CC BY
43
16. Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. С примечаниями, приложениями и дополнениями по истории русского права и законодательству положительному магистра уголовного права Н. Неклюдова. Т. I: Часть Общая. СПб., 1865.
17. Неклюдов Н. А. Общая часть уголовного права (конспект). СПб., 1875.
18. Будзинский С. М. Начала уголовного права. Варшава, 1870.
19. Власьев Н. С. О вменении по началам теории и древнего русского права. М., 1860.
of master of criminal law N. Nekludov. Vol. I: Portion of the total. Saint Petersburg, 1865.
17. Neklyudov N. A. General part of criminal law (abstract). Saint Petersburg, 1875.
18. Budzinski S. M. Beginning criminal law. Warsaw, 1870.
19. Vlasiev N. S. Of award on the basis of theory and the ancient Russian law. Moscow, 1860.
УДК 340 (091) (470) + 343.3 (091) ББК 67.99
Г. Г. Небратенко
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА, ЦАРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА И ЕГО СЕМЬИ В ОБЫЧНОМ ПРАВЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ
В статье рассматриваются составы преступлений, посягавших на интересы государства, российского монарха и его фамилии. Автор отмечает, что практика применения «норм» присяги в конце XVIIвека стала составной частью обычно-правового регулирования общественных отношений у донских казаков.
Ключевые слова: обычное право, донские казаки, уголовно-правовые отношения, преступление, преступления против государства.
CRIMES AGAINST THE STATE, IMPERIAL MAJESTY AND ITS FAMILY IN A COMMON LAW
OF THE DON COSSACKS
The article deals with offenses that infringe on the interests of the State shall, of the Russian monarch and his family. Author notes, the practice of norms oath at the end of XVII- XVIII centuries. It became part of the customary legal regulation ofpublic relations at the Don Cossacks.
Key words: customary law, Don Cossacks, criminal legal relations, crime, crime against the state.
Преступления против Российского государства, Царского Величества и его семьи стали родовым объектом в уголовно-правовых отношениях донских казаков в начале 70-х годов XVII столетия, за совершение которых виновные привлекались к ответственности [11, с. 98-101]. Анализ содержания таких правонарушений позволяет выделить перечень непосредственных объектов, среди которых: ослушание царской воли; некрепкая царева служба; отказ принимать присягу; измена присяге; сношения с неприятелями отечества; возмущение и тайные заговоры против государя и отечества, присоединение к заговорщикам; «походы скопом и заговором или другие умыслы» против государя; призвание на русский престол или желание другого государя; посягательство на здоровье государя и всей царской фамилии; «пристанодержательство воров и
беглых людей»; непринятие мер по предотвращению вышеупомянутого; ложный донос. Кроме того, после введения в 1763 году «подушного налога» для неказачьего населения войска Донского появились еще два смежных состава - «недоимка подушной подати» и «утайка подушной подати».
Ослушание царской воли представляло собой нарушение высочайших грамот и указов, направленных донскому казачеству, либо невыполнение установленных действий (например, переселение нескольких тысяч казаков с семьями на Кавказскую линию в конце XVIII века), игнорирование требований о недопустимости совершения правонарушений. Поскольку «ослушание» являлось умышленным деликтом, то полное или частичное невыполнение существенных условий, содержащихся в нормативных правовых актах, совер-
шенное «нечаянно», считалось «некрепкой царевой службой». Последняя выражалась не только в непреднамеренном нарушении царских грамот или указов, но и, например, в различных провинностях, связанных с неготовностью к участию в походном войске или казачьих полках, то есть, выполнению различных государственных повинностей. Условиями, способствовавшими наступлению данных последствий, могло являться отсутствие оружия, снаряжения или конской справы, тем более что несение походной, полковой или внутренней службы было сопряжено с соблюдением государевой присяги.
Приведем пример уклонения от воинской обязанности отставного казака Павла Тарасова. О нем стало известно из «ордера генерал-майора войскового атамана и кавалера Василия Орлова г-ну майору Ермольеву», датированного 1797 годом. Ост-роуховская станица рапортует, что этот казак «всегда употребляет себя в пьянство, не имеет воинского оружия и лошадей, а в 1796 году самовольно отлучился без дозволения станицы в Черкасск». На основании этого майору Ермольеву (сыскному начальнику Хоперского округа) предписывалось прибыть в станицу и на сборе казаков наказать указанное лицо плетями «за самовольную отлучку и принудить иметь у себя лошадей и оружие воинское», которое он должен купить на собственные средства [5, с. 175-177].
Отказ принимать присягу представлял собой умышленное деяние, выражавшееся в нежелании осуществлять «крестное целование» на верность русскому царю, причем на рубеже XVII-XVIII столетий делать это приходилось несколько раз: при восшествии монарха на престол и в рамках усмирения того или иного народного волнения. Так, в 80-х годах XVII века в качестве профилактики распространения еретического учения Кузьмы Косого или в апреле-мае 1711 года, когда «некрасовцы» вступили в верховые казачьи юрты, взбунтовав хоперских казаков, донская старшина привела к «крестному целованию» жителей Черкасска и прочих станиц [2, с. 24].
Измена присяге, помимо «криминального смысла», имела сакральное значение, связанное с «проверством» - нарушением «церковного обещания», данного «целованием Святого Распятья». Она представляла собой, например, переход на сторону врагов отечества и Царского Величества, предательства, а также прием в городках «беглых ратных людей или крепостных крестьян». Одним из проявлений «проверства» считалось ведение переписки с представителями неприятельских государств или переговоров путем личных встреч, направления нарочных с различ-
ными вестями. Исключение составляли те случаи, когда международные отношения санкционировались российским правительством, были направлены на установление перемирия (мира), обмен пленными.
Между тем изменой присяге признавались действия, направленные на дестабилизацию обстановки внутри казачьего сообщества, например, возмущение и тайные заговоры против государя и отечества, а также «приставание к заговорщикам». В данном случае речь шла не только о публичных высказываниях, но и скрытых призывах, при этом выделялись «зачинщики» (заводилы) и «сочувствующие лица, пристающие к заговору», вовлеченные в него на основе «бездеятельного участия». Причем этот деликт являлся завершенным еще до возникновения бунта или восстания.
Однако «походы скопом и заговором» или другие умыслы против государя считались оконченными только с момента перехода «заговорщиков» к реальным действиям. Данные преступления объединялись умышленной формой вины и были направлены против императора и Российского государства. «Походы скопом» представляли собой нападения «воровских ватаг» на русских подданных. Такие ватаги возникали на основе общего недовольства, в отличие от «походов заговором», которые являлись результатом предварительных приготовлений. К этому виду преступлений можно отнести нападение на «царское войско», корабли, захват имущества, казны, принадлежащей государю. Так, например, в начале 70-х годов XVII века ватага во главе с Василием Гладковым совершила разбойное нападение на судно, перевозившее по Волге царское жалование Терскому войску. Завершив поход, «воровская ватага» вернулась на Дон, но была схвачена верными казаками, доставлена в Черкасск, где «ватман со товарищи по войсковому приговору был казнен смертию». По этому поводу царь Алексей Михайлович хвалил войско Донское за усердие, требуя, чтобы оно и впредь «с таковыми злодеями поступало по своему войсковому праву и чтобы через послабление им "не наводило стыда и бесчестия на все Войско"» [14, с. 324].
Интерес представляет также дело походного атамана Ивана Краснощекова (Ивана Хромого), руководившего донскими казаками и калмыками в Персидском походе (1722-1723). Возглавляемое им походное войско в 1722 году напало на караван крымских купцов, направлявшихся в Дагестан, «пограбило товары и вещи, и на бою многих людей до смерти побило, но и живых взятых без остатка всех порубило» [6, с. 38-40]. Во вре-
мя проведения расследования атаман был арестован, вины не отрицал, но пояснил, что «.. .взятое давно разделено и потрачено, а потому взыскать не ского». По этой причине 10 февраля 1723 года монарх указал Сенату выплатить компенсацию потерпевшей стороне, взыскав ее из «будущего казацкого жалования». Однако Иван Красноще-ков, как и Данила Ефремов, арестованный по тому же делу, был помилован в 1726 году императрицей Екатериной и вновь командирован служить на Кавказ.
Другие умыслы против государя представляли собой различные действия, осуществляемые вопреки интересам его и отечества, не охватываемые призванием на престол или желанием другого монарха, а также посягательством на здоровье государя и всей царской фамилии, так как эти преступления квалифицировались самостоятельно. Призвание на российский престол или желание иного государя представляло собой приглашение на русское царствование других правителей или проявление готовности к смене Богом помазанного государя, фактически объединяя два смежных состава, различавшихся соответственно «злонамеренной» или «нечаянной» формами вины. В первом случае (призвание на престол) объективная сторона характеризовалась действием в виде непосредственных поступков, например, написание «воровских писем» с объявлением о «чудесном воскрешении» самозванца. Во втором (желание другого государя) - бездействием, связанным с игнорированием поступков других лиц, направленных на «призвание на престол» иного государя, и неоказанием препятствий государственным преступникам, что признавалось «желанием другого государя». Такой состав, как посягательство на здоровье государя и всей царской фамилии, представлял собой совершение различных умышленных действий с целью убийства или причинения вреда здоровью монарху и членам его семьи, не всегда имеющих завершенный характер.
Между тем «пристанодержательство воров и беглых людей» заключалось в предоставлении крова в казачьих землях и поселениях лицам, обвиняемым или осужденным за совершение преступлений в Российском государстве, в том числе беглым солдатам, драгунам и матросам, а также крепостным крестьянам, самовольно покинувшим землевладения помещиков и незаконно прибывшим на Дон. Запрет на пристанодержательст-во предписывался в ряде грамот и указов, присланных в войско Донское в XVII-XVШ веках, но численность беглых не снижалась. В 1682 году было издано запрещение казакам «принимать вольных
и крепостных людей», и на границе с войском Донским установлены пропускные заставы [7, с. 36]. В этот период в верховых городках, строго запрещалось принимать «беглых военнослужащих», снабжать их провиантом, водными судами и отпускать в «украинные города», а следовало держать их для выполнения различных работ, при этом требовалось присылать в Москву для следствия и суда [14, с. 313].
В Войсковой грамоте 1721 года, адресованной станицам, содержался строгий запрет на «беглодержательство», грозивший атаманам и «лучшим людям» смертной казнью «безо всякой пощады и милосердия», а станице - разорением [13, с. 162]. В конце 30-х годов XVIII века борьба с «беглодержательством» стала предметом особого внимания войскового атамана Данилы Ефремова, проводившего на Дону политику российского правительства, но делавшего это с учетом казачьих традиций, например, Инструкции войскового атамана 1743 года, адресованной старшине Федору Кирсанову. Так, в каждой станице войска Донского избиралось по десять «отставных, такоже и служащих казаков добрых и поверенных людей», которые осуществляли «наиприлежнейшее смотрение, чтобы никто впредь беглых бурлаков, а особливо драгун, солдат, матросов, рекрут и прочих, без паспортов шатающихся, не держали и ловили бы таковых беглецов, к нам немедленно в колодках отправляли под караулом через станицы присылали». Чтоб «смотрители» выполняли «наиприлежнейше» данную атаманскую Инструкцию, были взяты «под страхом смертной казни подписки по особой форме», причем в случае отправки кого из «смотрителей» на действительную воинскую службу станица выбирала другого «из достойных или служивых поверенных казаков» [ 1, с. 26].
Таким образом, к «спецсубъекту» данного правонарушения, помимо станичного атамана, есаула и стариков, относились еще десять выборных «лучших казаков». Однако есть основания утверждать, что институт «лучших казаков» появился в войске Донского гораздо раньше обозначенного времени - в послебулавинский период. Тогда российское правительство подтвердило требование о высылке лиц, мигрировавших на Дон после 1696 года, и запрете «держать и принимать беглецов и всяких беспаспортных людей». Войско Донское интерпретировало их казакам с учетом войскового права: «...если какая станица станет таких людей принимать, то той станице лучшим людям десяти человекам учинена будет смертная казнь, а станица будет разорена и от юрта отказана» [14, с. 409].
Непринятие мер по предотвращению правонарушений выражалось в бездействии «должностных лиц», связанном не только с «недоносительством», но и невыполнением необходимых мер по профилактике и борьбе с рассмотренными деяниями. При этом ложный донос о совершении одного из правонарушений данной группы выражался в распространении несоответствующих действительности клеветнических сведений о подготовке или совершении действий, посягающих на интересы отечества, Царского Величества и его фамилии. Ложный донос носил умышленный характер и был мотивирован желанием опорочить невиновное лицо.
Наконец, следующие правонарушения из группы «государственных преступлений», неуплата (недоимка) или утайка ежегодно взимаемого с малороссиян (черкас) мужского пола (возрастом от новорожденных до стариков) подушного налога в размере 70 копеек (с 1794 года - 1 рубля) появились после 1763 года. Ответственность за неуплату лежала не только на черкасах, но и на войсковых старшинах и станицах, к которым они были приписаны по «ревизии» (переписи населения) и у кого проживали. По этой причине донские черкасы до конца XVIII столетия также именовались «приписными крестьянами», включенными в «окладные книги» Войсковой канцелярии. Станичники, в чьих домах жили «приписные», вносили за них плату станичному атаману, а тот от имени станицы - в Войсковое правительство. Поэтому «верстка пришельцев» в казаки стала возможной только с разрешения Войсковой канцелярии, вычеркивавшей соответствующих лиц из «окладных ведомостей».
Между тем в связи со свободным переходом «приписных крестьян» от одного владельца к другому нередко возникали «недоимки подушной подати», выражавшиеся в двух формах: несвоевременной уплате «оклада» или его полном отсутствии. Уменьшить число таких нарушений можно было путем «прикрепления черкасов к земле» [10, с. 28-35], и в Наставлении войскового атамана Степана Ефремова 1766 года устанавливалось, «чтобы из одной в другую станицу понеже от одного владельца к другому черкас собою не переводить, но быть им в тех местах, где кто ныне написан, навсегда». В случае компактного проживания «пришельцев» следовало им избирать «атаманов», а не «войтов или старост», но без обязанности «казачьей службы» [4, с. 71].
«Обычай введения казатчины» (введения атаманского и кругового правления) увеличивал собираемость налогов в «крестьянских слободах» и обеспечивал самоуправление. Причем в
1787 году Донское правительство поручило сбор «семигривенного оклада» слободским и хуторским «атаманам и приказчикам», которые должны были доставлять собранные деньги непосредственно в Войсковую канцелярию, а для официальной смены места жительства черкасов вводились «письменные виды» [4, с. 71]. Таким образом, сбор податей в 1763-1787 годах осуществляли войсковые старшины и станичные атаманы, а с 1787 года к ним присоединились слободские и хуторские атаманы и приказчики, следившие за «безвыездным» проживанием «приписных» и осуществлявшие «выписку письменных видов» на выезд.
Введение подушного налога легализовало нахождение в войске Донском неказачьего населения, именовавшегося в официальных документах донскими черкасами, к которым фактически во время переписи причислили всех лиц, латентно проживавших на Дону, так как многие «не помнили своего родства». В XVIII веке старшины активно использовали труд крестьян в своих хозяйствах (в усадьбах, в слободах и хуторах), причем некоторые из «подпомочников» становились столь богатыми, что обзаводились собственными домами, брали «на откуп» пашни, водные ресурсы и иные угодья. Такие лица не являлись «клиентами» старшин и казаков, и ответственность за них лежала на атаманах.
В то же время принимавшиеся меры по упорядочению сбора податей не приводили к абсолютному результату, недоимки из года в год возрастали, что и предопределило проведение в начале XIX столетия поголовной записи в казаки «приписных» к станицам черкас и установление запрета на прием в казачьих землях новых выходцев из крестьян и иногородних. Кроме того, владельческие слободы донских чиновников, смежно размещенные со станичными юртами, переводились в Миусский округ Земли войска Донского (с 1836 года).
В завершение рассмотрим практику применения санкций за совершение государственных преступлений. Отказ принимать присягу на верность русскому царю влек за собой наказание в виде смертной казни и «безмерного штрафа». Так, в 1671 году «четыре дня на Кругу шли споры. Казаки кричали, что великому государю и без крестного целования служить рады верно и целование креста ни к чему, но было решено, что "всем Войском великому государю обещанье учинить перед Евангелием". Был сделан приговор принести на верность службе государю крестное целование, "а если кто из казаков к тому обещанию не пойдет, того по войсковому праву казнить смертию и животы их грабить"» [3, с. 228-229].
Измена присяге влекла высылку в Москву или смертную казнь по войсковому праву с разграблением оставшегося имущества, а взаимоотношения с неприятелями и предателями отечества осуждались в зависимости от нанесенного вреда, например, в начале 70-х годов XVII века за прием в верховых городках «беглых ратных людей, на той станице войсковая пеня: век бить и грабить, и суда не будет, и впредь в таковой нашей войсковой пени милости не просите» [14, с. 313]. В 1706 году войсковой круг установил, «чтобы никто. ни от кого возмутительных писем не принимал и никаких бунтовщиков не укрывал. Служить государю и отечеству верно и в том учинить присягу... Не менее традиционной была и заключительная фраза принятого кругом решения: "Кто качнется, сажать в воду". Тут же были выбраны надежные казаки, которые отправились с войсковым письмом в верховые городки, где начали требовать "под жестоким страхом и смертной казнью" целовать всем крест и после этого "против тех воров стоять"» [12, с. 166].
Также жестоко (экстрадицией или смертной казнью) в войске Донском наказывалось возмущение и тайные заговоры против государя и отечества, «приставание к таковым заговорщикам», «походы скопом и заговором» или другие умыслы против государя. Так, суровое наказание постигло не только зачинщиков и участников Булавин-ского и Пугачевского бунтов, но и их земляков, например, в октябре 1774 года депутация войсковых старшин, находившаяся в столице России, «именем донского общества и по желанию всего Войска» испросила право перенести Зимовейскую станицу, откуда был родом Емельян Пугачев, на новое место, а дом его сжечь [13, с. 211-212].
«Некрепкая царева служба» до XVIII столетия каралась смертной казнью в виде расстрела из луков или пищалей, но в последующем осуждалась казуально и исходя из обстоятельств дела. С появлением острогов за «некрепкую службу» рядовые казаки приговаривались к телесным наказаниям и лишению свободы, а казачья старшина - в лишению чина, причем в исключительных случаях - пожизненно.
«Пристанодержательство воров и беглых людей» в начале XVIII века каралось сурово: «...в котором городке за утайкой такие новопришлые люди сыщутся, и того городка атаману, а с ним лучшим людям по их казацкому войсковому праву учинена будет смертная казнь, а городок тот весь разорить и от юрта отказать» [12, с. 185]. Однако после Булавинского бунта наказание фактически смягчилось и смертная казнь была заменена позорящими и штрафными санкциями. В случае обнаружения «беглых» в хозяйствах старшин
последние платили в войсковую казну денежный штраф, а станичникам, которые за них дочерей замуж выдавали, «.чинилось жестокое наказание плетьми».
«Смотрители», ответственные в станицах за борьбу с «пристанодержательством», изобличенные как «ослушники», приговаривались к смертной казни через повешенье «без всякого милосердия», а тех, кто на них указал, премировали деньгами в размере 10 рублей и «льготой от службы» на один год [1, с. 26-27]. Пойманных «беглецов» отправили в Новохоперскую крепость, а станичные атаманы, лучшие старики и казаки за нарушение указов императрицы Елизаветы по решению войскового атамана брались на поруки и высылались в главное войско, где, признав свою вину и прося извинение, содержались под караулом.
По вынесенному в Черкасске приговору задержанных казаков полагалось вывести в войсковой круг и там «на страх другим вместо смерти весьма жестоко плетьми публично бить и сверх того некоторых на год в каменную работу отдать». Однако, смягчив приговор, в войсковом круге «жестоко насеками наказали и домой отпустить», при этом дополнительно применялось порицание, «если впредь за ними хоть малое держание беглых сыщется, тогда без всякой пощады будут смертью казнены» [1, с. 25].
Данное преступление было актуально для Земли войска Донского даже в первые десятилетия XIX века, когда начали активно осваиваться плодородные земли, расположенные южнее Донского края, ранее принадлежавшие кубанским татарам (ногайцам), темрюкским черкесам, а также иным народам Северного Кавказа. Впрочем, донские чиновники, как и прежде, принимали на своих землях «беглых пришельцев», поселяя их в собственных хуторах. В 1800 году восемь семейств таких лиц проживали в хозяйстве казачьего полковника Мешкова. Попытка выявить и задержать этих лиц не увенчалась успехом, так как ими было оказано дерзкое вооруженное сопротивление, причем одного из «понятых» жестоко избили и от побоев он скончался, а «беглые» скрылись. Наказанием же для казачьего полковника Мешкова стало «исключение из службы».
Следует отметить, что «непринятие мер по предотвращению всего вышеупомянутого», а также ложный донос как умышленные преступления предусматривали наказание в виде смертной казни или менее жестокие наказания (казуально) [9, с. 25-29]. Недоимка подушной подати, нарушение срока ее внесения с 1763 года наказывались денежным штрафом, равным сумме задол-женных средств, то есть «двойным окладом» (один
- положенный, другой - штрафной). За этот деликт приказом войскового атамана Степана Ефремова от 14.07.1764 предписывалось наказывать
Литература
1. Акты к истории сыскных начальств // Памятная книжка Области войска Донского на 1904 год. Новочеркасск, 1904.
2. Артамонов В. А. Дунайский поход Петра I: Русская армия в 1711 году не была побеждена. М., 2015.
3. Гордеев А. А. История казаков. М., 1992.
4. Казачий словарь-справочник / сост. Г. В. Губарев. Сан-Ансельмо, 1968. Т. III.
5. Кириллов А. А. Станичное право на Дону // Сборник Областного войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1908. Вып. VIII.
6. Курукин И. В. На пути в Индию. Персидский поход 1722-1723 годов. М., 2015.
7. Левченко В. С., Чеботарев Б. В. История Донского края. Ростов н/Д, 1982.
8. Марков В. К. Крестьяне на Дону // Сборник Областного войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1911. Вып. XI.
9. Небратенко Г. Г. Наказание в обычном праве донских казаков: смертная казнь // Философия права. 2015. № 3.
10. Небратенко Г. Г., Небратенко О. О. Обычное земельное право донских казаков // СевероКавказский юридический вестник. 2013. № 2.
11. Небратенко Г. Г. Правонарушения и де-ликтные отношения в обычном праве донских казаков // Философия права. 2015. № 1.
12. Самойлов Г. В., Супрун В. И. Царицынские картинки: воеводы и коменданты. Волгоград, 2002.
13. Сватиков С. Г. Россия и Дон. Ростов н/Д, 2013.
14. Сухоруков В. Д. Историческое описание Земли войска Донского. Ростов н/Д, 2001.
следующим образом: старшин разжаловали в рядовые сроком на 1 год, а казаков заключали под арест и бить плетями [8, с. 46-47].
Bibliography
1. Legislation history magistrates and detective // Memorable book the land of Don Cossacks in 1904. Novocherkassk, 1904.
2. Artamonov V. A. Danube campaign of Peter I: Russian army in 1711 he was not defeated. Moscow, 2015.
3. Gordeev A. A. History of the Cossacks. Moscow, 1992.
4. Cossack dictionary / orid. G. V. Gubarev. San Anselmo, 1968. T. III.
5. Kirillov A. A. On the Don Stanitsa right // Collection of Regional Don Cossacks of the Statistical Committee. Novocherkassk, 1908. Vol.VIII.
6. Kurukin I. V. On the way to India. Persian campaign of 1722-1723. Moscow, 2015.
7. Levchenko S. V., Chebotarev B. V. History of the Don region. Rostov-on-Don, 1982.
8. Markov K. V. Peasants in the Don // Collection of Regional Don Cossacks of the Statistical Committee. Novocherkassk, 1911. Vol. XI.
9. Nebratenko G. G. Punishment in the customary law of the Don Cossacks: the death penalty // Philosophy of law. 2015. № 3.
10. Nebratenko G. G., Nebratenko O. O. Customary land law of the Don Cossacks // North Caucasian legal bulletin. 2013. № 2.
11. Nebratenko G. G. Torts and tort relations in the customary law of the Don Cossacks // Philosophy of law. 2015. № 1.
12. Samoilov G. V., Suprun V. I. Tsaritsino pictures, the magistrates and commandant. Volgograd, 2002.
13. Svatikov S. G. Russia and the Don. Rostov-on-Don, 2013.
14. Sukhorukov V. D. Historical description of the land of Don Cossacks. Rostov-on-Don, 2001.
УДК 340.15 ББК 67.0
В. Тер-Аракелянц (протоиерей)
РЕЦЕПЦИЯ ЭТИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ ЭПИКУРА В НРАВСТВЕННОЙ ФИЛОСОФИИ СПИНОЗЫ
Статья посвящена рецепции этических воззрений Эпикура в нравственной философии Спинозы. Убедившись в тождестве их этических построений, автор отмечает, что максимальное их сближение наблюдается в учении о смерти. При этом философия Спинозы является пантеистической
