CC BY
206
УДК 9.94
З. В. Казанцева *
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ВРЕМЕНИ В ВЕТХОМ ЗАВЕТЕ
Существуя во времени, человечество привыкло делить его на события настоящего, прошлого и будущего. В данной статье рассматривается проблема ветхозаветного представления о времени. Относительно нашего настоящего Ветхий Завет — прошлое, но относительно Ветхого Завета мы — не вполне будушее. Анализируя мессианские пророчества, автор выявил сложность в употреблении времен ветхозаветным человеком. Границы времени оказываются для него стертыми. На основе пророческой литературы были выявлены особенности чередования темпоральности через сравнение с представлением о времени в античной культуре. В мире эллина с появлением Нового Завета возникает понятие будущего, вместе с тем это будущее было не так недоступно человеку Ветхого Завета, как принято полагать. В статье затрагивается тема изменения цикличного круга времени на «прямой угол» христианского мистического историзма, где его вертикаль стала возможной благодаря христианству. Особое внимание обращается на свершение будущего через понятие «личность».
Ключевые слова: Ветхий Завет, время, пророк, будущее, личность.
Z. V. Kazantseva Concept of time in the Old Testament
Existing in time, humanity is accustomed to divide it into the events of the present, past and future. This article deals with the problem of time in the Old Testament. For current time Old Testament is gone in past but for The Old Testament, we — not quite future time. Analyzing the Messianic prophecies, the author reveals the complexity of the times of the Old Testament used by prophet. Boundaries of time for him to appear blurred. On the basis of the prophetic literature researcher revealed features of the alternation of temporality through comparison with the notion of time in ancient culture. In the world of the Greeks with the advent of the New Testament the notion of the future, but the future was not a person is not available in the Old Testament, as is commonly believed. The author tells about the changes in circle of time in antiquity and the appearance of linear time. Particular attention is drawn to the implementation of the future through the concept of "personality".
Keywords: Old Testament, the prophet, future, personality.
* Казанцева Злата Владимировна — аспирант Русской христианской гуманитарной академии, zlata.kazantseva@mail.ru
208
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2015. Том 16. Выпуск 2
Ветхий Завет впервые знакомит нас с пророческой литературой. Анализируя мессианские пророчества о приходе Христа, мы сочли любопытным то, что категория времени в Ветхом Завете постоянно претерпевает изменения. Само по себе прорицание предполагает будущее время, ибо пророчество должно свершиться в грядущем, но ветхозаветные пророки говорят о Христе как о уже пришедшем, или даже говорят от Его лица в настоящем времени (Пс. 45: 11). «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему» (Дан 7: 13-14). Предсказывая, пророк Даниил употребляет глаголы в прошедшей форме так, будто бы Сын человеческий, т. е. Иисус Христос, уже явился в прошлом. Также поступает пророк Варуха: «Он нашел все пути премудрости и даровал ее рабу Своему Иакову и возлюбленному Своему Израилю. После того Он явился на земле и обращался между людьми» (Вар. 3: 36-38). Похожие слова об Иисусе Христе мы можем найти у пророка Исайи, но в будущем времени: «И придет Искупитель Сиона и сынов Иакова, обратившихся от нечестия, говорит Господь» (Ис 59: 20). Или в книге «Бытия» пришествие Христа только ожидается: «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (Быт 49: 10). И в качестве последнего примера пророчеств приведем слова пророка Захарии: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9: 9).
Уже примеров пяти пророчеств достаточно, чтобы заметить необычное употребление и чередование времен в Ветхом Завете. Попробуем объяснить данное противоречие. Если человек создан по образу и подобию Бога, то и время, в котором существует человек, теоретически может восходить к отсутствию времени со стороны Бога по тому же принципу, как образ восходит к Первообразу. Другими словами, Бог, существующий вне времени (в вечности), задумывает тварное время по Своей аналогии, т. е. глужбе, чем кажется на первый («человеческий») взгляд. Эту таинственную глубину может заметить тот, кто стремится постигнуть время. На первом этапе оно дается легко и кажется, что существуют только те три времени, на которые мы делим события. А если быть точнее — «последовательность интервалов — минут, часов, дней, лет» [4, с. 5]. На втором этапе оказывается, что эти три времени — одно целое, где прошлое, настоящее, будущее незаметно перетекают друг в друга. Подтверждение нашей гипотезе можно найти в трудах С. Аверинцева:
Настоящее остановлено; будущее — уже не совсем будущее, ибо оно в некоем идеальном плане дано готовым сейчас, но и прошедшее — не совсем прошедшее, ибо оно, как предполагается, обладало смысловым содержанием настоящего и будущего [3, с. 276].
Еще более точные слова мы найдем в самом Ветхом Завете, в книге «Иудифь»: «Ты сотворил прежде сего бывшее, и сие и последующее за сим, и содержал в уме настоящее и грядущее, и что помыслил Ты, то и совершилось» (Иудиф. 9: 5). Интуитивно праведник Ветхого Завета воспринимал
эту взаимоперетекаемость, неабсолютность трех времен [3, с. 273]. Что это за интуиция? Откуда берется ее начало? Мы знаем, что Святой Дух в Ветхом Завете нисходит главным образом на пророков. Подтверждение этому находим в Символе веры: «И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, гла-голавшаго пророки» [9, с. 17]. Остановимся на следующих словах Символа веры: «глаголавшаго пророки», что в переводе с церковнославянского означает Дух Святой, «Который говорил через пророков». Кроме того, пророк Исаия прямо указывает на семь даров Святого Духа: дух страха Божия, дух познания, дух силы, дух совета, дух понимания, дух мудрости, дух Господень, или дар благочестия и вдохновения в высшей степени (Ис 11: 1-3). Выходит, единственный, кто мог бы одарить ветхозаветного пророка способностью видеть будущее, — Святой Дух. Очевидно то, что если Он не пребывал в пророках, то по крайней мере не оставлял их без своего внимания. Таким образом, взаимоперетекаемость времен связана со Святым Духом, для которого временные ограничения не значимы.
Когда мы говорим о пророке, мы предполагаем человека, предсказывающего будущее. Но всегда ли было доступно пророкам будущее время? Всегда ли Святой Дух открывал им его? Ясно одно: пророк знает о будущем ровно столько, сколько ему открыл Бог. «А Бог обычно показывает пророку будущую действительность с особой точки зрения, исключая все другие связи и в особенности отношения хронологического порядка» [5, с. 108]. Почему Он поступает именно так? Вероятно, из педагогических целей, ведь если «День Яхве» еще далеко, значит, есть масса времени, чтобы раскаяться не сегодня, а как-нибудь в другой раз, к тому же знание абсолютного будущего — прерогатива Того, Кто его сотворил. Лишь однажды Бог отступается от правила «пророчествования» в оторванности от хронологического порядка. Значение Рождества Христова так велико, что Бог Ветхого Завета готов даже предсказать время Его пришествия:
Итак, знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины; и возвратится [народ] и обстроятся улицы и стены, но в трудные времена (Дан 9: 25).
Потому о появлении Христа знают и Его ждут, об этом свидетельствует евангелист Лука: «Иоанн, призвав двоих из учеников своих, послал к Иисусу спросить: Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» (Лк 7: 19).
Итак, мы выяснили, что ветхозаветные пророки одинаково легко проникали в будущее, в привычном же смысле это было совершенно невозможно. У пророков были продолжатели их традиции, так называемые апокалиптики. Интересную деталь подмечает Аверинцев, когда пишет о них:
Писатель-апокалиптик излагает свое учение устами какого-нибудь персонажа доисторических, домоисеевых времен — например, устами Адама и Евы, или Еноха, или двенадцати сыновей Иакова, — при этом «пророчествуя» о давно прошедших событиях и пересказывая библейские сказания и хроники в форме будущего времени [1, с. 300].
Таким образом, апокалиптик претендует на знание будущего и на ранних его этапах, делает акцент на том, что то будущее, в которое должно совершиться Первое и Второе пришествие Христа, ничем не отличается в плане своей доступности от будущего грехопадения или Всемирного потопа. Он видит прошлое и настоящее как будущее с той же одинаковой ясностью, с какой видит будущее, относительно которого сам должен считаться настоящим или даже прошедшим. Ветхозаветные пророки предсказывают определенное событие, а апокалиптики сразу видят всю историю, сложенную из событий. «Это мистика абсолютизированной, и потому абстрактной, и потому снятой истории» [1, с. 301], — заключает Аверинцев. Несмотря на способность апо-калиптиков объять историю, они не видят ее в деталях. Детали по-прежнему остаются сокрытыми. Возможно, в пророчествах ветхозаветных праведников подробностей даже больше, чем в предсказаниях апокалиптиков.
Может ошибочно показаться, что мистический историзм христианства начинается исключительно с пророческих книг Библии и заканчивается апокалиптическими. Это не совсем так. Вопрос о сотворении времени подробно рассматривался с разных точек зрения в святоотеческом наследии. Общепринято считать, что тварный мир был сотворен одновременно со временем. Так, уже первые слова Ветхого Завета — «В начале сотворил Бог небо и землю» — дают основание полагать о сотворении времени и пространства. Но в том случае, если у нас остались хотя бы малейшие сомнения в сотворении времени (ведь Моисей не говорит об этом прямо, что может иметь разные объяснения), то исчисление дней творения убедит нас в этом окончательно. Тем не менее, если бы мы внимательно вчитались в оригинал, как это сделал, например, Т. Туровцев в своей книге «Творение и преображение», то обнаружили бы, что ни в одном из упоминаний категории времени в транскрипции не значится слово «хро-нос», которое непосредственно переводится как «время». Вместо этого можно обнаружить другие понятия, доказывающие возникновение времени лишь косвенно. Туровцев обращает внимание, что нам неизвестно, в каком возрасте сотворены Адам и Ева, но уже с пятой главы мы подробно следим за длительностью жизни патриархов. С пятой главы Моисей повествует о грехопадении. С грехопадением, приходит к выводу исследователь, возникает время. Первые люди были нетронуты временем, они, подобно Богу, существовали в вечности. Каков же способ их бытия до грехопадения? Впрочем, мы не планировали дать обширный исчерпывающий ответ о сотворении времени в данном исследовании.
Библия включает в себя пророчества, выделяющиеся на фоне других своей подчеркнутой направленностью в будущее. В будущее, которое можно обозвать «конечным» будущим, т. е. тем, после чего нового будущего уже не будет, так же как и времени в целом. Такого рода пророчества содержатся в «Апокалипсисе» Иоанна, но интересно то, что эсхатологическое знание было доступно и человеку Ветхого Завета. Это интересно потому, что эсхатология предполагает знание о конце мира, Искуплении, загробной жизни. Но для ветхозаветного человека еще не свершилось Искупление, и вне зависимости от его добродетелей после смерти он все равно попадал в «шеол» (с евр. «могила», «забвение», «преисподняя»). И тем не менее пророк Иоиль пишет об Искупителе и Втором пришествии:
Перед ними потрясется земля, поколеблется небо; солнце и луна помрачатся, и звезды потеряют свой свет. И Господь даст глас Свой пред воинством Своим, ибо весьма многочисленно полчище Его и могуществен исполнитель слова Его; ибо велик день Господень и весьма страшен, и кто выдержит его? (Иоил. 2: 10-11).
Возможно, зная и описывая то, что Второе пришествие только состоится в будущем, пророк Иоиль все же не стал бы соглашаться с нами, что относительно нас жил непременно в «прошлом». В самом деле, спустя эпохи проще всего помыслить, что ветхозаветный праведник — непременно прошлое. Но что, если для него самого границы времени были стерты? Да, время было по-прежнему не полное, а скорее половинчатое (ведь Христос родился с наступлением полноты времен), но это обстоятельство не повлияло на то, что пророк Ветхого Завета жил одновременно в трех временах. Время — лишь формальность, которой он мог иногда пренебрегать, он достиг подлинного «прочувствования» тайны Боговоплощения, которое упраздняет прошлое, настоящее и будущее в чистом виде. Время становится, словно по Августину Блаженному, настоящим прошлого, настоящим настоящего, настоящим будущего. Ветхозаветный праведник не видит принципиальной разницы в привычном нам употреблении времен. Для него Христос — всегда в настоящем времени, Он Воплощается или Воплощается «уже» и Воплощается «скоро». По удачному выражению Аверинцева: «Уже-но-еще-не» [2, с. 6]. Это выражение можно соотнести с пограничным понятием Аристотеля «теперь». «Теперь» — это вневременной рубеж между прошлым и будущим. Это понятие отрывочно, и если мы говорим о мистическом парадоксе христианского историзма, то термину «теперь» следовало бы добавить длительности, которая, подобно понятию, вводимому Аверинцевым, принесла в эллинский мир представление о будущем. Остановимся на этом поподробнее.
Мы знаем, что античный человек ощущал время как цикличность: истина всегда была достижима, она давалась философу всякий раз, когда он в ней нуждался. Время бесконечно возвращалось к исходной точке, в которой античные философы раз за разом находили истину. «Вся человеческая жизнь как бы топталась на месте...» [3, с. 269]. И внезапно истина стала ускользать, запаянный круг разомкнулся в прямую линию, скорее даже — в отрезок, который имеет перспективу и цель. И даже более того — разомкнутый «античный» круг остается не в горизонтальной плоскости, а, начиная от Рождества Христова, под прямым углом прорезает пространство вверх. Время получает одно из пространственных измерений — высоту. Время приобретает вертикаль, соединяет две плоскости — земную и небесную. С того момента, как время приобрело точку опоры, чтобы устремиться вверх, мы неуклонно движемся в будущее, чтобы раз и навсегда возвратиться обратно к Богу. Выходит, как ни парадоксально, но вперед в будущее — это что ни на есть назад, к Богу. «Вперед» не порывает с прошлым, а включает его в себя. Но чтобы отчетливее увидеть будущее «вперед», нужно набрать дистанцию в отношении того, что мы считаем прошлым. Вне зависимости от нашего желания человечество движется к той точке, в которой обретет конец. У разомкнутого античного круга времени появилась завершенность, итог, и мир движется по ясной траектории к нему.
Когда время приобрело вертикаль, оно также обрело будущее. Будущее — то, что не было доступно античному человеку, хотя его неоформленное стремление к нему отрицать нельзя. Эллины знали прорицателей, но в общей иерархии душ Платон отнес суть прорицателей лишь на пятую ступень из девяти, после которой только поэты, ремесленники, демагоги и тираны. Эллины знали мантику, опять же, согласно Платону, «прекрасное искусство, посредством которого можно судить о будущем» [8, с. 391], но даже она не вселяла в них уверенность в предстоящем дне. Гораций так и писал: «Лови день, менее всего доверяя следующему!» (Carmina, I, XI, 8). Эллины хотели бы знать будущее, но не понимали, как к нему подступиться поближе. И их сомнения объяснимы: ближе к будущему было нельзя — это условия их существования, норма, правило. И как у любого правила здесь тоже найдутся свои исключения.
В 1914 г. отец Павел Флоренский стремился переосмыслить опыт язычества в отношении православия. Он считал, что какая-то часть истины была приоткрыта и для языческого мира. Например, если для иудеев Воскресение грядущего Христа открывалось через пророков, то для языческого мира — через мифы об умирающих и воскресающих богах, какими, например, были Осирис, Адонис и Дионис. Единственно возможным способом языческий мир подводился к самой идее того, что Воскресение возможно. В своих работах Флоренский часто упоминает философа Гераклита Эфесского. Он включает его в число пророков о Логосе (который о. Павел отождествлял со Христом) и заявляет, что написать икону с ликом Гераклита так же правильно, как писать ее с ликами ветхозаветных пророков.
К философии Гераклита Эфесского обращались многие исследователи (легче перечислить тех, кто этого не делал). Для многих он был одним из самых загадочных мыслителей, «богословом среди язычников». Манера Гераклита излагать суждения напоминала проповеди ветхозаветных пророков, он ввел в философский язык многозначный термин «Логос» («единая мудрость — постигать Логос, который правит всем через все» [6, с. 328]), презирал идолопоклонство, вел аскетический образ жизни и предсказывал кончину мира от страшного и очищающего огня. Гераклит — один из самых цитируемых христианскими апологетами, полемизирующими с язычеством. Означает ли это, что Гераклита можно приравнять к пророкам, действующим по наитию Святого Духа? Попробуем найти сходства и различия между философом Гераклитом и ветхозаветным пророком.
Гераклит чувствует Христа, но не называет Его, потому что не видит и не знает Его. Не знает, кто Он и когда Он придет и придет ли. Гераклит не пророчествует в прямом смысле этого слова — он призывает, уличает, мо-рализаторствует, но непосредственно не контактирует с божественной силой и не является посредником между Богом и человеком. В обличении и утверждении нравственного достоинства человека Гераклит действительно сближается с пророками, но он, подобно им, не предвозвещает Его волю, потому как не знает Ее. Его язык поэтичен, как и произведения пророков, но, возможно, чувствуя себя пророком, Гераклит подражал им? Вне зависимости от ответа становится ясно, что речь пророков — не в полной мере их собственная, а речь Гераклита — это речь Гераклита. Даже при всей устремленности античного
философа в будущее он не может претендовать на его знание. По всей видимости, история с Гераклитом — этот тот редкий случай, когда исключение из правила лишь подтверждает существование этого правила.
Представление о будущем как ожидании Мессии уже само по себе шло вразрез с античной культурой, чего нельзя сказать об иудейской. Иудеи воспринимали Христа как одного из ветхозаветных пророков. Согласно Писанию, в Христе также видели второго Иоанна Крестителя — Предтечу, что само по себе уже любопытно, ведь это снова нарушает порядок времени. Мессия, с чьим эпохальным Рождением исследователи связывают появление будущего времени, оказывается лишь предвестием настоящего Мессии, тем, кто подготавливает условия для Его Рождения. И раз Иисус Христос — «Предтеча Предтечи», предшественник Спасителя, значит, будущее как новое время не может наступить полноправно. Иудеи, отрекшиеся от Христа как от посланца Бога и ожидающие истинного Мессию, кроме того, ждут еще и наступления будущего, между тем сделав выбор в пользу нескончаемого настоящего. Видение во Христе второго Иоанна Крестителя позволяет им жить все еще согласно ветхозаветным заповедям и мессианским пророчествам, т. е. в цикличном времени, в бесконечном повторении одного и того же. В истории можно отследить и иные попытки игнорирования будущего. В то время пока иудеи предпочитают не замечать его (грядущее), мусульмане обеспокоены его внезапным вторжением. Об этом свидетельствует закрытие в 1541 г. османским султаном Сулейманом Великолепным старейших ворот Иерусалима. Распространенное поверье о том, что через Золотые Ворота войдет Мессия, привело к их ликвидации. В книге пророка Иезекииля читаем: «И сказал Господь: ворота эти будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими. Ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены» (Иез. 44: 1-3). И вновь звучит этот тревожный колокольчик сомнения на задворках сознания человека иудейского мира: ворота затворены, а Мессии не было. Но кто же был тогда?..
С появлением ветхозаветных пророков привычное для эллина противопоставление «эллины-варвары» превратилось в «эллины, варвары и "христиане до Христа"». В одной из своих работ Ясперс выделил некую центральную ось, переломный момент в духовном возрождении человечества. Он пишет: «В это время происходит много необычайного» [10, с. 32-33]. Пока в Китае проповедует Конфуций, в Индии — Будда, в Иране — Заратустра, в Палестине выступали пророки — Илия, Исайя, Иеремия и Второисайя. В то же время разворачивается деятельность Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона. Хочется задаться вопросом: что чувствовал античный человек, услышав Благую Весть? Понимал ли он, что стал очевидцем того, как время приобрело новый ход, что однажды он сможет шагнуть в вечность? Вспомним, чем закончилось яркое выступление апостола Павла в Ареопаге. Он проповедовал того Бога, которого афиняне чтили, но не знали. Его речь — образец апостольской мудрости и красноречия — услышали лишь единицы.
Фигура христианина в античном мире не могла не привлекать к себе внимание. Эллины жили, противопоставляя себя варварам: здесь — мы, там — они. Мы — там, где есть форма, наполненность, порядок, познание. Они, соответственно, там, где хаос, неоформленность, пустота, невежественность. В цепи
из двух звеньев вдруг образовалось третье, прямо посередине, оно разъединило привычные два кольца, разделило вечность. Теперь мир эллинов должен был делиться на них самих, варваров и... христиан. Античная культура познакомилась с христианской проповедью. Если «мы» там, где форма, «варвары» — где ее нет, то в каком месте начинается христианство? Христианство добавило слово «выше» той самой эллинской форме (получается, христианство — выше всякой формы), наполненности (полнота Откровения в высшей степени), порядку (выше привычного порядка мира вещей), познанию (уже не просто познание, а самое высокое — Богопознание). Христианство — это всегда выше, всегда вперед к преображению всего мира, к новой культуре, новой цивилизации, новому времени «настоящего будущего».
Античной культуре были известны философы, жрецы, но не Мессия и тем более не миссионеры. Миссия — нечто совершенно новое, не похожее на философию и жреческое служение. Цель и перспектива временного отрезка, о которых мы говорили ранее, неразрывно связаны с самим смыслом миссионерской, апостольской деятельности, который заключается, как следует полагать, в «возвещении» (даже в «возвестии») чего-то важного, ведь сам миссионер — носитель будущего, вестник, т. е. носитель Благой Вести. Примечательно, что миссионерство и эсхатология невозможны в ту эпоху, в которой нет момента грядущего, ведь в эпохе без будущего возвещать нечего, все уже состоялось, это бесконечная встреча, совпадение прошлого с настоящим и будущим. Но пророчества в Ветхом Завете тоже совпадают с их исполнениями в будущем. Для того чтобы разрешить это противоречие, вообразим тот самый круг античных представлений, на линии которого есть некие событийные точки А, В, С. Если мы просто развернем круг в отрезок времени, уходящий в вертикаль от Рождества Христова, событийные точки «растянутся» по временному отрезку, например: точка А будет располагаться в начале, В — в середине, С — в конце. Ветхий Завет остался запертым в прошлом, значит, в будущем времени не произойдет важной встречи. Как в таком случае пророчества совпадут с их исполнениями в будущем, если они не могут взаимодействовать друг с другом? А теперь снова разомкнем цикличный круг в отрезок и представим, что есть некая точка, в которой все уже свершилось (и А, и В, и С). Эта точка — Христос. Он был, есть и будет, Он «начало и конец» (Откр 1: 8). Выходит, что Христос — это новая хронология и новое пространство, а применительно к картине, представленной выше, это и новая геометрия. Таким образом, Христос — не просто переход из эпохи в эпоху, а совершенно новая эпоха.
В данной работе мы не единожды пытались сравнивать мир античной мудрости и ветхозаветных пророчеств. Напоследок затронем еще одну важную тему личностной природы Христа, потому как свершение будущего происходит именно через понятие «личность». «Личность» стала еще одной чертой перехода от античности к христианству. Античный человек отождествлял себя с полисом, был под защитой богов, покровительствующих городу, являлся сознательным гражданином. Человеком его делала не природа, не внутренний мир, а коллектив, группа, община, род. Он гордился демократией и публичностью, рожденной в Афинах. Кроме того, он подражал космосу, он был
его частью. По мнению А. Ф. Лосева, различие между человеком и космосом в античной культуре чисто количественное, «между ними нет никакого раскола, никакой бездны» [7, с. 539]. Однако ветхозаветное мировосприятие отличается от древнегреческого характером переживания времени, пишет П. П. Гайденко, теперь мир — не столько «космос», сколько «олам» (т. е. свершение событий, история) [4, с. 30]. С христианством (с Личностью Христа) в жизнь античного человека врывается то, что современный человек назвал бы душой, нутром. Появляется углубленность в себя, одинокость, заброшенность в определенном смысле этого слова. Развитие личности хорошо прослеживается в «Исповеди» Августина Блаженного — мы найдем в ней прозрачный переход от «ветхого» человека к «новозаветному». Христос обращается уже не к народу, а к личности каждого отдельного человека. Личность и не могла не получить столь высокого значения, раз Сам Христос стал Ею. Удивительно, как Личность Христа, уходящая за пределы обычного человеческого представления, подарила перспективу самого отдаленного будущего.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аверинцев С. С. Апокалиптическая литература: [Древнееврейская литература] // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983-1994.
2. Аверинцев С. С. Другой Рим. — СПб.: Амфора, 2005.
3. Аверинцев С. С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья // Античность и Византия. — М., 1975.
4. Гайденко П. П. Время. Длительность. Вечность. Проблема времени в европейской философии и науке. — М.: Прогресс-Традиция, 2006.
5. Гальбиати Э., Пьяцца А. Трудные страницы Библии. Ветхий Завет. — М.: Путь, 1995.
6. История этических учений: Учебник / Под ред. А. А. Гусейнова. — М., 2003.
7. Лосев А. Ф. История античной эстетики. — Т. 1. — М., 1963.
8. Платон. Диалоги / Пер. с. др.-греч. В. Н. Карпова. — СПб.: Азбука; Азбука-Аттикус, 2014.
9. Филарет (Дроздов), свт. Пространный христианский катехизис православной кафолической церкви. — М.: Образ, 2006.
10. Ясперс Я. Смысл и назначение истории. — М., 1991.
