ется неоднозначно. Если взглянуть на предмет обсуждения шире, то к сказанному нужно добавить следующее: несмотря на то что сегодняшнее восприятие России в мире напрямую зависит от ее ракетно-ядерного и энергетического потенциалов, сохранение и упрочение современной позиции нашей страны в мире возможно лишь при условии существенного увеличения российского ВВП, как в абсолютном, так и в относительном (среднедушевое ВВП) выражении, и сокращения бедности, т.е. при параллельном укреплении национальной мощи и повышении конкурентоспособности и благосостояния. Пока же по важнейшим макроэкономическим показателям Россия уступает слишком многим.
Согласно прогнозам, построенным ведущими экспертами-экономистами (Goldman Sachs и др.) и международными институтами (МВФ, Всемирный банк и пр.), к 2020-2025 гг. в число пяти ведущих мировых экономик смогут войти только Китай, США, Индия, Япония и Европейский союз как «виртуальное государство». Для России там места нет. Иного варианта от экстраполяции существующих тенденций ожидать нельзя; однако, на наш взгляд, целостная картина будущего политического мира и предсказание судьбы России в XXI в. не могут быть построены исключительно на экономических трендах при всей неоспоримой важности последних.
«СоцИс.: Социологические исследования», М., 2007, № 10, с. 26-37.
Михаил Ельчанинов,
кандидат социологических наук ПРЕДПОСЫЛКИ
ВИРТУАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ В РОССИИ
Некогда Ф. Ницше резонно заметил: «Я разучился верить в "великие события", коль скоро вокруг них много шума и дыма». Это замечание вполне применимо к пресловутым «цветным» революциям на пространстве бывшего СССР, поскольку для всех этих «великих событий» характерна явно гипертрофированная роль PR-технологий. В конкретном месте и в конкретное время они оказались весьма действенными, несмотря на явное противоречие их лозунгов и программ реальной действительности. Представляется, что корректное объяснение этого феномена предлагает концепция
16
структурно-синергетической социодинамики. С точки зрения этой концепции «цветные» революции оказываются, по сути, вариациями виртуальной революции, цель которой - придать прозападной власти, сконструированной посредством политических технологий, квазидемократическую форму.
В контексте социосинергетики общество можно рассматривать как социетальную систему, которая поддерживает постоянный обмен со средой информацией, веществом и энергией, что является необходимым условием ее существования. Чтобы обеспечить динамическое равновесие и выживание, общество производит и воспроизводит общественный порядок. Однако в то же время оно порождает различные дефекты, усиливающие социальный хаос. Тем не менее последний способен выступать и как механизм самоорганизации социальной системы, ее выхода на новые пути исторического развития: проблема состоит лишь в оптимальном сочетании начал «хаоса» и порядка в конкретной системе. Если в стабильной ситуации преобладают структуры, обеспечивающие социальный порядок, то в неустойчивом состоянии начинает доминировать субъективный фактор. Перед кризисным обществом открываются новые исторические перспективы, но для их реализации нужны знания и искусство реформирования. Это особенно важно в период эскалации хаоса, когда прежние закономерности социума перестают нормально действовать. Более того, его старые принципы и нормы организации и функционирования очень быстро распадаются.
Концепция виртуальной революции обращает особое внимание на роль хаоса. Фундаментальная идея, заимствованная у синергетики, заключается в том, что в экспериментальном социуме необходимо создать нестабильное состояние. «Цветные» революции инсценируются как благородная и героическая борьба за демократию, но в действительности в них реализуется программа символической активизации политического хаоса, который объективно дестабилизирует ситуацию в СНГ вообще и России в частности. Стоящие за кулисами событий США и европейские союзники де-факто используют стратегию перманентного хаоса, рассчитанную прежде всего на ослабление геополитических позиций России в Евразии. Главная цель виртуальной революции - хаос, вызывающий деструктивные процессы на всем постсоветском пространстве, заставляющий Россию тратить огромные ресурсы для нейтрализации соответствующих тенденций. В начале XXI века «цветные»
17
революции неожиданно стали политической модой на постсоветском пространстве, причем проблема виртуальной революции, инициируемой Западом, весьма актуальна и для современной России, где, несмотря на рекламную риторику власти о национальных проектах, социальные противоречия продолжают обостряться. Истоки этих проблем следует связать с особенностями развития российского капитализма. При этом очевидно, что сама по себе капиталистическая модель развития в данный момент не имеет внятных альтернатив: социализм вызывает ностальгию у многих людей, но в 2005 г. реально его поддерживали только около 25% россиян, в основном пенсионеры. Тем не менее совсем не ясно, будет ли это в конечном итоге олигархический или демократический капитализм.
Материальным оплотом олигархического капитализма ныне является частная собственность на природные ресурсы, охраняемая правящей бюрократией и олигархией. Поэтому центральным звеном преобразования олигархической модели считается решение чрезвычайно актуального вопроса о природной ренте. По данным академика Д. Львова, на долю ренты приходится сегодня 75% общего дохода, тогда как вклад труда меньше этой доли в 15, а капитала - примерно в четыре раза: «Иначе говоря, почти все, чем сегодня располагает Россия, есть рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее земли». Таким образом, сегодня проблема природной ренты имеет определяющее значение для исторических судеб страны. У олигархической модели капиталистического развития России есть значительные шансы, чтобы одержать окончательную победу. Согласно исследованиям Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, на долю 15% населения России приходится около 85% всех сбережений, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 95% всех средств, расходуемых на покупку иностранной валюты. Однако консервация олигархического капитализма и авторитарной демократии резко усилит тенденцию к росту научной и технологической отсталости страны в зоне периферийного капитализма, что явно противоречит ее национальным интересам. В этой ситуации медленное разложение отсталой России выгодно лишь господствующему меньшинству, заинтересованному в сохранении своих баснословных привилегий, но является крайне мучительным и тяжелым для вымирающего народа.
В современной России еще не началась открытая массовая борьба разных общественных сил за выбор демократического пути
18
развития капитализма. Президенту В. Путину удалось внушить народным массам большие социальные иллюзии, и российское общество весьма пассивно, инертно в политическом отношении. Проправительственный лагерь ныне безраздельно доминирует в политике современной России. Потенциальная оппозиция - либеральная и коммунистическая - находится в сильной зависимости от Кремля и пока не может рассматриваться как самостоятельная общественная сила. По сравнению с другими социальными группами наиболее протестным классом в стране является пролетариат. Он обладает значительным опытом экономических забастовок, занимает критическую позицию по отношению к существующей власти, но пока проявляет слабую политическую активность. Социальное недовольство рабочего класса порождено самым высоким уровнем его эксплуатации среди европейских стран, низкой заработной платой, беззаконием и взяточничеством бюрократии. Сегодня в России, по оценке академика Д.С. Львова, почасовая оплата труда равна 1,7 долл., тогда как в США - 16,4, в Германии - 22,7, в Мексике -4,5, в Канаде - 17,1 долл. Более того, в России доход трудящегося с рубля произведенной продукции составляет всего 33 копейки, тогда как в Японии - почти 75, в Евросоюзе - 70, в США - 72 копейки. То есть россиянам за ту же работу платят в два-три раза меньше, чем работникам в других странах.
Несмотря на анолигархическую составляющую официальной пропаганды, «подавляющее большинство наших соотечественников считает, что российское государство выражает и защищает интересы богатых и государственной бюрократии (соответственно 5 и 52% в 2005 г.). Только 6-9% видят в лице государства выразителя и защитника их интересов». В июне 2006 г. доля респондентов, утверждающих, что сегодня российское государство отражает интересы богатых (62%) и государственной бюрократии (55%), заметно возросла. Очевидно, что российская буржуазия, имеющая низкий уровень национального самосознания и тесно связанная с «теневой» экономикой и криминальным бизнесом, неспособна быть лидером демократических преобразований, что чревато губительной консервацией буржуазно-олигархического строя.
В криминально-капиталистической России наиболее обездоленной частью населения является крестьянство. «В 2003 г. за чертой бедности находилось: по располагаемым ресурсам - 20,2 млн., а по денежным доходам - 25,2 млн. сельских жителей. Это в первом случае 35%, во втором - 37% всех российских бедных. Распро-
19
странение бедности в сельской России, по международным меркам, в пять-шесть раз превышает критический уровень, составляющий 10%. Основная причина широкомасштабной бедности на селе -низкая доходность сельскохозяйственной занятости». Российское крестьянство в большинстве своем остается колхозным, хотя процесс социального расслоения на крестьянскую буржуазию (фермеров), среднее и беднейшее крестьянство с каждым годом усиливается. Крестьяне по-прежнему работают в отсталых и разграбленных колхозах, но только теперь они вообще не получают заработную плату или получают нищенскую. По сути, они оказались объектом примитивной и жестокой эксплуатации со стороны аграрной бюрократии и буржуазии, использующей в корыстных интересах остатки социализма. Обреченное на нищету и бесправие, крестьянство выживает лишь благодаря натуральному личному хозяйству, основой которого является примитивный ручной труд. Грабеж крестьян в условиях олигархического капитализма продолжается, но власть до сих пор повторяет нелепые и глупые сказки о преимуществах фермерского хозяйства. В конечном счете антикрестьянская политика олигархического государства, развал колхозов, деградация сельского хозяйства - все это обрекает крестьян на тяжелый ручной труд, бедность и нищету. Отсталая и измученная бездумными реформами деревня спивается, вырождается и вымирает. «За период между последними переписями населения российское село утратило 10,7 тыс. населенных пунктов (7,5%). Число поселений, не имеющих постоянных жителей, увеличилось на 40% и достигло 13,1 тыс., доля поселений с числом жителей до 10 человек возросла с 19,7 до 22,4%. Средняя плотность сельского населения снизилась с 2,3 до 2,2 человека на 1 квадратный километр».
При дальнейшем ухудшении положения социально-психологическая напряженность может превысить критический порог, и тогда, видимо, начнутся неуправляемые, хаотические процессы. Полевые исследования, проведенные Центром всероссийского мониторинга социально-трудовой сферы села в 2004 г. в сельских районах 18 субъектов Российской Федерации (опрошено 3 тыс. респондентов), показали, что, если начнутся массовые выступления сельского населения против бедности и нищеты, в них не примут участия 32,6% сельчан, тогда как намерены участвовать 30,2%, причем «на перепутье» пока находятся 37,2%. Если ситуация не будет меняться к лучшему или, более того, ухудшится, те, кто сейчас пока не определился, могут примкнуть к занимающим
20
активную гражданскую позицию, и тогда протестный потенциал вырастет до 67,4%. Тем не менее до сих пор российский крестьянин проявляет поразительные долготерпение и выносливость, и потому спонтанные крестьянские протесты скорее всего маловероятны.
3начительной политической силой остается российская интеллигенция, которая не вписывается в реалии олигархического капитализма. Созидательная деятельность ученых, врачей, учителей, артистов, музыкантов и других представителей культуры абсолютно безразлична верховной бюрократии и олигархии. Правда, определенное количество представителей поп-культуры стали частью квазидемократической челяди, которая обслуживает интересы олигархического режима. Ее беспринципность и угодливость вызывают чувство недоумения, но с точки зрения денежного успеха она великолепно вписалась в рыночный антураж и агрессивно навязывает свои ценности, вкусы и нормы всему обществу. Олигархический капитализм в принципе враждебен интеллектуалам. Не секрет, что огромные доходы, как правило, обеспечены тем, кто соглашается на условия, предлагаемые криминально-рыночными институтами. Тем самым коррумпированные рынок и массовая культура, стимулируя экспансию низкопробной продукции, обрекают интеллектуалов или на гордое одиночество и бедность, или на разврат и продажность. Поэтому в среде честной и мыслящей интеллигенции широко распространены радикальные и демократические настроения. Не случайно она поставляет идеологов и функционеров во все политические партии, оппозиционные существующему политическому режиму. Однако, когда решается главный вопрос - о президентской власти, конформистски настроенные представители интеллигенции, особенно производители массовой культуры, становятся сателлитами правящей элиты, и оппозиция в результате терпит поражение. По очень верному замечанию писателя М. Веллера, «воры позволяют демократам свободу слова и печати. А демократы позволяют ворам воровать... Русская демократия родила клептократию и стала наемной прислужницей олигархии».
Итак, социально-экономические и политические процессы свидетельствуют: в России имеются реальные предпосылки «цветной» революции. Как известно, последние развиваются по виртуальной модели, в целом конструируемой Западом, и потому власть, отчужденная от народа, теряет способность сопротивляться поли-
21
тико-технологическому давлению коалиции внутренних и зарубежных сил. Виртуальная революция есть информационно-психологическая и технологическая организация на политическом поле государственного переворота, легитимация которого обеспечивается повторными выборами и внешними агентами. Как известно, классическая революция сопровождалась сменой элиты и утверждением нового социального строя, тогда как неклассическая («бархатная») революция - частичным изменением состава элиты и переходом к новому социальному строю. Напротив, постнекласси-ческая (виртуальная) революция сохраняет старый социальный строй и лишь реструктурирует политическую элиту в соответствии с геостратегическими интересами тех, кому выгодна такая революция.
По существу, виртуальная революция означает избирательную смену политических игроков, в результате чего доминирующая роль, как правило, переходит к политикам с определенным мировоззрением. Это принципиально важный момент, так как стратегия виртуальной революции планируется и контролируется США и ЕС. Тем не менее внешние агенты, заинтересованные в дестабилизации постсоветских государств, - важный, но недостаточный фактор. Для возникновения виртуальной революции нужна и сильная внутренняя оппозиция, способная подорвать власть правящей элиты, защищающей свою легитимность. Поэтому на подготовительном этапе виртуальной революции необходимо создать общественную организацию, способную структурировать стихийные антиправительственные выступления: иначе оппозиция будет демонстрировать лишь эффект кипучей бездеятельности.
На этапе создания различных общественных структур, оппозиционных официальной власти, первостепенное значение приобретает проблема их финансирования. Без значительных денежных средств виртуальная революция практически невозможна. Как известно, в роли главного спонсора «цветных» революций выступают правительственные и неправительственные организации США и ЕС. В условиях острой борьбы за власть особое значение приобретает информационно-психологическая война, которая становится решающим фактором виртуальной революции. Изначально властвующая элита имеет явное превосходство в «физическом» пространстве, контролируемом административными структурами, тогда как информационное пространство страны оказывается более свободным, к тому же открытым для вторжения мировых СМИ,
22
транслирующих альтернативное видение «революционных» событий. «Цветные» революции в Грузии, на Украине и в Киргизии стали яркой и наглядной демонстрацией успеха новых, информационно-психологических технологий власти и политики, наиболее адекватных вызову информационной эпохи. Значение виртуальной реальности резко возрастает в периоды нестабильности, особенно в момент революции, деструктурирующей институциональную систему общества. «Цветные» революции суть постмодернистские версии, вариации модели виртуальной революции, построенные на основе мозаичного множества знаков, образов и копий, существующих независимо от политических оригиналов. В ходе виртуальной революции идет перманентная борьба в символическом пространстве. В нем создаются разнообразные символы, идеи, имиджи и представления, более яркие, красочные и экспрессивные, чем скучная бюрократическая машина, механически нацеленная на принуждение и насилие в физическом пространстве. Виртуальная реальность апеллирует одновременно и к сознанию, и к подсознанию, поэтому в процессе виртуализации конкретной ситуации широко используются методы манипуляции общественным мнением. Манипулирование массовым сознанием нужно для создания хаотического состояния в политическом поле, которое контролируется государственным аппаратом принуждения. Хаос резко ослабляет бюрократическую машину, так как чиновники не знают, что делать в новой, неопределенной ситуации, по поводу которой у них нет четких инструкций и правил.
Этот социальный хаос инициируется искусственно, с помощью резонансных коммуникативных технологий, построенных на основе тонкого, акцентированного воздействия на ментальные схемы получателей информации. По замечанию Г. Почепцова, «моделью резонанса можно считать ситуацию, где информационный вход намного меньше информационного выхода». Резонансная коммуникация делает акцент не столько на новизне информации, сколько на ее соответствии стереотипам и предубеждениям общественного сознания. Ввиду того, что модель коммуникативного резонанса дает необычайно сильный эффект воздействия на массы, она широко используется в «цветных» революциях. Однако не стоит переоценивать ее роль в современной политике. Все-таки объективными причинами «оранжевых» революций на постсоветском пространстве являются бедность и нищета подавляющего большинства населения, деградация властвующих элит и внешние аген-
23
ты, конструирующие ненасильственную драматургию экспорта революционного хаоса.
В возникшем состоянии неустойчивого равновесия случайность приобретает значимую, а иногда и решающую роль. Она особенно велика в условиях столкновения символов, направленных на подрыв легитимности существующей власти. В кризисной ситуации механизм государства действует плохо и медленно, но политики с традиционным, линейным мышлением уверены в том, что им просто не хватает ресурсов. Они страдают комплексом Голиафа и не понимают, что наступила эпоха тонких виртуальных технологий власти, когда символический капитал значит больше, чем материальная сила. Как отмечает Р. Шайхутдинов, «вне зоны внимания власти, прессы, политтехнологов остается огромное количество "нематериальных угроз", связанных с политическими институтами, с населением и его сознанием и ментальностью, с символическими и коммуникативными формами, с интерпретациями и чужим экспертированием».
Виртуальная революция всегда оказывается для власти неожиданной и алогичной. Хотя ее ход тщательно контролируется внешними силами, исход остается неопределенным до самого конца. В ситуации хаоса и связанных с ним эмоциональных реакций возбужденных масс неизбежен расцвет демагогии и популизма, когда разумные идеи кажутся людям слишком скучными и банальными. В какой-то момент революционная обстановка становится невероятно экзальтированной и на арену истории выталкивается сонм разношерстных демагогов, демонстрирующих триумф невежества. Они весьма искусно эксплуатируют социальный гнев и ненависть угнетенных масс. В результате политическая интрига приобретает неинституциональный характер, и шансы оптимальной модернизации страны с каждым днем становятся все более и более призрачными.
Впрочем, внешние агенты и не заинтересованы в подлинной модернизации конкретной страны, пережившей «революционный» кризис: их неявной, но главной целью является дестабилизация России с последующей активизацией сепаратистских тенденций и (в идеале) подрывом основ ее политического и национально-территориального единства. Прозападные российские либералы, конечно, не согласятся с фактом наличия такого сценария. Вместе с западными политиками они монотонно повторяют, что Запад не хочет распада России, поскольку в этом случае могут возникнуть
24
непредвиденные последствия с российским ядерным оружием. Это очень наивный довод: в период перестройки его использовали постоянно и навязчиво, но Советский Союз рухнул, как карточный домик, под одобрительные аплодисменты западных политиков. Информационно-психологическая война против президента В. Путина свидетельствует, что дестабилизация России является вполне очевидной целью антироссийских сил США и ЕС. В ходе виртуальной революции на фоне яркого демократического перформанса, срежиссированного правительственными и неправительственными организациями иностранных государств, будут разыгрываться другие сценарии, включая вариант активизации центробежных сил, способных разрушить РФ, тем более что такой вариант уже отработан в ходе крушения СССР. Даже в случае неудачи главных замыслов, Россия может быть серьезно ослаблена, что вполне отвечает геополитическим и энергетическим интересам Запада, который, конечно, снова будет до бесконечности твердить об очередной «победе демократии».
Принципиально важным аспектом виртуальной революции является своевременная актуализация протестных настроений, поскольку массы самостоятельно неспособны артикулировать свое социальное недовольство и трансформировать его в политическое движение. Без лидеров общественный протест рискует приобрести спонтанный, стихийный характер, что чревато революционными эксцессами, а это явно противоречит этике ненасильственной борьбы. Управляемость революционного процесса была обязательным атрибутом всех «цветных» революций, хотя в Киргизии эпизодически использовались элементы насилия; менее фундаментальным принципом модели виртуальной революции остается таковой ненасильственной борьбы в «физическом» пространстве. Добиться полной реализации этого принципа очень сложно, так как протестные настроения формируются естественным путем. Действительно, капиталистическая система, внедряющаяся на постсоветском пространстве, обрекает большинство населения на бедность, нищету и культурную отсталость. В этой ситуации главная задача планировщиков виртуальной революции - не только активизировать социальное недовольство, но и структурировать его в общественное движение против существующего политического режима. Решить ее в России невероятно трудно, особенно в условиях традиционной политической апатии, мотивированной тяжелой жизнью и патриархальной культурой народа («царь хорош, да бояре плохи»). Поэто-
25
му российская оппозиция заинтересована в эскалации социального хаоса. Введение хаоса нужно для осуществления конъюнктурной переоценки ценностей и создания условий с целью легитимации новых правил политической борьбы. Как показывает опыт «оранжевых» революций, виртуальные элементы, постоянно репродуцируемые в ходе революционного спектакля, отвлекают реальные силы государства от решения других проблем, и это, без сомнения, усугубляет нестабильность в стране. В неустойчивой ситуации резко усиливается внушаемость масс, что позволяет оппозиции разрабатывать различные виртуальные сценарии, более яркие и наглядные, чем формальная бюрократическая рутина. Эти сценарии, использующие мифологемы свободы, равенства и справедливости, предлагают народу весьма привлекательные абстрактные альтернативы будущего и направляют тем самым массовое социальное недовольство в соответствующее политическое русло. Напротив, бюрократический аппарат может предложить народу лишь свои прошлые конкретные ошибки и преступления.
Правящая бюрократия России проиграла все «цветные» революции, которые произошли в последнее время. Она мыслит старыми категориями и не понимает виртуальной природы и сути власти в эпоху постмодерна. Скорее всего политический режим Путина в той или иной форме столкнется с вызовом «березовой» революции, если современные конструктивные действия, направленные на ее предотвращение, будут заменены традиционным укреплением бюрократической машины и силовых структур. Сегодня, в информационный век, на политической сцене идет сложная интеллектуальная борьба не только за материальные, но и за символические ресурсы власти. Как правило, побеждает сторона, способная наиболее эффективно использовать в этой борьбе знания и информацию. Поэтому в виртуальной революции особое внимание акцентируется на ее информационных и коммуникативных аспектах. Хотя большого значения материальных факторов никто не отрицает, в неустойчивой ситуации их роль уменьшается. Более того, материальные ресурсы могут оказаться в сфере влияния игрока, оппозиционного политическому режиму. Поэтому важной составляющей виртуальной революции являются нематериальные факторы. Как утверждает М. Кастельс, «новая власть заключается в информационных кодах, в представительских имиджах, на основе которых общество организует свои институты, а люди строят свои жизни и
26
принимают решения относительно своих поступков. Центрами власти становятся умы людей».
Итак, казалось бы, трагический опыт XX века побуждает сомневаться в позитивном значении революции, но до сих пор многие ученые и политики признают ее положительную роль в ускорении исторического процесса. Мировая история пережила самые разные революции, и XXI век начался под знаком «цветных» революций, которые представляют собой вариации нового типа революции эпохи постмодерна - виртуальной. Последняя характеризуется не фундаментальными социально-политическими и экономическими преобразованиями, но тем, что, несмотря на бурные революционные перипетии в символическом пространстве, сохраняет старый социальный строй, а в политической элите лишь меняет лидеров и субэлиты. Таким образом, подлинная цель виртуальной революции заключается не столько в модернизации страны, сколько в избирательном переструктурировании властвующей элиты, которая в новом качестве становится сателлитом США и ЕС. Несомненно, экспорт революции в Россию, даже осуществленный по технологии ненасильственной борьбы, чрезвычайно опасен и деструктивен для российского общества и государства. Российская Федерация рискует повторить трагическую судьбу СССР.
«Свободная мысль», М., 2007 г., № 9, с. 17-27.
МИГРАЦИЯ ИЛИ ЗАМЕЩЕНИЕ? (Материалы круглого стола редакции журнала «Наш современник»)
Александр Казинцев, заместитель главного редактора журнала «Наш современник». Я благодарю всех, кто откликнулся на приглашение редакции обсудить одну из наиболее болезненных проблем современной России. В сущности, миграция - не одна проблема, а целый комплекс. В их числе проблема трудовых ресурсов, о которой обычно упоминают в первую очередь. Действительно ли ресурсы коренных народов России и, в частности, русских, исчерпаны, как уверяют сторонники увеличения миграции, требуя, подобно зампреду Комитета Госдумы по делам СНГ А. Билалову, завозить в РФ по 2 млн. мигрантов ежегодно? Почему же Федеральная миграционная служба закрывает для русских репатриантов, желающих вернуться на историческую родину из стран СНГ,
27