CC BY
21
УДК 1
ВЛАСТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ ЭКСПЛУАТАЦИИ ЧЕЛОВЕКА И ПРАВО
© 2012 г. Н.И. Буланов
Буланов Николай Иванович —
кандидат экономических наук, доцент,
заведующий кафедрой экономики и права,
Азовский институт экономики, управления и права —
филиал Ростовского государственного экономического
пер. Социалистический, 25, г. Азов, 346780.
E-mail: ndonskoi@mail.ru.
Bulanov Nikolay Ivanovich —
Candidate of Economic Sciences, Associate Professor, Head of the Department of Economics and Law, Azov Institute of Economics, Management and Law — Branch of the Rostov State Economic University, Socialistichesky Lane, 25, Azov, 346780. E-mail: ndonskoi@mail.ru.
Дается анализ важных аспектов взаимосвязи властных отношений эксплуатации человека (ВОЭЧ) и права. Раскрывается процесс первоначального присвоения руководителями-субъектами ВОЭЧ фактических прав - привилегий, которые являются мощным средством возвышения над другими, фактором преодоления системы юридического законодательства, рычагом ВОЭЧ.
Делается вывод, что необходимо довести осмысление категории «фактическое преступление» до состояния, когда отказывается в праве на безнаказанное насилие и произвол субъектам ВОЭЧ, поддерживающим глубокий дисбаланс неравенства индивидов в социальной сфере, так как произвол и насилие в дальнейшем проникают в закон и становятся атрибутами политики.
Ключевые слова: власть, эксплуатация человека, право, властно-административный ресурс, фактические права, фактические преступления.
The analysis of the important aspects of the interconnection ofpower relations of exploitation of man (PREM) and the law is given. The author exposes the process of the initial assigning by authorities the actual rights - privileges which are the powerful means of rising above the others, a factor to overcome the legal system of laws.
The conclusion is given that it is necessary to bring the understanding of the category of «actual crime» to the point where there is the right to refuse unpunished violence and arbitrariness of PREM, supporting a deep imbalance of the inequality of individuals in the social sphere, as the tyranny and violence penetrate into law and become the attributes of policy.
Keywords: power, usage of the person, right, powerful-administrative resource, actual rights, actual crimes.
Властные отношения эксплуатации человека (ВОЭЧ) включены в процесс общественного воспроизводства, поэтому можно утверждать, что нет таких сторон и факторов, которые не были бы в той или иной мере взаимосвязаны с процессом их функционирования. Разумеется, степень детерминированности различных сторон общественного воспроизводства и ВОЭЧ неодинакова. С одними из них эта взаимосвязь осуществляется непосредственно, с другими - опосредовано.
Особый интерес представляет собой взаимосвязь ВОЭЧ и права. Этот неисследованный вопрос весьма актуален, так как между данными сторонами общественного воспроизводства существует диалектическая взаимосвязь.
Научные выводы об имманентности властно-правовых явлений всякому человеческому обществу прошлого и настоящего нашли отражение в работах отечественных и зарубежных ученых [1]. Известно изречение Р. Паунда: «Все нормы права являются компромиссами; и право выполняет свою минимальную функцию в качестве формулы компромисса, указывающей, когда и сколько индивид должен пожертвовать ради того, чтобы защищалось или расширялось удовлетворение его собственных индивидуальных потребностей» [2].
Ранее мы пришли к выводу, что ВОЭЧ есть имманентная определенной экономической формации общественного воспроизводства система социально-экономических связей, существующих в рамках инте-гративного единства власти и эксплуатации, которая удовлетворяет витальную первичную потребность субъекта ВОЭЧ жить за счет другого, реализуя властно-административный ресурс [3, с. 24].
Генезис и природу взаимосвязи ВОЭЧ и права нельзя понять без уяснения процесса первоначального присвоения руководителями-субъектами ВОЭЧ [3, с. 23] фактических прав - привилегий. Для этого в первую очередь попытаемся выявить различие между правом, льготой, преимуществом и привилегией.
Дает о себе знать общая тенденция отождествления привилегий с преимуществами, льготами, последних - с правами [4]. А между тем именно привилегии имеют решающее значение, по нашему мнению, для возникновения исторического типа ВОЭЧ.
Современные российские исследователи, в частности С.С. Алексеев, признают существование неюридического права [5]. Для обозначения одной из его форм используем категорию «фактического права», без которой невозможно понять процесс зарождения привилегий. В проблемном поле социальной филосо-
фии задача теоретического освоения механизма функционирования в обществе фактических прав занимает видное место. Мы разделяем мнение, что юридическое право личности - это установленная законом (одинаковая для всех) возможность поведения при соответствующих обстоятельствах. Юридическая льгота - установленное законом дополнительное (к общему) право личности, возникающее в результате действия биологической или физической особенности человека (льгота беременным женщинам, инвалидам). Юридическим же преимуществом следует считать установленные законом дополнительные (к общим) права личности, возникающие в силу неблагоприятного воздействия климатических, производственных, географических, территориальных, семейных факторов на условия жизни человека. Что касается специальных прав, то они реально существуют не как дополнение к общим, а известные изъятия, ограничения общих юридических прав [6].
Такие разграничения уровней юридического правового статуса позволяют, в частности, не путать их с привилегиями, о которых в литературе содержится много неточностей. Например, привилегией называются закрепленные в законе эксплуататорских государств преимущественные права господствующих классов [7]. Феодальное право характеризуется как право-привилегия, которое открыто выражало экономическое и юридическое неравенство различных слоев населения. В буржуазном государстве, якобы, привилегии формально ликвидированы. Однако буржуазия пользуется особыми привилегиями и закрепляет их в законах [7]. Наконец, под привилегией понимается также «исключительное право... предоставленное кому-либо» [8]. Видимо, точнее утверждать, что юридическая привилегия не может быть тождественна ни общему для всех юридическому праву, ни льготе, ни преимуществу. Она представляет собой исключительное право, предоставленное кому-либо законом. Следовательно, юридические привилегии можно обнаружить в господствующей системе законодательства конкретной страны. Где же можно обнаружить фактическую привилегию как составной элемент фактического права?
В условиях, когда нет еще классов, первоначальная сила - социальное влияние человека начинается не с богатства (которого еще нет) и не с физической силы (у многих влиятельных людей она отсутствует), а с той «особой социальности», которая может быть приобретена индивидом в процессе его жизни. Главный смысл ее состоит в овладении функцией руководства и присвоении прав.
В любом обществе под прикрытием провозглашенного (на известной ступени юридического) равноправия самостоятельно развиваются «зоны фактических прав». Фактические права - это возникающие в неформальных отношениях между руководителями - субъектами ВОЭЧ и исполнителями - объектами ВОЭЧ модели реализованного (или готового к реализации) поведения. Одним из звеньев фактического права являются привилегии субъектов ВОЭЧ.
Долгое время в периодической печати появлялись материалы, отрицающие существование таких привилегий. При этом разговор обычно шел о размерах заработной платы, высоких потолках в квартирах и жилищных условий, возможностях отдыха, медицинском обслуживании и т.п. Так или иначе анализировались материальные основания жизни руководителей, которые вполне вписывались в рамки всех устраивающих среднестатистических данных. При таком анализе, конечно же, не обходилось без лукавства, потому что скрытыми оказались многие противоречия. Л.Н. Коган, например, объемно высветил их в применении системы льгот и преимуществ [9].
Привилегии - это не дополнительные материальные блага, а исключительные права, которые регулируют поведение, отношения людей друг к другу. Исключительные права, которые присваивает субъект ВОЭЧ в ходе общения «на свой страх и риск», и есть фактическая привилегия. Например, право на суд (право судить, осуждать человека, давать ему оценки, клички и т.д.), право на донос, монопольное право на истину. Вероятно, социальная власть начинается с присвоения субъектами ВОЭЧ особых, исключительных фактических прав и той деятельности (действий), которая разворачивается на их основе.
Критерием, на основании которого появляется возможность описать и систематизировать фактические привилегии субъектов ВОЭЧ, может служить их изначальная привилегия - исключительное право решать судьбу индивида или небольшой группы людей, реализация разных прав в каждом акте взаимодействия. Сгруппировать и выявить всякий раз вновь присвоенные права можно, обращаясь к первоначальной привилегии.
Первая группа - это права, с помощью которых быстро ухудшается существование людей. Сюда относятся, например, право «замораживать» сбережения граждан в сбербанках, право освобождать себя от несения всякой (экономической) ответственности за принятые решения, право изымать продукты и товары из обращения. Вторую группу образуют привилегии, которые направлены на обеспечение покорности, послушания, безропотности объектов ВОЭЧ. В названных целях присваиваются, например, право игнорировать общественное мнение или решение трудового коллектива, право использовать институт секретности для расправы с неугодными. Третью группу составляют те привилегии, которые указывают на заинтересованность руководителя в дозировании масштабов информированности субъектов ВОЭЧ. Сюда можно отнести, в частности, право на сокрытие или искажение правды о прошлом, право на закрытие доступа «посторонним».
Поле фактических прав взаимодействует с юридическим полем прав человека по меньшей мере в трех направлениях. Первое - фактические права могут полностью блокировать действие юридических прав. Например, юридическое право на труд, закрепленное в п. 3 ст. 37 Конституции Российской Федерации практически обесценивается, не действует в полной
мере, если субъект ВОЭЧ присваивает себе фактическое право оценки хорошей работы как плохой. Второе - фактические права способствуют эрозии, разложению, подрыву авторитета юридических прав человека. Так, предоставленное п. 5 ст. 43 Конституции Российской Федерации каждому юридическое право на конкурсной основе бесплатно получить высшее образование нивелируется, теряет смысл, когда субъекты ВОЭЧ присваивают фактическое право использовать в конкурсе «кровнородственную» протекцию для своих близких и родственников. В-третьих, система юридических прав человека не просто индифферентна к фактическим правам - привилегиям субъектов ВОЭЧ, но часто в категорической форме обеспечивает примат последних, их господство.
Общая тенденция такова: исключительное право субъектов ВОЭЧ решать судьбу индивида или небольшой группы людей - это та привилегия, из которой исторически и информационно вырастает одна ветвь социальной власти - сила единичного господина.
Фактические права - привилегии субъектов ВОЭЧ, которые они присваивают в практических актах взаимодействия, являются мощным средством возвышения над другими, фактором преодоления такой социальной преграды, как господствующая система юридического законодательства, рычагом ВОЭЧ.
Распознавая в сложной диалектике добра и зла сущность преступления, можно увидеть, что преступление для определенной категории людей является эффективным средством получения материальных благ и влияния. Оно ускоряет накопление богатств, дает выгоды тем, кто неудовлетворен жизнью, кто глотнул власти. Будучи напрямую связано с риском и авантюрой, оно резко сокращает обычные временные параметры в достижении карьеры, успеха, уменьшает усилия, необходимые для реализации целей законным путем. Оно формирует людей дерзких, циничных, жестоких, с презрением относящихся к другим, нестесненных никакими принципами и готовых к любым переменам.
Возможно предположить, что пик негативной роли преступности приходится на период стабильного развития общественных систем, а позитивный его эффект становится очевидным в моменты перехода к другой правовой доктрине, принципиально иному типу общества, при смене систем законодательства. В связи с этим может быть плодотворным анализ преступления как формы протеста и насилия в отношении старой модели организации жизни.
Ф. Энгельс называл преступление первой, наиболее грубой и самой бесплодной формой возмущения [10]. «Неуважение к социальному порядку, - писал он, - всего резче выражается в своем крайнем проявлении - в преступлении» [10, с. 301]. К. Маркс и Ф. Энгельс называли преступление борьбой изолированного индивида против господствующих отношений [11].
Социальное действие как насильственный протест утверждает господство индивида (или небольшой
группы людей) тогда, когда оно с необходимостью уводит субъекта или объекта ВОЭЧ от регулирующего давления субъективного фактора в виде правовых запретов и реальных юридических санкций. То есть здесь преступление налицо, а применить к нему закон и наказать виновного (даже если он известен) невозможно. Вероятно, при анализе подобных ситуаций понятие юридического преступления неприложимо. Возникает категория «фактического преступления». Оно представляет собой насильственные действия индивидов, которые обрекают людей на нужду и бедствия, психические и физические страдания или преждевременную смерть, но юридически в действующей правовой системе они преступлениями не значатся (хотя фактически таковыми являются).
В конкретно-исторических условиях человеческой жизни действующее законодательство всегда закрепляет угодный господствующей группе (классу) правовой порядок, формальный социальный статус официально признаваемых общественных страт. Поэтому новые формирующиеся классы в виде господствующих индивидов не могут возникнуть и утвердиться иначе, как путем «фактических преступлений», т.е. форм насилия, не урегулированных законом.
«Фактическое преступление» - всеобщее социальное действие, типичное для процесса «первоначального классообразования». В частности, с его помощью нарушается баланс неравенства между людьми. В этом действии фиксируется эмбриональное выражение классовости [11, с. 323]. Действующим лицом в фактическом преступлении обозначено не должностное лицо как структурная единица в системе государственных или общественно-политических органов, а просто индивид, который фактически пользуется и владеет материальными благами, финансовыми средствами, людьми и т.п. Совпадение субъекта ВОЭЧ и должностного лица указывает на то, что фактическое преступление может возникнуть прежде всего на основе неформальных отношений между должностным лицом и исполнителем - объектом ВОЭЧ (либо между двумя должностными лицами). Именно неформальные отношения наделяют таких индивидов новыми функциями, свойствами, формируя их «особую социальность».
«Особая социальность» индивидов как «зародышей» класса проявляется в том, что они совершают такие фактические преступления, как анонимное насилие, репрессии, насилия в «теневой экономике», насильственные переселения людей. Так, если следователь, прокурор, судья, осуществляя применение закона, по своему усмотрению освобождают от ответственности, смягчают наказание преступникам, имеющим покровителей, способных откупиться, то они применяют анонимное насилие. Тем самым жестко закрепляют тенденцию увеличения охвата преступностью индивидов из трудящихся слоев. Анонимное насилие проявляется и тогда, когда юридическая неприкосновенность используется для того, чтобы увести от ответственности субъектов ВОЭЧ, совершивших уголовные преступления.
Репрессии как фактические преступления раскрывают способ действий конкретных лиц, и их нельзя считать государственным насилием. Они характерны для произвола субъектов ВОЭЧ высокого ранга, нередко служит им методом утверждения их личного господства, когда есть возможность прикрываться авторитетом государства, его идеологией, когда очевидна усталость или полное доверие народа к субъектам ВОЭЧ.
Репрессии, вероятно, следует классифицировать как фактические политические преступления [12], потому что они прикрываются авторитетом господствующей политической идеологии, оправдываются необходимостью практической политики, реализуются на основе субъективного произвола преимущественно известных политических деятелей и подкрепляются весом должности и расплывчатостью формулировок о ее компетенции.
Другой вид фактических преступлений - насилия в «теневой экономике», т.е. корыстные, в первую очередь экономические преступления. Теневой экономикой называют запрещенные законом формы производственной деятельности, и, наконец, в ней видят фиктивную экономику: приписки, нарушения отчетности, отклонение от установленных норм, стандартов, позволяющие получить нетрудовой доход [13, 14].
Приведенные точки зрения схожи тем, что в них дана уголовно-правовая трактовка интересующего нас явления. По существу в науке утвердился ложный стереотип, согласно которому теневая экономика отождествляется с экономическими, хозяйственными преступлениями, вследствие чего закрывается доступ к изучению ее действительного содержания. Между тем суть, на наш взгляд, заключается в том, что она имеет внеправовую природу [15], входит в область фактических преступлений.
Интерес социологии, социальной философии к теневой экономике связан не только с уходом от чисто юридического анализа «теневиков». Не имеет смысла относить ее к проблемам экономических наук, поскольку предмет исследования - развитые экономические отношения. Отличительная же особенность теневой экономики в том, что она имеет дело не со зрелыми экономическими категориями, а с волевыми акциями по поводу вещей, труда, вознаграждения и т.п. В ее основе лежит закон тотального присвоения, в первую очередь субъектами ВОЭЧ всего, что можно присвоить. Теневая экономика - это не экономика в собственном смысле слова, а такие способы изъятия у людей созданного материального продукта, насильственного отрыва людей от условий существования и средств к жизни, а также такие методы тайного присвоения богатств, последствия которых несут человеку внезапную, постоянную нужду и бедствия или преждевременную смерть, но в действующей правовой системе не значатся (как преступления), а следовательно, для субъектов ВОЭЧ не являются преследуемыми по закону.
Можно выделить группы фактических преступлений, с помощью которых руководители-теневики набирают экономическую силу:
1) расхищение государственного имущества (от умеренной степени до колоссальных размеров) под благовидным предлогом, выводящим за рамки юридического преследования (например, продажа государственных дач, крупного стадиона частным лицам за бесценок);
2) систематическое присвоение, дарение, захват (общественных, государственных и т.п.) земель, не влекущее за собой юридических последствий;
3) изъятие продуктов питания, средств к жизни (причем нередко с помощью специально разработанной системы «вынужденных мер»), создание искусственного дефицита, искусственного голода, произвольное повышение цен на предметы первой необходимости, произвольное удержание заработной платы на низком уровне, задержка выдачи заработной платы на продолжительное время в условиях скрытого роста цен;
4) к теневой экономике относятся и такие специфические способы обогащения, как не предусмотренные формальными узаконениями дополнительные к заработку «конвертные» выплаты субъектам ВОЭЧ; подарки от «имени» трудовых коллективов субъектам ВОЭЧ; получение средств из тайных статей госбюджета; открытие специальных ненормированных личных банковских счетов известным политическим деятелям или их родственникам; изъятие денежных сбережений людей через неурегулированную правом деятельность акционерных компаний; использование так называемого бартерного обмена для присвоения материальных благ, прикрытое «премией» за долгосрочную работу на предприятии и т.п.
Следует говорить и об ином виде фактических преступлений руководителей-теневиков: они, произвольно деформируя соотношение основных цен в экономике, занижают цену на рабочую силу, баснословно увеличивают (через налог с оборота или путем обмена денежных купюр, или скоплением товарной массы, или путем задержки ее оборота на достаточно продолжительное время) косвенные изъятия денежных средств у исполнителей. Вследствие этого удаются скрытые формы насильственной экспроприации средств жизни.
Таким образом, анализ позитивной стороны преступления приводит к неожиданному результату: мы начинаем понимать, какую выгоду дает преступление для определенной категории людей, получаем возможность отбросить юридическую преграду при осмыслении сущности преступного деяния и выходим на скрытую, завуалированную фактическую преступность. Последняя, как эфир, разлита в обществе, но о ней молчат официальная идеология, политика, статистика, юриспруденция. Фактические преступления сводят на нет качественную работу правоохранительных служб, ставят под сомнение возможность создания в нашей стране правового государства, а правовой порядок делают иллюзорным и мистическим.
Необходимо довести осмысление категории «фактическое преступление» до состояния, когда отказывается в праве на безнаказанное насилие и произвол
субъектам ВОЭЧ, поддерживающим глубокий дисбаланс неравенства индивидов в социальной сфере, так как произвол и насилие в дальнейшем проникают в закон и становятся атрибутами политики.
Литература
1. См., например: Ойгенблик С.Н. К вопросу об исторических формах взаимосвязи политики и права. Волгоград, 1989. 12 с.; Тэйлор Э.Б. Антропология: Введение к изучению человека и цивилизации. Издание И.И. Билибина и Ко. 1882. С. 317 - 318; История первобытного общества. Эпоха классо-образования / отв. ред. Ю.В. Бромлей. М., 1988. С. 468 - 470; Куббель Л.Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 2011. С. 223 - 250.
2. My Philosophy of Law: Credos of Sixteen American Scholars. Buffalo, 1987. P. 238.
3. Буланов Н.И. Сущность и содержание властных отношений эксплуатации человека // Научная мысль Кавказа. Приложение. 2006. № 4. С. 18 - 25.
4. Дюрягин И.Я. Гражданин и закон. М., 1991. С. 24, 379.
Поступила в редакцию
5. Алексеев С.С. Теория права. М., 1995. С. 117 - 118.
6. Лернер Н. Групповые права и дискриминация в международном праве // Государство и право. 1994. № 2.
7. Малая Советская Энциклопедия. М., 1960. С. 546.
8. Советский энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 1983. С. 1056.
9. Коган Л.Н. Жить по справедливости. Свердловск, 1988. С. 101 - 103, 132 - 140, 150 - 151.
10. Энгельс Ф. Положение рабочего класса в Англии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. 668 с.
11. Маркс К. Немецкая идеология // Там же. Т. 3. 544 с.
12. Лунев В.В. «Политическая преступность» // Государство и право. 1994. № 7. С. 107 - 108.
13. Афанасьев М.Н. Клиентелизм: историко-социологичес-кий очерк // Политические исследования. 1997. № 1. С. 161.
14. Китай: плюсы и минусы эволюционного перехода к рынку. Круглый стол ученых // Общественные науки и современность. 1997. № 1. С. 34 - 51.
15. Нестеров А.С., Вакурин А.П. Криминализация экономики и проблемы безопасности // Вопросы экономики. 1995. № 1. С. 135.
20 марта 2012 г.
