CC BY
27
УДК 340.131.4 ББК 67.0
Репьев Артем Григорьевич Repyev Artem Grigorievich
профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Академии управления МВД России доктор юридических наук, доцент.
Professor of the Department of State Legal Disciplines of the Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Doctor of Law, Associate Professor. E-mail: repev-artem@yandex.ru
ПРЕДЕЛЫ КАЗУИСТИЧНОСТИ В ПРАВОТВОРЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ: УПУЩЕНИЯ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ И РИСКИ ПРАВОВОГО УСМОТРЕНИЯ
Limits of casuality in the legal process: omissions of regulation of public relations
and risks of legal discretion
В статье анализируются современные тенденции правотворческого процесса, связанные с излишней конкретизацией и детализацией правовой нормы. Подчеркивается, что переход к казуистичному правовому регулированию должен строиться на развитой абстрактной и непротиворечивой общенормативной основе законодательства. Установлено, что чрезмерная казуистичность правового регулирования преимущественно выражена в трех формах: усеченные понятия, исключительные перечни и ограничительные конструкции. Доказывается необходимость применения государством сбалансированного подхода при правовом регулировании, поскольку излишне индивидуализированная регламентация усиливает риски правового усмотрения в ходе процесса применения юридических установлений, способствует усилению коррупционной составляющей, создает условия для возможного злоупотребления должностными полномочиями.
Ключевые слова: правовое регулирование, правотворчество, казус, конкретизация, детализация, толкование, правовое усмотрение.
Как известно, термины «абстрактное» и «конкретное» впервые были введены в научную теорию Г. Гегелем. Ученый, при их помощи и основываясь на различиях разума и рассудка, разделил содержательную сторону мышления на два уровня. Конкретное, по Г. Гегелю, связывалось с разумным мышлением, а абстрактное - с рассудком [1, с. 93]. Развитие идей Г. Гегеля нашло продолжение в работах К. Маркса, углубившего принцип восхождения от абстрактного к конкретному на основе материалистического восприятия мира. «Конкретное потому конкретно, - пишет К. Маркс, - что оно есть синтез многих определений, следовательно единство многообразного» [2, с. 37].
The author analyzes the modern trends of the legal process related to excessive specificity and detailing of the legal norm. It is emphasized that the transition to casuistic legal regulation should be based on a developed abstract and consistent general legal framework. It has been established that the excessive casuisticity of legal regulation is predominantly expressed in three forms: truncated concepts, exceptional lists and restrictive structures. It is proved that the State should adopt a balanced approach in legal regulation as overly individualized regulation increases the risks of legal discretion in the process of applying legal regulations, contributes to the strengthening of the corruption component, and creates conditions for the possible abuse of power.
Key words: legal regulation, law-making, casus, concretization, detailing, interpretation, legal discretion.
Экстраполируя философский категориальный аппарат на область юриспруденции, ученые названному принципу придали методологический характер и основополагающую роль применительно к правообразованию. Многообразие абстрактных общественных отношений, нуждающихся в регулировании со стороны правовых норм, возможно упорядочить путем синтеза различных жизненных казусов, их описания, наполнения содержательной составляющей, углубления понимания их за счет выявления внутренних противоречий. Завершается данный процесс формированием концептуальных знаний о явлении и переходом к конструктивному его правовому опосредованию.
Таким образом, условно говоря, в общей теории права при определении подходов к правотворческому процессу сложилось два основных варианта изложения воли законодательных органов. Речь идет об использовании либо абстрактного приема, когда правило поведения выступает родовым понятием и охватывает возможно большую совокупность типичных юридических фактов, либо казуистичного*, при котором правовое предписание построено на максимально конкретном перечислении индивидуализированных признаков юридических фактов.
На сегодняшний день просматривается тенденция усиления роли казуистичности, индивидуализации в праве, что обусловлено нарастающими процессами усложнения общественных отношений. Разнообразие жизненных ситуаций, оригинальность каждого члена социума предопределяют утопичность одностороннего подхода и примата регулирования посредством всеобщей юридической нормы. Абстрактность последней предполагает ее обезличенный характер, сложность встраивания в «живую» правовую материю, в тонкости условий правоприменения. Напротив, казуистичное правовое воздействие «высвечивает» диалектическую сторону бытия, в том числе через переход от абстрактного к конкретному. Это как никогда ярко просматривается на примере создания конструкции правового акта с потенциалом конкретизационного действия, детализации предписания. Он вбирает в себя и одновременно отражает различные типы взаимодействия предметов и явлений друг с другом, смещает акценты изучения закономерностей с внутренних процессов на внешние, обращает взгляд не только на существенные связи, но и на факультативные, а иногда - латентные.
Тем не менее, проблематика конкретизации и детализации в правовом регулировании, не раз поднимавшаяся на страницах научной печати, до настоящего времени рассматривалась несколько односторонне. Ученые-теоретики и практики не одно десятилетие обращают внимание законодательных органов на соблюдение требований точности отражения содержания правовой нормы, полноты юридического воздействия, потребности в более глубокой конкретизации и уточнении излишне абстрактных правовых предписаний [3, с. 164; 4, с. 118; 5, с. 6; 6, с. 75-77]. Позволим себе предположить, что не менее сложную проблему теории правотворчества и практики применения юридических норм
составляет оборотная сторона этого процесса, т.е. «перегибы» в детализации и конкретизации.
Верно А.Ф. Черданцев связывал логическую конкретизацию с природой «общих и абстрактных норм, реализация которых без определенной конкретизации (детализации) затруднена» [7, с. 21]. Однако и излишняя ка-зуистичность правовой нормы, перегруженная доскональной проработкой условий действия правила поведения, построенная на максимальном учете всех возможных событий (как вписывающихся в конструкцию гипотезы и диспозиции, так и являющихся нестандартными), по нашему убеждению, может не меньше затормаживать, отягощать процесс правоприменения. Данная тема заслуживает внимания правоведов, что и обуславливает предпринятую нами попытку иллюстрации проблемы.
В первую очередь, остановимся на ясности терминологии. Несмотря на определенную смысловую синонимичность терминов «детализация» и «конкретизация», их сложное разграничение в ходе практической деятельности и оттого нередкое идентичное восприятие [8, с. 42], отдельные ученые все же видят в них различия [5, с. 40; 9, с. 2], с чем мы согласны.
Для первого термина, образующим его существительным выступает «деталь», которая по словарю В.И. Даля понимается как «часть или подробности в чем-либо, мелочи, частности» [10, с. 445]. Детализировать означает разработать в деталях, в подробностях [11, с. 254]. Применительно к юридическому процессу детализации более свойственен процесс разложения правового явления на структурные элементы. К примеру, в рамках правоприменения уполномоченный субъект при помощи логического анализа разделяет структуру правовой нормы на гипотезу, диспозицию и санкцию, а далее каждый из этих элементов на виды, чем достигается не только правильное восприятие правового предписания в целом, но и непротиворечивое применение к общественным отношениям.
В свою очередь, конкретизировать означает «придать конкретное выражение чему-либо, уточнить» [11, с. 449]. «Конкретное», как качество в толковых словарях, выражающее определенный предмет; прикладное, точное, прямое, предметное [12, с. 153], то что «реально существует» [13, с. 486].
Следовательно, детализировать в самом общем виде, будет означать разложить на элементы, выявить их особенности, установить
* Термин «казуистичность» в данной работе употребляется в значении слова, происходящего от лат. Casus, т.е. случай, и отражает такое свойство правотворческого процесса, при котором юридическое регламентирование общественных отношений основывается преимущественно на индивидуализированных юридических фактах и конкретно-определенных жизненных случаях.
взаимосвязи, после чего уточнить порядок реализации правового предписания. Конкретизировать - придать в ходе юридической деятельности (правотворческой или правоприменительной) абстрактному общественному отношению характер «живого» присутствия, нали-чествования, за счет выявления процессов: не подпадающих под правовое воздействие (и при необходимости предусмотреть возможность дополнить генеральное предписание специальной нормой), либо не нуждающихся в правовом воздействии (и учесть допустимость изъятия из основного правила).
Полагаем, что и детализация, и конкретизация - процессы свойственные как правотворческой, правоприменительной, так и правоин-терпретационной деятельности. Однако в рамках настоящей работы хотелось бы остановиться на первом компоненте, поскольку именно законодательные органы изначально формулируют правовую норму, закладывают в нее соответствующий регулятивный потенциал. Детализация и конкретизация, как обособленно, так и в совокупности, отклоняют правовое регулирование от абстрактности в сторону ка-зуистичности. Анализ современных тенденций законодательства и нормативного материала позволяет выдвинуть гипотезу, что формами проявления излишней казуистичности в процессе правотворчества выступают:
1) усеченные понятия;
2) исключительные перечни;
3) ограничительные юридические конструкции.
Одним из усеченных понятий, детерминирующих риски нарушения прав граждан, общественного порядка и безопасности, в последние годы зарекомендовало себя «транспортное средство» и его подвид - «механическое транспортное средство». Думается ни для кого не секрет, что с развитием технологий во многих населенных пунктах страны фактически полноценными участниками дорожного движения стали лица, управляющие гироскутерами, моноколесами, электросамокатами и прочими их аналогами. Парадоксально в этой связи, что до настоящего времени правовой статус подобных устройств до конца не определен, в том числе, ввиду использования законодательными органами названного усеченного понятия. В частности, весьма лаконичная дефиниция «транспортное средство» в идентичном варианте закреплена как в Федеральном законе от 10.12.1995 № 196-ФЗ «О безопасности дорожного движения», так и в Правилах дорожного движения, утвержденных постановлением Правительства РФ от 23.10.1993 № 1090,
а именно: «устройство, предназначенное для перевозки по дорогам людей, грузов или оборудования, установленного на нем».
В кодифицированном нормативном правовом акте, закрепляющем охранительные предписания в области дорожного движения, дефиниция транспортного средства более развернутая, содержащая количественные и качественные критерии отграничения водителей транспортных средств, для которых наступает административная ответственность, от иных участников. В частности, транспортное средство должно приводиться в действие или двигателем внутреннего сгорания, или электродвигателем, при этом рабочий объем первого должен быть более 50 кубических сантиметров, а максимальная мощность второго более 4 киловатт, а также максимальная конструктивная скорость более 50 километров в час [14]. Современные технологичные средства индивидуальной мобильности при куда меньших качественных характеристиках двигателя способны развивать вполне сопоставимую скорость. При этом, учитывая среднюю скорость пешехода 5 км/ч, движение условного самоката со скоростью даже 20 км/ч весьма опасно (принимая во внимание, что движение для них допускается по тротуарам). Результат не заставляет себя ждать: в 2020 году в России произошло 331 дорожно-транспортное происшествие с участием таких средств передвижения, в которых погибло 6 человек [15]. Кроме этого, технологии не стоят на месте и помимо электродвигателей существуют разработки средств передвижения, приводимых в действие, например, водородным двигателем. Их появление на улично-дорожной сети фактически выведет их из статуса транспортного средства. Ввиду запрета на расширительное толкование примечания к ст. 12.1 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее - КоАП РФ) [16], полагаем, детализация способа приведения в движение средства передвижения в дефиниции транспортного средства - избыточна, а конкретизация верхнего скоростного предела - чрезмерно либеральна. Это приводит к упущениям правовой регламентации динамично развивающихся общественных отношениях, образуя пробелы и создавая угрозы правопорядку, подвергая риску жизнь и здоровье пешеходов и других участников движения.
Негативность использования законодательными органами исчерпывающих перечней (в отдельных случаях) проиллюстрируем на сфере правового регулирования прохождения службы в органах внутренних дел.
Так, наиболее суровым видом дисциплинарного взыскания, применяемого к сотруднику органов внутренних дел, является увольнение со службы [17]. При этом, основанием его наложения выступает нарушение служебной дисциплины. Содержание данного словосочетания, помимо указания на виновный характер действия (бездействия), раскрывается в Федеральном законе от 30.11.2011 № 342-Ф3 через исчерпывающий перечень формально определенных источников регулирования правоотношений, которыми должен руководствоваться в своей деятельности сотрудник и гипотетически их нарушивший: дисциплинарный устав органов внутренних дел, утвержденный указом Президента РФ от 14.10.2012 № 1377; правила внутреннего служебного распорядка, утвержденные приказом МВД России от 23.08.2012 № 800 (ч. 1 ст. 49 Федерального закона от 30.11.2011 № 342-ФЗ). Далее законодатель сделал оговорку и конкретизировал, что нарушением служебной дисциплины также может выступать несоблюдение ограничений и запретов, связанных со службой, либо неисполнение обязательств, вытекающих из контракта, приказов руководителей. Однако особняком в числе оснований увольнения со службы стоит совершение проступка, порочащего честь сотрудника органов внутренних дел (п. 9 ч. 3 ст. 82 Федерального закона от 30.11.2011 № 342-ФЗ). Честь, как известно, категория нравственная, в самом общем виде представляющая собой сохранение собственного достоинства и уважения личного достоинства другого путем соблюдения высших морально-этических принципов [11, с. 1477]. Как видим из вышеуказанного перечня, какого-либо источника формирования и закрепления данных принципов не имеется, как не имеется и дефиниции самого понятия «проступка, порочащего честь сотрудника органов внутренних дел». В таких условиях пределы правового усмотрения должностных лиц, интерпретирующих тот или иной казус и придающих ему характер порочащего честь, как правило отсутствуют. Так, ряд правоприменительных актов (заключений по материалам служебных проверок) указывает например на то, что проступком, порочащим честь сотрудника является отсутствие доклада о получении незаконного приказа и его последующее выполнение [18], или например, действия, в которых усматриваются признаки состава административного правонарушения, предусмотренного КоАП РФ [19]. Вышеуказанные интерпретации впоследствии были оспорены в судебном порядке, права уволенных сотрудников в определенной мере восстановлены, что
указывает на риски злоупотребления субъективным усмотрением в условиях излишней казуистичности правотворческого процесса и исчерпывающего перечня условий наступления юридических фактов.
Последним примером чрезмерной казуи-стичности правотворческого процесса вполне можно признать не только громоздкую, но и весьма ограниченную конструкцию состава преступления, ответственность за совершение которого предусмотрена ст. 116.1 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ). Как известно, данное противоправное деяние, однократно совершенное без квалифицирующих признаков, в 2016 году было декриминализировано. Нынешняя конструкция ст. 116.1 УК РФ содержит две конкретизирующие оговорки (действия субъекта не должны повлечь последствий, предусмотренных ст. 115 УК РФ, и не содержать признаки преступления, предусмотренного ст. 116 УК РФ) и одно детализирующее положение, касающееся статуса субъекта преступления. В частности, он должен быть подвергнут административному наказанию за деяние, предусмотренное ст. 6.1.1 КоАП РФ. В результате названных конкретизирующих и детализирующих положений сложилась ситуация, при которой лицо, к примеру, ранее привлеченное к уголовной ответственности за побои и отбывшее наказание (альтернативная санкция ст. 116.1 УК РФ в большей степени делает акцент на наказаниях, не связанных с изоляцией от общества: штраф, обязательные или исправительные работы), при повторном совершении насильственных действий вновь будет привлечен лишь к административной ответственности. Правоохранительным органам, для повторного привлечения лица к уголовной ответственности, необходимо будет «дожидаться» повторного исполнения административного наказания. Фактически, лицо, имеющее неснятую (непогашенную) судимость за совершение однородного преступления имеет более выгодное правовое положение чем лицо, привлеченное к административной ответственности. Подобные жизненные случаи не редкость [20], ввиду чего, на наш взгляд, следует внести изменения в ст. 116.1 УК РФ. Для нивелирования дефектов излишней казуистич-ности, положения указанной статьи после слов «лицом» предлагается изложить в следующей редакции: «совершившим деяния, предусмотренные статьями 116, 117 и 334 Уголовного кодекса Российской Федерации и имеющим неснятую (непогашенную) судимость за них или подвергнутым административному наказанию за аналогичное деяние». В таком
случае охранительным правовым предписанием будут охвачены однородные общественные отношения, составообразующим признаком для которых выступает нанесение побоев. Кроме того, система предупреждения преступлений станет менее противоречивой: совершение повторного (при этом однородного) преступления лицом, имеющим непогашенную или неснятую судимость, всегда должно сопровождаться более строгой карательной реакцией государства, нежели при совершении административного правонарушения.
Приведенные примеры свидетельствуют, что перекосы правотворчества, могут быть вызваны не только излишне абстрактным формулированием правовых норм, но и чрезмерно казуистичным, что также выступает дефектом данной деятельности, создающим риски интерпретационной и правореализационной деятельности.
Используемые в материале статьи примеры показали, что данная проблема детерминирована, как правило:
- формулированием усеченных понятий, излишне сужающих перечень свойств (признаков) дефинируемого явления, в результате чего определенная часть общественных отношений не подпадает под правовое воздействие, обеспечивая юридический вакуум и подвергая опасности нарушения прав и свобод граждан;
Литература
1. Философский энциклопедический словарь / гл. редакция: Л.Ф. Ильичев, П.Н. Федосеев, С М. Ковалев, В.Г. Панов. М., 1983.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. второе Т. 46. Ч. 1. М., 1968.
3. Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника / пер. с рум. И. Фодор; под ред. чл.-корр. АН СССР Д.А. Керимова и докт. юрид. наук А.В. Мацкевича. М., 1974.
4. Эффективность правовых норм / Кудрявцев В.Н., Никитский В.И., Самощенко И.С., Глазырин В.В. М., 1980.
5. Шмелева Г.Г. Конкретизация юридических норм в правовом регулировании. Львов, 1988.
6. Власенко Н.А. Разумность и определенность в правовом регулировании: монография. М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации. М., 2015.
7. Черданцев А.Ф. Правовое регулирование и конкретизация права // Применение советского права: сб. ученых трудов. Вып. 30. Свердловск, 1974.
- неоправданным использованием исчерпывающего перечня как приема юридической техники, вследствие чего схожие по своим признакам или однотипные общественные отношения не охватываются границами перечня, и правоприменитель вынужден прибегать к субъективному усмотрению, интерпретации (не всегда верной), зачастую искажающей истинный смысл положения исходной правовой нормы;
- закреплением ограничительной юридической конструкции, один или несколько элементов которой, в силу спецификации правового положения, не позволяют распространить регулятивный потенциал отправной нормы на всю систему однородных правоотношений.
Объективность процесса усложнения юридического языка очевидна. Динамично изменяющиеся социальные явления, появление в этой связи новой терминологии, как следствие - попытки уточнения, дополнения, корректировки нормативных положений, на первый взгляд естественны и объективны. Однако искусству правотворчества должно быть свойственно установление (зачастую не всегда легко уловимых) пределов конкретизации и детализации, нахождение тонкой грани между высокой абстрактностью правового предписания и достаточной его казуистичностью, не наносящего вреда точности, полноте правового регулирования.
Bibliography
1. Philosophical Encyclopedic Dictionary / ch. Editorial: L.F. Ilyichev, P.N. Fedoseev, S.M. Kova-lev, V.G. Panov. Moscow, 1983.
2. Marx K., Engels F. Writings. Ed. the second T. 46. Part 1. Moscow, 1968.
3. Nashits A. Law-making. Theory and Legislative Technique / translation from Romanian I. Fodor; under the editorial part-corr. USSR Academy of Sciences D.A. Kerimov and Doctor of Law A.V. Matskevich. Moscow, 1974.
4. Effectiveness of legal norms / Kudryavt-sev V.N., Nikitsky V.I., Samoshchenko I.S., Gla-zyrin V.V. Moscow, 1980.
5. Shmeleva G.G. Concretization of legal norms in legal regulation. Lviv, 1988.
6. Vlasenko N.A. Mindfulness and certainty in legal regulation: monograph. Moscow, 2015.
7. Cherdantsev A.F. Legal regulation and con-cretization of law // Application of Soviet law: collection of scientific works. Out. 30. Sverdlovsk, 1974.
8. Perepletchikova A.I. Concretization norms of Russian law: dis. ... PhD in Law. Saratov, 2020.
8. Переплетчикова А.И. Конкретизацион-ные нормы российского права: дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 2020.
9. Сенякин И.Н. Специализация и унификация российского законодательства (проблемы теории и практики): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Саратов, 1993.
10. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Второе изд., испр. и знач. умноженное по рукописи автора. Т. I: А-З. М. СПб., 1880.
11. Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 2000.
12. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Второе изд., испр. и знач. умноженное по рукописи автора. Т. II: И-О. М. СПб., 1881.
13. Толковый словарь русского языка: ок. 7000 словар. ст.: свыше 35000 значений: более 70 000 иллюстрат. примеров / под ред. Д.В. Дмитриева. М., 2003.
14. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 № 195-ФЗ (в ред. от 26.05.2021), ст. 12.1 (примечание) // Собрание законодательства РФ. 2002. № 1. Ст. 1; 2021. № 18. Ст. 3046.
15. Право на колесо // Российская газета. 2021. 19 апр.
16. О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при рассмотрении дел об административных правонарушениях, предусмотренных главой 12 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 25.06.2019 № 20 // Российская газета. 2019. 3 июля.
17. О службе в органах внутренних дел Российской Федерации и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: федеральный закон от 30.11.2011 № 342-ФЗ (в ред. от 08.12.2020), п. 6 ч. 1 ст. 50 // Собрание законодательства РФ. 2011. № 49. Ст. 7020; 2020. № 50. Ст. 8074.
18. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 05.08.2019 № 46-КГПР19-10. СПС Консультант Плюс.
19. Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 01.04.2019 № 70-КГ18-5. СПС Консультант Плюс.
20. По делу о проверке конституционности статьи 116.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Л.Ф. Саковой: постановление Конституционного Суда РФ от 08.04.2021 № 11-П // Собрание законодательства РФ. 2021. № 16. Ст. 2874.
9. Senyakin I.N. Specialization and unification of Russian legislation (problems of theory and practice): abstract dis. ... Dr. of Law. Saratov, 1993.
10. Dal V.I. An interpretive dictionary of the living Great Russian language. Second edition, correct and value. multiplied by author's manuscript. T. I: A-Z. M. - St. Petersburg, 1880.
11. Large interpretive dictionary of the Russian language / comp. and chap. Ed. S.A. Kuz-netsov. St. Petersburg, 2000.
12. Dal V.I. An interpretive dictionary of the living Great Russian language. Second edition, correct and value. multiplied by author's manuscript. T. II: I-O. M. - St. Petersburg, 1881.
13. Explanatory dictionary of the Russian language: approx. 7000 dictionary. Art.: over 35000 values: more than 70000 illustrations. examples / edited by D.V. Dmitriev. Moscow, 2003.
14. The Russian Federation Code of Administrative Offences of 30.12.2001 № 195-FZ (in an edition of 26.05.2021), Article 12.1 (note) // the Collection of the legislation of the Russian Federation. 2002. № 1. St. 1; 2021. № 18. St. 3046.
15. Right to the wheel // Russian newspaper. 2021. 19 Apr.
16. On some issues arising in judicial practice when considering cases of administrative offenses provided for in chapter 12 of the Code of Administrative Offenses of the Russian Federation: decision of the plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of 25.06.2019 № 20 // Russian newspaper. 2019. July 3.
17. On service in the internal affairs bodies of the Russian Federation and amendments to certain legislative acts of the Russian Federation: federal law of 30.11.2011 № 342-FZ (as amended by 08.12.2020), paragraph 6 part 1 of Art. 50 // Assembly of Legislation of the Russian Federation. 2011. № 49. St. 7020; 2020. № 50. St. 8074.
18. Determination of the Judicial Board for Civil Cases of the Supreme Court of the Russian Federation dated 05.08.2019 № 46-KGPR19-10. LRS ConsultantPlus.
19. Determination of the Judicial Board for Civil Cases of the Supreme Court of the Russian Federation dated 01.04.2019 № 70-KG18-5. LRS ConsultantPlus.
20. In the case of verification of the constitutionality of article 116.1 of the Criminal Code of the Russian Federation in connection with the complaint of citizen L.F. Sakova: decision of the Constitutional Court of the Russian Federation of 08.04.2021 № 11-P // Assembly of Legislation of the Russian Federation. 2021. № 16.
