CC BY
135
В.М. Шафиров
Шафиров Владимир Моисеевич — доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории государства и права Юридического института Сибирского федерального университета
Правовая презумпция в системе нормативно-регулятивных средств
В юридической литературе получил распространение взгляд, согласно которому нормативное регулирование сводится (пусть даже, как правило) к регулированию посредством норм. Даная теоретическая позиция устойчиво закрепилась на практике. Для судей, работников правоохранительных органов, да и правоприменителей в целом, право предстает прежде всего как система норм. Выделяются даже такие нетипичные нормы, как: «нормы-принципы», «нормы-цели», «нормы-задачи», «нормы-дефиниции» и т. д. С такой позицией согласиться нельзя.
Право как нормативная регуляция не сводится к нормам или к их системе. Юридическая норма есть одно из ее проявлений, один из носителей важнейшего свойства права. На это один из первых в советской теории права обратил внимание С.А. Голунский, выделив в системе права наряду с нормами такие законодательные положения, как цели, задачи, указание на результат, которого надо добиться, декларации, призывы и т. д.1
В.М. Горшенев нормативные обобщения (презумпции, фикции, дефиниции и т. д.) назвал нетипичными правовыми предписаниями. «Нетипичность выражается, главным образом, в том, что они лишены традиционной логичности нормы права, не содержат или почти не содержат некоторых ее естественных элементов, в силу чего выглядят композиционно несовершенными, структурно незавершенными». И далее: «В своей совокупности нетипичные нормативные предписания так же, как и нормы права, выполняют регулирующее назначение»2.
За несводимость права к нормам выступал В.К. Бабаев. Он утверждал: «...Определение понятия права как системы норм представляется несколько узким. Существуют предписания, не укладывающиеся в понятие юридической нормы. Сюда относятся положения... закрепляющие принципы... права, определяющие основные правовые понятия, временные, пространственные и субъективные пределы действия юридических норм и т. д.»3.
«Право, — подчеркивает Н.Н. Вопленко, — не сводится только к нормам: наряду с ними существуют и действуют разнообразные виды общих правовых предписаний: правовые декларации, правовые определения, принципы и, наконец, нормы»4.
Вместе с тем, ряд ученых, признавая факт существования наряду с нормой права других правовых положений, одновременно высказывают сомнение в способности таких положений непосредственно регулировать поведение из-за отсутствия у них структуры юридической нормы. Такое сомнение вряд ли обоснованно.
Во-первых, лишается смысла синтез с нормами других юридических средств, если они не обладают общим свойством — быть регулятором общественных отношений.
Во-вторых, неконструктивна попытка поставить под сомнение регулятивные качества общих правовых положений из-за отсутствия у них структуры, схожей с нормой. Не вдаваясь в полемику по поводу количества элементов, их функций, считаем, что само по себе включение тех или иных правовых явлений в число нормативных регулятивных средств не может быть поставлено в зависимость от наличия или отсутствия такой структуры.
«Подведение» под норму или поиск ее структуры в принципах, целях, презумпциях и прочем не потребуется, если в основе правопонимания не будет лежать этатическая теория права. Желание видеть в каждом явлении-регуляторе гипотезу, диспозицию, а то и санкцию, зиждется на концепции права, допускающей чаще всего существование лишь установленных сверху жестких, категоричных, детализированных предписаний, в которых делают упор на ограничение свободы личности. Понятно,
1 См.: Голунский С.А. К вопросу о понятии правовой нормы в теории социалистического права // Советское государство и право. — 1961. — № 4. — С. 23—28.
2 Горшенев В.М. Нетипичныю нормативныю предписания в праве // Советское государство и право. — 1978. — № 3. — С. 115.
3 О понимании советского права: Материалы! «круглого стола» // Советское государство и право. — 1979. — № 8. — С. 59.
4 Там же. — С. 51.
что в таких условиях самостоятельность, самоорганизация, саморегуляция граждан — помеха для официальных государственных структур.
Подтверждение факта существования наряду с нормами права и других самостоятельных регулятивных средств можно найти в законодательстве. Так, в части 4 статьи 15 Конституции РФ выделено два самостоятельных правила «общепризнанные принципы и нормы международного права».
В части 3 статьи 11 ГПК РФ установлено: «В случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд применяет нормы права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии таких норм разрешает дело, исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права)». Из примера видно, что при пробелах могут быть применены не только сходные нормы, но и общие начала (принципы права), а также другие средства, регуляторы, из которых вытекает смысл законодательства.
Поэтому когда речь заходит о непосредственной нормативной регуляции, то с ней должен ассоциироваться весь комплекс нормативных регулятивных средств (принципов, целей, задач, дефиниций, презумпций, норм и т. п.), выступающих внутренней формой выражения права как общей меры, свободы и справедливости1. Только при этом условии возможно системное, концептуальное восприятие права в качестве нормативного регулятора поведения.
Ориентация же на одни нормы, то есть на явления, наиболее подвергающиеся корректировкам, изменениям со стороны правотворческих субъектов, неизбежно приведет к неверному восприятию закрепленных в праве идей, ценностей, положений, дозволений и запретов, а значит, в итоге к неправильному, ошибочному решению, ограничивающему активность людей и часто делающему ее невозможной.
Итак, нормативность немыслима вне разнообразия регулятивных средств. Данные средства, прежде всего, необходимо разделить на две большие группы: регуляторы, закрепляющие модели возможного, и регуляторы, закрепляющие модели должного поведения. С позиций понимания права как общей меры свободы и справедливости особый интерес вызывают средства дозволения. Главное, что их объединяет — это заложенные в этих регулятивных средствах права (возможности) человека и гражданина на совершение самостоятельных, по их усмотрению, действий.
В процессе модернизации всех сфер российского общества их роль, как и общедозволительного типа правового регулирования, в целом объективно возрастает, становится определяющей. Через управомочивание, прежде всего, и проявляется инновационный потенциал права, его способность развивать правомерную инициативу, творчество в деятельности всех субъектов.
Понятийный структурный ряд «управомочивающие регулятивные средства» состоит из двух основных структурных подразделений:
а) управомочивающие нормы,
б) управомочивающие нормативные обобщения.
Управомочивающие нормы отличаются друг от друга по уровню предоставляемого субъектам усмотрения (саморегуляции). Вместе с тем, правовая информация, находящаяся в них, в основном дает необходимое представление о содержании дозволенного поведения. Та или иная степень определенности о правах и свободах достигается благодаря связи ее структурных элементов (гипотезы, диспозиции), образующих в единстве дозволенное правило поведения. Таким образом, в управомочивающих нормах находит выражение та сторона формулы «можно делать все, что законом не запрещено», которая связана с установлением заранее определенных, в значительной мере выверенных эталонов дозволенных действий.
Но у исследуемой формулы есть и другая сторона. Она рассчитана на правовую свободу (возможность), которую нельзя предварительно даже относительно точно измерить, нормировать, а следовательно, закрепить определенный объем прав и свобод. Нельзя определить права и свободы и с помощью норм (из-за их отсутствия), регулирующих сходные отношения (аналогия закона). В таких случаях возможность существует на самом высоком уровне абстракции, то есть индивид в полном смысле слова может делать все, что законом (правом) не запрещено. Создается впечатление, что подобные ситуации находятся за гранью правового регулирования и больше напоминают моральное воздействие. Это не так. На уровне высокой нормативности, общего дозволения право не перестает быть самим собой. Меняется лишь характер правового регулирования, набор средств воздействия. Все более активную роль начинает играть комплекс управомочивающих нормативных обобщений (правовые принципы, цели, дефиниции, презумпции и т. п.). Через них законодатель одновременно и закрепляет общую возможность, и дает ориентиры (критерии правомерности) ее осуществления.
Среди всего многообразия общедозволительных нормативных обобщений важное место занимает правовая презумпция. По определению В.К. Бабаева, презумпция — это «...предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и
1 О праве как общей мере свободы и справедливости см.: Шафиров В.М. Естественно-позитивное право: Введение в теорию: Монография. — Красноярск, 2004. — С. 95—148.
подтвержденное предшествующим опытом»1. Это определение, сконструированное В.К. Бабаевым еще в 1974 году, выдержало проверку временем и получило широкую поддержку.
Существенным свойством, присущим презумпциям, является их предположительный характер. Презумпция — это обобщение не достоверное, а вероятное. Однако степень их вероятности очень велика, поскольку основывается на обобщении достаточно большого количества случаев2, это и позволяет осуществить тот или иной выбор, который будет верен в отношении всех обобщенных случаев. И чем выше доля вероятности имеющихся предположений, тем сильнее будет проявляться регулятивная энергия презумпций.
Особая роль в общедозволительном правовом регулировании принадлежит общеправовым презумпциям. В основе их построения и реализации лежат важнейшие конституционные положения: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2). Права и свободы «...определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием» (ст.18). Кроме того, общеправовые предположения обладают определенными специфическими чертами, которые состоят в следующем:
— они прямо или косвенно закреплены в статьях Конституции, законов;
— отличаются в большинстве своем высокой степенью вероятности;
— обладают нормативным содержанием;
— оказывают как непосредственное самостоятельное регулирующее воздействие, так и регулирующее воздействие совместно с другими нормативными обобщениями, а также нормами права;
— распространяют действие на всех без исключения субъектов, в любой сфере правовой жизни;
— их реализация способствует наиболее справедливому, разумному и законному решению юридических вопросов.
Обратимся к анализу важнейших общеправовых предположений. К их числу можно отнести: презумпцию добросовестности и разумности, презумпцию правомерности незапрещенного, презумпцию знания закона, презумпцию относительной беспробельности права, презумпцию поощрения за заслугу, презумпцию доступности и достаточности правовых услуг.
Презумпция добросовестности и разумности. В части 3 статьи 10 ГК РФ установлено: «В случаях, когда закон ставит защиту прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются». Несмотря на то, что данная презумпция закреплена в отраслевом законодательстве, ее универсальное, общеправовое значение сомнений не вызывает. Ее наличие позволяет критически отнестись к распространенному мнению о том, что внутренняя сторона правомерного поведения (внутренняя свобода) безразлична законодателю, правоприменителю. Уже не редкость, когда законодатель, желая выделить, отметить устойчивое, полезное поведение субъектов, использует прилагательное «добросовестный»: добросовестный приобретатель, добросовестный владелец, добросовестный работник, добросовестный покупатель, добросовестный налогоплательщик, добросовестный супруг и т. д. Как видно из перечисленного, правовая «география» расширяется, поскольку все новые и новые отрасли права (законодательства) применяют термин «добросовестный». Приведем конкретный пример.
По общему правилу, брак признается недействительным, если один из супругов вступил в зарегистрированный брак без намерения создать семью (п. 1 ст. 27 СК РФ). Из названного правила есть исключения применительно к добросовестному супругу, права которого были нарушены заключением такого брака. В соответствии с пунктом 4 статьи 30 СК РФ суд может в интересах добросовестного супруга признать за ним право на получение от другого супруга содержания; в отношении имущества, приобретенного совместно в период брака, применить положение об общей совместной собственности, а также признать брачный договор действительным полностью или частично. Добросовестный супруг может сохранить фамилию, избранную им при регистрации заключения брака. Добросовестный супруг также вправе требовать возмещения причиненного ему материального и морального вреда, а также физических и нравственных страданий (ст. 151 ГК РФ).
Имеет межотраслевое значение и презумпция разумности. Речь идет о законодательном закреплении положений о разумных действиях, разумных сроках, разумной цене и т. д.
Добросовестность и разумность поведения ведут к установлению баланса между интересами отдельной личности и интересами окружающих ее людей, общества. И это не случайно. Такой человек не пойдет на нарушение закона, злоупотребление своими правами, ущемление, нарушение прав своих партнеров. Он уважительно относится к ближнему, в конфликте пытается найти компромисс, путь к примирению, из тактических соображений готов уступить. Именно такая жизненная позиция служит ему залогом правового успеха. Можно, конечно, утверждать, что ко всему перечисленному человека
1 Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. — Горький, 1974. — С. 14.
2 См.: Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники: Сборник статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. — С. 325.
побуждает мотив долга. Долг присутствует в подобных ситуациях. Но не он является определяющим мотивом действий. Первенство за мотивом возможности действовать (сейчас или в перспективе) с пользой для себя. В противном случае стремление к осуществлению прав теряет смысл. Предназначение управомоченного — в первую очередь заботиться о себе, поступать в своих интересах. Долг помогает ему не перейти границы дозволенного, не злоупотреблять правами, уважать права и свободы других людей.
Исходить из презумпции добросовестности и разумности идет на пользу и обязанному лицу. Даже исполнение и соблюдение юридической обязанности может быть построено так, что, несмотря на приоритет интересов управомоченного, добросовестное и разумное ее осуществление несет и выгоду обязанному лицу, то есть определить такой случай как изнутри навязанный вряд ли правильно. В частности, качественное, своевременное выполнение работ, услуг выгодно не только потребителю, но и изготовителю, продавцу, так как увеличивается количество клиентов, растет спрос на работу (услуги), товары, а значит, больше получается прибыль. Прямая выгода налицо и для того, кто выступает в качестве обязанной стороны.
Следовательно, доверие к людям, понимание их, учет их потребностей и интересов, соединенные с требовательностью, и лежат в основе презумпции добросовестности и разумности осуществления прав и обязанностей.
Презумпция правомерности незапрещенного. Ценность формулы «можно делать все, что правом (законом) не запрещено» в кратком и точном словесном выражении сути правового регулирования — предоставлении свободы (прав и свобод). Сразу меняется образ права. Вместо обычно предписывающего, должного, обязательного оно предстает как явление, открывающее простор для свободы выбора и активной деятельности. Поэтому усиление в обществе влияния презумпции правомерности незапрещенного побуждает к инициативному, творческому поведению всех тех, кто готов действовать по своему усмотрению, свободно устанавливать свои права и обязанности на основе договора и определять любые не противоречащие законодательству условия договора.
Презумпция знания закона. Эта общеправовая презумпция имеет весьма длительную историю существования. Она была сформулирована и применялась еще в римском праве, где находила выражение в формулах «незнание закона, знание которого предполагается, не служит извинением для лица, нарушившего закон» и «никто не может отговариваться незнанием закона».
Как верно подчеркивал В.К. Бабаев, следует говорить «не просто о знании законов, а именно о предположении такого знания, о презумпции знания законов. Наличие указанного предположения объясняется тем, что существует возможность незнания отдельными гражданами или должностными лицами тех или иных законов. Поскольку возможны пробелы подобного рода, постольку мы не можем говорить о достоверном знании всеми правовых предписаний, постольку мы говорим о презумпции знания законов»1.
Вместе с тем, значение презумпции знания закона в современном отечественном праве, прежде всего, должно определяться тем, что она является своеобразной предпосылкой для эффективной реализации не только обязывающих и запрещающих нормативно-регулятивных средств, но и управомочивающих. К сожалению, настоящее предположение обычно рассматривают под углом зрения юридической ответственности. Отсюда известное выражение: «незнание закона не освобождает от ответственности». Думается, это слишком односторонне.
Одной из существующих причин столь одностороннего подхода является узкое, упрощенное толкование судебной и иной юридической практикой разбираемой презумпции, а именно как обязанности граждан знать закон. Несправедливость для граждан подобного ее понимания очевидна.
Из чего же следует исходить в процессе применения данной презумпции? Прежде всего, из наличия у человека не только обязанности знать закон, но и права на получение полной и достоверной правовой информации, из наличия у государства, его органов обязанности предоставить ее, а также их ответственности за уклонение от дачи такой информации или за дезинформацию.
Вот тогда, если гражданин пренебрежет своим правом, не выполнит обязанность, и должны наступать для него неблагоприятные последствия. Только тогда! Во всех остальных ситуациях бремя ответственности лежит на государстве. Именно оно должно создать развитую систему не только профессионального, но гражданского правового образования детей и взрослых. В правом государстве как граждане несут ответственность перед своим государством, так и государственная власть несет ответственность перед своими гражданами.
Особая важность презумпции знания закона для развития и обеспечения прав и свобод личности, утверждения справедливых отношений позволяет поставить на обсуждение вопрос о целесообразности ее законодательного закрепления. Это, во-первых, станет серьезной преградой произвольному применению исследуемой презумпции; во-вторых, послужит хорошим импульсом совершенствования давно существующих форм правового обучения и воспитания, а также развитию новых.
1 Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. — Горький, 1974. — С. 105, 107, 113.
Презумпция относительной беспробельности права. Правом регулируется большинство, но не все общественные отношения. Пробел образуется там, где правовое воздействие полностью отсутствует. Отсутствие нормы права (даже сходной) не дает основания для выставления «диагноза»: на лицо пробел в праве. В таких ситуациях нужно исходить из предположения об относительной беспробельности права. Разрешению подобных ситуаций способствует обращение к смыслу права, законодательства.
Определение смысла права при отсутствии норм требует не поиска сходных явлений, а перехода на более высокий концептуальный уровень (общих положений) познания его сущности. Предметом анализа должны стать разнообразные нормативно-регулятивные средства или нормативные обобщения: принципы, цели, задачи права, правовые понятия, презумпции и т. д., в которых выражен тот или иной фрагмент сущности и содержания права. Иными словами, познание смысла права представляет собой сложный мыслительный процесс, идущий от отдельного элемента внутренней формы права к их совокупности и далее к формированию обобщенного вывода, позволяющего раскрыть смысл права. Этот процесс никакого отношения к аналогии права не имеет. Приведем пример.
Отец-одиночка обратился в Пенсионный фонд за сертификатом для получения материнского капитала. Особенность его ситуации в том, что он воспитывает двоих детей от разных матерей, одна из которых умерла, а другая лишена родительских прав. Пенсионный фонд ему отказал, ссылаясь на то, что подобные случаи закон просто не предусмотрел. Районный суд также отказал в иске. Но Верховный Суд Республики Башкортостан отменил решение районного суда, подойдя с позиции защиты интересов детей, с позиции справедливости, и при принятии решения руководствовался Конституцией РФ. А тем временем Пенсионный фонд сопротивляется решению суда и уже подал апелляцию1. Проиллюстрированный юридический материал еще раз показывает, насколько важно проводить в жизнь презумпцию относительной беспробельности права. Да, нормы, закрепляющей право отца-одиночки на материнский капитал, нет. Но правовое регулирование, пусть в форме нормативных обобщений, все же существует. Вопрос лишь в правильном установлении смысла правового регулирования в подобных ситуациях. Отправной «нормативной точкой» отсчета здесь служит статья 19 Конституции РФ, закрепляющая для мужчин и женщин равные права и свободы и равные возможности их реализации.
Презумпция поощрения за заслугу. Суть данного предположения, во- первых, в том, что лицо, наделенное поощрительной компетенцией, должно применять поощрительную санкцию не просто за правомерное поведение, а лишь за заслуженное правомерное поведение. Заслуга является основанием для применения поощрительных мер точно так же, как основанием применения мер наказания выступают правонарушения. В литературе есть и противоположное мнение. Оно сводится к недопустимости сведения сущности правового поощрения к связи — «за совершение заслуги следует поощрение». Если в случае с наказанием нельзя сводить его к возмездию, оплате злом за зло, то в ситуации с поощрением не стоит все представлять как просто воздаяние добром за добро, ибо поощрение не «самоцель», не воздаяние за уже совершенное, а «аванс» на будущее2.
Несомненно, не видеть в поощрении побуждение личности к новым правомерным поступкам неверно. Но также и неправильно считать поощрение только как «аванс» на будущее. Любая односторонность неоправданна. Ведь за поощрением стоит признание, одобрение достигнутого, сделанного в прошлом и в настоящем. Подтверждение правильности и полезности имевших (имеющих) место правомерных действий и вселяет в человека чувство гордости и уважения к самому себе, несет уверенность в правильности избранного пути, позволяет считать, что его вклад в общее дело не только замечен, но и высоко отмечен. А это и служит хорошим стимулом к дальнейшему активному правомерному поведению.
Во-вторых, выделенная презумпция предполагает, что поощрения достоин не только обязанный (к стимулированию которого в основном сводится поощрение), но и управомоченный субъект, добросовестно и активно использующий свои права и свободы. У управомоченного реально больше возможностей для проявления социально-правовой активности, чем у обязанного. От его заинтересованности использовать правовые возможности, средства и действовать самодеятельно, инициативно во многом зависит успешность личной жизни, всех преобразований в обществе и государстве.
В-третьих, разбираемая презумпция ориентирует властные органы и должностных лиц на понимание того, что применение мер поощрения во многих случаях является их обязанностью, а не правом. Иначе нет никаких гарантий, что заслуженное поведение должным образом будет оценено. Азначит, человек ведет себя правоактивно на свой страх и риск. Любой стимул-поощрение, в том числе и правовой, оказывает наиболее действенное влияние на развитие правовой активности личности лишь тогда, когда конкретно и четко выражен. В частности так, как это сделано в статье 291 УК РФ, предусматривающей ответственность за дачу взятки. В ее примечании прямо сказано: лицо,
1 См.: Имангулов И. Материнский капитал для отца // Российская газета. — 2010. — 5 августа.
2 См.: Нырков В.В. Поощрение и наказание как парные юридические категории: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Саратов, 2003. — С. 21.
давшее взятку, освобождается от уголовной ответственности, если добровольно сообщило органу, имеющему право возбудить уголовное дело, о даче взятки.
Презумпция доступности и достаточности правовых услуг. Смысл настоящей презумпции состоит в том, что всякий раз, пока не доказано иное, предполагается, что оказываемая гражданам правовая услуга является доступной и достаточной. Гарантией осуществления данного предположения служит то, что при всей неодинаковости субъектов (статусу, полномочиям, видам) главным, общим моментом служит то, что оказание правовых услуг для них это, прежде всего, обязанность. Иными словами, оказать правовую услугу в любой форме — это не акт доброй воли или благотворительность, а прямой юридический долг государства, его органов, органов местного самоуправления, а также юридических лиц, находящихся в положении обязанных по отношению к управомоченному индивиду.
Обращается ли гражданин с заявлением в администрацию города, подает ли иск в суд, направляет ли жалобу в прокуратуру, удостоверяет ли необходимые ему документы у нотариуса и прочее, во всех случаях предполагается, что оказываемые ему правовые услуги являются доступными и достаточными. Задача публичных органов в ходе организующей деятельности не принудить управомоченного к выбору правового варианта поведения, не навязать свои «услуги», а создать такие комфортные условия, которые со всей очевидностью демонстрируют преимущество юридических процедур, инструментов в приобретении необходимых благ. Отсутствие данной презумпции в отечественном праве создало бы неимоверные трудности, сложности в процессе участия граждан в тех или иных процедурах, не позволило бы экономично, оперативно, надежно, безопасно осуществлять права и обязанности.
Приведенный перечень презумпций современного российского права не является исчерпывающим. Да и привести весь их каталог задача не ставилась. Важнее другое. Происходящая в стране модернизация правовой системы требует обновления, усовершенствования всех ее элементов. Но, в первую очередь, самого права как ядра правовой системы. Нужны новые подходы к осмыслению сущности, содержания, внутренней и внешней формы права. В данной статье предложено по-иному посмотреть на проблему внутренней формы права, которая является «строительным материалом» в организации его сущности и содержания. Одним из родоначальников такого подхода был выдающийся ученый, профессор Владимир Константинович Бабаев.
Право имеет сложную внутреннюю нормативно-регулятивную структуру. Ни одно из входящих в нее нормативно-регулятивных средств (включая и норму права) в отдельности не обеспечит, да и объективно не может обеспечить оптимальное, разумное и справедливое регулирование общественных отношений. Это достижимо, если будет эффективно работать весь комплекс нормативных регулятивных средств. Среди них важное место и роль принадлежит правовым презумпциям.
