CC BY
25
УДК 93:323.3 ББК 63.3
О .А. ХАБИБРАХМАНОВА
ПРАКТИКИ АДАПТАЦИИ НАУЧНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ ТАТАРСТАНА
В 1920-1930-х ГОДАХ
Ключевые слова: адаптация, научная интеллигенция, социализация, идентичность, советский.
В статье рассматриваются проблемы адаптации научной интеллигенции Татарстана 1920-1930-х гг. Исследование адаптивных практик научной интеллигенции проведено с целью выявления социальных изменений, охвативших послереволюционное общество и профессорско-преподавательскую корпорацию г. Казань. Исто-рико-системный подход в изучении адаптивных практик научной интеллигенции позволил выявить степень участия научной интеллигенции в трансформационных процессах.
На основе архивных материалов раскрываются особенности формирования и использования новых адаптивных практик научной интеллигенции. Показан непростой путь ресоциализации ученых в новых условиях. Особенно остро ученые переживали изменения, происходящие в профессиональной сфере. Поскольку основу повседневного пространства занимали науки и преподавательская деятельность ученых, то именно в профессиональной среде были необходимы конструктивные изменения с целью приспособиться и попытаться сохранить прежние ценности и социальные практики. Вступая на путь ресоциализации, ученые испытывали как объективные, так и субъективные сложности. Изобретая новые поведенческие практики, ученые не только менялись сами, но и способствовали изменению социальной реальности. Сложнейший путь ресоциализации привел некоторых ученых к апатии и полному неприятию советской действительности. Часть ученых приспосабливалась, другая попросту оказалась вычеркнута из новой социальной реальности, простившись с профессией, меняя прежнее место жительства. Таким образом, в результате появления новых адаптивных практик, используемых научной интеллигенцией в 1920-1930-е гг., происходили серьезные социальные изменения, способствовавшие появлению новой, гибридной идентичности, уже не буржуазного, но еще не советского ученого.
В формирующемся советском обществе 1920-1930-х гг. особый акцент был сделан на создание новых социальных слоев общества. В процессе этой сложнейшей реконструктивной практики возникало немало так называемых «чуждых», отверженных элементов. К категории отверженных граждан была причислена и значительная часть научной интеллигенции по своему безусловному буржуазному происхождению. «Буржуазность» происхождения становилась для обладателя своеобразным «клеймом», способным вычеркнуть его из советской действительности вплоть до физического уничтожения. Между тем власти, сознавая острую необходимость в научных кадрах, провозгласили политику перевоспитания «буржуазных» ученых. И.В. Сталин, рассуждая о путях развития интеллигенции, высказал следующую мысль: «Ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции. Каждый господствующий класс ставил своих идеологических оруженосцев, своих трубадуров, своих теоретиков, свои научные и технические кадры. И если этот класс потом устами своих теоретиков говорит об интеллигенции как о носительнице лучших и наиболее благородных идеалов всего человечества, то речь идет, конечно, о вечности и незыблемости идеалов и чаяний данного класса» [1. С. 6].
Однако задача «воспитать» свою интеллигенцию и носителей новых идеалов оказалась для новой власти непростой. И решить ее должны были в среде носителей культуры, в том числе и учебные заведения страны. На XII съезде РКП(б) указывалось, что «каковы бы ни были основные задачи каждого типа школы, в частности вузов и техникумов, она, вырабатывая специалиста в той или
иной отрасли строительства, в то же время должна готовить в его лице общественно-политического работника, вооруженного теорией марксизма» [3. С. 458]. По сути, «буржуазным» профессорам и преподавателям предлагалось встать на путь перевоспитания и со временем обрести новую идентичность согласно новым идеологическим установкам. Формирование «советского» ученого в первую очередь осуществлялось в профессиональной сфере. Уже 9 октября 1918 г. вышел в свет декрет СНК «О некоторых изменениях в составе и устройстве государственных учреждений и вузов в РСФСР», где делу «отсечения контрреволюции» в вузах было отведено особое место. Согласно вышедшему декрету упразднялись все дореволюционные ученые степени и звания, вводилось единое звание профессора. В состав профессоров переводились все приват-доценты, имеющие стаж преподавательской деятельности не менее трех лет. Власть делала ставку на молодых ученых, предлагая значительные преференции. Стать профессором, не имея научных заслуг, без защиты диссертации, в дореволюционной России было невозможно. Для всех остальных профессоров, прослуживших в университете более 10 лет или в вузах вообще более 15 лет, проводились перевыборы. На вновь образовавшиеся вакансии профессоров был объявлен всероссийский конкурс. Для участия в конкурсе необходимо было получить поддержку видных ученых [6. Д. 9. Л. 28]. В Национальном архиве республики Татарстан сохранились блестящие отзывы-рекомендации ведущих ученых страны для своих коллег из Казани [6. Д. 1. Л. 16].
Начатая работа по советизации научных учреждений страны давала свои результаты. На места таких именитых профессоров, как историки Дмитрий Александрович Корсаков, Федор Афанасьевич Курганов и Константин Васильевич Харлампович, искусствовед Алексей Максимович Миронов, приходили новые ученые из числа приват-доцентов, менее именитые, но сочувствующие советской власти. Многие ученые не смогли отказаться от столь заманчивого предложения власти и стать в одночасье профессором. В Казанском университете бывшие приват-доценты Н.П. Грацианский, А.М. Селищев, В.И. Огородников, А.С. Архангельский, А.О. Маковельский стали профессорами. Неоднозначную оценку давали поступкам своих коллег, ставших профессорами, другие ученые. «Советских» профессоров часто называли «красными профессорами». Весьма нелестные характеристики в своих воспоминаниях дает им Е.К. Завойский: «... вошли к Баранову и услышали нецензурную брань. Кстати, Баранов был так называемый красный профессор, т.е. человек, заявивший в 1919 г., что желает быть профессором университета, хотя он работал лаборантом. В то время такое желание - закон» [4. С. 128]. Таким образом, часть ученых смогла извлечь выгоду из социальных потрясений 1920-х гг. и обрести новую идентичность, воспользовавшись предложениями советской власти. Между тем, по мнению очевидца событий, профессора-астронома Казанского университета И.А. Дюкова, мероприятия по пролетаризации научной интеллигенции не могли полностью удовлетворить запросы властей по обновлению профессорских кадров, так как новые профессора из приват-доцентов по большей части были воспитаны под влиянием тех же традиций, что и ушедшие старые профессора с большим дореволюционным стажем, и не были в состоянии создать на факультете такую обстановку, которая могла бы отвечать в полной мере требованиям социалистического строительства, осуществляемого советской властью [2. С. 64].
Хорошо продуманная акция по выдворению «старой» профессуры из стен вузов оказалась действительно малоэффективной. Университетская корпорация в Казани на протяжении 1921-1929 гг. не претерпела значительных изменений. В основном наибольшие потери профессоров были связаны с революционными потрясениями, бытовой неустроенностью и голодом 1921-
1922 гг. Примерный численный состав профессоров Казанского университета, подтверждает устойчивость профессорско-преподавательской корпорации. Так, состав профессоров и преподавателей медицинского факультета за период с 1921 г. по 1929 г. изменился в сторону уменьшения на 7 человек, физико-математический факультет лишился 7 человек. Следует отметить, что численность профессорско-преподавательского состава университета значительно уменьшилась в первые послереволюционные годы. В 1921-1924 гг. наблюдается самый большой отток ученых [9. С. 175].
Тем не менее 15 мая 1929 г. был вновь проведен конкурс на замещение должностей профессорско-преподавательского состава вузов. Тогда с целью выявления идеологически неблагонадежных представителей профессорско-преподавательской корпорации были проведены перевыборы профессоров и преподавателей вузов. По решению Государственного ученого совета перевыборам подлежали все профессора и преподаватели, проработавшие 10 лет. Теперь выборы носили не столько академический характер, сколько общественно-политический, где в первую очередь оценивали кандидатов с позиции их лояльности к советской власти и степени участия в политической жизни страны. Благодаря проведенной работе в 1929 г. произошло значительное обновление кадров науки: если в 1927 г. было 49% ученых, начавших научную деятельность до 1917 г., то теперь их оставалось 43,6%. Эти темпы значительно превосходили дореволюционные нормы «амортизации» научных работников и замены их новыми [11. С. 184].
Условия, в которых оказались ученые, ставили их перед фактом профессиональной деградации. Преобразования, происходившие в высшей школе, часто воспринимались учеными не как конструктивные, а как деструктивные. Напряженную социальную атмосферу еще более накаляли непрекращающиеся слухи в академической среде о том, что предстоят сокращения и ликвидация ряда учебных заведений. Эти слухи, по словам самих ученых, «крайне тяжело отзываются на их положении, вызывая уход профессуры в столичные вузы и отлив учащейся массы...» [7. Д. 33. Л. 32]. Для сохранения прежнего уровня преподавания, успешной научной работы профессорско-преподавательская корпорация искала пути приспособления. Например, чтобы поддержать работу кафедры прикладной математики Казанского университета, ее заведующий, не имея штатного ассистента, пригласил себе в помощники инженера с «оплатой ему из моих личных средств, в размере 35 рублей», - сообщает профессор [8. Д. 1052. Л. 15].
Задержка заработной платы в 1920-е гг. была хронической и сильно пошатнула и без того слабое социальное положение научной интеллигенции. В удручающем положении находились и служащие Казанского университета. Болея душой и за дело, и за людей, причастных к нему, профессура вуза буквально заваливала местные комитеты просьбами о выдаче жалования своим служащим: ходатайство от заведующего геологическим кабинетом профессора М.Э. Ноинского [5. Д. 394. Л. 91], ходатайство от заведующего физиологической лабораторией профессора Н.А. Миславского [5. Д. 394. Л. 91об.]. Подобные просьбы и письма в советские органы власти были в то время не редкостью и иногда имели положительный результат, поскольку власти, оказывая покровительство, надеялись на лояльность со стороны некоторых категорий научной интеллигенции. Заявления писались по одной форме, выработанной администрацией, соблюдать такую форму должны были неукоснительно. Это дисциплинировало, заставляло чувствовать свою причастность к новому обществу. Заявление, написанное как-то иначе, могло быть вообще не рассмотрено месткомом.
Профессиональная деятельность ученого высшей школы неразрывно связана с педагогической практикой, где он может реализовать свой научный и педагогический потенциал. Поскольку революционные изменения коснулись всех сторон вузовской жизни, приходилось адаптироваться, менять прежние привычки и ценности, сформированные десятилетиями в педагогической практике. В противном случае ученый вынужден был покинуть стены вуза и расстаться с педагогикой. Так случилось в судьбе профессора Б.П. Кротова. Потомственный геолог, сын известного профессора-геолога Казанского университета Петра Ивановича Кротова, придерживался весьма независимых взглядов на происходящие вокруг изменения. Борис Петрович, унаследовав приличный багаж научных знаний и преподавательских навыков от своего отца, скончавшегося в 1914 г., пользовался авторитетом в академической среде. Попытки молодого ученого адаптироваться в новом социальном пространстве оказались малоэффективными. Прежние методы работы со студентами оказались никому не нужными. Студенческие представители обвинили профессора в некомпетентности, когда тот попытался наладить летнюю практику без ведома студенческих коллективов, заявив: «Если студенты 3-го и 4-го курсов хотят ехать на практику, то пусть не ходят в комиссию по распределению на практику, а идут к нему, иначе он отказывается устраивать их на практику» [10. Д. 32. Л. 51 об.]. Не жаловал профессор и студентов-общественников, про профессорско-преподавательский состав говорил: «Научный работник не может быть человеком-общественником» [10. Д. 32. Л. 51]. После таких заявлений продолжать карьеру ученого в советском обществе было очень непросто.
Тяжелое материальное положение, профессиональная дезориентация толкали многих ученых на мысли о переезде, где, возможно, будет проще приспособиться, найти свое место. Заявил о своем желании перейти на службу в г. Ленинград и профессор Б.П. Кротов. Кафедра геологии, наряду с другими кафедрами Казанского университета, испытывала сложности с профессорско-преподавательскими кадрами. Профессору предложили остаться, предоставили ряд льготных условий, в ответ на них ученый выдвинул свои «пожелания» [5. Д. 795. Л. 112]. Прекрасно осознавая, что его требования невыполнимы, профессор все-таки их предъявил. По сути, каждый пункт требований профессора -это социальные и профессиональные проблемы, испытываемые всеми научными работниками вузов Казани. Но в такой форме высказывать свое мнение было опасно. Б.П. Кротов не мог не понимать, что после таких заявлений он не сможет сохранить свое прежнее положение. Но вызов был сделан. Ученый в «Положениях в отношении условий службы в Казани» [5. Д. 795. Л. 111] прописал о своем желании иметь добавочную площадь к помещению минералогического кабинета для коллекций и для занятий студентов и еще одну комнату для практических занятий. Предлагал пополнить библиотеку новыми, в том числе и зарубежными изданиями, а лабораторию инструментами - о таких условиях службы в 1930-е гг. мечтали едва ли не все ученые. Почти программными стали пункты о сокращении числа лекций и занятий до приемлемого минимума. «Кричали» положения профессора и о социальных проблемах. Ученый требовал предоставления квартиры и оплаты за ее отопление, перевода на продовольственное снабжение по 1-й категории, увеличения заработной платы и санаторного лечения.
Далеко не всем бывшим «буржуазным» ученым удалось пройти путь профессиональной ресоциализации и сохранить место работы в вузе. Профессора Б.П. Кротова уволили с должности заведующего кафедрой со следующей мотивировкой: «Признать требования профессора Б.П. Кротова чрезвычайно преувеличенными, основанными на использовании затруднительного положения уни-
верситета в отношении отсутствия квалифицированных кадров. Отчислить профессора Б.П. Кротова от занимаемой должности. Довести до сведения Секцию научных работников и НКП РСФСР о поступке профессора Б.П. Кротова» [5. Д. 795. Л. 112]. Материалы дела передали в Секцию научных работников, на заседании которой обвинения в адрес профессора звучали как лозунги: «Нет более яркого примера рвачества, чем этот поступок - это должны знать все научные работники Казани и нашего Союза, это должны знать все трудящиеся. В нашем Советском Союзе люди науки - наукой не торгуют. Торговать наукой и собой это дело только тех научных работников, которые готовы служить капиталистическому строю» [5. Д. 795. Л. 110]. Заседание Секции научных работников вынесло решение исключить профессора П.Б. Кротова из состава организации. Позднее исключили профессора и из преподавательского состава Казанского университета.
Таким образом, научная интеллигенция применяла целый комплекс новых адаптивных практик. Используемые научной интеллигенцией практики адаптации способствовали формированию новой, гибридной идентичности.
Литература
1. Автухов А.Г. Организация и методика работы в высшей школе. М.: Учпедгиз, 1934. 168 с.
2. Дюков И.А. Казанский государственный университет им. В.И. Ульянова-Ленина в 19171946 гг. / под ред. К.П. Ситникова. Казань, 1947. 123 с.
3. Казанский университет конца двадцатых-тридцатых годов. Сороковые годы // Наука. 1990. № 2-4.
4. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. М., 1970. Т. 4.
598 с.
5. Национальный архив республики Татарстан. Р. 644. Оп. 1.
6. Национальный архив республики Татарстан. Р. 1337. Оп. 2.
7. Национальный архив республики Татарстан. Р. 1487. Оп. 1.
8. Национальный архив республики Татарстан. Р. 3682. Оп. 1.
9. Очерки истории Казанского университета / рук. авт. кол., сост. и отв. ред. И.П. Ермолаев. Казань: Изд-во Казан. ун-та , 2002. 378 с.
10. Центральный государственный архив историко-партийной документации. Р. 624. Оп. 1.
11. Чанборисов Ш.Х. Формирование советской университетской системы. М.: Высш. шк., 1988. 194 с.
ХАБИБРАХМАНОВА ОЛЬГА АРКАДЬЕВНА - кандидат исторических наук, заведующая кафедрой философии и гуманитарных дисциплин, Институт социальных и гуманитарных знаний, Россия, Казань (olgaah@yandex.ru).
O. KHABIBRAKHMANOVA
ADAPTATION PRACTICES OF SCIENTIFIC INTELLIGENTSIA OF TATARSTAN
IN 1920-1930
Key words: adaptation, scientific intelligentsia, socialization, identity, Soviet.
The article examines adaptation problems of Tatarstan scientific intelligentsia in 1920-1930. Studying adaptive practices of scientific intelligentsia is lead with the purpose of revealing social changes which involved post-revolutionary society and professorial corporation of Kazan. A historical-system approach in studying adaptive practices of scientific intelligentsia has allowed to reveal a degree of scientific intelligentsia participation in transformational processes.
On the basis of archival materials the article shows features of forming and using new adaptive practices of scientific intelligentsia. An uneasy way of scientists' resocialization in new conditions is shown. Especially sharply the scientists experienced the changes occurring in their professional sphere. As the basis of daily space was taken by science and teaching activity of scientists, it is in the professional environment that constructive changes were necessary with the purpose to adapt and try to keep former values and social practices. Embarking on the path of resocializa-
tion, scientists experienced both objective and subjective difficulties. Inventing new behavioral practices, scientists not only changed themselves but promoted the change of a social reality as well. The way of immense complexity in resocialization resulted in apathy among some scientists and in utter disregard to Soviet reality. A part of scientists adapted, another simply appeared to be deleted from a new social reality, having to say goodbye to their profession, to change their former residence.
Thus, as a result of new adaptive practices, used by the scientific intelligentsia in 19201930 there were serious social changes promoting emergence of a new, hybrid identity, no longer bourgeois, but not a Soviet scientist yet.
References
1. Avtukhov A.G. Organizatsiya i metodika raboty v vysshei shkole [The organization and technique of work in the higher school]. Moscow, 1934, 168 p.
2. Dyukov I.A. Kazanskii gosudarstvennyi universitet im. V.I. Ul'yanova-Lenina v 1917-1946 gg. [The Kazan state university him V.I.Uljanova-Lenina in 1917-1946]. Kazan, 1947, 123 p.
3. Kazanskii universitet kontsa dvadtsatykh-tridtsatykh godov. Sorokovye gody [The Kazan university of the end of the twentieth - thirtieth years. The fortieth years]. Science, 1990, no. 2-4.
4. KPSS v rezolyutsiyakh i resheniyakh s»ezdov, konferentsii i Plenumov TsK [The CPSU in resolutions and decisions of congresses, conferences and Plenums of a Central Committee]. Moscow, 1970. vol. 4, 598 p.
5. Natsional'nyi arkhiv respubliki Tatarstan. Fond 644. Opis'1 [The National Archives of the Tatar Republic. Archives 644. Anagraph 1].
6. Natsional'nyi arkhiv respubliki Tatarstan. Fond 1337. Opis'2 [The National Archives of the Tatar Republic.Archives 644. Anagraph 1].
7. Natsional'nyi arkhiv respubliki Tatarstan. Fond 1487. Opis'1 [The National Archives of the Tatar Republic. Archives 644. Anagraph 1].
8. Natsional'nyi arkhiv respubliki Tatarstan. Fond 3682. Opis'1 [The National Archives of the Tatar Republic. Archives 644. Anagraph 1].
9. Ermolaev I.P. Ocherki istorii Kazanskogo universiteta [Sketches of a history of the Kazan University]. Kazan, Kazan University Publ., 2002, 378 p.
10. Tsentral'nyi gosudarstvennyi arkhiv istoriko-partiinoi dokumentatsii. Fond 3682. Opis'1. [The central state archive of the historical-party documentation. Archives R-3682. Anagraph 1].
11. Chanborisov Sh.Kh. Formirovanie sovetskoi universitetskoi sistemy [Formation of the Soviet university system]. Moscow, 1988, 194 p.
KHABIBRAKHMANOVA OLGA - Candidate of Historical Sciences, Head of Philosophy and Humanities Department, Institute of Social and Humanitarian Knowledge, Russia, Kazan (olgaah@yandex.ru).
Ссылка на статью: Хабибрахманова О.А. Практики адаптации научной интеллигенции Татарстана в 1920-1930-х годах // Вестник Чувашского университета. - 2017. - № 1. - С. 147-152.
