Правовой нигилизм как фактор гипертрофии правовой политики Текст научной статьи по специальности «Право»

Р.Е. Кузнецов

ПРАВОВОЙ НИГИЛИЗМ КАК ФАКТОР ГИПЕРТРОФИИ ПРАВОВОЙ ПОЛИТИКИ

В настоящей статье для анализа представлены общественно значимые феномены эффективности правовой политики. Автором исследуются противоречия между содержанием и формой современной правовой политики, состоящие в том, что если форма окажется преувеличенной, гипертрофированной, то она поглотит содержание и представит правовую политику деформированной правовым формализмом.

Ключевые слова: право, правовой нигилизм, правовой формализм, правовая политика.

Правовой нигилизм имеет сложную природу. Он зарождается и укрепляется за счет познавательного, социального, профессионального, технологического и иных факторов.

Преодоление формально-показной и недобросовестной общественно-публичной деятельности и вместе с тем достижение соразмерного осуществления правовой формы и политического содержания правовой политики предполагают уважение закона как важной стороны правовой культуры профессионалов и простых граждан. Однако акцент на форме может привести к ее фетишизации и запустить опасный процесс искусственно спровоцированных формализмов. То же самое относится к содержанию правовой политики, а его недооценка чревата формализмом. Гипертрофия гарантирует правовой нигилизм. Соответствуя видам формализма, правовой нигилизм предстает выборочным, лицемерным, воинствующим и всеотрицающим (циничным). Однако рассмотрение крайностей нигилизма предполагает общее представление об оптимальном соотношении правой формы и политического содержания.

Правовая форма есть совокупность нормативно-инструктивных средств реализации политической стратегии. Тогда понятие «содержание правовой политики» обозначает стратегические цели и результаты практической политико-правовой деятельности. Это сам процесс определения приоритетных задач и их последовательного осуществления. Иначе говоря, внимание к политическому содержанию немедленно сталкивает с проблемой формы, преувеличение которой ведет к формализму. А недооценка формы, обозначающая гипертрофию содержания, знаменует правовой нигилизм. Движение между крайностями предполагает оптимизацию формы и содержания с любых позиций -формальных или содержательных. Но во всех отношениях это будет продуктивнее, если ориентироваться на правоохранительную деятельность и на ту роль, которую играет право в правовой политике.

Не преувеличивая роли и значения права и правовой культуры, допуская его многостороннюю недостаточность как некоего универсального средства регулирования общественных отношений, можно со всей ответственностью утверждать, что в настоящее время праву принадлежит определяющая, принципиальная роль в развитии нашего общества.

Гражданам предстоит преодолеть страх перед правовой нормой как изначально направленной против их свободы и благополучия. Главной причиной лексофобии, необходимо подлежащей преодолению, является формальное следование нормативным предписаниям со стороны профессиональных юристов. Для этого профессионалы вынуждены будут отказаться от монополизации права как некой должностной собственности. Здесь нет иного пути, как уравнять простого гражданина, юриста и высокопоставленного чиновника в ответственности перед правовой нормой, а также найти способы запрета на произвольное толкование права как средства удовлетворения своих личных интересов и иногда запредельных амбиций.

Практический смысл права основан на принуждении. И такое принуждение запредельно «свободных» граждан в действительности реально, если его поддерживает и гарантирует государство. Правовые предписания без властной политической поддержки лишены значимости, они выступают благими пожеланиями, не имеющими практической силы. И наоборот, государство обладает практической силой, если оно и его органы оформлены юридически и действуют на основе закона. «Исторический опыт показывает, - отмечают политологи, - что форма государства, тот или иной государственный орган и его деятельность могут быть сколько-нибудь стабильными, эффективными и пользоваться доверием общества, если будут юридически оформлены» [4, с. 130].

Право и политика действуют в неразделимом единстве, несмотря на функционально-практическое расчленение в системе общественного разделения труда и «ветвей» власти. При этом право принципиально ограничивает политическую государственную власть. Это важный вопрос, связанный с формированием и функционированием правового государства, перспективы развития которого для

России также глубоко проблематичны. Суть проблемы в том, что политическая воля «управляющего» может реализоваться только «авторитетом» правового насилия, за которым часто скрывается не общественно значимая цель, а произвол политика. Данная проблема всегда была в поле зрения русских мыслителей.

Так, например, Г.П. Федотов, признавая огромную роль права и правовой культуры, акцентировал внимание на обеспечении ими политической цели - «народной воли», которую так желает русский народ. Для этого необходимо «свободное» право избираться и быть избранным для представительства народа заменить обязанностью выполнения такого представительства. Отбор лучших для исполнения властных полномочий при этом служит не делу «выражения интересов», а делу творчества. И, наконец, политическая «власть есть водительство народа,

а не служба приказчика, выполняющего хозяйские указания» [5, с. 722]. В результате возможно формирование «неодемократии», способной решить наболевшие, практически нерешаемые проблемы «старой» демократии.

Исследуя правовую политику России, И.А. Ильин акцентировал внимание на разработке идей права и «живого» правосознания как надежного ограничителя политики. Она для него есть искусство свободы, справедливости и права. «Политика, - подчеркивал он, - есть искусство права, т.е. умение создавать ясную, жизненную и гибкую правовую норму. Государство, издающее законы темные и непонятные, несправедливые и двусмысленные, нежизненные, педантичные и мертвые, подр ывает в народе доверие к праву и лояльность, развязывает произвол и подкупность в правителях и судьях и само подрывает свою прочность» [2, с. 361]. Политик, издающий «удобные» для себя, но тем самым и опасные для себя же и общества правовые нормы, - слишком болезненное для наших дней явление.

Исследуя возможности совершенствования Русского государства, П.И. Новгородцев подчеркивал, что «одной из самых основных особенностей в развитии нового государства является возрастающее торжество идеи права: государство все более склоняется перед властью права и признает его руководящим началом своей жизни» [3, с. 602].

Для такого категорического утверждения великого русского мыслителя имелись основания, но была необходима еще и большая прозорливость, граничащая с фантастикой, поскольку русский правовой нигилизм тогда, как и сейчас, был непреодолим.

Сложилось так, что правовая система России под влиянием различных исторических обстоятельств развивалась в форме деспотического закона государства. Право для русского человека чаще всего выступало как насилие над отдельным индивидом и обществом. В русле этих представлений были даже сформулированы две относительно противоположные теории права, в определенной степени повторяющие идеи славянофилов и западников. Первая - теория возрождения естественного права, вторая - теория признания статуса права за всяким законом. Представители первой апеллировали к самоценности «неотчужденных» прав человека. Поборники второй делали акцент на правовой норме, максимально гарантирующей национальную справедливость.

Сопоставляя и исследуя данные направления развития российской правовой мысли, выдающийся русский юрист Б.А. Кистяковский, в отличие от П.И. Новгородцева, считавшего, что право уже торжествует, осторожно высказывал надежду на возможное приспособление правового государства к политическим условиям деспотической России. Он полагал, что государственно-политическая деятельность обеспечивает рост солидарности людей, ставит идеальные цели, облагораживает и возвышает общественную жизнь. «Общее благо, - отмечал он, - вот формула, в которой кратко выражаются цели и задачи государства» [1, с. 146]. Однако осуществление солидарности интересов людей как абстрактная задача государства может реализоваться по-разному. В результате политика и государство могут выступать как государство-зверь и государство-бог. Все зависит от того, насколько реализуются неотъемлемые права, включающие в себя свободу совести, союзов, собраний, профессий, передвижения и т.д. Различие образов приводит к различию способов деятельности и к различию результатов. Поэтому именно право в состоянии положить предел политическому произволу и тем самым реализовать правовое государство. «Основной принцип правового или конституционного государства, - подчеркивал он, - состоит... в том, что государственная власть в нем ограничена» [1, с. 158].

Все вышесказанное может быть осуществлено только тогда, когда сформируются механизм и система деятельности уполномоченных лиц, предъявляющих претензии к самому государству. И оно, в свою очередь, начнет реагировать на призыв общества. Причем реагировать не формальными «отписками», что не так уж и сложно, а действительным решением жизненных проблем. Эта задача в России и на сегодняшний день остается актуальной.

Определение государства как института осуществления формального блага требует утверждения необходимости предупреждения всех видов формализма развитием системы правового государства, подчиненного интересам отдельного гражданина.

Следовательно, право для того, чтобы выполнить свою конструктивно-созидательную миссию, должно соответствовать главному принципу, которым и является его гуманистическая направленность с акцентом на здоровой, жизнеутверждающей помощи каждому гражданину, а не на пресечении его действий, не предусмотренных существующим законодательством. Тогда «центр тяжести» переносится с карательно-мстительного пафоса функционирования правовой системы на функцию защиты и помощи всех здоровых тенденций, которые самостоятельно обязаны победить преступное зло. Значит, это уже не «борьба» с преступниками, а помощь им в переконструировании предпосылок преступности в основы законопослушности. Это не пресечение зла как такового, а помощь добру. Право, чтобы оставаться самим собою, должно быть гуманным, что необходимо закрепить приоритетной статьей документального формализма.

Право утверждает личностное достоинство и выступает недопустимо односторонним средством осуществления справедливости, когда реализует только жестко оговоренную в рамках объяснительного формализма функцию наказания, возмездия, кары.

Еще больше право теряет свои созидательные возможности, когда подменяет систему действительно жизненно важных политических целей имитационными целями и задачами демонстрационного формализма.

И, наконец, оно оказывается полностью несостоятельным, предельно опасным для общества, отдельных граждан и самих общественно-политических деятелей, когда опирается на виртуальный формализм безответственного отождествления реального и ирреального, действительно существующего и виртуального. Во всех этих случаях правовая форма и политическое содержание деформируются. Их соразмерное сочетание проблематично. Но в этом и заключен подлинный смысл правового государства, способного оптимизировать правовую форму и политическое содержание. Если такой соразмерности не существует, то общество переживает состояние правового формализма или правового нигилизма, попеременно меняя полюса политико-правовых крайностей.

Взаимосвязь политики и права постоянно была в поле зрения Н.А. Бердяева. Он усматривал в политике способность к «абсолютизму», «формализму», «отвлеченности», а право считал «божественным», «абсолютной правдой». С его точки зрения, соотношение политики и права достаточно определенно и строится на основе представления о божественной, общественной и личностной субординации. В связи с этим ученый был обеспокоен труднорешаемой соразмерностью интересов отдельного индивида и интересов общественной целостности, практически всегда осуществляемым нарушением нормального соотношения прав отдельной личности и государственной власти. Личность лишается самостоятельности, подавляется. Значение власти, наоборот, преувеличивается, ей как «опекуну человеческого благополучия» приписывается высшее происхождение, неизбежно ведущее к властному произволу. Но право важнее властной политики, поскольку она осуществляется механизмом государства, а право есть выражение воли сверхчеловеческой. Однако такое соотношение права и государства является исходным, нормальным. К сожалению, на деле оно часто нарушается, и тогда праву доверять нельзя.

По этой же причине не только право часто лишено на деле своей божественной сущности, но лишено ее и любое другое общественное явление, развитие которого противоречит жизненным интересам человека. Это происходит потому, что утрачивается подлинный объект человеческой воли, которым должны всегда выступать вселенский мир, мировое единство людей, гармония в то время, когда они подменяются их противоположностью.

В результате прогрессивное движение подменяется регрессивным движением. Формальная политическая видимость начинает превалировать над содержательной правовой сущностью, и право превращается в формальное правило. Политика оборачивается политиканством.

Противостоять такой политике можно только средствами права, что возможно на пути преодоления отвлеченного права и абстрактной политики. Для этого нужно, чтобы право, имеющее божественное происхождение, наконец осмыслило свое великое назначение и начало действовать в согласии с ним, противопоставляя себя не только политиканству, но и правовому формализму.

Литература

1. Власть и право: из истории русской правовой мысли. Л., 1970.

2. Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993.

3. Новгородцев П.И. Г осударство и право // Правовая мысль: Антология. М., 2003.

4. Политический режим и преступность / Под ред. В.Н. Бурлакова, Ю.Н. Волкова, В.П. Сальникова. СПб., 2001.

5. Федотов Г.П. Тяжба о России // Правовая мысль: Антология. М., 2003.