CC BY
97
3. Малько А. В., Шундиков К. В. Правовая политика современной России: цели и средства // Государство и право. 2001. № 7.
4. Степин В. С. Философская антропология и философия науки. М., 1992.
5. Тарановский Ф. В. Энциклопедия права. СПб., 2001.
6. Феномен человека: антология / сост. и автор вступ. статьи П. С. Гуревич. М., 1993.
УДК 34 (091) (470.61) ББК 67.99
Г. Г. Небратенко
НАКАЗАНИЕ В ОБЫЧНОМ ПРАВЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ:
СМЕРТНАЯ КАЗНЬ
Статья посвящена смертной казни, которая у казаков долгое время являлась основным видом наказания, назначаемым за большинство преступлений. Автор отмечает, что санкции за совершение правонарушений являлись неотъемлемой частью обычного права донских казаков. В правовой традиции казачества сформировался комплекс обычаев, посвященных наказанию, сопровождавшихся особым ритуалом приведения его в исполнение.
Ключевые слова: смертная казнь, обычное право, обычай, наказание, преступление, донские казаки, казачество.
PUNISHMENT IN THE CUSTOMARY LAW OF THE DON COSSACKS: THE DEATH PENALTY
The death penalty Cossacks has long been the main form ofpunishment imposed for most crimes. The autor emphasires sanctions for offences were an integral part of the customary law of the don Cossacks. In the legal tradition of the Cossacks formed a set of customs relating to the penalty. They were accompanied by a special ritual of execution.
Keywords: capital punishment, custom law, custom, punishment, crime, the don Cossacks, the Cossacks.
Наказание в обычном праве донских казаков - пеня - представляло собой «меру общественного возмездия и принуждения», которая применялась по приговору потестарной власти или по самосуду. Причем рассмотрение правонарушений (преступлений и проступков), приговор и его приведение в исполнение осуществлялись максимально скоро, что успешно действовало на правосознание казаков, так как каждый, осуждая своего товарища, знал, что никто не избежит заслуженного наказания [ 1, с. 20].
Самосуд есть проявление народного возмездия и стремление к немедленному «торжеству правды и справедливости», достигаемому путем охлократии (власти толпы) без судебных проволочек, апелляционных и кассационных процедур. В истории Донского казачьего войска известны случаи осуществления самосуда даже на войсковом круге. Так, например, Степан Разин в 1670 году вызвал царского посланника Евдокимова, самолично обвинил его в том, что он послан на Дон «лазутчиком», «учал бранить и бить и, бив до полусмерти, посадил в воду в Дон-реку», при-
чем все было произведено по самосуду, вопреки воле казаков и войскового атамана Корнилы Яковлева. Последний после самосуда сказал Разину, что делать так, «как он учинил, непригоже» [2, с. 260]. Впрочем, этот случай является скорее исключением из судебной практики войскового круга, являвшейся основой формирования «войскового права», практически не связанного с самосудом.
Термин «пеня» (наказание) в обычном праве казаков также трактовался как штраф и возникшая в результате его наложения «порочность лица». Пеня могла носить разовый или пролонгированный характер, при этом распространялась на отдельных индивидов или целые городки (казачьи общины). Если правонарушение не являлось особо тяжким и была возможность быстрого разрешения «эксцесса» путем наложения «щадящего наказания», то после его применения лицо не ограничивалось в правах. Повторное совершение деликтов, допущенное спустя непродолжительный период времени, приводило к ужесточению санкций и естественному
наступлению «морально-этической ответственности» в виде признания «бесчестным», что предусматривало правовые и социальные ограничения [4, с. 29; 5, с. 50].
Лица, привлеченные к ответственности по станичному праву за совершение тяжких деликтов или любых по характеру и общественной опасности, но осужденные по приговору войскового круга, надолго оставались пенными, что выступало аналогом непогашенной судимости. Кроме того, пеня распространялась не только на наказанных лиц, но и на заочно осужденных.
Пенные казаки лишались должностей и чинов (при наличии), им запрещалось приезжать в столицу края «на глаза к добрым донцам», они не участвовали в казачьих кругах, не мобилизо-вывались в походное войско (без особого приглашения), не получали царского жалования, не имели права на «суд и расправу, и их всяк мог безнаказанно бить и грабить» [6, с. 143]. Но восстановить свои гражданские права, «уничтожить на себе общественную пеню мог во всякое время, стоило ему только сделать что-то отличное» [6, с. 143], если такая возможность не исключалась в обвинительном приговоре войскового круга. Ведь некоторые из приговоров содержали санкцию, например, «кто не послушает войсковой грамоты, и на той станице наша войсковая пеня: век бить и грабить, и суда им не будет, и впредь в таковой нашей войсковой пени милости не просите» [7, с. 313].
Само наказание в виде санкционированного «народного возмездия» считалось «древним казачьим обыкновением», признававшимся российским правительством, и могло выноситься на войсковом или станичном уровне. Наиболее суровая разновидность пени, выносимой войсковым кругом, именовалась войсковой пенею и ассоциировалась с «войсковой саблею» - казачьим образным выражением, означавшим «справедливое возмездие за совершение тяжкого преступления» [8, с. 112]. Между тем имеются сведения, что сабля являлась реальным предметом и ею по приговору войскового круга казнили сами казаки, которые не желали «марать» собственное оружие. Существует мнение, что впервые на Дону приговор в виде отсечения головы саблею был приведен в исполнение при атамане Кондрате Булавине [9, с. 302]. Однако имеются противоположные тому свидетельства.
Так, в 1646 году прибывший с Дона царский посланец Андрей Лазарев жаловался царю, что семеро сопровождавших его «крепостных» сбежали к казакам. На их розыск был направлен офицер-иностранец из русского отряда, оказав-
шийся в войсковом круге. «На требование о возврате людишек, казаки направили есаулов к Лазареву, чтобы привести его на Круг, где хотели убить. "Прислали по меня в тот день есаулов звать на Круг, чтобы я сам говорил о людях своих". Посланец им заявил, что в Круг он не пойдет, а будет просить на свое разорение не у них, а у царской милости. "За такие слова казаки на Круге закричали, что любо его убить и саблю войсковую выдали, чем было меня казнить (выделено мною. -Н. Г.), а по меня прислали посланцев, и с ними казаков многих и велели меня за ноги приволочь к Кругу". За посланца вступились стрельцы, и казаки оставили его в покое» [10, с. 81].
Кроме того, существовал такой вид наказаний, как станичная пеня, предусматривавший при необходимости переселение осужденного в другую местность. Этот казачий обычай получил даже правовую форму, будучи закрепленным в Положении об общественном управлении в казачьих войсках 1870 года. В данном нормативном правовом акте станичным обществам было предоставлено право ходатайствовать в Областное правление о высылке порочных лиц в Сибирь, что в первую очередь коснулось лиц, склонных к воровству, причем не только казаков, но и иногородних, проживавших в поселениях и станичных юртах [11, с. 134].
Между тем войсковой круг по мере необходимости мог помиловать пенных казаков или даже городок, если за него вступались участники народного собрания, а также объявлять частичную амнистию (для определенной общины) или всеобщую, как, например, в 1637 года, когда потребовалось собрать многочисленное походное войско для захвата Азовской крепости. Поэтому по всем городкам с нарочными казаками рассылались войсковые грамоты следующего содержания: «Собирайтесь в Войско все атаманы-молодцы, пенные и непенные, а вины их им отдадутся, ослушники же да лишатся расправы в Войске...» [12, с. 12-13]. В допетровский период амнистия «закличем в войсковой круг», по-видимому, осуществлялась не единожды, так как на Дону постоянно требовалась военная мощь и для ее аккумуляции приходилось мобилизо-вывать даже пенных, которых, очевидно, было немало. Последние, вступив в походное войско (или ватагу), восстанавливались в гражданских правах, так как получали «всеобщее прощение» (амнистировались).
Необходимость формирования походного войска, с начала XVIII века и казачьих полков обусловила латентность правонарушений, а при наличии возможности их старались квалифици-
ровать по обычному праву, а не российскому законодательству, требующему применения к виновным длительных сроков лишения свободы и отработки материального ущерба. Поэтому даже в XIX веке только особо тяжкие преступления, совершаемые казаками, которые невозможно было сокрыть, однозначно оставались вне «казачьего присуда», а при квалификации иных правонарушений учитывалось «сословное происхождение» виновного. В связи с этим тематика основных видов наказания, применявшихся по обычному праву донских казаков, актуальна для XVI-XIX столетий.
Наиболее распространенными наказаниями в указанный период были следующие: общественное порицание; церковное покаяние; «поса-жение на хлеб и воду»; домашний арест; домашние работы; «напой»; денежный штраф; «отдача в зажив»; посрамление; телесные наказания; лишение права голоса; смещение с должности, лишение чина; общественные работы; внеочередная служба; арест; заковывание в кандалы (забивание в колодки); заключение в острог; лишение юртового довольствия; принудительный раздел имущества; конфискация имущества; изгнание за пределы юрта решением суда и расправы; захват в плен и продажа за пределы войска Донского; подтопление; смертная казнь.
«Каждый вид наказания имел многочисленные внутренние традиции исполнения, которые обусловливались тяжестью и составом преступления или проступка, личностью подсудимого, отношением к нему станичного или войскового общества, обстоятельствами и временем исполнения приговоров и решений, другими причинами» [13, с. 31]. Впрочем, не должно вводить в заблуждение разнообразие санкций, так как некоторые из них появились раньше и прекратили применяться, а другие - позже, но имели пролонгированный характер, например, в XVI-XVII веках самым распространенным видом наказания была смертная казнь, что детерминировалось сугубо военным бытом казачества.
Существование различных форм приведения смертной казни в исполнение позволяло дифференцировать тяжесть содеянного. Так, например, смертная казнь могла применяться в виде утопления, расстрела из пищалей или луков (на площади или в поле), забивания плетями, тесаными дубинами, крупными жердями, палками, кольями и так далее, «порубания саблей до смерти» или отсечения головы, расчленения пополам или разрывания конною тягой, повешенья за шею или за ноги на большом якоре, а также сжигания на костре. Кроме того, встречаются
упоминания о «таскании» осужденных, по кочевому обыкновению привязанных за руки длинной веревкой, скачущей лошадью, а также о забрасывании камнями и подвешивании за ребра на якоре [7, с. 92; 13, с. 31].
Широкое распространение смертной казни предопределялось ограниченными возможностями казачества по реализации прочих видов наказаний, например, осуждения к лишению свободы. В «диком поле» и в походах за пределами края казаки находились на грани выживания (или попадания в плен), поэтому любой проступок, кажущийся малозначительным, оборачивался «войсковою саблей». А в связи с тем, что до середины XVII века большинство походов осуществлялось водным путем в Азово-Черно-морском и Каспийском бассейнах [14, с. 263], то самым доступным способом приведения в исполнение смертного приговора было «в куль, да в воду потопление». Выглядело это следующим образом: на осужденного надевали мешок, наполненный песком и камнями, опускали на веревке в воду и держали до тех пор, пока он не задыхался [12, с. 12-13; 15, с. 167].
Осуществление «утопления на веревке» имело «привилегированный характер» (с точки зрения казаков), так как давало возможность похоронить тело приговоренного по православному обряду. Иное дело, когда виновному связывали руки и ноги и, насыпав песок в рубашку, зашивали ее, а потом бросали его в воду. В этом случае не было возможности предать человека земле. «В обоих случаях казаки предоставляли возможность водной пучине причинение смерти, не допуская междоусобного кровопролития». «Кровопролитная казнь», в частности, расчленение преступника на части, встречалась реже и, как правило, применялась в отношении изменников или «чужестранников» [16, с. 207].
В то же время утопление осужденного без предания тела земле могло являться следствием отсутствия родни либо их отказа от «злодея» или указывало на исполнение приговора в походных условиях. Кроме того, в судебной практике казаков известны и иные виды наказания, связанные с водой, необязательно приводящие к умерщвлению осужденных. Так, например, «тем, преступления которых не столь важны были, насыпали песку в платье и с тем их на некоторое время в воду сажали» [16, с. 26]. Наказание в виде временного погружения именовалось подтоплением (не путать с потоплением), также носило жестокий характер, но все же демонстрировало снисходительное отношение к осужденному.
Мореходные и речные традиции казачества (морские десанты с целью наживы и рыболовство) распространялись и на правоохранительную сферу, когда виновных в совершении особо тяжких преступлений в войске Донском топили или вешали на веревке, закрепленной на скобе крупного якоря, поставленного стоймя. Данные санкции были характерны исключительно для «донского судопроизводства». «Постоянные "промыслы водою", а следовательно, постоянное общение с водою и лодками, при необходимости иногда немедленное наказание, невольно привели казаков к мысли воспользоваться как средством наказания теми орудиями, которые всегда были под рукою, а такими были вода, якорь при стругах и лодках» [15, с. 167].
Между тем с середины XVII века виновных в убийстве, трусости, принесшей «общественный вред», в измене и иных особо опасных преступлениях, в станичном кругу не судили, а смертные приговоры в городках стали исключительным явлением, оставаясь преимущественной прерогативой войскового круга, в который «отъявленных преступников» отправляли по представлению станичных кругов, делая это, потому что преступления посягали на интересы донского казачества, а не только общины. Таких лиц «забивали в колодки» и высылали в столицу края для дальнейшего определения участи по «войсковому праву».
Обычай высылки преступников в «главное войско» появился еще в начале XVII века. Например, в 1613 году казак Семейка Еболда за «непристойные речи» был выслан из городка Нижний Курман Яр. Виновного доставили в «главное войско», где «про то расспрашивали и, сыскав его воровства, приговорили посадить в воду» [3, с. 264-265]. Собственно казнь в виде утопления для осужденных лиц, привезенных на суд в лодках, была самой распространенной, приводимой в исполнение на тех же каюках (лодках) своими же сотоварищами, но уже по войсковому приговору. В связи с этим следует вспомнить многозначительное народное изречение, произносимое при определенных обстоятельствах: «Ну, все, тебе каюк!».
Однако с налаживанием на территории войска Донского мирной быта и развитием экономических отношений перечень санкций стал расширяться, включив в себя менее суровые наказания, но при этом осуществлялась рецепция новых способов исполнения смертных приговоров, например, сжигание осужденного на костре, которое доказано осуществлялось только несколько раз и имело «инквизиционный контекст».
Разрывание конною тягою было заимствовано из «степного права» и применялось к калмыкам. Известен случай «посадки в воду» в 1691 году «знатнейшего наездника» Малая Батыря, за поимку которого войско Донское заплатило казакам из казны 200 рублей [7, с. 373], так как они состояли в ватаге и пленник являлся совместной добычей.
Впрочем, в XVIII веке смертные приговоры по обычному праву для иноплеменников и казаков носили исключительный характер. Частыми же стали «позорящие наказания», публично исполнявшиеся «на торгах» (базарной площади). Существует мнение, что с вхождением Донского края в состав Российского государства смертная казнь, а также другие виды наказания по «войсковому обычаю» заменялись санкциями «по имперскому праву» или вовсе отменялись [17, с. 356-366]. Однако этот вывод является справедливым лишь до начала XIX века и без учета правовых обычаев, закрепленных в нормативных правовых актах.
Таким образом, наказание по обычному праву имело специфический региональный колорит, предопределенный военным казачьим бытом и заимствованием некоторых санкций и способов приведения их в исполнение из права соседних государств и народов. Сильное влияние на де-ликтные отношения донских казаков оказало российское законодательство, но безусловное значение в войске Донском оно приобрело только в XVШ-XIX веках, детерминируя замену наказания по обычаю его осуществлением по закону. Данная тенденция получила распространение как в сфере материального, так и процессуального права. Смертная казнь зачастую применялась не только за особо тяжкие, но и менее опасные преступления, а в XVI-XVII столетиях - за проступки. На Дону она имела особенный характер: чаще всего осужденных к ней топили или вешали на большом якоре («на страх иным»). Впрочем, существовали и другие способы приведения в исполнение «исключительной меры наказания».
Литература
1. Небратенко Г. Г. Концептуальная характеристика обычно-правовой системы традиционного общества // История государства и права. 2012. № 22.
2. Историческое описание Земли войска Донского. 2-е изд. Новочеркасск, 1903.
3. Мининков Н. А. Донское казачество в эпоху Позднего средневековья (до 1671 года). Ростов н/Д, 1998.
4. Небратенко Г. Г. Обычай в гражданско-правовых отношениях донских казаков. М., 2014.
5. Небратенко О. О. О моделях состава гражданского правонарушения // Юристъ-Правоведъ.
2009. № 3.
6. Тимощенков И. В. Общественный быт и народные обычаи Казанской станицы // Сборник Областного войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1874. Вып. 2.
7. Сухоруков В. Д. Историческое описание Земли войска Донского. Ростов н/Д, 2001.
8. Казачий словарь-справочник / сост. Г. В. Губарев. Сан-Ансельмо, 1968. Т. I.
9. Шапсугов Д. Ю., Сергеев В. Н., Краковский К. П., Небратенко Г. Г. и другие. Антология памятников права народов Кавказа. Ч. 1: Памятники права народов Северного Кавказа. Т. 7: Памятники права донского казачества. Ростов н/Д,
2010.
10. Сватиков С. Г. Россия и Дон. Ростов н/Д, 2013.
11. Чемякин Е. А. Органы управления, самоуправления и суда Донского казачьего войска в XVIII - начале XX века: дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2003.
12. Новак Л., Фрадкина Н. Как у нас-то на Тихом Дону: историко-этнографический очерк. Ростов н/Д, 1985.
13. Татарченко М. В. Государственно-правовые институты и правовая природа Донского казачества XVI - начала XX века в отечественной историографии. Ростов н/Д, 2013.
14. Донские дела. СПб., 1909. Кн. 3.
15. Щелкунов З. И. Преступления против «Войска» по древнему казачьему праву // Сборник Областного войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1908. Вып. VIII.
16. Регильман А. И. История о донских казаках. Ростов н/Д, 1992.
17. Сведения о казацких общинах на Дону: материалы для обычного права, собранные Михаилом Харузиным. М., 1885.
УДК 340.15 ББК 67.0
Э. Э. Баринов
КОНСТИТУЦИЯ РОССИИ КАК ЦЕННОСТНО-ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВОСОЗНАНИЯ РОССИЙСКИХ ГРАЖДАН
В статье с учетом специфики Конституции Российской Федерации как юридического и одновременно мировоззренческого документа рассматривается ценностно-идеологическое воздействие ее положений на сознание российских граждан.
Ключевые слова: конституция, конституционное правосознание, идеологическая функция, идеологический плюрализм, конституционализация.
THE CONSTITUTION OF RUSSIA AS THE VALUABLE AND IDEOLOGICAL BASIS
OF THE RUSSIAN CITIZENS CONSTITUTIONAL LEGAL SENSE
In article taking into account specificity of the Constitution of the Russian Federation as legal and, simultaneously, the world outlook document valuable and ideological influence of its positions on consciousness of the Russian citizens is considered.
Keywords: Constitution, constitutional legal sense, ideological function, ideological pluralism, kon-stitutsionalization.
Конституция Российской Федерации является основой формирования и совершенствования конституционного правосознания, оказывая на граждан в процессе своей реализации воспитательное воздействие, являющееся не менее значимым аспектом функционирования Основного закона, чем его роль в упорядочивании общественных отношений. Данное направление действия Конституции тесно связано с ее идеологической функцией. Относительно последней в лите-
ратуре встречаются диаметрально противоположные точки зрения. Так, профессор М. В. Баглай не признает за ней идеологической функции, по всей видимости, противопоставляя ее политическому и идеологическому плюрализму и считая ее свойственной лишь тоталитарному государству [1, с. 64-65]. Между тем идеологическое воздействие конституционных предписаний на сознание граждан ни в коей мере не противоречит предусмотренному ч. 2 ст. 13 Конституции РФ
