CC BY
27УДК 347.191.43
Зайцева Екатерина Сергеевна Курский государственный университет Юридический факультет Россия, Курск ekaterina.zaytseva.1998@mail.ru Zaytseva Ekaterina Sergeevna Kursk State University The Faculty of Law Russia, Kursk
ПРЕДЕЛЫ ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ КОНТРОЛИРУЮЩИХ ЮРИДИЧЕСКОЕ ЛИЦО КАК ДОЛЖНИКА ЛИЦ
В ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ РОССИИ Аннотация: автором разъясняется правовой статус контролирующего юридическое лицо как должника лица при осуществлении им хозяйственно -управленческой деятельности в деле о банкротстве. Выявляются аспекты применения к такому лицу мер субсидиарной ответственности по обязательствам подконтрольной ему организации (учреждения, предприятия), определяются её пределы, исследуются лакуны и коллизии актуального отечественного законодательства в указанной части, а также предлагаются меры по их устранению.
Ключевые слова: юридическое лицо, должник, кредитор, контролирующее должника лицо, банкротство, субсидиарная ответственность, арбитражный суд.
LIMITED LIABILITY'S LIMITS OF LEGAL ENTITY'S CONTROLLING PERSONS AS A DEBTOR IN THE RUSSIAN CIVIL LAW Annotation: the author explains the legal status of legal entity's controlling person as a debtor in carrying out economic and managerial activities in a bankruptcy case. The aspects of the application to such a person of subsidiary responsibility for the
obligations of an organization under his control are being revealed, its limits are being determined, the gaps and conflicts of current national legislation in this part are being explored, and measures to eliminate them are being suggested. Key words: a legal entity, a debtor, a creditor, a debtor's controlling person, bankruptcy, subsidiary liability, an arbitration court.
В последние годы в практике арбитражных судов Российской Федерации (далее - РФ) планомерно растёт число дел о несостоятельности (банкротстве) как граждан, так и компаний. Так, если в 2013 году к производству ими было принято порядка 24300 дел, то в 2017 году ими было принято уже около 64200 [19]. Ввиду такой статистики логичным представляются развитие и совершенствование норм об ответственности контролирующих должника лиц (далее - КДЛ) в рамках процедуры банкротства юридического лица, где ключевыми выступают проблемы выработки эффективного механизма привлечения КДЛ к указанной юридической мере в целях достижения баланса прав и обязанностей кредитора и должника (в частности, установления пределов ответственности указанных лиц в рамках привлечения их к субсидиарной ответственности в деле о банкротстве и соотношения начал принимаемых в данной связи мер с фундаментальными принципами гражданского права России как отрасли).
Выделенные нами дискуссионные аспекты приобретают ещё большую актуальность в силу значительного увеличения количества удовлетворённых требований кредиторов в процедурах несостоятельности путём использования механизма субсидиарной ответственности КДЛ. Так, согласно материалам Федресурса по сводным результатам процедур в делах о банкротстве за 2018 год, из 5107 заявлений о привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности по требованиям кредиторов юридических лиц было удовлетворено 1631, а именно рекордных 32% [21] (так, в 2017 году суды удовлетворили 22% от годовой совокупности поданных заявлений, а в 2016 же - менее 16%). Более того, как отмечает руководитель проекта Алексей Юхнин, общий размер субсидиарной
ответственности указанных лиц вырос в 3,8 раз до рекордно высокого уровня 84,5 млрд руб. в 3 кв. 2018 года в отношении аналогичного периода 2017 года [20].
Действующее отечественное гражданское законодательство непосредственно в легальной дефиниции юридического лица как основополагающей его категории императивно закрепляет презумпцию имущественной обособленности, на что указывает п. 1 ст. 48 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) [1]. Так, по смыслу содержания п. 1 ст. 56 ГК РФ юридическое лицо отвечает по своим обязательствам всем принадлежащим ему имуществом; при этом учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества по его обязательствам не отвечает. Указанные положения ГК РФ нашли дальнейшую конкретизацию в ряде принятых на его основе нормативных правовых актов. Так, в силу ч. 2 ст. 3 Федерального закона от 08.02.1998 №14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее - ФЗ «Об ООО») [4] указанные коммерческие организации не отвечают по обязательствам своих участников; Федеральный же закон «Об акционерных обществах» от 26.12.1995 №208-ФЗ (далее - ФЗ «Об АО») [3] в ч. 2 ст. 3 закрепляет идентичное правило в отношении акционеров. В связи с указанными положениями, как справедливо считают учёные (в частности, Д.В. Новак, А.А. Кузнецов, А.В. Добровинская и ряд иных [22; 16, с. 152-153]) в отечественном корпоративном праве закрепляется основополагающий принцип ограниченности имущественной
ответственности юридического лица как гарант интересов предпринимателей, участников и учредителей юридических лиц. Однако в случае возбуждения дела о несостоятельности (банкротстве) допускается преодоление указанных корпоративных ограничений: в силу п. 3 ст. 56 ГК РФ, а также ч. 3 ст. 3 ФЗ «Об ООО» и ч. 3 ст. 3 ФЗ «Об АО» в случае банкротства юридического лица, вызванного учредителями (участниками) или собственником его имущества либо другими лицами с правом давать обязательные для него указания (иным образом определять его действия), на таких лиц при недостаточности
имущества юридического лица может быть возложена субсидиарная ответственность по его обязательствам, что служит одним из ярких свидетельств стабильного размывания упоминаемого принципа в современном российском законотворчестве.
Федеральным законом от 29.07.2017 №266-ФЗ в отечественное конкурсное законодательство была внедрена глава Ш.2, значительно расширившая определение КДЛ в части возможности определения действий должника и систематизировавшая наметившиеся в практике судов тенденции к установлению субсидиарной ответственности за нарушение законодательства РФ о несостоятельности (банкротстве) [6]. Воплощению указанных целей способствовало и принятие Пленумом Верховного Суда Российской Федерации (далее - ВС РФ) постановления №53 от 21.12.2017 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее - ППВС №53) [10].
В силу внедрённых изменений под КДЛ понимается физическое (юридическое) лицо, имеющее (имевшее) не более чем за 3 года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий [5]. Действующее законодательство о банкротстве содержит ряд прямых признаков, указывающих на контролирующий характер полномочий таких лиц (неопровержимых презумпции), а именно: 1) аффилированность с должником (его руководителем или членами органов управления) в силу родства, свойства или должностных отношений властеподчинения; 2) полномочие совершения сделок от имени должника в силу доверенности, нормативного правового акта либо иного специального полномочия; 3) замещение должности главного бухгалтера, финансового директора должника либо иной должности, предоставляющей возможность определять его действия; 4) принуждение руководителя или
членов органов управления должника либо оказание определяющего влияния на них иным образом.
Ст. 61.10 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» №127-ФЗ (далее - ФЗ №127) содержит и ряд опровержимых презумпций в рамках определения статуса КДЛ, на что указывают Пленум ВС РФ и Федеральная налоговая служба Российской Федерации в своём разъяснительном письме №СА-4-18/16148@ от 16.08.2017 [7]. Так, пока не доказано иное, предполагается, что лицо являлось КДЛ, если оно: 1) являлось руководителем должника или его управляющей организации, членом его исполнительного органа, его ликвидатором или членом ликвидационной комиссии; 2) имело право самостоятельно либо совместно с заинтересованными лицами распоряжаться 50% и более голосующих акций АО, или более чем половиной долей уставного капитала ООО, или более чем половиной голосов в общем собрании участников юридического лица либо имело право назначать (избирать) руководителя должника; 3) извлекало выгоду из незаконного (недобросовестного) поведения лиц, в силу закона, иного правового акта или учредительного документа юридического лица уполномоченных выступать от его имени. Введение указанной нормы федеральным законодателем исходит из концепции облегчения процесса доказывания наличия у лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности, статуса КДЛ (а именно возложения бремени доказывания на самого субсидиарного ответчика вследствие презумпции его вины) [7].
Существенной в данной связи выступает позитивно установленная возможность расширительного толкования арбитражными судами положений ст. 61.10 ФЗ №127, закреплённая в п. 5 указанной нормы. При этом Пленум ВС РФ, принимая во внимание исключительность субсидиарной ответственности КДЛ как механизма восстановления нарушенных прав кредиторов, указывает в разъяснениях нижестоящим судам на объективную необходимость учёта как самой сущности конструкции юридического лица, предполагающей его имущественную обособленность, самостоятельную ответственность и наличие
у участников корпораций, учредителей унитарных организаций и иных лиц в составе органов юридического лица широкой свободы усмотрения при принятии и согласовании деловых решений, так и на запрет на причинение ими вреда независимым участникам оборота посредством недобросовестного использования юридического лица как правового института (а именно принятия ключевых деловых решений с нарушением принципов добросовестности и разумности, в том числе согласования, заключения или одобрения сделок на заведомо невыгодных условиях или с заведомо неспособным исполнить обязательство лицом, дачи указаний по поводу совершения явно убыточных операций, назначения на руководящие должности лиц, результат деятельности которых будет очевидно не соответствовать интересам организации, создания и поддержания системы управления должником с сопутствующим систематическим извлечением выгоды третьим лицом во вред должнику и его кредиторам и т.д.) [10]. Абз. 2 п. 3 ППВС №53 накладывает на арбитражный суд обязанность выявления степени вовлечённости привлекаемого к субсидиарной ответственности лица в процесс управления должником и значительности его влияния на принятие существенных деловых решений относительно деятельности должника.
Ключевым аспектом в указанном контексте представляется правило защиты делового решения КДЛ в деле о банкротстве. Так, исходя из положений п. 10 ст. 61.11 ФЗ №127 и п. 18 ППВС №53, субсидиарная ответственность исключается в случае добросовестного и разумного соблюдения КДЛ пределов обычного делового риска при совершении действий (бездействия) в интересах должника, не направленных на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов. При этом на субсидиарного ответчика возлагается прямая обязанность доказывания цели предотвращения ещё большего ущерба интересам кредиторов при совершении им указанных юридических мер. Более того, абз. 2 п. 9 ППВС №53 оговаривается такое основание освобождения КДЛ от субсидиарной ответственности (но лишь на период времени, пока выполнение его плана
являлось разумным с точки зрения обычного руководителя, находящегося в сходных обстоятельствах), как доказанность им факта добросовестного расчёта на преодоление временных финансовых затруднений в разумный срок и приложения им необходимых усилий для достижения такого результата в ходе реализации КДЛ экономически обоснованного плана. Аналогичное правило ВС РФ закрепляет и в отношении членов ликвидационной комиссии должника в рамках привлечения их к субсидиарной ответственности за неподачу (несвоевременную подачу) заявления о банкротстве, возлагая на них бремя доказывания добросовестности их действий и принятия ими всех зависящих от них мер, необходимых для подачи комиссией заявления, которые в свою очередь не были поддержаны другими членами ликвидационной комиссии (абз. 3 п. 11 ППВС №53). При этом в упомянутых выше случаях, согласно абз. 2 п. 19 ППВС, КДЛ вправе ссылаться на факт обусловленности банкротства должника-юридического лица исключительно внешними факторами (неблагоприятной рыночной конъюнктурой, финансовым кризисом, существенным изменением условий ведения бизнеса, авариями, стихийными бедствиями, иными событиями). Как видно из приведённого высшим судом перечня возможных внешних фактических обстоятельств, он является открытым и, соответственно, подлежит расширительному правоприменительному толкованию, что, безусловно, создаёт дополнительную правовую гарантию и увеличивает степень вариативности процесса защиты интересов КДЛ как представителя должника в деле о банкротстве юридического лица.
ППВС №53 отдельно оговаривается и привлечение к субсидиарной ответственности номинальных руководителей должника как лиц, фактически им не управлявших (например, полностью передоверивших управление другому лицу на основании доверенности либо принимавших ключевые решения по указанию (с согласия) третьего лица, не имеющего на то формальных полномочий). Так, ВС РФ указывает на сохранение ими статуса КДЛ с последующей субсидиарной ответственностью солидарно с
фактическими руководителями как в случае привлечения к ответственности за неподачу (несвоевременную подачу) должником заявления о собственном банкротстве, так и при невозможности полного погашения юридическим лицом требований его кредиторов. При этом размер ответственности номинального директора может быть уменьшен при раскрытии им недоступной третьим лицам информации о фактическом директоре и о сокрытом имуществе должника (фактического директора) [11].
Нельзя не отметить, что ни законодательство о банкротстве, ни судебное его толкование не предусматривают возможности полного освобождения номинального КДЛ от субсидиарной ответственности. Считаем, что в целях повышения степени эффективности реализации принципов справедливости и соразмерности юридической ответственности целесообразно законодательно закрепить механизм полного освобождения номинального КДЛ вследствие раскрытия им сведений, недоступных независимым участникам гражданского оборота, результатом которого выступает установление личности фактического руководителя и (или) имущества должника, за счёт которых обеспечивается восстановление нарушенных прав кредиторов и компенсация их имущественных потерь. Указанное нововведение может послужить весомым стимулирующим механизмом восстановления действиями КДЛ сбалансированности дестабилизированного несостоятельностью
подконтрольного ему должника гражданско-правового рыночного оборота при параллельном обеспечении охраны прав номинального КДЛ как субъекта с особо низкой степенью правовой защищённости в рамках банкротного процесса.
Нельзя не отметить, что гражданско-правовая материальная ответственность в рамках современного гражданского законодательства не преследует карательной направленности, нося прежде всего компенсаторно -восстановительный характер и обеспечивая соразмерность причинённого вреда и применяемыми по отношению к нему мерами ответственности, что наглядно иллюстрируют положения ст. ст. 1064 и 1082 гл. 59 ГК РФ [2]. В этом
проявляется возмездно-эквивалентный аспект гражданско-правовой ответственности, стимулирующий участников гражданского оборота к надлежащему соблюдению законодательных требований и способствующий как реализации превентивной функции законодательства, так и обеспечению надлежащей компенсации при имущественных потерях, понесённых в результате уже совершённого правонарушения как юридического события [13, с. 647]. В то же время при конструировании концепции субсидиарной ответственности КДЛ при банкротстве федеральный законодатель вкладывает совершенно иное содержание в саму категорию и правовую природу субсидиарной имущественной ответственности, толкуя её как ответственность виновного лица не перед кредитором, а перед должником, причинившего конкурсной массе последнего (и опосредованно всем его кредиторам) материальный ущерб. При этом указанная форма гражданско-правовой ответственности существует в режиме, дублирующем традиционную деликтную ответственность [17, с. 62] (п. 2 ППВС №59, в свою очередь, содержит прямое указание на применение в деле о банкротстве общих положений гл. 59 ГК РФ об обязательствах вследствие причинения вреда при привлечении КДЛ к субсидиарной ответственности в части, не противоречащей ФЗ №127).
Такими исследователями процедур банкротства, как А.Г. Карапетов [18, с. 67], С.Л. Будылин [14, с. 120-121] и др. отмечается, что по общему правилу взыскание карательных убытков в договорном праве не допускается в
рамках ни континентальной, ни англосаксонской правовых систем. При этом сама идея карательного возмещения убытков сводится к превенции правонарушений за счёт увеличения размера присуждаемой суммы убытков на величину, способную компенсировать низкую вероятность их фактического взыскания [18, с. 67]. В то же время в контексте зарубежного договорного права возможность применения штрафных мер материальной ответственности реализуется лишь в исключительных случаях. Так, в англосаксонском правопорядке штрафные убытки могут взыскиваться в спорах из договора при
одномоментном признании действий его нарушителя нарушением внедоговорных обязательств, то есть деликтом. Для назначения штрафных убытков это нарушение должно быть «исключительно предосудительным» (exceptionally reprehensible) [15; 9], и факт наличия его в судебной практике чаще всего признаётся в рамках кейсов заключения договоров «сильной» и «слабой» сторонами (как правило, коммерческой компанией и физическим лицом-потребителем), где сильная сторона пытается использовать своё преимущество для безнаказанного нарушения договора. Типичным примером в данной связи может выступать беспричинный отказ страховой компанией в выплате страхового возмещения клиенту после факта действительного наступления предусмотренного заключённым между сторонами договором страхования страхового случая [8; 12, p. 241].
Исходя из отсутствия в действующем ГК РФ положений о карательном характере убытков, а также из закреплённости данной разновидности деликтной ответственности в ФЗ №127 и легально обусловленной необходимости применения в обособленном споре по привлечению КДЛ к субсидиарной ответственности в деле о банкротстве общих положений о деликтной ответственности ГК РФ необходимым представляется урегулировать в главе 59 ГК норму о возможности применения мер сверхкомпенсационной ответственности причинителя вреда в случаях, предусмотренных федеральным законодательством. Представляется, что легализация такого способа защиты в случае особо грубых нарушений прав кредитора могла бы поспособствовать упрочению договорной дисциплины, в том числе в деле о банкротстве. При этом ключевым аспектом в данной связи выступает необходимость урегулирования федеральным законодателем вопроса об определении степени вины нарушителя, в надлежащей степени оправдывающей сверхкомпенсационный характер взыскания (т.е. вопроса о необходимости учёта лишь умысла, умысла и грубой неосторожности или же исключительно некой «особенно недобросовестной» [18, с. 67] формы умысла или грубой неосторожности).
Подводя итоги, следует заключить, что как принятые Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации в составе ФЗ №127 нормы, так и данные высшим судом, а также федеральным налоговым органом в рамках масштабного реформирования законодательства РФ о банкротстве разъяснения принципиально важны как в развитии самого института банкротства в российском правопорядке, так и в протекающих в рамках жизнедеятельности общества экономических процессов в целом. Однако институт субсидиарной ответственности КДЛ требует сбалансированного и справедливого распределения бремени доказывания, учёта вины в действии (бездействии) КДЛ в целях препятствования его трансформации в конвейерный механизм формального доказывания с последующим привлечением КДЛ лишь при невозможности пополнения должником действующей конкурсной массы. Считаем, что исследуемый институт должен развиваться и функционировать с целью предотвращения недобросовестного поведения руководителей бизнеса при одновременной презумпции учёта базовых принципов справедливости и соразмерности их юридической ответственности.
Список литературы:
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 №51-ФЗ (ред. от 03.08.2018) (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2019) // Собрание законодательства РФ. 05.12.1994. №32. Ст. 3301.
2. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 №14-ФЗ (ред. от 29.07.2018) (с изм. и доп., вступ. в силу с 30.12.2018) // Собрание законодательства РФ. 29.01.1996. №5. Ст. 410.
3. Федеральный закон от 26.12.1995 №208-ФЗ (ред. от 27.12.2018) «Об акционерных обществах» // Российская газета. №248. 29.12.1995.
4. Федеральный закон от 08.02.1998 №14-ФЗ (ред. от 23.04.2018) «Об обществах с ограниченной ответственностью» // Собрание законодательства РФ. 16.02.1998. №7. Ст. 785.
ОПРОСЫ
российской юстиции
5. Федеральный закон от 26.10.2002 №127-ФЗ (ред. от 27.12.2018) «О несостоятельности (банкротстве)» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2019) // Собрание законодательства РФ. 28.10.2002. №43. Ст. 4190.
6. Федеральный закон от 29.07.2017 №266-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях» // Официальный интернет-портал правовой информации (http://pravo.gov.ru).
7. Письмо ФНС России от 16.08.2017 №СА-4-18/16148@ «О применении налоговыми органами положений главы Ш.2 Федерального закона от 26.10.2002 №127-ФЗ» // URL: http://docs.pravo.ra/document/list/?f_department_id0/o5B0/o5D=4641&fJ;ype_id0/o5B %5D=101.
8. Gruenberg v. Aetna Insurance Co., 9 Cal.3d 566 (1973).
9. Whiten v. Pilot Insurance Co., 1 S.C.R. 595 (2002).
10. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 №53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» // Российская газета. №297. 29.12.2017.
11. Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 17.01.2019 №Ф09-1909/17 по делу №А34-6096/2015 // URL: http://kad.arbitr.ru/Card/202b08d6-ebc2-4737-b356-9048f85ba544.
12. Sullivan T.J. Punitive Damages in the Law of Contract: The Reality and the Illusion of Legal Change // Minnesota Law Review. 1977. Vol. 61. P. 207-252.
13. Гражданское право: Учебник: В 3 т. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М.: ТК Велби; Проспект, 2005. Т. 1. 776 с.
14. Будылин С.Л. Сверхкомпенсационные убытки. Возможности их взыскания в России и за рубежом // Арбитражная практика. 2014. №4. С. 116 -
15. Будылин С.Л. Штрафные убытки в договорных спорах, или По
125.
морозу
босиком
//
URL:
https ://zakon.ru/blog/2013/10/14/shtrafnye_ubytki_v_dogovornyx_sporax_ili_po_mo rozu_bosikom#comment_51524.
16. Добровинская А.В. Понятие и случаи ограниченной ответственности в гражданском праве // Lex Russica. Май 2017. №5 (126). С. 148-162.
17. Егоров А.В., Усачева К.А. Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота // Вестник гражданского права. 2014. №1. Т. 14. С. 31-73.
18. Карапетов А.Г. Модели защиты гражданских прав: экономический взгляд // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2014. №11. С. 24-80.
19. Верховный Суд подвёл итоги работы судов за 2017 год // URL: https://pravo.ru/story/200608/.
20. Объемы и частота исков о субсидиарной ответственности при банкротстве компаний бьют рекорды // URL: https://fedresurs.ru/news/5b48d5e4-7bc2-4ce5-b6b8-557df4978342.
21. Результаты процедур в делах о банкротстве за 2018 год // URL: https://fedresurs.ru/news/f8e54d4b-c040-405e-a953-365e6ec166e6.
22. Существует ли в настоящее время институт ограниченной ответственности по обязательствам юридических лиц? // URL: https://www.garant.ru/article/1221745/.
