CC BY
122
К. Я. Сигал
ПРЕСКРИПТОРНЫЕ ПРАВИЛА ЛИНЕАРИЗАЦИИ
В КОГНИЦИИ И ТЕКСТЕ (на материале русских сочинительных конструкций)
Настоящая статья посвящена когнитивно-функциональному анализу порядка компонентов сочинительной конструкции преимущественно в русских простых предложениях и предикативных частях сложных предложений. Автор показывает, что все принципы порядка сочиненных компонентов определяются такими особыми когнитивными образованиями, как правила линеаризации. По мнению автора, имеются основания для выделения двух типов таких правил: когнитивных и текстовых.
Одним из первых синтаксистов, отметивших речевую стабильность порядка сочиненных компонентов, был Й. Рис, который в своей монографии «Zur Wortgruppenlehre... » писал, что в подобных словосочетаниях порядок слов чаще всего не является чисто произвольным, но, наоборот, нередко он диктуется определенной последовательностью величин в реальной жизни: Männer, Weiber, Kinder; Sonne, Mond und Sterne; Väter und Söhne и т. п. [Ries 1928: 30]. В настоящее время почти общепринятой стала точка зрения, согласно которой порядок компонентов сочинительной конструкции в простом предложении обычно является не свободным, а обладающим высоким потенциалом контекстуальной устойчивости, причем в функции контекста здесь выступают, прежде всего, сами сочиненные компоненты, образующие минимальный контекст друг для друга, а также условия их лексико-семантического и/или грамматического взаимодействия с ближним/ дальним предтекстом. Кроме того, порядок компонентов сочинительной конструкции может имплицироваться такими сочинительными союзами, в семантику которых «встроена» информация о норме лексического заполнения их валентностей. Так, например, в выделенной сочинительной конструкции - У нас жить вольготно, только скучно, - начала она (Лиза. - К. С.), растопыривая пальчики на руках (Л. Леонов) компоненты связаны противительным союзом только, указывающим на частичное отрицание или существенное ограничение вводимым им компонентом содержания первого компонента [Морковкин (ред.) 1997: 349]. Вследствие того, что семантикой союза только определяется пейоративная оценка для второго сочиненного компонента, изменение порядка компонентов в данной сочинительной конструкции приводит к смысловой дефектности ре-
чевого высказывания в целом. Ср.: * - У нас жить скучно, только вольготно... В подобных сочинительных конструкциях структурный признак «порядок слов» обнаруживается как сфера действия сочинительного союза, который в своей примарной функции служит для моделирования определенного логико-смыслового блока в речевом высказывании.
Но если необратимость порядка сочиненных компонентов в конструкциях с союзами типа только формируется (и «контролируется») собственно сочинительным союзом, то, например, сочинительный союз и, подобно некоторым другим соединительным и разделительным союзам, а также в значительной степени бессоюзию, сам по себе индифферентен к порядку связываемых им компонентов. Вместе с тем, в конкретных текстах компоненты сочинительных конструкций с такими союзами (или с бессоюзной их связью), как правило, тоже необратимы, и эта необратимость, по всей видимости, является результатом действия определенных правил линеаризации синтаксически равноправных компонентов в речевой деятельности. Размышляя над страницами «Русского синтаксиса в научном освещении» А. М. Пешковского, посвященными сочинению, М. Н. Петерсон писал: «Сам автор (т. е. А. М. Пешковский. - К. С.) замечает, что «только при противительных союзах («строг, но справедлив» - «справедлив, но строг») получается при перестановке какой-то внутренний сдвиг». Но он думает, что «этот сдвиг, по-видимому, чисто психологический, а не грамматический». Это соображение не убедительно. Несомненный сдвиг получается и в таких случаях, как «хлеба и зрелищ!» -«зрелищ и хлеба!". Порядок здесь совсем не безразличен. Важно понять, что «хлеба» стоит на первом месте как более важное» [Петерсон 1952:
450]. Представляется, что порядок сочиненных компонентов в построениях с союзом и (и им подобных) определяется в первую очередь самой синтаксической природой сочинительной связи, допускающей комплексирование факторов неоднородности объединяемых на ее основе компонентов: являясь текстовым выражением речемыс-лительных правил линеаризации, порядок компонентов сочинительной конструкции результирует действие собственно синтаксического механизма «упаковки» смысловой информации в тексте.
Обращаясь к целому ряду работ, выполненных на материале английского языка [Cooper, Ross 1975; Givon 1995, 25-66; Landsberg 1994], мы обнаруживаем более или менее полную систематизацию фонологических и семантических ограничений на порядок компонентов сочинительных конструкций. Фонологические ограничения, связанные в общем случае с отражением в бинарных сочинительных структурах неинициальной позиции более «тяжелого» элемента [Ажеж 2003: 174175] как проявлением принципа экономии произносительных усилий, создаются предшествованием односложных компонентов многосложным (facts and figures), компонента с начальным [h] компоненту с более взрывным начальным согласным (hail and farewell) и т. п. Семантические ограничения, формируемые социокультурными, психологическими или хронологическими приоритетами одних явлений по сравнению с другими и/или дейктической ориентацией на говорящего, определяют линеаризацию сочиненных компонентов в соответствии с иерархиями одушевленное > неодушевленное: people and things (*things and people), взрослое > невзрослое: father and son (*son and father), cat and kitten (*kitten and cat), мужское > женское: husband and wife (*wife and husband), king and queen (*queen and king) и др. Подобные фонологические и семантические ограничения принято рассматривать как объясняющие неслучайность порядка компонентов в «застывших» сочинительных структурах (ср. «linguistic freezes» у М. Ландсберга) и по сути дела как своеобразную экспликацию неосознаваемых говорящими правил линеаризации компонентов сочинительной конструкции [Cooper, Ross 1975: 63]. В отечественной науке идею неосозна-ваемости правил естественного, более привычного расположения сочиненных компонентов поддерживает Ю. А. Левицкий [Левицкий 2002: 28]. Однако разнородность фонологических и семантических ограничений не дает оснований для их одинаковой психолингвистической интерпрета-
ции. Фонологические ограничения неосознаваемы безусловно, так как моторное программирование речевого высказывания является в высшей степени автоматизированным и выведенным за пределы «светлого поля» сознания говорящего. Лучшим подтверждением этого служит наблюдаемое в ряде языков «преодоление» семантических ограничений фонологическими: ср. в урду kdm o bes 'менее или более', «иначе на первом месте оказался бы более тяжелый элемент» [Ажеж 2003: 174175]. Семантические ограничения не могут не осознаваться уже хотя бы потому, что так называемый маркированный порядок сочиненных компонентов типа things and people, отмечаемый в указанной работе Т. Гивона специальным знаком (*), не является облигаторно запретным, как было бы в случае отвержения какого-либо из фонологических ограничений, он применим в конкретном речевом высказывании, где именно такой порядок сочиненных компонентов семантически значим и прагматически убедителен. Верно и другое: когда адресат устанавливает необычность подобной инверсии, он начинает поиск семантических оснований, приведших к изменению общепринятого упорядочивания компонентов сочинительной конструкции. По-видимому, именно эти соображения побудили А. Е. Кибрика и М. Б. Бергельсон связать выбор порядка сочиненных компонентов с прагматическим принципом приоритета, отражающим присутствие аксиологической шкалы говорящего в синтаксически организованных сочинительной связью словесных рядах [Бергельсон, Кибрик 1987: 62].
Как мы покажем в дальнейшем изложении, вне сферы действия фонологических ограничений (а последние не «привязаны» исключительно к сочинительным структурам, для их проявления тип синтаксической формированности словесного ряда оказывается несущественным признаком) упорядочивание сочиненных компонентов не является жестким, оно может трансформироваться с учетом пресуппозиций, связей с сильными позициями текста (например, с заголовком), личностных оценок говорящего и т. п., а главное, оно может быть обусловлено конструктивными и прагматическими особенностями текста как «полного» знака. Текстопроницаемость сочинительных конструкций наиболее наглядно проявляется в организации порядка их компонентов, формируемой в процессе текстообразования и ориентированной поэтому на текст. Следовательно, вряд ли целесообразно квалифицировать все сочинительные конструкции (пусть даже только двух-
компонентные) как «linguistic freezes», поскольку у создаваемых при порождении речевого высказывания сочинительных конструкций не «заморожены» связи с речемыслительным механизмом выбора порядка их компонентов, а мотивирующие структуру порядка сочиненных компонентов основания могут быть осознаны и при необходимости эксплицированы в тексте.
Порядок компонентов сочинительной конструкции является знаковой формой, иконически соотнесенной с передаваемым ею когнитивным содержанием (см. впервые об этом [Якобсон 1983: 107]), так как в самом размещении сочиненных компонентов отображается либо темпоральная последовательность, либо выдвижение более важного элемента [Haiman 1985: 92]. Семиотическая интерпретация сочинения дает основания считать, что линейный характер речи обусловливает асимметрию порядка сочиненных компонентов [Haiman 1985: 92]. В свете понятия иконичности структура порядка сочиненных компонентов была рассмотрена в выполненной на материале русского языка монографической работе [Сигал 1999], где описано значительное количество правил линеаризации и выявлены условия предпочтения маркированного/немаркированного порядка при репрезентации оценочного смысла «важно». В отличие от ряда зарубежных исследователей и от Н. И. Лауфер, во многом следующей за ними [Лауфер 1987: 167-176], мы не сочли целесообразным предлагать конечный список правил линеаризации: анализ значительной выборки текстового материала (а не искусственных примеров) показал, что этот список является открытым, так как многообразие отношений между лицами, предметами, разнообразными субстанциями в познаваемом и творчески преображаемом человеком объективном мире создает неограниченные возможности для появления новых правил линеаризации. Источник этих правил - «созидающий мозг» (выражение П. В. Симонова) человека, раскрывающий свой познавательный потенциал в процессе предметно-практической и интеллектуальной деятельности. Тем не менее в работе 1999 г. было обосновано выделение двух видов синтаксического иконизма, обеспечивающих мотивированность порядка компонентов сочинительной конструкции: иконичности последовательности и иконичности выделенности. Первый вид основан на диаграмматическом соответствии последовательности сочиненных компонентов реальной (временной и/или пространственной) упорядоченности предметов, явлений и т. д. Второй
вид иконичности зиждется на продвижении в инициальную позицию сочинительной конструкции компонента (= элемента иерархизованного множества), который выделен в той или иной иерархии. Рассмотрим следующие примеры: Но девушка не воротилась ни к ночи, ни на следующее утро (Л. Леонов) и Люди из 527-го полка шли во главе с двумя командирами - капитаном и младшим лейтенантом (К. Симонов). В первом примере порядок сочиненных компонентов отображает последовательность отсчета времени (иконичность последовательности): из данного автором упорядочивания сочиненных компонентов, связанных соединительным союзом ни., ни, следует, что речь идет о двух днях - ночи одного и утре другого, - и именно такой смысл верифицируется текстом, при ином упорядочивании (ни на следующее утро, ни к ночи) речь идет об одном и том же дне, являющемся последующим относительно точки отсчета повествователя. Во втором примере порядок компонентов сочинительной конструкции отражает иерархию лиц по социальному положению (иконичность выделенности), однако он является лишь предпочтительным и в принципе может быть трансформирован. Ср.: Не было уже ни всесильного кардинала Ришелье, ни подвластного ему короля Людовика XIII (М. Булгаков), где порядок сочиненных компонентов отражает не институциональную иерархию, а оценку реальной власти двух политических деятелей.
Явление маркированности/немаркированности порядка сочиненных компонентов осмысляется в работе 1999 года в свете текстовой интеграции сочинительного ряда, в которой более непривычный и, главное, менее распространенный тип упорядочивания (маркированный) отбирается в соответствии с текстообразовательной перспективой целостного речевого произведения. Так, например, согласно авторской картотеке речевого материала, для упорядочивания компонентов сочинительной конструкции существенна иерархия временных (в течение суток) промежутков активной жизнедеятельности человека: более естественным и частотным (42 примера) является упорядочивание день и ночь и менее естественным и частотным (6 примеров), соответственно, упорядочивание ночь и день. Ср. только некоторые примеры, отражающие конвенциональность порядка сочиненных компонентов (в функции обстоятельства меры времени сочетание слов день и ночь вообще приобретает целостное фразеологическое значение 'постоянно, все время'): -... Вер-
нулся к голому куреню. С энтих пор работал день и ночь (М. Шолохов); Уйдет под воду Матера -все так же будет сиять и праздновать ясный день и ясную ночь небо (В. Распутин). В романе А. Бека «Новое назначение» наряду с подобным, немаркированным порядком используется и маркированный, инвертированный порядок сочиненных компонентов. Ср.: Оба усмехнулись. Как выкроишь такого рода минуты в стремительном беге рабочих ночей и дней?; Были подытожены и в ночных бдениях и в дневные часы различные, порой требовавшие ряда лет расчеты, исследования, проекты и др. Подобный порядок выделенных сочиненных компонентов в романе А. Бека достаточно эксплицитно, даже для произведения художественно-документального плана, обосновывается: описывая жизнь крупного советского начальника, автор говорит о стиле руководства Сталина, при котором ночь была не менее (а может быть, даже и более) активным временем для руководящей работы, чем день. Выбор маркированного порядка сочиненных компонентов объясняется здесь прагматическим фактором текста, связанным с документально-реалистической установкой писателя. Сама возможность дифференциации маркированного/немаркированного порядка компонентов сочинительной конструкции подтверждает функционирование правил линеаризации в речевой деятельности, а также кон-венционализацию (или стереотипизацию) условий их применения.
Отображению в сочинительном ряду темпоральной последовательности и накладывающихся на нее отношений обусловленности нередко способствуют так называемые синтаксические дифференциаторы (вводные слова, наречия, частицы и пр.). Ср.:...«Теркин» буквально с первых дней своего появления был с небывалым интересом встречен читателем, а уже в сентябре и миллионами радиослушателей (А. Кондратович); И повод для него (для гулянья. - К. С.) в народных традициях - новый урожай, значит, и свадьбы (он же). Без союзно-обстоятельственного комплекса а уже в сентябре с темпорально-уточ-няющей семантикой и вводного слова значит со значением вывода, логического следствия - т. е. без разного рода синтаксических дифференциаторов, выделенные сочинительные конструкции предстали бы перед адресатом даже не как двусмысленные, а как однозначно выражающие одновременность, «точечность» и, главное, логическую одноплановость соединенных союзом и компонентов. В приведенных предложениях-
высказываниях синтаксические дифференциаторы не являются избыточными, ибо они выполняют функцию индексальных выражений, уточняющих семантику сочинительных конструкций в целом. Подобные сочинительные построения указывают на недостаточность иконической сигнализации языковых значений и на обусловленное потребностями точного выражения мысли в сфере сочинительной связи взаимодействие порядка слов с ин-дексальными показателями тех или иных смысловых отношений.
Как замечают А. Е. Кибрик и М. Б. Бергельсон, «в спонтанной речи в соответствии с ситуативными приоритетными стратегиями могут вырабатываться окказиональные иерархии, мотивирующие конкретный порядок следования однородных членов» [Бергельсон, Кибрик 1987: 62]. Статистическая обработка речевого материала, собранного в авторской картотеке, выявила, что, действительно, есть основания для разграничения узуальных и окказиональных иерархий как особых когнитивных образований, отражающих порядок подчинения элементов в иерархизованных множествах. Узуальные иерархии - допустим, иерархия лиц по социальному положению - довольно устойчивы и регулярно воспроизводятся в соответствующем им упорядочивании сочиненных компонентов. Окказиональные иерархии ориентированы на отражение индивидуального опыта говорящего и его шкалы ценностей. Кроме того, окказиональные иерархии временны: как правило, они создаются ad hoc, для целей конкретного речевого высказывания и поэтому обычно не только реализуются в соответствующем упорядочивании сочиненных компонентов, но и поддерживаются другими средствами текстовой интеграции (по сути дела последние выполняют метаязыковую функцию). Ср.: Возникла совершенно новая шкала предпочтительных благ. По этой шкале чрезвычайно ценились - еда, тепло, возможность избежать работы (С. Довлатов); Дом, церковь и кино - сегодня жизнь знаменитого актера и певца, режиссера и шоумена Адриано Челентано покоится на этих «китах». И дом в его иерархии -на первом месте (7 дней, 29.09.1997 г.). В то же время, различая узуальные и окказиональные иерархии, мотивирующие порядок компонентов сочинительной конструкции, неправомерно было бы трактовать узуальные иерархии как выпадающие из сферы личностного, пристрастного отношения говорящего. Даже при выборе немаркированного порядка сочиненных компонентов говорящий указывает на свое прагматическое согла-
сие с принятым в общественном сознании порядком подчинения элементов иерархизованного множества. В речевом произведении (= тексте) не может быть ни одного семантически значимого формального построения, никак не вовлеченного в процесс сигнализации субъективных переживаний, оценок, предпочтений и т. п. говорящего, поскольку синтаксические структуры не только информативны, но и экспрессивны (в терминологически точном смысле).
В работе 1999 года было указано также на существование собственно текстовых факторов, направляющих выбор порядка компонентов сочинительной конструкции, но всестороннему рассмотрению подвергнуты они не были. Между тем, последующее исследование привело нас к мысли о том, что текстовые факторы, определяющие упорядочивание сочиненных компонентов, - далеко не периферийное явление; напротив, само их участие в структурировании сочинительных отношений свидетельствует о текстообразовательной детерминации этого процесса и тем самым о тексто-проницаемости сочинительных структур вообще. Необходимость выявить общий механизм и частные механизмы действия разнообразных текстовых факторов и, главное, определить причины «открытости» сочинительных структур для воздействия со стороны текста (и прежде всего, предтекста) побуждает нас более подробно остановиться на рассмотрении текстовой мотивации порядка компонентов сочинительной конструкции.
Текст является структурированным речевым целым, базирующимся на включенности отбора и комбинаторики формирующих его языковых единиц в систему реализации текстовых категорий. Письменный текст обладает к тому же особым качеством структурированности - зрительно воспринимаемым пространством, т. е. материальным субстратом, представленным горизонтальными и вертикальными связями разноуровневых единиц как при порождении текста, так и при его восприятии. Соглашаясь с Л. Ф. Чертовым в том, что «письменные тексты воспроизводят в пространстве временные структуры речи», нельзя не обратить внимания на вскрываемое им важнейшее топологическое качество текста: «... пространственные структуры обладают свойством обратимости, способностью включать в себя как «прямой», так и «обратный» порядок отношений между элементами» [Чертов 1999: 143, 150]. Не менее существенное топологическое свойство письменного текста впервые было описано А. А. Реформатским в работе «Техническая редакция книги»: «... сам
порядок следования... строк (и элементов в строке. - К. С.) является дополнительным признаком, отмечающим их иерархию» [Реформатский 1987: 146]. Топологические качества письменного текста двояким образом влияют на порядок компонентов создаваемых в процессе порождения текста сочинительных конструкций: с одной стороны, текст делает операцию размещения сочиненных компонентов осознаваемой, поскольку, имея возможность неоднократно возвращаться к уже написанному и «перебирать» разные варианты упорядочивания сочиненных компонентов (т. е. заниматься саморедактированием), автор устанавливает семантическую значимость линейного порядка компонентов сочинительной конструкции как такового; с другой же стороны, облегчая работу оперативной памяти автора посредством аккумуляции структур и элементов вербально оформленного когнитивного содержания, текст индуцирует потенциальные семантические связи между уже встроенными в него лексическими элементами/синтаксическими структурами, с одной стороны, и создающимися on-line синтаксическими структурами, в том числе и сочинительными, - с другой.
Пространство текста семиологизировано, и, более того, оно конструируется на основе икони-ческого принципа: означающее текста, и прежде всего, порядок его интегрантов различного формата и типа семантики, приобретает способность манифестировать дополнительную информацию об означаемом, выраженную независимо от символических и индексальных элементов (со ссылкой на одну из наших статей с этим тезисом солидаризируется Л. Г. Бабенко [Бабенко (ред.) 2000: 70]). При порождении текста факторы его пространства учитываются на уровне автоматизированного навыка, хотя в разговорной речи степень их вовлечения в синтаксическую структурацию словесных рядов заметно снижается (см. об этом ниже), что дополнительно указывает на специфику письменного текстообразования. В психофизиологическом обеспечении последнего ведущую роль играют мозговые структуры, организованные для зрительного восприятия. Экспериментальные исследования петербургского нейрофизиолога В. Д. Глезера показали, что в теменной коре головного мозга локализован один из механизмов зрительной системы, который «конкретизирует образ предмета, описывая пространственные отношения как внутри предмета между его элементами, так и между предметами» [Глезер 1985: 10]. По-видимому, именно этот механизм
обеспечивает иконизацию пространства текста и пространственных форм составляющих его синтаксических структур. Применительно к сочинению можно говорить о том, что композиционно-смысловая связность сочинительной конструкции с лексическими элементами или их сочинительными объединениями в предтексте создает текстовую обусловленность упорядочивания ее компонентов. Текстовая детерминация выбора порядка сочиненных компонентов становится возможной, прежде всего, потому, что нередко конструктивный признак «порядок слов» не является функционально релевантным или оказывается произвольным с точки зрения общей семантики сочинительной конструкции, а также потому, что в структурировании сочинительных отношений весьма значим момент лексико-семантической интеграции компонентов, образующей часть механизма текстовой когезии.
Кроме того, отношения порядка в сочинительном ряду и в тексте обладают известной степенью изоморфизма, хотя последний и проявляется на разных уровнях внутритекстовой интеграции: на уровне слов, с одной стороны, и на уровне предложений и сложных синтаксических целых, с другой. Этим устанавливается глубинное единство сочинения как формы синтаксической связи и нацеленность его на репрезентацию в текстовых блоках различного формата так называемого «естественного» порядка (ср. ordo naturalis в классической риторике). М. В. Ломоносов в «Кратком руководстве к красноречию» писал: «Расположение есть изобретенных идей соединение в пристойный порядок. <...> Натуральное есть, которое самой натуре последует, как она требует, что бывает по времени, месту или достоинству. По времени располагаются идеи так, что те, которые прежде были или бывают, полагаются напереди, а которые оным следуют, те после одна за другою присовокупляются. <...> И в похвале красного дня описать прежде должно утро, потом полдень, а напоследи вечер. По месту о верхних говорят прежде, нежели о нижних, о передних прежде, нежели о задних, и прочая. По достоинству: например, о золоте должно предлагать прежде прочих металлов и проч.» [Ломоносов 1952: 293-294]. Показательно, что в примерах, рассматриваемых великим русским ученым, представлены сочинительные ряды с семантически значимым порядком их компонентов. Ср.: «... наблюдается. порядок в речениях: 1) по их важности или подлости, то есть, когда случится предложить речения разного качества, то приличнее поставить напере-
ди те, которые значат важнейшие вещи, а потом и прочие по чину: солнце, луна и звезды хвалят своего создателя; 2) по порядку, которым одно за другим следует: прилежный человек утро и день, вечер и ночь в трудах препровождает; дед, отец и братья его знатные люди» [Ломоносов 1952: 243]. Риторическая природа ordo naturalis^ не делает его сугубо внешним по отношению к синтаксису сочинения фактором, никак не связанным со структурированием сочинительных отношений. Так как порядок компонентов является одним из важнейших конструктивных признаков сочинения, а его установление напрямую обусловлено способом выражения сочинительных отношений (допустим, противительные союзы типа но, только, зато и пр. сами контролируют размещение сочиненных компонентов, нейтрализуя какие бы то ни было текстовые факторы), есть основания считать, что, какими бы факторами ни определялся характер упорядочивания сочиненных компонентов, все они лишь каузируют определенным образом выбор порядка сочиненных компонентов, но не выводят его из сферы синтаксической организации сочинения. И поэтому вовсе не случайным представляется сомнение М. Н. Петерсона в том, что трансформация порядка сочиненных компонентов приводит лишь к психологическому (читай: риторическому), но не к грамматическому сдвигу (см. об этом выше). Тем не менее, далеко не во всех случаях порядок сочиненных компонентов, равно как и его трансформация (относительно того или иного правила линеаризации), характеризуется целенаправленностью, так как синтаксическое равноправие сочиненных компонентов может допускать их когнитивную равноценность, для выражения которой порядок сочиненных компонентов иррелевантен.
Анализ речевого материала выявил следующие текстовые факторы, определяющие порядок компонентов сочинительной конструкции: а) повтор наиболее важных в информативно-смысловом отношении слов; б) пресуппозиции текста; в) лексико-семантическая (и шире - когнитивная) соотносительность с компонентами предшествующей сочинительной конструкции; г) фокус эмпатии. Переходя к рассмотрению типичных условий действия (или, напротив, «блокировки») названных текстовых факторов, необходимо отметить, что собственно текстовая мотивация порядка сочиненных компонентов допускает различный охват пространства текста вокруг сочинительной конструкции: чаще всего это ближний предтекст в составе одного предложения-
высказывания, реже - дальний предтекст, включающий в себя более крупные единицы текстовой интеграции (например, сложные синтаксические целые), заголовок и др.
Фактор повтора наиболее важных в информативно-смысловом отношении слов действует при выборе порядка сочиненных компонентов следующим образом: компонент, включенный в такую текстообразовательную тактику, как лексический повтор, и отражающий смысловую доминанту микротекста, обычно занимает инициальную позицию в сочинительном ряду. Дело в том, что последовательность введения будущих сочиненных компонентов в текст, закрепленная в письменной его форме, пространственно («вы-ше»/«ниже», «ближе»/«дальше»), а в процессе порождения и восприятия текста и темпорально («раньше»/«позже»), способствует иконизации сочинительного ряда, в котором принцип порядка определяется последовательным «вплетением» сочиненных компонентов в текст. Естественно, что первую позицию в сочинительном ряду займет тот компонент, который отмечен в предтек-сте, т. е. вводится «раньше» (= «выше»), чем другие сочиненные компоненты, и который удерживается в оперативной памяти автора текста благодаря описанному еще И. П. Павловым механизму «инертности словесного раздражения», состоящему в том, что «записанное слово неотвязно персеверирует по всему тексту» [Жинкин 1998: 219], вступая в разнообразные логико-смысловые и синтаксические связи. В художественном тексте может наблюдаться и поэтическая специализация данного текстового правила линеаризации сочиненных компонентов как приема, отображающего прагматическую значимость повтора как одного из базовых принципов организации текста вообще. Ведь, действительно, повтор, во-первых, позволяет автору подчеркивать релевантный для целей художественного изображения элемент, создает композиционно-смысловую акцентуацию повторяемой единицы, а во-вторых, оказывается таким приемом, который ориентирован на так называемый фактор адресата: при восприятии текста адресат, скорее всего, заострит внимание на неоднократно повторяемой единице. Механизм действия фактора повтора наиболее важных в информативно-смысловом отношении слов при упорядочивании компонентов сочинительной конструкции основывается тем самым как на комбинаторных преференциях текстовой категории связности, так и на прагматической ориенти-
ровке текста, в «снятом» виде объективирующем коммуникативный акт.
Определяя порядок компонентов сочинительной конструкции, данный текстовый фактор отображает активацию (или выдвижение) одного из элементов множества, обусловленную его особой информативной, тематической или сюжетной нагрузкой в предтексте. Ср.: Перед тем как садиться обедать, она (Катя. - К. С.) разбила стакан, и теперь бабушка, разговаривая, отодвигала от нее то стакан, то рюмку (А. Чехов); Михайло как-то пролепетал о паспорте. Оказалось, что паспорт давно пришел и лежал без всякого употребления у Лукова в доме, отведенном ему хозяевами; туда он и повел Михайлу. Михайло взял паспорт, письмо и пошел прочь, забыв проститься с великолепным земляком (Н. Каронин-Петропавловский). При неоднократном повторении первого сочиненного компонента в предтек-сте, наблюдаемом в последнем микротексте, наиболее четко выявляется текстовая природа лексического повтора как такового и обусловленность «захвата» им инициальной позиции сочинительного ряда единством темы, создающим целостность речевого произведения на микротекстуальном уровне. В сюжетном пространстве крупного эпического произведения описываемый фактор может действовать и в дистантных, значительно удаленных друг от друга микротекстах. Ср. в романе Д. Мережковского «14 декабря»: В нагольном тулупе, с красным кушаком, за который заткнуты были кинжал и два пистолета, Каховский стоял поодаль от всех, один, как всегда (ч. II, гл. 2). Сюжетная значимость порядка сочиненных компонентов определяется в дальнем предтексте, отстоящем на десять страниц: Рылеев отвел его (Каховского. - К. С.) в сторону, вынул что-то из бокового кармана и потихоньку сунул ему в руку. - Что это? - удивился Каховский и поднял руку. В ней был кинжал. <... > Это был знак, давно между ними условленный: получивший кинжал избирается Верховною Думою Тайного общества в цареубийцы (ч. I, гл. 10). Подобные примеры неконцентрированной внутритекстовой индукции, являющиеся, кстати говоря, единичными, отражают воздействие на структурирование сочинительных отношений топологических характеристик письменного текста и условность сюжетных «расстояний» в художественном произведении.
Попадая в сферу текстообразующего действия лексического повтора, первый компонент сочинительной конструкции необязательно должен
быть семантически тождественным своему лексическому аналогу в предтексте. Наоборот, их семантическая неодноплановость как нельзя лучше свидетельствует о том, что лексический повтор не механистичен, не формален, - он обеспечивает структурные «вехи» для смыслового движения текста. Анализ речевого материала обнаруживает две разновидности семантических диссоциаций повторяющегося в инициальной позиции сочинительного ряда компонента: а) мену субкатегориальной семантики (например, 'предмет' ^ 'событие'): Нас уже звали есть уху. Боже мой, я еще утром был по горло сыт всем этим, а тут впереди еще и уха, и вечер, и этот безбрежный треп (В. Белов); б) «снятие» референциальной неопределенности предтекста за счет актуализации предметной семантики слова в составе сочинительной конструкции: А финансисты архангельского «Гандвикбанка» пошли и вовсе индустриальным путем. Им, как вы понимаете, нечем расплачиваться со своими вкладчиками. И тогда они воспользовались совками. Нет, вы не поняли, это вовсе не социологический термин. Они стали расплачиваться совками, лопатами, ведрами. И это с их стороны довольно гуманно (Вечерняя Москва, 8.08.1996 г.). В последнем примере журналист явно использует прием языковой игры, подчеркивающий аффектацию, пристрастность его речи и самоиронию: текстовый фактор лексического повтора включает здесь сочинительную конструкцию в процесс решения сугубо прагма-стилистических задач.
Немало в русских текстах и таких сочинительных конструкций, каждый из компонентов которых употребляется отдельно в предтексте, причем последовательность их введения в текст индуцирует их порядок в составе сочинительной конструкции. Ср.: Этот неразрешенный, мучивший его (Пьера. - К. С.) вопрос были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо.... Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму (Л. Толстой). Но в то же время, «привязка» всех сочиненных компонентов к предтексту, общая для них вовлеченность в информативно-смысловую организацию микротекста и, главное, удаленность лексически аналогичных сочиненным компонентов друг от друга или событийная связность ближайших из них делают текстообразовательный иконизм порядка сочиненных компонентов менее регулярным, чем у сочинительных конструкций с одним повторяющимся в предтексте компонентом. Ср.:
Почти без всяких средств, владея сотней разоренных душ, он (генерал. - К. С.) сложил руки и во всю остальную жизнь, целые двенадцать лет, никогда не справлялся, чем он живет, кто содержит его; а между тем требовал жизненных удобств, не ограничивал расходов, держал карету. Скоро он лишился употребления ног и последние десять лет просидел в покойных креслах, подкачиваемых, когда было нужно, двумя саженными лакеями, которые никогда ничего от него не слыхали, кроме самых разнообразных ругательств. Карету, лакеев и кресла содержал непочтительный сын... (Ф. Достоевский). Так как два последних сочиненных компонента событийно связаны в предтексте (а значит, и в сознании автора), нельзя ли предположить, что при их упорядочивании была учтена узуальная когнитивная иерархия «одушевленное > неодушевленное»? Выбор порядка сочиненных компонентов отображает в приведенном микротексте уникальное взаимодействие собственно текстовых и когнитивных правил линеаризации (см. обобщающую характеристику последних ниже).
Не в меньшей степени «нейтрализует» описываемую здесь текстовую закономерность линеаризации сочиненных компонентов отражение в тексте такой прагма-дейктической фигуры, как позиция наблюдателя, способной переориентировать порядок компонентов сочинительной конструкции на выражение пространственной локализации субъекта - говорящего и/или наблюдателя -и тем самым представить некоторое множество предметов воспринимаемым из определенной точки в пространстве. Рассмотрим следующий микротекст: Она (Настя. - К. С.) встала с дивана и стала медленно бродить по просторной комнате. Из окна был виден лес, еще по-зимнему мрачный, несмотря на апрельское мягкое тепло. Между домом и лесом шла асфальтированная дорога, но не сквозная, а заканчивающаяся тупиком возле последнего коттеджа «Мечты» (А. Маринина). Несмотря на то, что один из компонентов выделенной сочинительной конструкции является повторяемым, он не занимает инициальную позицию (лес / между домом и лесом). Однако использованное автором упорядочивание сочиненных компонентов не произвольно, оно отображает позицию наблюдателя: из текста следует, что героиня, глазами которой дается описание местности, находится в доме и видит лес и коттеджный поселок «Мечта», глядя из окна. Так как для выбора порядка компонентов сочинительной конструкции дейктическая ориентация на
говорящего (и/или наблюдателя) весьма значима, автор отдает предпочтение упорядочиванию между домом и лесом: ведь именно оно однозначно указывает на пространственную локализацию наблюдателя (дом - точка, откуда ведется наблюдение). При обратном упорядочивании, формально учитывающем фактор лексического повтора, читатель столкнулся бы с дейктической аномалией: с одной стороны, он узнал бы из текста, что наблюдатель (Настя) находится в доме, с другой же стороны, сочинительная конструкция между лесом и домом зафиксировала бы нахождение наблюдателя, описывающего названный фрагмент пространства, как бы со стороны, вне дома. Вполне очевидно, что прагматика выше в своеобразной иерархии факторов порядка сочиненных компонентов, чем тяготение повторяемого компонента к замещению инициальной позиции в сочинительном ряду. В то же время, при изменении порядка сочиненных компонентов в большинстве рассмотренных выше микротекстов констатируется «стирание» отчетливой смысловой связности элементов текста, а потому при отсутствии особой прагмастилистической целесообразности это изменение нежелательно.
Фактор пресуппозиций текста является наиболее сложным для конкретного лингвистического анализа, что связано, во-первых, с недостаточной изученностью имплицитных форм смысловой организации текста, а во-вторых, с отсутствием общепринятой трактовки пресуппозиции применительно к лингвистике текста. Н. Д. Арутюнова разграничивает такие виды пресуппозиций, как экзистенциальные, логические, прагматические, синтагматические и коммуникативные [Арутюнова 1973: 89], но непосредственное отношение к тексту имеют, пожалуй, только синтагматические пресуппозиции, под которыми понимается «семантическая детерминация одного слова или высказывания другим словом или высказыванием в тексте» [Арутюнова 1973: 89]. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре», отражающем типичное терминоупотребление в науке о языке, пресуппозиция рассматривается как «компонент смысла предложения, который должен быть истинным для того, чтобы предложение не воспринималось как семантически аномальное или неуместное в данном контексте» [Падучева 1990: 396]. Однако излишняя логизированность и изолированность от механизмов информативно-смысловой динамики текста не позволяют всецело опереться и на такое понимание пресуппозиции. Как точно подметил У. Хендрикс, «... понятие
пресуппозиции может скрывать текстовые закономерности. Большинство современных лингвистических работ, посвященных пресуппозиции, определяют ее следующим образом: «Пресуппозиция - это то, что считается известным и писателю, и читателю», без той оговорки, что «пресуппозиция» может включать и то, что читатель знает из других частей текста» [Хендрикс 1980: 197]. С последним уточнением нельзя не согласиться: эмпирическая работа подтверждает, что нередко порядок сочиненных компонентов формируется при учете пресуппозиций текста. Под пресуппозицией текста в дальнейшем изложении будет пониматься такой информативно-смысловой компонент, который либо является предзнанием автора и его потенциального адресата, т. е. существует в их общем фонде культурных знаний, либо известен адресату благодаря выражению данного информативно-смыслового компонента в предтек-сте. При порождении текста сами пресуппозиции существуют в когниции автора, но их синтагматически значимые действия «управляются» разнообразными лексическими или фразовыми (= слово-сочетательными) сигналами в тексте. При восприятии пресуппозиции извлекаются из текста путем установления значимых корреляций между элементами его структуры и способствуют более адекватному пониманию текста.
В сочинительных структурах фактор пресуппозиций текста действует так, что компонент, включенный в установление информативно-смысловой (в том числе и ассоциативной) связи с предтекстом формируемого благодаря сочинению предметного множества, тяготеет к инициальной позиции сочинительного ряда. Рассмотрим газетную заметку (= целый текст) с заголовком «Хороший подарок в преддверии Пасхи»: Книга по-прежнему остается лучшим подарком. Особенно если она со вкусом издана и ее интересно и полезно прочесть. Именно к этой категории литературы относится девятитомная «История русской церкви». Она украсит библиотеку каждого дома - и верующих, и атеистов (Вечерняя Москва, 23.04.1997 г.). Порядок компонентов выделенной сочинительной конструкции, его неслучайность и недопустимость его трансформации, определяется здесь, прежде всего, информативно-смысловым построением текста. Показательно, что в заголовке - в одной из сильных позиций текста - и в предшествующем (по отношению к предложению с сочинительной конструкцией) предложении употреблены слова, относящиеся к той же тематической группе, что и первый сочи-
ненный компонент: Пасха - церковь - верующие. Это связано с приоритетом информативно -смыслового движения текста: инициальную позицию в сочинительном ряду занимает обычно тот компонент, который семантически поддерживает развиваемую тему текста. Тематический ряд Пасха - церковь - верующие обеспечивает смысловое единство текста заметки. Но важно и другое: трансформировать порядок сочиненных компонентов в данном тексте невозможно, иначе принцип соблюдения текстовых пресуппозиций (= доминантных информативно-смысловых связей) в организации когезии на микротекстуальном уровне будет нарушен. В сочинительном ряду первыми названы те, для кого в первую очередь создана книга и для кого именно такой подарок будет уместным к празднику Пасхи. В данном случае приоритетность всецело определяется текстовой пресуппозицией в предложенном выше ее понимании.
В художественной прозе упорядочивание сочиненных компонентов, обусловленное пресуппозицией текста, нередко используется как синтаксическая основа приема характеристики персонажа в его «вещном» окружении. Так, в предложении-высказывании Благодушный, владеющий собою отец, незримо охраняемый своим именем, своим московским жильем, всей устойчивостью, которой дышал его быт, - роялем, шкафом с книгами, креслами... (Л. Зорин) порядок выделенных сочиненных компонентов мотивирован исключительно предтекстом, откуда адресат узнает, что отец повествователя - музыкант. То, что выбранный автором порядок сочиненных компонентов обусловлен именно текстовой пресуппозицией, доказывает невозможность его изменения в пределах данного текста. Ср.: * ... всей устойчивостью, которой дышал его («музыканта» -текстовая пресуппозиция) быт, - креслами, роялем, шкафом с книгами. Этот трансформ явно «снижает» описание: перед нами уже не музыкант только, а музыкант, озабоченный мещанским приобретательством и живущий ради этого. Понятно, что ни один говорящий не станет использовать приведенный трансформ в контексте воспоминаний о дорогом, близком человеке, хотя прагмастилистическая отмеченность такого порядка сочиненных компонентов допустима и даже желательна в фельетоне и других жанрах сатиры. Порядок сочиненных компонентов здесь поддерживается и «удерживается» не чем иным, как текстовой пресуппозицией. Характерным является в рассмотренном примере и то, что текстуальное
выражение обусловливающей упорядочивание сочиненных компонентов пресуппозиции происходит не в синтаксических границах предложения-высказывания, включающего данные сочинительные конструкции, т. е. в дальнем предтексте.
Однако гораздо чаще текстовая пресуппозиция сигнализируется лексическими или фразовыми средствами в том же предложении-высказывании, где развертывается сочинительный ряд, т. е. в ближнем предтексте, хотя в сложных предложениях размещаться они могут в разных предикативных частях. Ср.: Лежала на приплеске морская капуста, выброшенная на берег прибоем, издавая терпкий запах йода, соли и сырости (Д. Нагишкин); Горячие выходные начались с приезда в Россию Эроса Рамазотти. Итальянский певец покорил москвичей не только чарующим голосом, но и чувством юмора (ТВ-7, 17-23 ноября 2003 г.). В приведенных примерах лексические и фразовые сигналы пресуппозиций текста подчеркнуты одной чертой. В первом примере порядок выделенных сочиненных компонентов определяется предзнанием о том, что морская капуста насыщена йодосодержащими веществами, и, следовательно, описывая ее запах, нужно в первую очередь сказать о запахе йода. Во втором примере порядок сочиненных компонентов, связанных градационно-соединительным союзом не только..., но и, объясняется тем, что, согласно культурным знаниям говорящего, любой певец обычно покоряет свою публику прежде всего красотой голоса; чувство же юмора, также покорившее московскую публику итальянского певца, свойственно Эросу Рамазотти как человеку, а не как певцу. Ср.: * Итальянский певец покорил москвичей не только чувством юмора, но и чарующим голосом. В любом из этих примеров трансформация порядка сочиненных компонентов создает эффект непонимания говорящим привычного, отраженного в культурных стереотипах и повседневном практическом опыте человека эталона приоритетности. Распределение индексов приоритетности в рассматриваемых сочинительных рядах обусловлено психолингвистической закономерностью текстообразования, согласно которой итерация известных информативно-смысловых элементов естественнее используется говорящим для смысловой связности интегрантов текста, в том числе и на микротекстуальном уровне. Инициальная позиция сочинительного ряда попадает в зону действия названной закономерности потому, что занимающий ее компонент в первую очередь подвергается синтаксизации,
вводится в текст первым и тем самым в первую очередь испытывает на себе воздействие микротекстуальных тактик информативно-смысловой связности, одной из которых и является учет пресуппозиций текста. Анализ речевых построений, запечатлевших действие этого фактора в соответ-стующем упорядочивании компонентов сочинительной конструкции, позволяет, помимо всего прочего, еще раз высказаться в защиту лингвистически преломленного понимания пресуппозиции текста: для последней характерно не столько даже выявление истинности/ложности утверждения, сколько управление информационно-смысловым построением текста как динамического речевого продукта, созданного человеком и адресованного человеку.
В случае попарной лексико-семантической (и шире - когнитивной) соотносительности компонентов нескольких сочинительных конструкций порядок размещения сочиненных компонентов в предшествующей конструкции может направлять (и «программировать») выбор говорящим порядка компонентов последующей сочинительной конструкции. Действие этого правила линеаризации происходит обычно в синтаксических границах одного предложения (простого или сложного), но отражает текстовую закономерность: упорядоченность и взаимосоответствие смысловых элементов текста. При отсутствии лексико-семантической соотносительности компонентов сочинительных конструкций порядок этих компонентов либо произволен, т. е. всецело определяется коммуникативной волей говорящего, либо отображает действие когнитивных иерархий (= семантических ограничений порядка сочиненных компонентов, по М. Ландсбергу). Ср.: По морям-океанам мыкались крейсера и дредноуты, изры-гая гром и огонь (А. Веселый). В данном предложении-высказывании употреблены сочинительные конструкции, представляющие собирательно-множественные актанты, их же попарная лексико-семантическая несоотносительность делает порядок сочиненных компонентов последующей конструкции не обусловленным текстом. Примечательно, что для выражения отношения соответствия при отсутствии попарной лексико-семантической соотносительности компонентов сочинительных конструкций может быть использовано метаслово соответственно, располагающееся как перед второй сочинительной конструкцией, так и после нее. Ср.: Летопись свидетельствует, что первыми русскими князьями стали братья Рюрик, Синеус и Трувор, правившие со-
ответственно в Новгороде, Белозере и Изборске (Митрополит Иоанн); В МФШ и ЛФШ фонема рассматривается в составе морфемы и словоформы соответственно (Из вузовской лекции). Однако употребление данного метаслова как эксплицитного показателя отношений соответствия в тексте является маркированным с функционально-стилевой точки зрения: если в научном и официально-деловом стилях употребление метаслова соответственно допустимо и даже необходимо, поскольку здесь важна намеренно подчеркнутая логическая и/или юридическая точность выражения мысли, то в других книжных стилях и в разговорной речи оно практически не употребляется (именно в названной функции!). В этих функциональных подсистемах синтагматическое взаимодействие сочинительных конструкций, отражающееся в текстовой обусловленности порядка компонентов одной из них, осуществляется посредством попарной лексико-семантической (и шире -когнитивной) соотносительности их компонентов.
Правда, в языке художественной литературы выработан еще один способ возмещения метасло-ва соответственно: речь идет о присоединении к каждому компоненту сочинительной конструкции сравнительного оборота с союзом как; наоборот, при единой для сочинительного ряда сравнительной конструкции с сочинением избежать употребления метаслова соответственно нельзя. Ср.: Красив, как Дионис, мужествен, как Аполлон, Александр с шестнадцати лет начал командовать войсками... (В. Тендряков) * - Красив и мужествен, как Дионис и Аполлон соответственно.
Текстовая обусловленность выбора порядка компонентов последующей сочинительной конструкции формируется путем попарной лексико-семантической (и шире - когнитивной) соотносительности компонентов сочинительных конструкций, определяющейся, во-первых, их принадлежностью к одной и той же лексико-семантической парадигме: а) синонимической: Распределять же по заслугам - больше усердному, меньше бездельнику.... Значит, появятся привилегированные и парии, которые со временем должны превратиться в тех же господ и рабов... (В. Тендряков); Не было у него (у редактора Ер-молкина. - К. С.) в газете ни крестьян, ни лошадей, ни верблюдов, а были труженики полей, конское поголовье и корабли пустыни (В. Вой-нович); б) антонимической (в том числе образуемой в тексте разночастеречными членами): - . Ни радости мне от вас, ни корысти, а одно только горе и разорение! (А. Чехов); Офицеры вышли в
сад. После яркого света и шума в саду показалось им темно и тихо (А. Чехов); в) конверс-ной:... Долохов, этот буян, бретер Долохов, жил в Москве с старушкою-матерью и горбатой сестрой и был самый нежный сын и брат (Л. Толстой); Жены и старики землекопов уведомляли мужей и сынов, что жизнь их пошла совсем худо... (Л. Леонов); г) тематической: -... Например, для промышленности и сельского хозяйства мы хотим вывести добросовестных рабочих и крестьян (В. Войнович); во-вторых, попарной сочленимостью концептов в структуре знаний говорящего о мире: В спектре этого рассказа основные линии - золотая, красная и лиловая, так как город полон куполов, революции и сирени (Е. Замятин); Так радикально изменилось представление о счастье. То, что в 1913 году казалось верхом благополучия (большие имения, большие доходы), теперь представляется ужасным (помещик, рантье) (И. Ильф, Е. Петров). По-видимому, к последнему же типу следует отнести и те предложения-высказывания, где помимо структуры знаний говорящего о мире на соотносительность компонентов сочинительных конструкций влияет их параметризация как индивидуальных (лексических) знаков. Ср.: После революции призреваемые на кладбище старики и старухи захватили должности могильщиков, канторов и обмывальщиц (И. Бабель). В отдельных случаях попарная сочленимость концептов в структуре знаний говорящего о мире известна адресату из дальнего предтекста и именно благодаря текстовой пресуппозиции соотносительность компонентов сочинительных конструкций является интерпретируемой. Ср.: Сережа задумчиво поглядел на лампу, потрогал пальцем абажур и вздохнул. - Дядя Игнатий хорошо играл на скрипке! - сказал он. - Его скрипка теперь у Григорьевых. Сережа опять облокотился о край стола и задумался. <...> Вероятно, он думал теперь о смерти, которая так недавно взяла к себе его мать и дядю Игнатия. Смерть уносит на тот свет матерей и дядей, а их дети и скрипки остаются на земле (А. Чехов).
Осмысляя явление соотносительности нескольких сочинительных конструкций в речевом высказывании, нельзя не рассмотреть следующий пример: Ему (отцу. - К. С.) принадлежала роскошная гостиница на Ривьере. Его отец и оба деда торговали вином, бриллиантами и шелками (распределяйте сами) (В. Набоков). Он показателен в том отношении, что В. Набоков, зная об обычном тяготении читателя к «примышлению»
отношений соотносительности между компонентами двух сочинительных конструкций, вербализующих составляющие актантной рамки (и следовательно, правомерность выделения нами данного текстового отношения находит подтверждение у крупного писателя-стилиста), вводит читателя в своеобразный диалог с собой, принуждая его самостоятельно конструировать второстепенный информативно-смысловой элемент текста. Заметим, что обращение к читателю у В. Набокова выражено эксплицитно, с помощью вставной конструкции.
«Торможение» действия рассматриваемого текстового фактора возникает в следующих структурно-речевых условиях: во-первых, в разговорной речи, где текстовая соотносительность порядка компонентов сочинительных конструкций может нарушаться под воздействием дейкти-ческой ориентации говорящего на самого себя (особенно при выражении одного из сочиненных компонентов предшествующей конструкции падежными формами личного местоимения я): В августе 91-го Собчак и я смогли поднять москвичей и петербуржцев (экс-мэр г. Москвы Г. Попов, март 2000 г.); во-вторых, при избыточности дополнительного выражения соответствия, возникающей в микротексте: Все собрались в кружок, и после третьего боя показались наконец старшины: кошевой с палицей в руке - знаком своего достоинства, судья с войсковой печатью, писарь с чернильницею и есаул с жезлом. <. > - Прикажите, панове, и нам положить знаки достоинства? - сказали судья, писарь и есаул и готовились тут же положить чернильницу, войсковую печать и жезл (Н. Гоголь); в-третьих, если одна сочинительная конструкция выступает в функции обобщающей (поясняемой) единицы при другой сочинительной конструкции (поясняющей), то порядок компонентов последней теряет способность сигнализировать отношение соответствия (как правило, такие сочинительные конструкции различаются по количественному составу компонентов), так как обобщающие единицы при сочинительной конструкции, вне зависимости от способа их выражения, репрезентируют в текстовой структуре все сочиненные компоненты как единую концептуально-грамматическую сущность: Все пороки и слабости человеческие, как-то: ненависть, злоба, подлость, мстительность, зависть, корыстолюбие, самолюбие, эгоизм, гордость, надменность, тщеславие, упрямство, легкомыслие, имеют сильнейшее на ум наш влияние (А. Погорельский).
Данные структурно-речевые условия, «тормозящие» действие текстового фактора лексико-семантической (и шире - когнитивной) соотносительности с компонентами предшествующей сочинительной конструкции, обнаруживают, однако, значительную инерцию его в речевой деятельности говорящего: учет этих условий факультативен, о чем свидетельствует единичность примеров, отражающих результирование любого из названных условий в синтаксической организации порядка сочиненных компонентов.
Фактор фокуса эмпатии связан с отображением в порядке компонентов сочинительной конструкции прагматической формы предложения-высказывания, но между тем он имеет текстообразователь-ный генезис, ибо только в тексте прагматико-дейктическая «упаковка» информации получает целенаправленное выражение в микротекстуальной структуре. Фокус эмпатии, согласно У. Чейфу, состоит в том, что ситуация, представленная в предложении-высказывании, передается с чьей-либо точки зрения, причем статус фокуса эмпатии обычно совпадает со статусом подлежащего» [Чейф 1982: 304]. Фокус эмпатии - сугубо прагматический фактор, так как он относится «скорее к способу (курсив мой. - К. С.) передачи содержания, чем к самому содержанию» [Чейф 1982: 278]. Рассмотрим в связи с этим фрагмент из рассказа А. Чехова «Невеста»: А в два часа сели обедать. Была среда, день постный, и поэтому бабушке подали постный борщ и леща с кашей. Чтобы подразнить бабушку, Саша ел и свой скоромный суп и постный борщ. Полагаем, что выбранный автором порядок сочиненных компонентов связан с фокусом эмпатии: передача информации в предложении-высказывании происходит с точки зрения Саши, и поэтому в первой позиции сочинительного ряда мы видим компонент, обозначающий сущность из «мира Саши». Подтверждением этого может служить введение автором рефлексивного показателя (возвратно-притяжательного местоимения свой), согласованного с прагматически выделенным компонентом. Трансформация порядка *Саша ел и постный борщ и свой скоромный суп приводит к прагматической аномалии микротекста: не ясно, в чем же тогда заключается целеполагающий акт подразнить?
В целом можно утверждать, что рассмотренные текстовые факторы, «управляющие» выбором порядка сочиненных компонентов, в речемысли-тельной деятельности говорящего обладают статусом текстовых правил линеаризации, действие которых прикреплено к вполне определенным текстообразовательным условиям и так или иначе
обнаруживает сходство с действием собственно когнитивных правил линеаризации (= семантических ограничений порядка сочиненных компонентов, согласно американским лингвистам).
Несмотря на то, что правила линеаризации компонентов сочинительной конструкции получили детальное описание [Лауфер 1987; Сигал 1999], об их природе было сказано немного. Развивая вслед за А. М. Шахнаровичем психолингвистический взгляд на языковую способность человека, имеет смысл рассмотреть правила линеаризации как разновидность прескрипторных правил, отражающих динамическую функциональную связность тех или иных однопорядковых элементов языковой системы и их сочетаемость в речи [Шахнарович 1990: 617]. Вполне вероятно, что правила линеаризации «слиты» в мозгу человека с когнитивными образами, являющимися наглядными представлениями этих правил: линией и иерархией. Подобно любым другим пре-скрипторным правилам языковой способности, правила линеаризации действуют в речи автоматически, под бессознательным контролем говорящего, хотя в особых коммуникативных (и экспериментальных) условиях вполне допустима их метаязы-ковая экспликация. Особо подчеркнем, что правило линеаризации не есть грамматическое правило в традиционном понимании, которое фиксирует в ме-таязыковом научно-лингвистическом описании обязательность категориальных и межкатегориальных формализаций, как не является оно и правилом, ориентированным на генеративную грамматику, в которой описываются статические переходы (мета-преобразования) между «готовыми» языковыми структурами. В отличие от правил отмеченных типов правила линеаризации - важная составляющая синтаксического субкомпонента (уровня) языковой способности, обобщающая когнитивно-речевой опыт человека, приобретенный им в процессах социально-практической и коммуникативно-речевой деятельности.
Правила линеаризации, по мнению Н. И. Лау-фер, определяют либо объективный порядок компонентов сочинительной конструкции, не зависящий от данного говорящего и конкретного речевого акта, либо ситуативный, опирающийся на субъективные характеристики речевого действия [Лауфер 1987: 169]. В психолингвистическом понимании такое таксономическое решение не является, однако, убедительным. Правила линеаризации концептуализируют представления говорящего об устройстве мира, познанного, а затем расчлененного и упорядоченного им сообразно его потребностям и оценкам. Эти правила базируются
на единстве социального и индивидуального опыта говорящего, но хранятся и воспроизводятся в речи они конкретным субъектом. Поэтому объективный порядок является таковым лишь постольку, поскольку в нем осуществляется речевая стандартность узуса. Однако незримо он может соприкасаться с субъективным содержанием, передаваемым говорящим. Правила линеаризации -лингвокогнитивные образования, отражающие объективно-субъективные значимости порядка сочиненных компонентов в речевом высказывании и становящиеся благодаря этому предметом метаязыкового осознания в обыденной речи.
Наблюдения показывают, что обычно мета-языковое внимание говорящих (и, главное, пишущих) бывает сфокусировано либо на самой последовательности сочиненных компонентов, их вытянутости в линию и неслучайности их порядка, либо на выделении инициальной/финальной позиции в такой последовательности. В первом случае в метаязыковой «инкрустации» предметного текста используются метаслова и их сочетания типа порядок, логическая последовательность и т. п., а также показ значимого изменения порядка сочиненных компонентов как обнаружение метаконструктивного признака образуемого ими сочинительного ряда. Ср: (1) Еще не умея разобраться толком, в какой логической последовательности железо, уголь, люди и вода образуют этот высший тип инженерного хозяйства, вдобавок раскинутого на тысячу километров, он (Курилов. - К. С.) уже отвечал перед страной за показатели дорожной работы (Л. Леонов); (2) -А у тебя как? - Как обычно, - сказал Аркадий. Вот это правда. Как обычно - работа, мастерская, Афганка. Или другой порядок - работа, Афганка, мастерская (В. Токарева). В другом случае язык предоставляет субъекту метаязыко-вого действия, в частности, такие средства: сочетания с метасловами первый, последний, устойчивые аналитические метакомплексы типа англ. last but not least 'последнее по счету, но не по важности' и т. п. Ср: (3) -... во сне мы умираем и воскресаем, но в жизни нам удается только первая половина (В. Войнович); (4) За четыре с половиной года перестройки женщины нашей страны прошли вместе с обществом путь сильных экономических, политических и - что для женщины не последнее - эмоциональных потрясений (Л. Васильева). Данные примеры показывают, что в обыденной речи метаединицы «встроены» в предметный текст и отображают его внутреннюю динамику. Метаединицы дают возможность ис-
следователю представить текст как порождающийся на его глазах, так как они опосредуют и в условном смысле «визуализируют» речевые действия и операции.
Правила линеаризации определяют стратегии упорядочивания компонентов сочинительных конструкций, т. е. виртуальные планы и прогнозы их процессирования в речи. Будучи операциональными единицами языковой способности и представляя собой тип когнитивных операций, правила линеаризации могут базироваться как на собственно когнитивном, так и на текстопорож-дающем опыте говорящего. Впрочем, текстовые правила линеаризации - это те же когнитивные, но приспособленные к задачам порождения текста и учитывающие помимо специфики восприятия и познания мира человеком еще и специфику текстообразования. Эти правила задают способ представления информации, обусловленный линейным характером текстового означающего и закрепленный в коммуникативной компетенции говорящего благодаря познанию и усвоению им свойств речевой цепи. Правила линеаризации обеих разновидностей могут определять семантическое и прагматическое упорядочивание сочиненных компонентов (различая семантические и прагматические стратегии упорядочивания, мы считаем необходимым отметить, что, строго говоря, и те, и другие являются семантическими, поскольку само упорядочивание как способ (форма) представления знаний вносит в значение сочинительной конструкции дополнительное смысловое содержание). Семантическое упорядочивание основано на отображении в порядке компонентов сочинительной конструкции реальной (в перцептуальном отношении) последовательности объектов во времени и/или в пространстве, прагматическое - на замещении инициальной позиции в сочинительном ряду иерархически выделенным объектом. В когнитивном плане различие между ними состоит в ориентации на разные когнитивные образы - линию или иерархию, в коммуникативном плане (= в конкретной текстовой ситуации) - в том, что семантическое упорядочивание является обязательным, а прагматическое - предпочтительным. В специальном психолингвистическом эксперименте было установлено также, что действие правил линеаризации в процессе порождения речи упреждается, сопровождается или завершается метаязыковым осознанием факта значимости упорядочивания компонентов сочинительной конструкции [Сигал 2003].
Список литературы
Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки. - М.: Едиториал УРСС, 2003.
Арутюнова Н. Д. Понятие пресуппозиции в лингвистике // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1973. - Т. 32. № 1.
Бабенко Л. Г. (ред.) Лингвистический анализ художественного текста. - Екатеринбург: Изд-во Уральского госуниверситета, 2000.
БергельсонМ. Б., Кибрик А. Е. Прагматический принцип приоритета и его отражение в грамматике языка // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. - М.: Наука, 1987.
Глезер В. Д. Зрение и мышление. - Л.: Наука, 1985.
Жинкин Н. И. Язык, речь, творчество (Исследования по семиотике, психолингвистике, поэтике). - М.: Лабиринт, 1998.
Лауфер Н. И. Линеаризация компонент сочинительной конструкции // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. -М.: Наука, 1987.
Левицкий Ю. А. Основы теории синтаксиса. -М.: Едиториал УРСС, 2002.
Ломоносов М. В. Труды по филологии. 17391758 гг. - М.; Л.: Наука, 1952.
Морковкин В. В. (ред.) Словарь структурных слов русского языка. - М.: Лазурь, 1997.
Падучева Е. В. Пресуппозиция // Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия, 1990.
Петерсон М. Н. Союзы // Современный русский язык: Морфология (Курс лекций). - М.: Изд-во МГУ, 1952.
Реформатский А. А. Техническая редакция книги // Реформатский А. А. Лингвистика и поэтика. - М.: Наука, 1987.
Сигал К. Я. Проблема иконичности в языке (на материале русского синтаксиса): Дис. ... канд. филол. наук. - М.: Ин-т языкознания РАН, 1999.
Сигал К. Я. Метаязыковая функция в свете экспериментально-психолингвистического исследования сочинительных отношений // Экспериментальные исследования языка и речи: Сб. науч. тр. -М.: Ин-т языкознания РАН, 2003.
Хендрикс У. Стиль и лингвистика текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. IX. - М.: Прогресс, 1980.
Чейф У. Данное, контрастивность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. - М.: Прогресс, 1982.
Чертов Л. Ф. Особенности пространственного семиозиса // Метафизические исследования. Вып. XI. Язык. - СПб.: Алетейя, 1999.
Шахнарович А. М. Языковая способность // Лингвистический энциклопедический словарь. -М.: Советская энциклопедия, 1990.
Якобсон Р. О. В поисках сущности языка // Семиотика. - М.: Радуга, 1983.
Cooper W. E., Ross J. R. A. World order // Papers from the parasession on functionalism. -Chicago: Chicago Linguistic Society, 1975.
Givon T. Functionalism and grammar. - Amsterdam-Philadelphia: Benjamins, 1995.
Haiman J. Symmetry // Iconicity in syntax. -Amsterdam-Philadelphia: Benjamins, 1985.
Landsberg M. On some principles of serialization underlying linguistic freezes // General linguistics.- 1994. - Vol. 34. № 1.
Ries J. Zur Wortgruppenlehre mit Proben aus einer Wortgruppenlehre der deutschen Sprache der Gegenwart. - Prag, 1928.
K. J. Seagal
PRESCRIPTIVE RULES OF LINEARIZATION IN COGNITION AND TEXT (on the material of Russian coordinating constructions)
The article deals with the problem of cognitive-functional analysis of the component order of coordinating constructions, mainly in Russian simple sentences and clauses. The author shows that all principles of component order are governed by special linearization rules as cognitive entities. According to the author's opinion, there are two classes of rules: the cognitive and the textual ones.
