CC BY
18Наталья Галкина (Москва)
«Приказание»: пример заимствования оберега в ситуации этноконфессионального соседства
Заимствование священных предметов, ритуальных практик, традиций - частое явление в ситуации этнокультурного и этноконфессионального соседства. При этом восприятие элементов культуры происходит не прямо, но через призму представлений одной традиции о другой. Как пишет О.В. Белова, «изучая традиционную культуру регионов, где имели место длительные этнокультурные контакты, исследователь непременно сталкивается с проблемой, касающейся интерпретации элементов одной традиции носителями соседствующей традиции. В такой ситуации налицо стремление представителей одной культуры "перевести" на "свой язык" "чужой" культурный код, дабы сделать его понятным и доступным»1. Предметы и явления одной культуры воспринимаются другой культурой, переосмысливаются и получают новые свойства в глазах носителей культуры-реципиента. С подобным заимствованием мы и столкнулись в Восточной Галиции при изучении этноконфесиональных контактов славянского и еврейского населения.
Наше исследование основано на материале, собранном в экспедиции в рамках совместного проекта центра «Сэфер» и портала «Еврейская история Буковины и Галиции» в августе 2009 г. на территории Ивано-Франковской обл. В бывших местечках Солотвин, Бого-родчаны и Надворна, в селе Манява, где веками жили бок о бок евреи, украинцы и поляки, на сегодняшний день население почти на сто процентов - украинское. В процессе полевой работы обнаружилось, что наши информанты-украинцы хорошо помнят евреев и множество интересных подробностей, связанных с их бытом и религиозной жизнью.
Данное исследование посвящено использованию украинцами заимствованного из еврейской культуры предмета - свитка, содержа-
«Приказание»: пример заимствования оберега
323
щегося в мезузе, который украинцы в этом регионе называют «приказанием». Мезуза - прикрепленный к внешнему косяку еврейского дома свиток пергамента из кожи кошерного животного, содержащий текст стихов двух из трех частей формулы Шма (Втор 6: 4-9 и 11: 13-21). Заметим, что именно записанный непонятным для славян языком текст может служить квинтэссенцией отличия «чужого», и, как мы покажем далее, использоваться славянами в своих целях. Особое восприятие письменного слова (как магического и, возможно, сакрального) в рамках устной народной культуры славян определяет отношение к самим записанным текстам, будь то книга или список молитвы.
Примеры использования мезузы славянами были и ранее известны этнографам. О.В. Белова приводит историографический срез данного явления: «Если обратиться к фольклорно-этнографическим свидетельствам XIX в., то станет очевидно, что мезуза всегда выполняла роль межконфессионального апотропейного средства. Например, на Смоленщине крестьяне трижды сливали воду через "бляшку от еврейского богомолья, что бывает на косяках дверей", и три зари подряд давали пить эту воду больному лихорадкой (Доброволь-ский2). По свидетельству из Малопольши, страдающий от лихорадки больной должен был тайком войти в еврейский дом, "оторвать от двери бумажку, на которой напечатана еврейская молитва", разорвать ее на клочки, смешать с водкой и выпить (Siarkowski3). В По-кутье больного лихорадкой подкуривали "zydowskiem przykazani-ет", видимо, сжигая лист с текстом еврейской молитвы (Ко1Ьег§4)5.
Представляется, что при использовании мезузы славянами, с одной стороны, происходит сбой в понимании чужой, еврейской традиции, в результате чего славяне используют мезузу «не по назначению». С другой стороны, не понимая связанной с мезузой традиции, славяне в своей интерпретации актуализирует лишь одну из сторон сакрального предмета (воспринимают мезузу как оберег). Судя по всему, и евреи и славяне в сфере народной культуры склонны конкретизировать священные предметы, сводя их на уровень амулетов и оберегов.
В соответствии с религиозной традицией иудаизма, мезуза существует во исполнение заповеди о нанесении слова Господа «на косяки [мезузот] твоего дома и твоих ворот» (Втор 6: 9; 11: 20), как знак утверждения монотеизма. Однако в фольклорной еврейской тради-
324
Н. Галкина
ции мезуза приобретает функции оберега, охраняющего дом и его жителей. Как отмечает Дж. Трахтенберг в работе «Еврейская магия и суеверия»6, мезуза и тфилин (две коробочки из кожи, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Пятикнижия, которые при помощи кожаных же ремешков прикрепляются на руку и на лоб во время молитвы) в некоторых случаях использовались евреями в магических целях. «В средние века, также как и в Талмудический период, их клали в колыбель, чтобы уберечь сон ребенка от злых духов»7, во время Первой мировой войны солдаты-евреи «носили ме-зузы в карманах, дабы они уберегли от вражеских пуль»8 и т.п.
На футляры мезуз принято наносить слово Шаддай ('ТО - «Всемогущий») или сокращенно - букву №. Первоначально наносимое в своем прямом смысле, позднее слово Шаддай стало толковаться как акроним слов «Шомер далтот Исраэль» - «Охраняющий двери Израиля», что, возможно, отражает уже сложившееся представление о мезузе как обереге. Подтверждение этому мы можем видеть в живой традиции евреев Буковины (в Галиции, как мы упоминали выше, евреев после Катастрофы европейского еврейства почти не осталось). Так, Рива Фридриховна Гиммельбрандт (РФГ) рассказывает о том, что мезуза имеет охранительную функцию: «[Мезузу] целуют, когда идешь туда и обратно. Там написано в середине: "Как я пошла, чтоб я обратно и вернулась. Аминь"»9, и в связи с этим ее даже стоит всегда носить с собой:
Соб.: А вот мезизе, Вы сказали, она всегда только весит, или можно ее с собой брать?
РФГ: А вы имеете? Я несу с собой.
Соб.: А в каких случаях вообще ее берут с собой?
РФГ: В любую случай, идешь по дороге сама ты, думаешь, шоб тебе нихто не обидел, шоб ты себе шла спокойно с хорошей настроение, там так и написано в этой мезизе, я вам покажу, я ношу с собой. <...> Надо ее брать с собой, как ребенок. Поближе в карман или же возле себя ее держать. Шо там написано, это дай Бог, шоб всем было так .
То, что мезуза функционирует как оберег, например, приносит счастье, подтверждает и информантка из Шаргорода, Анна Иосифовна Иванковицер:
Ну, там свиток такой на пергаменте, написано так <. > священное такое всё, да. К счастью, это к счастью, да. Должно быть на каждой двери, при входе и на каждой двери, всё. Зайти - надо поцеловать11.
«Приказание»: пример заимствования оберега
325
«Приказание» из с. Солотвин Богородчанского р-на Ивано-Франковской обл. 2009
В подобной функции мезузу используют украинцы, закладывая ее как оберег на угол фундамента при постройке дома. Анна Васильевна Яцких (АВЯ) и ее отец Василь Михайлович Богославец (ВМБ) из с. Солотвин Богородчанского р-на Ивано-Франковской обл. рассказывают, что «приказание» и деньги, использованные таким образом, служат «оберегом вид всего»:
Соб.: А когда строили дом, их как использовали?
АВЯ: А як дом строили - то клалы... Як клалы приказания, як бу-дувалы хату? Що робылы?
ВМБ : Кусочок приказання клали.
АВЯ: Клали саме приказання чи ще шось клали?
ВМБ: И гроши.
АВЯ: И гроши клали.
Соб.: А куда клали?
АВЯ: На край. От так, як е край фундамента, на самий уголок фундамента.
Соб.: В четыре угла или в один?
326
Н. Галкина
АВЯ: В одын. Вид полудня. Клали на от цей вугол. Клали там, ро-былы таку ямочку - в цементи, в фундаменти, чи там з каменя, чи шо, така мала буты ямочка, и туды в ямочку клалы гроши це приказання -и воно було як обериг12.
Заметим, что «приказание» в такой функции дополняет ряд предметов, традиционно используемых славянами как обереги при закладке дома: «При положении основ будущего строения совершали ряд охранительных обрядов или зарывали в фундамент предметы-апотропеи: освященные травы, зерно, хлеб, воду, масло, монеты, ладан, кусочки пасхальной свечи или пасхи и веточки хвои - от "молнии", чеснок, семена горчицы, ртуть, стекло, "ибо оно не гниет и не разлагается, и его боятся нечистые духи"»13.
Также в функции оберега «приказание» выступает тогда, когда украинцы хранят его у себя дома, зачастую не зная даже, что именно представлял собой свиток и понимая только его принадлежность к еврейской традиции. Евгения Михайловна Годованец (1928 г. р.) из с. Солотвин показала собирателям свиток, который, по ее мнению, и есть «приказание», но попросила вернуть его, обусловив свою просьбу тем, что он приносит ей счастье и охраняет дом. Отметим, что это был первый слуай, когда современным исследователям удалось увидеть артефакт, который информанты называли бы «приказанием». Текст «приказания» Евгении Михайловны начинается со слов «Уе haja Ы jeviaha...» и содержит четыре отрывка из ТаНаХа: Исх 13: 1-10, Исх 13: 11-16, Втор 6: 4-9, Втор 11: 13-21, что соответствует галахической традиции состава текстов тфилина. Позднее выяснилось, что в словоупотреблении украинцев «приказание» - не обязательно свиток, содержащийся в мезузе. Определенно можно сказать только то, что это некоторый «материальный носитель», содержащий еврейский текст.
Так, Галина Михайловна Клебан из села Богородчаны рассказывает о «приказании» в контексте описания специфики одежд, которые евреи надевают при молитве:
Ус !шли убраш у жиню у чорних сукенках, чорна хустина на головi або шарфж так гарно закинени, чорни поньчохи i чорна сумочка, у су-мочци вона несла кшжку. I як вони се молили... I чоловт так: чорни костюм, чорни капелюх i все мали приказаня, десять заповедей Божих, то так намотували якось так собi на то то, перши раз на голову клав, обмотував голову так доокола, а о други раз ту клав було така <...>
«Приказание»: пример заимствования оберега
327
коробочка, то вони називали «приказаня», що там десять заповедей Божих э, накладав собi на правi лжоть, якось так обмотував i як брав кшжку у рукi, то так якось се гойдав. Бо ми, дни, як !шли зе школи i ми зазирали у цю божницю i вони не звертали увап, щось хтось одпору! двери, i молили без перерви .
В данном случае кроме указания на то, что «приказание» - это свиток, содержащийся в тфилине, появляется отождествление текста «приказания» с Десятью заповедями; примеры подобной интерпретации мы будем наблюдать и далее. Стефания Степановна Волынская из с. Солотвин рассказывает:
Вони мали таю, що над водою шли молиця. Вони мали таю приказаня. у !х було щось скручена, у !х були таю коробочю на чолi таю [имеется в виду тфилин], як десять заповедей Божих у !х було, называлось приказаня, i вони мали то на чолi i !шли над водою молитися .
Однако «приказание» не обязательно ассоциируется с определенным текстом. Так, было записано интервью с семейной парой, в процессе которого жена (Инф. 1) утверждала, что свиток из мезузы содержит текст Десяти заповедей (уже встречавшийся нам мотив), а муж (Инф. 2) считал, что «приказанием» просто называют еврейский текст, в данном случае, судя по всему, молитвенник:
Соб.: А вы помните, может у них что-то было вот здесь вот, в доме [собиратель показывает на косяк], вот здесь ничего не висело?
Инф. 1: Ааа! Було, було! Як заходил еврей до хаты, то он делал так -раз. Два, три [информант крестится, при этом не докрещиваясь]. Мы делаем «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь» [четвертая точка креста, которую еврей не ставит], и брал [прикасается к косяку], руку целовал - то было десять заповедей божьих.
Соб.: А это как-то специально называлось?
Инф. 2: «Десять заповедей божьих», як по-еврейски назывался -я забыл.
Соб.: А «приказание», вы знаете такое слово?
Инф. 2: Прошу?
Соб.: «Приказанья»?
Инф. 2: Да было, было, приказанья, як Евангелие, было такое.
Соб.: А приказания они где держали?
Инф. 2: Як лежало? В шкафу, он шел, мыл руки, брал приказания, и шел, читал: «У-у-у, маху, маху, маху». Я не помятую что он, я был, жидивску мову добра знал, не помятаю .
328
Н. Галкина
Не зная, что именно написано в свитке мезузы или тфилина, информанты предполагают некоторую молитвенную составляющую текста, сравнивая со знакомыми примерами из собственной традиции. Так, в с. Солотвин Михаил Юркович Богославец (МЮБ) и Орес Илькович Варварюк (ОИВ) сравнивают текст «приказания» с молитвой «Отче наш» и Символом веры:
Соб.: Вот нам тут сказали что была какая-то приказання, которую в дом клали в фундамент? или на стену вешали евреи, не знаете?
ОИВ: Як?
Соб.: Какую-то молитву на бумажке.
МЮБ: Ну то булы в них, то вони були вируючи, слухай.
ОИВ : У них був закон такий, шо вот на дверях рама, вот двери, рама е. Вот на тий раме було так такэ як губна гормошка бачив, губну гармошку таку во? Вот такэ було там прибито. Бляха. И там була дирка така и було прибито и там у середине був папир написанный - «приказання».
МЮБ: Ага, приказаня.
ОИВ : Как «Отче наш», чи «Вирую», чи шо то там у середине сделано. То есть було приказання таке - то вик як и шов вже думал не вер-не, не вернется вин, то то циював, як шо на двери то прибито до стинки до двери, на раму, на раму о це, то е дверь о то рама.
Соб.: А входили - надо было как-то дотроонуться, поцеловать может?
ОИВ : А ну то, то соби жиды то, то.
Соб.: А как они делали? Так дотрагивались [показывает двумя пальцами]?
ОИВ: Так17.
Интересный пример нестандартной интерпретации мезузы и содержащегося в ней «приказания» представляет собой рассказ Стефании Степановны Волынской (ССВ) из с. Солотвин (заметим, кстати, в другом, приведенном выше, интервью Стефания Степановна утверждает, что «приказание» содержится в тфилине, а не в мезузе):
Соб.: А вот ще таке пытання: нам ктось казав ще такэ слово - «при-казання» жиды малы. Не знаете - шо то?
ССВ : Приказання? А це таке, приказання у них [на] дверях, ну я не знаю шо, як то шо то там було, то чи их закон, чи. чи це як Ииуса Христа распьялы и там кусочек того ци...ну приказання, то их - я ак зразу-мила - так як у нас по религийному десять заповидив, так у ных, то во-ны як заходилы до хаты, то так. ти дверы, то воны як заходыли, то во-ны перший разом помацалы то приказання тоди заходылы до хаты..
«Приказание»: пример заимствования оберега
329
Соб.: А вот вы почалы говорить «а Христа распьялы то.»?
ССВ : Иисуса Христа распьялы на хрести. И то це не видомо, е знаю, як то це в истории выходе, но хто дослидуется, то може знаты, але нихто це не може дослидыты. Нихто це неможе дослидыты.
Соб.: То це повьязано ось ци приказання якось с Иисусом Христом, да чи ни?
ССВ: То шось повинно буты и це. И це на каждой, у каждой хаты жидивской це приказання було на дверях. И там такий як, закрыте, за-крыте було все, ци приказання и так приходыли, то они мацали то при-казання, тоди и шли соби до хаты18.
Данный нарратив коррелирует с рассказом, записанным О.В. Беловой в Полесье, в Гомельской обл. в 1983 г. В нем информант также связывает вину евреев в распятии Христа с обычаем вешать мезу-зу: «[Когда евреи схватили Христа, то привели его на суд еврейскому "бискупу"]. А як замучили и пахаранили, захатели зделать бога с чего-то. Вылили золото, и вылилася як палено. [И с тех пор в домах] у йих были таки трубачки прибиты на памъать»19.
Однако кроме использования «приказания» как оберега (подобно тому, как используется мезуза в еврейской народной традиции), встречается использование, для еврейской традиции немыслимое. Если в еврейской традиции испорченные тексты и негодные к употреблению предметы ритуала захораниваются в генизе, так как их уничтожение запрещено галахой, в традиции славян мы видим именно уничтожение священного текста.
История религии знает различные примеры уничтожения священного текста. Типологически их можно разделить на «уничтожение ради уничтожения» и «уничтожение как способ взаимодействия». В первом случае речь идет о том, что текст уничтожается ради отмены его содержания (примером тому может служить случай, описанный в книге пророка Иеремии: царь Иоаким сжигает свиток с пророчеством для того, чтобы оно не исполнилось (Иеремия 36: 20-26)). Во втором случае текст уничтожается потому, что его уничтожение является способом взаимодействия: будь то съедание текста (так, пророк Иезекииль съедает свиток и через поглощение свиток становится частью пророка (Иезекииль 2: 9-3: 2)), выпивание жидкости, в которую смыт текст (как в обряде верификации верности жены мужу в книге Чисел (Чисел 5: 23)), и, наконец, воскурение свитка. Примером такого воскурения и служит практика использования «приказа-
330
Н. Галкина
ния» славянами. Судя по всему, свиток используется таким образом по очень простой причине: поскольку славяне не могут прочесть или как-то осмыслить текст «приказания», единственный способом его употребления становится «вбирание в себя» через сжигание.
«Приказание» используется славянами в качестве средства лечения заболеваний - лихорадки, умственной отсталости. Так, Анна Про-кофьевна Крыкун (АПК) из с. Манява Надворненского р-на рассказала о том, как ее знакомый пытался вылечить таким образом своего сына. Этот рассказ - наиболее подробный нарратив, который нам удалось обнаружить:
Соб.: А щзо воны в субботу робыли?
АПК: Молылыси! Воны там уже соби якусь такую страву [заранее готовили], субботу у них моление. А може и йиздили - в Солотвине бу-ло багато жидив. Ну а у нас я тильки памятаю... цих [кто жил по соседству] я добре знаю, там от сей Йойла, де тот Сашко [сейчас живет], там Йойла був. То навить казали, що... то мени росказував одын чоловик -шо у нэго сын шось... вин уже помэр - Кондийчук Петро. И у нэго був такий дурный хлопэц, помишив розумом. И ему сказали, шо пийты до жида и на одвирку [на косяке двери] - бо воны мали приказание таке. Такий папир, шо кажуть, шо от як корова уродыть тэля, таке тэля воны убивалы, ризалы, и на тий шкири писалы молытву, ту шкиру проолиють, на тий шкири молытву писалы. И ту молытву воны прибивалы - вот так е хата, одвирок, як раз на тым, де сходятся си угла, то то прибито було в блешци [в металлическом футляре]. [Показывает, что прибивали наклонно.] Блешкой обковано и прибито на вугли. У кождого жида. И сказала жинка якась тому чоловикови, каже - знаете шо, Петре, вашему хлопыцеви ничо не поможеть. Тильки якщо зможете - е у вас жид там десь? - Е. - Вы постарайтеся, каже, зирваты, але так, абы она у вас не виднела, абы никто не видел! Абы то украли то приказанне. То приказание, каже, тым пидкуривайте дытыну. То вам поможе. Що вин робить? Иде до сей Йойлихи, то вин мэни сам росказував! [Когда они вместе коротали время на дежурстве на работе.] И, каже, що мэни радыли. Радыли мэни, каже, ийты до Йойлихы. Я пишов, каже, рано до Йойлихы, Йой-лыха там шось на кухни ходыть - Петрэ, каже мэни. Вона, кажэ, пишла в другу кимнату, а я с крисла встаю и зразу, каже, до дверей, то ту блешку, каже, рву! То та як додывилася, що - Петрэ, що ты робишь?! Петрэ, що ты робишь?! Я, каже, як вчепився, каже, нигтими, пазорими, я урвав тото приказание! И давай тикаты! Йойлыха мени, каже, ловила дале до дому. Я сказав: убейте меня, я вам се не виддам! Це я знаю за жидив.
«Приказание»: пример заимствования оберега
331
Соб .:И як, допомогло?
АПК: Не. Не помогло. Но вин ходыв хлопец, такий невеликий, полный. Був тихо помишаный. И так вин помэр, може рокив дэсять .
Итак, по словам Анны Прокофьевны, «приказание» - это молитва, написанная на пергаменте, сделанном из шкуры молодого теленка. Этот пергамент евреи сворачивали и в металлическом футляре прибивали на косяк двери наклонно, и так было в доме у каждого еврея. В народе говорили, что единственное средство, которое может помочь от умственной отсталости или сумасшествия - это «подкурить» «приказание» перед больным, предварительно приказание украв.
Представление о «приказании» как о лекарственном средстве также отражено в интервью с Василем Михайловичем Богославцем (ВМБ) и Анной Васильевной Яцких (АВЯ):
ВМБ: Моя мама знала <...> религию, хто що, а приказання - вже евреи прибили вже ему ту.
АВЯ: На стену?
АВЯ: Коло двери причепили там. Вже был. Ходил вин тей.
Соб.: Что около двери повесили?
АВЯ: Приказання. То е йихня така молытва. Йихни молыты на шки-ре. И они булы до дверей. Вот так: двирка, воны прыбывалы. Воны пры-бывалы, и то был йихний такий ритуал, що.
ВМБ: Ну, прыбывалы.
АВЯ: Ну, до дверей. Там клали, и воны молылыся до цього. Там булы молытвы напысани, и они молылыся.
ВМБ: Видели двирь - верталыся та й [показывает: дотрагивались двумя пальцами и потом целовали пальцы] вот так. Приказання свои малы.
Соб.: А приказания - это что такое?
АВЯ: На шкире, така на шкире напысана молытва!
ВМБ: Молытва, молытва то.
АВЯ: Але по еврейський мови. Так, по еврейський мови, таки буквы еврейськи, напысана молытвы. Таки дрибненьки буквочки, така. кусо-чик шкиры - и там напысани молытвы <.>
Соб.: А чорну хворобу как лечили?
АВЯ: А приказаннем пидкурювалы. Пидкуривалы приказаннем. Вид чорной хворобы.
ВМБ: Пидкуривалы.
АВЯ: Так.
332
Н. Галкина
ВМБ: Мамо моя знала, що ликувала, як.
АВЯ: Мамо його була взагали така, як народный целитель. Вона ликувала людей, розумиете? Такого вид смерти вратувала чоловика, що вже ликари далы умираты, а вона його выликувала такими компрессами ризными таки знала, розумиете, и травы, молытвами, и вона просто була як народный целитель сама до кинця, татова мама.
Соб.: А кого она приказаниями лечила?
АВЯ: Ну, як малы чорну хворобу хтось, як страхи мае сильны, як такий сглаз. переважно бильше вид чорной хворобы.
Соб.: А что она делала?
АВЯ: Ну, вот так, брала кусочок малесенький и пидпалювала - и той дымок та людына, мала хворю, вдыхаты, розумиете? Вдыхаты коль так этого дыму - и ото з молытвами, ота шкира якусь мала дию, що ликува-ла.
Соб.: А отстригала кусочек с буквами или с краю?
АВЯ: З буквамы. Там было переважно всьо з буквамы. З буквами. Малы буты буквы, бо буквы малы значення, розумиете? Воны малы силу. Сила молытвы - вона мала значення .
Показательно, что Анна Васильевна отмечает важность подкури-вания «приказания» именно с буквами, потому что они имеют значение, придают силу всему действию. Мы видим очень интересную деталь: для информантов-украинцев важно, что «приказание», которым лечат больных, - предмет чужой, еврейской культуры. В ситуации, когда ничто «свое» не помогает, будь то лекарства или молитвы собственной традиции, последним средством становится обращение к традиции чужой, а значит - опасной и от этого - действенной. «Приказание» в этом смысле не единственный случай такого рода явлений. О.В. Белова пишет об обращении в экстремальных ситуациях к служителям иной конфессии или к «чужим знающим», а также участии в «чужих» религиозных ритуалах: «Обращение за помощью к раввину <.> бытует и сегодня, и мы могли наблюдать такую практику в черновицкой синагоге. Как рассказывали нам женщины из очереди, проблема излагается устно, раввин все записывает "по-ихнему", затем читает записки во время богослужения; обращаться с просьбами лучше в пятницу, тогда твое прошение будет прочитано на субботней службе; не рекомендуется обращаться с прошением чаще чем раз в две недели. Входя в синагогу, просители целуют ме-зузу ("цэ йих хрэст"). Внешне они соблюдают "чужой" ритуал, вкла-
«Приказание»: пример заимствования оберега
333
дывая в него при этом "свой" смысл (целование мезузы для них равнозначно крестному знамению, совершаемому при входе в цер-
Ч 22
ковь)» .
Этой проблеме посвящены статья М. Каспиной и С. Амосовой «Парадокс межэтнических контактов: практика обращения неевреев в синагогу»23, а также статья Н. Киреевой «Обращение к "чужому"
24
праведнику в магических целях» , где на материале полевых исследований подробно анализируются причины обращения славян к раввину и технология такого обращения.
Таким образом, становится понятно, почему особое значение имеет сжигание свитка с текстом, с буквами: как мы уже говорили выше, для преимущественно устной народной традиции текст, тем более - написанный на непонятном языке, является квинтэссенцией «чужого». Текст «приказания» - явно религиозный («чужая» религия), написан на иврите («чужой» язык), мало того, он принадлежит «чужим» (евреям), и, как видно по материалам, для особой действенности его нужно украсть (а не попросить в подарок, к примеру -ведь тогда он станет в каком-то смысле «своим»).
Итак, в нестандартном использовании славянами «приказания» проявляется общее для этноконфессиональных контактов явление: помимо общего для обеих традиций использования «приказания» как оберега, происходит реинтерпретация значения предмета, принадлежащего «чужой» культуре. Используя «приказание» как лечебное средство в экстремальной ситуации, славяне не нуждаются в исконном понимании смысла текста или же смысла его использования евреями. Именно непонятность и чуждость предмета придает ему действенность и силу.
Данное исследование позволило подтвердить многие положения, известные ранее по отрывочным свидетельствам. Мы видим, что сейчас, в XXI в., славяне используют «приказание» так же, как в XIX и XX столетиях. Более того, многие интерпретации значения мезузы сохраняются на протяжении десятилетий, как сохраняется, например, сюжет о связи традиции вешать мезузу на косяки дверей с виной евреев в распятии Христа. Также сохраняется и представление о том, что славянам нельзя прикасаться к «приказанию» (заметим, что это представление также является усиливающим фактором действенности приказания). Так, Евгения Петровна Свидрук из г. На-дворна рассказывает:
334
Н. Галкина
То було у них недоторканно [нельзя было прикасаться], никто нико-ли не хтив йих [трогать], то було святотатство, шо ты йих святыню зни-щуешь. То ти крещена [христиане], а они [евреи] нехрещени, они свою виру мают, и невольно нам до йхнего [дотрагиваться]. Бо то вони бы мали велику образу [обиду], великий гнив, шо ты йим руками си торкнула йих «приказанне» .
Подобное представление бытовало у славян и в XIX в: «Жители Западной Белоруссии считали опасным дотрагиваться до еврейских "десяти заповедей" - кожа на руках потрескается (Federowski)26; ме-зуза, несмотря на свою сакральность, таила в себе опасность, присущую всем атрибутам "чужих"»27.
По видимому, знание о том, как использовать «приказание», сохраняется, несмотря на то, что на территории, где проходили наши исследования, уже более шестидесяти лет нет еврейского населения, а значит нет домов, в которых можно было бы украсть мезузу. Анна Васильевна Яцких рассказывает, что умение лечить «приказанием» передавалось в ее семье из поколения в поколение:
А потим в нас иде з поколиння в поколиння так. Вот маме моей, дружине татовой, баба передала, розумиете, свойи ци знання, мама теперь померла моя - мни знання передала, що в нас всегда так, з роду в рид, таки знання, о це во, таки народны методы, що мы допомогаемо людям так само28.
И это подтверждает тезис О. В. Беловой о том что «фольклорные представления об обрядах и ритуалах соседей в регионах тесных этнокультурных контактов демонстрируют поразительную устойчивость: представления эти живут вне зависимости от того, присутствует или отсутствует иноэтничный элемент в реальной действительности. Фольклорная память об этнических соседях продолжает сохраняться даже тогда, когда само соседство уже стало фактом истории»29.
Примечания
1 Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М., 2005. С. 39.
2 Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914. С. 30.
3 Siarkowski W. Materyaly do etnografii ludu polskiego z okolic Kielc // Zbiör wiadomosci do antropologii krajowej. Kraköw, 1879. T. 3. S. 48.
4 Kolberg O. Dziela wszystkie. T. 29. Pokucie. Cz. 3. Wroclaw; Poznan, 1963. S. 171.
«Приказание»: пример заимствования оберега
335
5 Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 139.
6 Trachtenberg J. Jewish Magic and Superstition: A Study in Folk Religion. New York: Behrman's Jewish Book House, 1939. P. 145-152.
7 Ibid. P. 145.
8 Ibid. P. 147.
9 Архив центра библеистики и иудаики РГГУ. Зап. М.М. Каспина, Н.М. Ки-реева в г. Черновцы в 2005 г. от Ривы Фридриховны Гиммельбрандт, 1932 г.р.
10 Там же. Зап. М.М. Каспина, Н.М. Киреева, С.В. Копелян в г. Черновцы в 2006 г. от Ривы Фридриховны Гиммельбрандт, 1932 г.р.
11 Там же. Зап. М.М. Каспина, Н.М. Киреева, С.В. Копелян в г. Черновцы в 2006 г. от Анны Иосифовны Иванковицер, 1930 г.р.
12 Archives of the project «Jewish History in Galicia and Bukovina», The Leonid Nevzlin Research Center for Russian and East European Jewry, Hebrew University of Jerusalem. Зап. М.М. Каспина, А.Л. Полян, Я. Жестянникова в с. Солотвин от Василя Михайловича Богославца, 1915 г.р., и его дочери Анны Васильевны Яцких, 1952 г.р.
13 Узенёва Е.С. Закладка дома // Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. М., 1999. Т. 2. С. 257.
14 Archives of the project «Jewish History in Galicia and Bukovina», The Leonid Nevzlin Research Center for Russian and East European Jewry, Hebrew University of Jerusalem. Зап. О. Гущева, К. Широких в п. Богородчаны от Галины Михайловны Клебан, 1928 г.р.
15 Там же. Зап. О. Гущева, К. Широких в с. Солотвин Богородчанского р-на от Стефании Степановны Волынской, 1923 г.р.
16 Там же. Зап. Е. Лазарева, Я. Жестянникова в п. Богородчаны от женщины, пожелавшей остаться анонимной.
17 Там же. Зап. Н. Галкина, Э. Йоффе в с. Солотвин от Михаила Юрковича Богославца, 1930 г.р., и Ореса Ильковича Варварюка, 1932 г.р.
18 Там же. Зап. О. Гущева, К. Широких в с. Солотвин от Стефании Степановны Волынской, 1923 г.р.
19 Зап. в с. Комаровичи Петриковского р-на Гомельской обл., см: Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 138.
20 Archives of the project «Jewish History in Galicia and Bukovina», The Leonid Nevzlin Research Center for Russian and East European Jewry, Hebrew University of Jerusalem. Зап. О.В. Белова, Т.В. Величко, Н. Галкина в с. Манява от Анны Про-кофьевны Крыкун, 1927 г.р.
21 Там же. Зап. М.М. Каспина, А.Л. Полян, Я. Жестянникова в с. Солотвин от Василя Михайловича Богославца, 1915 г.р., и его дочери Анны Васильевны Яцких, 1952 г.р.
22 Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 131.
23 Амосова С., Каспина М. Парадокс межэтнических контактов: практика обращения неевреев в синагогу. Антропологический форум. 2009. № 11 Online //
336
Н. Галкина
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/011online/11 online 04 kaspina-amosova.pdf
24 Киреева Н. Обращение к «чужому» праведнику в магических целях // Народная медицина и магия в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2007. С. 137-145.
25 Archives of the project «Jewish History in Galicia and Bukovina», The Leonid Nevzlin Research Center for Russian and East European Jewry, Hebrew University of Jerusalem. Зап. О.В. Белова, Т.В. Величко в г. Надворна от Евгении Петровны Свидрук, 1925 г.р.
26 FederowskiM. Lud Bialoruski na Rusi Litewskiej. Krakow, 1897. T. 1. S. 292.
27 Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 139.
28 Archives of the project «Jewish History in Galicia and Bukovina», The Leonid Nevzlin Research Center for Russian and East European Jewry, Hebrew University of Jerusalem. Зап. М.М. Каспина, А.Л. Полян, Я. Жестянникова в с. Солотвин от Василя Михайловича Богославца, 1915 г.р., и Анны Васильевны Яцких, 1952 г.р.
29 Белова О.В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 133.
