CC BY
27
единиц с познавательной деятельностью детей и с формированием синтаксической структуры высказывания. Это относится и к следующему экспериментальному исследованию, в котором предпринята попытка последовательного применения дея-тельностного принципа в исследовании детского диалога, возникающего в экспериментальных ситуациях совместного рисования детей и в их игровой деятельности. Психолингвистические изыскания автора привели к выводу о том, что возникновение и развитие диалогического взаимодействия детей-дошкольников и их диалогов тесно связано с развитием совместной деятельности детей. Полученные автором данные свидетельствуют, что в дошкольном детстве диалог детей развивается и функционирует как составная и необходимая часть общего процесса развития индивида и его взаимодействия с окружающим миром в предметной и социальной сферах.
Несомненным успехом рецензируемой книги является типология моделей диалогического взаимодействия детей-сверстников, отражающая ступени развития диалога детей-сверстников от трех до шести лет в совместной деятельности, а также выявление трех базовых коммуникативных диалогических моделей, которые, по мнению автора, образуют коммуникативную структуру детских диалогов. Особо хочется отметить, что автор демонстрирует несомненный талант экспериментатора в такой сложной области как исследование речи и поведения детей-дошкольников. Созданные Н.М. Юрьевой экспериментальные методики несут в себе самостоя-
тельную научную ценность, являясь ценным инструментом для проведения подобных исследований с детьми-дошкольниками.
Естественно, такое масштабное исследование в отдельных своих фрагментах не может не вызвать определенной критики. Так, как нам кажется, «сенсомоторные схемы» Ж.Пиаже и «сенсорные эталоны» восприятия А.В. Запорожца - это явления, возникающие в разные периоды развития ребенка, они не «синонимичны», и нельзя ставить между ними знак равенства, как это делает автор. Вызывают возражение и рассуждения автора об особенностях формирования образа и «речи» у слепоглухонемых детей. Наконец, жаль, что вне поля зрения автора остались новые взгляды отечественных психологов на раннее когнитивное развитие ребенка и на роль в этом развитии антиципации. Впрочем, это, скорее, пожелание на будущее.
Подводя итог, можно смело утверждать, что рецензируемая книга подводит определенный итог всему развитию отечественной психолингвистики детской речи и одновременно делает значительный шаг вперед в области изучения речевого онтогенеза, демонстрируя возможности деятельно-стного подхода и экспериментально-генетического метода в исследовании становления языковой способности ребенка.
Доктор филол. наук, профессор
Н.В. Уфимцева
Сигал К.Я. Синтаксические этюды / Рос. акад. наук, Ин-т языкознания. - М.: Акад. гуманитар. исслед., 2006. - 156 с.
Новая книга известного специалиста в области теории языка, плодотворного и интересного исследователя К.Я. Сигала «Синтаксические этюды» представляет собой оригинально задуманное и выполненное (хочется сказать - исполненное) с большим исследовательским мастерством
произведение, посвященное наблюдениям и размышлениям автора над целым рядом синтаксических явлений, либо не получивших должного внимания со стороны исследователей, либо имеющих спорные трактовки. Рецензируемую книгу следует определить не просто как своевременную,
но как совершенно необходимую для современного периода в изучении синтаксиса русского языка и в целом теории синтаксиса и лингвистического знания по ряду причин.
Прежде всего отметим, что несмотря на то, что проблемы синтаксиса давно считаются в современной лингвистике хорошо исследованными, но (как отмечала в предисловии к труду А.А. Шахматова «Синтаксис русского языка» Е.С. Истрина, «в синтаксисе нет конца» [3: 11]), многие из них являются спорными и остаются нерешенными из-за сложности предметной области, обусловленной не только взаимосвязью синтаксиса с общеязыковыми и част-ноуровневыми закономерностями, но и вовлеченностью синтаксических структур в когнитивно-коммуникативную активность говорящего. В этой связи особенно существенным представляется то, что установка современной лингвистики на изучение языковых феноменов «больших, чем слово» и ее обращенность «к свободному ре-четворческому процессу» и «тексту как среде функционального генезиса синтаксических структур и их свойств» [5:10, 71] получает в представленных синтаксических этюдах самое очевидное воплощение. Существенным является то, что в рецензируемой работе можно увидеть, что автор не ограничивается структуральной моделью уровней языка, а стремится выделить и подчеркнуть ту часть синтаксической грамматики, которая, по А.А. Шахматову, «рассматривает способы обнаружения мышления в речи» [7: 17]. Так, мы отмечаем завораживающее стремление и внимание автора - по его словам, «состояние души» - к таким языковым явлениям (в языковой системе, комбинации грамматических форм и категорий), функционирование которых в речевой деятельности выводит исследователя к комплексу сложнейших проблем функционально-коммуникативного синтаксиса и психолингвистическим проблемам выделения неочевидных, невидимых психолингвистических процессов и механизмов взаимодействия языка и мышления, коммуникации и
познания, которые и обеспечивают возникновение тех или иных синтаксических явлений (единиц, структур) в языке, речи и художественном прозаическом тексте.
Многие читатели согласятся с мнением, что существует ряд книг, которые, не открывая новую парадигму в науке или не предлагая окончательных решений поставленных проблем, тем не менее принадлежат к категории работ, необходимых каждому специалисту. К подобного рода книгам и принадлежит рецензируемая работа К.Я. Сигала, в которой в форме десяти синтаксических этюдов разрабатываются с опорой на тщательный и вдумчивый анализ значительного фактического материала (эмпирического фундамента работы) разные участки языковой синтаксической системы, ставятся такие сложные и неоднозначные вопросы синтаксической теории, как аналитизм в русском синтаксисе и его эмпирические критерии, функционирование анафоры в сочинительных конструкциях; внутриязыковая дифференциация словосочетания и простого предложения как синтаксических единиц и выяснение природы словосочетания; лексикализация словосочетаний и структурные маркеры этого процесса, контаминация глагольно-субстантивных словосочетаний, синтаксическая синонимия и целый ряд вопросов, представленных в небольших этюдах о русских сочинительных конструкциях с повторяющимся префиксом полу- и лексемой плюс, относящимся к трудным и нерешенным вопросам вузовского курса синтаксиса, а также в двух последних этюдах, посвященных синтаксической интерференции и синтаксическим архаизмам.
Уже это краткое перечисление показывает, что проблемы, поднимаемые в рецензируемой и сравнительно небольшой по объему работе, не будучи в данном издании представленными в целостной концепции, тем не менее вписываются в разрабатываемую автором общесинтаксическую теорию сочинительной связи и продолжают ранее проделанный большой научный труд, посвященный сочинительной связи
как комбинаторно-синтаксическому механизму в языковой системе и как операциональному механизму в языковой способности говорящего [4: 3]. Автор стремится показать (и пишет во введении), что «синтаксис подобен двуликому Янусу: со стороны синтаксической формы как знаковой сущности он является структурно-грамматическим феноменом, а со стороны поиска и вариаций синтаксических форм в речевой деятельности - психолингвистическим» (с. 4). Так, например, следуя за К. Бюлером в понимании анафоры как «рефлексивного знака» (второй этюд, с.16) [1: 355] и одновременно семиотического механизма, К.Я. Сигал отмечает, что в общесинтаксической теории сочинительной связи не получил систематического освещения вопрос о функционировании анафоры в сфере простого предложения, рассматриваемый ранее в основном на уровне сложного предложения (с.14-15). Привлекая значительный фактический материал (более 500 текстовых отрезков) в виде тщательно подобранных примеров из художественной литературы, автор раскрывает суть (психолингвистическую природу, психолингвистический механизм) такого непростого языкового явления, как анафора, имеющего, по словам автора, «наряду с семиотической характеристикой и психологическую, а вернее, психолингвистическую характеристику», ранее единогласно сводимую в теории анафоры лишь к фокусировке внимания и шире - к вниманию как когнитивной способности homo loquens^» (с. 18). Автор подчеркивает, что «анафорическая номинация предмета, в особенности неоднократная, возможна не только и даже не столько потому, что внимание говорящего сфокусировано на названном в антецеденте предмете, сколько потому, что в коммуникативную интенцию говорящего входит намерение отобразить в речевом высказывании различные связи и отношения этого предмета с другими предметами, признаками, действиями и т.д., а также, возможно, дать оценку этому предмету или проявить свое эмоциональ-
ное отношение к нему» (с.19). По мнению К.Я. Сигала, «персеверация любого типа, в том числе в форме анафоры, сама по себе «утомляет» внимание и «затемняет» его фокус вследствие своей информативной недостаточности. В различных же синтаксических условиях, динамика которых в текстообразовательной перспективе как раз и отражает экспликацию говорящим дополнительных связей и отношений попавшего в поле его внимания предмета, анафорическая номинация, в том числе и повторяющаяся, дольше «удерживает» концентрацию внимания и «наращивает» стереотипию фокусного изоморфизма» (там же). Так, на примере одного из подтипов сочинительной конструкции с анафорическим компонентом автор показывает, что «благодаря возникновению анафорического отношения между компонентами, синтаксически связанными в одну сочиненную группу, сочинительная конструкция (далее - СК) становится конструктивно более целостной и в то же время семантически более расчлененной (номинативно обозначенный + анафорический компоненты с общей референциальной соотнесенностью), хотя ее информативная ценность определяется не столько кореферентными компонентами, сколько различием семантики формирующих СК предложно-падежных словоформ» (с. 24).
Этюд «Сочинительные конструкции и анафора» содержит много новых и интересных сведений, указывающих на «глубинную» аналогию сочинения и анафоры как средства выражения синтаксических связей в прозаических текстах, на ее проявления при порождении речевого высказывания и разнообразие структурных форм взаимодействия осложняющих СК и анафоры (с.18). Так, например, отмечается «тяготение любых СК с анафорическим компонентом к бинарности, т.е. к включению в их состав только двух сочиненных компонентов, в то время как сочинительная связь с союзами открытого типа сама по себе как будто бы не имеет каких бы то ни было внутриязыковых ограничений на ко-
личественное соотношение объединяемых ею анафорических и номинативно обозначенных (неанафорических) компонентов» (с. 28). Заслуживает внимания выявленная в работе тенденция инициальной позиции анафорического компонента в сочинительном ряду для СК с внеструктурным анафорическим отношением (см. примеры на с. 25-28), которая, в свою очередь, по мысли К.Я. Сигала, подчеркивает «исключительность и своеобразную маркированность неинициального расположения анафорического компонента в СК с внеструктурным анафорическим отношением» (см. примеры на с. 29-30). К.Я. Сигал высказывает мнение, что «по-видимому, разная реакция СК каждого из двух подтипов на трансформацию порядка анафорического компонента определяется характером анафорического отношения: если оно является внутри-структурным, то позиция анафорического компонента грамматикализована, стабильна; если же оно является внеструктурным, по сути дела текстовым, то позиция анафорического компонента может считаться лишь предпочтительной, ... в целом не фиксированной, а детерминируемой более общими текстовыми закономерностями .» (с. 30).
Особое внимание в этой части уделяется анализу структуры анафорических выражений, где в качестве важнейшей (и опорной для анализа) категории выделяется понятие (термин) «сфера действия сочинительной связи», не имеющее традиции употребления в данной области; при этом разграничивается его широкое и узкое понимание. Подчеркнем, что «сфера действия сочинительной связи» рассматривается в работе как «сегмент синтаксической структуры предложения-высказывания, включающий» не только «собственно СК», но и «общие и покомпонентные распространители СК всех уровней глубины подчинения и детерминанты, способные выражаться анафорическими местоимениями и тем самым создавать несобственно синтаксическую - референциальную - связность компонентов СК, в том числе и в составе под-
чинительных словосочетаний, между собой» (с. 21). Анализируя в зависимости от характера синтаксической организации речевой материал, автор выделяет три типа анафорических структур (анафорические сочиненные компоненты, анафорические СК, анафорические компоненты в сфере действия сочинительной связи) и устанавливает специфику каждого типа: их подтипы, антецеденты и их размещение в сочинительном пространстве (узком и широком), указывая на принципиальные различия и особенности выделенных типов и подтипов. Все выделенные типы анафорических структур получили в работе обстоятельное описание, в результате которого мы получаем представление о своеобразии связей и «сочленений речи», происходящих в разговорной речи с участием анафоры, которая, как показано в работе, является особым и совершенно необходимым средством осуществления синтаксических связей и в разговорной речи, и в прозаических текстах и одновременно неким своеобразным лингвистическим, а точнее, синтаксическим маркером, высвечивающим рефлексию говорящего при порождении речи и внутренние синтаксические процессы, указывающие на фрагменты и компоненты контекста, где, по словам К. Бюлера, «обнаруживается то, что не может быть найдено на месте самих указательных знаков» [1: 356]. В этой связи можно вспомнить и его же слова, что «язык вполне обходится и неанафорическими средствами выражения связей, так что анафорическое указание ни в коей мере нельзя считать абсолютно незаменимым, тем не менее оно очень эффективно и во многих отношениях на редкость очень характерно для языка» [1: 357].
Автор убедительно показывает, что благодаря возникновению анафорического отношения между компонентами, синтаксически связанными в единую сочиненную группу, СК становится конструктивно более целостной и в то же время семантически более расчлененной (номинативно обозначенный + анафорический компоненты с
общей референциальной соотнесенностью). Ср.: Сегодня в ателье шли старушки - с мужьями и без (с. 24). Рассматриваемые СК по своей грамматической функции предназначены для устранения избыточного номинативного выражения одного и того же актанта в членах предложения с параллельной связью посредством «анафорической субституции» повторяющегося компонента.
На основе дифференциации анафорических СК по таким признакам, как синтаксическая организация антецедентов, лекси-ко-грамматический способ выражения сочиненных компонентов, свободный/связанный характер структуры анафорических СК, а также возможность/невозможность совмещения в их семантике анафорического и собственно дейктического (первичного для местоимений) оттенков значения автор приходит к выводу, что «... есть основания рассматривать анафорические СК как средство текстового сцепления синтаксических единиц, с одной стороны, и как текстовую, т.е. ориентированную в референциальном плане на текст (а точнее, на предтекст), номинацию не единичного предмета, а целого их множества, характеризующегося обычно би-нарностью состава» (с. 31). Ср. В углу стоял мольберт, под ним лежали гири - и то, и другое Мамонтов оставлял в гостинице (М. Алданов). Как отмечает К.Я. Сигал, благодаря анафорической СК внимание адресата высказывания может быть привлечено не только к синтаксически обозначенному предметному множеству как к целому, но и к составляющим его элементам по отдельности (с. 32).
Следует отметить и постановку совершенно не изученных в синтаксисе и теории анафоры вопросов соотношения союзов в двух анафорически связанных СК и анафорического согласования в названных структурных условиях (с. 36-38). Полученные результаты и их осмысление вызывают большой интерес, поскольку указывают на наличие семантической основы в соотно-
шении формальных средств выражения сочинительной связи (с. 36-38).
Основываясь на осуществленном таксономическом анализе взаимодействия СК и анафоры, для обоснования возможности (невозможности) отнесения изложенной типологии анафорических структур к разряду универсальных внутриязыковых классификаций автор вносит ряд предложений по дальнейшей разработке обсуждаемой проблемы и пишет о необходимости привлечения данных других языков (в том числе не являющихся генетически и типологически родственными современному русскому языку), равно как и специального исследования экспериментальными методами психолингвистической грамматики [4; 5].
Взгляд автора на такие устоявшиеся в лингвистике понятия, как словосочетания и простое предложение (основные синтаксические единицы), оригинален и одновременно логичен. Интерпретируя явления аналитизма в синтаксисе и его эмпирические критерии (первый этюд, с.5-13), К.Я. Сигал подвергает сомнению статус собственно морфологического аналитизма в русском языке. Соглашаясь с мнением исследователей в том, что «сведение всей палитры элементов аналитизма в грамматике русского языка или какого-либо другого языка флективно-синтетического строя исключительно к синтаксическому аналитизму и разным его формам чрезмерно упрощает и, по сути дела, искажает языковую действительность», К. Я. Сигал вместо единого понятия грамматический аналитизм, которое, по словам автора, «без его дальнейших уровневых делимитаций предстает довольно абстрактно», предлагает ввести более конкретные частные понятия: «морфологический аналитизм» и «синтаксический аналитизм». Здесь автор сосредотачивается на определении эмпирических критериев аналитизма в синтаксисе и рассматривает такие структурные особенности синтаксических построений (от словосочетаний до текстовых сцеплений), благодаря которым синтаксическая форма этих еди-
ниц не замыкается в границах своих непосредственных конституентов, а включает в себя синтаксически связанные с ними элементы контекста (с. 7- 8).
В работе выделяется некоторый ряд эмпирических критериев аналитизма в русском синтаксисе, а именно: 1) двучлен-ность сказуемого, в котором его предикативное (т.е. грамматическое) и лексическое значения выражаются разными словоформами; 2) конкуренция средств выражения грамматических значений управляемых компонентов (беспредложная/предложная словоформа), занимающих в предложении-высказывании одну и ту же синтаксическую позицию; 3) нарушение синтагматической плавности речи, проявляющееся в разрушении непрерывности цепочки гипотактических связей в предложении-высказывании (сегментация, ослабление синтаксической связи, сжатие и опрощение синтаксических конструкций (с.9; см. литературу в книге). По мысли автора, «применение названных эмпирических критериев свидетельствует о том, что в синтаксическом аналитизме есть зоны устоявшегося и зоны синхронных "сломов" нор-мы»(с.9). Например, замена флективного и предложно-флективного способов выражения грамматических значений в словосочетании собственно предложным способом, как отмечает автор, "тормозится" благодаря стабильности системы склонения, поддерживаемой такими факторами, как минимальная представленность несклоняемых имен существительных, акцентологическое укрепление именных флексий и т.д. (с.10). Наоборот, по данным К.Я. Сигала, разнообразные нарушения синтагматической плавности речи, способы ее вторичного синтаксического расчленения являются в высшей степени продуктивными, что проиллюстрировано в работе на примере вставок, т.е. парентезных конструкций, предназначенных для того, «чтобы вторично расчленять текст синтаксически, формировать новые типы синтаксических отношений <...>, создавать прагматическую
неравноценность информационно-смысловых блоков ... » (с. 12).
Наблюдения автора над проявлениями синтаксического аналитизма в русском языке приводят к выводу о том, что формализовать тенденцию к аналитизму в синтаксисе русского языка вряд ли правомерно путем простого перечисления фактов или даже путем их таксономического описания. В связи с этим он вполне обоснованно предлагает «модель полевой структуры», которая позволит более эксплицитно представить «степень аналитизации форм и конструкций на разных участках русской синтаксической системы» (с. 13).
В центре нескольких следующих этюдов находится проблема словосочетания, в русистике последнего времени представленная, по словам К.Я. Сигала, «в духе нормальной науки», т.е. «как некое вполне очевидное и общепринятое знание», усваиваемое в виде привычных теоретических положений, основным из которых является оппозиция словосочетания и простого предложения, опирающаяся на такие признаки, как непредикативность/ предикативность и номинативность/ коммуникативность. По мысли автора, «адекватно отражая лишь какой-то определенный фрагмент языковой действительности ...», они не позволяют при учете реальных условий их создания в актах речевой деятельности «непротиворечиво разбить некоторое множество синтаксических последовательностей (цепочек) на словосочетания и простые предложения соответственно» (с. 57). В этой связи автор высказывает мнение, что «в современной науке о языке пока нет непротиворечивого ответа на вопрос о том, каковы собственно синтаксические основания для выделения словосочетания как коммуникативно несамостоятельной минимальной комбинаторной единицы связной речи в противоположность простому предложению как минимальной единице коммуникативного плана» (с. 59). В реальной речевой деятельности словосочетания могут как воспроизводиться, подобно слову, так и заново создаваться по продуктив-
ным структурным схемам в процессе порождения высказывания, подобно предложению как коммуникативной единице, т.е. их номинативный характер и их лексич-ность далеко не так абсолютны. Соответственно простые предложения (и шире - предикативные конструкции) нередко используются в номинативной функции (с.57-58). Здесь автор предлагает по-новому взглянуть на обсуждаемые проблемы теории синтаксиса, полагая, что «прямолинейный оппозиционный анализ» словосочетания и простого предложения вряд ли будет способствовать пониманию сути их внутриязыковой дифференциации как синтаксических единиц и выяснению природы словосочетания.
Подход к синтаксическим единицам, который продемонстрировал К.Я. Сигал, на наш взгляд, является продуктивным и перспективным и для чисто лингвистического аспекта в изучении синтаксических явлений, и для психолингвистики, что непосредственно относится к выделенным структурным схемам словосочетаний с детерминируемым субстантивным компонентом (с. 61-67), а также к выявленному автором сложному синтаксическому механизму обязательности атрибутивных компонентов в полипропозитивных простых предложениях, являющимися в формально-структурном плане простыми, «созданными одной синтаксической формой предикативности, а в семантическом плане - сложными, имплицитно устанавливающими определенные логические отношения между двумя пропозициями: «развернутой» и «свернутой» (см. примеры на с. 68). Последнее положение является чрезвычайно продуктивным для психолингвистического моделирования речевой деятельности человека, поскольку, как показывает автор, «обязательность атрибутивного компонента возникает (в подобных случаях) не в структурной схеме простого предложения и не в процессе семантического распространения его субстантивного компонента, а в ходе семантической компрессии двух предикаций, связанных отношениями ло-
гической обусловленности, в «мысленном черновике» (по Л. С. Выготскому) говорящего» (с. 68).
Исходя из теоретического положения о дифференцированности в языковой системе словосочетания и простого предложения как синтаксических единиц (В.В. Виноградов, В.В. Бабайцева и др.), а следовательно в их построении и структурно-семантической организации одни и те же синтаксические (конструктивные) элементы должны обладать формальными, семантическими и функциональными различиями, автор рассматривает такое синтаксическое явление, как обязательность атрибутивных компонентов, общая специфика которых в синтаксисе заключается в том, что «данный элемент синтаксической конструкции обладает потенциальной синтаксической валентностью и требует для реализации этой валентности и для завершенности данной конструкции обязательного присутствия определенной формы слова, словосочетания или предложения» (со ссылкой на Е.А. Иванчикову, с.60). При порождении высказывания «возникает необходимость распространения части данной конструкции, вызванная синтаксическими или семантико-синтаксическими, но не контекстными условиями, . поэтому восполняющий синтаксическую конструкцию элемент, вне зависимости от его структурного типа, не может быть подвергнут трансформации опущения, или элиминации». Как пишет автор, «лингвистический эксперимент по опущению таких элементов приводит к «отрицательному» языковому материалу в терминологии Л.В. Щербы» (с.60).
В работе выделяются два типа обязательных атрибутивных компонентов: к первому типу принадлежат те, которые способствуют семантическому распространению одного слова другим словом и созданию словосочетания, к другому - те, которые определены синтаксической и/или семантической организацией простого предложения или его коммуникативно-речевыми вариациями. Проделанный авто-
ром подробный анализ синтаксических конструкций, в которых обязательный атрибутивный компонент выражен именем прилагательным, свидетельствует, что «обязательные атрибутивные компоненты первого типа выполняют конструктивную функцию в процессе семантического распространения детерминируемого субстантивного компонента в словосочетании первого порядка и, осуществляя его информативную конкретизацию, способствуют выражению целого ряда синтаксических отношений на уровне словосочетания, но преимущественно атрибутивных. ... При опущении атрибутивного компонента . предложение-высказывание теряет структурно-семантическую завершенность и становится аномальным» (ср. Отворила дверь женщина ... с лицом), что подтверждает обязательный характер атрибутивного компонента (с. 61-62). Проанализировав эмпирический материал по таким характеристикам, как синтаксическая валентность, синтаксическая позиция детерминирующего субстантивного компонента и структурная схема словосочетания, автор приходит к выводу, что, «во-первых, данные атрибутивные компоненты являются обязательными не в структуре простого предложения, а в структуре словосочетания, т.к. при порождении высказывания их обязательность возникает в результате семантического распространения одного слова другим, а во-вторых, подобные обязательные атрибутивные компоненты на уровне реализации подчинительных связей создают синтаксически неразложимые словосочетания, а на уровне синтаксического членения простого предложения - единый второстепенный член предложения со структурой субстантивно-адъективного словосочетания» (с. 62).
В свою очередь, «обязательные атрибутивные компоненты второго типа являются конструктивно значимыми при речевой реализации отдельных структурных схем простого предложения, а также в особых комуникативно-речевых вариациях простых предложений, с одной стороны, и
являются результатом компрессии двух находящихся между собой в отношениях логической обусловленности пропозиций с общим субъектом (и реже - объектом), формирующей полипропозитивное простое предложение с атрибутивным компликато-ром, - с другой» (с. 65). Полученные данные указывают на то, что обязательные атрибутивные компоненты первого и второго типа обладают различиями формального, семантического и функционального плана. «Формальное различие состоит в их неодинаковой реакции на трансформацию опущения (элиминации), семантическое - в их способности и, напротив, неспособности совмещать атрибутивное и обстоятельственное значения, функциональное - в компенсирующей, восполняющей роли обязательных атрибутивных компонентов первого типа в структуре словосочетания с детерминируемым субстантивным компонентом, с одной стороны, и в обеспечении обязательными атрибутивными компонентами второго типа речевой реализации отдельных структурных схем простого предложения и коммуникативно-речевых вариаций простого предложения (сочинение, эллипсис), а также в «свертывании» пропозиций, - с другой» (с. 70-71). Таким образом, предпринятый анализ конкретного материала подтверждает исходное теоретическое положение о том, что словосочетание и простое предложение дифференцированы на синтаксической основе и являются отдельными синтаксическими единицами.
Полученные эмпирические данные позволили автору высказать новые и продуктивные соображения о том, что «словосочетание представляет собой синтаксическую форму, опредмечивающую при порождении высказывания различные рече-деятельностные операции, а именно: семантическое распространение одного слова (формы слова) другим словом (формой слова) с целью конкретизации номинации или «достраивание» предложения-высказывания определенной синтаксической структуры, с одной стороны, и семантическую компрессию, в частности «свер-
тывание» предложения характеризации по признаку (предикации) в именную группу, вводимую в состав другого предложения» (с. 71). Важно также и то, что автор убедительно показал, что различить эти две «функциональные ипостаси» словосочетания практически невозможно без привлечения лингвистического эксперимента в виде трансформации опущения (элиминации), и тем самым вводит эту исследовательскую процедуру в комплекс экспериментальных методов изучения речевой деятельности и активных языковых процессов.
Особое место среди поднимаемых в книге вопросов, относящихся к проблеме синтаксиса и словосочетания, принадлежит вопросам лексикализации словосочетаний в речевой деятельности, где, по словам автора, «почти любая синтаксическая схема, во многом благодаря ее лексической во-площенности и информационно-когнитивной целостности, становится потенциально номинативной» (с. 73). Здесь особенно важно указать на обнаруженные автором в ходе анализа конкретного речевого материала (русских словосочетаний с деривационно связанными однокоренными компонентами) закономерности лексика-лизации синтаксических структур в речи, впервые вводимые в научную литературу (с. 73). Предложенная К.Я. Сигалом трактовка проблемы в этюде «О лексикализа-ции словосочетаний» отличается от собственно таксономического подхода, который проводит «демаркационную линию» между фразеологизмами и «свободными синтаксическими генотипами», противопоставляя в то же время лексически и синтаксически несвободные словосочетания, «тогда как в языковой действительности, скорее всего, мы имеем дело со шкалой непрерывной лексикализации (фразеологизации) словосочетаний, т.е. с их функциональной и семиотической перестройкой <...> на пути словосочетания от комплекса к симплексу (в структурно-семантическом отношении) и от порождаемой синтаксической структуры к воспроизводимой и устойчивой
номинативной единице (в функциональном отношении)» (с. 74). В этой части работы дается детальный анализ разных типов словосочетаний с однокоренными компонентами, которые «в той или иной степени продвинулись на пути от комбинаторно-синтаксических образований (фактов речи) к номинативным единицам (фактам языка)»; впервые приводится система синтаксических схем подобных словосочетаний, дается их характеристика и определяются функционально значимые структурные отличия. По наблюдениям автора, все приведенные синтаксические схемы являются в высшей мере продуктивными и свободными (ср. У+Лёу.: громко кричать, У+№ слышать разговор и т.д.), однако, по словам автора, «при условиии их лексического наполнения однокоренными компонентами создаются лексикализованные в той или иной степени словосочетания .» (с.75). На основании проведенного анализа автор приходит к выводу, что «лексикализация в большей степени затронула те словосочетания с однокоренными составляющими, в качестве детерминирующего компонента которых выступает глагол (или слово, подобное ему по своей базовой синтаксической функции - предикативной, например краткое прилагательное)» (с.75-80).
Значительное место в работе занимает проблема синтаксической синонимии, возникающей между двумя функционально эквивалентными предложениями или словосочетаниями, обладающими сходствами и различиями как в семантике, так и в структуре (с.86-111). В отличие от синтаксической омонимии синтаксическую синонимию обычно трактуют как средство обогащения репертуара синтаксических возможностей языка, не предпринимая попыток «выявить коммуникативно-смысловые основания конструктивных различий синонимичных словосочетаний и предложений и тем самым установить прагматическую ценность конкретных синтаксических синонимов в речевой деятельности говорящего» (с.87). Автор отмечает, что подход к решению данной проблемы был предвос-
хищен Г.В. Колшанским, который подчеркивал, что «коммуникативная ценность синонимии зиждется не на их (слов - К.С.) тождестве, но, наоборот, на их различии .» (с. 87). Понятие «прагматической ценности» синтаксических синонимов, впервые вводимое К.Я. Сигалом, в определенном смысле близко к понятию коммуникативной ценности, о котором писал Г.В. Колшанский.
Поясняя свой подход, К.Я. Сигал пишет, что «в реальной речевой деятельности говорящий постоянно сталкивается с необходимостью выбирать тот или иной языковой знак из синонимической парадигмы, а не сумев остановиться на единственном знаке, использует сразу два (или более синонима), например в пояснительных конструкциях. ...». Автор приходит к предположению, «что синонимы, по-видимому, хранятся в языковом сознании человека не в виде парадигматических блоков или тем более не в виде линейных списков <...>, а в виде действующих по принципу динамического стереотипа «связок» слов или конструкций (точнее, их эквивалентов в памяти) и генерализованных, обобщенных, преобразованных в аналоговые структуры контекстов их употребления. <...> Прагматическая ценность синонимов формируется в результате накопления у каждого из них несовпадающих контекстов употребления, хотя сама вероятность появления таких «сильных» позиций для синонимов связана с отображением в этих языковых знаках разных концептуализаций явлений и фрагментов объективной действительности» (с. 94).
В работе дается подробная характеристика собственно синтаксических синонимов. Не излагая целиком авторскую концепцию, выделим основные положения предлагаемого подхода.
В наиболее устоявшихся трактовках синтаксическая синонимия ограничивается синтаксическими преобразованиями предложения, т.е., по словам автора, «отношения функциональной эквивалентности в синтаксисе сводятся лишь к трансформационным процессам», тем самым не заме-
чается не только синонимия синтаксических моделей, но «в объект анализа не включаются синонимические отношения в области другой базовой единицы синтаксиса - словосочетания ...» (с.95). Автор подчеркивает, что «в синонимические отношения могут вступать как предложения, так и словосочетания, но основания синтаксической синонимии не могут быть столь же элементарными, как в лексике. <.. .> Если в лексике синонимическая парадигма формируется словами и лексико-семантическими вариантами как целостными языковыми единицами, то в синтаксисе синонимия моделей предложений или словосочетания не охватывает их как целостные структуры, так как функциональная эквивалентность в синтаксисе должна иметь опору не только в самой синтаксической модели, но и в лексической сочетаемости, в деривационных связях строевых лексем и др. Поэтому синтаксическая синонимия более прихотлива, более избирательна и стремится от уровня синтаксических моделей к уровню лексико-грамматически оформленных предложений и словосочетаний определенных типов» (там же).
Автор ставит и рассматривает вопрос о существовании общих критериев, или оснований, синтаксической синонимии, в равной мере относящихся и к предложению, и к словосочетанию (с. 96, см. лит. к книге). По мнению К.Я. Сигала, такой критерий, как «момент тождества», применяемый в ряде предшествующих работ, относится, скорее, «к метаязыковой операции отождествления, осуществляемой лингвистом при сопоставлении синтаксических синонимов, но не к условию синонимизации двух (или более ) различных синтаксических конструкций в речевой деятельности человека». Поэтому он предлагает понятие «близость» (критерий близости), которое, как он полагает, «гораздо в большей степени отражает такое кардинальное свойство порождения речи, как лабильность и возможность достраивания (и перестраивания) синтаксической структуры высказывания в
самом процессе речи. Этим свойством определяется «расслоение» синонимических связей в синтаксисе, выражающееся в наличии двух типов синтаксических синонимов: одноуровневых и разноуровневых» (с. 97; со ссылкой на [2]).
Объектом специального анализа в этой части работы является одноуровневая синтаксическая синонимия, представленная атрибутивными словосочетаниями со структурными схемами «имя существительное + зависимое имя существительное в родительном падеже» (К + К) и «имя существительное + зависимое относительное имя прилагательное» (К + Лсу.отн.) в русском языке. Выявляя прагматическую ценность синтаксических синонимов, автор опирается на функциональный подход, при котором близость денотатов языковых знаков определяется по полному или частичному параллелизму употребления, в то время как «взаимозаменяемость языковых знаков служит ведущим критерием их синонимичности» (с. 97-98; со ссылкой на [6]).
Далее автор определяет роль денотативного и сигнификативного значения синтаксической единицы в установлении синонимических отношений применительно к атрибутивным словосочетаниям, при этом он подчеркивает, что «при общности грамматического значения атрибутивности . синонимия словосочетаний по денотату обобщает структурно разнотипные словосочетания, выражающие единое предметное отношение (т.е. связь одного и того же предмета с одним и тем же признаком), а синонимия по сигнификату обобщает тождественные в денотативном плане словосочетания с учетом тех дифференциальных смысловых признаков, которые различают сходные по характеру выражаемого предметного отношения словосочетания ...». И далее высказывает предположение о том, что « в сфере словосочетаний синонимия по денонату и синонимия по сигнификату не членят весь континуум функционально эквивалентных структур на два типа <.. .> , а являются прагматическими аспектами синонимии одних и тех же словосочетаний
(или предложений) в процессах понимания речи (синонимия по денотату), с одной стороны, и порождения речи (синонимия по сигнификату), с другой» (с. 99-100).
Отметим, что стремление автора исследовать синтаксическую синонимию в динамическом аспекте как явление, «возникающее не до и не после предложения, а в процессе его реализации ...», приводит его к признанию того факта, что «в имеющихся на данный момент моделях «грамматики говорящего» . словосочетания чаще всего не характеризуются как синтаксические формы, востребованные в условиях порождения речевого высказывания» (с. 100). Автором предпринята попытка изучения выбора одного из синонимичных атрибутивных словосочетаний в «готовом» тексте, т.е. «так, как если бы его порождение происходило у нас на глазах». При этом автор высказывает вполне обоснованное предположение о том, что послужило причиной выбора говорящим атрибутивного словосочетания той или иной структурной схемы (с. 100-101).
На основе метода «мысленного эксперимента» с синонимичными атрибутивными словосочетаниями (фрагменты из рассказов А.П. Чехова, воспоминаний М. Ардова и др.) установлено, что «языковая сигнификация относительного признака в атрибутивных словосочетаниях с синтаксически зависимыми компонентами К и АС.Цотн.) характеризуется в первом случае концептуализацией отношения между двумя предметами, а во втором - концептуализацией одного предмета с выделением его устойчивого признака» (с.102-103). Одновременно автор приходит к интересному выводу о существовании ограничений на возможность синонимической субституции словосочетаний К+К и К + АС^отн. Так, например, автор отмечает, что «при наличии «живых» деривационных связей имени существительного и отсубстантивного (относительного) имени прилагательного атрибутивные словосочетания типа К + ЛС^отн. достаточно свободно подвергаются в тексте экспериментальному приему
субституции синонимичными атрибутивными словосочетаниями типа N+N, в то время как обратная процедура возможна далеко не всегда». По мысли автора, «из этого следует, что в подобных словосочетаниях синтаксически зависимый компонент N обладает более мощным полем различных сигнификативных смыслов, чем синтаксически зависимый компонент Adj. отн., и создает смысловую маркированность в конкретных синонимических парадигмах атрибутивных словосочетаний ... » (с. 103). В то же время, по данным эксперимента, проведенного автором с носителями литературного языка на материале фрагмента из романа В. Дудинцева, выбор между ними может быть затруднен, так как «фактически предпочтение не было отдано ни одному из синонимичных словосочетаний ...» (с .104).
На основании анализа условий реализации синтаксических синонимов в речевом высказывании (тексте) К.Я. Сигал устанавливает следующие «два способа: единичная синтаксическая конструкция, входящая в определенную синонимическую парадигму» . и «синонимический повтор синтаксического типа», - «отличающиеся друг от друга степенью эксплицированности оснований для выбора одной синонимичной синтаксической конструкции вместо другой». Он пишет, что «повтор синтаксических синонимов в тексте (как правило, дистантный), представляющий собой разные синтаксические формы выражения одного и того же предметного (денотативного) содержания, маркирует актуализован-ность последнего в различных контекстных условиях», что, по мысли автора, «позволяет лингвисту сформулировать принципы оперирования синонимичными синтаксическими структурами в речевой деятельности говорящего». Автор подчеркивает, что «такого рода индуктивно-дедуктивный анализ лингвист может проводить на материале одного и того же текста, где в "снятом" виде ... представлены повторяющиеся однотипные речемыслительные действия или даже операции (выбор одного из
синтаксических синонимов), осуществленные одним и тем же говорящим. Повтор синтаксических синонимов в речевом высказывании (тексте) является своеобразным имплицитным естественным экспериментом, который в большей степени характерен для речевой деятельности художников слова и, следовательно, подлежит изучению на материале художественного текста» (с. 105). Изложенная исследовательская процедура используется автором на примере рассказа А.П. Чехова "Тина" (с.105-108) для анализа синонимических повторов синтаксического типа запах жасмина и жасминный запах, представленных в контекстном окружении в некоторой текстовой последовательности. На основании проведенного анализа автор устанавливает, что выбор одного из синонимичных атрибутивных словосочетаний с указанными структурными схемами при порождении речи обусловливается семантическими, синтаксическими и текстовыми факторами (с. 108-109). Кроме того, автор выдвигает ряд важных положений (принципов), ранее названных им как "принципы оперирования синонимичными структурами в речевой деятельности говорящего" или "об особенностях латентного процесса порождения высказывания", которые сформулированы на с. 110 и являются, по нашему мнению, научным вкладом автора в разработку обсуждаемой проблемы.
Наконец, коротко остановлюсь на одном из последних этюдов, в котором поднимаются проблемы лингвистического анализа природы интерферентных явлений, изучение которых актуально не только для лин-гвометодики и комплексного изучения феномена второго языка, но и для решения теоретических проблем национально-речевой специфики общения в условиях двуязычия. Автор исходит из вполне очевидного факта, что "лингвистической средой для интерферентных явлений любого типа является высказывание (или текст)" на втором языке, которое "может вбирать в себя неограниченное количество интерфе-ренций: относящиеся обычно к разным
уровням репрезентации, они "упаковываются" в целостное речевое произведение" (с. 131-132). Принимая за основу метод исследования интерференций, выдвинутый Н.Г.Михайловской и ориентированный на объяснение интерферентного явления посредством межсистемного сопоставления соответствующих языковых фактов, т.е. по сути, предназначенный для поисков внутренней, структурно-системной обусловленности интерференции, К.Я. Сигал отмечает, что "этот метод не учитывает возможности внешней, социокоммуникатив-ной детерминированности использования в речи билингва тех или иных интерферент-ных явлений" (с. 133). По его словам, "внешняя обусловленность интерференции может быть сколь угодно нюансированной: от выбора темы и адресата высказывания, . от арготизации коммуникативного пространства до художественно-эстетической концепции, намеренно реализауемой писателем-билингвом на разных уровнях языкового и межъязыкового варьирования". Подчеркнем, что автор рассматривает аналитический метод (Н.Г. Михайловская) в качестве первого этапа исследования ин-терферентных явлений в тексте, следующий этап - это "этап синтеза, на котором выявленные структурно-системные закономерности подводятся под определенную экстралингвистическую доминанту" (там же). В качестве таковой в художественном тексте, вслед за Ю.Н. Тыняновым, автор видит, "эстетическую концепцию художника слова, его авторскую целеустановку ...", которая "формируется писателем как языковой личностью, раскрывающей свой творческий замысел на определенном языке (родном или неродном), в контексте той или иной национальной культуры ..." (с. 134).
В указанном аспекте в работе рассматривается творчество Исаака Бабеля, писателя-билингва, становление которого как языковой личности проходило в условиях двуязычной среды. По мысли автора, "создавая свои художественные произведения на русском языке, осваивая достижения
русской литературы в области речевой изобразительности и искусства реалистического речевого портрета персонажей, И. Бабель постепенно выработал собственные воззрения на эстетические возможности русского языка, бывшего для самого писателя вторым ...". Вместе с тем, как подчеркивает К.Я. Сигал, "анализируя употребленные писателем самобытные конструкции, обороты, образные выражения, нельзя не заметить того, что сквозь нарочитую новизну последних "просвечивает" их укорененность в родном языке Бабеля, т.е. в идише" (с. 135). Рассматривая с этой точки зрения язык персонажей "Одесских рассказов", К.Я. Сигал демонстрирует, что этот язык "во многом представляет собой речь евреев на русском языке в условиях двуязычия, являющуюся естественной лингвистической средой для интерференции" (с. 136) и особо выделяет тот факт, что наиболее последовательно явления интерференции пронизывают синтаксис диалогических реплик. Преобладание в речи ба-белевских персонажей синтаксической интерференции связано, по мнению автора, с "экстралингвистической доминантой", т. е. с "эстетической концепцией И. Бабеля" (с.136-137). В работе подробно рассматриваются некоторые характерные разновидности интерференций в речи бабелевских персонажей (на материале с субстантивными словосочетаниями, личностных бытийных предложений, конструкций со значением обладания), а также ставится вопрос о типологии интерферентных явлений. Автор предлагает строить эту типологию " на двух основаниях": во-первых, с учетом уровневой репрезентации данного явления в родном языке билингва; во-вторых, "на каком уровне анализа оно обнаруживается в неродном языке ." (с.137-139).
Подытоживая, можно сказать, что хотя книга не рассчитана на начинающего языковеда и в некоторых фрагментах написана довольно трудно, автор придает ее изложению наглядный характер, опираясь и на тщательно подобранный и также тщатель-
но проанализированный эмпирический материал. Мысль автора, а вместе с ней и читателя находится в постоянном движении; касаясь весьма непростых вопросов синтаксической теории, он стремится проникнуть в их суть: пишет ли он об аналитической тенденции в синтаксисе или о синтаксических синонимах, рассматривает ли он «один случай контаминации глагольно-субстантивных словосочетаний», он всегда продвигается по направлению к внутренней (психолингвистической) стороне анализируемых явлений. При этом легко и свободно опирается на материал своих наблюдений: будь то стихотворения русских постмодернистов, демонстрируя на примере вставных (парентезных) конструкций, что конструктивным механизмом их тек-стообразующей функции является не что иное, как синтаксический аналитизм (с. 1012); или отрывки из прозы русских писателей (Г. Успенского, М. Алданова, В. Тендрякова, В. Токаревой и др.) при анализе взаимодействия сочинительной конструкции и анафоры и разработке типологии анафорических структур (с. 14-55) или отрывки из романа А.И. Солженицына «В круге первом», используемые с целью выявления структурных особенностей двух-компонентных сочинительных конструкций с одиночным союзным маркером ни (с. 145-154).
Нет сомнения в том, что книга К.Я. Сигала «Синтаксические этюды» - значительный шаг вперед и в области изучения сочетательных свойств слова, и в учении о предложении и синтаксической теории в
целом, равно как и в области изучения внутренней структуры и общих свойств коммуникативных единиц. Эту книгу надо читать, даже опытные лингвисты вынесут из нее много нового, для молодых же лингвистов эта книга, на наш взгляд, может быть наглядным образцом творческого и кропотливого труда исследователя, влюбленного в свое дело, и послужит стимулом в их научной деятельности. Оценивая рецензируемую работу в целом, можно с полным основанием считать, что она представляет несомненный теоретический и практический интерес для специалистов в области теории языка, общего и русского синтаксиса.
Литература:
Бюлер К. Теория языка. - М., 2001.
Везерова Н.М., Сиверина Е.Г. Грамматическая синонимика в современном русском языке. -Самара, 1999.
Истрина Е.С. Работа А.А. Шахматова над синтаксисом // А.А. Шахматов. Синтаксис русского языка. - М., 2001, с. 3-11.
Сигал К.Я. Сочинительные конструкции в тексте: опыт теоретико-
экспериментального исследования (на материале простого предложения) - Автореферат дис. доктора филол. наук - М., 2004.
Сигал К. Я. Сочинительные конструкции в тексте. - М., 2004.
Черемисина М.И. Теоретические проблемы синтаксиса и лексикологии языков разных типов. - Новосибирск, 2004.
Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. - М., 2001.
