CC BY
46
ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ
УДК 808.2-022
Р.В. Алимпиева, О.В. Хабарова
ПРЕКРАСНОЕ КАК КЛЮЧЕВАЯ КАТЕГОРИЯ РУССКОГО ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ XI-XIV ВЕКОВ
Устанавливается содержание ключевой ценностной категории прекрасного, определяющей специфику национальной кон-цептосферы. Рассматриваются особенности функционирования лексических средств репрезентации концепта «прекрасный» в памятниках древнерусской письменности XI — XIV вв.
The content of the key value category of the beautiful defining specific character of the national concept sphere is determined. The distinctive features of functioning of the lexical means representing the concept «beautiful» in the ancient Russian written works of the 11 —
14 centuries are characterized.
Ключевой категорией, определяющей систему ценностей национальной концептосферы, является универсальная категория прекрасного. Как категория логическая «прекрасное» представляет собой совокупность нравственно-эстетических универсалий, воплощая в себе «единство внутреннего развития и внешнего совершенства» (СЛТ). Таким образом, фундаментальное для древнерусской картины мира понятие прекрасного формируется в непосредственной соотнесенности двух начал: этического и эстетического. При этом, как отмечает Н.Д. Арутюнова, «одухотворение прекрасного, его устремленность ввысь к небу и его обращенность вглубь земной жизни привели к образованию "тройственного союза", или Триады: Истина — Добро — Красота» [1, с. 28].
Обращаясь к проблеме определения сущности категории прекрасного в духовной русской культуре, Т.И. Вендина выделяет чувственный (визуальный), этический, социальный и сакральный аспекты в осмыслении данной категории [3, с. 155]. Для древнерусской концептосферы XI—XIV вв. именно сакральный аспект становится ведущим: «В христианском учении этика тесно переплетена с метафизикой, нормативно-аксиологическая проблематика уходит корнями в область сверхчувственного, духовного мира» [13, с. 126]. Духовный идеал в системе ценностей древнего славянина — это Бог. Бог прекрасен, так как он, будучи сакральной сущностью, воплощает в себе Истину, Добро и Красоту. «Открывшаяся в Христе бесконечность человеческой жизни, способной вместить в себя всю бесконечность божества, — эта идея есть вместе и величайшее добро, и высочайшая истина, и совершеннейшая красота. Истина есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же
добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение уже во всем есть конец, и цель, и совершенство» [14, с. 85 — 86]. Именно поэтому представление о Боге и его созидающей силе формируют содержание категории «прекрасное» в древнерусской системе ценностей: «прекрасно все созданное Богом и прекрасно оно потому, что создано Богом» [10, с. 65].
В качестве одного из проявлений прекрасного в древнерусской картине мира реализуется зрительно воспринимаемая красота, основанная на чувственном эстетическом восприятии окружающего мира. Однако внешняя красота, выполняя гносеологическую функцию, в данной кон-цептосфере рассматривается как «ступень божественной иерархии» [12, с. 56]. Мир красив, так как в нем ощущается присутствие Божественной силы, Божественного начала; именно поэтому «красота, зримая в сущем... есть отблеск и образ незримой, благоточивой красоты» [12, с. 99]. Красота, как отмечает Н.О. Лосский, «всегда есть духовное или душевное бытие, чувственно воплощенное, то есть неразрывно спаянное с телесной жизнью» [7, с. 61]. Такая красота дарит не столько чувственное удовольствие, сколько духовное наслаждение: из сферы эстетических ценностей она восходит в сферу нравственно-этических норм.
Таким образом, прекрасное в системе ценностей, отраженных в сознании древнерусского человека, — это прежде всего внутренняя духовная красота, внутреннее совершенство, которое может иметь свое чувственное воплощение в красоте зримой. Именно духовно-нравственная сторона прекрасного становится доминирующей в соответствующей концептосфере, поэтому, как справедливо отмечает В.В. Бычков, «одна только связь с духовной сферой может наделить невзрачную с виду вещь в глазах древнерусского книжника красотой» [2, с. 121].
Исходя из представлений о духовной сущности категории прекрасного можно выделить лексико-семантическую группу, через которую идея прекрасного получает свою реализацию в древнерусском тексте. Лексемы данной группы образуют тесные синонимические связи, отражая в своей семантике главный оценочный компонент «имеющий положительную оценку с точки зрения христианской морали». Например: благыи, добрыи, свьрьшеныи, святыи, чистыи, честьныи, истиныи, правьдьныи, в (Шрьныи, духовныи, божественыи, боговдохновенныи, богоносьныи, боголепныи, благодатныи, благолюбныи, добродетельныи, благочестивыи, благомудрыи, богомудрыи, добромудрыи и др. '
Следует отметить, что, употребляясь как средство характеристики Бога, а также объектов сакрального мира, данные лексемы репрезентируют представление об имманентных качествах Бога, характеризующих его абсолютную сущность, таких, как совершенство, истинность и благость. Для древнерусского человека Бог прекрасен, так как являет собой духовный идеал, «существо всесовершенное», «вечное зерно истины» [6, с. 53]. В православной картине мира представления о Боге отождествляются с представлениями об абсолютном онтологическом Добре — Благе, о чем свидетельствует откровение Евангелия: «.иго Мое благо, и бремя Мое легко» [Матф. 11]. В то же время Бог есть и представленная в своем абсолюте Истина [9, с. 421]. Ср.: Богъ благъ и все-
моган, иже створилъ от небытия въ бытие вьсяческая видимая и невидимая и укра силъ всякого красотою... (Жит. Меф.)1; Духовныи бо Законъ Господь исполни обновлениемь Духа... (ПВЛ); . .благословвять Бога истиньнаго, к тя-нущиися на земл®- кленутся Богомъ небесьнымь (Жит. Конст.-Кир.) и др.
При этом совершенство Бога распространяется на все, что исходит от него, что создано им: ...всяко дание благо и всякъ даръ свершенъ свыше есть, съходят от отьца свФтиломъ (Толк. Ап.). Высшим творением Бога является человек, который, будучи созданным по образу и подобию Божию, изначально несет в себе божественное начало. Именно потому человек, культивируя в себе это начало, способен, по мнению древнерусских мыслителей, достичь нравственного идеала: Да будете съвьрьше-ни, якоже отьць ваш небесьныи съвьрьшененъ есть (Жит. Феод. Печ.).
Таким образом, прекрасный человек — это прежде всего человек добродетельный и праведный, открывший свое сердце Богу, живущий согласно нормам христианской морали. Ср.: Братъ нашь Мефодии Свя-тыи и правовФрьный есть (Жит. Меф.); И призвавъ Бориса, ему же б® имя наречено въ свят®мъ крьщении Романъ, блаженааго и скоропослушливааго (Сказ. о Б. и Гл.) Жизнь Богу угодну и житие непорочно мужа добронрава... (Жит. Анд. Юр.); ...богодъхновенныи же Феодосии повФща ему съ умилением (Жит. Феод. Печ.) и др.
Выявляя онтологическую сущность прекрасного, следует отметить, что идея о его сакральной природе находит свое воплощение в текстах древнерусской письменности также и в связи с реализацией представлений о величии и славе, которые осознаются в качестве неотъемлемых атрибутов Бога. Данные характеристики понятия Бог находят свое последовательное отражение в трудах средневекового мыслителя Дионисия Ареопагита. Ср., напр.: «Великим же Бог называется как обладающий Своим особенным величием, которое передается от Него всем великим. Величие и беспредельно, и неизмеримо, и неисчислимо; эта чрезмерность и соответствует абсолютному и сверхпростирающемуся излитию необъятного величия» [4, с. 145]. При этом величие духовного начала органически связано с представлениями о славе. В этой связи определенный интерес представляет следующее положение Е.М. Верещагина: «слава выступает в качестве атрибута как самого божества, так и его (антропоморфного) пространственного обитания», означая на богословском уровне «то же самое, что трансцендентальное прекрасное на уровне философском» [5, с. 41, 51]. Именно поэтому репрезентантами идеи прекрасного в текстах древнерусской
7
1 Принятые сокращения: Девг. деян. — Девгениево деяние; Жит. Меф. — Житие Мефодия; Жит. Конст.-Кир. — Житие Константина-Кирилла; Жит. Феод. Печ. — Житие Феодосия Печерского; Жит. Анд. Юр. — Житие Андрия Юродивого; Жит. Авр. Смоленск. — Житие Авраама Смоленского; Жит. Мар. Егип. — Житие Марии Египетской; Жит. Ал. Невского — Житие Александра Невского; Толк. Ап. — Толковый Апостол; Лавр. лет. — Лаврентьевская летопись; ПВЛ — Повесть временных лет; Сказ. о Б. и Гл. — Сказание о Борисе и Глебе; Сл. о крестн. древе — Слово о крестном древе; Сл. о пог. земли русск. — Слово о погибели земли русской; Сказ. о царе Давиде — Сказание о царе Давиде; СПИ — Слово о полку Игореве; Хожд. Ст. Новг. — Хождение Стефана Новгородца; Чуд Ник. Мирлик. — Чудеса Николы Мирликийского. Все др.-р. памятники цит. по [16].
письменности с достаточно выявленной частотностью выступают лексемы великии (велии) и славныи, образующие тесные синонимические связи и эксплицирующие значение «славный великими, знаменитыми подвигами», «особо выдающийся», «знаменитый, выдающийся в сравнении с другими» (Срезневский; Даль; Черных). При этом произведенный анализ древнерусских текстов позволяет установить их четкую соотнесенность со сферой сакральной: в памятниках древнерусской письменности XI— XIV вв. данные лексемы используются при характеристике Бога, объектов мира горнего, творений Бога, на которые распространяется его величие, а также человека, совершившего выдающиеся поступки с точки зрения христианской морали, и др. Ср.: Велии господь, и велья кр <9пость его.(ПВЛ); Понеже велика есть сила крестная (ПВЛ); Богъ, творяи велиа чюдеса и дая великиа дары... (Жит. Мар. Егип.); От сего же паче възлюби его и присно его въпрашаше о всем толик муж велик и честен (Жит. Конст.); ..явися прФсвятыи и великыи помощьникъ Никола на пути и речи (Чуд. Ник. Мирлик.); Се убо Зосима видФвъ и рад бывъ о преславномъ том видении (Жит. Мар. Егип.); Понеже слышах от отець своихъ и самовидець есть възвраста его, радъ бых испов (Вдаль святое и честное и славное житие его (Жит. Ал. Невск.) и др.
Как уже отмечалось выше, древнерусский человек видит прекрасное во всех проявлениях божественного присутствия. Бог является сущностью сверхъестественной, находящейся «за предметом естественного» [9, с. 359], именно поэтому ощущение присутствия божественного начала находит свое воплощение в феномене чуда. «Все самое существенное в бытии. есть чудо» [15, с. 92], которое становится проявлением неизреченной любви Божьей. Именно поэтому лексемы чудныи и дивныи -«достойный удивления, непостижимый, чудесный, таинственный» (Срезневский) — достаточно часто используются для характеристики объектов, исполненных сакрального смысла, сверхъестественных явлений, воплощающих в чувственной форме божественное присутствие, а также святых праведников, достигших божественного просветления: Нощи бо сущи тьмьн <9 свФтъ же пр&чюдьнъ, тъкъмо надъ манастырьмь блаженааго (Жит. Феод. Печ.); . прииде Зосима паки в пустыню по обычаю, та предивное видФние (Жит. Мар. Егип.); Сего ради, господи, и отци, и братья, не могу дивнаго и божественого образъ и подобие похвалити (Жит. Авр. Смоленск.); Се бо чюдьныи князь Юрьи потщася божья запов ®ди хранити и божии страхъ присно им®я в серци, поминая слово господне, еже рече... (Лавр. лет.). При этом необходимо отметить, что феномен чуда в мировоззренческой системе древнерусского человека является неотъемлемой частью природного мира. Мир, сотворенный Богом, прекрасен, он удивляет и восхищает человека, который видит в природе «выражение высшей творческой мудрости» [2, с. 39] Творца: Птица есть красна и чудна (Толк. Ап.); И възыде др Фво пр Фкрасно и пр Фчудно зело (Сл. о крестн. древе).
Ощущение чуда для древнерусского человека неразрывно связано также с эстетическим восприятием окружающей действительности. Природа для древнерусского книжника — это прежде всего Родная земля, представленная во всем своем великолепии, поэтому тексты, выражающие красоту и богатство родной природы, проникнуты истинным восхищением и любовью: О свФтло свФтлая и украсно украшена
земля Руськая! Многими красотами удивлена еси: озера многыми, удивлена еси р Фками и кладязьми м ®сточестьными, горами крутыми, холмы высокыми, дубровами частыми, полъми дивными, звФрьми разноличьными, птицами бещислеными, городы великыми, селы дивными, винограды обительными, домы церковьными... - всего еси исполнена земля Руская, о правовФрная в <9ра хрестияньская! (Сл. о пог. земли русск.).
Нравственно-эстетическая оценка в памятниках древнерусской письменности выражается рядом лексико-семантических полей, в структуре которых как наиболее частотные компоненты выявляются лексемы красьныи, прекрасьныи, лФпыи (велеолФпьныи), благообразьныи и др., для которых основным значением является значение «очень красивый, красивый, прекрасный», «имеющий, привлекательный вид» (СлДРЯ XI—XIV вв.; Срезневский). Ср.: Аже соколъ къ гнезду летитъ, а соколица отступае красною девицею (СПИ); И начата же сестры своея т <9ла искати, и обрФтше едину дФвицу прекрасну з Фло и начата по ней слезы испущати... (Девг. деян.); Имешежену велел<9пну... (Сказ. о царе Давиде); ...жены же благообразны и преоудобрены оукрашены (ПВЛ); И ту стоять стълпове от камени багряна, красни велми, пропестри, аспиду подобни (Хожд. Ст. Новг.); показающе красоту церковьную, п Фния и службы архиер<9искии...; они же в изумФнии бывше, удивившеся, похвалиша службу ихъ (ПВЛ).
Анализируя случаи репрезентации внешней красоты, следует также отметить, что для древнерусского книжника тело человека «прекрасно только потому, что отражает красоту души» [7, с. 101]. Духовная красота обладала в его глазах «самодавлеющей ценностью и не нуждалась в красоте физической», приобретая «особую значимость лишь как знак и указатель на красоту духовную» [3, с. 121]. Именно поэтому в памятниках древнерусской письменности человек, наделенный внешней красотой, воспринимался как обладающий высокими нравственными принципами, соответствующими нормам христианской морали, а его внешняя красота становилась чувственно воспринимаемым проявлением внутреннего совершенства.
Таким образом, представления о прекрасном играют важную роль в формировании национальной концептосферы, отражая специфику этноменталитета. Прекрасное осознается древнерусским человеком прежде всего как категория духовная, содержание которой обусловлено единством фундаментальных нравственно-эстетических понятий Истина, Добро и Красота. При этом чувственно воспринимаемая красота становится для древнерусского книжника признаком и следствием внутреннего совершенства, репрезентируя глубокий сакральный смысл объектов окружающего мира.
Список литературы
1. Арутюнова Н.Д. Истина. Добро. Красота: Взаимодействие концептов // Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного / Отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2004.
2. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI — XVII веков. М., 1992.
9
3. Бычков В.В. Очарованье лепотой // 2000 лет христианской культуры sub specia aestetica: В 2 т. Т. 2: Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М.; СПб., 1999.
4. Вендина Т.И. Прекрасное и безобразное в русской традиционной духовной культуре // Логический анализ языка...
5. Верещагин Е.М. Слава: Богословская эстетика в древнейшей славяно-русской гимнографии? // Там же.
6. Корнилов С.В. Теория познания трансцендентального монизма // Проблемы русской философии и культуры. Калининград, 1999.
7. Кучиньска А. Прекрасное: Миф и действительность. М., 1977.
8. Лосский Н. О. Мир как осуществление красоты. М., 1998.
9. Малерб М. Религии человечества. М.; СПб., 1997.
10. Матвеенко В.А. Красота мира в древнерусских религиозных контекстах // Логический анализ языка...
11. Постовалова В. И. Истина, Добро и Красота в учении о божественных именах Дионисия Ареопагита // Логический анализ языка.
12. Россман В. Разум под лезвием красоты // Вопросы философии. 1999. № 12.
13. Сабиров В.Ш. Проблема добра и зла в христианской этике // Человек. 2001. № 5.
14. Соловьев В. С. Три речи в память Достоевского. Вторая речь // Соловьев В.С. Избранное. М., 1990.
15. Сошинский С.А. Чудо в системе мироздания // Вопросы философии. 2001. № 9.
16. Библиотека литературы Древней Руси / Под ред. Д.С. Лихачева и др. СПб., 1997-1999.
Об авторах
Р.В. Алимпиева — д-р филол. наук, проф., РГУ им. И. Канта, alimpieva@nm.ru.
О.В. Хабарова — преподаватель МОУ СОШ № 36 (Калининград), helga_oh@mail.nm.ru.
10
УДК 801.559.3:808.2
С.С. Ваулина, И.В. Островерхая
СРАЩЕННОСТЬ МОДАЛЬНОЙ СЕМАНТИКИ ВОЗМОЖНОСТИ И НЕОБХОДИМОСТИ В МИКРОТЕКСТЕ Л.Н. ТОЛСТОГО -РОМАНЕ «АННА КАРЕНИНА»
Выявляются случаи семантического сращения значений ситуативной модальности - возможности и необходимости, свидетельствующие о смысловой близости данных значений; рассматривается функциональная роль совмещенных значений; устанавливается план их содержания и выражения.
