который в «Никомаховой этике» обозначает этим термином практическое знание, противопоставляемое как теоретическому знанию («эпи-стеме»), так и знанию-умению ремесленника («технэ»). Фронезис как сплав знаний и умений, по Аристотелю, отличается от «бесполезного» знания (эпистемы) как предельно общего знания тем, что является знанием прагматическим (праксисом) об особенном, частном. Это знание нельзя дедуктивно или как-то иначе извлечь из системы научных принципов, из универсалий любого уровня. Это знание не может быть заранее известным и проявляется лишь в приложении к индивидуальному случаТермин «фронезис» был актуализирован на исходе европейского Средневековья в ситуации роста релятивизма, ввиду того, что пошатнулся авторитет церковной «конечной» истины (ситуация так называемого «кризиса Пир-рона»). В наше время данный термин был мобилизован

постструктурализмом против модернистских усилий на основе экспертного знания прийти к торжеству унификации и рационализма. М. Хайдеггер, А. Шютц, Х.-Г. Гадамер вернули понятие «фронезис» в логико-семантическую теорию познания на равных основаниях с научным, институционализированным знанием. Так возникли основания для «понимающей этики», «понимающей юриспруденции» и т.п.

Потенциал герменевтического подхода - в различении элементарной аппликации знания как технической процедуры и интерпретации как творческой конкретизации. Здесь, на наш взгляд, основание для характеристики практичности философии морали, этики как «практической философии».

Однако, с нашей точки зрения, фронестика адекватна как идеалу практичности «практической философии», так и идеалу практичности прикладной этики. В последнем случае фронестика эвристична с точки зрения поиска интервала эффективности неэтических методологий проектирования технологий практичности, так как позволяет - это показал Гадамер, называвший герменевтическую философию продолжением традиций «практической философии» - разделить технические («технэ») и гуманитарные («фронезис») версии аппликации, или, по выражению одного из исследователей (Rich.J. Bernstein), «technical know-how» и «ethical know-how».

Рассуждая о «техническом ноу-хау», Г.-Г. Гадамер пишет, что ремесленник, «обладая планом и правилами выполнения своей задачи, .может быть вынужден приспосабливаться к конкретным обстоятельствам и условиям, то есть отказываться от буквального выполнения своего первоначального плана». Однако такой отказ ни в коей мере не означает, что тем самым совершенствуется его знание о том, к чему он стремится. Он делает скорее лишь некоторые уступки при выполнении, и поэтому речь здесь идет действительно о применении его знания и о мучительном несовершенстве, с которым это связано». Характеризуя

«фронезис», «этическое ноу-хау», Гадамер подчеркивает, что, в отличие от ремесленника, «положение того, кто "применяет" право, совсем иное. В конкретной ситуации он тоже вынужден смягчить строгость закона. Однако если он так поступает, то это происходит не потому, что лучше не получается, но потому, что в противном случае он поступил бы несправедливо. Ослабляя действие закона, он, следовательно, не делает никаких отступлений от него - напротив, он находит некое лучшее право»43.

Такая позиция эвристична не только в процедуре применения нормы к конкретной ситуации, в чем, кстати, вполне успешна модель этики как практической философии, но и в проектировании множества иных технологий этического ноу-хау, таких, как этическое моделирование, экспертиза, проектирование и т.п. Так, например, фронестична технология этической экспертизы и консультирования - как деятельность, снимающая противоречие между абстрактно-научным знанием и собственно практическим умением: диалогическая, «понимающая» природа фронезиса не допускает упрощенного толкования отношений «консультант -клиент», предполагая не просто передачу «готового» в теории результата для «внедрения», но совместный (эксперта и ЛПР, ГПР) поиск решения проблем.

В ДОПОЛНЕНИЕ к комментариям, представленным в ходе нашего рассуждения, завершим анализ методологических предпосылок идентификации этического знания как прикладного тремя выводами.

1. В этико-прикладном знании есть элементы, которые вполне эффективно можно характеризовать через оппозицию «фундаментальное знание - прикладное знание». Речь идет прежде всего о теории конкретизации морали, где философская этика и социология морали связаны весьма определенно. При этом важно видеть и влияние прикладной этики на фундаментальную. Кроме того, эта оппозиция эф-

43 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С.592, С.402.

фективна и для того, чтобы различить практическую этику и этику прикладную, выделяя интервал эффективности метафоры «этика - практическая философия». А также для того, чтобы избежать применительно к прикладной этике релятивистского эффекта, риск которого содержится в абсолютизации методологии проектно-ориентированного знания.

2. В то же время этике важно преодолеть соблазн заимствования примитивной версии соотношения фундаментального и прикладного знания, которую справедливо критикуют многие исследователи, причем не только современные методологи. Речь идет об ограниченности идеи, согласно которой «прикладная наука сегодня - это фундаментальная наука вчерашнего дня» и потому приложение рассматривается лишь как применение «чистой» науки.

С точки зрения идентификации этико-прикладного знания осознание такой ограниченности означает, что прикладная этика не сводится к элементарной аппликации фундаментального этического знания - это скорее характерно для версий практической этики. Относительная самостоятельность прикладной структуры этического знания объясняется тем обстоятельством, что она не просто использует какую-либо информацию фундаментальных этических исследований, но создает специфическую информацию, практически новое знание, преобразованное для нужд практики. Этико-прикладное знание - это и изобретение нового знания.

3. Рассматривая технологичность этического знания как один из ключевых факторов его квалификации в качестве этико-прикладного, а программы, эталоны, проекты, экспертные заключения, кодексы, методики и т.п. продукцию прикладных исследований и разработок как «опредмечен-ную силу» прикладной этики, необходимо помнить, что речь идет о фронестических технологиях (как на этапе их создания, так и в процессе их применения), об этическом ноу-хау.

«Этос приложения» - приложения методологических предпосылок из внеэтических сфер знания к идентификации прикладной этики - предполагает существенные ограничения к применению методологического арсенала знания социально-инженерного типа. Среди первых из них - рефлексия далеко не риторического вопроса о проектирования деятельности субъектов: «Может ли один субъект задать другому смысл, цель и план его деятельности?» (В.Н. Сага-товский). Но даже общий положительный ответ на этот вопрос требует поиска способов, которыми «проект деятельности может быть дан субъекту».

В связи с этим важно формирование особого стиля проектной деятельности. Условие эффективности этического проектирования - опора на моральное творчество субъекта.

4.2. Структуры этико-прикладного знания

Определяя этико-прикладное знание как теорию конкретизации морали, проектно-ориентированное знание и фронестические технологии (этическое ноу-хау), мы рассмотрели методологические предпосылки такого рода идентификации, прояснив необходимые основания для предлагаемого определения. Теперь попытаемся раскрыть смысл этой идентификации через характеристику каждой из трех структур этико-прикладного знания, опираясь на наш опыт развития концепции прикладной этики.

Основная идея становящейся, еще только выходящей из формата гипотезы, теории конкретизации морали представлена в параграфе 2. Здесь же еще раз подчеркнем, что, с нашей точки зрения, акт приложения-конкретизации общественной морали не сводится к элементарной аппликации и детализации, в очень незначительной степени предполагающих моральное творчество, а является актом креации: в процессе конкретизации происходит подлинное развитие содержания общеморальных повелений, запре-

щений и разрешений, формы морали, ее своеобразного «кода».

4.2.1. В арсенале теории конкретизации морали наш опыт позволяет выделить: (а) этосный подход, (б) этико-со-циологический анализ, (в) идею специфического теоретизирования о нормативно-ценностных подсистемах, (г) концепцию общепрофессиональной этики.

В основе этосного подхода - различение морали как чистого бытия должного и этоса, который пребывает между идеально-должным и нравами, репрезентируя лишь реально-должное. Этос как реально-должное предполагает не просто выход за пределы системы обычаев и традиций, но и добровольное подчинение требованиям к поведению, принятым в некоторых социокультурных практиках, благодаря чему данные практики возвышаются над уровнем повседневности, над «средним уровнем» моральной порядочности (речь идет о «продвинутых» в духовном отношении группах и сословиях, а не обо всем социуме). В этом смысле можно говорить, например, о рыцарском или монашеском этосах в Средневековье или о множестве профессиональных этосов Нового и Новейшего времени.

В этосном подходе проявляется конкретизация второго порядка. Если какая-то нормативно-ценностная система как один из видов прикладной этики (морали) оказывается продуктом конкретизации норм и ценностей, запретов и дозволений общественной морали в приложении к определенному, насыщенному своеобразием виду деятельности, то этос может с некоторым основанием интерпретироваться как «конкретизация конкретизации».

Потенциал этосного подхода мы испытали, в частности, на примере наших исследований становления нормативно-ценностной системы бизнеса (этики предпринимательства) в современной отечественной ситуации. Например, были выделены основные черты ситуации становления этоса российского предпринимательства: историческая задержка в становлении нормативно-ценностной сис-

темы современного российского предпринимательства и напряженная, можно сказать пограничная, ситуация выбора между патосом и этосом44.

4.2.2. В арсенале теории конкретизации морали - эти-ко-социологический анализ. Он является основой исследования социокультурной динамики морали45, в рамках которого открывается непосредственная связь процесса сегментации морали на малые системы с трансформацией традиционной (естественной) морали в рационализированную мораль индустриальной цивилизации.

Один из эффектов этико-социологического анализа в нашем опыте - формирование и развитие представленной во втором параграфе гипотезы о том, что, достигнув в ходе социокультурной динамики стадии зрелости, мораль оказалась способной пойти на собственную сегментацию. Кажется, что это - ее вынужденное «отступление» из до сих пор неведомых ей автономных функциональных подсистем общества. На самом деле приложение морали через конкретизацию оказалось продуктивным в регулировании и ориентировании жизнедеятельности этих подсистем. Именно обогащенная - за счет конкретизации - мораль становится востребованной многообразными сферами человеческой деятельности.

4.2.3. Существенный элемент арсенала теории конкретизации морали - понимание специфики теоретизирования о нормативно-ценностных подсистемах. В нашем опыте этот подход был разработан и применен на примере этики воспитания46.

44 Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Дух предпринимательства в современной России (Статья вторая) // Этика дела - II. Ведомости. Вып. 8 / Под ред. В.И. Бакштановского, Н.Н. Карнаухова. Тюмень: НИИ ПЭ, 1997.

45

См., напр.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Прикладная этика: опыт университетского словаря. Тюмень: НИИ ПЭ, 2001.

46 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика и этос воспитания. Тюмень: НИИ ПЭ, 2002.

Мы пришли к выводу о том, что в сфере воспитания должно развиваться знание с особым типом теоретизирования - «слабая версия» теории. Здесь (а) ценностные компоненты теории пребывают не на периферии знания и, тем более, не на подступах к нему, а в его центре; (б) переплетаются процессы производства знания и его потребления; (в) знание характеризуется обращенностью к единичному объекту-субъекту и является не абстрактно-всеобщим, а конкретно-общим; (г) теория не обладает свойством демон-стрируемости и рецептурности, что позволяет выйти за пределы противопоставления «наука-искусство» и, вместе с тем, за границы обыденного знания.

Специфичность теоретизирования в сфере воспитания - это не только особое соотношение содержания теории и ее формы, но и особое взаимодействие всего «тела» теории с «опытом», со стихийно формирующейся и со специально организованной воспитательной практикой, с экспериментальными материалами. Для такой теории вовсе не обязательно принимать покаяние за наличие в ней элементов экстенсивного развития, за прегрешения «ползучего эмпиризма», требуемого от нее теми, кто вдохновляются идеалами безличностного знания. Принципиально своеобразное соотношение теории и опыта преобразует и тип преемственности в развертывании воспитательного знания.

Поиск аналогов специфике теоретизирования в сфере этико-прикладных исследований воспитательной деятельности приводит к медицинскому знанию, историческому познанию, шире - «гуманистике» в целом. Можно сказать, что теория этики воспитания фронестична.

4.2.4. Концепция общепрофессиональной этики дает этико-прикладному знанию методологию исследования и проектирования профессиональных этик47.

47 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005.

В основе концепции - предложенный нами алгоритм, ряд последовательных шагов исследовательской рефлексии в сфере той или иной профессиональной этики. В рамках первого шага: характеристика предназначения, миссии (а не просто функции) профессиональной этики; идентификация профессиональной этики как вида этико-прикладного знания и одной из подсистем нормативно-ценностной системы общества; анализ соотношения этики (морали) профессиональной и этики общеобщественной; определение места и природы нравственных конфликтов, возникающих при столкновении ценностей общей морали и морали профессиональной, ценностей разных профессий, между ценностями одного и того же профессионально-нравственного кодекса.

Второй шаг: анализ «морального измерения» природы профессии как основание для рационального структурирования профессиональной этики. В рамках этого «измерения» обсуждаются различие между профессией и внепро-фессиональными видами человеческой деятельности; специфика высоких профессий; этос профессиональной корпорации, саморегулирование профессии. Третий и четвертый шаги: апология и критика профессионализма в его «моральном измерении» и рефлексия ценностей и норм этики профессионального успеха. Пятый: идентификация «мировоззренческого яруса» профессиональной этики: подход к выбору профессии как к процессу морального выбора, обсуждение дилеммы «служение в профессии или жизнь за счет профессии?» и т.д. Шестой шаг алгоритма: обращение к нормативному ярусу профессиональной этики, исследование природы и духа профессионально-этических кодексов. Финальный шаг: характеристика технологий практичности профессионально-этического знания.

Разумеется, мы не претендуем на непременную инвариантность предлагаемого алгоритма - последовательность его шагов описана нами на основе авторского опыта

4.2.5. Проектно-ориентированное знание как структурный элемент прикладной этики представлено в нашем опыте на примере таких проектов, как «Этика успеха»48, «Этика гражданского общества»49 и «Этос среднего класса»50. Представим здесь последний проект, полагая, что в нем проявлены существенные признаки проектно-ориенти-рованного знания, описанные выше: практически-целевая устремленность исследования, подчинение его логике социальных изменений, уклонение от «изготовления протезов» и приоритет «задаче изготовления сразу того, что должно использоваться»; роль исследователя как «генератора программ», ориентирующего свою деятельность на такой конечный результат, который дает способы эффективного удовлетворения потребностей общества.

В основе генерированной нами программы - идея это-са среднего класса как системообразующего признака намеренного, целенаправленного процесса «классообразова-ния». Фиксируя метафорическую трактовку слова «класс» в словосочетании «средний класс», мы полагаем, что социально-структурные описания должны отступить на второй план: становление российского среднего класса осуществляется на основе изменений его культурных, нравственных характеристик. Более того, эти характеристики не прос-

48 Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В., Чурилов В.А. Этика политического успеха. Тюмень-Москва, 1997; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В., Чурилов В.А. Российская идея успеха: Введение в гуманитарную экспертизу // Этика успеха. Вып.10. Тюмень-Москва, 1997.

49 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Гражданское общество: новая этика. Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2003; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Гражданское общество: этика публичных арен. Тюмень: НИИ ПЭ, 2004.

50 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этос среднего класса: Нормативная модель и отечественные реалии. Научно-публицистическая монография / Под редакцией Г.С. Батыгина, Н.Н. Карнаухова. - Тюмень: Центр прикладной этики; НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2000.

то «сопровождают» объективные изменения, «подытоживают» их, но выполняют определяющую функцию, мотивируя и ориентируя данный процесс. «Базис» и «надстройка» меняют здесь привычную конфигурацию. Именно в этом смысле «В начале было Слово...».

В то же время здесь применен и этосный подход: ценности среднего класса исследовались и проектировались в диапазоне «нормативная модель - отечественные реалии».

Актуальность проекта исследования и культивирования феномена с еще непривычным названием «этос среднего класса» мотивировалась прежде всего неотложной необходимостью поиска выхода из кризиса идентичности, имеющего в модернизирующейся России общесоциальный, социально-групповой и индивидуальный масштабы. На наш взгляд, идея культивирования этоса среднего класса выступает одним из ориентиров новой самоидентификации как для общества в целом, так и для отдельных социальных групп и, тем более, для множества индивидов, осознающих естественную связь попытки понять «куда идет Россия?» с попыткой выстраивания своей жизненной стратегии, личного биографического проекта в противоречивой ситуации транзита.

Проект исходил из необходимости в ситуации духовно-нравственного кризиса рационального подхода к новой «переоценке ценностей», к определению возможных, необходимых, целесообразных и непременно достойных решений. Проект предполагал активизацию поиска и культивирования таких ценностей и норм, которые, с одной стороны, способны противостоять доминировавшей в период радикально-либеральной стратегии реформ агрессивно-циничной парадигме идеи успеха, с другой - не утерять потенциал этически полноценной идеи успеха, не дать заменить ее, поддаваясь маятниковой инерции, некоей «этикой бедности», а то и «этикой новых бедных». Идеалы и ценности ответственной этики успеха призваны вдохновить и либерально ориентированный слой населения, и средне-

средний, и низший слои среднего класса. В то же время эти идеалы и ценности, вдохновляя слои среднего класса энтузиазмом, должны противостоять заметной тенденции уклонения от ориентации на ценности рыночной экономики и демократические ценности.

4.2.6. Роль фронестических технологий в структуре ЭПЗ трудно переоценить. В разработке технологий практичности вопрос о том, может ли и должно ли этико-прик-ладное знание дать индивидуальному или групповому субъекту нечто большее, чем квалификацию ситуации морального выбора как «бремени» и на этом «умыть руки», передав ответственность за выбор всецело самой личности, очевидно риторический. Разумеется, этико-прикладное знание не может и не должно подменить собою нравственные искания личности или сообщества, их собственные попытки различить добро и зло во всем многообразии их проявления в конкретных видах деятельности, чтобы принимать достойные решения и жить в ладу с совестью. В то же время, если такое знание не хочет «умыть руки» в ситуации «вызова» со стороны реальной нравственной жизни, то кроме соответствующего стремления ему необходима еще и определенная готовность, которая предполагает развитие технологий его практичности.

В нашем опыте разработаны и внедрены в практику технологии: этического проектирования (например, корпоративной институции профессионально-этической экспертизы или этического комитета профессиональной ситуации), этического конструирования (например, конвенции профессионального сообщества журналистов), этической экспертизы (например, проекта либерализации цен или проекта этнонациональной политики в регионе), этического консультирования (например, рефлексии ценностных ориентиров технологий гражданской активности - таких, как общественная экспертиза, переговорная площадка, гражданские экспедиции, гражданский контроль, общественные дебаты, общественные слушания и т.п.), этическо-

го моделирования (например, этическая деловая игра «Партия в ситуации выбора»), технологии учебного (этический практикум) и исследовательского (самопознание образовательной корпорации) «кейс-стади»51.

Что касается фронестического характера этих технологий, то особенность приложения проектно-ориентирован-ного этического знания заключается в том, что этик-теоре-тик не только покидает «башню из слоновой кости» и работает в сфере моральной практики, и даже не только в том, что он разрабатывает и применяет технологии практичности этического знания, но и в том, что акт приложения происходит в непосредственном сотрудничестве исследователей, работающих в сфере этико-прикладного знания, и представителей той или иной сферы деятельности, профессии (что, собственно говоря, является одной из таких технологий).

Тезис о сотрудничестве - отнюдь не педагогическая хитрость. Попытка инициировать творческое сотрудничество исследователей нормативно-ценностных систем и реальных субъектов нравственной жизни опирается на методологию, обеспечивающую их диалог и уже потому не допускающую ни своеобразного патернализма науки, ни иждивенчества практики морали - методологию гуманитарной экспертизы и консультирования.

Эта методология предполагает намеренное инициирование моральной рефлексии самого субъекта нормативно-ценностной подсистемы, например, профессионального сообщества и конкретных профессионалов. В отличие от «чисто» социологического или «чисто» мора-лизаторского подходов, которые менее всего нуждаются в партнерских отношениях с «предметом» исследования, ме-

51

См., напр.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В., Чурилов В.А. Этика политического успеха. Тюмень-Москва, 1997; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Гражданское общество: этика публичных арен. Тюмень: НИИ ПЭ, 2004; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Моральный выбор журналиста. Тюмень, 2002.

тоды экспертно-консультативного опроса экспертов и игрового моделирования помогают профессиональному сообществу узнать себя в системе «зеркал» (а если и не узнать, то не отбросить «зеркало» на манер того, как это сделала капризная сказочная красавица-царица) и потому принять активное участие в «технологически обеспеченном» моральном творчестве. Одна из фронестических технологий в этом подходе - моделирование ситуаций морального выбора, стимулирующее этическую рефлексию лиц и групп, принимающих решение (ЛПР и ГПР), ставит их в ситуацию морального выбора. Именно поэтому в инструментарии гуманитарной экспертизы важное место занимает игровая методология, конкретно - этико-прикладные деловые игры.

ОЧЕВИДНО, что представленная в нашей статье концепция прикладной этики требует испытания процессом исследования конкретных нормативно-ценностных систем, созданием конкретных проектов и разработкой фронестических технологий.

Определенный опыт такого рода испытания мы можем предъявить в виде цикла наших монографий, посвященных нормативно-ценностным системам политики, воспитания, бизнеса, образования, журналистики, гражданского общества, среднего класса, этике успеха, общепрофессиональной этике, целостной картине прикладной этики, в которых, по мере возможности, представлены все структуры разрабатываемой нами концепции этико-прикладного знания.

Тем не менее мы вполне рационально понимаем, что к развитию прикладной этики (в обеих ее ипостасях) необходимо отнести известную метафору о «никогда не завершающемся процессе».