CC BY
83
УДК 811.161.1'373 Т.В. БАХВАЛОВА
доктор филологических наук, профессор, кафедра русского языка, Орловский государственныйунивер-ситет
E-mail: btv-orel@yandex.ru
UDC 811.161.1'373
T.V. BAKHVALOVA
Doctor of Philology, Professor, Department of the Russian
language, Orel State University E-mail: btv-orel@yandex.ru
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЗИМНЕГО ЦИКЛА КАЛЕНДАРНЫХ ОБРЯДОВ В ОРЛОВСКИХ ГОВОРАХ
THE PRESENTATION OF THE WINTER CYCLE OF THE CALENDAR CEREMONIES IN THE OREL DIALECTS
Статья посвящена изучению лексики орловских говоров. В ней рассматриваются наименования календарных обрядов зимнего цикла. Представлен состав данной лексико-фразеосемантической группы, охарактеризована её структура, выявлен изоморфизм семантических объединений календарной и семейной обрядности.
Ключевые слова: орловские говоры, лексика, календарные обряды, номинация, семантика.
The article is devoted to the study of the vocabulary of the Orel dialects. The names of the calendar ceremonies of winter cycle are studied here. The structure of this lexical, phraseological and semantic class is presented, isomorphism of the semantic unions of calendar and family ritualism is discovered.
Keywords: Orel dialects, vocabulary, calendar ceremonies, nomination, semantics.
Общепризнано, что словарный состав языка связан «с историей народа, его воззрений, моральных оценок, социального уклада, быта и культурных достижений» [7, с. 46].
Это в полной мере относится и к фразеологии. Об этом свидетельствует и то, что, как отмечает Н.И. Толстой, «первый и относительно ранний интерес к фразеологии у славян, был вызван как раз стремлением увидеть во фразеологизмах отпечатки или осколки старого быта, обрядов и верований, воссоздать породивший их контекст и ситуацию» [9, с. 373]. Свидетельством высокого потенциала фразеологических единиц с точки зрения содержания в них этнокультурной информации являются многочисленные работы Е.В. Брысиной, посвященные диалектной фраземике донского казачества [2, с. 293].
Репрезентантами той или иной понятийной зоны обычно являются и лексические, и фразеологические единицы. Такое объединение номинативных единиц представляет собой лексико-фразеосемантическую группу [1, с. 5]. Поэтому при исследовании объединений единиц, номинирующих определённый фрагмент реальной действительности, и для получения наиболее полной и достоверной как лингвистической, так и этнокультурной информации целесообразно принимать во внимание различные средства её представления. Высокой степенью культурной маркированности, особой этнокультурной значимостью обладают диалектные обрядовые фразеологизмы [2, с. 17] и лексические единицы.
В орловских говорах богато представлена лексика, относящаяся как к семейной обрядности, так и календарной [5, 6].
Каждый значимый в народном календаре период отмечен целым комплексом обрядовых действий. В качестве номинантов обрядовых действий, их исполнителей, ритуальных предметов, локусов выступают и лексические, и фразеологические единицы. Чем сложнее обряд, тем богаче состав «обслуживающих» его номинаций, тем сложнее их системная организация.
Лексика календарных обрядов годичного цикла отчетливо делится на группы, среди которых выделяется объединение наименований обрядов зимнего цикла.
Именно на это время года приходится наибольшее число празднеств, что объясняется многими факторами: значимостью события - Рождество Христово, окончанием поста и возможностью весёлого времяпрепровождения, снятием ограничений в ассортименте кушаний, увеличением светлого времени суток после зимнего солнцестояния и наступлением нового года а в связи с этим надежды на будущий урожай, начало заботы о нём.
Центральным, самым значимым праздником является Рождество, название которого в орловских говорах известно в нескольких вариантах: Рожество, Рожство, Рожтво - Самый большой празник - Раштво [8, вып.12, с. 186].
Накануне Рождества колядовали, или колядили, как говорили на Орловщине, - Нъ калятки приходили збочные, ни абизатильнъ с аднаво двара, и з другова, и с третьива, кълядили, тънцывали [8, вып. 5, с.70]. Сам обряд назывался колядки, а тех, кто колядовал, называли коляды. Они обходили дом за домом, исполняя обрядовые песни и получая за это подарки, обычно угощенье. В орловских говорах песня, которую пели в Рождественский Сочельник и под Новый год, называется таусень - Таусинь - песня, йиё испалняли пад Новый
© Т.В. Бахвалова © T.V. Bakhvalova
Ученые записки Орловского государственного университета. №3 (66), 2015 г. Scientific notes of Orel State University. Vol. 3 - no. 66. 2015
гот. Мъладёш хадилъ пъ диревни, пад окнъми пели эту песню [8, вып. 15, с. 36].
Намного чаще это слово употребляется в самих обрядовых песнях как обращение к некоемому персонифицированному существу с просьбой об угощении, подарке - Ва время раждественских калядък кликъли таусинь - пели специальную песню, после каторъй ха-зяивъ домъ должны били вынисти хлеп, салъ или дру-гии угащенья. Как заслышыш, таусинь кличуть, гатовь липёшку или кусок сала. Мы спаём, пакличим таусинь и нам многъ падаркъв давали. Таусинь, таусинь! Дай блин, дай кишку, свиную ношку, всем пънимношку [8, вып. 15, с. 36]. Таусень, как и Коляду, кликали, звали, зазывали. Таусень, как и Коляда, - это святочный персонаж, персонификация праздника.
Интересно происхожение слова таусень. Есть мнение, что оно восходит к слову авсень «1-е марта, первый день весны», из овеснь: весна. Вспомним, что некогда Новый год приходился на март - пору весеннего пробуждения природы. В пользу высказанного мнения говорит и сравнение значений, развития семантической структуры слов таусень и коляда. Авсень, Овсень, Таусень, Таусень - «в восточнославянской мифологии ритуальный персонаж, связанный с Новым годом, с переломным моментом, границей между годом прошлым и годом наступающим» [10, с.7]. Слово коляда, входящее в состав литературного языка, имеет значения, близкие таусень, зафиксированному в орловских говорах.: «в славянской мифологии - персонаж, олицетворяющий начало земледельческого года, будущего плодородия и изобилия», «старинная обрядовая песня (рождественская, новогодняя, святочная)».
Необходимо заметить, что слово таусень в разном акцентологическом оформлении довольно широко распространено в говорах. Правда, его ареал (как и производных от него слов таусенить, таусенный, таусенщики, таусены) ограничен преимущественно восточными говорами - рязанскими, симбирскими, саратовскими, пензенскими, владимирскими. В словаре В.И. Даля - оно имеет пометы сев. вост. [4, т. 4, с. 393].
В рождественское утро подростки (в некоторых районах Орловщины только мальчики) ходили по дворам со звездой, житом и старинными обрядовыми песнями, поздравляли с Рождеством, получая за это подарки, - хри-стославили. - На Рашство утром христаславят.
Продолжением празднования Рождества Христова были Святки. В Святки, длившиеся от Рождества до Крещения, гадали, устраивали игрища, катания на санях, нередко по домам ходили ряженые. Желая узнать своё будущее, судьбу, во время святочных гаданий вызывали духа. Такое мифологическое существо, появляющееся на Святках во время гаданий, называли святочник - Нъ гаданиях святъчника вызывали. Гъварят, что святъ-чник касматый такой, въласатый [8, вып. 13, с. 87]. Строгие церковные правила запрещали как веселиться во время поста, так и работать в период больших празднеств. К тому, кто нарушает это запрет и работает в святочные дни, занимается вязанием, прядением, является
святочница - мифологический персонаж в образе женщины - Нъ Святкъх прясть нильзя: если ентът запрет нарушыш, придёть святъчницъ и накажыть [8, вып. 13, с. 88].
В эти дни, когда сняты все ограничения в пище и веселье, не было границ фантазии. Переодевались в шутовскую, необычную одежду, надевали на себя маску. Вот как об этом рассказывают носители орловских говоров: У Святки нърижалси хто чем. Што тварилъси. Усе шли рынду вадить. Рында маску надевши бега-ить. На Святки рындъй нърижалися, казлом то исть [8, вып. 12, с. 224]. Интересно, что ни слово рында как обозначение участника святочных игр, ни выражение рынду вадить в Словаре русских народных говоров не зафиксировано. По своему статусу в языке слово рында является историзмом, известно в значении «оруженосец или телохранитель из придворной охраны московских князей и царей Х1У-ХУП вв.» Сохранившееся в говорах наименование обрядового персонажа образовано на основе метафорического переноса: в основе переноса общая сема «тот, кто отличается, выделяется необычной одеждой».
На Святки приходилось окончание старого и наступление Нового года (по старому стилю). Последний вечер уходящего года на Орловщине называют Васильев вечер, или щедрый вечер. Как и в рождественский Сочельник, в предновогодний вечер ходили по домам с песнями и поздравлениями - щедровали. В.И. Даль так формулирует значение этого слова: «ходить на Васильев вечер (канун Нового года) ватагами по домам, с песнями, подарками, желая всякого добра, и собирая за это подачку, более съестным» и сопровождает его пометами юж. зап. пск. [4, т. 4, с. 652]). Материалы диалектных словарей свидетельствуют о распространённости наименований щедровать, щедрый вечер, а также ходить в щёдры, щедровник в южных говорах.
В канун Нового года, ко дню рождения святого Василия Кесарийского, покровителя свиней, свежуют и варят или жарят годовалого поросёнка. Такое праздничное угощение получило название косарецкий поросёнок - Късарецкий пърасёнък - режуть пад Новый год и цэликом ворють [8, вып. 5,с. 23]. Данное устойчивое словосочетание, как, видимо, и само кушанье, известно носителям орловских, курских, тульских, воронежских говоров.
В первое январское утро было принято ходить по домам родных, знакомых, односельчан и поздравлять их с наступившим Новым годом, щедро разбрасывая при этом зерно - залог будущего урожая, достатка, благополучия. Символично, что этот обряд, называемый посевание, проводился в первый день Нового года, тем самым добрые пожелания «проецировались» на весь предстоящий год.
Заканчиваются святки праздником, именуемым Крещение Господне, или Богоявление. Главными обрядовыми действиями в этот день являются освящение воды и купание в проруби, вырубленной в форме креста на водоёме. Такая прорубь называлась ирдань -
Прърубали ирдань на Хришшэнья утръм на речке у льду. Брали на ирдани воду. А прарубали ие кристом, крест вырубали, а утръм, на Хришшэнья утром, выхадил поп и свитил ваду на этъй на ирдани. У ирдани купались у нас грешники. Хто шшытал сибе грешникъм, утръм ранъ на Хришшэнья дъ свишшэнья папа прихадил и искупывъ-лсы, купалсы, из ирдани вадой абливалси голый [8, вып. 4, с. 153]. В разных селениях Орловщины отдельные моменты этого обряда имели свои особенности. Вот как, например, описывает его Т.И. Грибанова, носительница орловских говоров: «Наступает Крещенское утро. Дедушка, ещё вчера, пробравшись сквозь прибрежные лозняки, на Крому, вырубил во льду Иордань - двухметровый крест. ...В Крещенский Сочельник берёт бабушка воду из Иордани и кропит ею скот, хлев, дом и двор. А на само Крещенье мы отправляемся умываться на реку. Набираем водицы у ключей на весь год» [3, с. 11-12].
Как видим, состав номинантов обрядовой лексики зимнего цикла в орловских говорах включает в себя
общенародные и диалектные названия праздников и праздничных периодов (Рожество, Рожство, Рожтво и др.), ритуальных действий (колядить, щедровать, христославить, рынду вадить, посевание), персоналий - реальных исполнителей действий (коляды) и мифологических существ (рында, святочник, святочница, таусень), обрядовых вербальных компонентов (таусень), обрядовых яств (косарецкий поросёнок), локусов (ирдань). По своей структуре данная лексико-фразеосемантическая группа изоморфна другим семантическим объединениям календарной и семейной обрядности.
Лексические и фразеологические единицы диалектного характера не только отражают самобытность материальной и духовной культуры носителей орловских говоров, но и поддерживают устойчивость народных традиций и обрядов. Лингвокультурный анализ святочно-новогоднего комплекса обрядов показывает глубокое переплетение в них языческих и христианских традиций.
Библиографический список
1. Бахвалова Т.В. Характеристика интеллектуальных способностей человека лексическими и фразеологическими средствами языка (на материале орловских говоров). Орел, 1993. 130 с.
2. Брысина Е.В. Этнокультурная идиоматика донского казачества. Монография. Волгоград, 2003. 293 с.
3. Грибанова Т.И. Лесковка. Деревенские рассказы. Орел, 2013.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4. М., 1955.
5. КостромичеваМ.В. Лексика свадебного обряда: автореф. дис. .. .канд филол. наук. Орел, 1997.
6. Костромичева М.В. Лексика народного календаря в орловских говорах // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2007. Ч.1. СПб., 2007. С. 351-356.
7. Ларин Б.А. Из истории слов // История русского языка и общее языкознание. Избранные работы. М., 1977. С.46-56.
8. Словарь орловских говоров. Под ред. Бахваловой Т.В. Вып. 1-4. Ярославль, 1989-1991. Вып. 5-15. Орел, 1992-2008.
9. Толстой Н.И. Этнолингвистические аспекты славянской фразеологии // Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 373-383.
10. Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М., 2003. 624 с.
References
1. Bachvalova T. V. Characterisic of the human intellectual powers by dint of lexical and phraseological language resource (based on the materials oft he Orel dialects).
2. BrysinaE.V. Ethnocultural idiomatics of the Don Kozatstvo. Monograph. Volgograd, 2003. 293 p.
3. Gribanova T.I. Leskovka. ^unlxy stories. Orel, 2013.
4. Dal' V.I. The Explanatory Dictionary of the vivid great Russian language. V. 1-4. Moscow, 1955.
5. KostromichjovaM.V. Vocabulary of the wedding rite: autoabstract of Candidate thesis in Philology. Orel, 1997.
6. Kostromichjova M.V. Vocabulary of the folk calendar in the Orel dialects // Lexical atlas of the Russian national dialects (Materials and reserches) 2007. Part 1. St. Petersburg, 2007. Pp. 351-356.
7. Larin B.A. From the history of words // The history of Russian language and the general linguistics. The selected works. Moscow, 1977. Pp. 46-56.
8. The dictionary of Orel dialects / Under the editorship of Bachvalova T.V. Edition 1-4. Yaroslavl, 1989-1991. Edition 5-15. Orel, 1992-2008.
9. Tolstoj N.I. Ethnolinguistic aspects of the Slavonic phraseology // Language and folk culture. Slavonic-mythology essays and ethnolinguistic essays. Moscow, 1995. Pp. 373-383.
10. ShaparovaN.S. The short encyclopedia oft he Slavonic mythology. Moscow, 2003. 624 p.
