O.K. Ганоев *
Правовое государство в России: проблемы формирования и причины отсутствия
Ключевые слова: правовое государство, правосудие, управляемая демократия, взаимоответственность государства и граждан, правовой нигилизм
This article focuses on trivial content of state of law in Russia. This topic is relevant, because of the 1993 Constitution, when the Russian society moved to democratic regime, thereby increasing the role of law. As noted in the article, Russia went on other way, which was in contrast with Western countries. It creates debatable issue in the article, thereby determining the way of forming the state of law in Russia and the reasons for its absence. This approach has made, because of the philosophy of science indicates at the cause of the essence. And that is why we use the methods of metaphysics: cause and effect, form and content and also general scientific methods: structural and rather-legal. The article constructed under the scheme: «the question-the answer» — «the problem-the solution». The material in the research is based on monographs, articles by Russian scholar-jurists and on information from the real life. The article describes the barriers to the formation of this institution, namely: trust in government, law-abiding, law order, effective justice, lawfulness, civil society.
The article based on historical and current scientific facts, and therefore indicates the validity of the legal area and political field of Russian Federation.
Изначально по «букве» и «духу» советское право не признавало термина «правовое государство». Например, в четырехтомном труде «Марксистско-ленинская общая теория государства и права» говорилось: «Вопрос о соотношении политической власти, государства, с одной стороны, и буржуазного права — с другой, пользуется неизменным вниманием буржуазной науки. Основная концепция данной проблемы сводится к так называемому правовому государству или господству права над государством»1.
Мысль о том, что право, понимаемое или как надклассовая норма долженствования, или как абстрактная всеобщая справедливость, или как «естественные» права человека, господствует над государством, над политической властью, связывает и ограничивает ее в существе своем, есть прикрытие классовой диктатуры2.
© Ганоев О.К., 2010
* Аспирант Московской государственной юридической академии имени О.Е. Кутафина. [[email protected]]
1 Марксистско-ленинская общая теория государства и права / под ред. Я.М. Бельсона, В.Е. Гулиева, М.П. Караевой. М., 1971. С. 418.
2 См.: Краснов М.А Перспективы правового государства в России // Общественные науки и современность. 2003. № 2. С. 56.
Данное отношение для юридической науки СССР к категории правового государства было естественным. Начатая М. Горбачевым либерализация коммунистического режима, известная как «перестройка», не могла не сказаться и на юридической мысли. То, что у многих ученых-юристов находилось под спудом, те сомнения, которые они не могли высказать, не рискуя потерять работу и даже свободу, при ослаблении идеологических пут стало вырываться наружу. В разных юридических образовательных и научных институтах многие ученые открыто заговорили о неравнозначности понятий «закон» и «право», о том, что только в правовом государстве могут быть реально защищены права человека'.
Сама идея правового государства начала проникать в партийный аппарат постепенно. Этот процесс можно датировать примерно 1987—1988 годами, хотя в чистом, классическом виде данная идея не могла быть принята в то время. К началу 1988 года «прорабы перестройки» еще не мыслили категориями радикальной смены общественного и государственного строя, максимум, что они позволяли себе, — заявлять о социализме с человеческим лицом».
В определенном смысле советская критика теории правового государства сослужила добрую службу. В приведенной в начале статьи цитате как раз и содержится суть правового государства как господства права над государством. Другое дело, что само право в этом случае не может рассматриваться как просто совокупность законов и иных юридических нормативных актов (так называемое позитивное право). Право в правовом государстве рассматривается как существующая еще до формального закона естественная ценность, вобравшая в себя некую аксиоматику, на которой зиждется современная цивилизация. Заметим, что именно такая суть правового государства оказывается зачастую непонятной для многих, в том числе и для политиков. В связи с этим существует показательный эпизод. Когда готовился текст одного из публичных выступлений президента Б. Ельцина, его первоначальный вариант включал слова о том, что «государство должно быть связано правом». Вскоре от Президента его помощникам пришел правленый текст, в котором фраза была исправлена на «государство должно быть связано с правом». Нетрудно понять, что этот предлог «с» в корне изменял смысл определения. Но именно так (т.е. вместе с предлогом) многие и воспринимают правовое государство 2.
Так или иначе, но всегда в России бытовали и продолжают существовать мнения, что правовое государство — это идея, которая не соответству-
1 См.: Краснов М.А. Перспективы правового государства в России // Общественные науки и современность. 2003. № 2. С. 57.
2 См.: Там же. С. 58.
ет российским традициям и ментальности. С этими мнениями нельзя абсолютно согласиться.
Во-первых, присутствие таких мнений обусловлено тем, что в России до сих пор нет доверия к власти, плохо приживается законопослушание, нет сближения позитивного права с естественным, имеют место отрицательные разновидности российской демократии (управляемая, направляемая), нет политического общества, высокого уровня правосознания и эффективного правосудия.
В первую очередь отмечу вопрос о доверии (недоверии) к власти в России. Доверие к власти — непременное условие формирования правовой государственности и успешного проведения экономических и политических преобразований. Пока же многочисленные факты свидетельствуют, что общественно-политические принципы государственной деятельности деформированы различными бюрократическими формами 1.
То, что касается приживания законопослушания на российской государственно-правовой почве, хочется сказать, что политический режим в России всегда был таков, что власть, не несущая ответственности перед обществом, могла безнаказанно издавать несправедливые законы, а народ оставался внешне терпеливым и сносил чиновничий произвол. Но, на самом деле, народ выработал свою систему оценок существующего позитивного права, к которому относился отрицательно и поэтому вел «игру» с государством, на каждом шагу обманывая его.
Новый этап становления гражданских и политических прав в их либерально-демократическом понимании был начат периодом «перестройки» и в особенности выработкой российской конституции 1993 г. Сложившееся в новую конфигурацию российское призматическое общество пребывает в новых взаимоотношениях с государственной властью, поскольку государство претерпело значительные изменения в своих институтах и социальных функциях. Прежде всего произошел отказ от сверхцентрализованного государственного управления в пользу минимизации этого регулятивного активизма. В результате приватизации государственной собственности и значительной автономизации власти на уровне местном и региональном, а также тяжелых последствий развала экономических и иных связей в рамках бывшего Советского Союза власть центра ослабла, власть на уровне субъектов федерации существенно обособилась и, как следствие, всячески минимизирует власть федеральную2.
1 См.: Рогачев С.В. Российская государственность: поиск идентификации // Социальная политика и социология. 2004. № 3. С. 31.
2 См.: Графский В.Г. Гражданское общество, правовое государство и право // Государство и право. 2002. № 1. С. 46.
Касательно связи позитивного права с естественным, вторая глава Конституции 1993 г. «Права и свободы человека и гражданина» показала, что равнение на либеральные, демократические стандарты не оправдало ожидания законодателей, так как в российском обществе превалируют корпоративные права и интересы над частными (естественными, личными).
Об этом говорила и Лапаева В.В., отметив, что для научного сообщества учет этой новой социальной реальности должен означать понимание двух принципиальных моментов. Первое — это то, что в условиях нынешней войны корпоративных интересов за собственность и власть (без которой у нас нельзя получить и удержать полученную собственность) и очевидной неспособности чиновничества быть выразителем общегосударственного начала российская наука осталась по существу единственным социальным институтом, выражающим интересы сохранения, воспроизводства и развития общества в целом. Второй момент связан с пониманием того, что в контексте сложившихся у нас корпоративных порядков любой общий интерес (включая и представленный наукой общий интерес, связанный с поддержанием жизнедеятельности общества в целом) — для того чтобы он был признан и осуществлен, — по необходимости должен быть выражен в корпоративной форме, в виде интереса самостоятельной корпорации, способной утвердиться, выжить и действовать в напряженной борьбе с уже имеющимися мощными корпоративными группировками.
Непременно большое, если не самое важное значение для формирования правового государства в России играет политический режим. В РФ нет демократии в чистом, «рафинированном» ее виде. В правовом пространстве и политическом поле прижилась иная форма демократии — суверенная демократия. Данная форма демократии ничего общего не имеет с ее содержанием. Как представляется, понятие «суверенная демократия», разработанное в идеологической лаборатории Кремля, поможет найти ключ к пониманию амбиций, опасений и ограничений путинского режима. Концепция «суверенной демократии» позволяет Кремлю успешно противостоять двум идейным противникам: либеральной демократии Запада и популистской демократии, которой восхищаются другие страны. Она претендует на то, чтобы примирить безотлагательную потребность России в модернизации по западному образцу с ее твердым намерением отстаивать независимость Запада.
В системе «направленной демократии», которую Путин унаследовал от Б.Н. Ельцина, элиты развивали такие инстуциональные элементы демократии, как политические партии, выборы и разнообразные средства массовой информации с единственной целью: помочь тем, кто находится у власти, ее сохранить. Регулярно проводимые выборы не обеспечивали возможность
передачи власти, а служили лишь средством ее узаконивания. В отличие от классических моделей управляемой демократии (способ использования демократических институтов и злоупотребления ими для сохранения властной монополии) «направляемая демократия» 1990-х годов не предполагала, что политическим процессом будет руководить правящая партия. Ключом к этой системе стало создание параллельной политической реальности, целью которой было не просто утвердить монополию на власть, но и монополизировать конкуренцию за власть. Ключевым элементом были источники режима, которые находились на Западе. Фальсифицированная демократия предполагает, что фальсификатор признает преимущества той модели, которую он фальсифицирует. Выслушивание поучений Запада и имитация того, что Россия им следует, было той ценой, которую российская элита платила за использование западных ресурсов для сохранения своей власти 1.
Вообще, сама «теория народного суверенитета» находится в противоречии с понятиями власти и государства.
Известно, что суверенитет — это четвертый признак государства, который и интересен для международного права и права вообще, но здесь речь идет о формальном государственном статусе (суверенитете), благодаря которому суверенитет нельзя объявить просто фикцией.
0 фактическом суверенитете следует говорить как о претензии. Претензии политической организации на независимость, самостоятельность во внешних и внутренних делах и территориальное верховенство, признаваемой другими политическими организациями с аналогичными претензиями. Претензия, подтверждаемая наличием власти, которую поддерживает население, которая контролирует заявляемую территорию и эффективно управляет ею. Претензия, которая в полном (т.е. описанном в теории) объеме никогда не реализуется и реализоваться не может, однако все равно должна отстаиваться всеми возможными и допустимыми способами2.
Претензия эта в правовом государстве отстаиваться должна, так как данная претензия позволяет добиться официального признания формального суверенитета (декларация, нормативно закрепленная, признанная международным сообществом).
Власть забывает и о том, что народ может выступать сувереном. По Конституции 1993 г. нация реализует суверенитет на выборах и референдумах. В этом плане государственный аппарат в принципе подотчетен ей. Но одновременно и нация в целом, и каждый ее представитель ограничены своим подчинением власти, т.е. происходит самоограничение и нации, и
1 См.: Крастев И. Россия как «другая Европа» // Россия в глобальной политике. Т. 5.2007. № 4. С. 38.
2 См.: Иванов В. К критике современной теории государства. М., 2008. С. 17.
власти, чтобы избежать злоупотреблений властью со стороны государства и установить лояльное отношение к нему со стороны народа.
Говоря же о гражданском обществе, стоит упомянуть мнение, что в России «государство» и «общество» воспринимаются синонимами, а само гражданское общество нельзя рассматривать без участия государства. Воб-щем, если говорить о современном российском обществе, то следует сказать и о том, что оно не вмещается ни в одну из существующих типологий социально-исторического — традиционное, индустриальное или постиндустриальное общество. Ведь традиционным оно перестало быть после 1917 г., становящимся индустриальным — после стремительного и одностороннего вхождения в сообщество государств со свободным обменом идей, людей капиталов.
С учетом произошедших на этом историческом отрезке времени сдвигов и перемен российское общество следует признать не многокультурным, а призматическим обществом, в котором до поры до времени уживаются вместе элементы традиционного, индустриального и постиндустриального общества. В поступательном движении к современности (в своей модернизации) Россия продвигается своим путем и становится в этом самобытном продвижении в какой-то мере похожей на все другие страны, которые эволюционируют в том же направлении, т.е. к индустриальной и постиндустриальной стадии.
Российское общество с такой нестандартной структурой и социодинамикой предстает одновременно обществом с развивающейся «демократией», с долгожданной гласностью и с провозглашенным уважительным отношением к достоинству личности, хотя не совсем похожим на западные стандарты.
Драматичным оказалось и положение в сфере реорганизации правосудия. Позитивные сдвиги в этой области практически сведены к минимуму вследствие того, что судебная реформа к концу десятилетия после ее объявления оказалась невыполненной. В результате такого течения социальных и политических перемен ставятся под сомнение любые притязания на роль «государства законности» или «правового государства». И лишь заявленный в последнее время официальный интерес к состоянию судебной системы и предпринимаемые практические шаги к ее проведению можно считать сдвигом с точки замерзания.
Нельзя сказать что-либо положительное и о правосознании и правовой культуре в России. И здесь следует искать истоки не только в психологическом настрое и сознании граждан, но и в самом состоянии правопорядка и законности в государстве. В этом смысле граждане все больше убеждаются в том, что от призывов управлять государством по разуму и совести в созна-
нии чиновников положительных сдвигов не происходит, поэтому и существует в российском социуме правовой нигилизм. Не будет правопорядка и законности без совершенствования законодательства.
Несовершенство норм права, порождающее нигилистическую оценку, является источником, мотивом и двигателем для поиска новых юридических решений. Правовой нигилизм — показатель, отражение, своего рода лакмусовая бумажка реального качества нормотворческой, интерпретационной и правоприменительной деятельности. Его проявления свидетельствуют об уровне профессионализма органов государственной власти и местного самоуправления, их месте и роли в жизни общества. Это своего рода обратная связь, если хотите, оценка населением работы властных органов, их реальных действий.
В этом смысле правовой нигилизм представляется как специфический социальный ориентир, указывающий направление для устранения негативных тенденций в государственно-правовой сфере, приближения власти к обществу, повышения авторитета права и государства. Полновесное использование указанной обратной связи — реальная гарантия демократического развития государства 1.
Думаю, правовой нигилизм способствует и тому, что отсутствует взаимосвязанность граждан и государства.
Помимо всех указанных моментов, способствующих формированию правового государства, существуют еще такие элементы, как: система сдержек и противовесов при осуществлении трех видов власти, верховенство права, автономия экономической, церковной жизни от государства, политический и идеологический плюрализм, приоритет прав, свобод и законных интересов человека и гражданина. Однако все эти моменты напрямую зависят от указанных выше, а некоторые и вовсе носят условный характер. Например, по Конституции 1993 г., «Российская Федерация — светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (ст. 14, ч. 1). Однако жизнь Русской православной церкви после кончины патриарха Алексия II и избрания предстоятеля церкви Кирилла показала, что данные события носят не только внутрицерковный характер, но и политический.
Политизированный характер смены патриарха неудивителен — речь идет о главе наиболее массовой российской конфессии, объединяющей миллионы верующих. Позиция патриарха по актуальным вопросам, высказанная публично, может оказать серьезное влияние на их решения. И напротив, степень этого влияния зависит, в том числе и от личного авторитета предстоятеля. Добавим к этому, что Русская православная церковь отстаивает свои интересы в отношениях с властями, обладая при этом немалыми лоббист-
1 См.: Сафонов В.Г. Понятие правового нигилизма // Государство и право. 2004. № 12. С. 65.
скими возможностями — достаточно сказать, что патриарх является единственным религиозным деятелем России, имеющим прямой выкод на президента. Церковь заинтересована как в расширении своих возможностей в сферах образования, благотворительности, сотрудничества с вооруженными силами и правоохранительными органами, так и в ограничении таких возможностей для своих конкурентов из числа так называемый «нетрадиционнык для России конфессий». В свою очередь, государство рассчитывает не просто на лояльность, но и на активную политическую поддержку со стороны церкви ‘.
Глупо говорить и об абсолютной автономии экономики от государства, в частности, среднего класса. В отношениях между государством и бизнес-элитой обозначился кризис, приобретающий затяжной характер. События вокруг ЮКОСа наглядно продемонстрировали, что времена семибанкир-щины прошли, и государство предполагает вести конструктивный диалог только с ответственным бизнесом. Однако что такое ответственным бизнес, каждая из политических сил понимает по-своему. Полагаю, что это не только то, что бизнес должен «делиться». Правовое государство по своей сути должно поддерживать средний класс, однако исследование проблемы позволяет сделать вывод об усиливающейся тенденции противостояния между самими различными группами предпринимательства. Российская бизнес-элита в настоящее время — достаточно неоднородное образование, в котором нет ни корпоративного, ни ментального единства. Более того, идет смена экономических элит.
Не стоит говорить и об абсолютном исполнении требований системы сдержек и противовесов при осуществлении той или иной власти (законодательной, исполнительной и судебной). Исходя из практики политикоправовой действительности России, следует сказать, что нет конкретного баланса между тремя видами государственной власти.
Достаточно сказать о судебной власти, которая скорее зависимая, нежели независимая, так как и правоприменительную деятельность судей можно «купить». Об этом свидетельствует количество сфабрикованных дел в российской судебной системе. Это подтверждает статистика. Причиной тому выступает далеко не дефицит доказательственной основы и неэффективность предварительного расследования, а сама деятельность судей.
Если говорить о самом понятии «правовое государство», то стоит отметить, что правовое государство также не может существовать вне интеграции с понятием «социальное государство», так как первое, взятое в чистом виде, оказалось несостоятельным уже исторически (первая половина XX века)2.
1 См.: МакаркинА. Русская православная церковь: конкурентные выборы // Pro et Contra. 2009. № 1. С. 49.
2 См.: Гафуров З.Ш. Социально-правовое государство: причины возникновения, объективные основы, противоречивая сущность // Государство и право. 2009. № 4. С. 5—14.
В этом смысле существует и определенная связь между правовым государством и демократическим, либеральным, конституционным государством.
Однако если исходить из российской государственной и правовой жизни, то данная связь не будет иметь место, пока сама Конституция 1993 года будет выступать лишь субъективной фиксацией желаемого.
М. В. Захарова*
Особенности правового регулирования социальных отношений, складывающихся в области игорного бизнеса, как функциональная платформа реализации континентально-европейского стиля правового мышления (на примере швейцарской правовой системы)
Ключевые слова: азартные игры, пари, правовое регулирование, реформа
The article carries out a comparative legal analysis of the ways to resolve the problems of regulation of the social relations forming in the Swiss gambling industry. In light of the current process of introducing large-scale legislative innovations in the Russian Federation following the adoption of the Law On State Regulation of Gambling Games Organization and Playing and On Amending Several Legislative Acts of the Russian Federation, it appears expedient to analyze foreign experience in resolving the issues directly related to the mechanism of legal regulation in the aforementioned area.
The research offered to your attention contains doctrinal assessment of the following issues:
— regulatory base of the gambling industry functioning in Switzerland;
— pre-reform mechanism of legal regulation in the aforementioned area;
— conceptual foundation of the reforms in the sphere of playing games, betting and establishment of gambling houses in Switzerland;
— correlation of implementation of private and public interest in the regulatory area of the Swiss approach to the gambling industry as to a socially important sector of the country's social and economic life.
© Захарова М.В., 2010
* Кандидат юридических наук, начальник отдела организации научной работы Управления научных исследований Московской государственной юридической академии имени О.Е. Кутафина. [а[email protected]]
Статья подготовлена в ходе выполнения поисковой научно-исследовательской работы в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009—2013 годы.