CC BY
575
ПРАВО И ВЛАСТЬ: ЕДИНСТВО И БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ
А.И. Хорошильцев
(доцент кафедры государственного права Регионального открытого социального института, кандидат юридических наук, г. Курск; hor@kursknet.ru)
Единство и противоположность права и власти формируют целостность их функционирования, которая рассматривается автором в качестве юридического континуума свободы. Выделяются правовластный и властно-правовой континуумы, даются их характеристики. Анализируются юридические континуумы человека и народа.
Ключевые слова: право, власть, юридический континуум свободы, право-властный континуум, властно-правовой континуум.
Целостность функционирования права и власти
В юридической литературе можно встретить трактовку отношений права и власти в контексте их единства и противоположности. Так, С.С. Алексеев пишет, что «право требует власти» и одновременно с этим отмечает: «Власть - антипод права... Власть, особенно - власть политическая, государственная, которая и делает “право правом”, в то же время - явление, в какой-то мере с ним несовместимое, выступающее по отношению к праву в виде противоборствующего, а порой чуждого, остро враждебного фактора» [1, с. 64, 67].
Схожесть права и власти в их влиянии на регуляцию общественных отношений порождает разобщенность феноменов, служащую, в свою очередь, основой для взаимного «притяжения» и формирования целостности их функционирования, которую уместно рассматривать в качестве юридического континуума свободы. В его объемах присутствие власти предполагает наличие права. Власть вне права лишается не только своего «нравственного оправдания», о котором говорил Б.А. Кистяковский [2, с. 478-479], но и легитимности. А утрата властью названных свойств равносильна потере системой присущих ей интегративных качеств, без которых она лишается своей сущности. И тогда в лучшем случае власть признается просто силой, а чаще оказывается «голым» насилием, произволом. В то же время право вне власти - это «мертвая» форма, лишенная жизни, примером этого служат те нормы позитивного права, которые «не находят» социальных
сил, способных реализовывать их. Надо полагать, что в едином объеме функционирования права и власти формы социальных взаимосвязей из своего идеального потенциального состояния утверждаются в качестве действительности права силой власти, а сила обретает статус власти посредством своего воплощения в праве. Поэтому право, будучи формой, вместе с этим оказывается более чем форма. В свою очередь, власть, основанная на силе, оказывается более чем сила. Именно так рассматривал связанность права и власти Л. Дюги, который видел во власти силу, отданную на служение праву [3, с. 56].
Связанность права и власти отмечали и многие другие ученые и философы. Так, В.С. Соловьев понимал власть как реальное воплощение права [4, с. 296].
Н.М. Коркунов наряду с силой, как определяющим признаком власти, видел во власти и второй присущий ей элемент, а именно обусловленность этой силы сознанием зависимости подданных. Н.М. Коркунов писал: «Если власть - сила, обусловленная сознанием зависимости подвластных, то государство может властвовать не обладая ни волей, ни сознанием, лишь бы люди, его составляющие, сознавали себя зависимыми от него» [5, с. 22]. Логика рассуждений по поводу «обусловленности сознанием» неизбежно приводит к праву. Осознание своей зависимости, о которой говорил маститый ученый, - это форма отражения подвластными господствующей над ними силы, признания ее власти как права на это господство, необходимое им. В данном случае право и власть «рождаются» одно-
временно на основе сопряжения потенциалов воздействия (силы) и отражения, свойственного сознанию.
При этом государственная власть проявляет две составляющие: а) ее силу как господствующую и воздействующую активность в физическом пространственно-временном континууме бытия и б) отражение этой силы в общественном сознании как ее права на существование (все то же «нравственное оправдание», по Б.А. Кис-тяковскому). Власть как целостное явление предполагает сопряженность этих двух элементов. Если общество не признает необходимость присутствия данной силы, то всякое ее проявление воспринимается как произвол. И наоборот, присутствие силы и осознание обществом ее необходимости формируют и право, и власть. Сила становится властью посредством права как формы ее обусловленности сознанием. Осознание обществом потребности, необходимости в этой силе превращает ее (саму силу) во власть и «рождает» право как «снятую» форму проявления этой силы или форму опережающего отражения возможного ее проявления.
Юридический континуум свободы проявляется прежде всего в связанностях позитивного права и государственной власти. Так, среди признаков самого государства практически все ученые отмечают наличие способности издавать общеобязательные, правовые акты. Этот же признак часто относят и к особенностям государственной власти [6, с. 69].
В то же время среди характеристик позитивного права традиционно называют то, что оно формируется и обеспечивается государством, его властью. Причем связанность права и власти отмечается не только в сфере публичного права, где она очевиднее, но и в сфере частного права. Так, в знаменитом Энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона отмечается, что у юристов принято рассматривать частное право как власть. «Частное право есть власть, которая принадлежит личности над вещами и другими личностями, власть, которую одна воля имеет над другой, - вот обычные у юристов (Унгер, Виндшейд и
др.) определения частного или гражданского права» [7].
Взаимное проникновение позитивного права и власти происходит не только на уровне подсистем права, которыми, в частности, являются частное и публичное право*, но и на других уровнях. С.С. Алексеев верно обратил внимание на то, что обязы-вания «занимают в праве особое место. Они по определяющим своим характеристикам выражают не особенности права как своеобразного социального регулятора, а особенности государственной власти, осуществляемой через право...» [8, с. 101; 9, с. 165]. Ученый, говоря о праве как специфическом социальном, а не строго юридическом явлении, склонен считать, что «позитивные обязывания при всей их несомненной социальной значимости все же с правовой стороны образуют тот слой правовой материи, который ближе, так сказать, к поверхности правовой системы, чем к ее глубинам, т.е. к тем ее участкам, где право не просто контактирует с государственной властью, а как бы перемешано с ней» [9, с. 163]. Обязывания, видимо, можно рассматривать как форму «проникновения» государственной власти в сферу права, как форму обеспечения целостного и устойчивого функционирования запретов и дозволений. С.С. Алексеев по этому поводу заметил, что обязывания тесно переплетены с общими дозволениями и общими запретами, которые во многих случаях «развертываются и функционируют на фоне или в сопровождении правоотношений, их комплексов или даже режимов, основанных на позитивных обязываниях» [8, с. 102].
Глубокий и предметный характер связей права и власти отмечал и В.С. Не-рсесянц, который писал, что «в основе легистской (юридико-позитивистской) гносеологии лежит принцип признания (и
* В юридической литературе, как известно, существует мнение о необходимости выделять в системе права ее подсистемы. В частности, в этом качестве профессор Ю.А. Тихомиров рассматривает публичное право (см.: Тихомиров Ю.А. Публичное право. М., 1995. С. 29-30). По нашему мнению, подсистемами права уместно видеть не только публичное и частное, но и материальное и процессуальное, международное и внутригосударственное право.
Юридическая наука и правоохранительная практика знания) в качестве права лишь того, что является приказанием, принудительно-обязательным установлением официальной власти.
Сила власти здесь рождает насильственное, приказное право.
Истина о праве, согласно легистской гносеологии, дана в законе, выражающем волю, позицию, мнение законодателя (суверена, государства). Поэтому искомое истинное знание о праве носит здесь характер мнения, хотя и официально-властного мнения.
В соответствии с логикой такого пра-вопонимания одна только власть, создающая право, действительно знает, что такое право и чем оно отличается от неправа» [10, с. 65-66]. Не менее концентрированно мысль о связанности права с властью выражена ученым в следующем суждении: «По существу же (т.е. социологически, по словам Кельзена) под действительностью позитивного права имеется в виду власть (правоустанавливающая власть, властная сила права), а под действительностью права - установленное этой властью позитивное право...» [10, с. 597].
Для позитивизма правом служит закон, который, по существу, представляет собой форму для выражения права в понимании государственной власти. Она формулирует, создает такое право и обеспечивает его реализацию своими ресурсами. Рассматривая право в позитивном понимании, мы обнаруживаем его «обремененным» понятием власти. Позитивное право - это право «одетое в одежды» государственной власти, которая предлагает обществу закон как инструмент упорядочения и в то же время как инструмент юридического видения мира. Иными словами, в том случае, когда под правом понимается позитивное право, юридическое видение мира предполагает присутствие не только понятия права, но и понятия власти. Понятие власти, как и понятие права, оказывается методологически и практически значимым для юридического познания в целом.
Связанность права и власти как единство противоположностей универсальна. Ее можно обнаружить не только в отношении
позитивного права и государственной власти, но и на уровне упорядочения конкретных социальных взаимосвязей, в деятельности каждого человека. Примером может служить сопряженность права и власти в процессе принятия решения. Н. Луман рассматривает в качестве власти власть принятия решений. По его мнению, все говорит о «неуничтожимой власти... повседневных процессов коммуникации - власти решать...» [11, с. 57]. В то же время власть принятия решения своей оборотной стороной представляется правом принятия решений, которое столь же неистребимо и естественно, как и власть решать.
Г.В. Атаманчук пишет по этому поводу: «Каким бы высоким ни был уровень технического, информационного, математического и иного обеспечения управления в обществе, право принятия управленческих решений всегда сохранится за человеком» [12, с. 44]. В процессе принятия решения регулятивные усилия индивида концентрируются на сопряжении ресурсов власти и права, оптимальная связанность которых обеспечивает реализацию потенциалов его свободы. В самом решении фиксируется сопряженность права и власти, отражающая и возможность, как признак права, и способность, как признак власти субъекта, осуществлять свою волю, объективировать ее. Воплощая свое решение, индивид проявляет внешнюю активность и этим реализует потенциалы свободы в границах, которые определяются не только правом (естественным и позитивным), но и властью, которая обнаруживает неоднородность своего проявления. С одной стороны, это внешняя по отношению к человеку активность, господствующая над ним и формирующая его поведение, а с другой - это форма активности самого индивида, влияющая на окружающую действительность и изменяющая ее. Человек как носитель субъективного права «в рамках законных возможностей... свободен принимать решения, действовать по своему усмотрению и в своих интересах, обращаться с другими в соответствии со своими намерениями, то есть проявлять власть над людьми, навязывать им свою волю. Наряду с государствен-
ной такая власть называется иногда “юридической властью”, “волевой властью”...» [13, с. 8-9].
Виды юридического континуума свободы
Взаимосвязанности право и власть формируют три вида юридического континуума свободы: властно-правовой (власть ^ право), право-властный (право ^ власть) и целостную форму их сопряженности (власть ^ право). Остановимся на принципиальных различиях первых двух континуумов, которые в определенной степени совпадают с процессами и механизмами правотворчества и правореализации.
Во властно-правовом континууме свободы власть по отношению к праву оказывается фактором, упорядочивающим и формирующим его, а право служит формой отражения власти: власть ^ право. Власть создает свое право, которое воплощает в себе ее волю, ее видение мира.
В право-властном континууме связанность этих феноменов формируется в обратном направлении. Право своим воздействием организует, направляет власть, которая, отражая это воздействие, воплощает его в реальность: право ^ власть.
Известный ученый Гарольд Дж. Берман в своем исследовании западной традиции права обозначил властно-правовой и право-властный континуумы свободы как «правление законом /rule by law/» и как «господство права /rule of law/» [14, с. 10]. «Правление законом» служит правом власти (власть ^ право), т.е. юридической формой ее самоутверждения в общественном сознании. Такой формой традиционно рассматривается закон как право, а его суть воспринимается как отражение воли власти. Иное дело «господство права», власть самого права (право ^ власть), т.е. воплощение сути права в реальность социальных взаимосвязей посредством власти. В этом случае сущность права обретает свою форму власти, которая оказывается отражением права. «Песочные часы» целостного функционирования права и власти как бы переворачиваются. Воздействие власти на право, в результате которого формируется, в частности, позитивное право государс-
тва (право власти), сменяется обратным воздействием права на власть. В процессе этого воздействия право играет определяющую роль по отношению к власти и формирует, организует ее, как это происходит в правовом государстве.
Отмеченные два вида целостного функционирования права и власти можно рассматривать в структурном и функциональном аспектах, а каждый из них, в свою очередь, на трех уровнях: индивидуальном, социальных общностей и всеобщем. Примерами могут служить динамические срезы взаимосвязанности права и власти на уровне человека (индивида) и народа как общности людей.
Динамика сопряжения права и власти человека
Динамика сопряжения права и власти на индивидуальном уровне упорядочения призвана обеспечивать воплощение свободы человека из ее состояния потенциальности в состояние действительности . При этом потенциальное состояние свободы человека с точки зрения динамических составляющих предполагает наличие как минимум двух видов полярных ресурсов: субъектных и объектных. И субъект, и объект взаимодействия должны обладать по отношению друг к другу ресурсами воздействия, отражения и их сопряжения . С точки зрения субъекта упорядочения переход потенциального состояния его свободы в действительное осуществляется тремя основными, последовательно осуществляемыми этапами использования этих ресурсов: отражением, сопряжением и воздействием.
** В научной литературе достаточно часто звучит тема потенциального, виртуального, возможного. Так, П. Штомпка в качестве способов существования социальной реальности видит потенциальную возможность и действительность. Под первым имеются в виду внутренние тенденции, семена или зародыши будущего, способности, возможности, “силы” и т.д. Под вторым понимаются процессы, трансформации, развитие, поведение, деятельность и т.д. (см.: Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 268).
*** /л /— /—
Отношение субъект - объект, конечно, не исчерпывает всех форм естественных и социальных взаимосвязей, но является базовым и поэтому взято за основу в данном анализе.
На первом этапе сопряжения права и власти в сознании субъекта отражаются: а) его собственные (субъектные) потенциалы свободы - в виде индивидуальных возможностей и способностей проявления активности, и б) возможности и способности объекта (объектные потенциалы) для размещения активности субъекта.
На втором этапе создается информационная (идеальная) модель, форма возможного целостного бытия свободы путем сопряжения двух информационных потоков, отражающих полярные ресурсы взаимодействующих сторон: потенциалы воздействия субъекта и потенциалы отражения этого воздействия объектом. Такая информационная модель, форма свободы предстает правом человека (индивида), которое позволяет ему воспринимать границы свободы на качественно новом уровне информации, фокусирующем разобщенные потенциалы свободы. Сознание как бы «притягивает» информацию о потенциалах свободы и моделирует форму их сопряжения. По своей направленности анализируемый процесс правообразования продолжает и развивает потенциалы воздействия и отражения как динамических факторов упорядочения, а право человека в этом контексте воспринимается в качестве идеальной модели, формы возможного целостного бытия свободы индивида с учетом естественных и социальных факторов его существования. Право человека отражает объективно существующие потенциалы свободы и служит формой связанности субъекта и объекта взаимодействия. Формированием этого права в сознании субъекта упорядочения завершается информационный поиск, который осуществляется им в целях обнаружения потенциалов для размещения его собственной активности. Одновременно право человека оказывается качественно новым регулятором, «взывающим» к фактическому и действительному упорядочению сконцентрированных сознанием ресурсов свободы.
Сконцентрированная в праве человека идеальная форма свободы «включает» следующий, третий этап упорядочения -воплощение идеальной модели целостнос-
ти свободы в действительность. Человек своим поведением в объективной реальности как бы «наполняет» объектные потенциалы свободы. Модель ее целостного идеального бытия проецируется в действительность воздействием субъекта упорядочения. Своей деятельностью человек «переносит» правовую форму в фактическую реальность, наполняя ее активностью, которая обретает характер и значение власти. При этом право и власть созидают единое регулятивное образование - юридический континуум свободы, потенциалы которого воплощаются в действительность. Власть в излагаемом аспекте предстает механизмом преодоления разобщенности взаимодействующих сторон, обеспечивающим целостность и общую направленность вектора их совместной деятельности. Такое преодоление осуществляется сопряжением активностей воздействия и отражения субъектов взаимодействия.
Власть и право индивида взаимно предполагают друг друга и в определенной мере друг в друга проникают. Власть в праве присутствует как принципиальная возможность (потенциальность) проявления активности субъекта, а право во власти является идеальной формой, отражающей потенциалы размещения и границы проявления активности человека. В исходном состоянии эта связанность «работает» как «поведенческий аспект» реакции человека на изменения окружающей действительности. В условиях развитых социальных взаимосвязей эти механизмы осложняются, но суть их остается неизменной - упорядочение взаимодействий субъекта и объекта, обеспечение целостного функционирования и воспроизводства ресурсов свободы человека как основы его существования и развития. Свое действительное состояние свободы человек обретает в результате сознательной и целенаправленной деятельности, которая реализует его правовые и властные ресурсы. Осваивая объектные потенциалы свободы, индивид как субъект упорядочения фиксирует свою власть и этим опосредованно реализует господство своего права в объективной реальности.
Объективный характер функционирования естественных форм права и власти проявляется в их непосредственности и он прекрасно показан Д. Фрэзером на многочисленных примерах, которыми насыщена его книга «Золотая ветвь». Правовые формы способны радикально влиять на естественные процессы жизнедеятельности человека и даже преобладать над последними при определенных ситуациях и соответствующей степени готовности сознания [15].
Своей властью и деятельностью человек воплощает право в действительность, а в праве человека отражается тот потенциал его свободы, который он в состоянии сохранить, обеспечить своей властью в противостоянии природе и обществу, другим индивидам.
Целостное функционирование власти и права - это в определенной мере механизм формирования человека как носителя ресурсов свободы. Право и власть своим воздействием «ломают» границу между возможностью и реальностью бытия, между субъектом и объектом. Потенциальность свободы обретает свою действительность в сопряжении власти и права. Такая динамика взаимосвязей права и власти присуща не только индивидуальному уровню упорядочения, но и социальным взаимосвязям, формирующимся на уровне общностей людей.
Динамика сопряжения права и власти народа
Одним из проявлений целостного функционирования права и власти на уровне социальных общностей является механизм проведения референдумов, в ходе которых динамика непосредственного выражения власти народа приобретает статическую форму его права в виде решения, принятого при голосовании. Такие решения призваны фиксировать, отражать действительное состояние общества в данный момент по поводу вопросов, вынесенных на обсуждение. При этом решения референдумов, как и результаты выборов, приобретают форму права народа, определяющего вектор и границы власти государства, его активности и свободы. И юридический
статус такого права следовало бы, на наш взгляд, закрепить законодательно, введя отражающие его понятия: закон референдума и закон выборов.
Конституция РФ и законодательство Российской Федерации рассматривают референдум как высшее непосредственное выражение власти народа. В частности, в ст. 3 Конституции говорится:
«2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления.
3. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы».
Голосование граждан является непосредственной формой выражения власти народа, формой ее воплощения в динамике. В решении референдума эта динамика обретает свою статику, завершенную правовую форму, которая непосредственно фиксирует, отражает власть народа. Голосованием граждане проявляют потенциалы своего воздействия, влияния на ситуацию, предложенную на разрешение референдума. А его решение служит своеобразной формой отражения и фиксации такого воздействия. Решения, принятые на референдуме, обретают юридическую силу и являются правовыми актами. Такие решения по своей природе носят надпозитивно-правовой характер и сродни естественному праву. Решения референдумов непосредственно отражают власть народа и вместе с этим объективируют его право, т.е. служат носителями единства права и власти народа, его юридического континуума свободы, конституирующего государственную власть и позитивное право. Властно-правовой континуум народа воплощается в правовластный континуум свободы государства. Другими словами, власть народа создает правовую форму для деятельности государства, его власти: власть народа ^ право народа ^ власть государства.
В решениях референдумов выражение власти и права народа находит свою целостную юридическую завершенность, которая, в свою очередь, служит формой упорядочения деятельности государствен-
Юридическая наука и правоохранительная практика ной власти. Связанность решения референдума как права народа и государственной власти как механизма его претворения в жизнь формирует право-властный континуум государства, в объемах которого созидаются и претворяются в жизнь потенциалы государственной власти и позитивного права.
Таким образом, будущее каждого индивида и каждой общности людей изначально приходит в качестве потенциалов свободы, воплощение которых в действительность обеспечивается посредством права и власти. Причем не только формального позитивного права и не только власти государства, но и посредством того права и той власти, которые функционируют в обществе, формируясь под влиянием естественно складывающихся закономерностей человеческого существования. В этом контексте свобода предстает не в качестве идеологического символа, а как реальный объективно существующий феномен упорядочения бытия, которому свойственны свои механизмы, этапы и уровни развития. А право и власть видятся элементами свободы, ее составляющими, целостное функционирование которых формирует юридический континуум, где они, опосредуя и дополняя друг друга, обеспечивают воспроизводство ее потенциалов.
1. Алексеев С.С. Философия права. М.: НОРМА, 1998. 336 с.
2. Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1916. 704 с.
3. Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. 476 с.
4. Соловьев В.С. Философская публицистика. Значение государства // Антология
мировой политической мысли: в 5 т. Т. 4. Политическая мысль в России: Вторая половина 19-20 в. М.: Мысль, 1997. С. 294-305.
5. Коркунов Н.М. Русское государственное право. 6-е изд. СПб., 1908. Т. 1. 580 с.
6. Морозова Л.А. Теория государства и права. М.: Юристъ, 2005. 414 с.
7. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Власть в сфере гражданского права [Электронный ресурс]. ШЬ: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ brokgauz_efron/22955/D0%92%D0%BB%D 0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C (дата обращения: 17 марта 2010 г.).
8. Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М.: Юрид. лит., 1989. 288 с.
9. Алексеев С.С. Теория права. М.: БЕК, 1993. 224 с.
10. Нерсесянц В.С. Философия права: учебник для вузов. М.: ИНФРА М -НОРМА, 1997. 652 с.
11. Феофанов К.А. Никлас Луман и функционалистская идея ценностно-нормативной интеграции: конец вековой традиции // Социс. 1997. № 3. С. 48-59.
12. Атаманчук Г.В. Управление - социальная ценность и эффективность. М.: Российская академия государственной службы при Президенте Российской Федерации 1995. 136 с.
13. Мальцев Г.В. Право и политика в контексте теории власти // Право и политика современной России. М.: Былина, 1996. С. 57-91.
14. Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования. М.: Изд-во МГУ, 1994. 592 с.
15. Фрэзер Д. Золотая ветвь. М.: Политиздат, 1986. 703 с.
