CC BY
94
С.В. Власенко
УДК 81'23, 81'246.3; 81'253, 81'255; 81'271.16, 81'276.6:62, 81'371, 81'372,
81'373.613
ПРЕОДОЛИМЫ ЛИ ЗАСАДЫ МЕЖЪЯЗЫКОВОГО ПЕРЕКОДИРОВАНИЯ? ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ «ЛОЖНЫХ ДРУЗЕЙ» ПЕРЕВОДЧИКА: ЭМПИРИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ
В статье рассматриваются проблемы межъязыкового перевода как одного из видов межкультурной коммуникации на примере англо-русской языковой пары в связи с устойчивым явлением, которое служит серьезным барьером адекватной межкультурной коммуникации и традиционно именуется «ложными друзьями» переводчика. Приводятся данные эмпирических наблюдений, позволяющие детализировать природу буквализмов, одним из случаев которых являются «ложные друзья» переводчика. Анализ языкового сознания переводчика проводится в терминах Московской школы психолингвистики.
Ключевые слова: англо-русский перевод, квазиперевод, образ текста, ложные друзья переводчика, языковое сознание переводчика.
Svetlana V. Vlasenko
ARE DORMANT HURDLES ENOOUNTED iN LANGUAGE CODE SWiCHiNG SURMOUNTABLE? TRANSLATORS 'FALSE FRiENDS' AS LONG-LiVERS: EMPiRiCAL OBSERVATiONS
The article features English-Russian translation problems exemplified by many instances specifically related to the sustainable phenomenon seriously impeding adequate cross-cultural communication, the so called translators ''false friends''. Literal translation is reviewed based on empirical data quoted herein which allow for treating 'false friends' as rooted in literal rendering of source texts or their components. Approaches to the translator's verbal conscience structure are addressed from the Moscow Psycholinguistics School perspective.
Key words: English-Russian translation, quasi-translation, text imagery, translator verbalization patterning, translators' false friends.
Для переводоведения существенно утверждение, что межъязыковой перевод в значительной мере возможен благодаря общности умственной части образов сознания, ассоциированных со словами-эквивалентами в языке оригинала и переводном языке.
Е.Ф. Тарасов
^Проблема «ложных друзей» переводчика не нова: уже на ранних этапах становления и далее, в течение своего семидесятилетнего существования как отдельной отрасли лингвистики, переводоведение позиционировало данную проблему как отличающуюся особой нюансировкой. Смысловосприятие оригинала и смыслопостроение текста перевода характеризуются процессуально сложным механизмом мыследеятельности1 и не наблюдаемым извне комплексом мыследей-ствий, вследствие чего межъязыковой перевод вслед за Е.Ф. Тарасовым можно считать «трансцендентальным» объектом исследования психолингвистики. Знаменательны слова ученого-психолингвиста, своевременно указавшего на необходимость «учитывать те качества сознания как объекта научного анализа, которые существуют у него как трансцендентального феномена, не доступного прямому наблюдению» [Тарасов 1996: 18]. В связи с этим ученый полагает, что «транс-цендентальность сознания обуславливает зависимость результатов исследования от используемых «приборов», таковыми могут считаться метасознания исследователей и объективированные ими смыслы в виде текстовых реализаций» [Там же].
Рассмотрение смысловосприятия переводчика в ходе межъязыкового перекодирования2 в указанном ракурсе заметно меняет приоритеты в переводческой про-
блематике: определение минимальной единицы перевода и установление эквивалентности между оригиналом и переводным текстом с учетом видов исходных текстов и их жанровой принадлежности, выводя отдельно стоящий вопрос о «ложных друзьях» переводчика из тени полусерьезной маргинальности в круг серьезных и значимых проблем. Под «ложными друзьями» понимаются случаи поверхностного совпадения единиц исходного и переводящего языка, близки по форме и звучанию слова, например sympathy ^ сочувствие, сострадание, а не *симпатия, и соответственно, deepest sympathy ^ глубочайшие соболезнования; sympathy card ^ открытка с выражением соболезнований; actual ^ фактический, реальный, а не *актуаль-ный; specific ^ конкретный, а не Специальный, например, languages for special purposes ^ языки для специальных целей, специальные языки и др.; concrete ^ бетонный, бетонированный, а не конкретный и, соответственно, concrete article ^ бетонное изделие, а не *конкретная статья; concrete area ^ площадь сечения бетона, а не *конкретная зона/область, requisite ^ необходимый, требуемый, служащий критерием или условием чего-л., а не реквизиты (какой-л. организации), ср. реквизиты (банка) ^ bank details, реквизит документа ^ document entry и т.д. и т.п.
Сошлемся на психолингвистическое исследование Н.И. Кулаковой о внутренних и внешних связях семантики слова, из которого органично вытекает дихотомия освоенность—неосвоенность слова в ментальном лексиконе носителя языка. Данная дихотомия представляется конструктивной в целях изучения языкового сознания (далее - ЯС) переводчика как межъязыкового посредника, ЯС которого работает в ре-
1 Термины мыследеятельность и мыследействие заимствованы у Г.П. Щедровицкого [Щедровицкий 2005: 447] и используются нами для рассмотрения процедурных вопросов межъязыкового перекодирования.
2 Здесь и далее по тексту под термином межъязыковое перекодирование понимается межъязыковой перевод.
жиме постоянных нагрузок именно в отношении освоения семантических полей языковых единиц одномоментно и параллельно на двух языковых кодах. Осваиваемые слова, словосочетания и их словоформы, порождая новые области психической реальности, видоизменяют существующие, фиксируя динамику, или эволюцию, языковых конструктов в ментальном лексиконе переводчика. Освоенность, вероятно, следует рассматривать как фактор, указывающий на многочисленные и разнообразные связи слов и их словоформ, обусловливающие способность носителей языка к метаязыковым операциям. По мнению Н.И.Кулаковой, «слово, семантика которого не освоена в достаточной степени, в ментальном лексиконе не обнаруживает сколько-нибудь богатых связей» [Кулакова 2004: 10]. Кроме того, Н.И. Кулакова утверждает, что «при полной неосвоенности слово может вызывать у испытуемого случайную (с точки зрения семантики) реакцию, например, на основе звукового сходства» [Там же]. Убеждены, что под эти неосвоенные единицы прямо подпадают «ложные друзья» переводчика.
В статье предлагается мнение, согласно которому смысловосприятие переводчика в процессе межъязыкового перевода не ограничивается смыслопоиском, т.е. исключительно идентификацией максимально возможных предметных смыслов как составляющих «умственную часть образов сознания», но в значительной мере отражает образно-чувственные ощущения переводчика в отношении воспринимаемого им исходного текста и его отдельных единиц - слов, словосочетаний и текстовых последовательностей. Однако, есть много наблюдений в отношении того, что именно чувственные ощущения детерминируют последующую вербализацию переводчиком усвоенного смысла и образа переводимого им текста, которые он реконструирует
на переводящем языке в субъективном, индивидуализированном, формате.
Базовым для наших рассуждений о природе межъязыкового перевода как процесса является определение, которое дали межъязыковому переводу Т. А. ван Дейк и В. Кинч, утверждавшие, что «перевод - это не просто операция по превращению одной поверхностной формы в другую, но скорее соотнесение текстовых представлений через посредство ситуации» [Дейк, Кинч 1988: 180]. Наличие же «ложных друзей» в переводческом продукте - тексте перевода, по нашему убеждению, свидетельствует о механистичности мыследействий переводчика, о границах переводческих решений, которые не сопряжены с «соотнесением текстовых представлений через посредство ситуации».
Вместе с тем, предложенный Т.А. ван Дейком и В. Кинчем тезис о переводе как «соотнесении текстовых представлений через посредство ситуации», с опорой на который построена наша статья, содержит имплицитный вопрос: «А с какой ситуацией следует соотносить текстовые манифестации: с той, которую имел в виду автор оригинала, или которую реконструировал в своем сознании переводчик?». Теоретически вопрос решается в пользу автора, практически - в пользу переводчика. Иначе не родилась бы у В. Набокова фраза, ставшая крылатой: "A translator instead of dressing up like the author, dresses the author like himself '3. Представляется, что ответ на эти вопросы может дать ряд эмпирических наблюдений, которые анализируются в рамках настоящей публикации.
Изучение процедурной составляющей перевода свидетельствует о том, что переводящий субъект - переводчик или иной участник двуязычной коммуникации, опосредованной межъязыковым переводом, - все в большей мере становится объектом внимания и изучения переводоведов
3 Вместо того чтобы облачиться в одежды автора, переводчик сам облачает автора в свои одежды (перевод наш. - С.В.).
и психолингвистов (среди прочих см., например: [Власенко 1993, 1994, 1996, 2006, 2007а-б, 2008а-в, 2009а-д; Власенко, Сорокин, 2007а, 2007б; Залевская 1982, 2005, 2007а, 2007б; Зимняя 1993; Клюканов 1989; Рябцева 2007а, б; 2008; Сорокин, Клюканов 1991; ТППСПК 2006; Чернов 1987, 1988; Черняховская 1976, 1988; Федоров 2002; Фесенко 2003; Швейцер 1966, 1971, 1973, 1988а, 1988б, 2008]), а также исследователей в области филологической и психологической герменевтики [Богин 1989; Бруд-ный 2005; Залевская 1971, Леонтьев Д.А. 2007; Сорокин, 2003; Сорокин, Власенко 1998]. Очевидную актуальность проблемы экспликации нестереотипного, творческого характера перевода отмечает Н.К. Рябцева, усматривая в переводоведении некоторую центростремительно развивающуюся дисциплину, «вовлекающую в свою орбиту все новые смежные области исследования, особенно культурологию, когнитивную лингвистику и теорию межкультурной коммуникации» [Рябцева 2008: 12].
Вышеназванная проблематика тесно связана с изучением структуры языкового сознания и, в частности, образной структуры языкового сознания. Актуальность сопряжения парадигм переводоведения и психолингвистики по-прежнему неустанно возрастает в условиях глобализации, роста темпов и усложнения контекстов коммуникативного взаимодействия, их профессионализации, не только в рамках экспертных сообществ. Вместе с тем, системное изучение образной структуры языкового сознания и соотношения его компонентов
- умственного и чувственного - в ракурсе межъязыкового перевода масштабным назвать трудно. В особенности это касается сферы профессиональной коммуникации, опосредуемой отраслевым переводом4.
Глобализационные процессы, затрагивающие разноязыких людей, стремящихся договариваться друг с другом, невзирая на устройство собственных менталите-тов и системно-структурные расхождения родных языков, вынуждают лингвистов серьезнее анализировать то, что ранее казалось маргинальным, хотя и безусловным
- чувственный компонент ЯС. Действительно, так ли нужно русскоязычным знание иностранных языков, если ни один из них не содержит ответа на вопрос о том, что кодируют сообщения типа: «Сникерсни в своем формате!»5 или «Эконика - сеть обувных каскетов»6 и др. Последнее из приведенных примеров - рекламное сообщение в Московском метро не понятно ни одному из опрошенных нами носителей русского языка. Если рассуждать практически, подчиняя восприятие разумному стремлению осмыслить воспринимаемое, то исходить следует из первоначального значения заимствованного слова casket ^ шкатулка для хранения бумаг, драгоценностей и проч.; сборник литературных или музыкальных шедевров; сокровищница; (политехн.) контейнер (напр., для ядерного топлива); гроб. Какое из словарных значений применимо для адекватного понимания рекламного сообщения об обувной сети? Если предпочесть «сокровищницу», то впечатление от порождаемого смысла создается нелепое.
4 Здесь и далее по тексту под отраслевым переводом понимается перевод в сфере профессиональной коммуникации, или профессионально ориентированный перевод, который в советской переводоведческой парадигме назывался специальным, поскольку опосредовал коммуникативное взаимодействие специалистов, использовавших языки соответствующих специальностей.
5 Надпись на рекламном щите, установленном на главном корпусе Российской государственной библиотеки (июль 2008 г.). Детальный разбор данного примера см. [Власенко 20086] или электронный ресурс на сайте филологического факультета МГУ: Ыtp://www.pMlol.msu.ru/~slavpMl/Ъooks/jsk_36.pdf
6 Реклама на одной из центральных станций Московского метрополитена (март 2010 г.).
Другими словами, чувственный компонент практически не устраним из процессов восприятия и понимания.
Рассматривая межъязыковой перевод в широком коммуникативном контексте вне конкретных пар языков-коммуникантов, Е.Ф. Тарасов справедливо отмечает, что «деятельность переводчика и, следовательно, межъязыковой перевод - это частный случай межкультурного общения, так как переводчик, обладая своим национальным сознанием и представлением о чужом национальном сознании и владея двумя языками, может с помощью этих языков «овнешнять» в речевых сообщениях мысли участников межкультурного общения и предъявлять их для восприятия» [Тарасов 1999: 235].
Заметим, что успешность межкультурного общения не обеспечивается одною волею взаимодействующих коммуникантов. Острые проблемы современного межкультурного общения обнаруживают себя на фоне таких факторов, как интернационализация российского бизнеса: дефицит компетенций в социально-экономической области, снижающаяся социальная мобильность, увеличивающиеся миграционные потоки; отсутствие у большого числа русскоязычных «общего языка», в строгом смысле этого слова, с западным академическим и международным профессиональным сообществом, что препятствует полноценной интеграции в мировые сети обмена знаниями и технологиями в социально-экономической области7.
Дифференцированное изучение компонентов ЯС необходимо для решения
определенного круга проблем теории коммуникации и переводоведения, в том числе «ложных друзей» переводчика.
Недоперевод, переперевод, квазиперевод в ракурсе языкового сознания: «И не друг, и не враг - а так...»
Любой диалог культур реально протекает только в сознании носителя конкретной культуры, которому удалось постигнуть образы сознания носителей другой (чужой) культуры в ходе рефлексии над различиями квази-идентичных образов своей и чужой культур.
Е.Ф. Тарасов
Предложенные британским лингвис-том-переводоведом А. Даффом лаконичные оценки качества переводческого продукта -«недоперевод» и «переперевод» [Duff 1981: 22] были подхвачены одними отечественными теоретиками [Клюканов 1989: 44] и развиты другими - «квазиперевод» [Швейцер 1988а: 4; Тарасов 1996; Власенко 2008а: 67-68; 2009а, б, д]. Такая нестрого научная маркировка качества работает скорее как диагностическая метафора. Вместе с тем, контексты использования таких метафор могут быть достаточно серьезными. Так, по свидетельствам российских экспертов-экономистов во время их участия в совещаниях Европейской экономической комиссии (ООН), синхронные переводчики этой престижной организации8 переводили один из ключевых терминов макроэкономической
7 Электронный ресурс: «Программа развития государственного образовательного бюджетного учреждения высшего профессионального образования «Государственный университет - Высшая школа экономики», в отношении которого установлена категория «национальный исследовательский университет», на 2009-2018 годы»: http://www.hse.ru/org/hse/niu/pr (с приложениями). Режим доступа: http://www.hse.ru/ data/2009/11/27/1227708145/progr2009-11-26.pdf
8 Данный пример убедителен еще и потому, что работающие в международных организациях переводчики не бывают людьми случайными, и, кроме того, проходят тщательное тестирование разного уровня сложности на проверку знаний и навыков для присвоения ранга профессионального мастерства.
статистики input-output tables не как межотраслевой баланс или таблицы затраты-выгоды, а как *вход-выгода9. Вероятно, частичный буквализм, обеспечивший совпадение второго компонента термина с нужным эквивалентом (хотя и не в требуемом числе), свидетельствует о творческой изобретательности как переводческом подходе к единицам исходного текста в условиях незнания и, как следствие, высокой гипотетичности для переводчиков предмета обсуждения - референтного события [Власенко 2010а]. Вместе с тем, в таком буквализме есть след «ложного друга».
Представляется, что при непонимании переводимого предметного смысла частичное «попадание» в эквивалент вовсе не гарантировано, а скорее существует большая вероятность полного буквализма *вход-вы-ход, который вполне мог иметь место. Приведенный случай не следует относить к квазипереводу, а скорее к недопереводу, вызванному не изживающими себя «ложными друзьями» переводчика. При наличии у переводчиков более глубоких предметных знаний судьба «ложных друзей» в этом конкретном случае была бы предрешена и их завидное долголетие - прервано. Данный пример иллюстрирует доминанту умственного образа ЯС в отраслевом переводе, опосредующем взаимообмен предметными знаниями между экспертами на представительных международных форумах.
Здесь уместно сослаться на мнение Е.Ф. Тарасова о неизбежности различий сознаний носителей разных языков, хотя различия эти могут быть «непротиворечивыми и дополнительными», а рефлексия над этими различиями может служить источником новых знаний [Тарасов 1996: 20]. Рассматривая перевод в рамках герменевтических аспектов, отечественный ученый в области филологической герменевтики Г.И. Богин призывал «опираться на обыденную рефлексию» [Богин 1989: 11]. Однако,
9 Такого термина не существует ни в макроэкономике, ни в статистике национальных счетов, ни в близких или смежных областях знаний
10 По материалам программы «Вести в субботу» на телеканале Россия от 20.03.2010.
не многие переводоведы, тем более редкие переводчики-практики брались за вопрос о чувственной ткани языкового сознания, скажем, англоговорящих, об образной структуре исходного языка, на котором создан оригинал. Среди немногих - В.И. Шаховский [Шаховский 2009]. В еще меньшей степени чувственная ткань языкового сознания анализировалась в аспекте профессионального перевода, в приложении к текстам, созданным и циркулирующим в сфере профессиональной коммуникации [Шаховский 1989]. В целях настоящей статьи сошлемся на мнение названного лингвиста-эмотиолога, который справедливо отмечает, что «эмотивный потенциал языка коммуникативно значим в межъязыковом общении: в процессе перевода с одного языка на другой особенно актуальными становятся знания о национально-культурной специфике картины мира, в том числе и ее эмоциональных фрагментов, проявляющейся в коде используемых языков. Эмоции - общечеловеческая универсалия, но их отражение в языке национально специфично, поэтому эмотивный компонент семантики языка естественно, согласно мнению эмотиологов, следует рассматривать в составе его культуроведческого аспекта» [Шаховский 2009: 40].
Чувственный компонент образности ускользает всякий раз, когда переводчик, или шире - переводящий субъект, предвкушает потенциальную легкость «перепорхнуть» с одного языкового кода на другой без видимого когнитивного усилия, без напряжения и концентрации внимания, не прибегая к «соотнесению текстовых представлений через посредство ситуации», к чему призывали Т.А. ван Дейк и В. Кинч. Видимо, именно поэтому «ложные друзья» переводчика отличаются долголетием, особой живучестью как переводческое явление. Примеры обсуждаемого явления находим повсеместно, включая речь СМИ: *нефтяные поля10 (букв. от англ. oil fields)
вместо нефтяные месторождения; повышательные тенденции11 вместо растущие; *золото-извлекательная фабрика12 (от англ. gold-mine) вместо золотодобывающий рудник и т.п.
Виртуальные лексемы как «ложные друзья»
Преподавание английского языка юридической специальности позволило нам сделать одно наблюдение, которое может оказаться продуктивным для экстраполяции на феномен «ложных друзей» переводчика. Оно, кроме того, иллюстрирует важность этапа обучения иностранным языкам в формировании образной структуры ЯС в языковой паре английский - русский. По нашим наблюдениям для студентов-юристов характерна устойчивая тенденция использовать поверхностное приравнивание терминов из двух языков-коммуникантов. Примером служит несуществующая лексема *counteragent, которую студенты-юристы приравнивают к юридическому термину контрагент, понимая под тем и другим словом договаривающуюся сторону или сторону по договору. При этом, однако, первая лексема - английская - бессмысленна и смоделирована языковым сознанием студентов по словообразовательной модели английского языка. Лексема вовсе не означает ни контрагента, ни контрразведчика как представителя спецслужб. Свидетельством этому может служить соответствующий английский номинативный ряд: counterintelligence agent, secret-service agent, special-service agent. Уместно указать также на английский ряд означивания лексемы контрразведка ^ counter-espionage, counter-intelligence, intelligence service, intelligence agency; domestic intelligence, intelligence police, ни один из членов которого не напоминает студенческий виртуальный продукт. При этом термин рос-
сийского права контрагент являет собой «многоликую» терминологическую единицу с несколькими вариантами означивания по обе стороны языков-коммуникантов: договаривающиеся стороны, стороны договора, стороны по договору, стороны в договоре; договаривающиеся лица, контрагенты, контрактанты; участники в договоре; участники договора и соответствующие англоязычные эквиваленты contracting parties, parties to the contract, contract holders. В рассмотренном случае вопрос о превалировании чувственно-образного компонента ЯС над его умственным компонентом представляется достаточно очевидным.
Ложные англицизмы: солидарное мнение зарубежного русиста
Рассуждения, созвучные нашим, находим у британского слависта Дж. Данна. Как следует из вышеприведенных примеров, заимствования проливают яркий свет на нивелирование чувственно-образной составляющей ЯС. Так, в частности, Дж. Данн отмечает, что «в русском языке, а также в других языках появляются «ложные англицизмы», не имеющие соответствий в английском. «Ложные англицизмы» существуют во многих европейских языках, в отдельных случаях... они доходят и до самого английского. В категорию «ложных англицизмов» в русском языке можно включить слова шоумен (английское слово showman употребляется совсем в другом значении), шоувумен (нет соответствия в английском языке) и слово фейсконтроль. Последнее слово впервые было зафиксировано в 70-е гг. прошлого века в Германии, где оно появилось как шуточный перевод немецкого Gesichtskontrolle. Русским языком слово фейсконтроль было заимствовано только во второй половине 90-х гг., скорее всего из греческого» [Данн 2007: 49]. Укажем, что упомянутое британским лингвистом сло-
11 Программа «Рынки» на телеканале РБК от 28.05.2008.
12 Информационная строка на телеканале РБК от 21.02.2008.
во showman в английском принимает значения хозяин цирка, аттракциона, а также специалист по организации публичных зрелищ, что по-русски некоторое время назад называлось массовик-затейник. Именно здесь и возникает вопрос, связанный с утверждением ученого-психолингвиста Е.Ф. Тарасова, вынесенным в эпиграф нашей статьи, об «общности умственной части образов сознания, ассоциированных со словами-эквивалентами в языке оригинала и переводном языке» [Тарасов 1999: 236237]. Достижима ли общность умственной части образов сознания англоговорящих и русскоговорящих?
Дж. Данн не связывает подобного рода условную эквивалентность с пластами образности языкового сознания, усматривая в них последствия глобализации. В частности, он подытоживает свои рассуждения следующим образом: «А как все-таки будет по-английски фейсконтроль? Оказывается, что ответить довольно сложно, так как в английском языке нет соответствующего слова или фразы. Англоязычный сайт www.economist.com в 2005 г. объяснял ситуацию следующим образом: ''Face contro'' is the Russian translation for ''The management reserves the right to refuse admission''13. Но многие русские, сделав неверный, но вполне логичный вывод, что фейсконтроль - это английское слово, стали употреблять face control в текстах на английском языке. Более того, англоязычные жители России, осознавая отсутствие удобного английского эквивалента, тоже стали употреблять face control в своей речи. На вышеупомянутом сайте face control теперь употребляется то в кавычках, то без них. Поисковая система Google показывает, что face control появилось во многих европейских языках, по всей видимости, под влиянием русского языка. Таким образом, слово фейсконтроль можно, вероятно, поставить в один ряд с такими
русскими словами, ставшими интернацио-нализмами, как спутник и гласность. Вот истинное лицо языковой глобализации» [Данн 2007: 50].
Небезынтересны в ракурсе наших рассуждений и другие утверждения британского слависта, непосредственно касающиеся «ложных друзей» переводчика. Так, Дж. А. Данна отмечает, что «когда речь идет о «ложных друзьях», в большинстве случаев все-таки существует более «верный друг» или несколько «верных друзей». Эти переводы не всегда будут иметь прямую связь с оригиналом. Так, слову холдинг соответствуют holding company (group, conglomerate); слову креатив - creative activity или story; слову коттедж - (large) house; слову импичмент (губернатора) -vote of no confidence» [Данн 2007: 49]. Укажем на особую значимость рассуждений британского слависта о прагматической составляющей, на его утверждение об отсутствии у переводных соответствий «прямой связи с оригиналом». Представляется, что имеется в виду четкая контекстная связанность и обусловленность двуязычных соответствий, их очевидная «утопленность» в иные социумы и (или) иные экзистенциальные и предметно-деятельностные контексты [Власенко 2007а, б].
Условная эквивалентность приведенных Дж. Данном англо-русских соответствий обращает нас к хрестоматийным понятиям переводоведения об эквивалентности и адекватности текстов перевода исходным текстам. Пример импичмент (губернатора) - vote of no confidence, в особенности, красноречив, поскольку представляет и экзистенциальный, и предметно-деятельностный контексты, т.е. и избирательные настроения представителей избирательного округа (бытовое сознание носителей русского языка), и прикладную политологию как область, описывающую и систематизирующую по-
13 Администрация оставляет за собой право отказать желающим во входе [в помещение] (перевод наш. - С.В.).
литически релевантные реалии и их динамику в социуме. Употребление «чужой» лексемы импичмент применительно к российскому контексту губернаторских выборов неуместно в связи с тем, что английская лексема impeachment имеет не совсем одинаковый объем понятия, т.е. свою страноведческую нюансировку, фиксирующую экстенсионально различающийся потенциал лексемы в зависимости от страны употребления. Общелингвистическое значение лексемы включает процедуру привлечения к ответственности высших гражданских должностных лиц, их возможное отстранение от должности и судебное преследование; в Великобритании impeachment - это парламентская судебная процедура в отношении лиц, совершивших тяжкие государственные преступления; в США impeachment - это процедура отстранения президента, вице-президента и высших гражданских должностных лиц от должности за государственную измену, взяточничество или за другие серьезные преступления и правонарушения по письменному представлению нижней палаты Конгресса.
В ряде случаев заимствования в русском вообще не способны активировать какие-либо смыслы и (или) эмоции. Именно поэтому их восприятие не порождает ассоциативных связей. Мнение, созвучное нашему, выражает Дж. Данн, утверждая, что «в отдельных случаях может «подвернуться» эквивалент, имеющий только косвенную связь или совсем не имеющий связи с русским оригиналом. Русскому выражению мягкое рейтинговое голосование соответствует английское indicative ranking vote, здесь совпадают только последние элементы выражений, в то время как первый атрибутивный элемент14 носит большую аксиологическую и эмоциональную нагрузку. Однако здесь также есть более яркая альтернатива, взятая
из другой системы метафор («beauty contest» - кавычки обязательны, так как это выражение употребляется в переносном смысле). Этот же подход может применяться по отношению к выражению административные ресурсы: сомнительно, чтобы дословный английский перевод administrative resources передавал сущность этого выражения, и возможно, что более точным переводом было бы что-то вроде the advantages of incumbency / office» [Данн 2007: 49].
В целях настоящей статьи приведем последний пример. Русско-английская пара «административный ресурс — administrative resource» часто выступает в роли «друга» переводчика в самых разных контекстах профессиональной коммуникации. «Административные ресурсы» - фразеологическое словосочетание, широкая употребительность которого, с одной стороны, нивелировала его терминологический статус в субъязыках экономики, права, политологии и управления, сделав расхожей, если не «затертой», единицей общеупотребительного пласта лексики, а с другой - заметно приблизила к статусу идиоматичного фразеологизма. В этой связи достаточно драматичной видится «судьба» семантики этого словосочетания с точки зрения полного охвата заведомо разных ассоциативно-образных ассоциаций, продемонстрированных носителями русского языка. Следующие номинативные реализации (овнешнения) позволяют объективировать образную структуру «административных ресурсов» в языковом сознании русскоязычных: властные структуры, властные полномочия, совокупность правовых норм, превышение служебных полномочий, манипуляция общественным мнением, семейственность, протекционизм15 и др. Представляется возможным привести альтернативные англоязычные варианты16, не ограничиваясь ни «ложным» другом administrative resource, ни вариантом Дж.
14 Выделен полужирным шрифтом.
15 По данным проведенного нами в 2010 г. направленного ассоциативного эксперимента [Власенко 20106].
16 Альтернативные варианты перевода на английский наши. - С.В. 114 Вопросы психолингвистики
Данна the advantages of incumbency / office,
хотя и идиоматичным, но не полностью охватывающим образную палитру носителей русского языка:
• unfair advantage of incumbency;
• extending office mandate for reaching the desired result quickly by minimizing the time and resources available;
• abusing power to manipulate the current situation in the most desirable interests to hit personal or club targets;
• non-compliance practices by senior officials, i.e. lobbying club interests where no responsibility or accountability are implied и др.
В ситуации такой вариативности образной структуры вовсе не удивительна практика более легкого переноса «тела» рассматриваемого фразеологизма в целостной форме из одного языкового кода в другой. Освоение его сложной семантики и коннотаций в переводе будет сопряжено с «погружением» в смыслы и коннотации и неминуемым разрушением исходной формы, что и демонстрируют наши варианты17.
Уместно закончить рассмотрение проблематики настоящей статьи утверждением Е.Ф. Тарасова, акцентирующим многомерность образной структуры сознания: «Нет одинаковых национальных культур, более того нет одинаковых образов сознания, отображающих одинаковые или даже один и тот же культурный предмет. Если бы даже культурный предмет был перенесен из одной национальной культуры в другую, то, следовательно, чувственный образ должен был бы быть одинаковым, но этого не происходит, т.к. для его формирования используются не только перцептивные данные, полученные при чувственном восприятии этого предмета, но и априорные знания (перцептивные эталоны), содержащие концептуальные, культурные по природе, знания. Умственный образ этого предмета (перенесенного из одной культуры в другую) всегда несет в себе элементы национально-культурной
специфики» [Тарасов 1996: 21]. Полагаем, что приведенные в статье примеры служат подтверждением незеркального и нелинейного характера межъязыкового перекодирования, в процессе которого умственный и чувственный компоненты ЯС коммуникантов соревнуются в доминировании и влиянии на переводческое решение.
Исходя из мнения Н.В. Уфимцевой и Е.Ф. Тарасова, которые вслед за А.Н. Леонтьевым, утверждают, что «языковое сознание - это знания, ассоциированные с языковыми знаками для овнешнения в процессе общения первичных и вторичных образов сознания» [Уфимцева, Тарасов 2010: 24], закономерно предположить, что множества (подмножества) первичных и вторичных образов ЯС переводчика, видимо, «удваиваются» вследствие необходимого рядоположе-ния ассоциативно-образных структур двух языков-коммуникантов. При этом лексическая реализация знаний в процессе межъязыкового общения для переводчика оказывается сопряженной со сложными многоуровневыми переходами между первичными и вторичными образами, ассоциируемыми с переводимыми языковыми знаками контактирующих языков.
Как приведенные, так и многочисленные другие эмпирические данные о переводческих решениях в ходе неисчислимых по разнообразию ситуаций переводческой практики в языковой паре английский-русский дают основание трактовать природу «ложных друзей» переводчика как частный случай переводческих буквализмов. Исходя из вышесказанного, вовсе не удивительно, что многие переводчики прибегают к буквальному - неотрефлектированному - переводу. Не потому ли жизнь «ложных друзей» отличается завидным долголетием, сохраняя для пробующих себя на переводческой стезе постоянный соблазн непринужденного поверхностного переноса «тел» знаков, не требующий предметно осмысленного межъязыкового перекодирования?
17 Укажем, что данные варианты означивания жестко увязаны с дескрипциями, предоставленными респондентами в ходе нашего эксперимента, и представляются контекстно зависимыми в самом строгом понимании такой зависимости.
Список литературы
Богин Г.И. Прагматика текста и плюрализм интерпретаций // Теория перевода и методика обучения переводу : Сб. тез. науч.-тех. семинара. - Калуга, 1989. С. 11.
Брудный А.А. Психологическая герменевтика. - М., 2005.
Власенко С.В. Стратегии понимания // Понимание и рефлексия : Материалы 3-й Твер. герменевтической конф. в 2-х ч. - Тверь, 1993. Ч. 1, С. 110-115.
Власенко С.В. Управление пониманием дискурса: стратегические и тактические уровни целеполагания // Язык, сознание, культура, этнос: теория и прагматика : Матер. XI Все-росс. симп. по психолингвистике и теории коммуникации. - М., 1994. С. 17-19.
Власенко С.В. Факторы лакунизации текста (на основе анализа англо-американских и русских текстов разного коммуникативного статуса) : Автореф. дис. ... канд. филолог. наук / РАН. ИЯз. - М., 1996.
Власенко С.В. Перевод лакунизированного текста как процесс принятия переводческих решений в условиях неопределенности // Межкультурная коммуникация и перевод: Матер. 5-й межвуз. науч. конф. МОСУ - М., 2006. С. 211-214.
Власенко С.В. Отраслевой перевод: синонимизация терминологии как метод компенсации системного диссонанса англо-русских терминосистем // Теория и практика лексикологических исследований / Вестник Моск. гос. лингв. ун-та. Вып. 532. - М., 2007а. С. 171-183. (Серия «Лингвистика»)
Власенко С.В. Прагматический аспект текстовосприятия в англо-русском отраслевом переводе // Лексическая системность английского языка в культурологическом ракурсе (семантика и функционирование) / Вестник Моск. гос. лингвистического ун-та. - Серия «Лингвистика». Вып. 537. - М., 20076. С. 208-221.
Власенко С.В. Современное переводоведение: необозримые горизонты и актуальные проблемы развития (Очерк к 85-летию со дня рождения проф. А.Д. Швейцера) // Вопросы филологии. 2008а. № 3 (30). С. 65-75.
Власенко С.В. Адаптивность русского как переводящего языка в англо-русском коммуникативном взаимодействии с позиций переводоведения // Язык, сознание, коммуникация: Сб. ст. - М., 20086. Вып. 36. С. 70-82. http://www.philol.msu.ru/~slavphil/books/jsk_36.pdf
Власенко С.В. Понимание отраслевых текстов в межъязыковом переводе: тактика дифференцированного торможения при восприятии плотно лакунизированных текстовых единиц // Понимание текста: междисциплинарный подход к исследованию и обучению : Матер. 12-й науч.-практ. конф. по психологии и педагогике чтения // Журнал Межд. ин-та чтения им. А.А. Леонтьева. - М., 2008в. № 8. С. 31-33.
Власенко С.В. Русский как язык перевода современного глобального языкового кода // Русский язык за рубежом. - М., 2009а. № 3 (214). С. 63-68.
Власенко С.В. Англо-русский квазиперевод или тотальный языковой импорт англицизмов в современный русский язык // Мир русского слова. 2009б. № 1. С. 20-29.
Власенко С.В. Перевод в сфере профессиональной коммуникации: психолингвистические аспекты декодирования лексических лакун (англо-русские переводческие сопоставления) // Вестник Московского ун-та. Серия 22: Теория перевода. 2009 г. Вып. 2. С. 3-20.
Власенко С.В. Перевод в сфере профессиональной коммуникации: восприятие и понимание смысла отраслевых текстов в психолингвистическом ракурсе на примере анализа англо-русских переводческих прецедентов // Вестник Московского ун-та. - Серия 22: Теория перевода. 2009 г. Вып. 4. С. 16-40.
Власенко С.В. Что англизируется: русский язык или русское языковое сознание? (Взгляд переводчика-психолингвиста на заимствованные англицизмы с позиций профессиональной коммуникации) // Система языка и языковое мышление: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Е.Ф. Киров. - М., 2009д. С. 35-51.
Власенко С.В. Текст как объект референции // Вопросы психолингвистики. Вып. 1 (11). 2010а. С. 115-132.
Власенко С.В. Смысловосприятие у англо-русского переводчика: результаты одного психолингвистического эксперимента // Слово и текст: психолингвистический подход: Сб. науч. тр. / Под общ. ред. А.А. Залевской. Тверь: Твер. гос. ун-т, 20106. С. 15-37.
Власенко С.В., Сорокин Ю.А. Текст как плотно лакунизированное пространство // Вопросы психолингвистики. 2007а. № 5. С. 41-45.
Власенко С.В., Сорокин Ю.А. Текст и области его референции (на примере англорусских соответствий) // Коммуникативные технологии в образовании, бизнесе, политике и праве XXI века: Человек и его дискурс-3 : Сб. науч. ст. - Волгоград, 2007б. С. 87-111.
Данн Дж.А. Политтехнолог - это тот же spin doctor? А как будет по-английски фейс-контроль? Несколько замечаний по поводу безэквивалентной и псевдоэквивалентной лексики в новом русском языке // Русский язык за рубежом. 2007. № 6. С. 33-50.
Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23: Когнитивные аспекты языка. - М.: Прогресс, 1988. С. 153-211.
Залевская А.А. Об исследовании интервербальных связей // Сборник докладов и сообщений лингвистического общества. - Калинин, 1971. Т. 2. Вып. 1. С. 167-168.
Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. - Калинин,
1977.
Залевская А.А. О некоторых аспектах связи между формой и значением слова // Текст как психолингвистическая реальность: Сб. ст. / ИЯ АН СССР. - М., 1982. С. 42-60.
Залевская А.А. Понимание как перевод (системно-семиотических подход) // Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово и текст. - М., 2005. С. 364-366.
Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово и текст: Изб. тр. - М.,
2005.
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. 2-е изд. - М., 2007а. Залевская А.А. Понимание и интерпретация: вопросы теории // Языковое сознание: теоретические и прикладные аспекты : Сб. ст. / Под ред. Н.В. Уфимцевой. - М., Барнаул, 2007б. С. 24-39.
Йокояма О. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов. - М., 2005. Клюканов И.Э. Психолингвистические проблемы перевода: Уч. пос. Калинин: Изд-во Калин. гос. ун-та, 1989.
Кулакова Н.И. Внутренние и внешние связи в семантике слова (Экспериментальное исследование на материале русского языка) : Автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.19 / С.-Петерб. гос. ун-т. - СПб., 2004.
Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. - М., 2007.
Львовская З.Д. Современные проблемы перевода / Пер. с исп. - М., 2008. РичардсонДж.Т.Э. Мысленные образы. Когнитивный подход / Пер. с англ. - М., 2006. Рябцева Н.К. Металингвистические знания в теории и практике перевода // Проблемы представления (репрезентации) в языке. Типы и форматы знаний. - М.-Калуга, 2007а. С. 102-111.
Рябцева Н.К. Язык и рефлексия // Язык и действительность: Сб. науч. тр. памяти В.Г. Гака. М., 2007б. С. 62-71.
Рябцева Н.К. Стереотипность и творчество в переводе // Стереотипность и творчество в тексте: межвуз. сб. науч. тр. - Пермь, 2008. Вып. 12. С. 12-26.
Сорокин Ю.А. Переводоведение: статус переводчика и психогерменевтические процедуры. М., 2003.
Сорокин Ю.А., Власенко С.В. Переводческая рефлексия: эмпирический и гипотетический референт в переводе [Электронный ресурс] // Hermeneutics in Russia. Tver State University, Russia. 1998. Vol. 2. No. 2. http://www.tversu.ru/Science/Hermeneutics/1998-2/1998-2-10.pdf
Сорокин Ю.А., Клюканов И.Э. Психолингвистика и перевод // Введение в психолингвистику: Текст лекций. Часть II / МГЛУ. - М., 1991. С. 57-77.
ТарасовЕ.Ф. Межкультурное общение - новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания : Сб. ст. / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. - М., 1996. С. 7-21.
Тарасов Е.Ф. Межкультурное общение и перевод // Теория перевода и методика подготовки переводчиков : Мат. науч.-практич. конф. ВУМО. - М., 1999. С. 235-237.
Уфимцева Н.В. Археология языкового сознания: первые результаты // Язык. Сознание. Культура / Под ред. Н.В. Уфимцевой, Т.Н. Ушаковой. - М.-Калуга, 2005. С. 205-216.
Уфимцева Н.В., Тарасов Е.Ф. Проблемы изучения языкового сознания // Вопросы психолингвистики. 2009. № 2(10). С. 22-29.
Федоров А.В. Основы общей теории перевода (Лингвистические проблемы). - СПб.,
2002.
Фесенко Т.А. Концептуальные основы перевода. - Тамбов, 2001.
Чернов Г.В. Основы синхронного перевода. - М., 1987.
Чернов Г.В. Контекстно-свободная и контекстно-связанная импликативность и проблема переводимости // Текст и перевод: Сб. науч. ст. - М., 1988. С. 51-63.
Черняховская Л.А.Перевод и смысловая структура. - М., 1976.
Черняховская Л.А. Информационная структура текста как объект перевода // Текст и перевод: Сб. науч. ст. / Под ред. проф. А.Д. Швейцера. - М., 1988. С. 17-24.
Шаховский В.И. Национально-культурная специфика эмоций в языке оригинала и ее отражение в языке перевода // Тетради переводчика : Науч.-теор. сб. / Под ред. проф. В.Н. Комиссарова. Вып. 23. - М., 1989. С. 74-83.
Шаховский В.И. Эмоции как объект исследования в лингвистике // Вопросы психолингвистики. 2009. № 9. С. 29-43.
Швейцер А.Д. Различительные элементы американского и британского вариантов современного литературного английского языка: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1966.
Швейцер А.Д. Литературный английский язык в США и Англии. - М., 1971.
Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика. М., 1973.
Швейцер А.Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. - М., 1988а.
Швейцер А.Д. Предисловие // Текст и перевод: Сб. науч. ст. - М., 1988б. - С. 3-5.
Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика: эволюция связей // Вопросы филологии. 2008. № 3 (30). С. 62-64.
Щедровицкий Г.П. Мышление. Понимание. Рефлексия : Изб. тр. - М., 1995.
Duff A. The Third Language: Recurrent Problems of Translation into English. - Oxford: Pergamon Press, 1981.
Vlasenko S.V. On Pragmatic Aspects of Translation // On Pragmatic Aspects of Translation // Translation - The Vital Link : The XIII International Federation of Translators (FIT - IFT) World Congress : Proceedings in 2 Vols. L.: Institute of Translation and Interpreting, UK, 1993. Vol. 1. P. 642-648.
Waard J., Nida E.A. From One Language to Another. Functional Equivalence in Bible Translating. Nashville: Nelson Publ., 1986.
Yokoyama O.T. Discourse and Word Order. Amsterdam, Philadelphia: John Benjamin Publ. Comp., 1986. (Pragmatics and Beyond Series)
Лексикографические источники
АРФС: Финансовый словарь. В 2-х тт. / Авт.-сост. В.Я. Факов. - М., 2005. Т. I. Англорусский словарь.
БАРФЭС: Большой англо-русский финансово-экономический словарь / Авт.-сост. А.Г. Пивовар. Под ред. В.И. Осипова. - М., 2000.
ТППСПК: Теория и практика перевода в сфере профессиональной коммуникации: толковый словарь / Авт.-сост. С. В. Власенко // Власенко С. В. Договорное право: практика профессионального перевода в языковой паре английский русский. - М., 2006. С. 16-90.
ABBYY: ABBYY LINGVO 12: Electronic Multilingual Dictionary. 2006. (Электронный ресурс).
