CC BY
39
Начало становления системы военного образования в России приходится на первую четверть XVIII в. - эпоху правления Петра I. Именно в это время в России среди преподавателей стали преобладать иностранцы. Тем не менее император в отношении иностранцев придерживался четкой линии: там, где создавалась возможность заменить иностранца русским, такая замена производилась немедленно. В то же время как Петр I, так и последующие монархи бережно относились к тем иностранцам, которые проявили себя с лучшей стороны и приносили несомненную пользу государству. Золотой век российской государственности в период царствования Екатерины II не обошел прогрессивными нововведениями и военную школу. Так, в 1783 г. в качестве наставления для преподавателей в корпусах была издана книга под названием «Руководство учителям первого и второго классов народных училищ Российской империи, изданное по высочайшему повелению царствующей императрицы Екатерины II» [1, с. 88; 2, с. 84]. В этой книге впервые в России было сказано о звании, качествах и поведении учителя, о том, как следует поступать с учениками сообразно с их индивидуальными способностями. С целью привлечения лучших людей для преподавания в кадетских корпусах в новый устав (1784) была введена глава «О правах учителей и учащихся». Указывая, что всякое учение будет считаться неуспешным, если наряду с развитием ума не будет прилежного старания об исправлении сердца, Устав говорит, что «первой обязанностью каждого учебно-воспитательного заведения является именно забота о том, чтобы из своих питомцев сделать добродетельных граждан. Достичь этого можно было только при тщательном отборе учительского персонала» [1, с. 67-68]. Сравнивая и анализируя комплектование вузов педагогическими кадрами во времена Петра I и в период царствования Екатерины II, следует отметить следующее:
1) была проведена коренная замена иностранцев на русских преподавателей;
2) возросли требования и подготовленность преподавательского состава, соответственно, возросли качественные показатели профессионального уровня педагогов. И, как результат, - офицерский корпус в России в первой половине XIX в. представлял собой наиболее образованную часть общества. Например, из 120 декабристов 50 были воспитанники вузов. Пажеский корпус закончили Норов, Ивашев, П. Пестель, В. Голицын, Свистунов. В Морском корпусе учились Михаил, Николай, Петр Бестужевы, Арбузов, Мусин-Пушкин, Акулов, Вишневский, Борисов, Тютчев. В Первом и Втором Петербургских кадетских корпусах учились Рылеев, Аврамов, Шакирев и другие. Воспитанниками Царскосельского лицея были В.К. Кюхельбекер и А.С. Пушкин. К началу XIX в. были сформулированы основные требования к воспитателю. Они включали в себя личностные качества (качества ума, сердца, характера, благовоспитанность, практическое здравомыслие, житейскую опытность); знание явлений физической и душевной жизни детей и юношей, требований офицерской службы, духовной природы каждого воспитанника как отдельной личности, с преобладающими чертами характера и воззрениями; умения и способности (подчинять воспитанников своему влиянию, верно оценивать их пороки, заблуждения и слабости, вовремя принимать меры к исправлению кадетов). Пожалуй, первым учебным заведением, готовящим профессиональных преподавателей для военно-учебных заведений, был Военно-учительский институт, открытый в 1827 г. при С. Петербургском батальоне военных кантонистов. По Уставу, в нем должно было обучаться 60 человек «отличнейших по умственным способностям кантонистов». Институт готовил преподавателей по арифметике, русской и немецкой словесности, географии, истории, естественной истории, алгебре, геометрии, физике, химии, механике, рисованию, ситуации (в нынешнем понимании по «логике»), архитектуре и военно-уголовному праву. Набор предметов впечатляет, т.е. преподаватель готовился стать специалистом сразу нескольких (и не обязательно близких) наук. Срок обучения составлял 4 года. Интересно, что после окончания учебного заведения лица, получившие звание учителя, должны были оставаться в институте, но уже в качестве преподавателя своего предмета. Это была своеобразная (и первая в истории) ординатура (по современной оценке). За эти два года они должны были получить навыки преподавателя, овладеть методикой преподавания. После этой двухлетней ординатуры новые преподаватели распределялись для обязательной службы по военно-учебным заведениям, с обязательством прослужить в звании учителя 15 лет. Те, кто прилежания и умений не проявил, получал звание аудитора и приспосабливался к различного рода технической работе в системе военного ведомства [3, с. 22; 4]. Нам трудно судить о качестве подготовки этих специалистов, но, вероятно, оно было достаточным, так как их охотно принимали на работу в различные военно-учебные заведения того времени. Несколько позднее (1835) при корпусах были учреждены
«Воспитательные комитеты» из числа корпусных офицеров и старших учителей (наставников-наблюдателей). Цель учреждения этих комитетов, как она формулировалась в приказе, заключалась в том, чтобы «...единодушным действием всех без исключения лиц, коим доверено воспитание, как физическое, так и нравственное и умственное, стремиться достичь, возможно, лучшего результата воспитания» [3, с. 22; 4].
Следует отметить, что жизнь и быт в кадетских корпусах России находились в прямой зависимости от внутриполитической обстановки в стране. После восстания декабристов Николай I ужесточил порядки в вузах. При этом заметно ухудшился состав их преподавателей и воспитателей. Поскольку преподавателям гражданских учебных заведений был предоставлен целый ряд льгот (преимущество в получении следующего гражданского чина, повышение пенсий и окладов), произошел отток хороших, опытных преподавателей из кадетских корпусов в народные училища.
Положение дел несколько изменилось с назначением на должность начальника штаба вузов Якова Ивановича Ростовцева. Возглавив штаб вузов, полковник Ростовцев принялся за улучшение учебно-воспитательного процесса в кадетских корпусах, справедливо рассудив, что, прежде всего, нужен сильный преподавательский состав. По его предложению для привлечения в вузы наиболее подготовленных офицеров и преподавателей оклады стали приравниваться к высоким в те времена окладам артиллерийских офицеров. Чтобы поднять престиж службы в вузах, туда стали приглашать офицеров и генералов из гвардейских частей. Были введены более высокие оклады и для гражданских преподавателей. Преподавательская работа стала считаться государственной службой, и соответственно, всем преподавателям присваивались определенные, так называемые, классные чины. Оклады содержания преподавателей и воспитателей продолжали расти и в последующее время. Они, как правило, были выше, чем у офицеров в воинских частях (за исключением гвардии) и в гражданских учебных заведениях. «Оклад» состоял из трех частей: «жалованья», «столовых денег» (т.е. на питание) и денег на наем прислуги. Некоторая разница в оплате труда в различных училищах возникала в связи с разными ценами на продукты питания в различных регионах и разной стоимости труда прислуги. Естественно, в столицах подобные расходы были выше. Были разработаны и специальные правила награждения преподавателей орденами, присвоения им очередных классных чинов. В систему военно-учебных заведений привлекались университетские профессора и преподаватели, которые или совмещали свою основную работу с деятельностью в кадетских корпусах (например, адъюнкт-профессор Петербургского университета Д.И. Менделеев преподавал химию во Втором кадетском корпусе) или полностью переходили в вузы.
Большое значение придавал Я. Ростовцев подбору директоров кадетских корпусов. Например, в основном положительно отзываясь об одном из них, он писал своему непосредственному начальнику - великому князю: «Меня мучает в Н. вспыльчивость, нерешительность и непомерный страх ответственности; кроме того, какая-то странная боязнь в присутствии государя и Вашем, которую я боюсь, чтобы он невольно не передал и детям» [5, с. 57].
Генералы штаба вузов периодически направлялись на временные должности директоров кадетских корпусов. И в этом был глубокий смысл. Во-первых, руководство штаба вузов получало реальную возможность, что называется, окунуться в повседневную жизнь кадетских корпусов, посмотреть на практике, как внедряются в учебно-воспитательный процесс их инструкции и рекомендации, выяснить необходимые направления в дальнейшей работе, а во-вторых, штатные директора кадетских корпусов на это время прикомандировывались к штабу вузов, что также было полезно для расширения их кругозора.
Эту практику Я.И. Ростовцев начал с себя. Так, он в 1841 г. вступил во временное командование Вторым кадетским корпусом, штатный директор которого убыл в годичный отпуск. Вот что писал об этом времени один из бывших кадетов: «Ростовцев изменил систему: вместо строгих мер, способствующих больше ожесточению и грубению чувств, нежели к смягчению их, он начал употреблять самые кроткие меры. Для достижения благой цели - нравственного перевоспитания кадет необходимо было представить в смешном виде тех кумиров, которым поклонялись кадеты, снять с них лучезарные ореолы, показать всю нелепость корпусных заблуждений, резкой чертой отделить благородное от низкого, ложь от истины. Ростовцев ласковым обращением с воспитанниками поселил в них доверенность к себе и убеждение, что все, что он и делает, все для их пользы... Каждому из кадет Я. Ростовцев предоставил писать к нему письма и излагать в них свои
нужды и желания, и все, о чем просили его кадеты, он старался исполнить. Таким образом, Ростовцев достиг того, что воспитанники смотрели на него более как на друга, нежели как на начальника. В некоторых своих приказах по корпусу Ростовцев анализировал причины дурных поступков кадет, и большей частью оказывалось, что они происходили не от испорченности сердца, а от заблуждений и предрассудков. Так, грубость - от боязни, чтобы вежливость не назвали лестью; нелюдимость и одичалость - чтобы резвость и приветливость не сочли малодушием. Кадеты сами ужаснулись, до каких диких явлений доводят их заблуждения и предрассудки, и многим из них становилось совестно за самих себя. Таким образом, Ростовцев вооружился против всех заблуждений и идеалов кадет, но вооружился убеждением и кротостью, а не розгами, он дал возможность самим кадетам произвести суд над своим невежеством и предрассудками, представив их во всей безобразной наготе» [6, с. 415417]. В этом ясно просматривается переориентация в понимании педагогического процесса от системы мер прямого воздействия к представлению о нем как о целостном процессе, включающем как деятельность педагога, так и деятельность воспитанников.
Наиболее полно целевое назначение образования кадетов выражено в «Наставлении для образования воспитанников военно-учебных заведений», утвержденного 24 декабря 1848 г. [7]. Оценивая работу, проделанную Я.И. Ростовцевым, Совет о военно-учебных заведениях указывал:
«1. Цель воспитания кадета ... обозначена ясно, отчетливо, в высшей степени религиозно-нравственно и патриотически.
2. Вузам поставленно в обязанность приготовлять не чисто ученого, не собственно светского человека, а честного и образованного члена семейства и государства, верноподданного и офицера, постигающего сознательно прямые обязанности будущего своего назначения.
3. Основа всего воспитания и учения укреплена на развитии нравственном и умственном, а не на труде одной памяти.
4. Все преподавание проникнуто любовью к Вере, Государю, России, Закону и Долгу.
5. Все науки освобождаются от схоластики, от утопических гипотез и предметов придаточных, вредящих способностям учащихся и направлению их воспитания».
Вместе с тем авторы этой оценки (рецензии) ясно понимали разницу между намерением, задачей, идеалом и реальностью. Поэтому далее они пишут: «Совет опасается только одного, что нелегко отыскать ученых по каждой науке, которые были бы в состоянии осуществить, в скором времени, все новые и высокие мысли в сих инструкциях изложенные, но если бы это закончилось, то инструкции сии, тотчас же по их утверждении, принесут уже неисчислимую пользу; они покажут: каждому преподавателю - как учить; каждому инспектору классов - чего от каждого преподавателя требовать; каждому директору и вообще каждому начальнику... как повторять объем, дух, направления и методу преподавания в каждом вузе» [7]. «Христианин, верноподданный; русский; добрый сын; надежный товарищ; исполнительный; терпеливый и расторопный офицер - вот качества, с которыми воспитанники вузов должны переходить со школьной скамьи в ряды императорской армии, с чистым желанием отплатить Государю за его благодеяния честною службою, честною жизнию и честною смертию», - так характеризовал идеальную цель образования кадетов Я.И. Ростовцев [7].
Тем не менее следует заметить, что, несмотря на требования руководящих документов, усилия главного штаба вузов, привлечение в вузы добросовестных, хорошо подготовленных специалистов шло медленно, и требование, чтобы «...только люди истинно достойные, с чистой нравственностью, с познаниями и способностями к воспитанию были допущены к военной должности воспитателей», часто не исполнялось. Командный и преподавательский состав по-прежнему часто не пользовался авторитетом у кадет, так как в основном это были ремесленники в худшем понимании этого слова, а не специалисты. Проблемой было то, что строевые офицеры, перейдя в разряд воспитателей, не изменяли свои старые привычки и представления и смотрели на кадетов (часто еще детей), как на плохих солдат. Они не понимали детской и юношеской психологии, а иногда просто не любили воспитуемых. Один из начальников Пажеского корпуса на заседании Педагогического комитета в начале 1905-1906 учебного года отмечал: «1) прежде всего надо любить кадет и дело, которому служишь. Между тем, к сожалению, я знаю факты, которые противоречат этому положению. Не могу отделаться от впечатления, которое получил несколько лет назад, прислушавшись к разговору четырех воспитателей одного из корпусов, которые отзывались о кадетах ужасно, наделяя их эпитетами не только шалунов, но и негодяев, каторжников. На мое замечание, что при таких взглядах
на детей служить делу воспитания их совсем нельзя, я получил ответ, что чужих детей любить нельзя. - А, по моему мнению, если нельзя любить детей, то и нельзя служить при деле воспитания их. 2) К службе надо относиться добросовестно, отдавая ей возможно больше времени. Знаю, как это трудно, но это необходимо: воспитывающим детей надо тянуть свою лямку одинаково при всевозможных условиях, - и в будни, и в праздники, и на глазах начальства, и за глазами. Между тем, и я знаю примеры печальные: наступают праздники Рождества Христова, и воспитатели иные пропадают нередко на все три недели» [8, с. 366]. Вот почему будущий военный министр Д.А. Милютин имел полное основание записать в своем дневнике в 1840 г.: «Наши офицеры образуются совершенно как попугаи, до производства их они содержатся в клетке. И беспрестанно толкуют им: «Попка, налево кругом!» - и попка повторяет это ... Когда же попка достигает того, что твердо заучит все эти слова и притом будет умело держаться на одной лапке... ему одевают эполеты, отворяют клетку и он вылетает из нее с радостью, с ненавистью к своей клетке, к прежним своим наставникам» [9, с. 141]. Что касается преподавателей (учителей), то здесь положение в иные времена было вполне удовлетворительным. В частности, во второй половине 50-х гг. XIX в. в значительной степени благодаря мерам, принятым Я. Ростовцевым, удалось улучшить преподавательские кадры военно-учебных заведений. Без преувеличения можно отметить, что в некоторых военных гимназиях преподавали лучшие педагоги того времени: Н.Н. Алексеев, К.К. Сент-Илер, И.Ф. Рашевский, Д.Д. Семенов, Л.Н. Модзалевский и другие. Сам К.Д. Ушинский печатал свои статьи на страницах «Педагогического сборника» - органа военного ведомства. Так, например, в ряде номеров «Педагогического сборника» была напечатана статья К.Д. Ушинского «Главнейшие черты человеческого организма в приложении к искусству воспитания». Замечательные педагоги-воспитатели были, конечно, не только в столичных военно-учебных заведениях. К настоящим наставникам, любимцам кадетов можно отнести учителя математики, ротного офицера и помощника Инспектора классов в Петровском Полтавском кадетском корпусе Дудышкина, который проработал в корпусе 23 года. Начальник училища барон Е. Врангель так характеризовал этого педагога: «Вменяю в приятную обязанность изъявить ему сердечную признательность за полезные для заведения труды его и, в особенности за то прекрасное основание, которое умел дать воспитанникам вверяемом ему надзором. Благодарю его искренно и за те утешения, которые я имел, видя постоянно во всех его действиях и образованный ум, и теплоту сердца, и то благородное стремление на пользу вверенных ему детей, которое нередко заставляло забывать и слабое состояние своего здоровья. Отрадно было мне видеть, до какой степени капитан Дудышкин любил, следил и изучал каждого из своих воспитанников. Отрадно было видеть плоды его родственного участия и попечительности - многие из них в течение нескольких месяцев изменились неузнаваемо к их пользе, как в нравственном отношении, так и в прилежании к наукам» [10, с. 56-57]. В столичных, а иногда и в других училищах, начальниками различных подразделений работали, как правило, офицеры в высоких чинах. Например, в Павловском военном училище в 1863-1864 гг. учебную часть возглавлял генерал-майор П.В. Домерщиков, потом его сменяли лица в звании полковника. Даже библиотекарем в указанные годы работал подполковник. Все батальонные командиры были полковниками, начальниками училища были только генералы, в том числе и будущий военный министр П.С. Ванновский [11, с. 700-710]. Во 2-м кадетском корпусе в Санкт-Петербурге в период с января 1854 г. по 1856 г. преподавал словесность известный революционер-народник Н.Г. Чернышевский. В его послужном списке отмечалось: «В походах, штрафах, под судом и следствием не был; аттестован способным и достойным». Н.Г. Чернышевский был действительно «способным и достойным» преподавателем, но он имел другое, отличное от официального, мировоззрение, за что и был уволен из корпуса.
Практически весь XIX в., особенно после восстания декабристов, власти обращали самое пристальное внимание на нравственную и политическую благонадежность педагогического состава военно-учебных заведений. На основании положения Комитета министров от 26 мая 1867 г. на работу в военно-учебные заведения не принимались лица, отрицательно зарекомендовавшие себя на предыдущем месте службы. Для этого Министерство народного просвещения ежегодно рассылало начальникам учебных округов специальные циркуляры, в которых указывались фамилии этих лиц и проступки, которые они совершили. (Своеобразные «черные списки»). Так, 14 января 1884 г. в Главное управление военно-учебных заведений из Министерства народного просвещения было отправлено конфиденциальное письмо, в котором сообщалось, что «...при увольнении от должности
преподавателя французского языка в псковской гимназии, статского советника Лорана, оказавшегося слабым преподавателем, обнаружилось, что Лораном взяты были у некоторых учеников гимназии под различными предлогами карманные часы и отданы им под залог за деньги. Сообщая об этом, прошу сделать распоряжение о недопущении Лорана на учебную службу» [12]. Письмо было подписано министром народного просвещения И. Деляновым.
Таким образом, исторический опыт свидетельствует, что система обучения в вузах дореволюционной России была организована на достаточно высоком уровне, соответствовала требованиям того времени, предъявляемым государством к армии и в лучших своих частях может быть использована при совершенствовании образовательного процесса в закрытых учебных заведениях интернатного типа современной России.
Литература
1. Геленковский П.А. Воспитание юношества в прошлом. СПб., 1902.
2. Жервэ Н.П., Строев В.Н. Исторический очерк 2-го кадетского корпуса. СПб., 1902.
3. Петров П.В. Военно-учебные заведения в царствование Николая I // Главное управление военно-учебных заведений: Исторический очерк. СПб., 1902. Т. 2.
4. ВСЗ. 1827. Т. II. № 1366.
5. Столетие Военного министерства. 1802-1902 гг. СПб., 1902. Ч. 2.
6. Военный сборник. СПб., 1862. № 4. Т. 24.
7. Ростовцев Я.И. Наставление для образования воспитанников военно-учебных заведений. СПб., 1849.
8. Педагогический сборник. 1906. № 4.
9. Милютин Д.А. Дневник Д.А. Милютина. М., 2009.
10. Павловский И.Ф. Исторический очерк Петровского Полтавского Кадетского Корпуса (18401890). Сохранен витиеватый стиль барона. СПб., 1902.
11. Петров А.Н. Исторический очерк Павловского военного училища, Павловского кадетского корпуса и императорского военно-сиротского дома. 1798-1898. СПб., 1902.
12. РГВИА. Ф. 725. Оп. 22. Д. 63. Л. 2.
