CC BY
24Ольга Белова (Москва)
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
В основу данной публикации положен материал, записанный в 2005-2009 гг. во время полевых исследований в различных регионах России и Украины. На этот раз мы рассматривали «устную историю» и семейные рассказы как источник представлений о традиции и стимул для осознания отношения к традиции у разных поколений. Таким образом, данная статья продолжает серию работ, посвященных различным аспектам традиционной культуры евреев и межкультурного диалога (Белова 2009а, Белова 2009б, Белова 2010).
Все наши собеседники - люди старшего возраста (60-85 лет), соприкоснувшиеся в детстве и юности с традиционной еврейской культурой. Одни, как жители Западной Украины (Черновицкая, Ивано-Франковская обл.), еще застали городскую и местечковую традицию в ее «живом выражении» и были ее очевидцами. Другие, как уроженцы Брянской и Смоленской областей России, знают о «еврейском» больше со слов бабушек и дедушек, и для них традиция изначально представлялась как некое наследие, продолжающееся во многом благодаря памяти старших поколений. Показательный момент, отраженный во многих интервью, - рассказывая о традиции, информанты часто апеллируют к опыту и знаниям своих бабушек-дедушек, которые в их понимании и были основными «хранителями древностей».
Мы намерено соединили в этой публикации фрагменты интервью с уроженцами столь различных в культурном отношении регионов, как Буковина, Галиция и Центральная Россия. Несмотря на различие исторических обстоятельств, влиявших здесь на судьбу еврейства, несмотря на разность в степени сохранности традиционной обрядности и языка, свидетельства наших рассказчиков о религиозной и светской идентичности, о понимании традиции и их представления о механизмах ее передачи от поколения к поколению во многом совпадают.
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
223
Приобщение к традиции
Многие рассказчики, говоря о прошлом своих «традиционных» семей, подчеркивают, что своим приобщением к еврейской традиции (в т.ч. к языку - древнееврейскому и идишу - и начаткам религии) они обязаны старшим членам своей семьи.
Отец там [в Румынии] служил, он кавалеристом был... Проехал мимо - а мама, ей было 18 лет, набирала у колодца воду, и он подъехал с конем, говорит: «Можно коня напоить?» Ну, девушка красивая. он сватов заслал и через год всё! Забрал ее туда, в Галац, а в 32-м году привезли меня бабушке в подарок. Сам тоже увел ее! И так все эти дети -воспитывала нас бабушка. Они жили в Румынии, мама с папой, родился второй брат - раз! бабушке подарок! Бабушка имела большое хозяйство. И мы все воспитывались у бабушки. Дома разговаривали по-еврейски. Я еврейский язык знаю прекрасно. Понимаю прекрасно, но говорить тяжеловато. Зато песни знаю много еврейских. Это вполне естественно.
(Михаил Григорьевич Кличинский, 1932 г.р., с. Фараоновка, Бессарабия; зап. М.М. Каспина, О.В. Белова, Н.М. Киреева, А.Л. Полян, С.В. Копелян, Д.С. Малюта, г. Сторожинец Черновицкой обл., 2006)
А мой дедушка был габой. Он окончил в Хотине духовную семинарию, была такая еврейская <...> Он [дедушка] обучал, это... читать, азбуку, потом читать в сидуре - вот это его было. Работа его такая <...> Я был самый как бы самый маленький, самый младший, мне было пьять лет. Дедушка старался со мной побольше заниматься. Помню, как он брал длинное полотенце, намочит (было жарко) и брал спичку - немножко заточит - и он сидит, он был уже старый, семьдесят с чем-то лет, с белой бородой, и так вот: водит-водит-водит и показывает, потом раз - прикроет глаза, засыпал понемножку. Он засыпал, а я молчал, ничего не говорил. Так он брал это полотенце и замахивался -почему [молчишь]? А я говорю: «Ты ж убрал руку, я не вижу где читать».
Ну, я помню, несколько слов мы выучим, он говорит, старшие ребята писали, а я там еще не писал, так надо было это повторять. А чтоб убедится, что мы что-нибудь понимаем, так он брал какие-то предметы, вот я помню первые азы: ручку положил, тетрадь, там книжку, там листочек и что-нибудь такое. И вот прошла неделя, какое-то время мы что-то изучали, какое-то слово он говорил, вот: «Дай мне карандаш», - сначала я должен был идти взять карандаш и принести и сказать ему «б'вакаша»,
224
О. Белова
то, что я помню с тех пор. Вот, спасибо. А если нет, так он спрашивал, а кто знает? Надо было пойти принести и сказать на иврит. Что это а парен [карандаш], хефец [вещь], что-то такое. Конечно, чуть-чуть изменение было, потому что нашей нации присуще, что обязательно надо что-нибудь свое вставить. Обязательно что-то такое изменяет!
(Борис Соломонович Брайман, 1934 г.р., с. Корпач, Единецкий р-н, Молдавия; зап. О.В. Белова, С.И. Барышева, г. Черновцы, 2009)
Мой дедушка был очень религиозным. Недалеко от нас была синагога, он брал меня с собой в синагогу, когда я была маленькая. Я помню, был праздник Симхас Тойре, он брал Тору, брал полотно вот это вот, брал меня с собой в синагогу. И нас там угощали лекех, это еврейское ... бисквит. И ходили с Торой вокруг стола, а нас детей угощали... Я в такой патриархальной семье воспитывалась, еврейской, что я все это запомнила и напиталась всего этого.
<.. > Капуре. Крутили над головой детей дома живого петуха. Рыжий петух. При этом говорили молитву, петух орал. Делали для здоровья. Делали именно петуха. На Хонеке с двоюродной сестрой стояли в кухне, дед читал молитву минут 10, мы стояли ждали, потом он брал петуха, крутил над нашими головами (показывает, как крутил) и что-то приговаривал. А после этого давал нам деньги. Это не просто «капоре», а как-то «делал капоре», «махен капуре» по-еврейски, наверно, так. А вот мы сейчас Фиму спросим. [Подходит Хайм Давидович Котляр, 1932 г.р., Бельцы, в Черновцах с 1947 г.; Муся спрашивает Хайма, не помнит ли он, как «оф Хонеке» крутили петуха. Хайм поправляет: «Нишьт оф Хонеке, оф Рошашуне».]
(Муся Абрамовна Клузман, 1941 г.р., г. Тульчин Винницкой обл.; зап. О.В. Белова, Е. Солопова, г. Черновцы, 2007)
Ольга Львовна Хайкина (1921 г.р., Бобруйск) вспоминает, как она очень гордилась тем, что именно ей было доверено носить за дедом («надевал длинное черное пальто - "капоту", шляпу») в синагогу молитвенные принадлежности:
Я дедушке помогала принести сидур. Вот этот дед - понимаете, что получается: мама самая старшая [из детей], а я самая старшая у мамы. Я все время - мама работала, папа работал - и я все время бегала туда, напротив, практически [жила] у бабушки, меня там кормили, меня там принимали, и всё-всё. И я еще помню, как они субботы все справляли, это я все помню, потому что на моих глазах. И вот когда дедушка ходил в субботу, я помню, куда он ходил. Это было от нас недалеко. Синагога.
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
225
Такое не очень красивое здание, такое средненькое, двухэтажное. И он брал с собой талэс, и книжка у него была. И я за ним шкандыбала, и несла ему эти принадлежности. Я не помню, чтобы он когда-нибудь ласкал меня, как-то может это и было, но не так оно было видно, потому что я это не помню. Я приносила всё и должна была бегать домой.
(Зап. О.В. Белова, г. Екатеринбург, 2009)
Отход от традиции
Наряду с приобщением к традициям, происходил и обратный «внутрисемейный» процесс отхода от соблюдений традиционных предписаний - и здесь «отступниками» и «нарушителями» (вольными или невольными - это вопрос отдельный) чаще всего были представители среднего («дети») и младшего («внуки») поколений.
В роли «отторгающего фактора» могли выступать исторические события, как, например, в судьбе зажиточной семьи из Брянска.
Дело в том, что мои предки, у меня прадед один из немногих имел разрешение проживания в Брянске, потому что он был военный портной, обшивал как полицию, так и войска тут генералитет в Брянске. Бабушка моя - это ж ее отец был - рассказывала, что таких разрешений в Брянске было - по пальцам можно было пересчитать, купцов и вот ремесленников, которым разрешали селиться именно в Брянске, Почеп -пожалуйста, Навля - пожалуйста, но не Брянск.
А в Брянске их было считанное количество, причем что интересно, она даже рассказывала, она маленькая была, помнит погромы, и она сказала - во время погромов полиция расставляла возле нашего дома пост, шоб его не трогали. Но самое забавное было в том, что в 905-м году он прятал еврейских ребят-революционеров, под этим предлогом, что к ним не придут. А потом, когда его собственные сыновья. Вот он сидел как-то, мама уже моя рассказывала, и говорит: «Вот надо ж, дурак такой, зачем я их прятал? Я их напрятал, и мои пошли за ними, и оба его сына, бабушкины братья, в революцию погибли <. > И он говорил, вот если бы я этого не сделал, и у себя революционеров не, это самое [не прятал]. Он жалел потому, что в общем-то в Брянске очень мало было евреев и образованных, потому вот эти вот ребята, которые революционеры, ну Господи, гимназисты! и наши. Зато маме моей он не разрешил ни в пионеры, ни в комсомол вступать [смеется]. Хватит мне в семье революционеров!
(Даша Абрамовна Кулешова, 1947 г.р., г. Брянск; зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Брянск, 2008)
226
О. Белова
Отметим, что такая деталь, как упоминание действий полиции по поддержанию общественного порядка во время еврейского погрома 1905 г. в Брянске, находит подтверждение в исторических документах (см.: Поляков 2007: 100-101).
Неоднозначное отношение к традиции проявлялось, например, в отношении к соблюдению праздничных запретов и кашрута.
Отец в Йом Кипур был нерелигиозен, так он постил, но курил. По своему отцу читал кадиш в синагоге, но с большой натяжкой. А в синагогу вообще не ходил <...> На Пасху готовили, заказывали мацевую муку, делали латкес, блинчики разные, бабку - кигл. Меняли сервиз. На каждый день - с незабудками, а на пасху брали сервиз с зелеными полосками. А пока был жив дедушка, так дедушке говорили, что эти ножи мясные, а эти молочные но на самом деле это был камуфляж. Не соблюдали праздники, но, как говорят по-еврейски, far dem menshn - ««для людей».
(Софья Филипповна Воллернер, 1910 г.р., г. Киев; зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Черновцы, 2005)
(МГК) Ну, папа у меня был вояка, он там в Румынии такого не очень-то [соблюдал], а бабушка была верующая, очень. Она умела читать, писать и хорошо прекрасно пела. Но она перевоспитывала своего зятя. Свинина - не дай Бог. [Показывает: принюхивалась.] Ага, там уже есть хозер. Она имела свою посуду. Он говорит: «Нет, это не свинина!» - «Я тебе не верю, у нее запах есть, я знаю!» Она была очень интересная женщина! В шкафчике сохранилась ее тарелка, это бабы, ее трогать не надо. Пусть даже после хозера она мыла что-то такое, но всё - она в этом не хотела признавать. [А почему евреи не едят свинину?] Вот хороший вопрос! Считается, что такие животные, как овца, корова - это от Бога эти животные, овечка, корова. Куры. Почему курятина считается для евреев - это самая деликатесная пища. Свинина - нечистоплотное такое животное, которое. (МИК) Питается тем, чем человек! (МГК) Вот корова - разве она будет мясное есть? Нет, она травой пасется. Курица - тоже. Овечка - тоже. А свинья роет все, что хочешь. Поэтому считается, что евреи свиньи сторонятся.
(Михаил Григорьевич Кличинский, 1932 г.р., с. Фараоновка, Бессарабия; Мария Ильинична Кличинская, 1947 г.р., с. Старые Бросковцы Сторожинецкого р-на Черновицкой обл.; зап. М.М. Каспина, О.В. Белова, Н.М. Киреева, А.Л. Полян, С.В. Копелян, Д.С. Малюта, г. Сторожи-нец Черновицкой обл., 2006)
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
227
Иногда оказывались действенными практические соображения -мать в тайне от «соблюдающего» отца готовила детям кроличью печенку, т.к. это «диетический продукт»:
(АИШ) Кролики были там, на этой бойне. (МСБ) А кролики - это некошерно. (АИШ) Некошерное, но это самое лучшее диетическое мясо. А печенки продавались. Мы ходили в школу, можно было сварить или пожарить печеночки. В общем, хорошие печенки были от кроликов. Сварить и дать покушать, пока дети идут в школу. А мой папа это не приемлел. Это мама клала [смеется] [т.е. мама тайком от отца давала детям в школу кроличьи печенки], печеночки мама где-то варила, чтоб дед. папа мой не видел!
(Анна Иосифовна Шварцбройт, 1925 г.р., п. Малые Черневцы Могилев-Подольского р-на Винницкой обл. (АИШ), Мила Срульевна Брук-лич, 1948 г.р., г. Черновцы (МСБ); зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Черновцы, 2005)
Неожиданностью становится для младших знание о том, что старшие сами нарушают традиции:
Я вам раскрою большой секрет. Что однажды я видела, как дед сидел ел сало свиное. Но он говорил нам, что в еврейской семье сало, свиное мясо не должно быть. Ничуть не бывало, это было всё. Все
это были условности.
(Муся Абрамовна Клузман, 1941 г.р., г. Тульчин Винницкой обл.; зап. О.В. Белова, Е. Солопова, г. Черновцы, 2007)
Согласно другой семейной быличке, «дети» стали причиной утраты родовой реликвии, «раскошеровав» ее.
У бабушки хранился свиток какой-то, знаете, на этом. на. по-видимому, это - свиток Эстер, может, еще что-то, на двух барабанчиках вот так раскручивается. Я почему знаю. С этим история очень интересная связана. В 1938 году отец с матерью надумали пожениться. Отец же у меня русский, мать еврейка. Ну вот, и мама повезла его в Унечу знакомить со своей матерью. Мать была в легкой панике, но все-таки подумала и сказала: ну что ж, браки на небесах заключаются, значит, так боги договорились.
Но там было самое страшное. Невестка старшая моей бабушки, тетя, жена маминого брата старшего, увидела - Коля! русский! всё! заигрывать, заискивать, - и «знаешь, что у нас есть?» - и вытащила вот этот
228
О. Белова
свиток. И показала, и дала развернуть. А потом в дверях стояла бабушка - белая как полотно, в ужасе, потому что свитки эти кошерные называются. То есть это не должен касаться иноверец, еще что-то там такое. В общем, она бледная-бледная была. А эта Ципа - Зина она - ее Ципой называли, Ципойра, наверно, второе имя, вот, она выскочила пулей оттуда. А бабушка стояла с бледными-бледными губами, это мать рассказывала, и говорила: «Коля, ты не виноват, Коля, ты не знал. Ты не виноват! Ты перед Богом не виноват, Коля!» [смеется] То есть мы сделали то ли свиток Торы, то ли свиток Эстер некошерным! С этого началось знакомство. [А обратно его кошерным нельзя сделать?] Нет, уже нельзя.
(Вера Николаевна Кривошеева, 1948 г.р., г. Брянск; зап. О.В. Белова, г. Брянск, 2009)
Влияло на отношение к еврейской традиции и соседство с неевреями. Показательно, что в ситуации нарушения правил (при соблюдении предписаний старшим поколением, младшие уже преступают запреты), могли возникать некие «механизмы» обхода запрета, сглаживающие факт нарушения традиции.
Да, традиционно всё соблюдали, у бабушки были отдельно ложки, тарелки, всё прочее для мясного, отдельно для молочного, соблюдались все религиозные праздники, практически всё соблюдалось. Настолько, что когда мать приглашали соседи, Малеевы, к себе в гости обычно и кормили на Пасху еврейскую салом [смеется], мать приходила, бабушка у нее так спрашивала: «Ривочка, ты у Малеевых была, да? Сало давали?» - «Давали». - «Ну ничего, ты ребенок, тебе это Бог разрешает, ты только смотри не трогай вот этих ложечек, этого не трогай, ничего не трогай», - и всё. То есть она не трогала родительского ничего, не смела прикасаться. Она ела [сало]. Так что вот такое было.
(Вера Николаевна Кривошеева, 1948 г.р., г. Брянск; зап. О.В. Белова, г. Брянск, 2009)
Знакомство с фольклором
Несколько слов следует сказать о том «погружении в фольклор», которое испытали некоторые наши информанты в основном благодаря своим бабушкам. Как сказал собирателям А.Г. Крупник (1933 г.р.), житель бывшего местечка Тульчин, вспоминая сказки, слышанные им в детстве от своей бабушки, «она рассказывала поучительно, де-
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
229
лала какой-то вывод <...> Она нам ставила так вопрос, чтоб мы над этой вещью думали <...> В любую сказку, которую она рассказывала, она влаживала воспитательный момент.» (Егорова, Мягкова 2007: 43).
При этом «фольклор» может быть не обязательно еврейский, видимо, старшему поколению всегда и везде по определению уготована роль «сказителей»-воспитателей.
[А песни вы поете - вы их откуда берете?] Я это всё принял от бабушки. Моя бабушка сама пела. Муж ее был артист какого-то театра. Не помню. Она мне так рассказывала. А сама она прекрасно пела. Все песни, которые я знаю, это все от бабушки. Мама пела. Отец в синагогах все время, кантором был.
(Михаил Григорьевич Кличинский, 1932 г.р., с. Фараоновка, Бессарабия; зап. М.М. Каспина, О.В. Белова, Н.М. Киреева, А.Л. Полян, С. В. Копелян, Д. С. Малюта, г. Сторожинец Черновицкой обл., 2006)
И мама рассказывала вообще, как она [прабабушка] себя вела в Су-раже. То есть когда приезжал в Сураж по каким-то делам какой-то богач и останавливался в гостинице, она одевала свое, «по последней моде» -начала века или конца того века - значит, одевала всю свою одежду и шла в гостиницу, значит, вот, месье там. Перчик, вот я. и начинала с ним беседовать, разговаривать, и кончалось дело тем, что тот давал какие-то деньги для бедных, в эту, в общую казну, вот. И это было ее дело! Она вот так собирала, т.е. всё шло именно - это были казенные деньги, она из них ничего не брала, но именно вот как дама приходила и занималась вот таким общественно-полезным трудом <.>
А где-то в 36-м, седьмом году или в 38-м она приезжала. Приехала со своей посудой, то есть вот так. В парике. Ну как-то передо мной, мальчишкой, она уже ложилась спасть и этот парик сняла, но.. вот так обритая. Но она не была обритая, она была примерно так, как ты. [смеется, показывает на короткую стрижку собирателя]. Да, то есть очень мало седины, такая сивая, серая, и волосы такие были, как сегодняшние женщины носят. Но она всегда ходила в парике, который так вот завязывался [показывает: на затылке] - из совершенно таких вот каштановых волос.
Вот, кстати, она мне рассказывала русские сказки. И я до сих пор помню - про дурня, который пляшет на похоронах и плачет на свадьбе - это я услыхал от нее. Она сама смеялась очень весело, и вот такую сказку. и вот это, если хотите, я уже был в третьем классе и тут я решил, что надо это записывать, в «Пионерке» я читал, что вот это, есть фольклор, который надо записывать. И вот [смеется] -
230
О. Белова
ничего у меня не получилось, естественно, еще не владел техникой письма вообще. [Она по-русски рассказывала?] Естественно, я бы не понял иначе! Не-не-не. она говорила на том языке, на котором привыкла - это граница с Украиной и Белоруссией и поэтому это такой суржик, где все эти слова есть, вот. И там они включаются. Она говорила. так, как она разговаривала с мужиками.
Известно, как она бежала за теми, кто уезжал, эвакуировался, и кричала: «Не оставляйте меня Гитлеру!» И там их всех собрали и закопали живыми. И там вот теперь еврейское кладбище, на очень красивом месте, на обрыве, там река Ипуть протекает. И вот над рекой обрыв, и там поставлен большой памятник, и написано, что вот здесь похоронены -не похоронены, а заживо погребены - столько-то людей. И тут вот красивое такое место.
(Виктор Гершонович Смолицкий, 1926 г.р., г. Москва; зап. О.В. Белова, г. Москва, 2005)
Случается и так, что внуки узнают о традиции не сразу, а только тогда, когда дедушки-бабушки, ранее не придерживавшиеся обычаев, к старости начинают обычаи соблюдать.
<.> Такого, что садись за субботний стол, что садись, что мы будем справлять сегодня шабас или как это называется? шабат? этого я не знал. Даже слов этих я не знал. Может быть, при мне, потому что тут была еще ситуация. что. так е, как и у русских - что очень часто эти партийцы крестили детей, и, значит, этот. отец ребенка говорил: А я и не знаю. это ж мои вот старики, а я вот. я ничего не знаю!» <.> Подоспели другие дети, другие внуки. И они попали, вот моя двоюродная сестра, причем она это. наполовину, у нее отец русский. Вот уже жили там в Салтыковке. А тут уже после войны он [дед] стал общественный еврейский деятель, в смысле что он был один из организаторов еврейского кладбища в Салтыковке <...> И тут уже начались все субботние. Мне, когда они ходили в церковь [характерная оговорка! типична для речи русскоговорящих ассимилированных евреев. - О.Б.], то есть это. в синагогу - не было синагоги [в Салтыковке]! Они при мне даже не называли, но, хотя это, кажется, официальное название - что они ходили ин шул. «Куда вы пошли? Куда вы идете?» - «В школу». - «А зачем вам в школу?!» Ну вот, я узнал, что это «школа» - шул. А с Галкой уже было другое: «Надоели мне ваши шаба-сы! Не хочу я здесь с вашими шабасами!» Ей было десять лет там. Но при мне всего этого не было.
(Виктор Гершонович Смолицкий, 1926 г.р., г. Москва; зап. О.В. Белова, г. Москва, 2005).
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
231
Практически во всех записанных семейных историях присутствует показательный момент - нерелигиозные родители не стремятся привить какие-то особые знания детям. Л.М. Гурфинкель (1924 г.р., Хотин) рассказывал, что отец раз в год брал его с собой в синагогу (когда сам ходил туда на Йом Кипур: «у него был культ своих родителей, он ходил в синагогу и читал заупокойную молитву»), нанял для него и брата учителя иврита - «так как «мы евреи»», но никогда не настаивал на чем-то большем (зап. О.В. Белова, А.Б. Мороз, г. Черновцы, 2009). И как когда-то его отец, ЛМГ в память о нем посещает синагогу только раз в год, на Йом Кипур.
Передача «знаний»
Отдельная тема, достойная самостоятельного исследования, - это передача магических знаний внутри семьи (о некоторых общих механизмах передачи знахарских умений у славян см.: СД 2:348-349).
В Брянске нам удалось записать интересный рассказ о еврейской бабушке-знахарке и ее «купленных детях».
Бабушка у меня могла заговаривать рожу, волосень, зубную боль <.. > Еврейка-знахарка, а?!! <.. > Значит, были у нее «купленные дети». Что такое «купленные дети»? Ребенок болен, при смерти. От него отказывается врач. Уже не могут помочь никто. И тогда вот эта старушка-знахарка покупает за пять копеек, за несколько копеек этого ребенка. И считается, что это стал ее ребенок. И она его выходит, как своего. И она выхаживала. У нее было много-много купленных детей! Вот такое!
(Вера Николаевна Кривошеева, 1948 г.р., г. Брянск; зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Брянск, 2008)
Будучи подростком, Вера невольно стала свидетельницей разговора бабушки с ее матерью:
И вот я слышала, она говорила: «Я бы Вере оставила знания свои, Вере можно, но она слишком маленькая. Если б хотя бы было ей тринадцать лет, я бы передала, а сейчас не могу». А другим - нет! То есть мне бы она передала бы! [То есть маме она не хотела передать?] Нет, а мама и не верила в это дело, и, по-видимому, не могла. А про меня она думала, что я смогу что-то. Но не вышло. Но я не знаю, может, это к счастью, потому что это очень большая тяжесть. И большая ответственность. «А ей сейчас нельзя, она ребенок, она может по ошиб-
232
О. Белова
ке не так употребить». Вот и всё. [Получилось так, что бабушка ушла, когда Вам 13-ти еще не было?] Да, в 59-м году мне было 11 лет. Вот и всё. Она так и сказала - не успею.
(Зап. О.В. Белова, г. Брянск, 2009)
Овладение языком
Воспоминания о «причастности» к иной языковой стихии у многих наших собеседников приобретают форму ностальгических ме-моратов о детстве, о дедушке или бабушке, которые могли говорить как-то «не так», о милом комизме иногда возникающего непонимания, о так и не освоенном пространстве «своего», но при этом «чужого» языка.
В общении с дедушкой, с бабушкой, я какие-то еврейские слова знал. [Например?] Кум! [Иди! - идиш] Потому что когда с дачи, то есть из Су-ража, привезли меня в Москву, на Сретенский бульвар, я стоял около этого. не телеграфного, а электрического столба, фонаря, старался его качать и плакал, и кричал: Бум, яблоко! Кум, яблоко! То есть там они снимали у соседа, у которого был этот сад, они на лето, родители, снимали его -чтоб я туда мог прийти и сорвать яблоко любое, и раскачать, чтоб вот, это, упало оно. То есть я привык, что вот яблоки мне падают ко мне, и что это кум. Это вот я знал, какие-то такие отдельные слова <.> В детстве меня учила моя бабушка, учила еврейскому языку. И говорила: «Вот иди скажи этой старенькой бабушке [т.е. прабабке рассказчика. - О.Б.], чтоб она тебе дала яблоко», - предположим. Мне было что-то три года или так. «Пойди и скажи: Бобэ, гиб мир эппл!» И я решил: Бобэ - это обращение. И у меня вот так это и сложилось, что у меня одна бабушка - Бася, а другая бабушка - Боба. [Смеется.] Так я ее в детстве звал.
(Виктор Гершонович Смолицкий, 1926 г.р., г. Москва; зап. О.В. Белова, г. Москва, 2005)
В общении с молодым поколением, живущим в Израиле и говорящим на иврите, у стариков возникают проблемы: среди идишских слов, сохраненных памятью, не находится ничего похожего на язык, которым изъясняются внуки, утрачивающие постепенно и русский язык.
Ну а теперь у меня уже правнук есть в Израиле, тот знает иврит. Звонит мне и кричит: «Дед, мама не дает мне гиниш, виниш, тиниш.», -ну, короче говоря, мороженое на иврите. А я же не знаю, что [это] такое.
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
233
Ну вот, думаю, вот разговаривай с ним, когда он, значит, жалуется мне, а я не знаю, что сказать!
(Меир Симонович Кугелев, 1923 г.р., п. Милославичи Климовичско-го р-на Могилевской обл.; зап. О.В. Белова, г. Смоленск, 2005)
«Противостояние поколений»
Некоторые случаи из своего опыта общения со старшим поколением наши рассказчики сегодня вспоминают с долей раскаяния, сожалея о своих поступках. Рассказывая о своем детском упрямстве и непримиримости по отношению к «странным» привычкам старших, сегодня наши информанты признаются, что, ничего не зная о традиции или, наоборот, зная что-то, они иногда доставляли огорчение своим бабушкам-дедушкам.
В рассказе, приводимом ниже, внук-подросток пользуется тем, что дед, соблюдающий субботние предписания, не может прямо высказать просьбу сделать что-то.
В эвакуации электричества не было, и очень мало. за керосином бывали страшные очереди, это был страшный дефицит. И поэтому очень часто мы сидели - сидели в доме - при. ну, маленький пузырёк, ну как из-под. пенициллина или там я не знаю, сколько там. вот такого типа [показывает пузырек от лекарства, ок. 4 см]. И туда наливался керосин и вставлялся фитилек, т. е. свернутая какая-то ниточка. И там горлышко было узкое в этих, в таких пузырьках, и просто вставлялся этот сюда и поджигался. И около такого мы и сидели и читали. И естественно, я был в школьном возрасте, как раз в восьмом-девятом классе, как раз самый интерес чтения, и любил читать, очень умный был [смеется]. Вот, и поэтому я вечером сидел читал, не задумываясь, какой это день. А дедушке важно было, его основная идея была, то надо всё это экономить, всё, то покупается. И вот он сидит и (он же не может мне сказать «гаси свет»!) говорит: «Спасть пора!» Я понял [в чем дело] и - негодяй, конечно! - стал на этом спекулировать. Он несколько раз [так сказал], потом ему керосина жалко стало, сказал: «Гаси! Гаси свет!» [Почему он не мог сказать?] Так именно не мог сказать, потому что это было с пятницы на субботу! Прямым текстом сказать он мне не мог, потому что «гаси!», потому что он приказ это не мог [отдать]. Это очень нехорошо было с моей стороны, я теперь это понимаю, но тогда я именно на этом спекулировал, я решил спекульнуть.
(Виктор Гершонович Смолицкий, 1926 г.р., г. Москва; зап. О.В. Белова, г. Москва, 2005)
234
О. Белова
Рассказывая о традиционных праздниках, другой наш информант признается, что в молодости «с прохладцей» относился к просьбам деда помочь строить шалаш к празднику Суккот.
Ну вот дед мой по матери строил шалаш. И даже я с двоюродным братом. мы помогали ему в строительстве, даже в 39-м, в 40-м году мы строили шалаши. И даже после войны, дед жил в Брянске уже, я приезжал, и тоже он строил эти шалаши. Но в нашей семье [из колхоза «Най лэбен»] мы - нет. Мы как-то относились с прохладцей <.> Ну а мы от религии как-то отсеялись и от христианской и от иудейской, и далеко.
(Меир Симонович Кугелев, 1923 г.р., п. Милославичи Климовичско-го р-на Могилевской обл.; зап. О.В. Белова, г. Смоленск, 2005)
Молодое поколение могло «подвергнуть критике» тот русский язык, на котором изъяснялась бабушка.
И вот она ко мне: «Детотчка, вот сематчки, кушай сематчки.», -она обычно приходила, всегда «сематчки» приносила. Ну, я беру, ем, думаю, Господи, ну бабушка. мы ж натренированы, что бабушку обижать нельзя, что бабушка очень хорошая, что бабушка старенькая. А я тем более натренирована, у меня грех был до этого по отношению к бабушке. Дело в том, что переписку семейную вела я. У отца много братьев-сестер, и у мамы много. А им некогда было. И как только я научилась писать, они мне сказали: пиши ответы. Ну вот, и я писала ответы. А бабушкино письмо пришло - ой! - я схватила красный карандаш, родители - русский-литература [были учителями], и все ошибки поиспра-вила! Вот тогда-то мне было! [Смеется.] Ну вот, я, значит, знала, что надо жалеть стариков! [Бабушка по-русски написала?] Да, но она, во-первых, украинские слова с русскими путала, она больше на Украине жила, у нее же не железная дорога, а «зализна», вот! И с «птушками» писала, а «птушки» - это знаете? - «лети с приветом, воротись с ответом» и так далее [смеется]. Ну вот, а «птушки» - они не всегда грамотные бывают. И так далее. В общем, я поработала с этой. за что мне и было. И поэтому я уже знала, что с бабушкой надо всегда быть очень хорошей и никогда не возражать и не спорить.
(Вера Николаевна Кривошеева, 1948 г.р., г. Брянск; зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Брянск, 2008)
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
235
Разные поколения: выбор между религиозным и светским
Смешанные чувства испытывают наши рассказчики в ситуации, когда уже их дети и внуки, уехавшие за рубеж и окунувшиеся там в еврейскую жизнь, становятся приверженцами традиции. Здесь и ощущение своей непричастности происходящему, и внутренний протест, и в то же время радость за детей, живущих в кругу единомышленников по вере - это воспринимается как праздник, которого поколения советских евреев были лишены.
М.С. Бруклич (1948 г.р., Черновцы) рассказывает, что сама познакомилась с еврейской традицией «с опозданием» (правда, она признает, что в детстве, в семье у дедушки и бабушки, она к традиции имела непосредственное отношение):
Я лично, я была еврейкой, когда я там была, в Чернивцах [имеет в виду местечко Малые Черневцы Могилев-Подольского р-на Виницкой обл., откуда родом ее семья]. Я много знала, как что надо, вот в Шаб-бат, это святое было, у дедушки с бабушкой. Потом я переехала сюда, и тут абсолютно, единственное что, что мама с папой говорили на идыш, и я выучила идыш, потому что мне все время казалось, что обо мне говорят, и я должна знать, о чем же говорят.
(Зап. О.В. Белова, С.В. Копелян, г. Черновцы, 2006)
И вот сравнительно недавно Мила увидела, как выбор в пользу «традиции» (т.е. иудаизма) сделала семья ее дочери:
Вот, значит, она [дочь рассказчицы] уже когда была дома после родов, перед тем, что ему [внуку рассказчицы] делали обрезание, пришли все раввины. Двенадцать раввинов было в доме тогда. Готовить - ничего, я уже думаю, я щас свое умение тут покажу, или что. Это никому не надо, то есть вода была, вот, минеральная, фрукты она купила, и больше ничего. Какие-то он [зять] купил, по-моему, то ли чипсы, то ли еще шо-то, он знал, какие кошерные, вот это только было на столе. Веселились они так, они все с таким чувством юмора, они все такие веселые, хихикали до полночи <. > Я вообще очень была настроена, так, когда я пришла и увидела это всё. Мою дочку, которая всегда ходила вот так [показывает, что в очень коротких юбках], я ее увидела в длинной юбке, в шабатнем платье и с фачейлой [плотный платок] на голове, я тогда рыдала, вот. И мы с ней очень долго выясняли
236
О. Белова
отношения, и она сказала, что она выбрала такой путь. И я могу или принять, или не принять, всё. Ну как я могу не принять? Это моя дочка. Я, правда, рядом с ней ходила все время в брюках. Но, уважая это, я юбку с собой взяла, я ей сказала, что я тоже купила длинную юбку себе, и в шапочке в синагогу ходила, меня там познакомили со всеми. И там в синагоге всё-всё, вот, допустим, праздники твоей жизни, там отмечаются в синагоге. Дни рождения, там, рождение ребенка, допустим, там была помолвка, это все делается в синагоге. И это всё делается так хорошо, так это интересно, да, отдельно сидят мужчины, отдельно сидят женщины. Но это так, так весело. Танцуют в основном мужчины, а они веселятся вовсю! <.> Когда был а брис [обрезание] моего внука, так вообще зал был разгорожен занавеской. С одной стороны сидели мужчины, а с другой стороны сидели женщины, вот. Ну это вот действительно получается такая общинная жизнь, когда вот с радостью идешь в этот коллектив. Да, они так помогают друг другу! Вот моя дочка, она родила в четверг, то есть она не успела ничего к Шаббату приготовить. Я боялась, вдруг я что-то сделаю не так, и кроме того, на меня, двое старших детей были на мне, и мне некогда было это готовить. Как начали, к ней ходить вот эти все раввины, и их жены, то есть, с подносами, там рыба была, и куры были, и эти, там сами пекут, эти, халы. Мы, наверное, ели неделю потом то, что они все принесли. И все тоже с подарками, и притом подарки приносили не только маленькому, что родился, а девочкам, чтоб они не ревновали, понимаете? Все приходили с какими-то подарочками, сказали: вот это девочкам, а вот это будет Давиду, вот так.
(Мила Срульевна Бруклич, 1948 г.р., г. Черновцы; зап. О. Белова, С. Копелян, г. Черновцы 2006)
В разговор вступает мать МСБ, прабабушка и бабушка «религиозных» канадских внуков и правнуков.
(АИШ) Я встаю, так у меня - мои правнуки, фотографии. Я тоже прошу Бога, смотрю на фотографии, прошу Бога, чтоб они здоровые были, чтоб они хорошие люди были, это тоже имеет значение. хочу их видеть и не вижу. далеко они забрались. Очень жалко, что я не вижу своих правнуков. Одно меня успокаивает, что у них отец - он очень богомольный. Чересчур [смеется]. [А чересчур - это как?] Ну, больше чем надо. [А как надо?] (МСБ) Я когда здесь, мне кажется, что это чересчур. А когда я поехала к ним и посмотрела, какие отношения межу ними всеми верующими, вот там я в синагогу ходила. [В Канаде?] В Канаде, в Торонто. Как там помогают друг другу! Это не передать. Вот в синагоге все между собой, насколько они дружны! Вот моя дочка
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
237
родила в четверг, то есть накануне шабата. Значит, пришел сам раввин, главный раввин русскоязычной синагоги. И его жена приготовила, он принес целый поднос - там была и курица, там была и рыба, всё было. И со всех сторон несли, чтоб мы все равно могли встретить шабат! Потому что нам было не до этого, не до того, чтоб готовить. И каждый ша-бат обязательно они отмечают, и всегда у них люди в доме. Они не сами, обязательно они кого-то приглашают на шабат к себе в дом. (АИШ) Я не думала, что моя внучка будет такая [среди верующих]. (МСБ) Моя дочка вообще очень далека от всего этого была, но вот живя с этим... и когда я ей что-то там сказала, она говорит: «Я не вижу ничего плохого в этом. Я ничего плохого не вижу, что мы детей так воспитываем». В шабат, когда мой зять идет утром в синагогу, он обязательно берет с собой старших, двух девочек.
(Анна Иосифовна Шварцбройт, 1925 г.р., п. Малые Черневцы Могилев-Подольского р-на Винницкой обл. (АИШ), Мила Срульевна Брук-лич, 1948 г.р., г. Черновцы (МСБ); зап. О.В. Белова, М.М. Каспина, г. Черновцы, 2005)
Обратная связь?
Современное состояние еврейской традиции, которое наблюдают старожилы исследованных регионов, вызывает у них тревогу. Возрождение «еврейства» (включая ритуалы, обряды и т.п.) по израильско-американскому образцу в общинах и хэседах они принимают с трудом, поскольку предлагаемые сценарии праздников, терминология и образность совсем не похожи на то, что они помнят с детства и юности. «Еврейство» для них во многом связано с языком идиш и местной (буковинской, галицийской, российской и др.) еврейской традицией. И то и другое, к сожалению, стремительно исчезает вместе с уходящим старшим поколением. Часто в предлагаемые рамки «реконструируемой традиции» не укладываются и сами представители местного еврейства и их родственники-неевреи (подробнее об этом см.: Белова 2009а: 32-33). Дети и внуки, приобщающиеся к традиции в еврейских общественных и религиозных организациях, приносят в дом совсем иные «сценарии», порой «разоблачая неправильности» традиционного семейного знания. И в такой непростой ситуации каждый делает свой выбор, отстаивая свое право быть евреем.
Пришел сюда [в Хэсед], и за 7 лет мы похоронили 500 человек. Это 7% в год умирает. Причем умирают старики, как правило. Количест-
238
О. Белова
во членов Хэседа мало уменьшилось, потому что подрастают другие, но меньше <...> евреев молодых меньше становится. Но я даже выступал где-то, говорил, что в Хэседе теряется еврейский дух. Приходят люди, которые не имеют ничего общего с. раньше ходили эти старушки, эти старики, я с ними на идиш разговаривал, то-сё, а сейчас приходят с крестиком члены семьи и даже если не члены семьи, они выросли, они не знают ни традиции, ничего. И вот собирают эти, вечера (это громко сказано), допустим, клуб, на праздник приходит 200 человек, дают кушать и рассказывают о традициях - что-то. И вот есть фильм «Фрау Цукерман и герр Цвиллинг», так в этом фильме там показывают школу тоже. И там даже учительница говорит: «Дети, кто лучше знает еврейскую традицию - вы или ваши родители?» - «Конечно, мы!» Они в школе хоть что-то слышат, а родители вообще ничего не слышали <. > Сейчас новый раввин есть, может быть, вы уже его знаете? Он потомственный раввин. И он был чисто такой, что он принимал в школу только по галахе. Теперь уже принимает смешанных, потому что нету, нету.
Так вот, было много евреев, которые всё ж таки верили в Бога. Больше или меньше. И я вчера говорил вам слова Бродского: я больше еврей, может быть, чем те, которые ходят и соблюдают все традиции и всё. К сожалению, 70 лет советской власти, где всех воспитывали в духе атеизма, и Бога нет, и так дальше, они фактически три поколения у нас в Черновцах после войны, и эти три поколения - они от этого очень далеко. Они потеряли веру в Бога, религию, язык. Сегодня среди молодых, а молодые я имею в виду не вашего возраста, и даже до 5060 лет, считанные люди умеют говорить по идиш или понимать. Старики могут еще. Но я вполне авторитетно заявляю, я знаю почти всех евреев города, их сегодня у нас 1300 в городе числится по сведениям переписи, может, больше, может быть меньше немножко, но, может быть, найдется десять человек, которые умеют читать и писать на идиш. Нету их. Старые люди еще могут говорить. Но читать-писать - нет.
(Иосиф Абрамович Бурсук, 1931 г.р., г. Черновцы; зап. О.В. Белова, М. М. Каспина, г. Черновцы 2007)
Как показывает собранный материал, лишь небольшая часть которого представлена в этой публикации, передача традиции в семье (вне зависимости от времени и эпохи) происходит как бы через поколение. Есть рассказчики - бабушки и дедушки. Есть слушатели -маленькие внуки. Среднее поколение - «родители» - в этом разговоре часто не участвуют, и остается загадкой - каким образом они становятся (и становятся ли?) «хранителями древностей», когда приходит пора им самим стать бабушками и дедушками?
«Диалог поколений» в еврейских семейных рассказах
239
Литература
Белова 2009а - Белова О.В. Интеграционные аспекты еврейско-славянского межкультурного диалога // Этнографическое обозрение. М., 2009. № 6. С. 29-37.
Белова 2009б - Белова О.В. «Чужая родня»: о механизмах конструирования «ритуального» родства в славяно-еврейской среде // Категория родства в славянской традиционной культуре. М., 2009. С. 245-256.
Белова 2010 - Белова О.В. «Особенно мы не вдарялись в религию. Но знали, что мы все-таки евреи» (Еврейская традиция в материалах полевых исследований) // Вестник еврейского университета. 2010. № 1 (в печати).
Егорова, Мягкова 2007 - Легенды и сказки евреев Тульчина / Публ. С.А. Егоровой, Ю.А. Мягковой // Живая старина. 2007. № 3. С. 43-45.
Поляков 2007 - Поляков Г.П. Из истории полиции Брянска в начале XX в. // Поляков Г.П. История Брянской земли (в последней трети XVI - 20-е годы XX вв.). Очерки и статьи. Брянск, 2007. С. 97-105.
СД 2 - Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. М., 1999. Т. 2 (Д-К).
