CC BY
151
УДК 94(470)" 08/16"
УКРЕПЛЕНИЕ МОСКОВСКОЙ ВЛАСТИ НА ДОНУ В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XVII века*
© 2013 г. Н.А.Мининков
Мининков Николай Александрович -доктор исторических наук, профессор,
кафедра специальных исторических дисциплин
и документоведения,
Южный федеральный университет,
ул. Б. Садовая, 105/42,
г. Ростов-на-Дону, 344006.
E-mail: mininkov@aaanet.ru.
Mininkov Nikolay Aleksandrovich -Doctor of Historical Sciences, Professor,
Department of Special Historical Disciplines and Records Management, Southern Federal University, B. Sadovaya St., 105/42, Rostov-on-Don, 344006. E-mail: mininkov@aaanet.ru.
После поражения Разинского восстания Войско Донское было приведено к присяге на верность царю Алексею Михайловичу. С этого началось вхождение Дона в состав России. Однако значительная часть казаков оказывала сопротивление русскому правительству. Они стремились сохранить суверенитет Дона. Идею независимости высказывали предводители донских старообрядцев конца XVII в. Поражение донских старообрядцев укрепило московские позиции на Дону. Но и после этого часть казачества продолжала борьбу за вольность Дона.
Ключевые слова: присяга донских казаков, донские старообрядцы, выдача с Дона, самостоятельность Дона.
After the defeat of the Rasin's rebellion Don Army took the oath on the loyalty to Tsar Alexej Mi-chajlowich. From taking that oath the joining of Don Region in Russia began. But the considerable part of the Cossacks resisted to the Russian government. Those Cossacks aspired to keep the sovereignty of Don. The idea of the sovereignty of Don was expressed by the leaders of the Don's church's dissidences at the end of the XVII century. The defeat of the Don's church's dissidences conducted to the strengthening ofMoscow's positions on Don. But after that the part of the Cossacks aspired to the struggle for the sovereignty of Don.
Keywords: oath of the Don Cossacks, Don's church's dissidences, extradition from Don, sovereignty of Don.
Поражение Разинского восстания завершилось принятием донскими казаками присяги на верность царю Алексею Михайловичу, а также членам его семьи. В историографии
этому событию придается весьма большое значение, так как после него взаимоотношения между Войском Донским и Россией претерпели принципиальные изменения. Дон поте-
* Статья выполнена при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 13-01-00173 «Южные границы России второй половины XVI - XVIII вв. и трансформация пограничных сообществ».
рял свой суверенитет и был присоединен к Московскому государству. Как отмечал С.Г. Сва-тиков, после этой присяги «Дон вошел в состав Государства Российского, а казаки стали подданными царя» [1, с. 98]. Исследователь донской истории XVIII в. А.П. Пронштейн обращал внимание, что казаки при принятии присяги 1671 г. теряли прежде всего право приема беглых и внешних сношений. Тем самым «подрывался существовавший до сих пор суверенитет Войска» [2, с. 219]. На усиление позиций московского правительства на Дону после разгрома Разинского восстания указывал С.И. Рябов [3]. По нашей оценке, присяга - «решающий шаг по пути превращения донских казаков из вассалов русского царя в его подданных, а Дона - из полунезависимой вассальной республики в составную часть государства, пользовавшейся широкой автономией» [4, с. 319]. Глубокий анализ положения на Дону в конце XVII в. и московской политики в Войске Донском в контексте международной ситуации и отношений между донскими казаками и турецко-крымской стороной проделал Д.В. Сень [5]. Им подчеркивалось, что к середине 80-х гг. донские казаки сопротивлялись «ограничительно-репрессивным инициативам царизма». Это выражалось и в участии в походе 1685 г. по призыву польского короля Яна Собесского пятисот казаков без разрешения из Москвы, и в готовности казаков выйти в поход на Волгу, где «был зипун доброй, ... что и при Стеньке Разине» [6, с. 139 - 140].
Таким образом, принятие донскими казаками присяги в 1671 г. воспринималось в историографии как переход к новому этапу в развитии взаимоотношений между Войском Донским и Российским государством и в истории донского казачества. Оно привело к вхождению Дона в состав России. Вместе с тем инкорпорация такой далекой и своеобразной окраины, как Дон, в состав государства -явление очень сложное и противоречивое. Пережитки донского суверенитета и стремление казаков к сохранению его основ после 1671 г. вплоть до разгрома при Петре I Була-винского восстания были очень заметны и значимы. Не случайно, по мнению П.П. Сахарова, принятие казаками присяги на верность царю Алексею Михайловичу даже не стало новым этапом в политической истории Дона и в истории его взаимоотношений с Россией. Ученый придавал большое значение приня-
тию этой присяги. Но в то же время он рассматривал этот акт лишь как шаг на пути к падению тесно связанного с донским суверенитетом «донского народоправства», которое произошло, по его мнению, только в 1709 г. [7, л. 22 об.] с поражением восстания донского казачества под предводительством К. Була-вина.
Есть в этой связи основание для уточнения характера и особенностей положения Дона по отношению к России для более полного и конкретного уяснения значимости событий и явлений, имевших место в отношениях между донскими казаками и русским правительством в конце XVII в. Это позволит более точно определить степень зависимости Дона от Москвы и понять реальные предпосылки столкновения донских казаков с Россией в ходе Була-винского восстания, и полного подчинения Войска Донского в последующий после восстания период.
Присяга донских казаков через два с половиной месяца после казни С.Разина прошла на Дону не просто. Из расспросных речей в Москве полковника Г. Косагова и дьяка А. Богданова известно, что «казаки молодшие люди» отказывались присягать и говорили, что они «служить ради верно и без крестного це-лованья». Чтобы заставить казаков присягать, пришлось собирать три круга. И только «на третьем кругу приговорили . великому государю обещание учинить пред светлым Евангелием всем войском, а если кто из них к тому обещанью не пойдет, и того по войсковому праву казнить смертью, а животы их грабить» [8, с. 169 - 170]. В отношении к принятию присяги «молодшие» казаки вели себя в соответствии с донской исторической традицией, когда в 1632 г. Войско Донское решительно отказалось от присяги и в своей отписке заявляло, что «мы . своим скверным беззаконным житьем недостойны к токой страсти христовой приступить креста целовати» [9, с.164]. Однако если тогда донские казаки сумели отказаться от присяги, то в 1671 г. ситуация была совершенно иная, и позиции московского правительства на Дону значительно усилились.
Долго отказывались от присяги «молод-шие» казаки не случайно. В ее тексте казаки прямо обвинялись в том, что они «над вором и изменником над Стенькою Разиным ника-кова поиску не чинили, и от воровства его не унимали». Присяга обязывала Войско Дон-
ское прежде всего выдавать в Москву «пущих завотчиков и начинателей ко всякому злу», а их единомышленников «войсковым правом казнить смертью» [8, с. 147]. Она также возлагала на казаков обязательство про любой «скоп и заговор» против государя и членов его семьи, о котором им станет известно, немедленно сообщать властям. Войску Донскому запрещались внешние сношения, что ущемляло важнейший признак донского суверенитета. Было допущено исключение для сношений с калмыками, но только для того, чтобы «они, калмыки, по-прежнему ... царскому величеству служили» [8, с. 149]. Таким образом, с принятием присяги Войско Донское оказалось в политической зависимости от Московского государства.
Между тем положение на Дону после подавления Разинского восстания оставалось сложным. Становилось известно, что «многие воры Стенькины станицы Разина» ушли на Дон из Астрахани и с Белгородской черты, а с разинским атаманом Иваном Миуской на Донце к сентябрю 1673 г. «собрались тех же станиц воры многие, человек з 200 и больши», и в результате «проезд ... степью становитца тяжел» [8, с. 317]. Внимательно следивший за действиями атамана Миуски полковой воевода И. Хитрово, находившийся во главе стоявших на Дону царских ратных людей, сообщал, что в ноябре Миуска перешел с Донца на устье речки Черная Калитва, и ожидалось, что «из верховых городков пристанут к нему ис казаков многие воры» [8, с. 321]. Там Миуска не задержался и вскоре прибыл в Запорожскую Сечь с семью донскими казаками. Из грамоты гетману Левобережной Украины И. Самойловичу от 12 декабря 1673 г., направленной из Посольского приказа, известно, что с ним прибыл самозванец, выдававший себя за умершего к тому времени царевича Симеона Алексеевича. Возвратившийся вскоре из похода запорожский кошевой атаман Иван Серко признал в самозванце, который являлся сыном варшавского мещанина, Иваном Андреевым Воробьевым, сына царя Алексея и отдал ему вместе с запорожцами почести. Русские власти были очень встревожены появлением самозванца и потребовали от гетмана Самойловича добиваться от кошевого И.Серко выдачи самозванца. С большим трудом кошевого удалось убедить в этом, и самозванец был отправлен в Москву, где его каз-
нили в сентябре 1674 г. Атаману Миуске и прибывшим с ним в Сечь донским казакам удалось бежать. Движение во главе с атаманом Миуской свидетельствовало о том, что и после приведения Войска Донского к присяге на Дону было неспокойно, причем сохранялась опасность соединения массового казачьего движения с самозванческой интригой.
Правительство встретило настойчивое сопротивление со стороны всего донского казачества в своих попытках поставить в 1674 г. крепость на устье р. Миус для действий против турецкого Азова. Атаман Корнило Яковлев, уверяя московские власти в ненужности такой крепости, указывал, что туркам «тесноты . никакой от того не будет», и что вообще место неудобное, поскольку там «лесу и воды близко нет». Но дело было не только в этом. Как предполагал В.Д. Сухоруков, «устроение сей крепости, по-видимому, не нравилось казакам» [10, с. 315], что определялось нежеланием их с помощью новой крепости усиливать правительственные позиции в непосредственной близости от Дона.
Как показывали события, донское казачество сохраняло не только стремление, но и силы для сопротивления дальнейшему наступлению на него со стороны Москвы. В ноябре 1675 г. в Посольском приказе стрелецкий полуголова В. Волжинский, побывавший на Дону, сообщал о выступлении некоторых казаков на круге против «строенья городков» и присылки в Москву «вора Сеньки Буянки», на чем настаивало правительство. По его словам, эти казаки «были у Стеньки Разина в урядниках, в атаманех, и в ясаулех, и в полковниках» [11, с. 348], на круге они едва не убили видного старшину Родиона Колуженина, а атамана Корнилу Яковлева «бесчестили и бить хотели», но его у них «отняли старшины и казаки добрые». Когда «был Буянка скован» старшинами, которые хотели исполнить указание властей и выдать его в Москву, это вызвало недовольство многих казаков. При этом со ссылкой на традицию они заявляли, что «такова обрасца, чтоб казаков з Дону отдавать, и при прежних государех не бывало», поэтому «и ныне де отдавать нельзя». За выдачу С. Разина в Москву они резко выговаривали старшинам, поскольку «от того, что и Разина отвезли, и тем де они на себя повадку» дали [8, с. 349]. Новые сведения о кругах на Дону по вопросу о выдаче С. Буянки давали через
несколько дней побывавшие на Дону стрельцы. Казаки осуждали старшин за намерение выдать его и заявляли войсковому атаману К. Яковлеву: «Повадился де он их на Москву возить, бутто азовских ясырей, связав». Старшин они обвиняли еще и в том, что они от правительства «берут ковши и соболи, а Дон тем разоряют» [8, с. 351].
Эти же стрельцы свидетельствовали, что «во всех городках по станичным избам казаки все говорят, что хотят собрався идти великого государя на ратных людей, которые в ратном городке, и воевод и всех начальных людей и стрельцов московских побить всех, а городовым стрельцом дать волю» [8, с. 352]. Донесения стрельцов свидетельствовали о неустойчивости обстановки на Дону. Стремление старшин к сотрудничеству с Москвой вызывало недовольство значительной части казаков. Историческая традиция невыдачи с Дона людей была для них важнее, чем прецедент с выдачей С. Разина и даже прямое указание властей на выдачу С. Буянки. Старшины, однако, сохранили власть на Дону и сумели не допустить выхода значительной группы казаков из Паншина городка «на Волгу воровать» [8, с. 353]. Но в такой обстановке войсковой атаман К. Яковлев «атаманство де свое здал», поскольку «тот чин ему надокучил» [11, с. 430]. Отставка К. Яковлева, запятнавшего себя в глазах многих казаков выдачей в Москву С. Разина, означала победу противников старшин, выбравших московскую ориентацию.
В 1676 г. Войско Донское впервые в своей истории принесло присягу при вступлении на престол нового царя Федора Алексеевича, за что оно получило значительное царское жалованье. С этого же времени на Дону стали складываться предпосылки нового массового движения казаков и бежавших из внутренней России старообрядцев. Еще с 1672 г. появились первые сведения о появлении в земле донских казаков беглых старцев-расколоучителей [12, с. 71], а с середины 70-х гг. в глухих ее уголках возникли целые поселения беглых старообрядцев [13, с. 114]. Как говорилось о появлении в тот период на Дону старообрядцев в письме 1686 г., «светлая Россия потемнела» от гонений на веру, а «мрачный Дон воссиял и святыми отцами наполнился» [13, с. 134]. Исследователь движения старообрядцев на Дону В.Г. Дружинин отмечал, что оно возникло на
религиозной почве, но участие в нем казачества придало ему политическую направленность, определявшуюся борьбой не только за старую веру, но и за самостоятельность Дона [12]. По мнению П.Н. Милюкова, в движении соединились две «оппозиции» - религиозная раскольничья и казачья, носившая политический характер. Но это соединение оказалось непрочным, так как «обе оппозиции разнохарактерны» и «их совместное действие невозможно» [14, с. 175, 177]. Однако А.И. Клибанов полагал, что подобное соединение было возможно, а движение раскольников получило «отклик и поддержку со стороны казацкой голытьбы» [13, с. 119].
Между тем недовольство казаков усилилось после Бахчисарайского мира 1681 г., по условиям которого казачьи походы на побережье Крыма и Османской империи были еще более затруднены, чем ранее. Положение усугублялось тем, что в условиях притока людей из русских городов и уездов на Дону стало «бесхлебно», а в начале 1682 г. - еще и «без-рыбно». В таких условиях в Паншинском городке собрались примерно сто пятьдесят «воровских» казаков во главе с Ильей Ивановым Фороновым, которого они избрали атаманом. Они решили идти на Черное море через Миус, но для сбора дополнительных сил в начале марта этого года отправились вверх по Дону, где у впадения Хопра в Дон намечался сбор казаков для участия в походе. После прихода казачьего отряда к месту впадения в Дон Черной Калитвы планы казаков изменились, и они решили идти вниз по Дону и выходить на Волгу. Уже в то время обозначилась неудача похода. В верховых городках по Дону казаки И. Форонова не встретили поддержки, причем, по некоторым сведениям, местные казаки оказали сопротивление, что привело к разгрому ими верховых городков Донецкого, Мигулина, Тишанки и Решетова. Из них казаки бежали от отряда И. Форонова в городок Вешки, и, когда 16 апреля этот отряд проходил вниз по Дону мимо Вешек, состоялся бой. Вешенцы и прибывшие к ним казаки из других городков под командованием вешенского атамана Ивана Щепоткина разбили «воровской» отряд Форонова. После этого боя вместо Форонова атаманом избрали есаула отряда Ивана Терского. Но уже 17 апреля вешен-цы и казаки других городков по Верхнему Дону еще раз разбили «воровских» казаков.
Вскоре после этого движение распалось, а попавших в плен участников казнили в Чер-касске в начале мая 1682 г.
Советские исследователи этого движения Л.В. Черепнин и В.П. Глаголев рассматривали его как выражение социальной борьбы, близкое к Разинскому восстанию [15, с. 65]. Более точную оценку характеру движения давал В.Н. Королев, подчеркивавший, что этот поход, «если рассматривать его без всяких "классовых" натяжек, был все-таки в основном "разбойным"» [16, с. 56]. Вместе с тем события свидетельствовали о напряженности обстановки на Дону, об устойчивости «разбойных» традиций в культуре казачества, когда подобные промыслы служили в представлении казаков надежным средством обеспечения. Внутренний смысл движения 1682 г. сложен и не сводится к результату расслоения казачества на старшинскую домовитую верхушку и низы казачьего сообщества. Во всяком случае казаки из Вешек и других верховых городков, выступившие против участников движения, не относились к верхушке Войска Донского. Произошло столкновение казаков, стремившихся к традиционному для их среды разбойному образу жизни, не только с войсковыми верхами, но и с казаками из отдаленных верховых городков по Дону, которые также вели традиционный образ жизни, однако там он был не столько разбойным, сколько хозяйственно-промысловым.
К тому времени происходило увеличение количества беглых старообрядцев по «запольным рекам» донской земли - на Чиру, Калит-ве и особенно на Медведице. К 1686 г. на Медведице имелось уже 17 раскольничьих поселений по 10 - 12 куреней, где проживало до двух тысяч человек [17, с. 127]. Казаки в первое время присматривались к старообрядцам, а затем сближались с ними, переходили на жительство в основанные ими пустыни. В 1686 г. правительство в грамоте на Дон потребовало «их пристанища и крепости пожечь и разорить» [18, 1686. № 11. Л. 8]. Но, когда многие казаки сочувствовали раскольникам, выполнить это требование войсковые власти не могли.
Предводителем медведицких раскольников был Кузьма Ларионов Косой, елецкий кузнец, который «научился расколу» в Соловецком монастыре. По его учению, после Никона на Руси наступило «антихристово царство», но в
ближайшее пятилетие ожидается второе пришествие Христа, и будет «воздаяние» «мучителям кровавым». После этого наступит царство божье «во веки веков», а возглавить борьбу за него должен новый мессия «царь Михаил» [13, с. 114 - 118], под которым К. Косой, возможно, имел в виду самого себя.
Другой центр раскола сложился в 1686 г. в самом Черкасске. Это произошло после того, как войсковой атаман Фрол Минаев уехал в Москву во главе зимовой станицы, а на его место был избран видный раскольник и знатный казак Самойло Лаврентьев. С отъездом Ф. Минаева в Черкасске нарушилось неустойчивое равновесие между казаками, ориентировавшимися на московское правительство и готовыми поступиться некоторыми вольностями в обмен на царское жалованье и награды, и теми, кто стремился отстаивать старинные права казачества. Последние были сторонниками раскола, тогда как первые принимали церковную реформу только потому, что правительство выступало на стороне никонианской церкви и преследовало раскол. Большинство казаков были раскольниками, но и их противники объединились в мощную сплоченную группу, включавшую немало знатных казаков и старшин. Много видных старшин было и в числе раскольников, среди которых особой известностью, помимо С. Лаврентьева, пользовался Кирей Матвеевич Чюрносов [19, с. 59 - 63].
Избрание войсковым атаманом С. Лаврентьева означало большой успех донских раскольников. Они стали добиваться замены попов-никониан на раскольников, запрещали служить по новоисправленным книгам и заявляли попам: «Не слушайте вы, батьки, патриархов» [18, 1688. № 3. Л. 4]. Видный казак-старообрядец Левка Белогородец одного из дьяконов-никониан «драл . за волосы» [12, с. 307]. Идею церковной самостоятельности Дона обосновывал К. Чюрносов, выступавший за выборы на Дону «особого патриарха или епископа» [17, с. 180]. В начале 1687 г. К. Чюрносов выезжал в верховые городки, где установил более прочные связи с местными казаками-раскольниками и заключил союз с влиятельным калмыцким властителем Чаган-тайшой. Он заявил тайше: «Аще опалится наш царь на вас, я вас не выдам; станем один за другого, хотя против кого ни будь» [17, с. 151].
На пасху, 27 марта, К. Чюрносов вернулся в Черкасск. После этого войсковой атаман и его сторонники решили провести войсковой круг, чтобы утвердить позиции раскольников. Круг проходил очень бурно. Против составлявших большинство казаков-раскольников выступило сплоченное и решительное меньшинство. На Дону ждали возвращения Ф. Минаева, который вернулся в июне, но сразу же отправился в поход на Крым во главе донского походного войска в помощь русской армии князя В.В. Голицына. Война против Крыма не пользовалась популярностью среди казаков-раскольников. Так, К. Чюрносов заявлял казакам: «Не для чего вам идти на крымского, у нас де свои горше Крыму. Надобно де прежде тут очиститьца, тогда де уж на Крым итить. И лучше де ныне крымской, нежели наши цари на Москве» [17, с. 151]. Царей Ивана и Петра Чюрносов называл «иродами» [13, с. 193], а «государскую силу - Голиядскою» [17, с. 153]. Другой старообрядец, Пахом Сергеев, разъяснял: «Если разорят Крым, то де досталь им (донским казакам. - Н.М.) житья не будет» [17, с. 182]. Тем не менее переход от слов к делу оказался очень не прост даже для Кирея, и он пошел в поход на Крым походным полковником при атамане Ф. Минаеве.
С их уходом войсковым атаманом остался С. Лаврентьев. В это же время оживились старообрядцы на Медведице во главе с К. Косым. К ним стали присоединяться казаки из верховых городков, что вызвало размежевание в казачьей среде. О степени его свидетельствуют слова казака Кепинского городка на Медведице Ивана Филимонова, сказанные им своему брату, звавшего его к К. Косому: «Кабы был у меня нож, я бы де тело твое но-жем изрезал и кровию твоею руки вымыл» [12, с. 267]. Так возникали предпосылки перерастания движения донских раскольников в первую в истории донского казачества братоубийственную войну. На Верхнем Дону и на Медведице это ускорялось тем, что во главе движения выступал чужой для казачества человек, и признать главенство К. Косого могли лишь очень твердые в старой вере казаки. Поэтому на севере донской земли движение раскольников не стало по преимуществу казачьим, хотя с К. Косым пошло немало казаков.
В начале июля С. Лаврентьев и старшины-раскольники, узнав о сборах на Медведице, пригласили К. Косого в войско, рассчитывая тем самым укрепить свои позиции. Вскоре к
Черкасску подошло 500 - 600 вооруженных сторонников К. Косого, среди которых были казаки, и стали лагерем около войсковой столицы. К. Косой был приглашен в Черкасск, где стал излагать свое вероучение. Старшины и казаки воспринимали слова проповедника с явным недоверием, и в результате они, «взяв его, Куземку, . приковали у церкви на чепи» [17, с. 140].
Следовательно, в аресте К. Косого участвовали казаки, которые были не только противниками раскола, но и донская раскольничья верхушка во главе с С. Лаврентьевым. Произошло это, во-первых, потому, что К. Косой не удовлетворил казаков как проповедник и не затронул в своей речи то, что волновало донцов в отношениях между Доном и Москвой. Во-вторых, в К. Косом казаки увидели не только проповедника, но и предводителя, претендовавшего на главенство во всем донском старообрядческом движении. Донская раскольничья верхушка во главе с С. Лаврентьевым не могла терпеть безвестного пришельца во главе дела, которое она считала своим, казачьим. В сознании казачества вполне укладывалось, что казаки могли стоять во главе массового движения в России, однако стоять во главе движения на Дону могли в их глазах только казаки.
Однако, допустив арест К. Косого, казаки-старообрядцы ослабили свои позиции. Это проявилось тогда, когда вскоре после этих событий в Черкасск возвратилось донское походное войско. Ф. Минаев в соответствии с войсковым правом вернулся на пост войскового атамана. Он провел на Войсковом круге решение о выдаче К. Косого, которого в сентябре донская станица доставила в Москву. Допросы К. Косого показали причастность к движению раскольников ряда донских старшин, и власти потребовали выдачи С. Лаврентьева и видного донского старообрядца попа Самойлы. Казаки воспротивились выполнению этого требования, поскольку не хотели создавать прецедент, по которому выдавать могли старых заслуженных казаков и даже бывших атаманов.
Скоро, в ноябре того же года, в Черкасске произошел пожар, от которого выгорел весь город. Казаки срочно рыли на зиму землянки. В Москву с просьбой о помощи была направлена донская зимовая станица во главе со станичным атаманом К. Чюрносовым. Но выполнять правительственное требование и вести с собой в
Москву С. Лаврентьева, своего друга, и попа Самойлу Кирей решительно отказался. Есаулу станицы Якову Черному, противнику старообрядцев, он заявил: «Ты де повадился русских языков к Москве возить, а я де не повезу» [17, с. 175]. Еще откровеннее в это время говорил Чюрносов со своими сторонниками. По его словам, следует, «приговоря к себе и иные орды, возмутить всем государством и идти к Москве» [12, с. 313]. Заявление свидетельствовало о широте его политического мышления. Он хорошо понимал, какие трудности могут ждать казаков в борьбе за самостоятельность Дона, и поэтому успех движения донских старообрядцев связывал с перерастанием его в массовое общероссийское выступление. Еще более на это указывает готовность привлечь на свою сторону «орды», среди которых, возможно, была и крымская. К. Чюрносов оказался способен преодолеть традиционные для казачества взгляды на отношение к «ордам», в которых целые поколения донских казаков видели врагов казачества и России в целом.
В Москве были очень недовольны тем, что станица Чюрносова не привезла бывшего донского атамана и попа. В начале 1688 г. на Дон поступила новая царская грамота с требованием их выдачи. Войско Донское выдало попа Самойлу, но все попытки атамана Ф. Минаева выдать С. Лаврентьева вызывали сопротивление казаков. К. Чюрносов даже из Москвы оказывал влияние на казаков. Он направил письмо на Верхний Дон и сообщал казакам о милости к нему со стороны царя. С. Лаврентьеву он писал, что ехать в Москву ему нельзя. Ф. Минаев и его сторонники поняли, что без расправы с К. Чюрносовым им невозможно было взять верх над своими противниками на Дону. На Кирея были направлены четыре «изветных» письма, в которых власти предупреждались о возможности повторения событий Разинского восстания. После этого 5 марта Чюрносов и его сторонники из станицы были арестованы в Москве. Это позволило добиться выдачи С. Лаврентьева на войсковом круге 7 апреля, когда Войско Донское вновь было приведено к присяге [17, с. 191 - 192]. Чюрносов был подвергнут допросам с пытками, но держался стойко, отрицал все обвинения и не дал никаких новых сведений. 10 мая 1688 г. в Москве были казнены предводители донского старообрядчества - К. Чюрносов, С. Лаврентьев, П. Чекунов и Л. Белогородец, а также поп
Самойло и раскольник Пронка. Другие донские раскольники, выданные в Москву, были сосланы в разные сибирские города.
Гибель Кирея Чюрносова и других предводителей была сильнейшим ударом по движению. Противники раскола и сторонники соглашения с Москвой взяли верх в Войске Донском. По городкам был послан казачий карательный отряд во главе со старшиной Осипом Михайловым. Не желавших присягать казаков били «до смерти дрючьями» [18, 1687. № 13. Л. 273]. Спасаясь от преследований, часть казаков-раскольников уходила на Медведицу. А некоторые казаки во главе с атаманом Левкой Маноцким бежали за пределы донской земли на Куму [17, с. 259]. В свою очередь донские раскольники оказывали активное сопротивление. Ими было уничтожено на Медведице все население городка Евтерева и перебито девяносто человек в Островском городке [18, 1688. № 14. Л. 13]. Но сил для продолжения борьбы у них не хватало. Завершением движения донских старообрядцев стало взятие Заполянского городка на Медведице. После упорного сопротивления городок был взят 5 апреля 1689 г., а его защитников «вырубили и выжгли и разорили без остатку» [18, 1689. № 16. Л. 3 - 4].
Движение донских старообрядцев относится к самым массовым выступлениям на почве церковного раскола. Поражение его вело к укреплению позиций московской власти на Дону. Это имело существенное значение для вступления России в борьбу за взятие Азова. Дон должен был стать территорией, с которой русские войска развертывали бы свои действия. В то же время поражение донских старообрядцев не означало, что казачество в целом полностью приняло новые порядки, при которых Дон оказывался под московской властью. Кроме того, за пределами донской земли оказалась часть казачества, по точному выражению Д.В. Сеня, «казаков-нонконформистов» [5, с. 262], готовая продолжать борьбу против государства и Войска Донского. Борьба донского казачества за свою самостоятельность не была завершена.
Литература
1. Сватиков С.Г. Россия и Дон (1549 - 1917). Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. Белград, 1924.
2. Пронштейн А.П. Земля Донская в XVIII веке. Ростов н/Д, 1961.
3. Рябов С.И. Донская земля в XVII веке. Волгоград, 1992.
4. Мининков НА. Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 г.). Ростов н/Д, 1998.
5. Сень Д.В. Казачество Дона и СевероЗападного Кавказа в отношениях с мусульманскими государствами Причерноморья (вторая половина XVII - начало XVIII в.). Ростов н/Д, 2009.
6. Сень Д.В. Донское казачество после Бахчисарайского договора 1681 г.: некоторые аспекты политического положения // Науков1 пращ югоричного факультету Запор1зького национального ушверситету. 2009. Вып. 26. С. 138 - 142.
7. Сахаров П.П. Дон и Россия. Программа-конспект чтений на местах (6) часов // Ростовский областной музей краеведения. Ф.2. Рукописи П.П. Сахарова. Оп. 5. Д. 1/9-16. Л. 21 - 25.
8. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1962. Т. 3.
9. Попов X. Материалы для истории Войска Донского // Сборник Областного Войска Донского
Поступила в редакцию
статистического комитета. Новочеркасск, 1913. Вып. 13. С. 160 - 166.
10. Сухоруков В.Д. Историческое описание Земли войска Донского / Ком., доп., вступ. ст. Н.С. Корши-кова и В.Н. Королева. Ростов н/Д, 2001.
11. Дополнения к Актам историческим. Т. 10. СПб., 1867.
12. Дружинин В.Г. Раскол на Дону в XVII в. СПб., 1889.
13. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М., 1977.
14. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 1903. Ч. 1. Вып. 1.
15. Черепнин Л.В. Классовая борьба в 1682 г. на юге Московского государства // Исторические записки. № 4. М., 1938. С. 41 - 75.
16. Королев В.Н. Старые Вешки. Повествование о казаках. Ростов н/Д, 1991.
17. Дополнения к Актам историческим. Т. 12. СПб., 1872.
18. РГАДА. Ф. 111. Донские дела.
19. Королев В.Н. Кирилл Матвеевич Чюрносов // Донской временник. Год 2003-й. Ростов н/Д, 2002.
11 июля 2013 г.
