Понятие «правовая политика» включено в национальный социокультурный контекст, позволяющий понимать и трактовать его в соответствии с национальными правовыми и культурными традициями. Сам термин «правовая политика» многозначен и воспринимается в разных странах в зависимости от политических предпочтений, этнической принадлежности, религиозных взглядов и, что немаловажно, от экономического положения человека. Таким образом, то, что верно для постиндустриальной стадии развития общества, не годится для модернистского или традиционного обществ.
Реформирование правовой политики в правокультурном и социальном постиндустриальном контексте должно происходить с учетом соразмерности правовой формы и политико-правового содержания правовых норм. Проблема соотношения правовой формы и политического содержания российской правовой политики может быть конструктивно поставлена только благодаря рассмотрению границ перехода нормы в «аномалию», соразмерности в трансцендентальность. Для этого необходимо перейти от анализа абстрактных общих видов правовых трансфертов к их конкретным пространственно-временным проявлениям, обусловленным строго определенными статико-динамичными предпосылками. Это, в свою очередь, возможно осуществить, только учитывая своеобразие структурно-статистического измерения, включающего в себя:
1) базисные социально-ментальные и правовые ценности;
2) исторически сложившиеся формы и способы политико-правового взаимодействия общества и личности;
3) концептуально-правовое своеобразие и развитость правовой теории, правосознания, правопорядка;
4) нормативно-правовую базу как институционально заданное своеобразие и традиционно поддерживаемый уровень правопорядка.
Кроме того, необходимо определить формальногенные возможности различных сторон функционально-динамического измерения политико-правовой деятельности, производные от:
1) перманентного, постоянно меняющегося персонально-личностного своеобразия конкретных исполнителей политико-правовых функций;
2) традиционных и актуальных особенностей отечественного политико-правового процесса;
3) политико-правовой активности по поддержанию правовых норм представителями органов государственной власти;
4) законопослушной или закононарушающей политико-правовой активности граждан;
5) совокупного, постоянно обновляющегося правового результата.
Структурно-статистическая система политико-правового измерения правовой политики и ее функционально-динамическая характеристика, описывая формально-содержательное соотношение правовой формы и политического содержания с учетом этих показателей, должна помочь определению способов преодоления правового формализма. Для этого требуется политико-правовой анализ 5-ти основных измерений.
1. Базисные социально-ментальные и правовые ценности. В современной правовой литературе уделяется большое внимание масштабному пониманию государства и права как элементов общественной целостности. «Правоментальные проявления - установки, аттитюды, представления, образы и т.д. - используются представителями конкретного общества - социальных и профессиональных групп, классов и др. - в качестве основы понимания и оценки российской государственности, организации властных отношений и институтов, правовой политики, влияют на политическую активность и правовое поведение населения страны» [1, с. 14-15].
Для России такими ценностями выступают национально-общинные приоритеты, самоотверженность в интересах утверждения высокого национального имиджа, поддержанного харизматичной личностью (богатырем, святым, царем, действующим от имени высшего духа) и поэтому наполненного глубоко скрытым провиденциональным смыслом.
2. Исторически сложившиеся способы взаимоотношения общества и личности. Они выступают практическим отражением базисных социально-ментальных ценностей. Отдельная личность, за небольшим исключением особо выдающихся представителей нации, всегда несопоставима с
достоинством общины, нации, страны. За царя, Бога и Отечество русский человек был готов отдать жизнь, т.е. выставить им высшую аксиологическую оценку.
Представления о праве как указаниях «начальства» настойчиво культивировались в народе - то, что исходит сверху, от властей, то и есть право. К сожалению, наше государство не только не избавилось от этого застарелого порока, но в полной мере унаследовало его, а во многом и приумножило. В целом же право считалось «неполноценной и даже ущербной формой социальной регуляции лишь на время и лишь в силу печальной необходимости, заимствованной у прежних эксплуататорских эпох» [2, с. 164]. Это было лицемерно-маскирующее признание права авторитарным режимом, который не очень-то и нуждался в нем, т.к. использовал в основном насильственные методы правления. «Перестроечные» процессы, наряду с очистительной миссией, послужили мощным катализатором социально-правового нигилизма, вызванного не только чисто внешними неурядицами этой ломки, но и более глубокими (подспудными) причинами.
Гораздо меньше в российском правосознании и правокультурных традициях отражена значимость прав и свобод человека и гражданина. Хотя они отражены в статьях Конституции России (особенно неотъемлемые права, включающие в себя свободу совести, союзов, собраний, профессий, передвижения и т.д., отражающие солидарность правовых интересов людей), часто с удовольствием от собственной национальной «продвинутости» воспринимаются населением, с одобрением цитируются и защищаются обществом, не менее распространенной среди интеллигенции является точка зрения, что «принцип верховенства “прав человека” как важнейший элемент западного цивилизационного стандарта должен быть отвергнут. Во-первых, он посягает на суверенитет России, поскольку делает ее подотчетной международным институтам, держащим в своих руках все рычаги и критерии применения этой доктрины. Во-вторых, но не менее существенно: “права человека” не являются природными, т.к. в природе не существует “прав”, но они возникают в момент признания их сообществом... Россия не являлась и не является колонией иных держав, поэтому принцип “прав человека” для ее граждан не представляет никакой ценности» [3, с. 774].
Россия демонстрирует уникальный культурно-исторический случай «внутренней колонизации» одних групп другими. Формально равные права представителей властной группы и представителей «побежденной» группы резко отличаются в правовой реализации. Преодолеть это различие пока что не удается. Остаются только надежды, что когда-нибудь чиновник, осознавший всю важность подлинного соблюдения правовых норм, напишет их адекватно требованиям общества и граждан, а не только своих собственных. По мнению Президента России, «власть существует не для самой себя, а для эффективного управления страной в интересах граждан. Именно к такой модели нам нужно стремиться. Модели, основанной на общественном договоре между властью и обществом, который создает взаимные обязанности сторон и порождает полноценную ответственность власти перед своим народом» [4].
Реформирование правовой политики должно опираться на правовые институты, а не на доброго «барина» от законодательства. Поэтому необходимо анализировать механизмы реформирования правовой политики, а не автоматически признавать качества правовой политики достаточными и навсегда удовлетворяющими ее граждан [3, с. 775].
Культурно-исторически сложилось так, что правовая система России под влиянием различных исторических обстоятельств развивалась в форме деспотического закона государства. Право для русского человека чаще всего выступало как насилие над отдельным индивидом и обществом. В русле этих представлений были даже сформулированы две относительно противопоставленные теории права, в определенной степени повторяющие идеи славянофилов и западников. Первая из них - теория возрождения естественного права. Вторая - теория признания статуса права за всяким законом. Представители первой апеллировали к самоценности «неотчужденных» прав человека. Поборники второй делали акцент на правовой норме, которая максимально гарантирует национальную справедливость.
Укорененный в российской культуре традиционный стандарт вторичности личности по сравнению с интересами общества может быть преодолен только настойчивыми политическими установками и действиями политической элиты, которая должна отказаться от политико-правового волюнтаризма в
пользу прав, свобод и достоинства рядового гражданина. Это трудная, но возможная для решения задача.
3. Концептуально-правовое своеобразие и степень развитости правовой теории, правосознания, правопорядка. В концептуально-правовой сфере происходит то же, что и в практически-правовой. Она двойственна и так же, как всякая теория, чаще противопоставляет себя практике, чем подтверждается практикой или объясняет ее. Также расчленены и противопоставлены друг другу официальная правовая теория, например, знаменитые своей стройностью и законченностью законодательные списки Свода законов России, составленные еще М.М. Сперанским, и практика их действительной реализации.
Также двойственно правосознание как профессионалов, так и простых граждан. Одна часть правосознания - парадно-официальная. Это демонстрация документально оформленного правового совершенства, соответствующая теоретическому уровню правоведения и познавательным возможностям профессионалов, а также подражающая образцовому римскому праву времен Юстиниана. Вторая часть - повседневная, предназначенная для применения в конкретном правокультурном контексте. Важно не подменять содержательного совершенствования формальнопоказными демонстрациями политико-правового процесса.
Развитость правовой теории не мешает возникновению правового формализма и нигилизма, представленного гибельными для общества и его граждан своими негативными крайностями. При этом теоретические конструкты выступают идеологическими мирами правового государства, а правовая практика живет ненормативным произволом должностных лиц. В российских социокультурных условиях, чем изощреннее теория, демонстрирующая свое «совершенство», тем беднее правовая практика, не всегда поспевающая за теорией и остановившаяся на «прецедентах», превращающих право в обычай.
4. Нормативно-правовая база современной России. Она в определенной степени соответствует концептуальной развитости, приближаясь к выражению правовой нормой самых передовых взглядов и общественных тенденций. Однако это чисто логическое отражение природы и сущности правовой политики. Здесь правовая логика, не учитывающая личного интереса законодателя, делает серьезную ошибку, отождествляя должное и мыслимое состояние нормативно-правовой базы с существующей и реально осуществляемой правовой политикой. Поскольку логическое не совпадает с историческим и всякое законодательство далеко от совершенства, то современное законодательство России, пытающееся отразить быстро меняющуюся реальность, вдвойне нуждается в реформировании. Продолжая «совершенствоваться», законодательство лишь стимулирует избыточный формализм. Чтобы его избежать, авторы «Русской доктрины» предлагают вернуться к традиции и модернизировать Свод законов М.М. Сперанского. «В старой России был накоплен в правовой сфере мощнейший интеллектуальный потенциал. Законы империи лаконичны, написаны блестящим языком, который должен был бы стать образцом для нынешних юристов» [3, с. 784].
Указывая на необходимость предпочтения традиционного языка, культурных традиций, отечественного правового опыта мировому, авторы «Русской доктрины» упускают содержательную результативность. Если доминантой правовой политики является правовая форма, то концептуальная развитость во многом стимулирует правовой формализм, замыкаясь на правовую систему, оторванную от реальности. Для преодоления разрыва между правовой формой и политико-правовым содержанием необходимо вернуться к болезненной практике реформирования российской правовой политики, пожертвовать правовой стройностью, системностью и изящной абстрактностью и избавиться от концептуального формализма. Законам должны быть присущи не только лаконичность и блестящий языковой дизайн, но и правовой результат. Это первый шаг к содержательности правовой политики.
5. Институционально заданное нормативно-правовое своеобразие и традиционно поддерживаемый в обществе уровень правопорядка. Нормативно-правовая база и институционально заданный уровень правопорядка определяют правополитические процессы. Нормативно-правовая база демонстрирует предпосылки правового формализма, но однозначно его не определяет. Влияние оказывают также
функционально-динамические характеристики правовой политики и функциональная деятельность профессионалов - субъектов правовой политики, заинтересованных в правовом результате и правовом развитии в наибольшей степени.
В итоге рассмотрения статики российской правовой политики можно утверждать, что ее структурно-статистические характеристики не создают непреодолимых предпосылок, поддерживающих и тем более стимулирующих правовой формализм и правовой нигилизм. Однако реальные предпосылки возникновения несоразмерности правовой формы и политико-правового содержания они демонстрируют со всей определенностью.
В осуществлении правовой политики важное значение имеют учет реалий российской действительности, соблюдение лучших традиций правовой культуры и учет правовых ценностей, укоренившихся в образе жизни и поведении индивидов и всего народа (например, учет и культивирование коллективистских, нравственных начал) [5]. Пренебрежение этими базовыми принципами правовой политики закономерно приводит к ряду угрожающих деформационных процессов роста правового формализма и нигилизма.