CC BY
46
Петренко А.А.
Опыт исторического толкования неотчуждаемости и прирожденности основных прав
В российской Конституции основные права провозглашены неотчуждаемыми и принадлежащими каждому от рождения. В части 2-й статьи 17 сказано: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения».
Декларация независимости США и французская Декларация прав человека и гражданина опирались на доктрину естественных прирожденных прав человека, выдвинутую школой рационального естественного права ХУП-ХУШ вв. Данное учение, в свою очередь, создавалось с использованием принципов римского частного права. Оно заявило о себе как об альтернативе господствовавшему на европейском континенте «вульгарному» обычному праву и надэтнической католицистской (от греч. katholikos - всеобщий, вселенский) концепции Божественного права. Юснатурализм того времени оппонировал также абсолютизму и идеям полицейского государства, весьма популярным в Германии и Франции первой половины ХУШ в.
Получается, что наша страна вступает в третье тысячелетие под знаменем, поднятым несколько веков назад в Западной Европе и США. О том далеком времени пишут как о позднем, агонизирующем феодализме и раннем Новом времени [1, с. 5]. Еще сохраняла силу сословная организация, характерная для нее множественность юридических статусов. Господствовал принцип, в соответствии с которым свободен не тот, кто ни от кого не зависит, а тот, кто находится под покровительством господина, феодала-сюзерена. Большинство населения рождалось в состоянии такой зависимости и не было вольно из него выйти.
Школа естественного права, в отличие от религиозно-католической санкции данного порядка, находила его совершенно неприемлемым. Она ставила в центр общественного строя человека -абстрактного, внеисторического индивида - с его неотъемлемыми естественными правами. Отсюда берет начало воцарение в западной юридической мысли идеи субъективного права [2, с. 59]. Понимание субъективного права при этом не укладывалось в схему правоотношений, регулируемых положительным правом. Предоставляемая правом свобода (таков смысл словосочетания «субъективное право») стала трактоваться в отрыве от дарованных монархом вольностей и вне непосредственной связи с правом объективным, т.е. различными формами существовавшего в те времена волеустановленного права - кодексом Юстиниана, каноническим правом, городским правом, феодально-поместным правом и т.д.
Исследователи западной правовой традиции отмечают, что уже юристы конца Х1-Х11 вв. стали разрабатывать терминологию субъективных прав. Вместо привычной формулы «в соответствии с объективным правом (законом в широком смысле) у "В" есть обязанность по отношению к "А"» вводилась субъективно-правовая формула «"А" обладают правом в отношении "В"» [3, с. 317].
В ХУП-ХУШ вв. терминология обладания правом переносится в конституционное право и теорию государства. Субъективно-правовое понятие «обладание правом» трансформируется в публичное правопритязание, становится ферментом политико-конституционных перемен. Притязания к самому строю властвования должны были иметь своим корнем отличную от обычного закона высшую, безусловно, авторитетную инстанцию. Предпозитивную, дозаконодательную. В качестве таковой стали выступать различные метафорические сущности: «закон природы», «природа человека», «Бог», «совесть», понимаемая как «естественный», данный Богом, закон.
Английский юрист ХУШ в. У. Блэкстоун, протестант по своим религиозным убеждениям, писал: «...естественное право... продиктованное самим Богом... имеет обязательную силу... во всех странах и во все времена (в отличие от человеческого, произвольного, изменчивого положительного права. - А.П.); никакие человеческие законы не имеют юридической силы, если они противоречат ему, а те, что имеют, всю свою силу и весь свой авторитет опосредованно или непосредственно черпают из этого источника» [3, с. 253].
Мы процитировали Уильяма Блэкстоуна, автора четырехтомных «Комментариев к законам Англии» (1765-1769). Эта работа стала учебником для университетского юридического
образования. Автор был пожалован в рыцари. «Комментарии» Блэкстоуна по количеству упоминаний в трудах американских «отцов-основателей» занимают место за Библией. На протяжении всего XIX и в начале ХХ вв. Америка «изучала свое право главным образом по Блэкстоуну» [3, с. 253].
По Блэкстоуну, в некотором смысле, приходится изучать свою Конституцию и нам. Конституция РФ 1993 г. появилась вслед за безусловной победой Запада в экономическом соревновании с СССР. Социализм проиграл «холодную войну», войну идеологий с либерально-капиталистическим миром. Победители продиктовали свои правила вхождения в мировую, глобализирующуюся под их контролем систему: приватизация национальных экономик; дерегулирование цен; открытое общество; ограничение суверенитета государства и, что само собой разумеется, опережающее формирование правового обеспечения - путем унификации и стандартизации права, сближения его с западной правовой традицией. Заметным явлением в этой связи стала американизация права [4, с. 91]. В частности, требование построить всю национальную правовую систему в соответствии с постулатом, сформулированным Блэкстоуном. Именно он был закреплен в принципе Rule of Law - правления права, правозаконности. Когда юриспруденция англоязычных стран (общее право) говорит о правлении, господстве права, она имеет в виду ситуацию соответствия официальных актов естественному праву, т.е. конституционализированным правам и свободам [5].
Истоки представлений Блэкстоуна о естественном праве следует искать в общем религиозном и моральном климате того времени. В вышеупомянутые времена в Англии и США доминировал протестантизм. Он выступал духовной санкцией формирования правового государства. В качестве основного индивидуального права протестанты выдвигали религиозную свободу. Вера должна стать частным делом, подвергнуться своего рода «приватизации». «...Если религиозное оказывается частным, то вследствие этого, и наоборот: частное религиозно освящается» [6, с. 139]. В историческом развитии каталога прав свободы - веры, совести, союзов и собраний, прессы, торговли и ремесел и т.д. - она (свобода) представлялась естественным правом, санкционированным свыше самим Богом.
Другие ветви христианства - католицизм и православие - не разделяют превознесения до небес всего частного. Культ частного - это протестантская ересь буржуазно-гуманистического истолкования христианства, приноровленного к характеру Homo economicus, человека-пользы. Служение частному разнуздывает индивидуализм, оправдывает антагонизм в отношениях между людьми. Такая трактовка противна христианским идеалам. Но, как замечает К. Шмит, без религии частного рухнуло бы все здание буржуазного общественного порядка [6, с. 139]. Правопреемником протестантизма в культивировании «священной и неприкосновенной частной собственности» и оправдании индивидуализма стал либерализм.
Какое отношение к этой схематично описанной концепции естественного права и вытекающего из нее практического постулата Rule of Law имеет российская Конституция 1993 года?
В тексте действующего Основного закона России понятие «естественное право» не упоминается. Но вытекающие из этого понятия термины: неотчуждаемые и принадлежащие каждому от рождения права - используются. Возникает вопрос: что дает российскому конституционному праву и теоретико-правовым представлениям о формировании правового и социального государства это демонстративное заявление о приверженности традиции, от которой Россия в культурном отношении так же далека, как она далека от Англии и США географически? Есть ли у заимствованного заморского «номинала» хоть какое-то «золотое обеспечение» в духовном потенциале нашей нации, если каждому здравомыслящему россиянину известно: «священная и неприкосновенная частная собственность» получена у нас в ходе «прихватизации», перечеркнувшей остатки всякой веры в справедливость?
Попытаемся изложить наш ответ на поставленные вопросы.
Заимствования естественно-правового характера имеют для Конституции РФ, конституционной доктрины основных прав и теории государства и права переходного периода сущностное значение. Это - обязательство перед победителями, мировым сообществом и собственными нуворишами, «новыми русскими». Его юридический смысл: защита собственности будет обеспечена в русле, аналогичном Rule of Law. Юридическую силу будут иметь только те законы,
которые не покушаются на неотчуждаемые и прирожденные права. При помощи терминов естественно-правового происхождения в текст Конституции введена матрица для правового регулирования, «отливки» законов. По соответствию или несоответствию неотчуждаемым и прирожденным правам можно судить о конституционности или неконституционности законов. Господствовать должен правовой закон. Верховенство закона должно включать в себя прямое действие Конституции, конституционную законность. На страже конституционной законности должно стоять конституционное правосудие. Внутренняя и внешняя политика государства, управление общими делами посредством законодательной, исполнительной и судебной власти обязаны соблюдать и защищать права и свободы человека. Таков «веер» последствий. Его исходная точка - требования господства права, правозаконности, завещанные англо-американским принципом Rule of Law.
Об этой установке постсоветского конституционализма академик В.С. Нерсесянц пишет как об естественно-правовом варианте соотношения и различения права и закона [7, с. 791]. Историческое толкование стилизации под естественное право осложняется тем, что в понятие неотчуждаемых и прирожденных прав включены права второго поколения, социальные права. Продолжая рассуждать в духе американского конституционного права, следует заключить, что отечественная доктрина основных прав есть своеобразный синтез прав первого поколения и достижений западных стран в конституционной легитимации социальных прав. Начало было положено «новым курсом» президента США Ф. Рузвельта. Превращению США в социально-правовое государство в то время был дан мощный толчок.
Эта аналогия выглядит чрезмерно абстрактной. Но из нее вытекают вполне определенные практические последствия. А именно: в постсоветской России под эгиду правозаконности необходимо поставить все основные права. Утверждения некоторых авторов (В.А. Четвернин, Л.С. Мамут и др.) о том, что социальное законодательство нельзя считать правовым, мы рассматриваем как свидетельство ориентации на одномерный приоритет - формирование минимального по своим функциям правового государства. Оно мыслится свободным от функций государства социального. Популяризация в теории государства и права переходного периода этой модели и перевод ее в практическую плоскость чреваты катастрофой. В России, как и во всем цивилизованном мире, где существует развитое социальное законодательство, оно -конституционное, правовое, «правильное». И только у идеологов западного либертарианства (Ф. Хайек, М. Фридман, Р. Нозик и др.) и ряда отечественных авторов - аномальное.
Конституция Российской Федерации возводит в норму высшей юридической силы экспансию, расширение естественно-правового основания всего конституционного строя за его (основания) первоначальные пределы, т.е. за пределы приоритетных гарантий частной собственности и суеверного поклонения всему частноправовому. Она провозглашает конституционную обязанность защиты «негативных» прав и прав «позитивных», социальных в полном соответствии с эволюцией «современного конституционализма в направлении социализации и демократизации» [8, с. 10].
В теории государства и права современного переходного периода возник непримиримый раскол между сторонниками и противниками признания социальных прав человека неотъемлемыми и в известном смысле прирожденными. Сторонники либертарно-юридической теории государства и права, ряд авторов более умеренной либерально-правовой ориентации исходят из того, что заявление об естественном и неотчуждаемом характере социальных прав, их однопорядковости с правами первого поколения, - не более чем красивая декларация [9, с. 197].
Сомневаемся в адекватности этой позиции. По мере развития крупной промышленности и роста городов миллионы людей оказываются неимущими, пролетариями. Они выпадают из категории свободных субъектов права, «дающих себе наличное бытие в вещах» [10, с. 95]. Исчезает равенство в очень важном отношении - в обеспечении внешней свободы. Для нищих, выпавших из имущественного оборота, его правовая обеспеченность не имеет ценности. Свобода в значении естественного права распоряжаться своей собственностью для них перестает существовать по той простой причине, что отсутствуют внешние предметы, чувственно осязаемый материал их свободной воли. Лишенному частной собственности человеку чтобы жить, приходится распоряжаться только тем, что у него остается: выставлять на продажу себя, свою
рабочую силу. Но будет ли она куплена, получит ли неимущий доступ к жизненным благам, будет ли он жить - зависит не столько от него, сколько от состоятельных покупателей.
Перед этими неоспоримыми фактами все прекраснодушные фразы о равенстве в естественных правах на жизнь и свободу рассыпаются, как карточный домик. «Бедные люди не свободны», -говорил Ф. Рузвельт. Их несвобода есть вид правовой дискриминации, нарушение равенства в правах на жизнь и свободу.
Такой поворот в толковании фундаментальных прав естественного происхождения - на жизнь и свободу - знаменует настоящий переворот в западном правовом мышлении. Он свидетельствует о рождении концепции естественного права с исторически изменчивым содержанием. Приходится сожалеть, но это событие осталось незамеченным или превратно истолкованным в нашем правоведении.
Естественное право на жизнь и свободу в его неклассическом, обновленном варианте, воспринятом российской Конституцией, допускает:
1) сочетание свободы от произвольного вмешательства властных структур в «горизонтальные», частноправовые отношения с установлением в этой же сфере приказных, «вертикальных» отношений повеления-подчинения ввиду того, что абсолютизация частноправового регулирования, его независимости от «интервенции» общественно значимых, публичных интересов совершенно неадекватна реальным условиям производства и обмена. Она противоречит требованиям торговать качественными, безопасными для здоровья товарами, производить товары в соответствии с заданными стандартами, техникой безопасности, экологическими нормами и т.д., поддерживать платежеспособный спрос населения, контролируя нижний предел оплаты труда, и т.п.;
2) уравнивание дохода в виде социальных пособий, пенсий, других предоставляемых государством средств существования, когда такой доход становится для определенных категорий населения единственным, с традиционным правом частной собственности. Такое уравнивание может быть достигнуто применением аналогии права;
3) включение социальных притязаний в состав всей совокупности субъективных публичных прав на недискриминационной основе: совместно с неотчуждаемыми гражданскими и политическими правами они подлежат защите всеми способами, не запрещенными законом, могут служить, с учетом их специфики, основанием для обращений в суд в связи с оспариванием решений и действий органов государственной власти, включая использование конституционной судебной защиты.
Итак, российская конституционная доктрина основных прав, провозглашающая их неотчуждаемыми и прирожденными, в краткой ее формулировке может быть определена как естественно-правовая стилизация их исторически изменившегося содержания, расширенного за счет социальных прав; использование терминов естественно-правового происхождения есть технико-юридический прием, посредством которого социальные права включаются в механизм действия правозаконности, ставятся под защиту конституционного правосудия.
Литература
1. Хеншелл Н. Миф абсолютизма: Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2003.
2. Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988.
3. Берман Г.Д. Вера и закон: примирение права и религии. М., 1999.
4. Иванец Г.И., Червонюк В.И. Глобализация, государство, право // Государство и право. 2003. № 8.
5. Верховенство права: Сборник / Пер. с англ. М., 1992.
6. Шмит К. Политическая теология: Сборник / Пер. с нем. М., 2000.
7. Нерсесянц В.С. Право // Юридическая энциклопедия. М., 2001.
8. Сафонов В.Н. Конституция США и социально-экономические права граждан. М., 2007.
9. Варламова Н.В. Три поколения прав человека как разные формы опосредования свободы // Философия права в России: история и современность. М., 2009.
10. Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990.
