CC BY
73
сторону поэтической техники, но и подчеркивает развивающуюся тенденцию смысловой значимости в рифме составной части слова вообще.
Большое количество у раннего Маяковского рифм с участием самой значимой части слова - корня, т. е. рифм: приставочно-корневых (5,3%), корневых (53,9%), корне-суффиксальных (12,7%), корне-флек-тивнх (13,8%), а также ощутимое количество рифм флективных (5,6%) говорит о том, что Маяковский усиливал смысловую роль рифмы, но и не порывал с традиционной, специфически русской флективной рифмой.
В целом рифменный опыт уже раннего Маяковского обогащает возможности русской рифмы и делает рифменные созвучия в количественном отношении практически неисчерпаемыми.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 ТомашевскийБ.В. Стилистика и стихосложение. Л., 1959. С. 418-419.
2 Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975. С. 292.
3 Маяковский В.В. Поли. собр. соч. М., 1956. Т. 1. С. 34. В дальнейшем ссылки на произведения В.В. Маяковского даются по этому изданию указанием номера страницы в скобках.
О.В. Демидов
ПРИЕМЫ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В КОНТЕКСТЕ РУССКОГО СУДЕБНОГО КРАСНОРЕЧИЯ
(НА МАТЕРИАЛЕ ОБВИНИТЕЛЬНЫХ РЕЧЕЙ А.Ф. КОНИ)
Всякое говорение обычно имеет определенную цель или рассчитано на определенный эффект, который говорящий намеревается произвести на слушателя. Само слово "красноречие" в самом широком смысле обозначает искусство или талант, посредством которого речь достигает своей цели.
Все цели говорения, по сути, могут быть сведены к четырем разновидностям: углубить понимание, доставить удовольствие, разжечь страсти, повлиять на желания слушателей. Как правило, в качестве главной цели выбирается только одна. Тем не менее, говоря о каком-то предмете, оратор (в том числе и судебный) вводит в речь многие положения, которые более непосредственно и прямо направлены на достижение других целей.
Таким образом, каждая из этих целей определяется вышестоящей, образуя ряд целеположений. Знание, или любой интеллектуальный объект, образует материал для фантазии, последняя отбирает и располагает данный материал так, чтобы повлиять на страсти. Страсти, в свою очередь, стимулируют волю к действию и нуждаются только в
том, чтобы быть направленными в нужную сторону. В первом случае целью речи является передача информации, а во втором - убеждение.
Еще один элемент ораторского искусства, наиболее сложный, рассчитан на то, чтобы повлиять на желания слушателей и склонить их к определенному поведению. Он представляет собой искусное смешение того, что предполагает убеждение в определенном мнении, и того, что затрагивает страсти. Все виды страстей могут найти свое место в речи, направленной на убеждение или на манипулировании желаниями аудитории, то есть фактически - воздействием. Воображение может быть "очаровано" завершенной картиной, скажем преступления (убийства), хотя не все детали будут приносить эстетическое удовольствие. Если оратор идет дальше в возбуждении души, то использует только те яркие приемы и средства, выразительные детали, которые являются естественным выражением ярких и глубоких впечатлений, повлиявших на разум говорящего, так как в этом случае целью является не удовольствие, а эмоция.
Если же оратор стремится не только тронуть сердца слушателей, но и полностью завоевать их, одновременно внушая свои взгляды (а так обычно и происходит в речи), все эти средства воздействия должны быть естественно вплетены в судебную аргументацию.
Вводя заимствованный с Запада институт государственных обвинителей, российские чиновники второй половины прошлого столетия стояли перед трудной задачей. Надо было создать и должностное лицо, несущее новые, необычные обязанности, действующее в обстановке публичного столкновения взглядов действующего живым словом. Стояла невероятная дилемма, где взять таких людей, не будут ж они подражать французским обвинителям. Но и другой путь - немецкий прокурор - не устраивал здравомыслящих людей. Не подходила и английская обвинительная речь в силу специфики британского уголовного процесса. В старом судебном строе России была прекрасная должность губернского прокурора, который, однако, по своим правам был представителем центральной правительственной власти, выдвинутым в среду местного управления. Но во всей его многообразной деятельности не было почвы для судебного состязания, да и сами губернские прокуроры, за редким исключением, далеко не соответствовали идеалу.
Таким образом, не было ни школы, ни подготовки для прокуроров-обвинителей, не было и людей, способных взяться за новое дело. Однако в первые же месяцы после преобразования судов по реформе 1864 года появились и ораторы, которые не только поняли, но и приняли новую роль, сумели показать талантливое владение словом. Они пошли самостоятельной дорогой, доказав способность духовной природы русского человека. Поэтому (несмотря на общую базу, источник, историю античного красноречия) общий характер и приемы русской обвинитель-
ной речи имели мало общего с западными образцами. Основными же, сильными чертами русского типа обвинительной власти стали - "спокойствие, отсутствие личного озлобления против подсудимого, опрятность приемов обвинения, чуждая и возбуждению страстей, и искажению данных дела, и, наконец, полное отсутствие лицедейства в голосе, в жесте и способе держать себя на суде..., простота языка, свободного, в большинстве случаев, от вычурности или от громких и "жалких слов"1 [4, 124]. Такое представление о состязательности не в громких фразах, а в стремлении достигнуть истины не столько силой факта, сколько силой убеждения противоположной стороны в правоте предлагаемой позиции, не в изощренной казуистике, а силой слова, основанной на воздействии, и позволило создать целое направление риторики - русское судебное красноречие, где в основе лежит не унижение и принижение другого, а уважение к мнению всех и торжество истины
Очень схожи условия прошлого века и нашего времени. Времени становления иной судебной системы (с восстановлением суда присяжных заседателей, повышением роли оратора в судебном разбирательстве). Временем, когда опыт выдающегося юриста может пригодиться как никогда. А приемы воздействия, которые А.Ф. Кони характеризовал в свое время "опрятными", могут подчас (наряду с другими факторами) сыграть существенную роль в формировании в наше время нового отношения к произнесению речей в суде. А.Ф. Кони также не раз утверждал, что "в основании судебного красноречия лежит необходимость доказывать и убеждать, то есть, иными словами, - необходимость склонять слушателей присоединиться к своему мнению" [4, 144]. По сути дела, здесь говорится, по нашему убеждению, о воздействии на слушателей посредством приемов речи, не исключая и традиционно ораторские приемы, приемы иного плана, уместные только для данного оратора или для особого рода речей обвинительного плана, и в целом для всех речей в суде. Сам А.Ф. Кони не раз утверждал, что не следовал какому-либо общему и предвзятому приему. Обычно он начинал свои речи то с краткого описания событий преступления, то с оценки бытового значения совершенного деяния, то с характеристики главнейших личностей в деле, то с изложения шаг за шагом тех преступных действий, результатом которых и явилось предание суду. Однако, несмотря на это, следует отметить, что нами был выявлен, по сути дела, характерный для данного оратора и часто используемый им на практике прием, - прием уступки доводам противоположной стороны (защиты), на основе которого, по признанию самого А.Ф. Кони, он часто строил свои речи.
Нами было замечено и проанализировано, что данный прием характеризует самые существенные и сильные моменты в речах данного оратора. Без сомнения, это индивидуальный (в смысле его преобла-
дания, а не всеобщей уникальности) речевой прием воздействия на слушателей, присущий А.Ф. Кони, как никому. Он и сам не раз подтверждал это, говоря: "Ознакомясь с делом, я приступал прежде всего к мысленной постройке защиты, выдвигая перед собою резко и определенно все возникающие и могущие возникнуть по делу сомнения, и решал поддерживать обвинение лишь в тех случаях, когда эти сомнения бывали путем напряженного раздумья разрушены и на развалинах их возникало твердое убеждение в виновности" [4, 152]. На основании такого замечания можно предположить, почему подобный прием речевого воздействия (по предложенной классификации ) имел такой успех в судебных обвинительных речах А.Ф. Кони. Следует, однако, отметить тот факт, что, наряду с подобным, повторяющимся из речи в речь приемом, выдающийся оратор использовал весь арсенал и так называемых "классических" приемов красноречия, охватывающих все уровни языка (логические, формальные, эстетические и прочие): сравнения, метафоры, уподобления, иронию, приведение цитат, повторения, единоначалия, аллитерации и другие. Но наиболее существенными и, без сомнения, самыми действенными, на наш взгляд, явились, следующие, выделяемые нами приемы речевого воздействия (ПРВ): информирование; факт и его последующая оценка; факт и его интерпретация; выдвижение гипотезы;
ссылка на показания свидетелей (обвиняемого); опровержение ложных показаний; словесное рисование;
перепутывание причинно-следственных связей; "навешивание ярлыков "; обращение к стереотипам;
показ только положительного или только отрицательного; ссылка на авторитет;
уступка доводам противоположной стороны; повтор одного и того же без доказательства;
Конечно же, самый эффектный и результативный, по нашим наблюдениям, прием речевого воздействия (рабочие определения) -уступка доводам противоположной стороны.
Этот и другие названия приемов воздействия и сформировали тот идиостиль оратора, который позволяет говорить о таком уникальном явлении в русском судебном красноречии, как обвинительные речи А.Ф. Кони, по праву признанные служить образцом для подражания и руководством к действию в эпоху перехода к иным формам судопроизводства в России конца XX века.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Кони А.Ф. Приемы и задачи прокуратуры II Кони А.Ф. Собр. соч.: В 8 т. М., 1967. Т.4. С.121-201; Т.З. С.23-394.
