CC BY
10УДК 342: 343.341 М.Х. Абдуллаев
Правовой аспект борьбы с проявлениями религиозно-политического экстремизма
в информационных материалах1
Дагестанский государственный университет, Россия, 367001, г. Махачкала, ул. М. Гаджиева, 43 а; m.abdullaew2010@yandex.ru
В статье рассматриваются вопросы теоретико-правового инструментария борьбы с проявлениями религиозно-политического экстремизма в текстах средств массовой информации. Затрагиваются вопросы, связанные с пробелами в законодательстве по противодействию экстремистской деятельности, а также смоделирован процесс попадания и распространения экстремистских идей и взглядов в информационные материалы.
Автором была поставлена задача изучить сложившуюся практику правового регулирования экстремистской деятельности, в т. ч. проанализировать позиции средств массовой информации в законодательстве об экстремизме и экстремистской деятельности. Предпринята попытка анализа проблем, связанных с отсутствием закрепленного законодателем в нормативно-правовых актах определения «экстремизм», которое вызывает множество споров как в научной среде, так и у представителей СМИ. В связи с этим проведен анализ возможных видов реакции общественности на появление в СМИ экстремистских материалов, правоохранительных органов и органов государственной власти.
Подробно рассмотрена роль правоохранительных органов как объекта оперативного реагирования на экстремистские выпады в медийном пространстве. В частности, проанализированы полномочия прокуратуры в части внесения прокурором представления в федеральный суд об установлении наличия в информационных материалах признаков экстремистского текста.
Также рассмотрен ряд законодательных инициатив Минкомсвязи РФ, связанных с пресечением попыток распространения через СМИ экстремистских материалов, примеры судебных тяжб, связанных с признанием судом журналистских материалов экстремизма.
В заключение обозначен круг проблем, связанных с трудностями интерпретации понятий «экстремизм», «экстремистская деятельность», «экстремистский материал», с которыми сталкиваются в своей работе журналисты федеральных и региональных (дагестанских) СМИ.
Ключевые слова: религиозно-политический экстремизм, информационные материалы, СМИ, противодействие экстремистской деятельности, ваххабизм и ваххабитская деятельность.
Проблематика проявлений религиозно-политического экстремизма уже давно возведена в степень опаснейших тенденций в нашей стране, причем беспокоит эта проблема на уровне профессиональных научных поисков и правоведов, и социологов, и религиозных деятелей, и лингвистов, и многих других специалистов из различных областей. В этой связи еще более удивительным кажется тот факт, что несмотря на отчаянные попытки нашего государства бороться с религиозно-политическим экстремизмом, ни один из нормативно-правовых актов, имеющих законную силу, не содержит четко аргументированных, содержательных определений таких понятий, как «экстремизм» и «религиозно-политический экстремизм». Причем факт необходимости усиления работы над способами эффективного противодействия экстремизму признают не
1 Работа выполнена при финансовой поддержке госзадания № 2014/33 Министерства образования и науки Российской Федерации в сфере научной деятельности.
только правоохранительные органы, правозащитники и общественные деятели, но и сами законодатели.
Однако сам законодатель лишь закрепляет ответственность за «экстремистскую деятельность религиозных объединений» и с каждым годом ищет возможность «высмотреть» экстремизм где-нибудь еще, например в средствах массовой информации и коммуникации, особенно в сети «Интернет». Отсюда вытекает новая проблема: отсутствие закрепленного законодателем в нормативно-правовых актах определения «экстремизм», которое вызывает множество споров как в научной среде, так и в среде журналистов. Последние, в свою очередь, порой идут по лезвию правового ножа, чаще всего даже не подозревая, что именно в этом конкретном слове после выхода журналистского текста в печать или опубликования его в сети «Интернет», прокуратура обнаружит «экстремистский след».
Однако обозначенный нами выше вопрос отсутствия конкретного определения понятий «экстремизм» и «религиозно-политический экстремизм» является достаточно спорным. К примеру, в своей научной статье «Законодательство зарубежных стран о борьбе с религиозным экстремизмом: конституционно-правовой анализ» И.А. Тарасе-вич, наоборот, находит в Федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» определение понятия «религиозного экстремизма»: «...возбуждение религиозной розни; пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его религиозной принадлежности или отношения к религии; нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его религиозной принадлежности или отношения к религии; воспрепятствование законной деятельности религиозных объединений, соединенное с насилием либо угрозой его применения; совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте «е» части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации...» [9, с. 113].
Собственно правовой аспект борьбы с проявлениями религиозно-политического экстремизма в материалах средств массовой информации состоит, на наш взгляд, в том, что именно законодатель четко и ясно должен обозначить пределы того, где обычное мнение журналиста об идеологии, религии, государственном строе, отдельной группе лиц и многое другое начинает проникать в поле экстремистской деятельности, т. е. цепочка: позиция журналиста (его право на собственное мнение) —> экстремистская деятельность журналиста (редакции СМИ). К сожалению, ни один закон, ни многочисленные постановления Президиума Верховного Суда РФ, ни солидная судебная практика о признании информационных материалов экстремистскими не дают ответа, где же проходит та самая «граница экстремизма».
В связи с этим интересно мнение М.А. Яворского, предлагающего свое определение религиозного экстремизма: «.есть крайняя форма реализации радикальной религиозной идеологии, выражающаяся в осуществляемых по мотивам религиозной нетерпимости противоправных деяниях лиц и (или) групп, приверженцев определенного вероучения, а также в публичных призывах к совершению таковых деяний по отношению к лицам и социальным группам, не разделяющим взгляды и убеждения экстремистов» [10, с. 17].
Безусловно, под понятие «религиозно-политический экстремизм» подобное определение не подходит, так как отсутствует сам по себе политический компонент. Исходя из вышеобозначенного определения, можно сделать вывод, что проявление религиозного экстремизма чаще всего наблюдается именно тогда, когда противоборствующие идеологические группы оказываются в правовом поле, когда окружающая действи-
тельность начинает высказывать протест данному идеологическому противоборству, ввиду того ущерба, который наносит обществу экстремизм в любых своих проявлениях. И именно здесь на защиту человека становится закон.
Исходя из этого попытаемся смоделировать процесс проникновения идей религиозно-политического экстремизма в средства массовой информации, последующей реакции общественности на появление подобных материалов, реакции правоохранительных органов и то, чем вся эта история «сотрудничества» СМИ и экстремистски настроенных лиц заканчивается.
Стадия первая. Сформировавшаяся на основе единой религиозной идеологии, у истоков которой лежит радикальная нетерпимость к окружающему обществу с иными религиозными и политическими взглядами, группа лиц для продвижения своих экстремистских идей под прикрытием религией (а по сути лица, состоящие в подобных группировках, занимаются обыкновенным криминалом, а именно, отмыванием финансовых средств) начинает активно работать в информационном поле, прежде всего на страницах газет и в социальных сетях (подобное характерно в данном случае именно для Дагестана).
Стадия вторая. В текстах средств массовой информации начинают подниматься вопросы государственно-правового устройства, проблемные вопросы религиозной сферы, в том числе нерешенные проблемы общества, так называемые «вечные проблемы»: социально-экономическая отсталость, произвол властей и правоохранительных органов, коррупция, социальная несправедливость и многие другие.
Стадия третья. Реакция читателей на опубликованную или показанную в эфире СМИ информацию. Подобная реакция аудитории (обычно публикуется на последней странице периодического издания) весьма показательна именно в дагестанских печатных СМИ. Еще более показательна в этом плане реакция читателей в сети «Интернет». У большинства популярных дагестанских СМИ существуют свои официальные аккаун-ты в популярных соцсетях.
Стадия четвертая. Реакция правоохранительных органов на ту или иную публикацию СМИ, которая могла вызвать подозрения на наличие в ней экстремистских идей и призывов. В этом плане оперативнее всего реагирует прокуратура, однако, как, к примеру, с многочисленными уголовными делами, заведенными на республиканский еженедельник «Черновик», ни один факт наличия экстремизма в публикациях журналистов данной газеты так и не был доказан.
Отметим, что к функциям прокуратуры отнесено множество вопросов, касающихся противодействия экстремизму. Здесь за основу следует взять положения, прописанные в федеральном законе от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». Так, в статье 4 данного закона, затрагивая вопрос о субъектах противодействия экстремистской деятельности, законодатель органы прокуратуры к их числу не относит. Однако в последующих статьях указывается, что прокуратура - это один из органов, находящихся на передовых рубежах в борьбе с экстремизмом. Выражается это прежде всего в том, что прокурорам предоставляются дополнительные полномочия в части пресечения экстремистской деятельности, а также на устранение любых проявлений экстремизма.
Дополнительное полномочие прокурора предусмотрено и в ст. 13 рассматриваемого закона: «прокурор при наличии, по его мнению, в печатных, аудио-, аудиовизуальных и иных материалах установленных в этой статье признаков вносит в федеральный суд по месту нахождения организации представление об установлении наличия в информационных материалах таких признаков. Положительное решение суда служит
основанием для изъятия нереализованных материалов. Повторное в течение двенадцати месяцев издание экстремистских материалов приводит к лишению права на ведение издательской деятельности» [1].
Тем временем несовершенное законодательство в области противодействия экстремистской деятельности сегодня продолжают корректировать и изменять, принимая попутно дополнительные нормативно-правовые акты. Не обходит стороной законодатель и вопрос информационной составляющей. В сентябре 2014 г. на публичное обсуждение был вынесен законопроект Минкомсвязи РФ об ужесточении ответственности СМИ за призывы к терроризму, экстремизму, насилию и жестокости, а также пропаганду порнографии. Федеральное ведомство предложило штрафовать информационные ресурсы за подобные нарушения на сумму до 1 млн руб.
Подобные поправки предложено внести в Кодекс об административных правонарушениях РФ: «.за производство и выпуск СМИ, содержащего публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или материалы, публично оправдывающие терроризм, и/или другие экстремистские материалы, пропагандирующие порнографию, насилие или жестокость» [3] юридические лица было предложено оштрафовать на сумму от 400 тыс. до 1 млн руб. Предусмотрены также и другие меры наказания: конфискация тиража и принадлежащего СМИ-нарушителю оборудования и излюбленная законодателем приостановка деятельности СМИ до 3 месяцев.
Что же касается законодательных инициатив Минкомсвязи РФ, то сами представители СМИ весьма неоднозначно к ним отнеслись. Аргументируют свой протест редакторы и журналисты тем, что подобного рода законы на местах (прежде всего, в регионах) трактуют весьма широко, а причина - отсутствие конкретики в законодательстве по борьбе с экстремизмом: двое разных судей в одном и том же тексте могут найти прямо противоположные факты: для одного высказывания журналиста могут остаться просто личным мнением автора, а второй - в зависимости от цели правосудия в данном конкретном случае - может найти во вполне безобидном словосочетании разжигание ненависти и пропаганду экстремизма.
Причина заключается в отсутствии обобщенной и детально проанализированной судебной практики по делам о признании информационных материалов экстремистскими с дальнейшими выводами и методическими рекомендациями для судей. Связано это и с пробелами законодательства в части четкой терминологии и понятийного аппарата, которыми могли бы руководствоваться судэксперты, занимающиеся лингвистическим анализом текстов, которым в процессе судебного заключения приходится ссылаться чуть ли ни на Википедию (как в случае всё с тем же дагестанским еженедельником «Черновик»).
Уже не первый год правоведы и исследователи проблематики религиозно-политического экстремизма утверждают, что Федеральный закон РФ № 144-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» не только изживает себя, но и первоначально был не совсем «жизнеспособен», или иными словами не был готов к реальной жизненной практике проявлений экстремизма. Однако следует отметить, что бороться с религиозно-политическим экстремизмом в стране пытались не только на федеральном уровне. Еще до появления 144-го закона в субъектах РФ, наиболее подверженных экстремистским и террористическим атакам, принимались нормативно-правовые акты локального характера, направленные на борьбу с экстремистской деятельностью. И, как правило, практически в каждом из них уделялось внимание вопросам пресечения публикации или распространения информационных материалов, содержащих экстремистские идеи.
В Северо-Кавказском федеральном округе следует выделить два таких документа: закон Кабардино-Балкарской Республики «О запрете экстремистской религиозной деятельности» и закон Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». Оба этих закона принимались в нелегкое для Северного Кавказа время, когда активизировавшиеся экстремистские и террористические бандподполья попытались посягнуть на самое главное - конституционный строй и территориальную целостность Российской Федерации. Немалую роль в деятельности боевиков (экстремистов и террористов в одном лице) тех лет играл именно так называемый «информационный экстремизм» - пропаганда антироссийских настроений через СМИ, листовки, лозунги и иные средства массовой коммуникации.
Положение средств массовой информации в деле противодействия экстремистской деятельности достаточно подробно было обозначено в законе Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан». Пункт 3 ст. 1 Закона гласит: «Признать противоречащей Конституции Республики Дагестан, угрожающей территориальной целостности и безопасности республики и запретить на территории Республики Дагестан: изготовление, хранение и распространение печатных изданий, кино-, фото-, аудио-, видеопродукции и других материалов, содержащих идеи экстремизма и сепаратизма, противопоставление людей по национальному или конфессиональному признаку, призывы к насильственному изменению конституционного строя» [2].
Необходимость принятия такого закона была обусловлена прежде всего резко возросшей статистикой преступной деятельности экстремистских групп, направленной на физическое устранение представителей государственных органов, религиозных деятелей и граждан, не разделяющих экстремистских идей [5, с. 161].
Однако данный нормативно-правовой акт не был совершенным и детально продуманным: вопрос об экстремистской деятельности рассматривается поверхностно, обозначаются общие принципы, не дающие ни тем, кто будет этим законом руководствоваться, ни тем, кому придется с ним считаться, каких-либо четких формулировок, отсылок на конкретные нормы федерального законодательства, и в целом не представляет собой документ, который действительно был бы необходим и полезен.
Учитывая, что текущая судебно-правовая реформа в законодательстве приводит зачастую к спонтанным, неожиданным для общественности коренным изменениям [8, с. 24], следует признать, что вопрос правового регулирования проблематики религиозно-политического экстремизма в информационных материалах в целом и в СМИ в частности как на региональном, так и на федеральном уровне остается нерешенным. Спорами и недопониманием обрастают как принятые законы, так и их интерпретация, как содержание «подозреваемых в экстремизме» публикаций, так и основания, исходя из которых судьи выносят свои решения, штрафуя одних и закрывая других.
В этой связи нельзя не согласиться с мнением Д.Ш. Пирбудаговой, которая считает, что законодательная конкретизация подобного рода понятий «призвана развить, детализировать конституционные положения и тем самым позитивно обеспечить права человека. Однако на практике зачастую политическая целесообразность подменяет конституционную законность, в результате чего регулирование одних общественных отношений осуществляется за счет ограничения других» [7, с. 67].
Проблем много, однако основные из них кроются именно в отсутствии у государства серьезных возможностей защитить себя и своих граждан от раскрученного газетами, телевидением и Интернетом слова «экстремизм», понять сущность которого до конца до сих пор так никто и не сумел. В результате складывается набирающая силу кризисная ситуация, которая некоторыми учеными связывается в первую очередь с ут-
ратой ответственности власти перед обществом и низкой правовой культурой населения [6, с. 5].
Причем стоит отметить, что в рассматриваемом нами законодательстве об экстремизме нет даже разграничений, где рамки экстремистской деятельности и с какого момента она перетекает в террористическую.
В свою очередь журналисты не могут объяснить читателям простых понятий, употребляя в своих текстах слова «исламизм», «экстремизм», «ваххабизм», «исламский фундаментализм» и даже «терроризм» как синонимы, причем как далеко не контекстуальные синонимы. Однако многие СМИ на таких материалах поднимают свои тиражи, их рейтинги растут, а вот что происходит с отдельно взятым читателем, который сидит наедине с самим собой и читает фанатичные мысли, обличенные в слово, о необходимости идти на джихад, что правоохранители, борющиеся с террором, - это «противники Аллаха» и «неверующие», мало кто думает.
Литература
1. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» (с изменениями и дополнениями) // [Электронный ресурс: http://base.garant.ru/12127578/]. Дата обращения: 15.09.2014 г., в 14:51 мск.
2. Закон Республики Дагестан от 22 сентября 1999 года № 15 «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» // Правовая электронная система «Электронный фонд правовой и нормативно-технической базы». - [Электронный ресурс: http://docs.cntd.ru/document/802037545]. Дата обращения: 15.09.2014 г., в 12:57 мск.
3. Официальный сайт Роскомнадзора Российской Федерации. [Электронный ресурс: http://rkn.gov.ru/press/publications/news27102.htm]. Дата обращения: 10.09.2014 г., в 14:22 мск.
4. Парламент Кабардино-Балкарии принял закон «О запрете экстремистской религиозной деятельности» // Интерфакс. - 27 апр. - 2001. - [Электронный источник: http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=7044]. Дата обращения: 10.09.2014 г., в 19:55 мск.
5. Гамидов А.М., Рашидов Ш.М. Криминологический анализ преступлений, посягающих на жизнь сотрудников правоохранительных органов Республики Дагестан // Вестник ДГУ. - 2014. - Вып. 2. - С. 161.
6. Муртазалиев А.М. Институт власти в условиях формирования гражданского общества и правового государства в Дагестане // Вестник ДГУ. - 2005. - Вып. 2. - С. 5.
7. Пирбудагова Д.Ш. К вопросу о защите прав и свобод личности в условиях борьбы с политическим экстремизмом // Юридический вестник ДГУ. - 2012. - № 3. -С. 67.
8. Рамазанов Т.Б. Концепция судебно-правовой реформы в Российской Федерации: результаты и перспективы реализации // Вестник ДГУ. - 2014. - Вып. 2. - С. 24.
9. Тарасевич И.А. Законодательство зарубежных стран о борьбе с религиозным экстремизмом: конституционно-правовой анализ // Правовые основы противодействия экстремистской деятельности: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Тюмень: Тюменская областная Дума, Вектор Бук, 2011. - С. 113.
10. Яворский М.А. Причины и условия религиозного экстремизма в современной России // Юридический мир. - 2008. - № 8. - С. 17.
Поступила в редакцию 20 февраля 2014 г.
UDC 342: 343.341
The legal aspect of the fight against manifestations of religious and political extremism
in mass media
M.Kh. Abdullaev
Dagestan State University, Russia, 367001, Makhachkala, M. Gadzhiev st., 43 a; m. abdullaew2010@yandex. ru
The article examines the theoretical and legal tools to combat manifestations of religious and political extremism in the texts of the media. The author raises problems related to gaps in legislation to combat extremist activities, as well as simulate the penetration and spread of extremist ideas and opinions in informational materials.
The author has been tasked to examine current practice of the legal regulation of extremist activities, including analysis of the position of the media in the law on extremism and extremist activity. Attempts to analyze the problems associated with the lack of fixed legislator in the legal acts the definition of «extremism» that causes a lot of debate in the scientific community and media representatives. In this regard, the analysis of the possible types of public reaction to the emergence of extremist materials in the media, law enforcement and public authorities has been carried out.
In detail, the role of the police as an object of a rapid response to extremist attacks in the media, in particular, the powers of the Prosecutor's Office has been analyzed in terms of making representations to the federal prosecutor court to determine the availability of informational materials of extremist texts.
Also, the author considered a number of legislative initiatives of the Russian Federation Ministry of Communications relating to the suppression of attempts to spread through the media of extremist materials, examples of litigation related to the recognition by the court of journalistic materials extremist.
In conclusion, the circle of the problems associated with the difficulties of interpretation of «extremism», «extremist activities», «extremist material» faced by journalists in their work of federal and regional media has been defined.
Keywords: religious and political extremism, informational materials, mass media, countering extremist activity, Wahhabism and the Wahhabi activities.
Received 20 February, 2014
