CC BY
72
намерением передать похищенное лицо для дальнейшей эксплуатации.
Поэтому полагаем, что указанное предложение вряд ли может быть принято. Вызывает сомнение и способ совершенствования, по мнению И.А. Адмираловой, норм, регулирующих уголовную ответственность за похищение человека и за торговлю людьми.
Считая, что указанные деяния различаются лишь по субъективной стороне, да и то в части целей, которые преследует преступник: «в первом случае это банальное извлечение выгоды (в основном материальной), во втором - это эксплуатация человека, т.е. присвоение результатов чужого труда)» [2], И.А. Адмиралова фактически призывает к отказу от ст. 1271 УК РФ. При этом ст. 126 УК РФ указанный автор предлагает дополнить новым квалифицирующим признаком -«в целях купли-продажи, вербовки, перевозки, передачи, укрывательства или получения для последующей эксплуатации».
Полагаем, что вряд ли такое изменение целесообразно. Допустим, что похищение в целях купли-продажи, вербовки, перевозки и т.п. станет квалифицирующим признаком похищения человека. Однако как таковые действия, связанные с торговлей людьми, но не предусматривающие похищение, например, если жертва самостоятель-
но прибыла на место совершения в отношении нее сделки, могут оказаться за пределами правового воздействия.
Итак, резюмируя вышеизложенное, отметим, что декриминализация самой по себе торговли людьми, пусть и путем расширения квалифицирующих признаков похищения человека, не только преждевременна, но и диссонирует прогрессивным тенденциям, направленным на борьбу с посягательствами на свободу, честь и достоинство личности, принятым и реализуемым большинством цивилизованных государств.
Литература
1. Шруб М.П. Теоретические и прикладные аспекты расследования преступлений в сфере торговли людьми с целью сексуальной эксплуатации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Мн., 2006.
2. Адмиралова И.А. Проблемы совершенствования уголовно-правового регулирования похищения человека и торговли людьми // Административное и муниципальное право. 2008. № 7.
3. Анфиногенова И.А. Проблемы расследования и предупреждения похищений людей, совершаемых из корыстных побуждений: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1996.
A.A. Петренко
ПРАВОВЫЕ ИДЕИ КЛАССИЧЕСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА В КОНТЕКСТЕ ДИСКУССИИ О СООТНОШЕНИИ ПРАВ ПЕРВОГО И ВТОРОГО ПОКОЛЕНИЙ
Автор анализирует дискуссию о соотношении прав первого и второго поколений, в ходе которой выдвинута идея минимального государства, свободного от функций обеспечения социальных прав (прав второго поколения). Показано, что таким путем реанимируются правовые идеи классического либерализма XVIII-XIX вв. - доктрина невмешательства в экономику и модель государства - «ночного сторожа». Эти идеи сданы в архивы истории в первой половине XXв., вытеснены практикой перехода западных стран к современному социально-правовому государству.
Ключевые слова: права первого и второго поколений, правовое и социальное государство, идеал минимального государства, либертарно-юридическая школа права, либертарианство.
В рамках настоящей статьи рассмотрены некоторые фрагменты по вопросам теории или, как часто пишут, философии прав человека в связи с ключевой ролью либерализма в становлении и развитии этого института. О либерализме существует труднообозримая литература. Автор при-
держивается той точки зрения, что главное не в том, как и у кого возникли в сознании характерные для либерализма идеи. Имеется в виду индивидуалистически трактуемая свобода, отождествление свободы с частной собственностью, равенства - с формальным равенством перед
законом, а также идея о сведении прав человека к автономии человеческой личности, а основной функции положительного права - к защите деловой инициативы, экономической свободы (невмешательство государства в экономику) и свободы в духовной сфере. Либерализм обычно исследуется с этой стороны. В тени при таком подходе остается более важный, практически значимый вопрос: каким образом либерально-правовая идеология оформляется в реально действующую государственно-правовую систему? При такой постановке абстрактное содержание либерально-правовых идей должно быть трансформировано в теорию правового государства. Более того, не будет преувеличением сказать, что претворение «философии свободы» в действительность есть грандиозный исторический процесс рождения и эволюции либерально-капиталистической цивилизации.
В 90-е гг. XX в. на путь либерально-капиталистического развития стала и наша страна. В российской Конституции 1993 г. заложен императив формирования правового и социального государства. Безусловное требование ориентироваться в практической политике на идеал совмещения этих задач государственного строительства предполагает овладение искусством компромисса межд у реализацией прав первого и второго поколений. Частная собственность, свобода договора, экономическая свобода, другие права первого поколения называются «негативными» правами - «от» государства. Права второго поколения - экономические, социальные, культурные (в последующем они будут обозначаться нами понятием «социальные права»), напротив, предполагают вмешательство государственной власти в экономические отношения и социальную жизнь. Для обеспечения социальных прав необходимо проводить социальную политику, направленную на перераспределение доходов и известное ограничение права частной собственности средствами публичного права. Антиномичность прав «негативной» свободы и социальных прав создает немалые трудности как в практическом, так и в теоретическом плане.
В постсоветской теории государства и права юридическая природа социальных прав (прав второго поколения) до сих пор остается спорной. Одни авторы исходят из того, что притязания на получение от государства материальных благ не могут быть поставлены в один ряд с правами первого поколения. Последние способны ставить пределы проявлениям власти и в этом смысле представляют собой полную противоположность
социальным правам. Наиболее последовательно такое противопоставление отстаивается некоторыми представителями либертарной («либертар-но-юридической») теории права. Но практика и преобладающие воззрения по этому вопросу исходят из противоположной позиции: права первого и второго поколений необходимо рассматривать в неделимой совокупности, на них должно быть распространено единообразие механизмов реализации и защиты.
Никогда ранее не практиковавшаяся в России модель отношений человека и власти - обязанность власти служить гарантом отмеренной правом свободы человека (ст. 2 Конституции РФ) -имеет в виду права и свободы первого и второго поколений в их неделимой совокупности. Но в ходе поиска путей минимизации роли государства, преодоления традиции властного подавления личности выработаны теоретические представления, противоречащие данным положениям. При определении в рамках либертарной школы права критериев правового вектора постсоветского государственного строительства, правового характера всей политики и законотворческой деятельности допускается механическое заимствование положений из арсенала либеральной классики эпохи буржуазных революций. Право частной собственности, экономическая свобода, свобода договора представляются абсолютными, не подлежащими ограничению ни при каких обстоятельствах. Некоторые сторонники либертарно-юриди-ческого правопонимания - концепции, целенаправленно разрабатывающей идею господства правового закона, - под понятие неправовых законов подводят значительную часть социального законодательства. В итоге, оптимальной для России представляется модель одномерного, минимального государства, свободного от функций перераспределения доходов. Таким образом реанимируется классический образ либерального правового государства, альтернативный конституционному проекту формирования в России одновременно и правового, и социального государства.
Минимальное государство, государство -«ночной сторож» и неотделимая от него доктрина невмешательства в экономику («laissez faire») -суть центральные идеи классического либерализма XVIII-XIX вв. Свою задачу мы видим в том, чтобы, отправляясь от аргументации, реанимирующей идеал минимального государства, попытаться обозначить: 1) главные характеристики этой модели; 2) ее кризис и переход стран Запада к современной социально-правовой государствен-
ности; 3) обстоятельства возрождения классической модели в 70-е гг. XX в. усилиями либертарианства и идейную зависимость от либертарианства отечественных правоведов, которые выступают оппонентами наших скромных практических начинаний в сфере социальной политики.
Реанимация классической модели правового государства как идеала, осуществлением которого должны завершиться начатые в 1990-е гг. процессы обновления государственного строя и перевода экономики страны на путь рыночно-ка-питалистического развития, производится под разными предлогами. В первую очередь, под тем предлогом, что по уровню экономического развития Россия не готова к переходу к социально-правовому государству. К примеру, один из представителей либертарной школы права В.А. Четвер-нин считает, что проблематика теории социального государства не имеет прямого отношения к правовому государству. С его точки зрения, правовым может быть только государство, не обремененное социально-экономическими функциями. Именно таким представляется «либеральное минимальное государство, или государство -"ночной сторож"» [ 1, с. 118].
Современное социальное правовое государство, по мнению В.А. Четвернина, сформировалось на Западе как исторически новый тип государственности. Он возникает только на высшей ступени промышленного и экономического прогресса. Данная ступень называется постиндустриальной. «Постиндустриальное общество объективно способно обеспечить всеобщий высокий уровень потребления при сохранении относительно высокой прибыли собственников средств производства. В таком обществе социальное регулирование по принципу права, без перераспределения национального дохода в пользу социально слабых, становится нецелесообразным с точки зрения экономического развития» [2, с. 1022].
Россия находится среди отстающих от среднеразвитых капиталистических стран. Следовательно, в современном российском обществе в высшей степени целесообразно регулирование именно «по принципу права, без перераспределения национального дохода». Невмешательство государства в экономику сохранит высокие прибыли для собственников средств производства, обеспечит стремительное накопление богатства.
Сходными, но более завуалированными путями образ государства - «ночного сторожа», за которым всегда маячат заросшие тропы первоначального накопления капитала, реанимируется
и другими авторами - С.С. Алексеевым, Л.С. Мамутом, Н.В. Варламовой и др. Используется следующая аргументация. В силу специфики социальных прав их нельзя считать неотъемлемыми, прирожденными; «декларативное» уравнивание социальных прав с правами первого поколения не может служить достаточным основанием для признания их юридически значимыми притязаниями к государству, подкрепленными авторитетом правосудия [3, с. 621-622]. Социальные права обескровливают права первого поколения, причем в весьма конкретном отношении: их реализация путем «перераспределения национального дохода в пользу социально слабых» противоречит сокровенной сути права - духу уравнивающей справедливости «предоставлений и получений».
Предпримем попытку описать в самых общих чертах столь притягательную для некоторых российских правоведов классическую модель либерального правового государства.
1. Ранний либерализм континентальной Европы вызревал в составе просвещенческой идеологии. В политико-правовой сфере он оставил свой след в декретированной Учредительным собранием Франции Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В ней к числу прирожденных и неотчуждаемых прав индивида отнесены гражданские права на свободу от воздействия власти и политические права на участие во власти. На эту точку зрения и стала классическая либерально-правовая доктрина. В трактовке прав первого поколения она сместила акцент на требования неприкосновенности частной собственности, свободы договора, свободы конкуренции в экономических отношениях и, наконец, полной свободы в духовной сфере [4, с. 399].
Отсюда выводился главный принцип либеральной доктрины правового государства: невмешательство государственной власти в экономическую и духовную жизнь населения.
Для классического либерализма государство приемлемо лишь как «минимальное государство». Эта его черта - минимальность - вытекает из доктрины невмешательства в экономику и из недопустимости каких-либо попыток регулировать духовную жизнь граждан, воспитывать их, руководить их выбором между добром и злом.
Доктрину невмешательства в экономику обычно связывают с воззрениями английского экономиста А. Смита: регулирующее воздействие государства необходимо свести к минимуму, чтобы не деформировать свободную рыночную конкуренцию. Образным выражением этой по-
зиции стала метафора государства - «ночного сторожа».
Государство - «ночной сторож» как бы нанято для охраны частнособственнических, рыночных отношений. Оно может вмешиваться в них только в тех случаях, когда требуется защита от неправомерных посягательств на собственность, пресечение насилия и нечестности, обмана и недобросовестности в экономической и социальной сфере. В этих строгих пределах с помощью организованной силы государства обеспечивается право свободы во внешних отношениях между людьми. Назначением государства «является лишь защита и обеспечение жизни, собственности и произвола каждого, поскольку они не наносят ущерба жизни, собственности и произволу других...» [5, с. 301]. Подразумевается защита именно внешней свободы, то есть существования одного индивида для других индивидов в принадлежащих ему вещах, предметах его собственности, телесной неприкосновенности.
Но это - одна из сторон свободы. Другая ее сторона - свобода внутренняя, стихия духовности человека. Для раннебуржуазного общества важно было освободить духовную жизнь от религиозных оков. В процессе становления светского правового государства «нравственное в собственном смысле» (Гегель) совершенно устраняется из предметов его ведения. Заодно из его ведения было устранено и милосердие, нравственно мотивированное попечение о «социально слабых».
Один из родоначальников классической доктрины либерального правового государства И. Кант писал, что правление, основанное на принципе «полицейского государства» - благоволения народу, как благоволения отца (монарха) своим детям, иначе говоря, правление отеческое - есть величайший деспотизм, какой только можно себе представить [6, с. 152].
Есть еще один момент, важный для понимания либеральной доктрины правового государства. Он касается вопроса о демократии.
Демократия - это порядок правления, основанный на «законе числа», подчинении меньшинства воле большинства. Но такой порядок легко может вылиться в тиранию большинства, привести к ущемлению, ограничению свободы индивида, интересов меньшинства. Поэтому демократия должна быть либеральной, то есть исключающей посягательство законодательствующей воли парламентского большинства на основные свободы индивида. С этой целью в организацию вла-
ствования должны быть встроены механизмы, контролирующие правовое качество законотворческих актов. Законодательная власть в системе либеральной демократии отнюдь не «самодержавна». Она поставлена в отношения сдержек и противовесов с исполнительной и судебной властью. Принятие и введение в действие законов контрбалансируется судебным конституционным контролем, уравновешивается полномочием судебной власти защищать права и свободы в порядке рассмотрения дел о проверке конституционности законов по жалобе конкретной личности.
Данный механизм является чертой государственного строя, объединяющей классическую модель правового государства с социально-правовым государством, наряду с такими признаками, как парламентаризм, разделение властей, конституционное правосудие (в континентально-ев-ропейских странах), непосредственное действие конституционных прав и свобод, другими элементами конституционного строя.
И, наконец, последний по счету, но не по важности элемент рассматриваемой доктрины. Он относится к закону как инструменту государственного управления. Управлять с помощью закона можно только поведением индивидов в сфере внешних отношений, в которых «Я», личность существует для других людей в принадлежащих ей вещах или действиях, непосредственно задевающих интересы других членов общества. Внутренний мир - убеждения, мысли и чувства людей, совесть - не может быть предметом законодательного регулирования. Для законодательных нормоусгановлений человек существует только в своих поступках. Никто не может нести наказание за мысли как таковые. Данный принцип был известен уже римским юристам. С помощью силы принудить человека иметь внутреннее, т.е. изнутри идущее, расположение к добру или внутреннюю восприимчивость к истине невозможно в принципе. «Всякие принудительные меры в духовных делах ради предполагаемых интересов истины и добродетели суть не что иное, как употребление злых средств для ложной цели - злоупотребление по преимуществу» [7, с. 526].
2. Роль государства - «ночного сторожа» становится недостаточной в условиях первых десятилетий XX в., когда возникают такие могущественные силы, как организации предпринимателей, возглавляемые «королями» нефтяной, стальной, угольной и др. видов промышленности, такие средоточия финансовой мощи, как банки с миллиардными оборотами, и такие организованные ар-
мии пролетариата, как тредюнионы, могущие всеобщей забастовкой парализовать всю экономическую жизнь страны. Появляется неизвестная ран-небуржуазному периоду функция обеспечения социального мира, нейтрализации потенциально разрушительных конфликтов, уравновешивания асимметричного соотношения власти между трудом и капиталом, сглаживания классового антагонизма. Решение этих задач делает государство органом общественного служения, оправдывает его определение в качестве государства социально-правового, влечет целый переворот в правовых понятиях. В новых конституциях европейских и некоторых других стран появились положения о социальном партнерстве, социальной справедливости, социально ориентированной экономике, о роли труда, об особой заботе о трудящихся и обездоленных слоях населения, о том, что частная собственность должна служить интересам общества. Принято обширное социальное законодательство: об ограничении рабочего дня, отпусках и выходных днях, о минимуме заработной платы, прожиточном минимуме, пенсиях, об образовании, здравоохранении и т.д. Такого капитализм XIX - начала XX вв. даже не предполагал [8, с. 54].
3. В последние десятилетия XX в. первичная форма социально-правового государства, известная как государство благосостояния (welfare state), вступает в затяжную фазу кризиса. Возникла потребность в обновленной конфигурации соотношения прав первого и второго поколений. Появилась радикальная версия либерализма, названная либертарианством, с его сценариями будущего, в котором все общественное и публично-правовое, связанное с общественным служением государства, вытесняется частным элементом - на том основании, что частная собственность и экономическая свобода обеспечивают наивысшую эффективность. К примеру, современный американский либертарианец Д. Боуз категорически отвергает идею социального государства. Ссыпаясь на печальный опыт «системного антикапитализма» в бывшем СССР, он пишет, вслед за Ф. Хайеком, лидером либертарианского течения мысли, что социальное государство есть дорога в рабство [9, с. 3, 5-11].
В России эта отвергнутая прагматичным За-
падом консервативная утопия, возродившая идеи невмешательства в экономику и образ минимального государства, воспринята частью ученых всерьез. В более смягченных формах, учитывающих специфику переходного от государственного социализма к капитализму периода, она встроена в проектное, стратегическое видение постсоветского государственно-правового развития страны. Социальное государство не отвергается, найден обходной прием, опирающийся на положения о различении права и закона. Социальное государство - это «институционально оформленный произвол», воплощенный в полномочии законодательной власти вводить привилегии для более слабых и менее защищенных; таким способом, считают сторонники отечественной либертарной теории права, легализуется посягательство на свободу пользования собственностью «наиболее абсолютным образом».
Нетрудно заметить, что теоретические построения, дискриминирующие социальные права во имя свободы от государства, находятся в идейной зависимости от либертарианства, квалифицируемого на Западе анархо-капитализмом.
Литература
1. Четвернин В.А. Понятия права и государства. Введение в курс права и государства. М., 1997.
2. Четвернин В.А. Социальное государство // Юридическая энциклопедия / Отв. ред. Б.Н. То-порнин. М.,2001.
3. Алексеев С.С. Право. Азбука. Теория. Философия. Опыт комплексного исследования. М., 1999.
4. Тарановский Ф.В. Энциклопедия права. 3-е изд. СПб., 2001.
5. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990.
6. Кант И. Метафизика нравов // Соч. М., 1965. Т. 4.
7. Соловьев B.C. Избранные произведения. Ростов н/Д: Феникс, 1998.
8. Чиркни В.Е. Государство социального капитализма (перспектива для России?) // Государство и право. 2005. № 5.
9. Боуз Д. Либертарианство: история, принципы, политика. Челябинск, 2004.
С.А. Костишина
РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ В ПОНИМАНИИ ПРАВА
В статье рассмотрены общетеоретические, исторические и правовые аспекты генезиса социологии права. Автор анализирует цели социологических исследований в праве, а также юридическую социологию в системе дисциплин теоретического характера, показывает значение юридической социологии для решения задач в сфере законотворчества и государственного строительства.
Ключевые слова: законотворчество, комплексные научные исследования, методы познания права, правопонимание, социальные механизмы, социология права, юридическая социология.
На сегодняшний день юридическая наука включает целый ряд актуальных направлений, к которым относится как расширение сферы научных исследований, а также совершенствование методов исследований, так и появление новой научной проблематики, характерной для современного этапа государственно-правового строительства. Эффективное осуществление научных исследований неразрывно связано с взаимопроникновением и взаимообогащением различных наук в рамках комплексного подхода к решению проблем теоретического и прикладного характера.
При этом в современной научной литературе вопросы, так или иначе затрагивающие предмет социологии права, являются объектом острых научных дискуссий. Это касается особенностей возникновения данного направления в истории политико-правовой мысли, а также возможности отграничения данной отрасли юридического знания от ряда «смежных» отраслей.
В частности, отдельное место в научном дискурсе занимает проблема соотношения теории права, философии права и социологии права. Нельзя не заметить, что по вопросу о том, насколько взаимосвязаны и взаимообусловлены данные отрасли права, насколько структурно и функционально они отличаются, единого мнения в науке не существует.
Так, встречается утверждение, что социология права «вытесняет» теорию права или, в лучшем случае, они являются двумя неразрывными частями одной общей науки. Существует и утверждение, отрицающее самостоятельный характер социологии права на основании ее «интердис-циплинарности». При этом в литературе по общей теории права распространена точка зрения, в соответствии с которой в рамках единой науки
теории права существуют относительно обособившиеся группы проблем, которые могут быть обозначены как вопросы философии права, социологии права и т.д.
Другие авторы отмечают, что теория права как самостоятельная научная и учебная дисциплина имеет строго определенный предмет исследования, а также систему категорий и понятий. Таким образом, теория права и социология права - это взаимообусловленные и взаимосвязанные направления научного анализа, обладающие особой спецификой.
Отдельные дискуссии ведутся и относительно соотношения философии права и социологии права. По мнению некоторых ученых, ввид у того, что право - это социальное явление, философия права есть в то же время и социальная философия, т.е. социология права. Другие авторы видят различие между философией и социологией права в том, что первая, являясь познавательной теорией, разрабатывает проблемы теоретико-мировоззренческого подхода к познанию государства и права, а вторая создает научную картину госу-дарсгвенно-правовой реальности.
Таким образом, дискуссия о принадлежности социологии права в науке не прекращается. Ввиду того, что социология права зарождалась и развивалась в «пограничных» областях научного знания, часть авторов относит ее к отрасли социологии, другая, соответственно, к отрасли юридических наук. Вполне оправданно выглядит ситуация, когда социологи считают эту дисциплину отраслью общей социологии, юристы же и правоведы придерживаются другой точки зрения относительно дисциплинарной принадлежности данной науки.
Активному обсуждению также подвергается вопрос о соотношении терминов «социология пра-
