CC BY
43
Г. В. Вакку
ПРАЖУРНАЛИСТСКИЕ ЯВЛЕНИЯ В ЧУВАШСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Основные функции языка с их частными составляющими — коммуникативная (включающая фатическую, конативную, волюнтативную функции и функцию хранения и передачи национального самосознания, традиций культуры и истории народа), когнитивная (совмещающая функции орудия познания и овладения общественно-историческим опытом и знаниями, аксеологическую, денотации, референции, предикации), эмоциональная (предполагающая наличие таких подфункций, как модальная и поэтическая)1 — в сочетании с национальными, социальными, историческими, психологическими факторами обосновывают систему пражурналистских явлений в чувашском обществе. Система эта включает в себя элементарные средства распространения информации и обнаруживается следующими формами: 1) памятниками древне- и старочувашской письменности; 2) передачей информации через посредника; 3) общением в сфере товарно-рыночных отношений;
4) произведениями словесного фольклора; 5) коммуникацией на национальных и православных праздниках; 6) принятием решений на сельских сходах и утреннем выгоне скота; 7) элементами национального костюма и некоторыми др.
Настоящая система пражурналистских явлений полностью удовлетворяла требованиям чувашского общества на протяжении многих веков — вплоть до конца XIX столетия, — и некоторые ее составляющие до сих пор находят активное выражение.
1) Памятники древне- и старочувашской письменности — первый опыт фиксации чувашского слова на материальных носителях. Редкие булгаро-чувашские2 тексты средних веков в рунах и арабской графике3, начальные чувашские вкрапления в иноязычные тексты и книги XVШ-XIX вв.4 более других факторов предопределили становление чувашской журналистики. В них постепенно вырабатывались приемы книжного употребления чувашского языка.
Признаки журналистики — регулярное переиздание книг, метатекстовая и содержательная взаимосвязь изданий (серийность), замкнутость авторского круга, периодичный выпуск некоторых названий, журнальный вид многих документов, публицистическая направленность произведений — эксплицитно присутствуют в чувашской письменной культуре XIX — начала XX вв. Так, переиздание чувашских книг, главным образом, богослужебных, было направлено на удовлетворение читательских запросов и непременно сопровождалось совершенствованием их речевых качеств. При этом языковой фактор оказывался доминирующим.
Содержательная преемственность чувашской книги рубежа XIX-XX вв. обнаруживается в структуре, сочетающей литературу богослужебную, публицистическую, научную, учебную, художественную и деловую. Взаимосвязь уже другого уровня, метатекстовая, прослеживается в ссылках на предыдущие издания и объявлениях, сопровождающих новинки, о продаже ранее произведенных книг.
Следующий признак зарождающейся чувашской журналистики — замкнутый круг авторов — констатируется как вынужденный. Национальная интеллигенция только
© Г. В. Вакку, 2008
складывалась5, и людей, способных заниматься в широком смысле писательской деятельностью, насчитывалось совсем немного.
Факт, который еще предстоит осознать чувашскому журналистиковедению: первое чувашское периодическое издание родилось на основе календаря «Солдалык кнеге» (Календарь года) Н. И. Золотницкого, впервые выпущенного в 1866 г. и ставшего периодическим через исправленное и дополненное переиздание 1873 г.6 В последующие годы календарь становится регулярным изданием с постоянно обновляемым содержанием. Календари на чувашском языке под тем же названием издавались в 1903, 1904, 1906, 1907, 1910, 1911 и 1914 гг. Объем первого чувашского календаря — 32 страницы, объем последующих варьировался от 40 до 74 стариниц. Тиражи не указаны. После Великой Октябрьской революции, в 1921 и 1923 гг., издавались календари-ежемесячники. Начиная с 1923 г.. календари на чувашском языке выходили под названием «Чаваш календаре» и «Чавашла календарь» (Чувашский календарь).
Физические параметры чувашской книги XIX — начала XX вв. обнаруживают немало параллелей с журналистикой продукцией. Журнальный вид многих книг, незначительных по объему, издававшихся на бумаге низкого качества и в мягкой обложке, безусловно, диктуется уровнем развития местной полиграфии, но в значительной степени и утилитарным назначением литературы научно-популярного, учебного, публицистического и даже художественного содержания7.
Сами исторические события в России подготавливали основы зарождения журналистики. С возникновением революционной ситуации в начале XX столетия растет публицистичность тематики чувашских изданий. В конечном итоге более 11 % изданий того времени квалифицируются как публицистические. Настоящий показатель уступает лишь количеству богослужебных книг и опережает художественный, учебный, научный пласты чувашской книги8.
2) Передача вокативной, констатирующей, этикетной информации через посыльного или посредника. Посредником могли явиться родственники или знакомые, давние, возможно, случайные. Такая информация выступала, например, в формах просьбы передать привет, довести устное приглашение на какое-либо семейное торжество или в ниме «помочь», сообщить о важном событии — рождении ребенка, свадьбе, смерти и т. п.
Накануне торжества представители семьи обходили родственников и односельчан с приглашением в гости. Данный элемент коммуникации нашел выразительное отражение в поэме классика чувашской литературы К. В. Иванова (1890-1915) «Нарспи», в главе «Вечер перед симеком», в которой мать главной героини обходит село: «Этот старый Мигедер наш / В гости сверстников зовет: / То жена его деревней / С пивом свадебным идет. / Входит к сверстникам старушка / И, открыв чирес9 пивной, / Всех на свадьбу приглашая, / Наливает по одной: /—Други, сверстники, родные! / Не увижите ли нас? / Выдаем мы дочку замуж, / Не придете ль в Туригас?10 / «Благодарствуем, родная! / Только в добром здравье быть, / Не откажемся, придем мы / Вашу радость разделить». / Меркнет день. Чирес старушки / Всех в деревне обошел...11
В чувашской среде любая просьба подлежала обязательному сообщению адресату. И здесь до сих пор бытует примета, что салам — «привет»12, — не переданный тому, кому надлежит, приносит неудачу посреднику13. Чувашеведы замечают, что среди чувашей салам было принято именно передавать. Современная практика приветствия словом салам интерферентна по сути, то есть образована под влиянием русского этикета.
3) Общение в сфере товарно-рыночных отношений предполагало распространение информации не только рыночного плана на многочисленных сельских, волостных, уездных базарах и ярмарках, но и обмен новостями и мнениями. Здесь же осуществлялось промежуточное общение дальних родственников и знакомых. Ко всему прочему базар, чаще всего собиравшийся раз в неделю, представлял собою публичное место, где можно было и себя показать, и на людей посмотреть. С тех самых времен в крупных чувашских селениях сохранились улицы с неофициальными старинными названиями Пасар урамё — «Базарная улица».
Ярмарки как редкие и многодневные торжища обретали особый коммуникативный смысл в чувашской среде и чаще всего приравнивались к праздничным мероприятиям (ср.: «Ярмарки становились не только торговыми, но и культурно-просветительскими центрами города или села. На них действовали карусели, аттракционы, концерты, проводились народные гуляния»14). Ярмаркам подчинялось производство товаров, на них планировался и осуществлялся торжественный выход на люди, к ним приурочивались семейные торжества. Возможно, такое отношение к ярмаркам продиктовано тем, что в жизни чувашского сельчанина само посещение любого города — и, особенно, ярмарочного — совершенно справедливо становилось целым событием.
Ярмарочные центры Чувашии — города Цивильск и Ядрин. Кроме того, «Чувашия имела тесные торговые связи с Арской, Макарьевской и Нижегородской ярмарками»15.
4) Произведения словесного фольклора с их выстроенной композицией и устойчивым словесным оформлением обосновали практику использования языка уже в печатной форме, облегчили освоение жанрового разнообразия русской публицистики. Эпические тексты — сказки, мифы, легенды и, особенно, бытовые рассказы, востребованные главным образом в ходе выполнения пассивных работ, например, в выртма — «ночнуй» — и на вечернем массовом пастбище, — служили одним из образцов языкового употребления и нередко сами становились материалом публикации в русских изданиях XIX в., в том числе, и периодических (см. тексты А. А. Фукс, В. А. Сбоева, С. М. Михайлова и др.)16.
Исследователи русской теле- и радиожурналистики в предыстории электронных СМИ, ссылаются на эпизоды в народных сказках, в которых персонаж слышит и видит происходящее в настоящее время на расстоянии17. В чувашских сказках такие аналогии не прослеживаются. Средством массовой информации в них служат прямые сообщения информантов (царя — его подданным, матери — сыновьям) или распространение объявлений через реальных или предполагаемых глашатаев.
5) Общение первоначально на национальных праздниках и затем на праздниках православной церкви наделялось множеством коммуникативно нацеленных мероприятий — обменом социально и индивидуально значимой информацией в рамках существующих сценариев. В разряд национальных входят такие макросоциальные действа, как акатуй — «весенний праздник сева», пуха — «праздничный сход», вайа — «игрище», чук — «жертвоприношение», и микросоциальные — £имёк — «семик, троица», ё£кё — «пиршество», улах и ларма — «посиделки», туй — «свадьба» и др.
Церковные службы также сопровождались обменом социально актуальной и бытовой информацией через пастырские сообщения, межличностную коммуникацию прихожан. Увещевания в яковлевский подпериод развития чувашской культуры (1871-1917) оформились в многочисленные издания, пользовавшиеся популярностью в читательской среде. Таковы, например, книги, выпущенные на чувашском языке, но под русскими
названиями: «Поучения к прихожанам священника Симбирской губернии и уезда села Средних Тимерсян Луки Нечаева» (Симбирск, 1880), «Поучения против чувашского языческого общественного жертвенного моления» (Казань, 1891), «Береженого Бог бережет: наставления для сельских жителей, как уберечься от заболевания холерою» (Казань, 1892), «Вино — яд» (Казань, 1898)18 и др.
6) Принятие решений по наиболее сложным вопросам на специальных сельских сходах и решение незначительных неотложных проблем на утреннем выгоне скота — традиционная форма управления деятельностью чувашской общины. Вопросы, касающиеся всего населения и даже частной жизни, подвергались обсуждению в летнее время на утреннем выгоне скота, где каждый представитель отдельного хозяйства мог высказать свое суждение, а община могла принять общее решение. Решение более сложных вопросов (например, перераспределение земель или осуществления лесозаготовок), а также общение администрации с чувашским населением происходили на сходах на сельских площадях или в сторожках. Таким образом до населения доводилась информация о наборе рекрутов, строительстве церквей, налоговых сборах, осуществлялись публичные репрессивные акты. С некоторыми изменениями описанная практика принятия решений существует по настоящее время.
Типичная ситуация, описывающая общение администрации с чувашским населением, нашла отражение художественными средствами в повести С. Эльгера (1894 — 1966) «Хен-хур айенче» («Под гнетом»)19: «Время от времени в бедных деревнях / Появлялись люди из конторы. / В тройках с колокольчиками / Разъезжали они. / Приехав в деревню, перед сторожкой / Собирали все село. / Как только начинался сход — кто-то из них — / То ли бурмистр, то ли дьяк — зло выкрикивал: // — Быстрее подати! Подати!.. / Давили бедный народ; / Должников стягивали на землю / И секли розгами»20.
Площади для сходов в чувашских селениях имели колокол. В экстренных случаях сельчане собирались на сход именно под его звон.
7) Элементы национальной вышивки и костюма, особенно, женского, кроме защитной, эстетической и магической функций, несли в себе также мощную информативную нагрузку. Костюм позволял не только определить национальность, этнографическую группу, пол, социальное положение, но вместе с тем свидетельствовал о возрасте, семейном положении, количестве детей и т. п. Например, чувашкам не следовало ходить с распущенными волосами. Их непременно убирали под головной убор — сурбан или платок в обычной жизни и тухья или хушпу в праздники. Притом под девичьим тухья и женским хушпу предполагалось ношение сурбанов, должных прикрыть волосы. Волосы — суть, связанная с плодовитостью женщины. Их обнажение могло навлечь болезни и страдания самой женщине и ее потомкам. Кроме того, в этой традиции видится параллель с ношением паранджи и хеджаба у мусульманских женщин. Правило носить головные уборы становилась необязательным к концу жизни: дети выросли, уже имеются внуки.
Информативная функция материальных элементов народного художественного творчества оставалась востребованной до середины XIX в. и начала разрушаться под влиянием капиталистических отношений21.
Пражурналистские явления в сочетании с традициями европейских, российских, средств массовой информации обосновали чувашскую журналистику. Интерферент-ное влияние мирового опыта в области СМИ непременно предполагало его наложение на национальные особенности существования и распространения информации. В результате сложилась журналистика, отличающаяся неповторимыми этническими качествами и признанная чувашским социумом.
1 Слюсарева Н. А. Функции языка // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 564.
2 Первое упоминание о чувашах относятся к русским летописям 1508 г. Посему то, что относится ко времени до XVI в., корректней называть булгарским (не путать с болгарским, южнославянским) или булгаро-чувашским. В частности, венгерское чувашеведение лексические заимствования, сходные с современным чувашским, квалифицирует как тюркские заимствования булгаро-чувашского типа (Дмитриева Ю. Hungaro-Tschuwaschica: аннотированный библиографический указатель исследований венгерских ученых XIX-XX вв. Чебоксары, 2001).
3 Фейзханов Х. Три надгробных надписи // Известия Императорского Русского археологического общества. СПб., 1863. Т. 4. С. 395-404; Ашмарин Н. И. Болгары и чуваши. Казань, 1902; Трофимов А. А. Древнечувашская руническая письменность. Чебоксары, 1993.
4 Чувашская книга до 1917 года: Ретросп. библиограф. указ. лит-ры: 2-е изд., испр. и доп. Чебоксары, 2001.
5 Герасимова Н. И. Истоки формирования чувашской интеллигенции (культурологический аспект // И. Я. Яковлев и проблемы яковлевоведения. Чебоксары, 2001.
6 Первое издание «Солдалык кнеге» Н. И. Золотницкого, с точки зрения современных стандартов, — брошюра: она содержит 39 страниц. Однако второе издание 1873 г. с его объемом в 94 страницы уже можно определить в качестве настоящей книги (см. определения по: Издания. Основные виды. Термины и определения: ГОСТ 7.60-90). К тому же названные издания в указателе чувашской книги дооктябрьского периода, созданного Государственным архивом печати (Книжной палатой) Чувашской Республики, значатся как самостоятельные документы. Для ср.: аналогичных ссылок на газету «Хыпар» (1906-1907) в данном указателе нет (см.: Чувашская книга до 1917 года: Ретросп. библиограф. указ. лит-ры: 2-е изд., испр. и доп. Чебоксары, 2001).
7 Фомин Э. В. Научный стиль чувашского языка конца XIX - начала XX веков. Чебоксары, 2007.
8 Подсчеты проводились по: Чувашская книга до 1917 года: Ретросп. библиограф. указ. лит-ры: 2-е изд., испр. и доп. Чебоксары, 2001.
9 Чирес (чуваш. черес) — деревянное ведро.
10 Туригас (чуваш. Турикас) — традиционное название верхней улицы в чувашском селе.
11 Перевод П. П. Хузангая (1907-1970).
12 Чувашское «салам» имеет лишь частичное функциональное соответствие русскому «привет». Этимологически салам восходит к арабскому salam «мир, покой, безопасность; привет, приветствие; поклон» (ФедотовМ. Р. Этимологический словарь чувашского языка: в 2-х т. Чебоксары, 1996. Т. 2. С. 8).
13 Салама ^итемреллех, унсаран хавнах йывар пулать.
14Димитриев В. Д. Ярмарки // Краткая чувашская энциклопедия. Чебоксары, 2001. С. 520.
15 Димитриев В. Д. Ярмарки // Краткая чувашская энциклопедия. Чебоксары, 2001. С. 520.
16 Фукс А. А. Поездка из Казани в Чебоксары: [письма]. Казань, 1834; Сбоев В. А. Заметки о чувашах // Казанские губернские ведомости. 1848. N° 31-32; 1849. №№ 10, 12, 16, 21, 27, 29, 30, 37, 42, 43, 45, 50, 52; 1850. №»№ 44, 45, 49; Михайлов С. М. (1821-1861). Предания чуваш / Пер. с чуваш. С. Михайлова. Казань, 1852.
17 Телевизионная журналистика: Учебник / Под ред. А. Я. Юровского: 4-е изд. М., 2002. С. 51.
18 Поучения к прихожанам священника Симбирской губернии и уезда села Средних Тимерсян Луки Нечаева. Симбирск, 1880; Поучения против чувашского языческого общественного жертвенного моления. Казань, 1891; Береженого Бог бережет: наставления для сельских жителей, как уберечься от заболевания холерою (Сыхланакана тура сыхлать : холерапа (^ын мурепе) чирлесрен епле сыхланасси ^инен укетлесе ^ырни). Казань, 1892; Вино - яд (Эрех ^ынна петерекен вилем). Казань, 1898.
19 Автор определяет жанр произведения как «саваласа ^ырна повесть» — повесть в стихах. См. титульный лист книги «Хен-хур айенче» (Чебоксары, 1993).
20 Ырхан ялсене вахат-вахатпа / Тустарна ^итсе кантур таврашсем. / Шанкаравла лавпа, ви^шер лашапа / Ян-ян! янтартса мурене весем. / Яла пырсанах, хурал пурт умне / Мен пур халаха пухтарна хуса. / Пуху пухсанах — пел унта камне - / Пурмис е тиек кашкарна урса: // — Часрах куланай! Куланай!.. — тесе, / Чухан халаха павна сывлайми; / Парамлисене ^ёре укерсе / Хунав хулапа кастарна манми. (Пер. текста С. Эльгера — Г. В. Вакку).
21 Трофимов А. А. Антропоморфизация модели мира и народный женский костюм чувашей // Искусство. Чебоксары, 2005. С. 352.
