CC BY
122
А.В. МАЛЮТКИН
ПРАВОВАЯ ПСИХОЛОГИЯ МАСС: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ
Уровни субъектного проявления правовой психологии наблюдаются не только на индивидуальном, но и на таком аморфном и противоречивом явлении, как «масса».
Сложность изучения проявления и функционирования правовой психологии в таком стихийно-социальном явлении, как масса, объясняется недостаточной изученностью последней.
Отечественное обществознание вообще всегда настороженно относилось к понятию «масса». Еще при монархическом режиме оно опасалось реальных масс и не приветствовало сколько-нибудь научных размышлений о них. В марксистской идеологии вообще считалось, что теории «массы» направлены против революционных движений масс. И это несмотря на огромное внимание именно к «массам», а совсем не к «классам», которое прослеживается во всех работах
В.И. Ленина в революционный и постреволюционный периоды. В дореволюционных теоретических работах В.И. Ленин, строго опираясь на социологию К. Маркса, развивает теоретические классовые представления. Однако затем, столкнувшись с реальной революционной ситуацией (уже начиная с первой русской революции 1905 г.), он переходит к другой, явно более реалистической терминологии. Место классов занимают массы. Эти самые «массы» и сделали революцию. Однако революция побеждает, новая государственная власть укрепляется, в массы внедряется классовое сознание, и разговоры о массах остаются лишь в виде ритуальных деклараций о доминирующей роли народных масс в истории. На практике же они больше заменяются массами того или иного класса. В итоге, в работах марксистско-ленинских обществоведов позднего периода остаются исключительно классовые концепции, а все теории массы провозглашаются буржуазными. А в современных условиях психология масс упоминается только вскользь. Отсутствие пристального внимания к этому предмету породило привкус негативного отношения к нему как к чему-то не слишком важному, находящемуся на обочине научного познания [1].
Зарубежная обществоведческая наука, по сравнению с отечественной, обращала свое внимание на это социальное явление, но там понятие «социальная масса» имеет неоднозначную трактовку:
1) как толпа (Г. Лебон);
2) как публика (Г. Тард);
3) как гетерогенная аудитория, противостоящая классам и относительно гомогенным группам (Э. Ледерер, М. Арендт );
4) как «агрегат людей, в котором не различаются группы или индивидуумы» (Х. Корнхаузер);
5) как уровень некомпетентности, как снижение цивилизации (Х. Ортега-и-Гассет);
6) как продукт машинной техники и технологии (Л. Мамфорд);
7) как «сверхорганизованное» бюрократизированное общество, в котором господствуют тенденции к униформизму и отчуждению (К. Маннгейм) [2].
Любая из названных концепций не сводит понятие «массы» к отдельной социальной группе, совокупности индивидов, а предполагает под ним относительно самостоятельный общественный субъект.
Раз личность и социальная группа - носители правосознания, то и социальная масса также представляет собой субъект правосознания. Следовательно, существует и массовое правосознание. Это - специфический вид правосозна-
ния, свойственный значительным неструктурированным множествам людей -массам. Оно определяется как совпадение в определенном промежутке времени наиболее значимых и сильных сторон проявления правосознания нескольких несводимых и неотождествляемых друг с другом социальных групп, выступающих как единое целостное явление.
В силу нечеткого определения как своего носителя, так и содержания правосознание масс существует в форме правовой психологии.
Содержание правовой психологии масс включает в себя эмоционально обусловленные правовые идеи, представления и ценности, разделяемые возникающей по многим обстоятельствам совокупностью индивидов - массой. Они формируются в процессе общения людей между собой, совместного восприятия социально-правовой информации, в ходе митинга, демонстрации, забастовки, шествия и других массовых мероприятий.
Исходя из этого, правовая психология масс имеет такие характерные черты, как общесоциальная природа составляющих ее компонентов и распространенность в достаточно широкой общности людей. Поэтому правовая психология масс - это надындивидуальная и надгрупповая правовая психология. Для ее формирования не требуется совместного сбора в определенном месте и в определенное время массы людей, а тем более их совместной деятельности. Важно, чтобы их социально-правовые ориентации были только схожими по содержанию.
По своей структуре правовая психология масс складывается из двух уровней: эмоциональной и рациональной.
В основе правовой психологии масс находятся разные по формам проявления сильные эмоциональные переживания людей, возникающие по поводу правозначимых явлений и вызывающие социально-психологическую реакцию: проведение референдумов по вопросам, захватывающим интересы подавляющего большинства населения государства, акты терроризма и вандализма и т.п. Возникающие при этом эмоции и чувства обладают способностью заслонить (пусть даже на определенное время) общесоциальные правовые ценности и идеалы и побудить к непосредственным активным действиям.
Но со временем на основе этого эмоционально-чувственного уровня правовой психологии масс формируется и второй, более высокий - рациональный ее уровень, включающий в себя интеллектуальные начала - общедоступные юридические знания, широко обсуждаемую и разделяемую в обществе информацию правового характера и т.п.
По своему составу рациональный уровень правовой психологии масс состоит из трех основных условных блоков (элементов). Во-первых, это блок социально-правовых ожиданий людей и оценок ими своих возможностей влиять на правовую систему общества. Во-вторых, блок быстроменяющихся мнений и настроений людей, возникающих по поводу правовых явлений. В-третьих, блок социально-правовых ценностей, которые и определяют отношение людских масс к праву в целом. А основное содержание рационального уровня правовой психологии масс составляет отражение распространяемых через слухи либо средства массовой информации сведений юридического характера.
Специфические признаки правовой психологии масс можно выделить, рассматривая ее с точки зрения особенностей ее субъекта. Массы как носители правовой психологии представляют собой ситуативно возникающие социальные общности, вероятные по своей возможности появления в обществе, неоднородные по составу и аморфные по формам выражения.
В то же время необходимо заметить, что каждая отдельная разновидность социальной массы как субъект правовой психологии обладает своими особенными и специфическими чертами.
Среди основных конкретных разновидностей социальной массы Д.В. Ольшанский выделяет, во-первых, толпу, во-вторых, так называемую «собранную публику» - от зрителей в театре до участников политических митингов, в-третьих, «несобранную публику», т.е. большое число людей, мышление и интересы которых ориентированы идентичными стимулами в одном направлении, людей, проживающих не «друг с другом», а «друг около друга» [3].
Указанные Д.В. Ольшанским разновидности социальных масс одновременно являются и разновидностями субъекта правовой психологии масс, ибо право, как хорошо известно, проявляется только в социальной среде.
Рассмотрим эти разновидности субъекта правовой психологии масс более подробно.
Под словом «толпа», пишет Г. Лебон, подразумевается в обыкновенном смысле собрание индивидов, какова бы ни была их национальность, профессия или пол и каковы бы ни были случайности, вызвавшие это собрание. Но с психологической точки зрения слово это получает уже совершенно другое значение. При известных условиях собрание людей имеет совершенно новые черты, отличающиеся от тех, которые характеризуют отдельных индивидов, входящих в состав этого собрания. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных лиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая временный характер, но очень определенные черты. Собрание в таких случаях становится тем, которое Г. Лебон называет «организованной толпой» или «толпой одухотворенной», составляющей единое существо и подчиняющийся закону духовного единства толпы [4].
Исчезновение сознательной личности и ориентирование чувств и мыслей в одном направлении - главные черты организованной толпы. Каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каковы бы ни были их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющий их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности [5].
Таким образом, можно утверждать, что одинаковые идеи, одинаковые мысли и одинаковые чувства - вот характерные черты правовой психологии толпы.
Кроме того, правовая психология толпы отличается присущими только ей специфическими признаками:
1. Она представляет собой динамическое явление и ей всегда присуще стремление к дальнейшему развитию. Для росту правовой психологии толпы нет установленных кем-либо преград, границ. Нет каких-либо средств и сил, которые предотвратили бы ее стремительное развитие.
2. Благодаря большой численности толпы индивид приобретает в ней сознание своей непреодолимой силы, позволяющей ему с легкостью пойти на какие угодно действия, включая и противоправные, преступные.
3. Она обладает особой сильной восприимчимостью, заразительностью личности к правовым чувствам и идеалам толпы; она легко приносит свои индивидуальные правовые убеждения и чувства в жертву массовым.
4. Одна из стабилизирующих идей правовой психологи толпы - это идея равенства всех индивидов, составляющих данную толпу в частности и всех людей в мире - в целом. Все правовые теории справедливости и равенства, имеющиеся в теоретическом правосознании и правовой идеологии, берут свое начало из переживания человеком равенства, которое он знает по массовому чувству.
В качестве носителей правовой психологии «собранной публики» является скопление некоторого числа людей, испытывающих сходное ожидание опреде-
ленных правовых переживаний или интересующихся одним и тем же социальноправовым явлением.
Предпосылкой формирования правовой психологии «собранной публики» является наличие схожих социально-правовых ориентаций и установок у ее составляющих субъектов. Эти предпосылки вследствие воздействия на «собранную публику» одних и тех же правовых явлений общества способствуют формированию схожих социально-психологических реакций у ее субъектов (участников митинга, присяжных заседателей и т.п.). Но конкретная форма, содержание данных социально-психологических реакций варьируются от вида «собранной публики».
Так, собрания присяжных заседателей, которые создаются за несколько минут до начала судебного заседания, представляют собой не социальную группу, а классический пример «собранной публики». В связи с этим можно сказать, что собрание присяжных заседателей - разновидность социальной массы. Его правосознание - вид правовой психологии масс.
Как справедливо отмечал вышеназванный французский ученый Г. Лебон, присяжные заседатели дают нам прекрасный пример того, как мало имеет значение, с точки зрения принятых решений, умственный уровень отдельных индивидов, входящих в его состав. Каков бы ни был состав присяжных, решения их бывают тождественны. Присяжные, как и толпа, легко подчиняются влиянию чувств и очень мало - влиянию рассуждения. «Они не могут устоять, - пишет далее Г. Лебон, - при виде женщины, кормящей грудью своего младенца, или при дефилировании сирот перед ними» [6].
Безжалостные к таким преступникам, которые могут коснуться их личной безопасности, присяжные очень снисходительны к преступлениям, совершенным под влиянием страсти. Они очень редко бывают строги к девушкам, облившим серной кислотой своего соблазнителя. Во всех таких случаях присяжные инстинктивно понимают, что преступления эти не очень опасны для общества и что в стране, где не существует законов, покровительствующих покинутым девушкам, преступление той, которая мстит за себя, скорее даже полезно, нежели вредно, так как оно служит предосторожением для соблазнителя [7].
В то же время, по Г. Лебону, присяжные, как и всякая толпа, легко ослепляются обаянием. Хотя они очень демократичны по составу, но всегда аристократичны в своих пристрастиях. Имя, происхождение, большое состояние, репутация, защита знаменитым адвокатом и вообще все то, что отличает и блестит, составляют для обвиняемых очень выгодное условие [8].
Образные, эмоционально окрашенные утверждения Г. Лебона подтверждаются и современными социально-правовыми и социально-психологическими эмпирическими исследованиями. Так, в июле 1997 г. Алтайский государственный университет по заданию Алтайской краевой прокуратуры провел социальнопсихологическое исследование группы присяжных (15 человек) и самостоятельных «экспертов», в качестве которых выступили 15 сотрудников прокуратуры края, имеющие непосредственное отношение к надзору за законностью судебных постановлений по уголовным делам. Несмотря на определенные сходства структур восприятия присяжных и экспертов, полученные результаты указывают на преобладание различий, что прежде всего выражено в факте доминирования в восприятии присяжных внешних поведенческих качеств над объективными критериями оценки, следствием чего является подмена одних другими. Если для экспертов в генеральный фактор вошли профессиональные характеристики, то для присяжных главными являются внешнее поведение и антропологические свойства участников судебного процесса [9].
Присяжные собрания руководствуются в своих действиях чувствами, как и толпа. Они не привержены воспринимать длинные аргументированные рассуждения, для них свойственна лишь примитивная форма рассуждения. Так же как и в толпе, в собрании присяжных присутствуют небольшое число лидеров (вожаков), которые оказывают решающее влияние на умонастроения остальных. Но в то же время правовая психология собрания присяжных способна к более справедливым решениям, чем профессиональное правосознание судей.
По этому поводу Г. Лебон пишет следующее: «Будем тщательно охранять институт присяжных, так как он составляет единственную категорию толпы, которая не может быть заменена никакими отдельными личностями. Только этот институт в состоянии смягчить строгости законов, которые уже потому что они одинаковы для всех, должны быть слепы, в принципе, и не могут принимать во внимание частных случаев. Недоступный состраданию и признающий только текст закона, судья по своей профессиональной строгости приговорит к одинаковому наказанию грабителя, убийцу и бедную девушку, брошенную на произвол судьбы своим соблазнителем, которую довела до детоубийства нужда. Присяжные же инстинктивно чувствуют, что соблазненная девушка гораздо менее виновна, нежели ее соблазнитель» [10].
Истинность слов Г. Лебона, сказанных им более 100 лет назад, подтверждают и результаты современных социологических исследований. В целом 81,4% экспертов считают возможным либо полезным использование суда присяжных в российских судах общей юрисдикции. Свое несогласие всеобщему введению суда присяжных оказывают прокуроры и судьи (за введение суда присяжных высказались только 65,6% прокуроров и 69,7% судей, тогда как 90,3% адвокатов и 90,0% научных сотрудников высказались «за») [11].
В ряде случаев (но не всегда!) парламентские собрания различных уровней также представляют собой одну из форм проявления «собранной публики».
В парламентских собраниях мы встречаем черты, общие всякой толпе: односторонность идей, раздражительность, восприимчивость к внушению, преувеличение чувств, преобладающее влияние лидеров. Односторонность мнений составляет важнейшую черту парламентского собрания. Ему присуща склонность разрешать самые сложные проблемы: социальные, правовые проблемы посредством самых простых абстрактных принципов и общих законов, применяемых ко всем случаям. Оно очень легко поддается внушению, и как во всякой социальной массе, внушение исходит от лидеров, обладающих обаянием. Но в парламентских собраниях восприимчивость к внушению имеет строго определенные границы. Относительно всех вопросов, представляющих местный или областной, а также узкогрупповой, корпоративный интерес, мнения у членов депутатов парламентского собрания очень стойкие. Их трудно разрушить или изменить при помощи какой-либо аргументации. В вопросах общего характера, касающихся, например, утверждения правительства (премьер-министра), генерального прокурора, налогов, годового бюджета, нет никакой стойкости мнений. В таких ситуациях внушающее действие лидеров парламентских фракций особенно сильно. Следует заметить, что в каждой отдельной парламентской фракции существуют несколько лидеров, пользующихся совершенно одинаковым авторитетом. Они оказывают иногда диаметрально противоположные влияния на членов фракции и формируют у последних такую психологическую черту, как нерешительность.
Данным явлением и объясняется та ситуация, когда тот или иной депутат меняет свои взгляды по какому-либо законопроекту или по другому важному вопросу. В подобных ситуациях большую значимость приобретают неформальные лидеры и руководители фракций, которые умело навязывают свои мнения депутатам. Но для того, чтобы предопределить направление развития правовой пси-
хологии депутатов парламента, личные организаторские качества их лидеров должны соответствовать определенным критериям.
Это, во-первых, то, что лидеры, руководители должны действовать главным образом не своими рассуждениями, а своим обаянием. Они не должны создавать общественного мнения, а обязаны быстро усвоить основные идеи, положения правовой психологии социальной массы. А способы убеждения, которыми пользуются лидеры депутатских групп, в принципе, должны быть едины с теми, которыми пользуются лидеры толпы.
Когда парламентские собрания достигают известной степени возбуждения, как предупреждает Г. Лебон, они становятся похожими на обыкновенную разнородную толпу, и их чувства всегда бывают крайними. Индивид в таком собрании перестает быть самим собой. К счастью, необходимы особенные условия, чтобы все эти черты сделались постоянными явлениями в парламентских собраниях. Эти собрания становятся толпой в известные моменты. В огромном большинстве случаев люди, составляющие их, сохраняют свою индивидуальность, и вот почему собрания могут издавать превосходные законы [12].
В целом к «собранной публике» относятся люди, интересующиеся одним и тем же правовым явлением. А это, в свою очередь, приводит к формированию довольно прочного рационального компонента в правовой психологии «собранной публики».
В качестве следующего субъекта правовой психологии выступает так называемая «несобранная публика». Это - своеобразная «поляризованная масса», которая существует скорее всего виртуально, чем реально. Правовую психологию «несобранной публики» составляют эмоции, чувства, первичные (обыденные) правовые представления общности людей, ориентированные идентичными юридическими стимулами в одном направлении.
В несобранной публике, отмечает Д.В. Ольшанский, внешне не проявляются феномены, характерные для толпы или собранной публики. Не проявляется в таком объеме «эмоциональное заражение», не исчезает полностью рефлексивность и не развивается в полном объеме процесс деиндивидуализации [13].
Правовая психология несобранной публики представляет собой основу для выработки сходных правовых взглядов определенной массы людей и готовность к некритическому восприятию информации юридического характера. Она существует лишь в форме мнений и настроений самого общего характера. Действие (а следовательно, и наличие) правовой психологии несобранной публики наиболее полным образом проявляется в ходе избирательных компаний. Она и предопределяет общий психологический механизм электорального поведения социальной массы.
Как верно отмечает Д.В. Ольшанский, несмотря на все разговоры о «новых технологиях», массовое электоральное поведение в целом продолжает оставаться стихийным, подчиняясь общим закономерностям. В конечном счете электорат делится на две неравные части. Первая, меньшая, часть - это организованный электорат, действующий на основе индивидуального или группового сознания и подчиняющийся управляющим этим сознанием структурам и институтам. Вторая, значительно большая для любой современной демократической страны, часть, представляет собой неорганизованный электорат [14].
Сказанное доказывается и результатами исследования социально-правовой действительности. Судя по ответам респондентов, у каждого второго избирателя Тюменской области доминирует идейно-политическая мотивация поддержки одной политической партии. Для них важна идейная платформа и программа партии. Мотив, построенный на личностном факторе (симпатии к лидеру партии или движения), по значимости оказался на втором месте. Избиратель,
голосуя за фаворита избирательной кампании, не желает, чтобы его голос «пропал». В то же время подобное поведение может быть проявлением известного психологического феномена «присоединение к мнению большинства», который в ситуации электорального выбора трансформируется в присоединение к возможному победителю. Этот мотив выходит на третье место после мотива, основанного на симпатии к лидеру [15].
Принципиальные положения исследования томских ученых подтверждаются данными других социологических исследований, проведенных в России. В этом смысле показательны опросы населения мониторинговой группой «СО-ЦИС», проведенные ею накануне выборов в Государственную Думу России в декабре 2003 г. Так, «задумываются о выборах и их значении в жизни общества лишь 2% из 500 опрошенных, «задумываются над урной» - 34%, «даже не собираются задумываться» -13,7% [16].
Анализ данных результатов социологических исследований свидетельствует, что 1/2 избирателей России относятся к так называемому «неорганизованному электорату».
Наиболее характерными чертами неорганизованного электората, по Г. Ле-бону, являются слабая способность к рассуждению, отсутствие критического духа, раздражительность, легковерие и односторонность. Он легко поддается влиянию обаяния баллотирующегося кандидата. Личное обаяние кандидата в выборную государственную или муниципальную структуру может быть заменено только обаянием богатства. Даже талант и гениальность не составляют серьезных условий успеху. Самое главное - это обаяние, т.е. возможность предстать перед избирателями, не возбуждая никаких оспариваний. Избиратели, большинство которых состоят из рабочих и крестьян, редко выбирают представителей из своей среды, лишь потому, что люди, вышедшие из их рядов, не имеют для них никакого обаяния. Если же случайно они выбирают кого-нибудь из своей среды, то это вызывается обыкновенно побочными причинами, желанием помешать какому-нибудь выдающемуся человеку, крупному хозяину рабочих, у которых сами избиратели находятся в постоянном подчинении. Поступая так, избиратели получают на время иллюзии власти над тем, кому всегда подчинялись.
Правильность данных утверждений подтверждает электоральная практика современной России. Так, 53% респондентам-избирателям, поддержавшим «Блок Жириновского», импонирует прежде всего сама личность лидера, а не программные положения данной политической партии [18]; на проведенных в апреле 2004 г. выборах губернатора Алтайского края с большим перевесом голосов избирателей одержал победу эстрадный артист М. Евдокимов, строивший свою избирательную кампанию на основе печатной продукции и личной встречи с избирателями. В итоге за него проголосовали 49,53% избирателей. При этом следует учитывать и довольно высокую явку избирателей - более 57%, что является необычным для региональных выборов [19].
Но обаяние, как пишет далее Г. Лебон, не всегда служит залогом успеха. Избиратель хочет также, чтобы льстили его тщеславию и угождали его вожделениям. Чтобы на него подействовать, надо осыпать его самой нелепой лестью
и, не стесняясь, давать самые фантастические обещания. Все эти преувеличенные обещания производят сильное впечатление в данную минуту, в будущем же ни к чему не обязывают. В самом деле избиратель нисколько не старается узнать потом, насколько выбранный им кандидат выполняет обещания, которые, собственно, и вызвали его избрание [20].
«С течением времени мало что изменилось, - отмечает по этому поводу современный российский психолог Д.В. Ольшанский, - в решениях большинства избирателей даже в обществах с рациональной политической культурой преоб-
ладает стихийный выбор, основанный на эмоциональном отношении присутствующих в данный момент к массовым настроениям» [21]. Данное обстоятельство хорошо используется и СМИ. Так, П. Бурдье на основе изучения методов деятельности средств массовой информации современной Европы акцентирует свое внимание на активизации тенденций «антиинтелектуализма», «однообразия» и «банализации» массовых информационных потоков, которые он объясняет феноменом «рейтингового менталитета» (в погоне за рейтингом редакции СМИ потакают самым примитивным пристрастиям потребителя массовой информационно-рекламной продукции) [22]. Они хорошо владеют искусством управления толпой, в том числе и электоральной!
В сегодняшней литературе имеется мнение о том, что поведение избирателей более точно описывается не через партийную идентификацию, а через фактор, обозначенный термином «меняющаяся партийная принадлежность». Под этим понимается чувство (выделено нами. - М.А.) внутренней близости к определенным партиям, которое крайне уязвимо для воздействий краткосрочных факторов, а потому неустойчиво [23]. Неустойчивость партийных предпочтений электората - «несобранной публики» подтверждается и социологическими данными. В России летом 2002 г. свою готовность вновь поддержать ту же политическую партию на выборах высказали 68,1% респондентов-избирателей КПРФ, 65,6% - ЛДПР, 64% - «Единства», 42,6% - «Яблока» и 30% - СПС. Часть респондентов из электората различных партий затруднялась с определением своей позиции на предстоящих выборах - 10-16% [24].
Литература
1. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб.: Питер, 2001. С. 7-17.
2. Там же. С. 15.
3. Там же. С. 29.
4. Лебон Г. Психология масс // Психология масс. Хрестоматия. Самара: Бахрах-М,
2001. С. 11.
5. Там же. С. 13.
6. Там же. С. 103-104.
7. Там же.
8. Там же.
9. Янова Н.Г. Суд присяжных и государственный обвинитель // Социологические исследования. 1998. № 5. С. 84.
10. Лебон Г. Указ. соч. С. 108.
11. Шерени Ф.Э. Социология права: прикладные исследования. СПб.: Алатея,
2002. С. 266- 268.
12. Лебон Г. Указ. соч. С. 124-125.
13. Ольшанский Д.В. Указ. соч. С. 60.
14. Там же. С. 61.
15. Заболотная Г.М. Региональный электорат партий между выборами // Социологические исследования. 2003. № 9. С. 73-78.
16. Роль СМИ в региональных выборах 2002 г.: Материалы Всероссийской конференции. Москва, 30-31 января 2003. М.: ВЦИК РФ, 2003. С. 38.
17. Лебон Г. Указ. соч. С.108-109.
18. Заболотная Г.М. Указ. соч. С. 76.
19. Смех смехом // Рос. газета. 2004. 6 апреля. С. 4.
20. Лебон Г. Указ. соч. С. 109-110.
21. Ольшанский Д.В. Указ. соч. С. 61.
22. Бурдье П. О телевидении и журналистике. М.: Инфра-М, 2002. С. 37.
23. Малешкина Е.Ю., Анохина Н.В. Электоральное поведение россиян как модель «воронки причинности». Политика. Анализ. Хроника. Прогноз // Вестник Фонда «Российский общественно-политический центр». Зима 2001-2002. № 4. С. 31-32.
24. Заболотная Г.М. Указ. соч. С. 77.
МАЛЮТКИН АНДРЕЙ ВИТАЛЬЕВИЧ родился в 1996 г. Окончил Санкт-Петербургский юридический институт МВД России, факультет подготовки научных и научно-педагогических кадров Санкт-Петербургского университета МВД России. Кандидат юридических наук. Сфера научных исследований - теория права и государства, история права и государства, история правовых учений. Автор 27 научных публикаций, в том числе 1 монографии и 1 учебного пособия.
