CC BY
23
градационного) пути на рельсы подлинного развития. Без такой глубокой трансформации медийной и культурной политики любая инициатива или проект развития будет подвергаться саботажу и дискредитации.
Может быть, у государственных мужей - проводников первой (державостроительной) модели будущего России есть нечто значимое (в «запаснике»), о чем мы не догадываемся и о чем лучше пока помолчать? Дабы не «вспугнуть» другую прозападную «партию» строителей государства-«инструмента» корпорации. Пока же сущностное противоречие (в госполитике) сохраняется, и налицо общий тренд в пользу корпоративно-эгоистической модели и идеологии крупного бизнеса, сопровождаемое неубедительными мерами. Все это оставляет впечатление нерешительности, с одной стороны, и не осознанности в полном объеме всего комплекса угроз -с другой.
«Обозреватель - Observer», М., 2008, № 1, с. 14-27. Михаил Ельчанинов,
кандидат социологических наук (г. Тольятти)
ЕЩЕ РАЗ О ВОЗМОЖНОСТИ РЕВОЛЮЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
«Социологические исследования» публиковали в последнее время материалы [1] по горячим следам «цветных революций» в СНГ. В этих публикациях довольно сдержанно говорится о возможности аналогичного хода событий в России в ближайшее время. Вместе с тем, рассмотрение такой перспективы через призму социальной синергетики может дать основания для предположений иного рода. Проблема революции, инициируемой Западом, актуальна для современной России, где, несмотря на риторику о национальных проектах, социальные противоречия продолжают обостряться. На первый взгляд российское государство достаточно стабильно, для того чтобы нейтрализовать инспирированные революционные эскапады. Борьба в России вокруг выбора путей исторического развития постепенно утрачивает политическую остроту. Большая часть населения страны, не признав итогов криминальной приватизации, соглашается с политикой путинской администрации. Тем не менее социальные, политические, экономические и международные предпосылки социально-политической нестабильности
сохраняются. Дело в том, что до сих пор модель олигархического капитализма функционирует почти в неизменном виде, хотя и сопровождается антиолигархической риторикой властей. Поэтому задача реформирования сложившейся системы чрезвычайно актуальна для российского общества.
В начале XXI в. ключевым вопросом будущего России является борьба демократических сил за выбор пути прогрессивного развития страны. Эта борьба теоретически и практически связана с логикой развития капитализма. Россия развивается по капиталистическому пути, и иного варианта исторического развития пока нет. Капитализм в России поддерживают как ее правящие круги и буржуазия, так и западная политическая элита. Иначе говоря, вопрос о развитии капитализма в нашей стране, видимо, решен, по крайней мере, до следующей бифуркации. Социализм вызывает ностальгию у многих, но в 2005 г. его поддерживали около 25% россиян, в основном пенсионеры. Следовательно, Россия прошла точку бифуркации и уже не может вернуться к социалистическому строю, а исторические альтернативы теперь связаны с капитализмом. Сегодня дилемма такова: олигархический или демократический капитализм. Это противоречие носит фундаментальный характер. Приватизация привела к социальному неравенству, которое не удается закамуфлировать пропагандой. После стабилизации олигархического капитализма борьбу за выбор прогрессивного пути развития ведет не буржуазия, поглощенная разграблением ресурсов России, а народные массы, хотя их протест пока носит пассивный характер. Материальным оплотом олигархического капитализма служит частная собственность на природные ресурсы. Поэтому центральным звеном преобразований является решение вопроса о природной ренте. «Дело в том, - писал академик Д.С. Львов, - что основной вклад в прирост совокупного чистого дохода России, в отличие от многих других стран, вносит не труд и даже не капитал, а рента - доход от использования земли, территории страны, ее природных ресурсов, магистральных трубопроводов, средств сообщения... монопольного положения производителей важных видов продукции, пользующихся повышенным спросом на рынке. На долю ренты приходится сегодня 75% общего дохода. Вклад труда в 15 раз, а капитала примерно в 4 раза меньше. Иначе говоря, почти все, чем сегодня располагает Россия, есть рента от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее земли». Без решения вопроса о природной ренте невозможны общая
модернизация России, преодоление технологической отсталости. Сегодня проблема природной ренты в контексте развития российского капитализма имеет определяющее значение для судеб страны.
Олигархическая модель развития России имеет значительные шансы, чтобы одержать окончательную победу. Согласно исследованиям Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, на долю 15% населения России приходится около 85% всех сбережений, 57% денежных доходов, 92% доходов от собственности и 95% всех средств, расходуемых на покупку иностранной валюты. Однако консервация олигархического капитализма и авторитарной демократии резко усилит тенденцию к росту научной и технологической отсталости страны в зоне периферийного капитализма, что противоречит ее интересам. В этой ситуации медленное разложение отсталой России выгодно лишь господствующему меньшинству, стремящемуся сохранить свои привилегии, но является мучительным для вымирающего народа.
В современной России не началась открытая массовая борьба общественных сил за выбор демократического пути развития капитализма. Президенту В.В. Путину удалось внушить народным массам социальные иллюзии, и российское общество весьма инертно в политическом отношении. Когда выдвигаются экономические требования (как правило, просьбы о выдаче зарплаты), бастующие подчеркивают, что политика их не интересует. Сегодня отсутствуют общественные силы, способные организовать и начать массовую политическую борьбу за социальный капитализм. Реально имеется один политический лагерь - правительственный, доминирующий в политике современной России. Два других потенциальных политических лагеря - либеральный и коммунистический -находятся в зависимости от Кремля и пока не могут рассматриваться как самостоятельные силы. Кремлевской администрации удается контролировать политическое поле, и попытки создать сильные политические партии, оппозиционные существующей власти, заканчиваются фиаско. Теоретически от исхода борьбы олигархических и демократических сил зависит и фундаментальный политический выбор России - олигархический или демократический.
По сравнению с другими социальными группами наиболее протестным классом в стране является пролетариат. Он обладает опытом экономических забастовок, занимает критическую позицию по отношению к существующей власти, но проявляет слабую
политическую активность. Недовольство рабочего класса порождено самым высоким уровнем его эксплуатации среди европейских стран, низкой заработной платой, беззаконием и взяточничеством бюрократии. Сегодня в России, по оценке академика Д.С. Львова, часовая оплата труда равна 1,7 долл. в час, тогда как в США -16,4 долл., в Германии - 22,7 долл., в Мексике - 4,5 долл., в Канаде - 17,1 долл. Более того, «...в России человек, произведший товаров на рубль, получает за это всего 33 копейки. Для сравнения: в Японии - почти 75 копеек, в Евросоюзе - 70, в США - 72. О чем это говорит? Россиянам за ту же работу платят в 2-3 раза меньше, чем работникам в других странах». Несмотря на нищенскую зарплату и бесправие, рабочий класс политически пассивен, не имеет опыта политической и идеологической борьбы против буржуазии. Манипулирование общественным сознанием способствует распространению в среде пролетариата иллюзий, стимулируемых инерцией крушения государственного социализма. Рабочий класс еще не успел накопить опыт, необходимый для борьбы за социальные, экономические и политические интересы. В свою очередь, крах СССР серьезно дискредитировал социалистическую идеологию. Согласно социологическим исследованиям ИКСИ РАН, в 2004 г. только 5,7% россиян были сторонниками радикальных рыночных реформ, 7,5% - коммунистической идеологии, 4,9% -новой социалистической, социал-демократической идеологии. Номинальный авангард российского пролетариата - коммунистическая партия - не обладает требуемыми идейно-политическими качествами. Когда идолом партии остается Сталин, молодежь воспринимает коммунистические идеи и движение как нечто архаическое. В свою очередь, Кремль заинтересован в том, чтобы в поле политики преобладали две партии - проправительственная и коммунистическая. В президентской избирательной кампании, когда выбирают путь развития России, легко превратить коммунистическую партию в жупел, ассоциирующийся с эпохой сталинского террора. Объективно коммунистическая партия защищает режим и тормозит консолидацию здоровых сил России. Кремль научился противодействовать левым проектам исторического развития России; посредством «черного пиара» производится демонизация социализма в глазах народа, тем более что здесь РЯ-лакеи не брезгуют никакими средствами и приемами. В психологической войне против народа власти получают опосредованную поддержку со стороны руководства КПРФ, которое до сих пор де-
монстрирует странную приверженность отторгнутым большинством россиян символам и идеям. Согласно данным ВЦИОМ, только 4% граждан России считают, что лучше всего жить в сталинский период.
Крупная российская буржуазия сравнительно хорошо самоорганизовалась в экономическом и политическом плане, но имеет низкий уровень гражданской сознательности и явно безразлична к национальным интересам. Сегодня, как и в безвременье Ельцина, она предпочитает обогащение, хотя внешне широко использует и демократическую, и либеральную, и патриотическую лексику. После избрания В.В. Путина президентом олигархия вступила в союз с Кремлем в качестве его младшего политического партнера, хотя наиболее политически активные олигархи (Березовский, Гусинский, Ходорковский) демонстративно наказаны. Тем не менее «подавляющее большинство наших соотечественников считает, что российское государство выражает и защищает интересы богатых и государственной бюрократии (соответственно 54 и 52% в 2005 г.). Только 6-9% видят в лице государства выразителя и защитника их интересов». В июне 2006 г. доля респондентов, которые считают, что сегодня российское государство отражает интересы богатых (62%) и государственной бюрократии (55%), заметно увеличилась. Такое государство усугубляет политический консерватизм бюрократии и крупной буржуазии, и потому их борьба за сохранение привилегий носит антинародный характер. Без сомнения, эта ситуация неустойчива: ее социально-экономической основой являются итоги приватизации, которые явно противоречат интересам народа и традициям русской культуры. Российская буржуазия никогда, ни при Ельцине, ни при Путине, не имела широкой социальной базы и морально-политического авторитета в обществе. Это побуждает ее к манипуляциям общественным сознанием и лишает перспектив попытки модернизировать Россию в рамках олигархического капитализма, украшенного неолиберальной риторикой. То есть российская буржуазия, имеющая низкий уровень национального самосознания и тесно связанная с теневой экономикой, не способна быть лидером демократических преобразований, что чревато консервацией буржуазно-олигархического строя.
В России наиболее обездоленной частью населения является крестьянство. «В 2003 г. за чертой бедности находилось: по располагаемым ресурсам - 20,2 млн., а по денежным доходам - 25,2 млн.
сельских жителей. Это в первом случае 35, во втором - 37% от всех российских бедных. Распространение бедности в сельской России, по международным меркам, в 5-6 раз превышает критический уровень, составляющий 10%. Основная причина широкомасштабной бедности на селе - низкая доходность сельскохозяйственной занятости». Российское крестьянство в большинстве своем остается колхозным, хотя процесс социального расслоения на крестьянскую буржуазию (фермеров), среднее и беднейшее крестьянство с каждым годом усиливается. Крестьяне по-прежнему работают в отсталых и разграбленных колхозах, но теперь они вообще не получают заработную плату или получают нищенскую. Они оказались объектом примитивной эксплуатации со стороны аграрной бюрократии и буржуазии, использующей в своих интересах остатки социализма. Крестьянство выживает благодаря натуральному личному хозяйству, основой которого является ручной труд. Грабеж крестьян продолжается, но власть повторяет сказки о преимуществах фермерского хозяйства. В конечном счете, антикрестьянская политика государства, развал колхозов, деградация сельского хозяйства - все это обрекает крестьян на ручной труд, бедность и нищету. Отсталая и измученная реформами деревня спивается, вырождается и вымирает. «За период между последними переписями населения российское село утратило 10,7 тыс. населенных пунктов (7,5%). Число поселений, не имеющих постоянных жителей, увеличилось на 40% и достигло 13,1 тыс., доля поселений с числом жителей до десяти человек возросла с 19,7 до 22,4%. Средняя плотность сельского населения снизилась с 2,3 до 2,2 человек на 1 кв. км.».
При дальнейшем ухудшении положения социальнопсихологическая напряженность может превысить критический порог, и тогда могут начаться хаотические процессы. Полевые исследования, проведенные Центром всероссийского мониторинга социально-трудовой сферы села в 2004 г. в сельских районах 18 субъектов Российской Федерации (опрошено 3 тыс. респондентов), показали, что если начнутся массовые выступления сельского населения против бедности и нищеты, то в них не примут участия 32,6% сельчан. Намерены участвовать 30,2%; «на распутье» пока находятся 37,2%. Если ситуация не будет меняться к лучшему или ухудшится, те, кто сейчас не определился, могут примкнуть к занимающим активную позицию; протестный потенциал вырастет до 67,4%. Тем не менее российский крестьянин проявляет порази-
тельное долготерпение, и потому спонтанные крестьянские протесты, скорее всего, маловероятны.
Значительной политической силой остается российская интеллигенция, страдающая от антиинтеллектуальных реалий олигархического капитализма. Созидательная деятельность ученых, врачей, учителей, артистов, музыкантов и других представителей культуры абсолютно безразлична бюрократии и олигархии. Правда, большинство самодовольных агентов поп-культуры стало частью квазидемократической челяди, которая раболепно обслуживает интересы олигархического режима. С точки зрения денежного успеха она вписалась в рыночный антураж и навязывает свои ценности, вкусы и нормы обществу. Олигархический капитализм в принципе враждебен интеллектуалам, которые пытаются создавать произведения высокой культуры. Коррумпированные рынок и массовая культура, стимулируя экспансию низкопробной продукции, обрекают интеллектуалов на одиночество, бедность, разврат и продажность. В среде интеллигенции широко распространены радикальные и демократические настроения: она поставляет идеологов и функционеров во все политические партии, оппозиционные существующему политическому режиму. Однако, когда решается вопрос президентской власти, конформистски настроенные представители интеллигенции, особенно производители массовой культуры, становятся сателлитами правящей элиты, и оппозиция в результате терпит поражение. По замечанию писателя М. Веллера, «воры позволяют демократам свободу слова и печати. А демократы позволяют ворам воровать... Русская демократия родила клепто-кратию и стала наемной прислужницей олигархии».
Итак, в России имеются реальные предпосылки «цветной революции». Последние развиваются по виртуальной модели, конструируемой Западом. Власть, отчужденная от народа, теряет способность сопротивляться политико-технологическому давлению коалиции внутренних и зарубежных сил. Виртуальная революция есть информационно-психологическая и технологическая организация в политическом поле государственного переворота, легитимация которого обеспечивается повторными выборами и внешними агентами. Классическая революция сопровождалась сменой элит и утверждением нового социального строя, тогда как неклассическая («бархатная») революция - частичным изменением состава элиты и переходом к новому социальному строю. Напротив, постнеклассическая (виртуальная) революция сохраняет старый
социальный строй и лишь реструктурирует политическую элиту в соответствии с геостратегическими интересами Запада. По существу, виртуальная революция означает избирательную смену политических игроков, в результате чего доминирующая роль, как правило, переходит к прозападным политикам. Это принципиально важный момент, так как стратегия виртуальной революции планируется и контролируется США и ЕС. В связи с этим М. Ремизов пишет: «Революции всегда в той или иной степени служат целям внешних агентов (хотя бы потому, что в краткосрочном плане они ослабляют общественный организм) и как-то инспирировались извне. Но в великих революциях «внешний фактор» был именно внешним, приходящим по отношению к самому революционному акту. В случае «бархатных революций» все иначе: поддержка извне является их внутренней чертой, входит в онтологию событий, становится краеугольным камнем новой легитимности».
Внешние агенты, заинтересованные в дестабилизации постсоветских государств, - важный, но недостаточный фактор виртуальной революции. Нужен сильный внутренний аттрактор, более сильный, чем политическая власть правящей элиты, которой придется защищать свою легитимность. Поэтому на подготовительном этапе виртуальной революции нужно создать общественную организацию, способную структурировать стихийные антиправительственные выступления. Это ключевой момент мобилизации оппозиционных сил, поскольку без такой структуры оппозиция будет демонстрировать только эффект кипучей бездеятельности. Вербальные инвективы против существующей власти производят сильное впечатление на интеллектуалов, но они «страшно далеки от народа». Напротив, в политическом поле, где идет основная борьба за власть, эти инвективы, не подкрепленные сильной структурой, выглядят данью демократическому ритуалу, нужной с точки зрения правил игры, но бесполезной практически. Таким образом, формирование яркой общественной организации, нацеленной на завоевание государственной власти, является исключительно важным фактором виртуальной революции. На этапе создания общественных структур, оппозиционных официальной власти, первостепенное значение приобретает проблема их финансирования. Без больших денег виртуальная революция практически невозможна, хотя на Западе ее представляют как спонтанный протест против недемократической власти. Здесь без спонсора не обойтись: в роли глав-
ного спонсора «цветных революций» выступают правительственные и неправительственные организации США и ЕС.
Борьба за власть ввергает государство в неустойчивое состояние. Особенно неустойчивым оказывается поле политики, где разворачиваются главные события. В этой ситуации информационно-психологическая война становится решающим фактором виртуальной революции. Властвующая элита имеет превосходство в физическом пространстве, контролируемом административными структурами; информационное пространство страны более свободно; в него вторгаются мировые СМИ, транслируя альтернативное видение событий. «Цветные революции» в Грузии, Украине и Киргизии стали демонстрацией успеха информационнопсихологических технологий власти и политики, адекватных информационной эпохе. Традиционно власти ассоциируются с экономическими, юридическими и административно-силовыми ресурсами. Однако сегодня в борьбе за завоевание, осуществление и сохранение власти особую роль играют информационно-культурные ресурсы, посредством которых можно конструировать виртуальную реальность. Значение виртуальной реальности резко возрастает в период нестабильности, особенно в момент революции, деструктурирующей институты общества. «Цветные революции» суть постмодернистские версии, вариации модели виртуальной революции, построенные на основе мозаичного множества знаков, образов и копий, существующих независимо от политических оригиналов.
В виртуальной революции идет борьба в символическом пространстве. В нем создаются разнообразные символы, идеи, имиджи и представления, более яркие, красочные и экспрессивные, чем бюрократическая машина, нацеленная на принуждение и насилие в физическом пространстве. «Если в прошлом происходил физический захват центров управления, то сегодня оказалось возможным оперировать на чисто когнитивном уровне, когда блокировка зданий кабинета министров или администрации президента в Киеве, являясь во многом виртуальным действием, могла остановить жизнь почти пятидесятимиллионной страны». Виртуальная реальность апеллирует одновременно и к сознанию, и подсознанию. Поэтому в процессе виртуализации конкретной ситуации широко используются методы манипуляции общественным мнением. Манипуляции эти нужны для того, чтобы создать хаос в политическом поле, контролируемом государственным аппаратом. Хаос ослабляет бюрократическую машину, так как чиновники не знают, что де-
лать в неопределенной ситуации, при отсутствии инструкций и правил. Концепция виртуальной революции, таким образом, базируется на преднамеренной активизации хаоса в неустойчивом обществе, которое становится объектом информационнопсихологической войны со стороны внешних агентов. Социальный хаос инициируется искусственно, с помощью резонансных коммуникативных технологий, построенных на основе акцентированного воздействия на ментальные схемы людей. Как пишет Г.Г. Почепцов, «моделью резонанса можно считать ситуацию, где информационный вход намного меньше информационного выхода». Резонансная коммуникация резко активизирует установки, стереотипы и предубеждения, порождая аномально сильный эффект воздействия на массы. Неудивительно, что она используется в «цветных революциях». Однако не стоит переоценивать ее роль в современной политике. Все-таки объективными причинами «оранжевых революций» на постсоветском пространстве являются бедность и нищета подавляющего большинства населения, деградация властвующих элит.
Казалось, политическая элита жестко контролирует все ресурсы государственной власти. Но в неустойчивой ситуации какой-нибудь ресурс может неожиданно стать ресурсом оппозиции. В состоянии неустойчивого равновесия случайность играет значимую, а иногда и решающую роль. Особенно велика роль случайности в момент революции, выступающей в первую очередь как символическое столкновение, объектом которого становится такой ресурс власти, как ее легитимность. В кризисной ситуации механизм государства действует плохо и медленно, но политики с традиционным, линейным мышлением уверены в том, что им просто не хватает ресурсов. Они страдают комплексом Голиафа и не понимают, что наступила эпоха виртуальных технологий власти, когда символический капитал значит больше, чем материальная сила. Как отмечает Р. Шайхутдинов, «среди угроз власти, которые способна “различить” и выявить сегодняшняя власть, есть только материальные угрозы... Эти угрозы сосредоточены в хозяйственной, административно-полицейской и военной плоскостях. Вне зоны внимания власти, прессы, политтехнологов остается огромное количество “нематериальных угроз”, связанных с политическими институтами, с населением и его сознанием и ментальностью, с символическими и коммуникативными формами, с интерпретациями и чужим экспортированием». Виртуальная революция, хотя о ней
много пишут и говорят эксперты, для власти неожиданна и алогична. Хотя ход виртуальной революции тщательно контролируется внешними силами, ее будущее, как и классической революции, неопределенно. Исторические альтернативы скрыты в хаосе драматических событий, насыщенных эмоциональными реакциями возбужденных масс, которые ожидают социального чуда и не способны разобраться в сумбурной политической конъюнктуре. Это провоцирует расцвет демагогии и популизма, на фоне которых разумные идеи кажутся скучными и банальными. В какой-то момент революционная обстановка становится экзальтированной, и на арену истории выталкивается сонм демагогов, демонстрирующих триумф невежества. Они эксплуатируют социальный гнев и ненависть угнетенных. В результате политическая интрига приобретает неинституциональный характер, и шансы оптимальной модернизации страны становятся призрачными. Впрочем, внешние агенты и не заинтересованы в модернизации, например Украины. Их неявной, но главной целью является хаотизация России, с тем чтобы активизировать в ней сепаратистские тенденции, разрушить или кардинально ослабить ее политическое и национально-территориальное единство. Прозападные российские либералы, конечно, не согласятся с тем, что существует такой сценарий виртуальной революции. Вместе с западными политиками они монотонно повторяют, что Запад не хочет распада России, поскольку могут возникнуть непредвиденные последствия с российским ядерным оружием. Это наивный довод: в период перестройки его использовали постоянно и навязчиво, но Советский Союз рухнул, как карточный домик, под одобрительные аплодисменты западных политиков. И сегодня Запад дипломатично заявляет, что хочет видеть Россию сильным, демократическим государством. Однако распад СССР и реакция на это событие западной политической элиты заставляет усомниться в искренности подобных слов.
Правящая бюрократия России проиграла «цветные революции» последнего времени. Она мыслит старыми категориями и не понимает виртуальной природы и сути власти в эпоху постмодерна. Скорее всего, политический режим в стране столкнется с вызовом «березовой революции» в той или иной форме, если современные конструктивные действия, направленные на ее предотвращение, будут заменены традиционным укреплением бюрократической машины и силовых структур. Сегодня, в информационный век, на политической сцене идет сложная интеллектуальная борьба и за
материальные, и за символические ресурсы власти. Как правило, побеждает сторона, которая эффективнее использует знания и информацию в символической войне. Поэтому в виртуальной революции особое внимание акцентируется на ее информационных и коммуникативных аспектах. Хотя значение материальных факторов никто не отрицает, в неустойчивой ситуации их роль резко уменьшается. Более того, материальные ресурсы могут оказаться в сфере влияния аттрактора, оппозиционного политическому режиму. Поэтому важной составляющей виртуальной революции являются нематериальные факторы. Как утверждает М. Кастельс, «новая власть заключается в информационных кодах, в представительских имиджах, на основе которых общество организует свои институты, а люди строят свои жизни и принимают решения относительно своих поступков. Центрами власти становятся умы людей...».
Казалось бы, опыт XX в. побуждает сомневаться в позитивном значении революции, но до сих пор многие ученые и политики признают ее положительную роль в ускорении исторического процесса. Мировая история пережила разные революции. XXI век начался под знаком «цветных революций», которые представляют собой вариации нового типа революции эпохи постмодерна - виртуальной революции. Последняя характеризуется не фундаментальными социально-политическими и экономическими преобразованиями, но тем, что, несмотря на бурные революционные перипетии в символическом пространстве, сохраняет старый социальный строй, а в политической элите лишь меняет лидеров и субэлиты. Таким образом, подлинная цель виртуальной революции заключается не столько в модернизации страны, сколько в избирательном переструктурировании властвующей элиты, которая в новом качестве становится сателлитом США и ЕС. Несомненно, экспорт революции в Россию, даже осуществленный по технологии ненасильственной борьбы, опасен своей деструктивностью для российского общества и государства.
«СоцИс: социологические исследования», М., 2007, № 12, с. 50-57.
